355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эрик Бутаков » Бульвар Постышева » Текст книги (страница 9)
Бульвар Постышева
  • Текст добавлен: 29 июня 2017, 22:00

Текст книги "Бульвар Постышева"


Автор книги: Эрик Бутаков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Зачем под шоссе? – спрашивает.

Затем, что дольше пролежит. А сверху будут укладывать и укладывать асфальт. И влага не попадет. А когда придет срок, и шоссе будет не нужно, так как все будут перемещаться с помощью телепортации, твое сокровище откапают, и о тебе узнает весь мир, а может и вселенная к тому времени. Я уверен, найдутся и твои далекие потомки!

Мне казалось, что он шутки понимает.

И что ты думаешь? – Он потерялся на несколько месяцев, но потом пришел с коньяком. Сейчас спокоен, как сто индейцев. Более того, теперь это его бизнес – он закапывает «бочки» всем желающим на клочке собственной земли в глухомани в тайге. И процветает.

– Серьезно? – переспросил Юрий.

– Да, нет – это я только что придумал.

– Серьезно?

– Да, нет!

Они почему-то оба засмеялись. Смешно же получилось – зацепились словами….

– Юр! – одна из женщин на веранде кричала в сторону костра.

– Тебя? – спросил Архип.

– Похоже, – ответил Юрий и крикнул женщине в ответ: – Что?

– Иди сюда! – женщина махала рукой, звала.

– Ну, что надо? – Юре не хотелось идти.

– Ну, иди, Юр – дело есть!

– Опять что-то придумала, – как бы извиняясь сказал Юрий. – Пойду, схожу, узнаю, что там стряслось. Посидеть не дадут. Видимо, точно придется бочку закапывать! – Юрка улыбнулся. – Ты здесь будешь?

– Нет, я, пожалуй, тоже пойду – подружка, наверное, уже проснулась.

– Ага. Ну, ладно, я пошел, – неохотно поднимаясь, Юра добавил: – На ужине встретимся.

– Обязательно.

– Ну, давай.

– Удачи.

Здоровяк побрел к жене, а Архип остался допивать свою банку.

«О чём поговорили? Ни о чем. А о чем здесь ещё разговаривать? Все, как положено!» – подумал Архип, допил пиво, бросил и свою банку в костровище, поднялся и тоже пошел в домик.

* * *

Первое, что увидела Юля, открыв глаза, это то, что Архип, сидя на табуретке за письменным столом, что-то вычитывал в зеленой книжке, потом заглядывал в какую-то желтую, толстопузую книжку и озабоченно записывал что-то в свой блокнот.

Она сладенько так потянулась, улыбнулась и сказала:

– Привет. Что делаешь?

– Немецкий учу, – не поднимая головы, ответил Архип. – Привет.

– Что-о? – удивилась Юлька.

Архип поставил жирную точку в блокноте, поднял глаза, посмотрел на Юльку, улыбнулся её заспанному, милому виду и повторил:

– Немецкий учу, Зайчонок. Как спалось?

– Хорошо.

От такого ответа она окончательно проснулась. Села на кровати «по-турецки», прикрыв простынкой лишь нижнюю часть своего юного, но уже женского тела. А, так как делать ей спросонья было нечего, а настроение было хорошее, она начала допытываться, что за немецкий он там учит.

– Что за немецкий ты там учишь?

Глядя на её верхнюю, не прикрытую, но тоже уже однозначно и совсем, женскую часть, можно было много чего и очень долго ей объяснять. Глупо было бы просить её прикрыться, однако это видение могло отвлечь от «умных» занятий. А так как Архип не был стеснительным ханжой, поэтому, просить её прикрываться он не стал. Ему нравилась такая картинка на белоснежной кровати. Посмотрел он на своего Зайца, оценил удобность и прелесть её «турецкой» позы и сказал без лишних эмоций:

– Хорошо. Попытаюсь объяснить. Но ты так и сидишь. Лучше будет, если ты простынь ещё и снизу сдернешь.

Она сдернула на мгновение: «Так?», и тут же снова закрылась.

Промелькнуло нечто темненькое, заманчивое и чуть-чуть приоткрытое.

– Так! – подтвердил он, хитро улыбаясь. – А вот теперь сиди и слушай!

«Лекция номер три!» – подумала Юлька, а в слух добавила:

– Я внимательно слушаю Вас, доктор-лектор.

