Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Понятно. Более-менее, теперь понятно, что вам просто делать было нечего. От безделья маялись. А тебя-то лично, что привлекало в этом? Судя по твоим книжкам, особо ты не напрягался. Тогда, что?

– Как что? Всё! Официально, я бы ответил так, типа: непокорность, самобытность, недовольство властями, возможность созерцать и быть художником, новизна течения, свобода (относительная, конечно, в нашем-то возрасте и месте жительства), в том числе, и секса. И не забудь, что я ещё отчасти и цыган. А бродить, бездельничать, наслаждаться закатами – это у нас у цыган, говорят, что в крови. Ну, пусть так будет, как пели «Битлы». Мне же это нравилось. Это уже потом, после и позже появились Панки-шманки, Рокеры-шмокеры, всякая чушь, – но это всё слабое подобие Хиппи. Хиппи первыми заявили о своих правах, как молодежь, не желающая тупо брести за своим правительством, которое гонит их на убой в Корею, Вьетнам и куда попало, решая свои имперские амбиции. Нас гнали в Афган. Нам (большинству из нас) не хотелось служить в Армии и жить по коммунистической схеме. Так что, дорогая, то, что сейчас нет коммунизма, считай, это заслуга хиппарей, которые в свое время бодались с красными активистами, воспитывали детей в своём свободном стиле, которые в начале девяностых, когда пришло время, вышли вместе с отцами и матерями к Белому Дому и остановили танки. Понятно? Я так полагаю, все известные люди, кому сейчас за сорок или около того, были когда-то хипарями. Вот такие, блин, дела, Зайчонок. Ну, я не утомил?

– Нет.

– Ну, и слава Богу! Пусть позже, но пришло к тебе просветление. Это тоже хорошо! Сейчас у многих ребят твоего поколения цель какая? Стать лучшими! Первыми! Побольше капусты срубить! А многие, у кого нет шансов для этого и фантазии, просто в тупую на игле сидят. Вот ты чего с сорокалетним мужиком живешь? Если сильно обобщить, то получается, потому что с ровесниками тебе либо скучно – они заняты «делами», им не до тебя, либо они наркоманы. И ты не одна такая. У моего одноклассника дочь вышла замуж за нашего ровесника. Он переживал сильно. Потом остыл, как твой папа. А что делать? Первых и лучших среди молодых парней пока ещё мало и у них уже есть жены и подруги. А остальным (я имею ввиду наркоманов) не до баб – им химию вкачивать по венам хочется. Так сказать, дельфинов под кожу запускать. Они не видят в реальном виде тех красок, которые видят в коматозном угаре! Кстати сказать, мы не стремились быть первыми и лучшими. Для нас был важнее коллектив. Точнее, стремились, но не в этом смысле. Мы хотели быть индивидуальными, особыми, неповторимыми, уникальными, что ли? В этом-то и разница: Первые меняют друг друга, догоняя, обгоняя, пожирая, а Уникальные – они остаются такими на веки. Коллектив уникальных людей. А разнообразие мира и состоит в том, что по соседству живут колибри и бегемоты, львы и ленивцы, трава и деревья. Было бы всё каменным и красным, наша Земля называлась бы Марс. А мы – марсианами, в серебристых обтягивающих костюмах с огромными глазами и без носа. Этого и добивались коммунисты. Вот! Красиво сказано?

Но это, Юлька, моя, так сказать, официальная версия – ты в неё не верь. На самом деле, нас просто привлекала яркая иностранная картинка, где можно ни хрена не делать, балдеть, как тогда говорили, и красиво одеваться. Подкрепленная «Генералами песчаных карьеров». (Фильм такой был – крутой в те времена). Никакой политики – всё, как в Сан-Франциско: девочки, секс и рок-н-ролл. Но сегодня примешать можно и политический подтекст, что я и сделал, чтобы и тебе (и себе) попытаться объяснить: «Кто такие хиппи?». Но это всё фигня – не верь. Понятно? Каждое поколение хипует по-своему. Кому «Хэви-Мэтал», кому «Рэп», кому «Диско», кому «Стэп». Ай, ладно, давай завяжем эту тему – это долго можно жевать. Что толку? Прошлое прошло. Кому это сейчас интересно?

– Мне интересно.

– Да ты что? Правда? Спасибо.

– Пожалуйста.

