Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Такая!

Все – такие!

Он сам потом убедился, когда нежданно приехал в отпуск.

«А! Чего прошлое ворошить! Идет оно на хххууу… тор бабочек ловить!» – Архип отвел взгляд от потолка, громко выдохнул, резко встал, надел тапочки, накинул халат, пошел покурить в ванную… и перестал вспоминать.

В дверь стучались монеткой.

– Кто?

– Маркиз.

Архип срифмовал, как обычно, это слово и открыл скрипучие двери.

– Здорово, спишь, что ли? – мокрый Покуль прошел не раздумывая.

– Здорово. С вами поспишь!

– Один?

– Один.

– А Заяц твой где?

– Экзамены сдает.

– Хорошо.

Андрюха кое-как сковырнул нечистую, мокрую обувь, снял куртку, прошел в зал, залез на диван с ногами.

– Как на Байкале отдохнули?

(Они не виделись с тех пор, как Архип с Юлькой уехали на Байкал.)

– Нормально. Ты как?

– На даче прозябаю. Есть что пожрать?

– Нет, но сейчас сделаем.

Архип пошел на кухню посмотреть, что есть пожрать.

– Со мной тут случай интересный произошел, – Андрей следом пришел на кухню, забрался на табуретку, подогнув под себя ногу.

– Тушенку с макаронами сделаем? Будешь?

– Давай.

– Что за случай?

– Вообще-то, бред какой-то.

– Огурцы есть соленые. Будешь?

– Доставай. Короче, снится мне сон, что я выхожу на участок, а на дереве сидит глухарь. Я беру палку, кидаю в него и сшибаю. Потом снится, что мы его пожарили и жрем. Я четко помню вкус. Просыпаюсь, вкус ещё на губах.

– Может, что-нибудь другое тебе в рот дали, пока ты спал?

– Подожди. Короче, просыпаюсь я рано, только-только светает, но спать почему-то уже не хочу. Встаю, одеваюсь, Ленка спрашивает: «Ты куда?» «На охоту, за глухарем», – отвечаю. Выхожу на улицу – дождь моросит. Делать нечего, дай, думаю, прогуляюсь до павильона, кулю чего-нибудь попить. Иду по дорожке, смотрю – на дороге глухарь сидит. Я думаю: «Показалось!». Нет, точно глухарь. Я тихонько наклоняюсь, беру камень и кидаю в глухаря. Точно попал. Видимо крыло перебил, потому что тот толком взлететь не может, а так – приподнимется и падает. И в лес. В Траву. Трава большая, мокрая. Его не видно, но видно, куда он убегает – папоротник гнется. Я за ним. Какую-то палку нашел. Короче, гонял его, наверное, полчаса, вымок, как собака, но догнал и палкой убил. Прихожу домой весь в грязи. Ленка уже проснулась, спрашивает: «Ты где так долго был? Что весь мокрый?» «Я же говорю, на охоту ходил. На глухаря!» Она не верит, понимает, что я гоню, но я вывожу её на улицу и показываю ей глухаря. Она в осадок! Да я и сам в осадок. Только снилось, и тут – на тебе – глухарь! Прикинь! Ну, мы его пожарили и сожрали. Вот такая история. Бред какой-то. А вкусный глухарь. Ты ел глухарей?

– У тебя ни дача, бляха, а какое-то волшебное место! А ты чё сюда-то его не принес?

– Говорю же, сожрали.

– Во-во, как глухарей жрать, так ты один, как делать нехер, к другу идешь: Есть, что пожрать? «Вку-усный глухарь», – Архип передразнил Андрюху.

– Ну, прости-прости, – Покуль встал и припал к спине Архипа, как всегда он делает, когда хочет жрать или денег надо.

– Ладно, на первый раз прощаю.

Покуль обратно забрался на табурет.

– А может, водочки купим?

– У тебя деньги есть? – с неким налетом удивления спросил Архип, чтобы ещё подзудить Покуля.

– Есть.

– Купи.

Андрюха ушел за водкой.

Юлька пришла к шапочному разбору: водки почти не осталось, огурцы все сожрали, макароны засохли на тарелки, в комнате накурено, хоть топор вешай, Покуль валяется на диване, Архип развалился в кресле, уставившись в потолок.

– Здорова, Зай, – очнулся Архип. – А я и не слышал, как ты вошла.

– Сдала? – Покуль приподнял бровь.