Сделав паузу, он посмотрел на неё лукаво и внимательно, и затянул свою обычную волынку:

– Значит, дело как было? Идем мы, значит, – я, там Руба, Зевельд, Вильдан…

– Бардас, Сорока Старший, Сорока Младший… – слышали уже! – перебила она его. – Ну, правда, давай по-нормальному. Чего ты там учишь?

– Как скажешь, дочка, – и, спохватившись, он тут же добавил, – народа своего узбекского. «Сыктым бар, оненски гужеляб, кура кутак!»

Она показала ему кулак.

– Ты чуть не выпросил.

– Ты слушаешь? Или сидишь мне всякую гадость показываешь? – как будто с досадой и злостью спросил он, улыбаясь. И не дожидаясь ответа, заметил: – Красивый кулачок.

Она посмотрела на свой кулачок, покрутив его перед глазами, пожала плечами:

– Да.

– Что, – «да»?

– Рассказывай, давай.

– Сижу я, значит, учу немецкий… Ты какой язык в школе учила?

– Английский.

– Вот. А я – немецкий. Мне учебник по английскому не достался. Пришлось брать немецкий и учить. Правда, в школе я плохо его учил. У нас только Вовунька отлично по-немецки шпрэхал, а остальные – кое-как. Училка у нас забавная была. Их даже две было. Но одну всё время муж бил, как с любовником поймает. Говорят, даже из окна однажды выкинул. Благо, они жили на первом этаже. Ну, так вот, она всё время с синяком под глазом ходила, поэтому уроки часто пропускала. А вторая, та – постарше была, уже почти бабушка. Та чудила по-своему, донимала нас вопросом: «телевизор – это роскошь или необходимый предмет?» Мы говорили, что необходимый. Она утверждала, что это роскошь и приводила в пример, как они упорно жили во время войны, когда не было телевизоров и в школу, вместо портфеля, ей папа из фанеры сделал ранец. Как они писали перьевыми ручками, макая их в чернильницы-непроливайки, но всё равно учились и выучились. А мы, в отличие от её поколения, разгильдяи, учиться не хотим. Ручки у нас шариковые, у всех хорошие портфели, форма у всех школьная, а у нас на уме только дискотеки и развлечения. Девчонок хулила за короткие юбочки, мальчишек – за длинные волосы. И так далее. Какая тут учеба? Придет, задаст задание, что-нибудь переводить, а сама сядет, закроет глаза ладонями, типа, устала, а сама сквозь щелки на нас зырит. Ну, мы же дураки, конечно – ничего не видим, не понимаем. А мы всё видим, всё замечаем! Мы с Лёхой Бутиным сидели за одной партой, понятное дело, трепались, вместо учебы. Она однажды, как дала Лёньке указкой по рукам! Лёха даже завертелся от боли! Ну, думаю, не буду говорить кто, – отомщу! И что мы сделали? Паренек у нас учился один смешной – Юра Поддубный. Он на уроках сам себе письма, якобы, от девочек писал с просьбой выслать ему два календарика по три копейки и два – по одной копейки, и нам показывал, как по нему девушки сохнут. Ещё тот пассажир. Так вот, притащил как-то Юра в школу пачку порнографических карт. Карты стрёмные такие, на фотобумаге, на сто раз перефотографированные, темные, ни хрена толком не разберешь. Но, что надо – очень ярко выделяется. Особенно пошлые моменты, связанные с оральным сексом. Мы взяли у Юрки эти фотографии и выждали момент, когда наша училка по немецкому из класса выйдет. У неё привычка была, минут за десять до конца урока выйти из класса, потеряться до перемены, а после звонка зайти и полоскать нам мозги домашним заданием, когда на перемену бежать надо. Ну, вот, она вышла, а мы с Лёхой напихали ей этих пошлых, вонючих, даже по нашим меркам, фотографий везде: в сумочку, в карманы её пальто, между страниц её книг и учебников – везде куда можно. Она пришла, задала задание, не заметила, мы свинтили. Не знаю, что было потом, но могу представить, если где-нибудь в учительской с неё начали сыпаться эти фотографии. Или дома, на глазах родных. Мы хохотали, представляя это, до слёз! На уроки немецкого она нас больше не пускала, ставила тройки и так, лишь бы не видеть. И в аттестате у меня трояк по немецкому. А потом, через много лет, я поехал в Германию. Второй или третий раз – не помню. Но нужно было сфотографироваться на новый загранпаспорт. Прихожу я на рынок в «Экспресс-фото» получать фотографии. Глядь, а фотографии выдает моя учительница по немецкому.