– Чего-то ещё желаете прослушать на политический манер?

– Не знаю. Потом, если что-то пожелаю, то спрошу.

– Хорошо. Спрашивайте. Мы завсегда рады нести искру агитпознания в темные массы. А пока ты думаешь, может, пойдем, прогуляемся? А то что-то у меня легкие давит, обкурился с утра. Надо продышаться.

– Давай, – согласилась Юля.

И они пошли шарахаться по берегу наполовину замерзшей Ангары, собирать прошлогодние хлысты засохшей травы для Икебаны, которой Юлька задумала украсить всё, уже почти не холостяцкое жилище Архипа (и своё теперь тоже).

Поперёк

Архип печатал свой очередной пасквиль, как называл его рассказики Покуль, и так укатался бутылочным пивом, что ему срочно требовалась пауза. Но паузы не было – слова цеплялись за слова, получалась забавная муть, и некогда было встать, проветриться, взбодриться. Так бывает – шлёпаешь, как оголтелый, пока приход от Музы есть.

Кран-смеситель

Каждый день, по несколько раз мы прикасаемся к нему.

– К кому, к нему? Их, как минимум, два в доме: один на кухне, другой в ванне.

– И какая разница к кому?

– Как какая разница? Один с душем, другой – без.

– Хорошо, давай договоримся, что тот, который с душем. К нему ведь тоже несколько раз прикасаемся в день.

– Ну, так-то да.

– Вот о нём и поговорим.

Кран-смеситель, хромированный спутник уюта, чистоты и помощник в помывке, в постирке, в подмывке, в подстирке, а, если нужно, то и блювотину смыть, или ванну набрать для детей.

– Хамло ты, Федя!

– Отвали, я в курс дела ввожу. Слухай сюда лучше.

Торчащий из кафельной стены хромированный слоник, с «глазками» в виде вентилей, с хоботом, как у обкуренной бабочки, которая освежается нектаром из цветоложа молодого гладификуса, с гофрированным шлангом, ползущим вверх по стене до первого гвоздя. А на конце этого шланга – душ. Хреновена такая, виде телефонной трубки, с тысячью дырками, из которых, если надо, бьют тонкие струйки, в зависимости от напора, острые или мягкие; в зависимости от отвинченных «глаз», холодные, горячие или нормальные. Все видели? Естественно!

Утром, перед работой, пока ещё все спят, нужно принять ванну. Но сначала почистить зубы. Почистили. Ополоснули ванну по периметру из душа, и резкими движениями накидали «Пемоксоль» на те места, где со вчерашнего дня проступает темная полоса в семи сантиметрах от края. Специальной щеткой (у кого есть) или губкой для мытья посуды, которая свое уже отслужила на кухне, размазываем грязь по стенам. Размазали? Смываем. С помощью того же душа и той же щетки или губки. Блестит ванна? Нет? А, и так сойдет. Переключай душ – пусть набирается. Почитаем, что там пишут? Если санузел совмещенный, то рядом с ванной, если нет – то за стеной. Пусть пока слоник из комариного хобота своего воды нальет. Пену не забудь, пару колпачков. Соль есть? Давай, сыпани соли. Запах нормальный и, говоря, потом кожа хорошо дышит. Всё-всё – пусть набирается.

Надо бы это, мастеров вызвать. Говорят, сейчас трещины какой-то импортной шпаклевкой замазывают – ванна, как новая становится. Деньги получу, надо вызвать, а то смотреть уже страшно – вся потрескалась. Какого хрена в прошлом году эту бочку сюда запихали? Я же Лидке говорил, ободом всю ванну угваздаем. Нет, ей эта капуста важнее! «Мама девять кулей капусты привезла – надо солить». На кой мне капусту солить? Весь коридор уделали: мешки, листья, грязь липкая, за морковью два раза в ларёк носился. «Мама» потом всю зиму приезжала, на балконе кухонным ножом долбила себе в пакетик, а у меня ноги мерзли, когда она балкон разинет, и возится там в шлепанцах. Натащит в комнату снега и прошлогодних листьев с балкона – я пылесось. Ванну, вон, всю разворотили этой бочкой. Получу деньги – точно вызову мастеров, пусть Лидка даже не дергается, что денег нету!