– Написала. Накурили-то. Я балкон открою. Пьете?

– Не открывай – комары налетят.

– Какие комары? На улице дубак, я вся промерзла.

– Пьем! – ответил Покуль.

Юлька открыла балкон.

Потянуло по ногам. Стало, чем дышать. Что-то ёкнуло внутри.

– Ещё по одной? – предложил Архип.

– Не, я больше не хочу, – ответил Покуль.

– А я выпью. Юль, водочки выпьешь?

Юлька посмотрела на Архипа широко разинутыми глазами, давая понять, что такой вопрос неуместен – она вообще водку не пьет!

– Ну и не надо! – сказал Архип. – Мне больше достанется.

Юлька пошла переодеваться.

– Я, наверное, домой пойду, – сказал Покуль.

– Дергай. Я спать лягу, – согласился Архип.

Когда дверь за Андреем закрылась, Архип пришел в спальню и обнял со спины переодевающуюся до сих пор Юльку.

– Как экзамен?

– Не дыши на меня! Написала.

– Написала?

– Написала. Оценки завтра скажут. Я подсчитала, мне нужно минимум шестьдесят баллов набрать!

– Ну, и хорошо. Я посплю немного.

И Архип, не раздеваясь, рухнул на кровать и залез под одеяло.

Это не очень понравилось Юльке, но она промолчала.

Архип проснулся, когда уже было темно. Башка гудела. Нельзя спать на закате – потом башка гудит!

– Пойду, пивка возьму, – Архип решил прогуляться, подышать свежим воздухом, проморозиться, чтобы башка не болела. – Тебе взять чего-нибудь? Экзамен обмоем, – на всякий случай предложил он. – Это дело надо обмыть.

– Возьми мне вина, – читая книгу, ответила Юля.

– Какого? – не ожидал Архип.

– Красного, какого-нибудь.

– Пф – не вопрос! Жарьте цыпочек.

Круглосуточные (или около того) Павильоны на Постышево содержатся кем угодно, но только не русскими. Зато работают в них женщины русских селений из числа местных жителей. В одном из таких ларьков-павильонов работает жена татарина Рината. Ринат учился с Архипом в одной школе, но на год младше, следовательно, был одноклассником Хандая. А коль так, значит, Архип его хорошо знал, тем более что тот жил через подъезд от Архипа. Но они никогда не были «на короткой ноге» – так, по-соседски: привет-привет или кивнут друг другу головой, если сидят за рулем. Ринат вообще всю жизнь был водителем «Волги», сколько помнил Архип, и вид у него был соответствующий: невысок, хорошо упитан и пузико вперед, всегда немного пьян после работы, черноголовый, взъерошенный, он выглядел старше своих неопределенных лет. Медленно передвигаясь с пятки на носок, в спортивных штанах, замшевых, остроносых ботинках и кожаной куртке, из гаража он шел, слегка наклонив голову набок, одно плечо выше другого и руки всегда чуть-чуть растопырены, если в них не было банок или канистры. Безобидный такой, утомленный дорогой, поддатый Татарин.

А тут Архип заходит в павильон, а там Ринат, весь, на удивление, во всем белом, крепко пьяный, со своей женой-продавщицей ругается. Громко ругается! Архип постоял, постоял и ему надоело их слушать (голова раскалывается от его криков).

– Здорово, Ринат, – говорит Архип.

– А? – поворачивается Ринат, узнает Архипа, немного остывает, протягивает руку и отвечает: – Здорово.

– Чего шумишь?

Жена Рината хорошо знает Архипа, как постоянного покупателя, поэтому сразу спрашивает: «Чего Вам?», а Ринат ей тут же вставляет:

– Не ори, Бль! Я тебе сказал!

– Тихо, Ринат, чего ты? – Архип кладет Ринату руку на плечо. – Мне бутылочку «Клеопатры» (у них там только такое вино было – видимо дрянь, но выбора нету) и пару банок пива, – отвечает он продавщице.

– Што ещё?

– Все.

Пока продавщица достает бутылку, Ринат спрашивает Архипа:

– Гуляешь?

– Освежаюсь. А ты?

– Я гуляю! – ставит точку над своим состоянием Ринат. – Бутылку не дает, св-л-чь! – указывает он пальцем на свою жену. А, подумав, поднимает в её сторону кулак: – У-ууу, Бль!