– Здравствуйте, – говорю.

– Здравствуй, здравствуй! – узнала. – Куда собрался?

Она по чеку поняла, что у меня фотографии на загранпаспорт.

– В Германию, – отвечаю.

– Чего ты там делать будешь? Ты же языка не знаешь!

– Извините, – говорю, – знаю. Вы же сами меня учили.

Получил я свои фотографии, сказал ей: «Данкэ шон!» и ушел.

Но в памяти моей остались навсегда её глаза. Грустные глаза. Она всю жизнь, таких как я разгильдяев учила немецкому, а сама ни разу в Германии не была. И, теперь, уже, наверное, никогда не будет. Не справедливо, видимо, устроена жизнь – кому-то ранец из фанеры, а кому-то телевизор и Германия, не зная языка.

Вот и решил я, все-таки выучить немецкий язык, чтобы получилось, что не зря она меня учила… и тройку ни за что поставила. Ясно? Вот, сижу и учу от нечего делать.

Архип показал свой блокнот, в котором были какие-то каракули и мазня, на немецком и на русском языках.

– Как-то странно ты его учишь, – сказала Юля. – Чего ты там пишешь?

– Чего странного? Стихи пишу.

– Стихи? На немецком?

– На русском стихи. Перевод с немецкого. Чего не понятно? – Архип показал зелёный томик стихов и ткнул пальцем в желтый немецко-русский словарь.

– Ну, ты даешь! Система какая-то?

– Система ниппель! Туда дуй, обратно – … мало! Какая система, Зайчик? Просто мне так удобней и лучше запоминается. Нас же, как учат? Мундшруют, чтобы мы запомнили, как пишутся слова. Спроси тебя чего-нибудь по-английски, ты сначала увидишь, как слово пишется, потом вспомнишь перевод, потом ответишь. А я, пока по Германии мотался, всё на слух воспринимал. Теперь услышу немецкое, знакомое слово – сразу образ всплывает, а ни текст… с переводом. А тут, ещё смешней придумал: беру немецкую книгу стихов, перевожу, как умею со словарем, потом, то, что перевел, выстраиваю в стихотворную тоже форму и получается двойная польза – и перевод с немецкого, и новые стихи уже на русском. Стихи на немецком вызубрил, свой перевод и так помнишь – вот и ладушки. Услышал знакомое сочетание – всплывает мой перевод, литературный, типа – всё ясно о чём разговор. Вот так-то, Зайчонок. Да, тренируюсь, просто – не слушай меня.

– Покажи, как это, – Юля привстала, чтобы посмотреть, что там, на письменном столике.

Простынка соскользнула.

Она не заметила.

Архип обратил на это внимание.

– Ну, хорошо, смотри, – стал он подробно ей объяснять, заодно, разглядывая тело. – Берем любой стишок. Короткий, для начала, вот такой.

Архип, очень стараясь, стал с выражением читать немецкий стих вслух:

 
«Я, вен ди Лёйтэ ви айнст нох Зин унд Мусэ хеттен
фюр ден вольгеглидертен Бау фон фирценцайлиген Зонеттен,
герн шрибэ ихь инен вельхэ – дох ах, унгедульдиг айлен
унд флюхтиг ирэ Бликэ зогар йёбер нир фир Цайлен!»
 

Юля поморщилась!

– У тебя отличное произношение!

– Спасибо.

– И что это белиберда означает?

– Дословно, если в тупую каждое слово переводить, следующее, – Архип заглянул в блокнот:

 
«Да, если люди как ещё раз Чувствовать и Досуг иметь
для хорошорасчлененного Строения от сорокастрочного Сонета,
охото писать я они который – увы, нетерпение торопиться
и мимолетно (мимоходом) их взор даже через только четыре строки!»
 

– Во как! – Архип театрально махнул ладонью.

– Ещё хуже! – ответила Юля. – Ну, и что у тебя получилось?

– А у меня получилось так:

 
«Что вам стоит, люди, на досуге
с Вашим пониманием стихов
Вникнуть в мой сонет, ведь лучше будет
Вам от четырех десятков строф.
 
 
Я с любовью посвящаю Вам их,
вы ж, глазами пробежались вмиг,
И из сорока – всего в четыре,
да и то, ни каждый из Вас вник!»
 

– Здорово! – Юлька не ожидала. – Здорово, правда! Из этой белиберды – получилось!

– То-то! А ты говоришь! Классно?

– Да. Ты молодец.

– Это точно!

– И что, ты так всё время учишь немецкий? А откуда у тебя, кстати, книга и словарь?

– Зая, в моём пылесосе чего только нету! – Архип говорил про джип. – Это же дом на колесах. Знаешь сколько в нем всякого?! Я в нем столько ночей провел.

– Один?

– Не всегда.

– Я так и думала.

– Не начинай малыш – прошлое прошло! Я тебе про Фому, а ты мне про «я так и думала». Скажи, лучше, ещё, что я – молодец.

– Молодец, ты, молодец. Ничего не скажешь – здорово получилось.

Юлька присела обратно на кровать. Прикрылась.

– О-па! А так мы не договаривались! – заметил Архип.

– Я замерзла.

– Давай включим кондёр на обогрев.

– У! – Юлька надула губки. – Я так. Ладно?

– Ладно. Я шучу, – Архип довольный пересел в кресло напротив и развалился в нем. – Вот так рождаются из нечего образы. Фантазия, понимаешь! – сказал он голосом Ельцина.

– Похоже, – подтвердила Юля.

– Я знаю. Это тоже фантазия. Ты знаешь, что такое фантазия.

– Знаю.

– Не-а! Не знаешь! Фантазия – это дар Божий! Награда нам – людям. Благодать, которую не все, признаться, заслужили. Но все имеют. А пользуются единицы умело. Рассказать?

– Расскажи.

– Долгая будет песня – до ужина.

– Ну, и что?

– Знаешь?

– Знаю.

– Что?

– Зна-ю! Ты не спрашивай, ты рассказывай.

– Ок. Поехали! – воодушевленный Архип, как будто летел. – Итак, фантазия. Я говорю «Лимон». Что ты чувствуешь? Как кисло во рту. Правильно? Правильно. Что сработало мгновенно, машинально, не зависимо от тебя? Твоя фантазия. Вот, примерно, так же и у меня – вижу что-то не совсем правильное, необычное или забавное – хрясь, и, так сказать, «кисло во рту». И я тут же хочу избавиться от этого, выплескивая всё на бумагу или «плюю на головы беспечных парижан». Понятно?

Юлька пожала плечами:

– Наверное.

– Непонятно. Тогда так… Как? Ну, попробую так…

Архип налил себе в стакан пива, выпил, почесал нос и продолжил уже спокойно и размеренно, как будто, действительно, опять начал лекцию читать.

– Фантазия, абстрактное мышление, умение выдумывать и изобретать, креатив, в конце-то концов, будь он не ладен (Не люблю это слово! Но пользуюсь) – самый лучший, самый полезный, самый необходимый, что ли, исключительный, наверное, бесценный подарок, которым наградил человека Господь Бог. Этот подарок, этот дар, эта уникальная способность даёт (с одной стороны) огромное преимущество человеку перед другими живыми существами, и, в то же время, может довести его до самоубийства. «Большое понимание – большая печаль», кажется, так говорится. Однако бестолковка не у всех работает одинаково. Один видит лес, как простое скопление деревьев. (У него нет фантазии.) Другой – кубометры пиломатериала, уложенные в ровные штабеля перед загрузкой. (У этого уже лучше, но направленность своя.) Третий прикидывает, где могут спрятаться в этом скоплении деревьев и пиломатериала нарушители закона – браконьеры, убившие вчера на рассвете самку лося с полугодовалым лосенком. (Тут уже нечто другое, ни только фантазия.) Четвертый пишет: «Там чудеса, там Леший бродит, Русалка на ветвях сидит!» (Сто процентная фантазия!) Пятый… (Ещё не родился.) И так далее. И у каждого свое представление, и каждый прав по-своему. И все вместе – тоже. Вопрос: что лично тебя интересует в увиденном? Вот, что интересует – именно то, ты и получишь в своих фантазиях. Богу – Богово, а Кесарю – кесарево (порой, сечение).

– Тогда мне интересно, что ты хочешь увидеть, когда смотришь, допустим, на меня?

Юлька дотянулась до своей футболки и надела её. Сидеть в таком виде, разговаривать на такие темы, не очень-то приятно, как она бы выразилась.

Архип думал ровно столько, сколько нужно было времени, чтобы подкурить.

– Юль, ты в курсе, что мы завтра утром уезжаем?

Вдруг, почему-то ему расхотелось говорить с ней на эту тему. Слишком долго, и она, скоре всего, не врубится – молодая ещё. Он, даже, почти не расслышал её ответ: «Да». Его одолевали сомнения: какого черта он тут начал из себя умника корчить? Потом, где-то в глубине его памяти, в эту минуту, не запланировано, открылся файл, который ярким неоном высветил слова старины Сеттона-Томсона: «Нет никого умней семнадцатилетнего юноши, за исключением шестнадцатилетней девушки». Юльке было уже восемнадцать. Следовательно, «пик её ума» уже прошел. Но пока, всё равно, был ещё где-то рядом. А это означало, что мир, в сущности, принадлежит сейчас ей. Она сейчас самая основная, центровая в мире. Здоровая, молодая, способная плодить, не знающая преград и пощады, не уверенная ни в чём и настырная в том, что всё равно получится. На неё облизываются все, кому не лень. Она может повернуть всё так, как захочет, не опасаясь последствий, потому что она их даже не представляет. Кому, как не ей сейчас самое время впихать, втиснуть, вдолбить в голову всё то, что он сам для себя когда-то навыяснял? Почему бы, не попробовать? И он, забыв про неохоту, погнал:

– Ты знаешь, что я волшебник?

Она посмотрела на него, как на человека, заявившего нечто такое, от чего именно так и надо на него смотреть. Если бы он был сильно пьян, она бы сказала: «Допился!» или «Закусывать надо!» Но он был почти трезв. Поэтому она ответила вопросом:

– Кто ж этого не знает?

– И ты волшебник, – заявил он. – Но ты пока этого не знаешь.

– Само собой, – подтвердила она и рассмеялась.

– Вот, видишь – подтверждение моих слов. Ты смеешься и не веришь, потому что не знаешь, потому что глупенькая ещё.

– А ты сам-то веришь?

– Я это знаю! Я это точно знаю! Ты не понимаешь, какой у тебя есть дар. Ты с ним живешь и не понимаешь, что он у тебя есть. Ты в лесу видишь сейчас только елки. В этом, именно, в этом разница между мной и тобой, между мной и ещё миллионами людей на земле – я понимаю, вижу, знаю, а они нет. Хочешь, я тебе объясню, что там, в лесу – там «чудеса и Леший бродит, Русалка на ветвях сидит».

– Давай, – согласилась она. И снова засмеялась, – ей было приятно, что Архип назвал её волшебницей. Она надеялась, что он имеет в виду ни только их совместную постель.

Архип продолжал.

– Есть такой товарищ, наш земляк, его зовут Емеля. Знаешь Емелю?

– Какого?

– Который на печи ездит. Щукин друг.

– А – этого? Да, знаю, конечно. Бабушка в детстве про него много рассказывала.

Она, сама того не сознавая, безотчетно приняла его манеру этой словесной игры.

Он продолжал:

– Все говорят, что это сказка. Правильно? Бабушка твоя, наверняка, тебе это тоже говорила.

– Да.

– Разумеется, да! Кроме того, имеется официальный документ с картинками, на котором разноцветным по белому написано: «Русская народная сказка». В этом документе определенно говорится, что Емеля способен был (с помощью некой щуки, правда – но это основная линия, подчеркиваю) совершать чудеса. Было такое?

– Было.

– Было, конечно – официальный документ. Так вот, я тоже, сейчас возьму свою «щуку» в руку, которую другие ещё называют сотовым телефоном, нажму пару кнопок, откуда-то изнутри этой железно-пластмассовой штучки раздастся женский голос, и я скажу ему: «Я хотел бы уехать от Малого Моря в Иркутск, по щучьему велению. Вы не могли бы мне прислать машину или печьку, на худой конец?» Со стороны кажется – я с ума спятил – разговариваю с игрушкой, которая, кстати, мне отвечает – любой может послушать. Более того, узнав условия доставки на худой конец и согласившись на них, этот любой, через какое-то время увидит, что за мной приехала тачка, которая, кстати, гораздо комфортабельнее печи, и я на ней умчался за три девять земель, по своему хотенью. Значит я волшебник. И покруче, видимо, Емели – тачка-то у меня с кондиционером и с магнитофоном. Музыка какая-то от куда-то льется из стен. И воздух – свежий-свежий! Правильно? Или будут сомнения?

… – Юлька промолчала.

– Другой пример: мне на праздник, допустим, на День рождения, дарят цветной клочок бумаги, на котором написано «Лотерейный билет». Звезды и обстоятельства сложились так, что через неделю я обмениваю этот клочок на двадцать миллионов других фантиков, на которых уже написано «Казначейский билет». Целый чемодан разноцветной бумаги с такими надписями. Я беру один из них, прихожу в магазин и даю его Золотой рыбке за прилавком и говорю: «Хочу новое корыто». Пожалуйста – она меняет фантик на корыто. Приношу домой. Мне старуха говорит: «Дурачина, ты, простофиля! Много ли в корыте корысти. Ты бы избу попросил у своей Золотой рыбки!» Не вопрос! Я беру ещё пачку таких фантиков и иду в агентство недвижимости «Золотая рыбка». «Здрасти! Совсем старуха моя сдурела – не дает старику мне покоя. Не понравилось ей корыто – ей коттедж подавай!» «Кайне проблем!» – говорит мне славная, грудастая Рыбонька, и выписывает счет к оплате. И вот у меня хоромы царские. Красота, лепота, клёво! И так далее. Так, волшебник я или нет?

– Но это же всё деньги! Ты же за деньги купил себе дом!

– Естественно, за деньги – за что же ещё? А кто деньги-то придумал? Ты видела, чтобы лиса, которая считается самой хитрой бестией в лесу, придумала деньги? Или хотя бы за пару убитых ею же зайцев, сделала обмен, и переехала из гнилой и сырой норы возле болота в нору сухую, в глубине леса рядом со станцией Метро «Полежаевская»? Нет, конечно! У неё тямы не хватит – деньги придумать. Или обмен совершить. И у всего поколения лис на миллион лет вперед тямы не хватит. А у голого лягушонка Маугли хватила тямы! Разве это не волшебство? Разве Бог нам подарил этот дар просто так? Нет – он сделал нас волшебниками, а мы, как бараны, не понимаем это. Но зато, усиленно этим пользуемся, и, как правило, в плохих целях. То есть, наше волшебство, скорее всего, черная магия. Надо кому-нибудь нагадить – мы взяли лист бумаги, накарябали на нём заклинания, которые начинаются примерно так: «Прокурору Октябрьского района города Иркутска…», а дальше пошли сами заклинания, составленные символами, которые многие называют буквами, но некоторый расклад и порядок которых, в нужный момент могут принести либо горе, либо благодать. Разве это ни чудо, подаренное нам Свыше? А?

Диагноз был налицо. Но Юля решила ещё послушать. Она грызла яблоко.

Архип достал ещё баночку пива.

«Тыыщь – щелк!» – прошипела и ёкнула баночка пива и открылась «волшебнику».

Архип, как будто понял Юлькины мысли, кивнул головой, как гусар, в знак благодарности баночке и произнес: «Благодарю Вас, Ваше Величество!», налил себе в стакан (Он не любил пить из банки) и выпил половину налитого. Затянулся сигаретой и, ни с тог, ни с сего, вдруг, сам затянул:

 
«Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала.
Напрасные слова я тихо говорю…»
 

Потом, забыв слова по тексту, придумал сам:

 
«Напрасные слова, как девки у вокзала,
Напрасные слова, чмок-чмок – благодарю!»
 

И разошелся не на шутку, взяв на семьдесят три октавы выше, встал с баночкой в руках и завыл, как белый медведь в теплую погоду:

 
«Напрасные слова – виньетка ложной сути
Напрасные слова – ля-ля, фа-фа, ку-ку…»
 

– Перестань! – проорала Юлька и хлопнула ладонями по кровати. – Хватит орать – я оглохла!

Но он не унимался – Остапа понесло:

 
«Напрасные слова, уж вы не обессудьте
Напрасные слова, я скоро догорю!»
 

Она кинула в него полотенцем.

Он только подзадорился:

 
«У вашего крыльца
не вздрогнет колокольчик…»
 

Забыв слова, он все-таки не остановился:

 
«Не обосрет мой конь
вашу большую дверь…»
 

– Фу!

 
«Напрасные слова,
всего один укольчик…»
 

Поймал подушку.

 
«Напрасные слова, я наркоман… (нет – решил он и переделал) я долбаеб теперь!..»
 

– Угомонись, певец! – Юлька качала головой и крутила пальцем возле виска. Потом заткнула уши, но не обиделась, а улыбнулась, почему-то.

Ему это больше понравилось, и он повторил в другом разрезе и гораздо нахальней, подмигнув:

 
«У вашего крыльца
не вздрогнет колокольчик…»
 

– Слышали уже!

 
«Не обосрет мой конь
вашу большую дверь…»
 

– На-до-е-ло!

– А так?

 
«Напрасные слова!
Я б с удовольствем кончил!»
 

– Дурак!

 
«Напрасные слова!
Но кто мне даст теперь?…»
 

– Это точно!

– Всё!!!!

Архип сел в кресло. Он тяжело дышал. Ещё бы – так высоко взять. Наверное, весь лагерь наслаждался его пением – то-то все молчат в округе, даже Тайна не тявкает.

Через секунду, где-то в районе веранды раздались жидкие аплодисменты, и кто-то крикнул: «Браво!» «Ионика» переборами подхватила мотив, и он полился по Подлеморью.

– Во, – Архип двумя пальцами указал на входную дверь, – почитатели. Видишь, что песня животворящая делает? Она продолжается в каждом четырехкамерном сердце туриста, она по лесам и полям бурно льётся, она будоражит умы и щекочет нервишки… А ты говоришь – я не волшебник.

– Я так не говорю.

– Ну, думаешь.

– И не думаю. Ты – волшебник. Это каждый знает.

– Издеваешься?

– Да.

Юлька улыбалась. Она была довольна своей шуткой. Она уже научилась у него шутить, усугубляя смысл.

– Разрешите продолжать лекцию? – хитро спросил он.

– Лекцию? Лекцию продолжайте, – подыграла она.

Выдохнув, собравшись с мыслями, глотнув ещё пивка, он продолжил, но уже серьезно.

– Господь, сотворив нас по образу и подобию, наградил нас мельчайшей способностью к волшебству по образу и подобию, чтобы посмотреть, а что мы будем с эти делать? Мы же – долбоебы – тут же сотворили динамит. Теперь получаем Нобелевские премии, если придумаем, что-нибудь ещё, что будет полезно обществу, как правило, в военных целях. «Чтобы не изобретал ученый – все равно получится бомба!» А тот, кто сотворил снадобье от простуды и гриппа из лишайников, грибов и плесени, (в самом начале пути) – типа Пенициллин, – был признан ведьмой и сожжен публично на костре! Дескать, нехер народ травить – на все воля тех, кто стоит у руля пропаганды. В те времена – церковной. Только бомбы! Только бомбы и золото нужны Государству, которое, тоже придумано искусственно искусниками от пропаганды! Я – про Государство говорю. А золото – самый бесполезный материал, если не считать стоматологии и тех опытов, которыми одно время занимался мой брат. Блестит и убивает. Но все рвутся к нему: «Золото! Золото! Золото!» Гробница из золота, золотое кольцо в нос, золотое яйцо Фебержэ, золотая звезда и медаль… «Золотые слова!» – сказал мне одноклассник Сашка Родиков, когда я сказал на собрание членов жилищного товарищества «Зеленый берег», что нас хотят наебать. И он, как ни парадоксально, оказался прав – есть только золотые слова – типа: «По щучьему велению, по моему хотению…» или «В соответствии с действующим законодательством, на основании решения Правительства такой-то федерации за номером таким-то от такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года, во исполнение Указа Президента такой-то страны. Постановляю…» Всё остальное – синим! Понимаешь? Нами придумано – волшебниками.

Архип налил в стакан ещё немного. Выпил. Затянулся.

Юлька окончательно оделась (трусишки под простынёю натянула).

Архип встал, открыл дверь, чтобы выгнать дым. Остановившись у двери, опершись на косяк, куря на улицу, он продолжал:

– Сто лет назад самолетов-то не было. Так, фанерная конструкция, которая рассыпалась на кочках, когда крутили педали. А сейчас? «Космические корабли бороздят просторы большого театра». И вот, что меня особо умиляет: закинули мы собаку в космос. Улетела бедная Лайка и сдохла среди приборов в своем скафандре. И сейчас где-нибудь летит. И ещё тысячу лет лететь будет. Нарвутся на неё инопланетяне – то-то подивятся: что за космонавт такой? Ни приборов управления в корабле, ни продуктов питания, ничего! Как такой космонавт кораблем управляет? Несчастная собачка! Человечество известно своей гуманностью во имя достижения великих целей научно-технического прогресса! А эти дебилы, ещё отправили корабль к звездам в долговечность с контейнером с информацией о нашей планете, кто мы, что мы, что имеем, что умеем и где расположены в космическом пространстве. Плюс ко всему, каждый день или час сигналы в космос запускают, чтобы услышали нас добрые гуманоиды. Тупее ничего придумать нельзя! Представь, если б лет за сто-двести до того, как Колумб Америку открыл, к нам бы приплыла бутылка или кокос какой-нибудь замазанный смолой с информацией об индейцах, с запиской и рисунками внутри. Дескать, мы такие-то-такие-то, зовут нас майя или ацтеки, у нас есть луки, барабаны, золото, индюки, картошка, табак, помидоры. Кое-что ещё интересное. Приезжайте дружить! – И координаты, телефон и номер отделения связи. Наши ребята, с этого берега, на моторках тут же бросились бы дружить. И высадились бы на берег, если б точно знали, что рядом с индейцами в песке дубины не зарыты и шмалеров у них с собою нет. Что, в сущности, и получилось, только лет на сто-двести позже и без приглашения, в Одна тысяча четыреста девяносто втором году от Рождества Христова, если я не ошибаюсь.

Архип выкинул сигарету, закрыл дверь, сел в кресло, налил и выпил ещё пива. Пьянел.

– Кстати, не хочу богохульничать, но я тут одну книжку интересную прочитал и теперь склонен верить Носовскому и Фоменко…

– Кто это? Фоменко, это который с радио?

– С радио? – не понял Архип. Потом понял, улыбнулся, представив Колю Фоменко за учебниками и ответил: – Нет, ни тот, этого, кажется, Анатолий зовут. Не важно, не перебивай. И так, я склонен верить Носовскому и Фоменко, и тому, как они утверждают, что дату Рождества Христова один монах – фантаст-самоучка по фамилии Скалигер выдумал и подогнал, как ему хотелось и требовалось высшими санами церкви, и всю Историю Человечества вместе взятую за одно подогнал или придумал. Дюже фантазировать он, оказывается, любил. За что ему и платили. И сам в историю попал!

– В смысле?

– В смысле – не было никаких Юлий Цезарей, Македонских, Чингиз Ханов – всё это сказочные персонажи, как Властелин колец, эльфы, гномы, гоблины. Были, конечно, люди с которых срисовывались эти типажи, но звали их по другому, жили они в другие времена и делами своими прославились, скорее всего, как-то по-иному. А многие из них – одно и тоже лицо. Мне сейчас трудно тебе будет всё это объяснить, я просто говорю. А ты верь или не верь – как хочешь. Лучше – верь. Хотя путаница такая, что мама мия! И даты, естественно, так перепутаны, что черт ногу сломит – это, как пить дать. Никто же ничего до этого не записывал – всё устный фольклор и придания какой-то старины глубокой, легенды и мифы народов «Междуморья». Всё остальное – фантазия! Выдумки и воспаленный мозг писателя-фантаста из темной кельи с лучиной на столе. А, может быть, корысть, что более вероятно. Пятьсот лет назад, когда товарищ Скалигер сочинял свои труды в сырой церквушке, Человечество ещё было абсолютно уверено, что Земля плоская, что Солнце вертится вокруг Земли, и Джордано, кажется, ещё не сожгли. Телескоп ещё не придумал Галилео. Луну считали планетой или звездой. Не было ни паровых машин не печатных станков – все вручную. Бумагу ещё не придумали, кстати. А Скалигер уже утверждал и доказывал, как мог, используя служебное положение и сан, что был и древний Рим, и античные Афины, и фараоны тысячелетиями правили среди песков Египта. И всякую другую фигатень, лишь бы прославиться, увековечить свое имя, а то, что он собьет все календари и мозги своим потомкам – его мало волновало. Сидел, сука, в потемках под лучиной и сочинял мифы. Получил свои гульдены и по бабам. А потом его писульки опубликовали. Толкин, твою мать! И все решили, что так оно и есть. А тут прошло всего сто лет, мы из фанерного самоката добрались до «Шатлов», от голубиной почты до Интернета, от прижигания ран коленным железом до пересадки сердец. Почему же раньше у нас тямы не хватало это выдумать, если цивилизация развивается несколько тысяч лет по понятиям товарища Скалигара. Короче, Юленька, нас дурят, как в школе, другие, более продвинутые, волшебники, у которых есть доступ к телевидению и радиовещанию, а мы, как тупые лисы меняем нору сырую на сухую и довольны до жопы! Вот Покуль говорит, что видел летающую тарелку на даче. Я верю. Другие – нет. Ты веришь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю