Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Юля внимательно смотрела на него. Сонливость её, как рукой сняло. Казалось, что она понимает Архипа, хотя чего она может там понимать в её-то восемнадцать лет с мозгами официантки, которая уже неделю как на работу забила. Но ему, всё рано, хорошо было – поговорил, как Робинзон Крузо со своим попугаем, спустил пары, увидел в глазах её интерес – значит, он на правильном пути, стоит дальше печатать.

Архип отключил компьютер. Встал. Наклонился, к молчащей до сих пор, Юле, легонько оперся на её коленки и, глядя ей прямо в глаза, спросил:

– Может, пойдем, позавтракаем чего-нибудь?

– Пойдем, – очнулась Юля.

Архип отпустил её ножки, выпрямился, подал ей руку, помогая подняться, улыбнулся, спросил:

– Чего ты загрузился, Зайчонок?

– Думаю, о том, что ты сказал.

– Про болота?

– Про жизнь. Про жизнь, как на болоте.

– Зацепило?

– Не знаю.

– Ладно, не грузись, покушкаем, и сразу станет хорошо. Солнышко встанет, ещё, мож чё – тогда точно станет хорошо, – Архип пропустил её вперед, взял позади за плечи и, как бы, стал толкать её по направлению к кухне, издавая звуки старинного паровоза.

Юля, не сопротивляясь, двигалась в направлении кухни, шлепая босыми ногами по чистому полу, и не упиралась.

В зависимости от настроения, погоды, времени года и суток, многих других непонятных факторов, Архип «шлепал», как он выражался, сразу несколько книжек. Три или четыре. Чтобы не погружаться до сумасшествия в воспоминания, Архип выдумывал другие повествования, сочинял смешные стишки или рассказики, записывал свои выдумки и «сбрасывал» их в разные папки, – пригодятся. В лирическом настроении, он писал рассказ об астраханской девушке, которая хотела много денег и жениха-недатёпу, как все девочки (рассказ, честно говоря, слабый и склизкий, но так он оттачивал стиль общения с девушками, не давая им легковесных обещаний). В героическом настрое, он вытаскивал людей из болот. В сумрачном пребывании духа, он вспоминал дела давно минувших дней и ушедших из жизни постышевских товарищей. Бывало, вычитав или услышав по телевидению интересную мысль, он продолжал её в своих коротких «Эссе» в свойственном ему наглом и безалаберном стиле. Иногда он писал на заданную тему – знакомым студентам для КВН или знакомым предпринимателям для рекламы их услуг или продукции. Одному знакомому кинолюбителю он помогал набросками сценариев и монтажом его слабеньких «лент». Но всё это было лишь хобби. И не приносило доход. «А кушать хочется всегда!» – так, кажется, говорят те, кто, умыкнув немного денег, оправдывают свой поступок, стараясь выглядеть хоть как-то достойно. Архип с детства не любил торгашей и барыг разного пошиба, всяких там, фарцовщиков, дилеров, брокеров, представителей, квакеров, шмакеров, гопников и прочую шелуху. Однако за последние десять-двенадцать лет, именно эта братия поднялась, разбогатела и, те, кто выжил в девяностые, стали богатыми, уважаемыми людьми. А молодежь, чей переходный возраст попал на перестройку, и чья зрелая, осознанная юность протекала во времена расцвета предпринимательства, другого и не представляет, как иначе устроить свои дела по жизни. Социализм остался в прожитом столетии, точнее даже, – в ушедшем тысячелетии. Необходимо было принять и подстроится под существование вещей, под новый, совсем другой мир – мир оборота бешеных денег и жлобских отношений. Вот поэтому Архип каждый год где-то учился, чего-то заканчивал, был в курсе событий и принимал в них не последнее участие, хоть и не очень-то ему это нравилось. Тем не менее, финансовая независимость – это великое дело. Если раньше, при социализме, было множество не решаемых проблем с дефицитом: того нет, этого нет, на машины – очередь, на квартиры – очередь, это нельзя, за это – посадят, тут нужна справка, там нужно отчитаться и приложить копии и пыр-пыр-пыр. То сегодня проблема одна – деньги. И решив её – решаются все остальные. А это легче, если конечно, не бухать, не жаловаться, как раньше было хорошо, не сидеть сиднем на лавочке, попивая водочку и закусывая зелеными сибирскими грушами, что, в сущности, одно и тоже со словом «бухать», а шевелиться маленько, крутиться, думать мозгами. Вот он и крутился, сообразно своим представлениям о действительности, вращался в кругу людей, на сколько позволяло его образование, опыт работы и гибкость непростого цыганятского (назовем так) ума, – зарабатывал свои деньги, свою независимость. Ещё бы в казино не ходил – цены бы ему не было. А в казино он уже давно не ходил – подружка появилась, есть, как время проводить. Но финансовый вопрос давил и поджимал, пришлось выходить на тропу войны с нуждою. И он откапал свой «боевой топор» в виде старого черного чернильного «Паркера», подаренного ему ещё в институте, группой надежных стройотрядовских товарищей: «Сарым накичку!»

Ко многим молодым, ленивым, небольшим, так сказать, торговым фирмам пришла пора готовить и сдавать полугодовой финансовый отчет. У Архипа было несколько стабильных, надежных фирм, с которыми он постоянно сотрудничал. А у этих фирм был Архип, поэтому они не очень-то тратились на бухгалтеров, надеясь на Архипа. Он знал их слабости, они – его. Всё было в ёлочку и всем подходило. Небольшие, но всё же финансовые ручейки потекли, сливаясь в потоки, стекаясь в Архипкин «Океан».

– Пусть, я на дне, пусть, я ниже всех, – любил рассуждать Архип, – но придет время, и забурлят высыхающие реки, наполняя мой Океан. Океан – он потому и велик, что находится ниже всех, и все и всё в него втекает!

– Даже, дерьмо! – подначивали друзья.

– Да, даже дерьмо! – гордо отвечал Архип. – Но Оно остается на поверхности, сверху, для желающих видеть его – для таких, как вы, бестолочей. Если надо, его вылавливает «Грин Пис», пытаясь очистить мутные воды. А россыпи золотого песка и изумительных самоцветов оседают на дне и теряются в непостижимых моих глубинах!

И Архип делал загадочное, театральное движение рукой, показывая этим, как много тайн хранят его глубины и как бесценно его дно.

Летом, правда, «реки» не очень-то и бурлили – вот после Нового года – да! Они бурлят, так бурлят. Или перед первым апрелем, когда предприниматели без образования юридического лица, вдруг вспоминают о его существовании, – тоже несутся. Летом, чаще мышковать приглашают на разовых сделках с возможностью отката по линии государственных или международных (учитывая близость Монголии, Китая и Японии) контрактах поставки всякого дерьма на нужды чёрти-чего, о чем нам с Вами знать не обязательно. Если же нет – то небольшая трата времени за полугодовыми отчетами, и через недельку-другую, можно продолжать бездельничать. Всё-таки хорошее нынче время – за тунеядство не привлекают! Родиться бы Принцем Монако – вообще бы было зашибись, и мухоморить не надо! Катайся на доске по волнам, играй в Поло, посещай вечеринки, меняй звездных подруг, прожигай жизнь в неге и удовольствиях, – о чём неоднократно сетовал Артурка Шопенгауэр, – и слава тебе и почет, и каждый день твоё фото в жёлтенькой прессе и на первой странице «Таймс». Увы! У Лепрозория Принцы не рождаются, тем более, не живут! Вот и приходится создавать свои придуманные миры, купаться или валяться на дне своих виртуальных Океанов, развлекаться с официантками, пить дешёвое пиво, нуждаться в средствах и не представлять, что тебя ждет завтра. А «Жизнь течет меж пальчиков паутинкой тонкою!» Но нет безвыходных положений. Паниковать не надо, и все будет – Олу Ридэ!

– Ну, что – может, на Байкал махнем? – сказал Архип, вынимая из кармана хорошую, согнутую пополам, пачку весомых купюр. – Хорош париться в городе! Пора ехать в сказочный мир моих грёз. Ты увидишь там чудеса, а я исполню все твои фантазии. Там сказка, не поверишь!

– Верю.

Юля красила ногти.

Прошло три недели, она уже обжилась у Архипа. Даже купила лак для ногтей и перетащила сумку со своими вещами, телевизор, альбом с фотографиями, и её массажка лежала на трюмо… и много чего ещё.

– Не понял!? – вымолвил Архип.

Юля улыбнулась.

– Здорово!

– Что, здорово?

– Поехали, – пояснила Юля, – с удовольствием.