– Завязывай, – Архипу неудобно быть свидетелем их семейной сцены, поэтому он предлагает: – Чего ты нервничаешь? Пойдем, пивка попьем. Посидим на лавочке. Будешь пиво?

– Буду.

Архип заказывает ещё пару банок пива и уводит Рината на лавочку, подальше от павильона, под свое окно, которое выходит к корду. Окно светится. Видимо, Зайчонок что-то там делает в этой комнате. Но пока не до неё – ещё не продышался, и голова ещё болит – не совсем прошла.

Дождь давно перестал, потеплело, высох асфальт, лавочка подсохла почти. Все это видно в свете фонарей и горящих окон. Только листья деревьев и трава блестят, да мелкое, битое бутылочное стекло вокруг. «А воздух-то какой, Марья Ивановна!»

Они садятся на лавочку, не обращая внимания на легкую её сырость, раскупоривают пиво.

Не успели они выпить по холодненькой баночке, поговорить, как это хреново, когда жена ограничивает мужа в употреблении спиртного, вспомнить нечто из школьных лет, как к ним на лавочку подсела странная троица: пожилой мужчина с копной седых волос, молодой человек, синий от наколок и толстушка с узкими глазками. Седой и девушка сели на лавочку, а молодой глубоко уселся напротив на корточки, «по старой жиганской привычке», положив локти на колени и вывернув руки ладонями вверх. Ну, сели да сели.

Архип с Ринатом продолжали беседу, а их соседи громко возмущались чему-то, мешая разговаривать.

Баба жаловалась:

– Мне вообще это не надо, чтобы они так со мной обходились.

– Правильно! – поддержал её Седой.

– Да они там просто наглухо гонимые! – вставил Молодой и закурил, продолжая глубоко сидеть, вывернув руки.

– Я им говорю: «Вы платите, я буду работать». А так я работать не буду! Я чё – дура, что ли? – продолжала толстуха.

– Правильно, – Седой тоже закурил.

– Они там у тебя, просто, наглухо гонимые! – подтвердил Молодой.

– Я свою смену сдала – всё! Мне положено неделю отдыхать. Ну и что, что она заболела? Я-то здесь причем? Я свою смену сдала. Всё – мне положено отдыхать. А они говорят: «Выходи, а то не заплатим». Ничего себе! Я свою смену сдала. Пусть они заплатят, а я сою смену сдала – всё!

– Ну, правильно, ты говоришь – сдала, значит, всё. Правильно, – согласился Седой.

– Вот мерена гонимые! Ну, гонимые наглухо! – Молодой покрутил головой, потом, растопырив пальцы, медленно стал протирать лицо ладонями ото лба вниз, и снова. Он явно не понимал, почему так несправедливо поступают некоторые люди. Было видно, что он раздосадован. – Ты! Да они гонимые там у тебя! Ты не врубаешься? Гонимые! Да они гонят! Просто гонят! Гонят они там, ты понимаешь?! Го-нят! И всё! – и он затянулся и с шумом выплюнул дым, потом резко встал и стал ходить взад-вперед перед лавочкой, что-то бурча и потрясая руками.

– Может, домой пойдем, – предложил Архип белоснежному Ринату.

– Давай допьем.

– Пошли – эти лингвисты поговорить все равно не дадут, – Архип понял, что голова сейчас заболит с новой силой.

Молодой подошел к Архипу, встал очень близко напротив и сказал: «Двигайся!»

– Не понял? – прищурив глаза, Архип посмотрел на него не приподымаясь.

– Хули, ты, не понял? – Молодой не сильно, но твердо, открытой ладонью ударил Архипа по уху и остановил руку, сжимая пальцами затылок, наклонил голову к лицу Архипа и переспросил: – Не понял?

Неожиданно. Но не больно. Но обидно!

Секунды хватило, что придти в себя.

Архип посмотрел в глаза Молодого, ответил: «Понял», и стал медленно подниматься.

Молодой продолжал держать Архипа за голову.

Банка выпала из рук и звякнула об асфальт. Молодой автоматически глянул на неё.

Архип моментально перехватил локоть Молодого, сделал шаг вперед, поставив свою ногу за его ноги, подсёк, и резко, снизу вверх вписал ему в челюсть.

От удара и подсечки Молодой свалился на асфальт. Но тут же, сволочь, соскочил, отпрыгнул, стянул с себя синюю майку, под которой всё тело было такого же цвета от партаков, дергаясь, как учили на зоне, завопил:

– Опа! Толя, ты видел?! Толя, ты видел?! Опа! – но пока это был ещё «брачный танец турухтана», панты, такое уже видели.

Толя, тот, что был пожилым и седым, тоже соскочил и встал между готовым ко всему Архипом и своим молодым товарищем. Мягко Архипу говоря: «Парень, зачем ты так?», он вдруг обнял Архипа, сковав ему руки. Молодой тут же подскочил и нанес удар Архипу в лицо и снова отпрыгнул. «Ну, всё, уроды!» – решил Архип. Толкнул вперед всем телом Седого, подогнув ноги, поднял в стороны руки, пронырнул под «объятиями», выскочит «на оперативный простор» и с развороту вписал этому Толе в морду. Седой схватился за лицо. Но тут на Архипа налетел Молодой. И они сцепились, пытаясь свалить друг друга. Но Молодой, оказался, очень крепким и юрким – Архип не ожидал. Обменявшись несколькими неуклюжими ударами в ближнем бою, они разошлись. Опять появился между ними Седой, теперь уже точно желая разнять их и замять драку. Всё это длилось несколько секунд и могло бы закончиться, но с лавочки поднялось белое пятно.

– Вам чё, жить надоело, козлы? – спросило белое пятно.

К нему тут же подлетел Молодой и всёк ему так, что Ринат, перевернувшись через скамейку, укатился к борту хоккейной коробки. Молодой, перепрыгнув через лавочку, бросился к Ринату и стал злобно пинать его, приговаривая: «Кто козел? Кто козел?» Архип дернулся на помощь, но Седой перегородил дорогу, и они сцепились с Седым уже не понарошку. Седой, хоть и старик, тоже оказался не хилым малым, и не давал Архипу освободиться из своих жилистых рук. Тут и Молодой опять появился. Запинав Рината, он вернулся и стал окучивать со всех сторон Архипа.

Девушка-толстушка подняла пакет с вином и пивом, которое купил Архип, встала и пошла, как будто ничего не замечая, в сторону девятиэтажек.

– Осади пакет, сука! – крикнул ей Архип, отбиваясь от ударов. – Куда поперла, кобыла. Стоять!

Эти оскорбления в сторону девушки, казалось, придали силы двум его противникам, и Архип понял, что выдыхается. Он пытался двигаться в сторону толстой твари, но она не сбавляя ход, уходила, а старый Седой и синий Молодой не давали Архипу вырваться, и продолжали тыкать его кулаками, куда попало.

Зашевелился Ринат.

Молодой тут же, увидев это, и опять бросился к нему.

Архип вырвался и поспешил на помощь Ринату. Достал Молодого, и понеслась один на один возле корда.

Пока они бились у бортика, Ринат всё ещё лежал на земле и ворочался. А Седой и девушка куда-то незаметно испарились. Молодой, это тоже заметил, и сразу перепрыгнул через бортик хоккейной коробки, пообещав Архипа после пришить, рванул через корд и исчез в темноте и в кустах.

Архип поднял Рината.

– Жив?

– На… эт…вс…а, – Ринат выговаривал какие-то междометия.

– Жив, – понял Архип. Немного разбито лицо, да белые брюки и рубашка в грязи. Крови почти нет. Это чепуха. – Нормально.

Архип почувствовал, как он устал, стоило миновать напряжению. У него самого кровь сочилась из губы, и немного горело ухо. Но это пустяки, а вот то, что так сильно запыхался – это плохо. Нужно бросать курить! И пить меньше. (Суки, пакет утащили, ублюдки!)

– Пошли домой, – сказал он Ринату и, не принимая возражений, повел его к дому.

Заведя Рината в подъезд, Архип помог ему подняться на третий этаж, оставил около двери, а сам вернулся в павильон за вином для Юльки и пивом, на всякий случай.

Продавщица посмотрела на него с тревогой, заметив кровь и то, что Архип был частично в грязи.

– Ерунда, – сказал ей Архип. – Я твоего до дому доставил. Побоксовались немного с бродягами. Мне того же, как в прошлый раз: «Клеопатру и два пива». Потерял я сумку.

Выпалив всё это на одном дыхании, он опять задохнулся. (Точно, курить бросать надо! Здоровья вообще нету!)

Юлька так и не поняла, из-за чего он подрался.

– Зая, на Бульваре нет причин, из-за чего дерутся. Выпили лишнего, ляпнули лишнего – понеслась! А, – фигня! Сейчас я умоюсь, и винца попьем.

Архи пошел переодеться в дальнюю комнату (окно которой выходило к корду), и что-то его дернуло посмотреть в это окно.

Около лавочке, на которой они только что сидели, по асфальту каталось белое пятно, которого пинали несколько человек. Седой и Молодой там тоже были.

«Какого хера ты выполз, дебил?!» – выругался Архип, метнулся в темнушку, открыл сейф, вытащил ружье, быстро собрал его, сунул два холостых патрона в стволы… и ещё два с мелкой дробью на всякий случай сунул в карман.

– Ты это куда? – испугалась Юлька.

– Пойду уродов разгоню, – ответил Архип, запрыгивая в кроссовки, – закрой за мной.

И он побежал вниз по лестнице.

За домом толпа была гораздо больше, чем виделось из окна. Но всё больше бабы, так показалось Архипу. Он подлетел к мужикам, которые пинали Рината, и заорал: «Стоять, пидарасы!» Все тут же остановились. Ружьё остудило пыл. Ринат, теперь уже весь в крови пытался подняться.

– Рви домой! – крикнул ему Архип, а остальным добавил: – Дернитесь – захуярю сразу!

Ринат еле поднялся и побрел в противоположную сторону. На него не обращали внимания. Всё было приковано к ружью. Первым нарушил молчание Седой.

– Ты, чё, пацан? Завязывай. Нельзя так, – и стал медленно подходить к Архипу.

За ним медленно двинулись все.

Ринат уходил в другую сторону.

– Стоять я сказал! – Архип направил стволы на Седого.

– За что стрелять-то будешь? – Седой все равно надвигался.

Похоже, у этого мужика опыт ведения переговоров в подобных ситуациях был не малый. По замашкам Архип ещё прошлый раз определил, что он отторчал много времени и лет. Да и дружок его молодой такой же. Тот тоже надвигался. Но с другой стороны. Остальные медленно шли следом. Некоторых он раньше видел – местные наркоманы. Похоже, обдолбанные в усмерть. «Как упыри! – определил Архип. – Сейчас повеселимся!»

– Стоять! – Архип непроизвольно сделал шаг назад.

Это был провал!

Седой сразу же оказался в шаге от него.

Не было больше времени думать.

Архип с размаху прикладом ударил седого в челюсть. Приклад разлетелся в щепки. Седой укатился к корду, как в кино, только ноги мелькали. Тут же завыли бабы и бросились на Архипа. Одна громче всех орала:

– Я беременная! Стреляй в беременную женщину, сука! Стреляй.

Архи вообще-то не собирался стрелять – думал так напугает. Ошибся. А теперь вот и от ружья почти ничего не осталось. Хотя, оно ещё могло бабахнуть – приклада нет, а спусковой механизм на месте и патроны в стволах. Кто знает, что они холостые? Так-то оно так, но все видели, что оно разлетелось! Делать оборачивалось неприятностью.

Седой, держась за лицо, таки поднялся.

«Во, крепкий, гад!» – промелькнула мысль.

Ринат завернул за угол дома.

«Всё! – решил Архип. – Сваливаю!»

Он развернулся и ломанулся со сломанным ружьем к своему подъезду, желая успеть заскочить домой.

Толпа, потеряв страх, рванулась за ним.

Только на площадке он понял, что ключи остались в дверце сейфа. Он быстро постучал. Внизу в подъезде уже слышался рев. Вурдалаки приближались. Первые двое – Седой и Молодой, уже стояли перед ним чуть ниже на лестнице.

Юлька начала щелкать замками.

– Не открывай! – крикнул ей Архип.

Седой схватил за стволы и отвел их в сторону и вверх.

Архип понял, что отпускать ружье он не может. Попытался вырвать, но не удалось. Молодой ударил его пустой бутылкой по голове. Бутылка рассыпалась. Архип почувствовал удар, но не понял, что это больно. Баба, которая больше всех пищала: «Я беременная», ткнула ножом Архипу в бок. Архип успел поставить локоть, лезвие вошло в руку. Пнув её в лицо, да так сильно, что она вылетела из своих тапочек и упала на площадке между этажей, разбив окно, Архип перехватил раненой рукой цевье ружья, которое всё пытался выкрутить у него Седой, и освободившейся рукой выдернул нож из руки. На секунду все отпрянули назад, как только увидели, что Архип с ножом. Архип размахнулся и со всей силы коряво ударил стволами ружья в толпу. В кого-то попал. Кто-то завыл. Но нож, звякнул и вывалился из рук. Остались только стволы в его руках.

Поняв, что он почти безоружный, толпа тут же накатила снова.

Ещё одна бутылка разбилась о затылок.

В лицо, по спине, по ребрам, по ногам посыпались удары. Его хотели сбить с ног, а он отбивался, тыкая стволами в пьяные лица, пока их снова не схватил Седой. Молодой колотил его с остервенением, кто-то ещё ему помогал, и бабы визжали! Из глаз летели искры!

Он знал, что падать нельзя. Упадешь – всё, не встанешь – не дадут встать, затопчут!

А удары сыпались и сыпались со всех сторон.

А руки были заняты ружьём.

Башка не соображала, в глазах был синий туман.

«Закруживай, закруживай!» – вдруг, услышал он голос. Точно! Архип стал кружить их на месте. Удары стали проскальзывать мимо. Они сами себе мешали. А он раскручивал и раскачивал их в тесноте подъезда, пытаясь сдвинуться вниз, к выходу, на улицу, где будет возможность вырваться и садануть им по ногам, если ещё работает спусковой механизм. Но слишком их было здесь много! Архип конкретно начинал уставать. Он уже почти ничего не соображал, мышцы не слушались. А удары летели.

Снова раздался голос. Теперь он узнал его – это брат Бугуля из табора, который уходит в небо: «Ой-да не выклеет вороньё глазаньки мои фиолен-товые!», и снова кто-то советовал: «Закруживай, закруживай!» А между ними женщина какая-то шептала: «Ай, Забар! Ай, погублю я тебя!» «Давай, старик, давай отец – не время сейчас, после переговорим!» – перебивал всех Володя Высоцкий.

«А-а! Ёбаные!» – орал Архип, кружил, получал скользящие удары и выдавливал свору наружу. А они всё пытались отнять у него ружьё, топтались, спотыкались, толкали друг друга и колотили его, чем придется по спине, по затылку, по ушам, по бокам, по ногам. А он всё кружил их, крепко стоял на ногах, получая удары, вцепившись в ружьё. Прижимая к плечам затылок и уши, когда была такая возможность, одной на мгновенье свободной рукой, перехватывая свою пушку, он резко бил пальцем свободной руки, пытаясь выбить кому-нибудь глаз. Но мазал всё время – палец скользил то по щеке, то попадал в переносицу или в лоб. Ногами не работал – боялся оступиться и упасть. И снова хватал за оружие, снова кружил, получал, но стоял, давил и давил пьяных тварей наружу. А баба всё в ухо шептала: «Ай, Забар! Ай, погублю я тебя!» А Володя темп задавал: «Здесь на милость не надейся, стиснул зубы да терпееееть!» и сразу же: «Чтоб не достаться спрутам или крабам…»

Вся морда была в крови. Липкие струйки протекали за воротник из разбитого скальпа. Рука скользила от крови из-за раны у локтя, но все же Архип держала ствол. Но не было боли. Не чувствовал боли Архип. Досада – вот чего было много! Досада, что не выходит, не получается, их не вытолкнуть. Много их, слишком много. И устал он. Сильно устал. «Стиснул зубы, да терпеть!..» И жажда! Сильная жажда выбить кому-нибудь глаз! И он вдруг решился! «Последние силы жгуууу!» Знал, что не правильно, знал, что опасно, знал, что сил больше нет, но решился! Из самых последних, из самых истерзанных, из липких от крови, из самых – из самых, оставшихся, липких, истерзанных, но всё же,… В своём же подъезде,… А эти подонки… Его здесь хотели… Его здесь хотят завалить…. Из самых последних,… Ну нет, не последних, но все-таки, уже на исходе измученных сил…. И он заорал во всё горло, что было оставшейся мочи: «Фая, Блядь, Мясо! Уроды Ебаные! Стойте! Стойте, я говорю!»

И они почему-то на миг расступились.

Он был уже на улице! Он снял с предохранителя «остатки ружья»! Они выбегали за ним! Сейчас он им так захерачит! Холостыми, с ближины, прямо в морду – нормально! Не покажется мало! Ну, что, членососы! Молитесь!..

Менты его сшибли с ног. На курок он нажать не успел. Скрутили, вырвали пушку. Подняли под руки. Бросили животом на капот (Аж, три машины, оказывается, стояло у подъезда).

– А где же вы раньше-то были, уроды?!

Удар прилетел точно по почкам.

Дыхание перехватило. Капот оказался теплым и так близко к лицу…

И кроме него никого не поймали. Все разбежались. Его повязали. В кровище, с разбитою мордой, с поломанным носом, с пропоротой рукой, избитого в стельку. Ну, конечно же – он же ведь с пушкой, зачем наркоманов ебучих ловить?

Его милицейской силой прилепили как надо к машине:

– Ноги шире! Грудью на капот!

И пнули ещё по ногам.

Архип, стоя «звездой», с досадой заметил:

– А я чё делаю?! – и добавил: – Ребята, вы не того повязали!

– Какие ребята?! Молчать! Стоять смирно! Башку прострелю!

Потом, один юный сержантик, посмотрев сквозь стволы на свет ближних окон, сказал:

– Чисто, как зеркало – он не стрелял.

А, показав, всем патроны, добавил:

– Холостые.

Другое дело, тогда.

Его отпустили, и разрешили присесть на скамейку.

Кто, что, почему, что здесь случилось?

– Лейтенант, давайте потом, а? Сейчас бы в больничку мне, я ранен немного. И мне так хреново, мужики. Увезите в травмпункт.

Архип незаметно, в удобный момент сбросил в траву заряженные мелкой дробью патроны, которые были в кармане. Проскочило.

В подъезде нашли нож, чей-то тапочек женский, и груду разбитых бутылок.

Сержантик сообщил:

– У него ножевая рана левой руки. Открытый перелом носа. Голова пробита в разных местах. Поломано ухо. Повезли парня в травмпункт.

– Спасибо, братишка, – прошептал Архип, теряя последние силы и, наверно, сознанье.

И его усадили в машину и повезли зашиваться.

В травмпункте, тут же вызвали скорую, наспех зашив руку и нос, заткнули нос ватой. Примотали ухо бинтом к голове. Голову затюкали йодом. Менты пытались снять показания, но он им ответил: «Потом». В карточке записали: «В состоянии алкогольного опьянения». Приехала Скорая. Его сразу повезли в Областную больницу, пообещав сообщить родным. В машине ему не давали заснуть. Доктор тряс руку и все ворковал: «Держись, паренек, сейчас приедем». Кровь из носа не останавливалась. Не вытекая наружу, она сочилась вовнутрь, и Архипу приходилось её всё время глотать, – некуда было сплюнуть. В голове пел Высоцкий: «Он мне сказал, держись, браток, и я держался, и я держался…» А баба не унималась, шептала: «Ай, Забар, ай, погублю я тебя!..»

– Не спать! – тряс доктор. – Не спать! Скоро, уже скоро. Немного осталось!

Доехали.

В операционной.

Когда железной фигнёй ковырялись в носу, было больно – наркоз не действовал. Пьяных наркоз не берёт. Наоборот, больно даже. Он терпел, сжимал ручки сиденья, иногда непроизвольно дергал головой.

– Спокойно! – тогда говорила ему сильная женщина в наморднике. – Терпи!

И продолжала «пытать».

Терпел – что делать?

Кровь не останавливалась, но текла в глотку уже чуть меньше, чем в машине.

Когда его повели в палату, еле ворочая языком и с трудом произнося слова, из-за закупоренного носа, он сказал:

– Мне нужно позвонить.

– Утром, – ответила врач.

– Нет. Меня дома потеряли. Наверняка, уже с ума сходят. Мне НУЖНО позвонить! – не унимался гнусявить Архип.

– Пойдемте в палату, там скажете номер, я позвоню.

– Вы напугаете своим звонком. У меня матушка (он специально сказал именно это слово) старенькая, её сердце не выдержит, если ей сообщат, что я в Областной Больнице. Да ещё, после операции. МНЕ нужно позвонить! Пожалуйста.

Врач думала – она же не изверг и понимает, каково сейчас матушки Архипа. Потом открыла ординаторскую, мимо которой они медленно брели, включила свет и пропустила Архипа к телефону. Только тут Архип понял, что совершенно не помнит номер телефона Юльки – её сотик был забит в его, и высвечивался под именем «Заяц», а номер он позабыл, как только его вколотил. Номер своего сотового он и в помине не знал. (А кто знает номер своего сотового?) Тогда он набрал номер домашнего телефона Покуля, который, если и не дома, то автоответчик-то точно у него включен. Так и получилось – Ленкин голос просил оставить сообщение после сигнала. «Я в областной больнице, – сообщил Ленкиному голосу Архип. – В челюстно-лицевой. Андрюха, позвони Юльке, скажи, что всё нормально. Принесите мне мой телефон». И подумав секунду, он добавил: «Целую, твой суслик». Ему казалось это сейчас смешным. И положил трубку.

– Спасибо, – поблагодарил он врача.

– Не за что, – ответила врач.

Его довели до палаты, усадили на кровать, обложив подушками и одеялом, прикатили тяжёлую, железную, белую стойку для капельницы, воткнули в вену иглу и сказали: «Сиди смирно. Аминокапроновая кислота – кровь должна остановить. Сиди, и не делай резких движений. Смотри, чтоб иголка не выскочила. Как кровь остановится – всё хорошо. Вену внутри носа тебе перебили. Не остановится кровь в течение двух дней – пиши завещание. Уловил? Думаю, всё будет нормально. Удачи! Если что – позовешь, вот кнопка». И ушла врач, оставив приоткрытой дверь в коридор.

Вокруг на кроватях зашевелились перебинтованные люди. «Опять упыри!» – подумал Архип, а в слух произнес: «Обрадовала!»

Архип, тихонько прислонил разбитый затылок на холодную железную спинку кровати, расслабил (наконец-то) истерзанное тело и, безотчетно изредка проглатывая кровь, незаметно уснул.

Когда расцвело, «упыри» оказались довольно милыми людьми, слегка побитыми, но уже идущими на поправку бедолагами – хуже всего и всех здесь выглядел (и имел состояние здоровья) Архип. Он так и не понял – спал он или продолжал драться, или всё ещё сидел на операционном кресле, или спорил с ментами, что ружье они ему обязаны вернуть, или серое утро в больничной палате ему только снится и эти люди в пижамах с разбитыми лицами.

Но утро пришло, как назло, солнечное, летнее, с шумным гомоном птиц за окном, с привкусом крови во рту, с раскалывающееся головой, со жжением в левой руке «в районе локтевого сустава», с болью в правом боку, с нетерпимым желанием курить, хотя и дышать-то было не легко!

Морда Архипа, надо сказать, представляла из себя ни столько жалкое, сколько смешное зрелище: глазенки превратились в узкие щёлочки над надувшимися синюшными щеками; нос разбарабанило до невероятных размеров, где каждая пора напоминала кратер вулкана (даже Архип это видел) и из носа торчали куски окровавленной ваты; губы разбитые, опухли и стали варениками; перемотанный верх головы и заклеенная пластырем переносица превратили его шарабан в самодельный шлем лисихинского мотоциклиста. В общем, хреново он выглядел – даже родная «матушка» его бы не узнала. Да, он сильно заболел! Вот так! Нормально сходил за «Клеопатрой»!

Капельница – собака – ещё не кончилась! Рука под иглой онемела.

В восемь часов пришел врач.

– Как? – спросил он.

(Теперь врачом был мужчина).

– Хор! – ответил Архип.

– Не понял, – сказал врач.

– Жаль, – сказал Архип.

– Ну, пошли на перевязку, – врач выдернул иглу из вены, приложил мокрую ватку.

Архип согнул руку, придавил ватку, почувствовал, как побежали мурашки по руке.

Врач помог ему подняться.

Кровь ещё текла в глотку – Архип чуть не подавился.

Нежадно и обильно смочив перекисью вату, торчащую из носа, врач немного расшатал тампоны, потом резко выдернул один.

Боль прошпилила мозги!

– Блядь! – непроизвольно вырвалось у Архипа, и он крепко схватил подлокотники.

– Спокойно, – сказал доктор. – Ещё одну.

И вырвал второй кляп.

Подлокотники чуть не раскрошились под давлением пальцев.

Кровь потекла из носа. Пришлось тут же втыкать новые.

– Хреново, – сказал доктор, – не останавливается. – И пошатал двумя пальцами переносицу, что показалось Архипу наглостью.

– У меня вот здесь боль адская, – сказал Архип, показывая на правый бок.

Доктор потрогал, определил перелом ребер, сказал, что нужно сделать рентген, сказал, что это чуть позже, а пока…