О кране! Струя бьет, набирается вода, мы читаем свежую прессу. Ничего интересного: Негры бастуют, повязали кого-то, программа на неделю для двух каналов, приглашение на курсы английского, окна и двери в рассрочку – полная хрень! За пятнадцать минут ванна уже набралась. Пены-ы-ы! Ы-ы, ещё! Покурил. С утра – это как слабительное, рекомендую. Ну, это – слишком тоже не надо, а то плавки на змеевике потом пропахиваю дымом. Мои-то – ладно, а Лида говорит, что от неё на работе потом весь день куревом несёт. В следующий раз, бельё надо будет сначала в шифоньер унести. Полотенца? А, они и так кислые. У нас совмещенный узел.

Ло-жим-ся в тёп-лу-ю во-ду. Гусиная кожа (поначалу). Пузырьки застряли в волосиках на ногах. Пена приятно так шуршит, типа, лопается, тихонечко так. Соль ещё не вся растворилась, под ягодицами чувствуются мелкие камушки соли. Ляг пониже – сейчас они растают. Пена шуршит. Запа-ах! – зимняя ягода – клюква в снегу. И соль пахнет елью. Соль зря – перебивает. Ну, всё равно нормально. Кожа привыкла, уже разровнялась. Окунулся по шею, и плечам стало тепло – всё, уже весь мокрый, в пене, в воде!

Кран! Торчит из стены, хромированный гад. Вот он же, сволочь, торчит здесь передо мной, как вершина айсберга. Ну, так говорят, когда что-то видишь, а чего-то не видишь. И, подразумевается, что не видишь больше, чем видишь, и тогда говорят: «Как вершина айсберга». В данном случае, если подумать, так оно и есть. Что я вижу? (Что мы видим?) Скелет какого-то недоразвитого хромированного слона со шлангом вместо рогов на башке. Знаю-знаю – у слонов нет рогов. Я образно, не докапывайтесь. Вы, прикиньте, что там дальше. Мой кран, этот слоник, прикручен к двум ненадежным (в плане прорыва) трубам. Эти трубы, как метастазы опутывают весь мой сто двадцати квартирный дом и потом шныряют куда-то в долговечность под землю. Там, под землёй, они, опять же, как метастазы, опутывают весь мой микрорайон. Потом – весь район города. Потом – весь город. Потом – всю область. Потом – всю страну. И, весь континент, а то и ни один! И присосками выходят к Океану. Северо-Атлантическому, Тихому-Индийскому – не важно! Важно, что я лежу в этой ванне, а мой недоразвитый слоник качает мне воду из Амазонской дельты, которая пахнет елью и зимними ягодами – клюква в снегу.

* * *

В дверь постучали.

– Стучат, – сказала Юля.

Она никогда не открывала сама.

– Слышу, – ответил Архип, «запомнил» текст, тяжело поднялся и пошел открывать.

– Кто?

– Чужие! Свои, скажем так, – все дома.

Понятно, Николай Андреевич пришли.

На площадке с начатой бутылкой «Путинки» в одной руке и с пятилетним Андреем Николаевичем – в другой, с блестящими хмельными глазами, сверкающими за запотевшими линзами очков, стоял сам господин Крюков.

– Здорово!

– Здорово. Заходите.

– Не ждали гостей?

А чего их не ждать – воскресенье, кто-нибудь бы все равно пришел.

– Ждали. Заходите.

Зашли. Стянули с себя теплые, ещё зимние одежды. Прошли в комнату. Сели на диван.

– Юль, сообрази чего-нибудь закусить, – попросил Архип.

Юля ушла на кухню соображать.

– Что делаете? – спросил Коля, пытаясь усадить своего наследника рядом на диване, но тому хотелось разведать квартиру – он здесь был первый раз.

– Да, отпусти ты его, пусть послоняется, – сказал Архип. – Ничего не делаем, пиво пьем.

Любопытный наследник сквозанул по комнатам, Архип принес рюмки и кое-что, что уже успела положить на блюдца Юлька, сел рядом, взял Колину бутылку и разлил.

– А вы чем? – продолжил разговор Архип.

– С горки катались, решили в гости зайти.

– Правильно решили.

Выпили, покряхтели, посудачили ни о чем, погоняли малыша, заставляя его есть куриный суп, включили ему мультик, пошли курить на кухню. Коля не курил, но пошел за компанию, прихватив рюмки и пузырь. Сели за кухонным столом.

– Что делаешь в следующие выходные? – спросил Николай.

– Ещё не знаю, – сознался Архип.

– Хочешь прогуляться поперек Байкала от Танхоя в Листванку?

– Зачем?

– Ну, скажем так, тряхнуть стариной.

– Начинается! Хоть одна зима проходила без твоих прогулок?

– Проходила. Эта прошла. Уже весна.

– Давай, давай! Весна, твою мать! В Сибири весна в июне. В июле – уже осень. С августа по май – сам знаешь. Что за переход?

– Скажем так, в рамках международного Байкальского фестиваля зимних игр «Зимниада», сорок пять километров по льду Озера.

– Круто звучит. Ну-ну, что дальше? – Архип выпустил дым в потолок.

– На середине пути, на сто пятом меридиане – наш лагерь: горячее питание, чай, ледовый городок. Все, кто пройдет – на память диплом или грамота, кажется, за то, что перешли. Для подстраховки, скажем так: спасатели на «Буранах», у нас два «Хивуса» на воздушных подушках. До Танхоя добираемся поездом – заказано шесть вагонов. Там их отцепляют, ночуем в них, а в шесть утра – на лед и старт. И до упора, кто как пройдет.

– Это сколько ж народа будет на льду?

– Человек триста, скажем так.

– Лед-то выдержит?

– Выдержит! Раньше, по этому льду рельсы ложили, и поезда шли в Танхой. Ещё до революции. Метр двадцать сейчас толщина – выдержит. Там вешки расставлены. Лишь бы пурги не было – выдержит.

– А если пурга?

– Тогда, скажем так, идти трудновато будет. Но я смотрел в Интернете – погоду обещают нормальную, без ветра и солнечно. Пойдешь?

– Не знаю, – честно сказал Архип. – Куда мне уже? Сто лет из дома не выбирался – облажаюсь. А не хотелось бы! Старый я стал… и дохлый. Спился, скурился, обрюзг, как говорят в КВНе, – окряк. Боюсь – сломаюсь. Старый я стал.

– Ерунда. Не переживай – пройдешь, скажем так. Я вон, Юльку с собою беру и Богдана.

Юлька и Богдан – это тоже Колины дети, ещё довольно молодые, но натренированные Колей в лучших традициях его туристических кампаний. Но, раз уж Коля рискнет их взять, значит, пурги быть не должно.

А Коля не унимался:

– Идем? Встряхнемся, хоть. Тестовый маршрут. Чего дома-то сидеть?

И Архип не очень долго думал, и по пьянке согласился. А чего на попробовать, действительно, как в старые добрые времена? «Тестовый» же маршрут (что это такое?).

– Иду!

И Коля с Архипом накочегарились в зюзю!

Утром, с похмелья начались ломки, заиграла очко, застучали по темечку мысли: «На кой черт, ты, дурак, согласился?! Делать нечего? Решил, яйца отморозить? Ну-ну! Турист! Посмотрим, как ты пройдешь!» Пришлось самому себе объяснять и уговаривать своего второго – трусливого и неуверенного:

«– А чего здесь такого? Сорок пять километров. Десять часов пути. В шесть вышли, в четыре пришли.

– Да ты что?! Ты такой способный? Когда ты последний раз дальше гаража ходил? В ларек за пивом? Три года ты бухаешь, три года куришь, как паровоз, три года сидишь и не шевелишься – сорок пять километров для тебя смерть!

– Ну, я же раньше ходил.

– Раньше ты ни курил, ни пил, тренировался, был в форме, молод и горяч. А сейчас ты дряблый, никому не нужный пропойца. Рыхлый ты.

– Пошел ты на хер! Сам ты рыхлый! Я ещё вполне пройду и тебе, уроду, нос утру.

– Давай, давай – посмотрим! Только когда на льду будешь загибаться, держась за свою разложившуюся печень, не говори, что я тебя не предупреждал. На кой хрен тебе менять сложившийся образ жизни? Пробеги до Плотины и обратно в полную силу – поймешь, что ты уже тю-тю!

– Нет, бегать не буду – на свежака пойду. На свежака – пройду. Пробегу – мышцы забью. А на свежака проскочу. Потом, правда, будут мышцы болеть, но перескочу. А что потом – уже не важно. Пойду я!

– Зачем тебе менять свой химический состав? Ты от одного озона на льду сознание потеряешь. Ты же надышишься, и тебя понос проберет! Ха! Ты же на льду сядешь дристать! А там туалетов нет, народ идет и смотрит, как ты обосрался! Вот облажаешься, так облажаешься, идиот! После такого, лучше в полынью прыгать! Ты хочешь в полынью?

– Не пугай, не надо пыли! Я с собой таблетки от поноса возьму.

– Возьми, возьми. От поноса возьми, от сердца возьми, от печени и почек, от поджелудки, от желудка, от всего возьми – будешь ходячий аптечный киоск. Вот тогда ты точно поменяешь свой химический состав и придешь зеленый на пункт питания, если придешь. Не пройдешь ты, зёма. Нужно было меньше пить, больше за здоровьем следить. Куда тебе теперь переходы, сиди дома, пасквили пиши и вспоминай, какой ты был крутой. Про что ты сейчас пишешь?

– Про кран-смеситель написал.

Второй – трусливый чуть не лопнул от смеха!

– Во-во! Написал! Кран-смеситель, отвертка-самокрутка, дудка-волосянка, конфетка «Серибериешка», цветочки «Кульвони» и так далее. Ты так скоро с ума сойдешь, писатель-сказочник, поэт-модернист, художник-недоучка.

– Я не понял, ты, что меня призываешь идти? Ты же только что сам отговаривал!

– Кто тебя отговаривал? Я тебе правду вещал, что не пройдешь ты. Но, если не пойдешь – пропадешь ещё быстрее – сдохнешь, как собака у забора без гроша в кармане, проклиная свою трусость и ничтожную, ленивую, запертую в душной комнатенке жизнь и душонку.

– Это ещё почему.

– А потому что ты уже на себе крест поставил. Поэтому и живешь кранами-смесителями, а не сегодняшним днем, когда мимо пролетают поезда. Хиппи! Да какой ты уже хиппи – так, остаток прошлого, рудимент прожитой эпохи, слабое подобие, карикатура на самого себя, с пропитой рожей. Собирайся и иди, ублюдок!

– Я не понял, все-таки – чего ты больше боишься: идти или не идти?

– Теперь уже не важно. Если не пойдешь, сам себе не простишь, запьешь ещё больше и засмуреешь. Если пойдешь – можешь кони двинуть на льду, провалиться в трещину, облажаться (что ещё хуже), что сил не хватило (или воли!). У тебя уже выбора нет, слишком долго мы на эту тему говорим – придется идти! Иди, готовься, вытаскивай свое старое, вонючее снаряжение, готовь жратву, покупай термос – термос пригодится. Без него не вздумай идти. Всё, надоел ты мне – ступай, слабак и нытик! Да смотри, не подведи меня, пропойца! А то я тебе на льду такое устрою! Неделя на сборы.»

Эх, если б не Архипкин характер – отказался бы он и жил спокойно. Не рисковал и не подставлял свою задницу ветру. Возможно бы, долго прожил и не утонул бы в проруби. Но где-то в глубинах мозга включился Файл из конца семидесятых, когда это казалось романтичным и призывало к действию. Файл голосом Боярского (чего Архип вообще никогда не ожидал от себя – хранить голос Миши Боярского, но, видно, тогда это его цепляло и сохранилось поныне, и Миша Боярский на это пошел) запел себе в нос:

 
«В дыму кромешном не виден рай,
А к пеклу привыкло тело!
Уж если решать – тогда, решай!
А если решил – За Дело!
Пур куо па, пур куо па – почему бы нет!
Пур куо па, пур куо па. Почему бы нет!»
 

Откуда что взялось? Он и слов-то таких не помнил!

Архип встал с кресла, почувствовал, как наливаются мышцы, как светлеют мозги, как классно за окном на улице, вспомнил, что уже март, весна, время перемен и начинаний. «А почему бы и нет, – подумал Архип, – вдруг это шанс всё переменить и начать заново, оставив прошлое – судите, получить будущее, за которое и спросится потом – наказывайте!»

– За Дело! – крикнул Архип, напугав Юльку. И продолжил, подражая Боярскому, гнусявить в нос. – Пур куо па, пур куо па – почему бы нет! Пур куо па, пур куо па. Почему бы нет! Эх, Зайчонок! Мы с тобой ещё таких дел наворочаем!

Архип ладонями взял очумевшую Юльку за щеки и смачно поцеловал в губы. Не отпуская её головы, глядя ей прямо в глаза, заявил:

– Задело, милая! За Дело! Иду!

В понедельник случайно позвонил Олег – старинный приятель, врач, любитель различных и спортивных мероприятий. Архип заикнуться не успел о переходе – Олег согласился. Отлично! Будет с кем лясы поточить, а то Коля со своими туристами будет вертеться, а Архипу не хотелось тащиться через пустую, снежную даль молча и в одиночестве. Олег хороший собеседник, к тому же врач, а это немаловажно в таком переходе. Разговоры с врачом в пути укорачивают любую дорогу, правда же? И Архип рассказал Олегу, что нужно взять, как связаться с Колей, чтобы за ним забили место в вагоне, обеспечили питанием на 105-ом, увезли из Листвянки на специально заказанном автобусе, выдали сертификат, если пройдет, и сколько заплатить за это удовольствие. Удовольствие стоило семьсот пятьдесят рублей ноль-ноль копеек. Олег, не колеблясь, подтвердил свои намерения и ещё шестнадцать с половиной раз поблагодарил разными словами.

– Всё – заметано, встречаемся на ЖэДэ вокзале десятого марта в девятнадцать тридцать.

– Договорились! – почему-то радостно попрощался Олег.

За три дня до пятницы десятого марта, Архип опробовал свои старые ичиги, которые сшил ещё Вовунькин отец в семидесятых годах из кожи сохатого, а после, они получили прописку у Архипа, так как по размеру подходили ему. Последний раз он их надевал на охоту четыре года тому назад, когда приезжал их Липецка Вовунин брат Сергей, и с тех пор они пылились в тёщенке без дела. Вот и их очередь наступила. Прочные, с подошвой из автомобильных покрышек, типа «Москвич», они не раз выручали Архипа даже в самые лютые морозы. А тут по Байкалу прошвырнуться – плевое дело для ичигов, главное, чтобы ноги не натерлись. Поэтому Архип надел их, и полдня шастал по городу, как пришибленный в такой необычной обуви, давая повод прохожим глядеть на него с улыбкой. Ничего, зато он понял, что обувь нормальная, не подведет, и легкая, как раз то, что надо.

За два дня до пятницы десятого марта, Архип опробовал свои старые горные ботинки «Кофлач», привезенные им из городу Парижу, и фирменные кошки к ним. В «Кофлачах» Архип поехал на «Шанхайку» за светозащитными очками и термосом. И то и другое он купил у китайцев по дешёвки, но, как оказалось, очки вообще не пригодились, а термос на удивление оказался хорошим, но об этом чуть позже – сейчас Архип «объезжал» обувь. В пластиковой колодке ботинок, нога хоть и чувствовала себя достаточно уютно, но пройти в них сорок пять километров, наверное, будет невозможно. Однако без них тоже, говорят, не обойтись, если там действительно ветром выдуло снег, и по Озеру сплошняком идёт гладкий, как зеркало, лед, тогда, только кошки и спасут. А кошки с «Кофлачами» неотделимы, значит, нужно брать и эту обувь. А она тяжелая, падла. «Ладно, ещё подумаю» – решил Архип, сел на скамейку, пристегнул кошки к ботинкам и стал бродить по обледенелому Постышеву и хоккейному корту в кошках, лениво посматривая на замерзшую Ангару, куда не хотелось спускаться. «Потянет!» – определился Архип, послал на хер всех, кто был недоволен тем, что он портит лет в хоккейной коробке, снял железяки с ног, зашел в ларек, непроизвольно, но сильно, колотя по полу пластиковой подошвой, взял пиво и пошел домой расслабляться.

За день до пятницы десятого марта, Архип скупил все необходимые и плюс ещё продукты в супермаркете, принёс домой пакеты и разложил эти продукты по кучкам. Кучки оказались большими и, что самоё стрёмное, тяжелыми. Ближе к вечеру пришел Коля, «порадовал» тем, что на Байкале ветрюга, «Хивусы» не могут пробиться к стоянке на сто пятом меридиане, значит, нужно брать теплые вещи и варежки.

– Здорово! – оценил Архип. – А какой прогноз на субботу?

– Ночью – минус двадцать шесть-двадцать восемь, днем – минус одиннадцать-тринадцать.

– Здорово!

– Возьми газовую горелку – пригодится, скажем так, чай вскипятить. И лыжные палки, чтобы, если что, удержаться на льду – с ними удобней.

– Если там пурга – всё равно пойдем?

– Посмотрим. Да не будет пурги. Триста пятьдесят человек народу – какая пурга?! Пройдем.

– А лед выдержит?

– Выдержит.

– Нет, – если пурга?

– Должен.

– Здорово!

Коля ушел, а Архип вспомнил второй куплет: «Хитри, отступай, играй, кружись, сживая врага со свету. А что же такое жизнь, а жизнь – да, просто, дуэль со смертью. Пур куо па…..» Здорово! Гори оно огнем!

Юльке понравилось Архиповское снаряжение. Особенно ей понравились темные очки, в которых Архип походил на героя её романтических снов в девятом классе. Она немного побаивалась, что он пойдет, но почему-то была уверенна, что с ним ничего не случится, и записала ему на МП-3-плеер три альбома Кашина, песню И.Ф.Скляра «Эльдорадо», освободила от лишних кадров цифровой фотоаппарат и зарядила сотовый телефон. (Коля сказал, что с середины Озера сотик берет).

Когда Архип утрамбовал все необходимое, что, по его мнению (и со страху), нужно взять с собой, оказалось, что рюкзак неподъемный. Но он его все-таки поднял, закарячил на спину, даже, попрыгал и сказал: «Херня – прорвемся!» Потом скинул рюкзак на пол, и половину выкину из него. Рюкзак стал не намного легче, но морально, это сошло как надо – шестнадцать килограммов с пустым термосом, это вам не восемнадцать. Придется тащить! Вот, если б не пурга – ещё бы пару килограммов высвободил. А так – придется тащить! Пур куо па, вашу маму! Вот, если бы было ещё термобельё! Но денег на термобельё уже не было.

В пятницу десятого марта, тачку вызвали на девятнадцать десять. Архип снарядился, Юлька его сфотографировала, по телевизору передали прогноз: ночью – тридцать, днем – тринадцать, ветер северо-западный восемь-десять метров в секунду, влажность и давление – по барабану. Архип сматерился (не скажу, как!) и вышел вон.

Коля и его дети тоже вышли на улицу из соседнего подъезда. У Коли к рюкзаку был приторочен алюминиевый стульчик. Зачем? Всё – как всегда.

На вокзале, набитом людьми в ярких одеждах, с лыжами и без, с рюкзаками и пакетами, их уже ждал Олег.

– Здорово, доктор! – поприветствовал Олега Архип. – Знакомьтесь: Николай, Олег.

Коля с Олегом пожали друг другу руки, потому что они были знакомы лишь по телефону.

Олег, надо добавить, был легкомысленно одет: Аляска, вязаная шапочка, брюки и обычные «городские» ботинки. Он мало походил на туриста. Скорее, прогуляться вышел. Так на Байкал не ходят. Оказывается, ходят. Олег решил, что так сойдет, а больше – все равно у него ничего нет подходящего – он же доктор, а не турист, как некоторые тут. Зато питания он набрал на целый полк. «Как мы любим» – так выразился Олег. Молодца! Ладно, поглядим.

Вдруг, откуда не возьмись, появился Димка Александров в оранжевых штанах, старый бродяга, бывший военный и милиционер с соответствующей выправкой и даром речи. В училище его звали Пиночет.

– О, пля! (или: бля!) – произнес Димка, увидев Архипа. – Ты как здесь?

– Мы сами не местные, документы потеряли, после операции мы, домой ехать надо, деньги украли, помогите, люди добрые, чем можете, – начал было причитать Архип, но Димка его перебил:

– Ты из себя бедняжку Изольду Изауру-то не строй!.. Сколько лет, сколько зим?!

– Да, я тоже тебя рад видеть, братишка!

И они обнялись, через пять лет, примерно, после последней встречи.

Объявили посадку на третьем пути.

«По могилам», – сказал Архип. И все, кто были рядом, пошли искать свои вагоны.

Туристский плацкартный вагон – необычный плацкартный вагон, видеть его надо, но лучше – его посетить. Непонятно почему, но на каждое место в таком вагоне выписано или продано по двадцать два билета. Что, естественно, вызывает некоторый дискомфорт при размещении, сопровождаемый неприятными и громкими разговорами и суетой проводниц. Потом – лыжи. Лыжи везде, даже там, куда они в принципе не могут поместиться. Их острые носы цепляют за одежду, из-за чего лыжи соскальзывают, падают, ударяют, их неуклюже ловят, мешая проходить, размещаться или просто сидеть. Насчет, размещаться. Жутко неудобно в такой толкотне, тесноте, да ещё и свет еле-еле горит – экономят, подонки. Кто-то пролез с горным велосипедом. В соседнем отсеке слышна иностранная речь (немецкая). Уже рассыпали карты на грязном полу. Тронулся поезд, все дернулись, девки взвизгнули, кто-то хохочет, играет музыка, звонят телефоны: «Да, мам? Уже поехали. Что? Не поняла, что? Ладно, я тебе после перезвоню! Целую!», приключения начинаются. Архип и Олег приземлились во втором, с позволения сказать, купе, рядом и напротив семейной, и откуда-то давно знакомой Архипу, парочкой: Николай и Наташа. Николай и Наташа предполагали Байкал пересечь на лыжах, как и в прошлом году, поэтому над головой нависали их лыжи. Архип к их лыжам добавил ещё свои лыжные палки – стало, совсем хорошо. Коля с детьми и Димкой разместились в соседнем, третьем купе. Голова Дмитрия или Николая частенько, поначалу, появлялась из-за перегородки с вопросом: «Как вы?» На что Архип резонно отвечал: «А тебе какое дело?» Голова улыбалась и исчезала.

Николай-напротив достал бутылку. Олег достал бутылку. Архип достал курицу. Олег достал колбасу. Николай и Наташа достали «Дошерак». Олег достал хлеб. Архип достал минералку. Олег достал банку с капустой, банку с солеными огурцами, огромный кусок аппетитного сала. Архип достал нож. Николай и Наташа достали колбасу и сыр. Олег достал три хрустальные рюмочки. Николай и Наташа достали походные кружки. Архип достал свой китайский термос с горячим домашним чаем, подумал и сказал: «Наверное, хватит». Сопровождающая молодых ребят из детско-юношеской, спортивной школы, тех, что сидели напротив (один, даже с бандажем на шее), женщина лет тридцати, неожиданно объявила всем во втором купе, что, дескать, пить нельзя. На неё не обратили внимания и стали разливать. Прибежала ещё одна такая же, но, видимо, рангом постарше, рыжая, в красной ветровке, и серьезно предупредила всех, что в вагоне пить запрещено. Все подняли рюмки и кружки, Архип сказал: «За укрепление дисциплины в поездах дальнего следования!», и все выпили. И налили по второй. «Я вас предупредила!» – предупредила всех красная ветровка, и куда-то умчалась. Её, рангом ниже, напарница осталась, сказала: «Ну, зачем же так?», и покачала головой. Ей предложили выпить. Она – отказалась. И ушла к другим своим ребятам, в другое купе, поближе к туалету. Всё устаканилось мало-мало.

Через какое-то время, когда первая бутылка была наполовину пуста, появился Николай Андреевич с раздвижным своим стаканчиком, с пакетиками «васаби», ещё с какой-то хренью, и с Димкой Александровым, который всем предлагал коньяк, но в его купе. Однако решили сначала всё Это допить, а там, – видно будет. И все растележились в душном, почти неосвещенном купейном проеме на скамейках, заваленных куртками, пакетами, рюкзаками и напивающимися человеческими телами. Время потекло, и пространство потекло к Танхою. Стало по-туристски хорошо. «Тада-тада, тада-тада», что-то звучало из-под вагона. Наверное, это колеса стучали на стыках рельс. А, может, кому-то делать было нехер? Наливай!

За окном пробрасывал снег, дул ветер, стояла непогода. Это было видно, когда проскакивали плохо, но всё же освещенные, одинокие деревушки в таежной глуши. Настроение это не улучшало. Только водка была способна угомонить некий трепет, чтобы не сказать, модраж, перед предстоящим переходом. И все продолжали угоманиваться ею. Николая-напротив почему-то очень волновал вопрос: «Где мы сейчас едем?» Майор запаса Александров снимал показания Архипа, типа, где сейчас живешь, с кем живешь, чем занимаешься, где работаешь и так далее. Архип отвечал: