Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Поменяв повязку на голове (ухо горело, но, «кажысь, хрящ прирос на место», как сказал доктор), осмотрев швы на переносице, перебинтовав заново руку, доктор, казалось, выполнил положенную процедуру. Сделав шаг назад, он посмотрел на Архипа. Скрутив губы дудочкой, потерев нос, врач пробурчал: «Н-да, уж», и пошел в угол кабинета, где стояли стол и шкафы, заваленные бутылочками, пузырьками, коробочками и коробками, и множеством (беспорядочно торчащих отовсюду) рекламных листовок известных фармацевтических фирм.

Он что-то помараковал у прозрачного «шкапчика» с лекарствами и никелированными банками, достал какой-то пузырек, набрал из него светло-зеленой жидкости в шприц, и предложил Архипу встать и приспустить штаны.

Архип повиновался, за что и получил укол.

– Ладно, – выдохнул доктор. – Нужно будет ещё прокапать. Идем в палату.

В девять притащился легавый.

– Где моё ружье? – сразу ему задал вопрос Архип, находясь в состоянии нового капанья кислого амина и капрона.

– В дежурной части, до выяснения обстоятельств, – ответил молодой милиционер.

– Вы мне какую-нибудь бумажку выпишите, что оно у вас. А то у меня могут начаться проблемы.

– Выпишем, выпишем. Всё выпишем. Проблемы у тебя уже начались.

– Не смеши, я не сделал ни одного выстрела, а нож в меня воткнули, – и Архип приподнял перемотанную руку. А потом разозлился и добавил: – Мы, что на «Ты» перешли?

– Виноват, – штампованно ответил дознаватель.

– Ещё как! – подтвердил Архип. – Показаний давать не буду – болен! После переговорим. И ружьё мое не потеряйте?

Милиционер был бессилен, что-либо сделать, хотя обозначил попытку, все-таки мирно (под протокол) побеседовать. Начал заходить издали.

– Слушай, голова кружиться, не соображаю – могу такого нагородить. Поймали наркоманов? – вставил Архип в паузу между его мягких вопросов.

– Одного поймали со сломанной челюстью.

– Кто такой?

– Седой, пожилой, в клетчатой рубахе, – зачем-то про рубаху сказал милиционер. – Был такой?

– Нет, – ответил Архип. – Кажется, не было. Там все молодые были.

А на душе просто расцветали сады – сломал, значит, челюсть! Это я его прикладом! Это хорошо! Значит, возможно, где-то в соседней палате лежит. Не один я маюсь! И тут же пришел вопрос:

– Мне бы посмотреть на него, в какой он палате?

– Он не здесь, он на рынке.

Ещё лучше! У Архипа, честно говоря, не было желания лежать с ним по соседству и, вообще, общаться с ментами.

– А как Ринат? Жив татарин? – вспомнил Архип.

Он почему-то был уверен, что Рината уже нашли. А как иначе? Ринат должен объявиться, а то, действительно, с оружием могут быть проблемы.

– У того всё нормально – отделался ссадинами. Дома. С похмелья болеет. Вкратце рассказал, что и как, но не всё. Так с чего всё началось? – не унимался оперуполномоченный.

Настроение ещё более улучшилось.

– Давай, дня через три – мне даже говорить больно – кровь горлом идет. Хорошо? Не обижайся, – Архип, от полученной информации, решил не хамить и не ссориться с властями. – Потом сам позвоню, и переговорим. Оставь свой телефон.

– Мы перешли на «Ты»? – улыбнувшись, спросил молоденький опер.

– Да, – однозначно ответил Архип.

Милиционер хмыкнул, достал свою визитку, накарябал на ней номер сотового телефона, и положил визитку на тумбочку возле Архипа.

– Вот – в любое время. Звони.

– Позвоню, – пообещал Архип.

– Ну, всё, выздоравливай, – милиционер поднялся.

Прежде, чем выйти за дверь, он оглянулся, посмотрел на Архипа, непроизвольно улыбаясь, и добавил:

– Да, круто они тебя.

– Ленту заклинило, – попытался пошутить Архип, намекая на пулемет, Анки-пулеметчицы, кто понимает.

– Какую ленту? – милиционер разворачивался, чтобы остаться.

– Иди уже, – махнул свободной от иглы, перевязанной рукой Архип, – позвоню.

– Понял! – сказал оперок и вышел.

– Чего? – спросил Архип у невольных, молчаливых слушателей – соседей по палате, остолбеневших от таких прелюдий к разговору, не поняв ни хрена, кроме того, что идет следствие, есть ружье, ножевая рана руки, кто-то ещё в больнице с поломанной челюстью, и какой-то татарин Ринат жив. – Чего застыли, милые? Семерых завалил, восьмой ушел. Сейчас на рынке с переломанным ебалом. Слышали? Наполните глаза свои надеждой. Вы меня всё равно не узнаете, встретив на улице, а я вас всех хорошо запомнил! Все-ех! Хорошо-о! – и после паузы добавил: – Шучу! Не переживайте. Всё, я – спать!

Закрыв щёлочки глаз, он прислонил замотанную голову к холодному железу кроватной спинки, проглотил кровь и растворился в своей усталости. Баю-бай!

В одиннадцать открылась дверь, и Покуль начал хохотать. Такого развороченного мусала он ещё не видел. Тем более, у Архипки. Он не мог остановиться и разбудил всех, кто спал в палате. Архип открыл глаза.

Юлька стояла рядом с Андреем, не веря своим глазам – она бы в жизни не узнала Архипа. Слезы навернулись сами собой.

– Не плач, Зайчонок, – сказал он ей, – иди сюда. А ты, урюк, прекрати ржать – больных напугаешь! – сказал он Покулю.

Покуль, вытирая глаза, ответил:

– Ну, прости-прости. Сам бы на себя посмотрел! – и снова стал ржать.

– Идиот, – сказал Архип Юльке, показывая на Андрюху. – Не обращай внимания. Телефон принесла?

– Да, заспешила Юля, вытаскивая из сумки всё, что принесла. – Вот, ещё постельное белье, халат, пижаму купила. Тут сок, вот морс. Тут курочку мама сварила. Вот ещё книгу…

– Блокнот и ручку не забыла?

– Забыла, – расстроилась Юлька.

– Я в низу куплю, – выручил её Покуль, потирая глаза, – сейчас вернусь, а то лопну.

И он быстро вышел из палаты.

– Я так испугалась, – Юлька боялась даже смотреть на разбитое, опухшее и посиневшее лицо Архипа, поэтому только гладила его ладонь и смотрела на перемотанную руку. – Больно?

– Ерунда, до свадьбы заживет, – обнадежил её Архип.

– У нас весь подъезд в крови. Старухи, когда я к тебе пошла, на меня так смотрели!..

– Покуль с тобой был?

– Да, он и привез меня.

– И что он им сказал?

– Кому?

– Старухам.

– А? Сказал, что с ними так же будет, если они не помоют стены.

– Узнаю брата Колю, – улыбнулся Архип (но его улыбка была похожа на раздавленную грузовиком банку сгущенки).

Он заметил, что Юля почти не смотрит на него.

– Не переживай, – Архип пожал Юлькину руку. – Пару дней – и я дома. Долго тут валяться не буду. Заживет.

– Нет, ты уж давай лечись. Я справлюсь.

– С чем? С хозяйством? С гусями и коровами? – Архи даже хотел засмеяться, но резкая боль в правом боку осадила его. – У-у, – простонал он и схватился за бок.

– Что? – Юлька с испугом посмотрела на него.

– Ничего – бок колит.

– Ты цел? Что там? – Юлька тихонько потрогала бок.

– Да, фигня – пару ребер сломали. Может три. Потом рентген сделаю – узнаю. Ерунда. Ребра – ерунда.

Юлька ему не поверила, и слезы опять заблестели в глазах.

– Тыс-с! – Архип приложил палец к губам. – Не реви. Всё нормально, Зайкин.

Покуль вернулся с блокнотом и ручкой.

– Вот, строчи, как по жбану получил. Одни растраты с тобой.

– Спасибо, жирный, – поблагодарил Архип, хотя Покуля трудно было заподозрить в жире.

– Пожалуйста, луноликий, – ответил Андрей и опять коротко хохотнул.

– Иди в жопу, – посоветовал Архип.

– Тебе сейчас, наверное, нельзя, – предположил Покуль. – Выздоравливай быстрее.

– Юль, впиши ему, а то мне вставать лень.

– Ну, прости-прости, – улыбался Андрюха. – тебе вредно шутить.

Они ещё потрепались обо всём и ни о чём, и пришла пора прощаться.

Юльке не хотелось уходить. Она так жалела Архипа! Но время подошло к процедурам, и их выгоняли из палаты две женщины, одна со шваброй, другая – со слушалкой на шее.

– Ну, всё – бегите, – Архип пожал Юлькину ладонь. Не грузись. Я позвоню.

Юля промокнула слезу и поднялась. Покуль легко хлопнул Архипа по ноге и предложил не ломаться.

– Спасибо, – ответил Архип. – Спасибо, что пришли.

– Нормально всё, Архип, – серьезно сказал Андрей. – Лечись. После посмеёмся.

– Это точно!

В проеме двери Юлька нежно помахала Архипу ручкой, грустно улыбнулась и заплакала. Вышла. Дверь закрылась. Сердце защемило. «Всё-таки хорошая она у меня!» – решил Архип и медленно, корячась встал, чтобы попытаться перестелить постель и переодеться в новую пижаму.

– Давай, я помогу, – сказала женщина со шваброй.

– Ничего, я сам переоденусь, – ответил Архип.

– Да нет, я про постель говорю, – пояснила женщина.

– А я про что? – не унимался Архип.

– Ц, – цыкнула женщина, улыбнулась и по-матерински добавила – вот, болтун!

– Вот черт! – Архип потянулся к тумбочке за телефоном, мешая нянечке застилать его постель.

– Не поняла? – нянечка выпрямилась.

Архип протиснулся межу ней и соседней кроватью, взял телефон.

– Про экзамен забыл спросить.

– Про какой экзамен? – опять не поняла нянечка.

– Извините, это я не Вам, – Архип искал в телефонной книге слово «Заяц».

– Слушаю, – тревожно сказала Юля, когда зазвонил телефон.

– Малыш, я забыл спросить, как сдала?

– Не знаю ещё, – у Юльки отлегло. – Сейчас съезжу, узнаю.

– Сразу мне отзвонись! – попросил Архип.

– Конечно. Не переживай, я думаю – всё нормально.

– Я тоже в этом уверен. Ну, всё – жду звонка. Целую.

– Я тебя тоже.

– Не грусти. Я тебя «Лю».

– Я тебя тоже.

Архип отключился.

Юлька улыбнулась. Он редко говорил такое. Почти, никогда. Но ни разу не проговорил это слово до конца. И так сойдет. Спасибо, поддержал.

Покуль увидел, что она улыбается.

– Что, он настаивает на ампутации?

– ….! – Юлька посмотрела на него с непониманием и укоризной.

– Шучу! Куда тебя?

– К Нархозу, если можно.

– Поехали, – Покль повернул ключ в замке зажигания чьей-то, взятой на время, желтой машины.

После процедур и обеда (мы говорим о времени, а не о том, как Архип с трудом всасывал какую-то жидкость, напоминающую уху, и мягкую котлету, в свой, воняющий кровью, рот) появился Вовуня с арбузом и беззубым Плисой.

– Ты бы ещё орешков покушунькать притащил! – вспомнил Архип шутку из «Городка», глядя на арбуз.

Кончилось всё тем, что они и сожрали сами арбуз, угостив соседей по палате.

А Плиса сказал, что найдет уродов, и те за все заплатят!

– Не надо, – попросил Архип. – После драчки чего кулаками махать. Я же с ружьем выбежал, так надо было стрелять. Правда, говорят, я одному челюсть сломал. Так что – квиты. Одно удивительно, – обратился он к Вове, – я не мог их свалить!

– Старый стал, наверное.

– Наверное, – сожалением произнес Архип. – А помнишь?… (Воспоминания на час, перебивая друг друга: кто кого, когда, как, при каких обстоятельствах и как точно, четко, резко, с разворота и с упором на последний удар,… гнусявым голосом).

С этими тоже поболтали много ни о чем.

И эти ушли.

И наступил тягучий вечер.

Архипу стало хуже. Тело болело. Голова была тяжелой. Слабость.

Врач переживал, почему не останавливается кровь. Нашпиговал задницу Архипа уколами. Воткнули ещё капельницу.

– Как, доктор? Буду жить? – Архип пытался сделать беззаботный вид, но с такой рожей вид был дурацким.

– Куда ты денешься?! – ответил врач. – Всё будет нормально.

– Спасибо.

– Поспи.

Проснулся, когда стемнело. Тоскливый желтый свет электрических ламп раздражал. Соседи играли в карты, смотрели маленький телевизор, читали. Капельница капала. Во рту ещё чувствовалась кровь, но уже заметно (гораздо!) меньше. «Проходит!» – порадовал сам себя Архип и почувствовал, что уже давно хочет в туалет. Нажал кнопку вызова. Пришла сестра.

– Что случилось?

– Можно выдернуть на время иглу, я в туалет хочу.

– Так сильно.

– Да.

– Может, потерпишь, чтобы всё прокапало? Немного осталось.

– Сколько это по времени.

– Минут ещё тридцать – сорок.

– Вряд ли.

– Хорошо, – сказала сестра и вытащила иглу, перекрыв капельницу. – Кровь ещё идет?

– Маленько есть, – Архип попытался встать, но тело оказалось чужим и слабым. Закружилась голова. – Ни хрена себе пельмень!

Сестра подержала его.

– Помочь?

– Нет уж, спасибо, сам справлюсь, – опираясь на спинки кроватей. Архип дотянул до двери туалета. Повернувшись к сестре, добавил: – Не подглядывать!

Сестра улыбнулась:

– Хорошо.

Архип увидел себя в зеркале. Да! Покуль прав, есть над чем посмеяться! Ещё больше захотелось «в туалет»!

Когда он увидел черную жидкость на дне унитаза и понял, что это его собственная, им же переваренная кровь, он добавил: «Мало смешного!» И побрел обратно, с гнусным ощущением внутри.

– Всё в порядке? – спросила его сестра, сделав ударение на слове «всё», когда он бледный, как снег, не смотря на зелёно-черные синяки под глазами и опухшую рожу с раздувшимся носом, появился снова в палате.

– Всё, – подтвердил Архип. – Только зеркало какие-то ужасы показывает.

– Ничего, всё заживет, будет, как новое, – успокоила его добрая женщина. – Ни такое бывало.

– Понимаю, – тихо сказал Архип, пытаясь поудобней устроится на своей кровати. – Что, ещё капать будем?

– Надо до конца прокапать, – как-то с сожалением ответила сестра.

– Ну, надо, так надо – прокапывайте, хоть до горла, – и он подставил руку.

Часа в два ночи он проснулся и почувствовал, что дышится легче – кровь уже не текла в пищевод. О, облегчение. А то, знаете, как уши глохнут, когда с закупоренным носом, приходится глотать свою кровь (и вонючую уху, вперемешку с больничной котлетой, и домашний морс, кстати говоря, с курицей, сваренной мамой). Слава Богу! А то пришлось бы завещание писать, как сказала врачиха. Настроение просветлело. Архип вдруг понял, что капельницы рядом (и внутри его) нет, видимо, убрали, когда он спал. А что Юлька не звонит?

Архип взял с тумбочки телефон. Семь пропущенных вызовов. Он не слышал звонков, поставив телефон на вибрацию. Но представил, как он (телефон) раздражал соседей, когда его (телефон) трясло на тумбочке. Но соседи, спасибо им за терпимость, промолчали и не расплющили его (телефон) об пол. Архип улыбнулся (в душе) – все вызовы от Юльки. Он набрал текст: «Прости, спал, не слышал. Утром позвоню, чтобы не будить соседей. Кровь перестала. Всё хорошо. Спи!» Он точно знал, что она не спит. Теперь – будет!

Ответ пришел: «60 баллов, зачислили!»

Молодчина, Заяц!

Положив телефон, он взял блокнот и ручку. Спать не хотелось. Голова, правда, гудела, но спать не хотелось. От нечего делать, бессвязно, он стал писать все, что пришло на ум: «Лом. Лоск. Люфт. Ваффэ. Люк. Глюк. Сон. Слон. Слоняра! Слюн. На!» и завершил всё это некорректно: «Фуйня!» Да, брат! Некрасиво! Да, вы – пессимист, батенька! А как же? (кто-то внутри больной башки затеял диалог). Потом всё стихло, Архип подумал и стал писать, уже более осознано и остервенело: «Идет всё на Х….» Зачеркнув букву «Х», он рядом подписал «Икс». О! Точно! Теперь буду всегда писать слово «Икс» вместо Х… – тоже ведь, на три буквы. И читатель не оскорбиться. Точно? Правильно!

Архипу понравилась эта идея, и он с ходу накидал:

 
Сосите Икс!
Что я ещё могу сказать?
Мне нечего оставить людям!
И нет охоты оставлять —
Сосите Икс!
– так лучше будет!
 

(Но чем заменишь слово «блядь»?)

Улыбнувшись самому себе на свою бесстыдную проделку, он сглотнул для контроля, и, не почувствовав вкус крови, наконец-то лег и растянулся на кровати, и быстро по-настоящему заснул.

Блокнот свалился на пол.

На следующий день оказалось, что ухо приросло, из носа выдернули окончательно вату, рука затянулась – всё пошло на поправку. «Как на собаке!» – довольно говорили сестры и нянечки. Правда, синяки под глазами были большие. Правда, болел бок и не давал ни вздохнуть, ни… кашлянуть. Правда, шнобиль был, как у негра – широкий и дырчатый. Правда, из переносицы торчали нитки. Но всё это было – чепуха! Чепуха! Процедуры ушли на задний план. Архип позвонил своему влиятельному другу, с которым он катался на корабле и стрелял по бутылкам из «Винчестера», и рассказал, что с ним произошло, попросив разузнать, что там с ружьём. Через пару часов ему сообщили, чтобы он не переживал, всё будет сделано, как надо. И он перестал переживать. Захотелось жрать и курить!

Когда врачи ушли домой, поздно вечером он вызвал тачку к больнице, свернул свои шмотки в пакет, попрощался с обитателями палаты и тихонько вышел за дверь.

Через секунду все-таки вернулся, приоткрыл дверь и, просунув распухшую голову в проем, сказал: «А я вас всё равно всех запомнил! Всех!» И весело, хоть и ни так быстро, как хотелось бы, Архип заковылял по сонной больнице к выходу – тачка ждала.

Пролетело лето

Наступила осень.

Юлька пошла учиться на свой психологический факультет и с жадностью впитывала знания. Архип чем мог, тем помогал ей, рассказывая всё больше про коммунистическую партию, с удивлением обнаружив, что Юлька (а значит и её поколение) ничего не знает про КПСС, а то, что ей известно – всё с ног на голову. Смешно.

Жили они по-прежнему вместе. А как теперь по-другому? Юлька две недели выхаживала Архипа, пока у него зарастали раны: принеси то, подай это… Она с готовностью помогала ему «встать на ноги», и ухаживала, как умела, даже, научилась хорошо готовить. Выходила.

Жизнь текла своим чередом.

Только Покуль всё требовал сдержать слово и написать про него, как про героя. И Архип честно пытался, но только бумагу изводил.

Вначале, он «одел» Покуля в солдатский зеленый бушлат без воротника, в старую цигейковую ушанку, запихал ему за пояс две немецкие гранаты и дал ППШ с запасным диском-магазином и отправил его по зимней дороге выполнять особо важное задание. Майор Фесик сказал: «Приказано выжить! Любой ценой!» Покуль понял приказ. На обратном пути, когда он уже добыл капсулу с микрофильмом бизнес плана, и возвращался обратно к своим, советская авиация разбомбила эшелон с беженцами. Немецкие дети, в количестве сорока восьми человек, встретились ему в лесном массиве недалеко от перехода к Нашим, у минного поля (между скалой и болотом), за которым были позиции своих. Отправляя по одному малышу вперед, старший сержант Покуль прошел-таки минное поле и вывел ещё троих ребят (две девочки и один мальчик) с собой. Правда, мальчика сильно посекло осколками, поэтому девочки несли его на самодельных носилках из веток орешника. А Покуль нес секретную капсулу производства «Privat films» и свой ППШ с двумя гранатами и запасным диском-магазином. Ему ни в коем случае нельзя было силы терять. Когда добрались до части, детей увели в НКВД, где их били. Фильм забрали и проявили, вечером просмотрели и вручили Покулю грамоту ВЦСПС (которых было много на полу в штабном блиндаже возле кухни) «За активность!». Обещали подготовить наградные документы. Но замполит, майор Фесик забухал, документы ушли куда-то не по назначению, и медаль он получил только в семидесятитрехлетнем возрасте, из рук военного комиссара Центрального района города «Н-ска», на закрытом совещании представителей малого бизнеса и комбинированных структур. Как оказалась там его медаль – темное дело. Но он её получил. Значит – герой!

Эта история Андрею не очень понравилась.

Пришлось писать другую.

Ближе к седьмому ноября, совмещая праздник и пиво, он сделал его командиром женского особого учебного батальона, который героически защищал Эрмитаж в октябре семнадцатого года. Покуль сыграл важную второстепенную роль в незаметном исчезновении Керенского и Юсупович (Кто это? Понятья не имею) из верхних залов Зимнего дворца. После, уже на окраине Стамбула, ему устно присвоили звание прапорщика и вручили поцарапанный Георгиевский малый крест. Осев в Париже в начале двадцатых, он всем показывал этот крестик, и его без билета пускали в кабаки. А когда грянул гром, и из-за туч прилетели немецко-фашистские захватчики, Андрей ушел в ополчение и провел в ополчении несколько лет. Однажды он вывел группу голландских школьников через минное поле к границе, где их поджидала неожиданность – кто-то их предал! И там все погибли кроме него, двух девочек и одного посеченного мальчика. Его после этой войны наградили сиреневой подвязкой (признак породистости) и присвоили ещё одно звание. И он получил пожизненную пенсию. Коротал эту пенсию и жизнь до шестьдесят шестого года, потом перестал их коротать и уехал на Острова, где и занялся дайвингом. Они были в двадцатке лучших в своей возрастной категории. Покулю вручили блестящий диплом.

Эта история ему тоже не понравилась.

Пришлось напрягать мозги и садить его в танки, самолеты, подводные лодки. Он воевал за наших, за ихних, за всех и всегда. Он был много раз ранен, один раз погиб, дважды ловил триппер, вывихнул ногу, а ближе к Новому году, морщась от презрения к самому себе, перевел бабушку через дорогу. Про минные поля я уж умолчу – он гулял по ним, как по Бульвару, с сигареткой в краешке губы и баночкой «Джин тоника» в левой, немного раненой, руке. Тело его было покрыто мелкими шрамами – это очень нравилось женщинам, которых у него к тому времени было уже немножко много. (Каждой из них он посвящал один и тот же стих:

 
«Не начинай опять напрасно, бестолково
Мычать – кому какое дело?
Ведь ты родилась не коровой,
И у тебя такое тело!»)
 

Бабам это нравилось.

Но ничего ему не нравилось. Привередливый конь!

И тогда Архип оставил его на потом, до времени засекретив с надежной легендой.

Покуль согласился на это, перешел в режим ожидания и устроился на работу.

Архип, от нечего делать и отсутствия материальной базы, засел за годовые отчеты надежных, проверенных фирм и предпринимателей, и проваландался с эти практически до конца февраля. Потом, получив деньги, побухал немного, вспомнил, что давно ничего не писал и стал тренироваться на мелких рассказах, пополняя свои старые записи, и кое-что нацарапал для книги.