Ей уже самой надоело в пыльном городе, особенно, когда Архип был занят своими делами. Дома душно, на улице жарко, идти некуда, а без него и не хотелось, чтобы ни стал потом спрашивать, где была, кого видела, – приходилось торчать дома и пялиться в телевизор или играть в компьютерные игры. А это, так уже достало! А тут – на Байкал! На природу! С ним, вдвоем – здорово! Она, похоже, уже любила его.

Юлька перестала красить ногти.

– Тогда, я звоню друзьям – узнаю, есть ли места на базе? – Архип искал номер в записной книжке телефона.

– Хорошо, – Юлька пожала плечами – ей-то всё равно. И продолжила красить оставшиеся ногти.

Архип, с телефоном у уха, свалил в «свою» комнату переодеваться и договариваться насчет базы.

– Всё Олэ Риде! – объявил Архип, выходя из комнаты. – Нас ждут. До упора. Пока не приедем. Двухместный домик и ужин на двоих уже заказан. Собирайся, едем на Малое Море.

– А как мы туда доберемся? – Юля спросила, чисто из любопытства.

– На машине, как ещё?

– На какой машине?

– На моей машине.

– У тебя есть машина? – для Юльки это была новость.

– Есть, конечно, – ответил Архип с видом, типа само собой.

На самом деле, до сегодняшнего дня, у него практически не было машины – он её заложил одному парню, когда проиграл в казино крупную сумму. Её и гараж, в котором она стояла. Это было ещё зимой. И Архип, честно говоря, уже с ней попрощался. Однако выяснилось, что есть возможность выкупить обратно залог, если новый хозяин залога согласится. Оказалось, что новым хозяином, по счастливому стечению обстоятельств, оказался Сашка Войнич, который теперь стал президентом (или руководителем) федерации У-Шу, торговал лесом, и мог себе позволить выкупать долги таких долбаёбов, как Архип, не знающих меры за рулеткой. Саня, после Армии, конкретно занялся восточными единоборствами и вырос до вершин руководителя федерации (оказалось, что и его фамилия-то его Воинов). Он и раньше был парень не дохлый, честно сказать, а с его-то бандитским характером, когда, если драться – то драться, а не в пещеру орать, получив двухлетнюю подготовку морского пехотинца, он быстро овладел навыками размазывания противников по татами, образно говоря, не взирая на цвет их поясов, и ещё, видимо, в нем пробудился талант учителя – дядюшки Цзынь. Потом Санёк поднялся с лесом, обурел, как говорил Шура Балаганов, покрупнел (чтобы не обидеть), снова женился, и вот, они пересеклись с Архипом. Архип, как по заказу, бабок где-то срубил, рассчитался, Санёк не накручивал цену – сошлись полюбовно, по-корефански, имея общее прошлое, общих друзей и обоюдную выгоду.

Архип загнал своего Коня (так он называл свой любимый джип «Форд Бронко-2») в сервиз, чтобы поменяли масло, прошприцевали, подкачали колеса, проверили всё, что можно было быстро проверить, и позвонили, отрапортовав, что всё ништяк. Так и получилось – всё ништяк, «Бронхит» на ходу. Осталось – его забрать, протереть стекла, заправить, накупить пива в дорогу и всякой мелочи, типа пожрать, и порадоваться, что они с Конягой снова вместе!

Но Юля об этом и представления не имела, поэтому удивилась.

Архип не стал рассказывать историю с залогом – зачем ей это? Есть машина – и ладно.

– Собирайся, – предложил Архип. – Пойду, пригоню Коня. Я тебя сейчас с таким монстром познакомлю! Коняга – будь здоров. Сто восемьдесят пять лошадей!

Для Юли это ни о чем не говорило, но, судя по настроению Архипа, там было что-то очень интересное и очень важное для него. Поэтому, чтобы поддержать любимого (а ей уже, действительно, казалось, что он её любимый), она ответила: «Я мигом!»

Услышав это слово, Архип на секунду задумался: «Мигом» – от слова: «миг» – в смысле, мгновенье, или, от: «МИГ» – в смысле, истребитель? И то, и другое означало – быстро. Такие мелочи его тормозили, не зависимо от него самого – он привык. Услышал, промотал в башке, представил, как она, отогнув назад руки-крылья, улетела в ту комнату переодеваться, сравнил с другими образами, нашел свой ответ, и… расслабился, если образы и ответ совпадали с его представлениями. В данном случае – дважды совпадали.

– Давай мигом, – согласился он, – я – за санями.

Скрипнули и защелкнулись двери.

Дорога на Малое Море начинается сразу же от супермаркета

Какого? Любого. В какой-то Вы все равно заезжаете затовариваться, и лишь после этого, кое-что, тем не менее, забыв купить, стартуете в сторону Байкала, обещав всё забытое купить в Баяндае.

– Ну, с Богом! – произнес Архип, посмотрел на часы, на щиток приборов, в зеркало заднего вида, в боковые зеркала, оценивая ширину просмотра, на Юльку, на Небо, мелко трижды перекрестился и повернул ключ зажигания.

Машина, почти не слышно, завелась, стрелки приборов прыгнули вверх.

Юлька сидела справа в коротком легком летнем сарафане с небольшой запотевшей бутылкой «пепси» в руках. Ножки красиво были сжаты вместе.

Архип выжал сцепление, переключил рычаг скоростей на «первую», быстренько потрогал левую Юлькину грудь, улыбнулся и подмигнул в ответ на её удивленный поворот головы, медленно отпустил педаль, и серебристо-черный красавец «Бронко» нехотя пополз на дорогу.

После «ГАИшного» КПП дорога потянула в гору. С обеих сторон стояли высокие сосны, освещенные полуденным, высоким солнцем. Всё, город остался позади, настроение значительно улучшилось, впереди их ждал Байкал, несколько дней отдыха и, наверняка, приключения – без приключений на Байкале (и у Архипа) не бывает.

Архип открыл окно, закурил.

Юлька порылась в бардачке, отыскала какую-то кассету, негромко, чисто фоном, поставила дорожную песню, поудобней откинулась вместе с сиденьем назад.

– Хорошая машина, – произнесла она, чувствуя, что Архип этого давно ждет.

– Ни то слово! – тут же согласился Архип. – Сто восемьдесят пять лошадей, а весу – тонна. Как у «Волги». Прикинь! Корпус пластиковый – легкий. Зато внизу – броня. Защита, листы-тройка и на коробке, и на бензобаке, и под движком. Железнодорожный вагон! Как неваляшка – вся тяжесть внизу, дорогу держит – за милый мой. И по лесу не страшно шарахаться – не пробьешь. Я ему ещё кингурен на «Эталоне» сварил – вообще, только сосны разлетаются. Коробка механическая, четыре ВэДэ, передок, как на «Уазике» на колёсах включается, но только одним щелчком, а ни как на наших, где крутить надо. Движок Вэ-образный, впрыск, а гедрач-то какой, гляди, одним пальцем рулить можно! – и Архип порулил одним пальцем.

Он с упоением рассказывал то, что Юльку особо не интересовало. Но она слушала – что делать? Пусть похвастается, видно же, что давно за рулем не сидел – три недели минимум. Она улыбнулась и надела солнцезащитные очки.

– Зверь, а не машина! – продолжал Архип, обгоняя грязные «Жигули». – Мы тут как-то зимой с Олежкой Шемякиным на охоту поехали на нем. Мороз – градусов сорок, сорок пять. Нас понесла нелегкая. Но надо было лицензию закрывать – срок кончался. Поперли мы в тайгу. По зимнику. Далеко урыли. До ближайшей трассы километров двадцать. Речку переехали, погоняли вдоль пригорков, ничего не нашли, и ближе к вечеру обратно. А когда речку переезжали, я помню, что за ней такая, типа яма или ниша была, а обратно едем – ниши нет. Может не та дорога? Нет – вроде та. Речка – та. След, вроде, наш – других-то никого нет. Правда, след поземкой припорошило, но след виден. Подъезжаем к речке, и, вдруг, – На! Морда в эту яму, аж по самое лобовое! Пока мы катались, морозом из-подо льда воду выдавило и затопило нишу. А яма приличная! Сверху ледок затянулся, и его поземкой припорошило – не поймешь, что там яма, не видно. Вот мы и урылись в яму. Хорошо, что ещё медленно шли. Я вылажу, сую руки в воду, чтобы передок включить, вода холодная, бляха, – как огонь обжигает, включаю. «Ну, – говорю Олегу, – молись! С первого толчка не выскачет, шлифанет – всё, труба! До лета, как памятник стоять будет!» А перспектива тащиться двадцать километров за лесовозами на тракт – не катит. Холод собачий. Да и ни один лесовоз не пойдет по реке, чтобы нас тянуть – лед может не выдержать. К тому же крюк – двадцать туда, двадцать обратно. Хреновая, одним словом, перспектива. Я за руль, Олежка толкает сбоку. Заднюю врубил, как – не знаю, но с полпинка вырвали машину из ямы. Правда, пришлось потом по другой дороге объезжать, тоже крюк не малый, но это уже чепуха. Главное – вырвали! Не подвел «Бронхит»!

Архип ласково погладил по приборному щитку, промурлыкав: «Знает папку, не подводит!»

Юлька улыбнулась. «Да он совсем ещё мальчишка, – подумала она. – Ещё в машинки играет».

Дорога пошла вдоль хомутовской степи, расположенной справа, и небольшими пригорками, стоящими по левую сторону дороги.

– А здесь мы весной раньше на уток охотились, – продолжал Архип, кивнув вправо. – Снег тает, лужи разливаются, утки на проталинах кормятся. Много бывает. Прямо из окна стреляли. Они машин не бояться. Подъедешь, откроешь окно, «Хлабысь» – готова! Доставать, только, не удобно – грязина, липкая и глубокая. В болотниках не всегда пройдешь. Сейчас уже так не поохотишься – машин много, запрещено.

Архип вздохнул, вспоминая.

– А вон там, на пригорке, – Архип показал на, круто восходящую слева, лесистую горку, – мы однажды двух зайцев видели. С сынишкой ехали, маленький он ещё тогда был – лет пять, наверное. Смотрю, зайцы скачут. Так же – весной. Мех у них ещё белый и на склоне горы, как на ладони – мишень, другого ни надо. Я с ружьем. Мы, по-моему, уже успели утку подстрелить, ну, не важно, короче – я с ружьем. Первая реакция – бить! Но тут я подумал: «Красивые такие, маленькие, скачут себе куда-то, зиму только-только пережили, не погибли, ещё шёрстку не поменяли, а я их сейчас, как в тире – «бах, бах!» Сынишка рядом, он ещё маленький, увидит – что подумает? Скажет, батя урод, про зайчиков сказки читает, а тут, как последняя сволочь, расстрелял двух несчастных зайчат». Да и не в этом дело, хотя это тоже многое значит – просто жалко мне их стало. Посмотрели мы на них с сыном и поехали дальше. А зайчата по своим делам прыг-прыг.

Архип закурил. Некоторое время молчал, пока справа у дороги не показались «кукурузники».

– Во! Вот здесь, Юлька, я с парашюта прыгал, – он показал на взлетное поле, на три ряда самолетов и вертолетов по правую сторону дороги.

Самолеты, как кузнечики, красиво стояли в ожидании Неба.

– Красиво смотрятся?

– Красиво, – согласилась Юля.

– Мне, почему-то всё время, как мимо проезжаю, приходит в голову мысль: а чего бы их ни покрасить в яркие цвета? В горошек, допустим, в клеточку, в «Микки Маусов». Прикинь, как классно бы было! А то стоят запыленные, зеленые-синие, а так бы были розово – желтые, оранжево-бирюзовые, красно-черные с мышатами по всему борту. Классно?

– Классно, классно, – согласилась она. – Выдумщик ты.

– Выдумщик – не то слово. Я тут навыдумывал, когда мимо ездил, как можно новое развлечение для экстрималов сделать. Вот смотри: здесь постоянно прыгают с парашюта, прямо на это поле. Прыжок – четыре сотни. Вызываем экстрималов и говорим: «Прыжок – штука, потому что…» А вот тут уже объяснять надо: «В крайнем доме, в соседней деревне, живет ебанутый дядя Гоша, предположим, который ненавидит парашютистов, потому что над его хатой самолеты по воскресениям достали летать! Дядя Гоша что делает? Он каждую ночь, пробирается на посадочное поле и вбивает огромный полуметровый железный штырь в землю. Парашютист, если на него наткнется, – насквозьняк! Все об этом знают, поэтому – это экстрим. Дядя Гоша, каждую ночь меняет местоположения штыря. А из-за травы его не видно. Но все знают, что штырь где-то есть». Цены резко возрастают, экстрималы валял валом. Иногда, говорят, что кого-то проткнуло, но это все фуфло – никого ещё ни разу не проткнуло, потому что ебанутый дядя Гоша – это рекламный трюк! Миф! – Архип посмотрел на Юльку хитрыми глазами. – Как? Круто?!

– Ты у психиатра, когда последний раз был? – засмеялась Юлька.

– Чего бы ты понимала? – не обидевшись, ответил Архип. – Для хорошего экстримала лишний штырь в жопе – не лишний. Видела по телику? – они специально себе болевые ощущения устраивают, врезаясь, падая, подставляя руки под укусы. Идиоты!

Архип на минутку отвлекся, обгоняя ещё пару машин.

– Я здесь первый раз с парашюта прыгал, и сразу – в затяжном. Прикинь, первый раз – и сразу в затяг! А? – Архип махнул рукой. – Хотя, куда тебе….

– Конечно, куда мне? – перебила Юлька. – На штырь-то не нарвался?

Архип засмеялся.

– Нет, не нарвался. Пронесло. А ты – язва.

Он хотел потрепать её по голове, но она отклонила голову.

– И сильно пронесло? – продолжала подначивать Юлька.

– Ты у кого таким гадостям-то научилась, дочка…

Архип успел прикрыться ладонью, чтобы не получить несколько шлепков по голове.

– Я тебе покажу, – дочка!

– Понял, понял я – виноват…. – успел сказать он. – Не отвлекайте водителя, дамочка.

– Ну, не называй меня, пожалуйста, дочкой!

– Ну, прости, прости, прости – забыл, – Архип скорчил виноватую рожицу. – Прости, Зайчонок, больше не буду.

– Другое дело. Рассказывай про парашюты.

– Тебе интересно?

– Интересно.

– Врешь?

– Нет. Правда, интересно.

– Сама-то прыгала?

– Я что – больная, что ли?

– Больных не пускают прыгать.

– Не прыгала. И не собираюсь.

– Как сказать? Не зарекайся. Я тоже не собирался. А прыгнул.

– Сравнил.

– Ты, почему такая злая-то сегодня? Тебе не нравится, что мы едем отдыхать.

– Я не злая, – Юлька сняла солнцезащитные очки, повернулась к Архипу, приподнялась и поцеловала его в щеку, – просто, мне не нравится, когда ты меня дочкой называешь. Папаша, тоже мне. Извини, что перебила. Расскажи про прыжки, я больше не буду.

И она скорчила такую же рожицу, как он минутой назад.

– Вот чучундра! – Архип покачал головой, подняв брови и глаза к небесам. Потом улыбнулся и хмыкнул. – Понарожают же?!

– Ну, пожаааааалуйста! – она походила на маленькую девочку, которая просит у мамы в магазине нечто в яркой обвертке, не понимая, что это так теперь упаковывают презервативы.

– Хорошо, слушай! – Архип сделал лицо, как будто хотел поведать страшную тайну. – Дело как было: идем мы, значит, – я, Зёга, Руба, Кенар, Бардас, Зевельд, Вильдан, Сорока старший, Сорока младший….

– У-у, – она шлепнула его ладошкой по плечу, – правда, не прикалывайся. Ну, расскажи.

Архип сделал музыку ещё тише, что бы та только шёпотом шла из динамиков.

Потер пальцами левой руки лоб над бровями.

Опять закурил, явно, вспоминая что-то.

– С Пахой Скороходовым мы здесь прыгали, Царствие ему Небесное.

Юля повернулась к Архипу:

– Он разбился?

– Разбился, но не здесь. Что за фигня? Про кого не начни рассказывать – почти все покойники! Ну, ладно, вспомнили Паху, приедем – помянем.

Архип сбил пепел в окно. Но пепел залетел в салон. Не обращая на это внимание, Архип продолжил:

– Все его Сёмой звали. Он был на десять лет меня моложе, но он был руководитель одного приличного холдинга, а я при нем исполнял обязанности финансового директора. Но дело не в этом. Дело в том, что так называемая корпоративная культура, которая в этом холдинге была более чем развита, потому что пацаны были все молодые, получили современное образование, продвинутые и креативные и прочая фигня, а значит, на всю катушку пользовались приемами американских психологов, и устраивали всякие корпоративные вечеринки, выезды, учебы, семинары, соревнования и состязания, и прочее, прочее, прочая. Хуетень! Сейчас так модно. Так вот, эта самая корпоративная долбанная культура, загнала нас человек тридцать ранним октябрьским, но теплым, утром на этот аэродром. Типа, надо прыгнуть всем, чтобы «наше братство» ещё более окрепло. Ну, пацаны продвинутые-сдвинутые – денег море, спортивные все, тачки крутые, яркие бабы, всё в жизни получается, деньги в Швейцарских банках…. Им делать-то нехер было, вот и прыгали…. Допрыгались. Ну, ладно… Сёма меня до этого ещё спрашивает:

– Поедешь прыгать?

– Поеду, конечно, – отвечаю я, чтобы он не думал, что его финансовый директор лох какой-то. Я прыгать, честно говоря, не хотел.

– Отлично! – говорит он. – Ты уже прыгал с парашюта?

– Прыгал, – отвечаю (вру) я. – А ты?

– Я тоже один раз прыгал.

Они пару недель назад ездили, прыгнули разок небольшой компанией, и их зацепило – решили всех спустить с самолета.

У нас Сёмой какое-то негласное соревнование всё время было. Если я что-то делаю лучше, он прёт, как бык, чтобы обогнать и перегнать. В караоке, допустим, по пьянке, я спел на сто баллов, Сёма глотку порвет, но дважды споет на сто баллов. И так у него с каждым, я подозреваю, было. После, уже на учебе на этих долбанных финансовых бакалавров, я узнал, что у них это заточка такая: «Я – лидер!» Лидер должен быть лидером во всём! Вот Сёма и гнал по полной программе, обгонял всех. Воплощал в жизнь полученные знания и мотивации долбанные, эти американские продвинутые подходы к руководству. Эх, Сёма, Сёма, прожил бы ещё лет, эдак, десять, понял бы, как всё это тогда выглядело глупо! Не лидером надо быть, а индивидуальностью. Эх, Паха, Паха!

Архип резко выкинул окурок в окно.

– Ну вот, приехали мы на эту поляну, – Архип махнул большим пальцем назад (поле они уже проскочили), – заплатили за прыжок, подписали всякие бумаги, нам выдали страховку, ну, всякая такая белиберда перед прыжком. Сёма говорит:

– А слабо в затяжном прыгнуть?

– Не, – говорю, – не слабо. Давай прыгнем.

Ещё человек десять согласилось на затяг. Такие же крутые прыгуны, как и Сёма, с одним прыжком в активе. Но команда подобралась отчаянная и безбашенная – всё надо попробовать. Давайте, попробуем.

Договорились с инструктором. Разрешил.

Разбили нас тройками, вручили парашюты, проинструктировали. Сидим, ждем своей очереди. Сема говорит:

– Давайте за кольцо не дергать. Пусть машинка сама парашют выбросит. Кто дернул – тот, типа, испугался. Летим до упора, пока парашют сам не раскроется. Согласны?

Это он так своих орлов проверял. Я тоже был один из его орлов.

– Согласны!

Я наврал Сёме, что раньше прыгал. Правда, я летал на параплане, то есть, представление, что такое полет у меня есть. Правда, чтобы меня снять с деревьев, пришлось четыре макушки у сосен спиливать – благо, стропы оказались на полтора метра короче стволов. Я тогда столько веток переломал, пока не повис на стропах в полуметре от земли. Короче, какой-то опыт у меня был, но это совсем другое. А вот с парашютом – там – да, тем более в затяжном варианте, да с самолета вниз…. Очко, сознаюсь, играет. А тут ещё Лёня, наш охранник, десантник, весом в сто двадцать килограмм, приземляется свой двадцать седьмой раз и ломает пяточную кость. Кипиш, Скорая Помощь, суета… Настроение вообще падает. Инструктор под запарку начинает наши мешки ещё раз проверять. Сёма там с ним что-то решает. По плану, нас должны поднять на тысячу шестьсот метров, мы прыгаем, а парашют раскрывается сам на километре о земли – так машинки поставлены. Если что-то ни так – срабатывает запасной парашют на четырехстах. Я смотрю на всю эту кашу и думаю: если уж такой большой мешок не сработает, то как же мне доверять этой маленькой сумочке, где лежит запаска? Но делать нечего – я уже назвался груздем.

Подходит наша очередь. Мы девять человек, – три тройки, – залазим в «кукурузник». Настроение пакостное, вообще. «Кукурузник» – консервная банка, весь трещит, ревет, трясется. Точно знаю, что если залезу, придется прыгать – обратно никого не везут, если надо – выкинут, фамилию не спросят. Но я лезу в самолет, потому что все лезут. Садимся. Руки трясутся. Закрыли дверь, пошли на полосу, на разгон.

Я сижу, думаю: какой же я идиот! Люди придумали эту тряпочку, как последнюю соломинку для спасения, и то, в ситуации, когда другого выбора нет. А я сам, добровольно, решил испытать судьбу – повисеть на этой тряпочке над землей в полутора километрах. Идиот – одно слово!

Тем временем, самолет уже оторвался от земли. Я во второй тройке, значит, прыгаю на втором круге. Сижу – волнуюсь. Все сидят волнуются – это видно по заострившимся рожам.

И тут, вдруг, поворачивается к нам пилот, который сидит за штурвалом в каких-то тапочках, в трико с растянутыми коленями, в тельняшке.

– О-па! Терешка?! Серега, здорово! – я обрадовался ему, как родному.

Он меня тоже сразу узнал, хоть и был я в шлеме. Мы с ним в одном дворе выросли. Он ещё до армии парашютным спортом увлекался, а как его в ВДВ забрали, так он больше с Небес не сходил. Говорили, что он на пилота выучился, но я его давно не видел, а тут – здрасти!

– Ты как здесь? – спрашивает меня Серега.

– Вот, – говорю, – решил прыгануть.

– В затяжном?

– В затяжном.

– А ты что, раньше уже прыгал? – не верит Терентий.

– Было дело, – вру я.

– Ну-ну, а что напряженный такой?

– А я всегда напряженный перед прыжком.

– Понял, – говори Сергей, а потом обращается ко всем: – Страшновато?

– Есть маленько, – отвечают все.

– Тогда держитесь, сейчас взбодримся!

Он как дернет штурвалом. Нас сначала к потолку прилепило, а потом мы жопами на железные сиденья опять с грохотом. Но, зато, в невесомости побывали, и это действительно взбодрило. Все засмеялись от напряжения, стали шутить, передразнивать друг друга. Только было очухались, как тут: «Туу – туу – туу»! Завопила зеленая лампочка. Этот звук у меня до сих пор в ушах стоит. В кошмарных снах приходит. Всё, пиздец, – на выход!

Открылась дверь. Первые трое встали. Инструктор ещё разок проверил, пристегнуты ли их карабины к тросу. Всё в порядке. «Первый, пошел!» – и хлопнул первого по плечу. Тот – пошел. А за ним, не останавливаясь, ещё двое. Пока самолет делал вираж, инструктор смотрел в открытый проем двери, потом сказал: «Все открылись!»

– Твою мать! – выругался я. – А что, бывает, не все открываются?

– Бывает, – ответил инструктор. – Вторая тройка, готовьсь.

Я был во второй вторым.

Встаем. Инструктор проверяет карабины. Начинает, ни с того ни сего, возится с моей машинкой у меня за спиной. Я спрашиваю:

– Всё нормально?

– Всё нормально, – отвечает он.

Но я уже на измене.

Тут Сёма тычет меня кулаком в ногу и подмигивает, дескать – не ссы!

– Первый, пошел!

Первый улетает, подхожу к проему я.

Проем меньше моего роста, да ещё этот шлем. Наклоняю голову: Мама мия! – в низу высота! Машинки маленькие, квадраты полей, речка, как ниточка. Всё это за долю секунды отпечатывается в памяти. А мне сейчас туда нужно будет шагнуть!

– Пошел! – хлопок по плечу.

– Фая, масо! – ору я и прыгаю в долговечность!

Архип от воспоминаний, почесал голову, достал сигарету, подкурил и смачно затянулся.

Юлька молчала.

Не глядя на неё, он продолжал:

– Поначалу меня просто колбасило – ни хрена не соображал, что происходит. Потом вдруг смотрю, хвост самолета надо мной уходит в даль светлую – я на спине. Вытягиваю руку – опа, перевернуло на живот. Подо мной деревни, дороги, машины, поля, речка-ниточка. Лечу на животе, ни хрена не соображая, только жду, когда машинка затрещит, чтобы парашют выплюнуть (нам на земле показывали, как она срабатывает – треск должен быть слышен). Долго не трещит. Я думаю, может сломалась? Может этот хер чего-то там напартачил – короче, мысли разные, много и все гадкие. Правой рукой держу кольцо. Кольцо, как говорят в фильмах, на самом деле не кольцо. Это я раньше думал, что кольцо – кольцо. Маленькое такое, один палец просунул и держишь. Как на связке от ключей. Ни хрена подобного – это, скорей, дверная ручка – здоровая такая алюминиевая железяка красного цвета, захочешь – не промахнешься, выдернешь! Лечу, держу кольцо, жду машинку, начинаю паниковать. Вдруг: «Тырррррррр – чмок!»