Текст книги "Слуги света, воины тьмы"

Автор книги: Эрик Ниланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц)

– Я хочу, чтобы ты вернулся к боссу и обо всем рассказал. О Крамбле и об этих ребятишках. Адрес сообщи. Сделай это лично. И никаких разговоров по телефону. – Уэлманн встал. – За нами по пятам идет беда. Поезжай и не останавливайся. Захочешь попить, поесть, пописать – забудь об этом и езжай дальше.

– Ладно. – Роберт не понимал, что так напугало Уэлманна, но не собирался оспаривать приказы, когда они требовали боеготовности второй степени. – А вы что собираетесь делать?

– Я должен найти этих детей… пока их не нашли они.

– Вы имеете в виду Крамбла? Эту самую «другую сторону»?

Широкое лицо босса исказила раздраженная гримаса. Он вытащил визитную карточку мистера Ури Крамбла.

– Да. – Уэлманн отвернулся и заморгал. Похоже, ему было больно смотреть на картонный прямоугольник вблизи. Он вынул из кармана зажигалку и поджег уголок карточки.

Карточка загорелась, и Уэлманн бросил ее на пол.

Огонь начал лизать строчки, плясать вокруг угловатых букв, охватил логотип. Белая бумага обуглилась, краешки карточки завернулись и стали янтарными. Слова извивались в пламени, словно живые.

Карточка горела пять секунд. Десять секунд. И продолжала гореть. Строчки стали похожими на расплавленный металл, вспыхнули ярче, и Роберту вдруг захотелось притронуться к ним, чтобы они проникли под его кожу.

Уэлманн растоптал горящую карточку. Пепел полетел к двери.

Не осталось ничего, кроме следа от подошвы кроссовки на тонком слое пепла. Как Роберт ни старался, он никак не мог вспомнить логотип, хотя только что видел его.

– Странно как… – прошептал Роберт.

Уэлманн сунул руку в карман и вытащил ключи от машины. Немного помедлив, он протянул их Роберту.

Роберт уставился на ключи. Не может быть. Чтобы босс доверил ему ключи от «мэйбаха»…

– Вперед, – скомандовал Уэлманн.

Два раза повторять не пришлось. Роберт схватил ключи.

– Хотите, чтобы я повел?

Уэлманн не слишком охотно кивнул.

Восторг Роберта немного поутих. Уэлманн ни за что не позволил бы ему вести машину, если бы в этом не было жгучей необходимости. То есть Уэлманн полагал, что сам больше за руль своей машины не сядет. Никогда.

– Возьмите меня с собой, – прошептал Роберт. – Нужно, чтобы вас кто-то прикрывал.

– Это точно, – кивнул Уэлманн. – Но ты со мной не пойдешь. – Он шумно выдохнул и посмотрел Роберту прямо в глаза. – Ты вдвое крепче, чем был я в шестнадцать лет. Из тебя получится отличный водитель. – Он положил руку на плечо Роберта. – Но если ты не сделаешь все так, как велено, я надеру тебе задницу.

Роберту хотелось много чего сказать. И какой Уэлманн сукин сын, и что он ему никогда не нравился… и что меньше всего ему хочется покидать его так, как его самого с детства покидали бесконечные отчимы.

Ему стоило больших усилий не расплакаться. Расплакаться? Как маленькому? Перед Уэлманном? Он сдержал слезы и кивнул.

Дойдя до двери, он остановился.

Уэлманн криво улыбнулся и помахал рукой с таким видом, словно хотел сказать: «Ну, уходи уже».

Роберт думал о том, когда вновь встретится с этим человеком, который стал для него почти отцом… да и встретится ли вообще. Он бегом помчался по коридору к лестнице, не оглядываясь. У него было такое чувство, что они оба предоставлены сами себе.

5
Сюрпризы в день рождения

Элиот продумывал план побега. Сегодня, как только ему выдадут зарплату, он направится не домой, а на автобусную станцию. Доберется до Санта-Розы, потом – автостопом до Сан-Франциско, там наймется на грузовой корабль, уплывет на нем в Шанхай… а оттуда, может быть, найдет дорогу в Тибет.

Он посмотрел на часы на комоде. Почти девять тридцать. Время выходить в реальный мир.

Прощай, план побега. У Элиота не хватило бы смелости ехать автостопом и наняться на грузовое судно. Жаль, что он не настолько храбр.

Мальчик злился на себя. Черт возьми, если даже в мечтах не удается удрать из дома, то какой смысл вообще мечтать?

Он подошел к ящику из-под молочных бутылок, стоявшему около комода, встал на него и, посмотрев в зеркало, недовольно поморщился. Сегодня ему предстояло облачиться в «праздничную» одежду. В ту, которую Сесилия, потратив немало времени и труда, сшила к его дню рождения. Но точно так же как с кулинарией, благие порывы Сесилии в области кройки и шитья приводили к убийственным результатам.

Полосатая рубашка. Когда-то такие были в моде, потом устарели, потом вернулись снова, а потом исчезли навсегда, чего вполне заслуживали. Полоски цвета авокадо, миндаля и апельсина явились в мир будто бы специально для того, чтобы не сочетаться между собой. Это можно было бы пережить, но полоски располагались неровно и расходились на середине груди. Не лучше обстояло дело и с брюками. Сесилия подумала, что они немного великоваты, ушила их, и в итоге вокруг молнии образовались такие складки, словно на мальчике был подгузник.

Элиот вздохнул и зажмурился. Осталось надеяться, что сегодня на работе он превратится в невидимку… или что Майк будет слишком занят и не начнет на него наезжать.

Мечта о побеге вернулась к нему. На миг он ощутил дыхание соленого ветра Индийского океана – начало великих приключений…

Хрипло заверещал будильник.

Элиот спрыгнул с ящика и подошел к письменному столу, чтобы взять листки с выполненной домашней работой. Но никаких листков не было.

Это было приятно, хотя и непривычно – то, что ему не пришлось прошедшей ночью заснуть, уронив голову на письменный стол. Бабушка всегда была верна своему слову и вчера сказала, что домашнего задания не будет. Но вообще-то вчера вечером все было непривычно. Страх Сесилии… То, что их с Фионой рано отослали спать… Разбитая чашка…

Может быть, перемены были связаны с днем рождения? Должна же бабушка понять: скоро они станут слишком взрослыми для того, чтобы обучаться дома. Что случится, когда они поступят в колледж? Бабушка и Си останутся одни. Будут бродить по квартире, по этому склепу, заставленному книжными шкафами. Элиоту стало их жалко.

Он подошел к двери.

Список висел на месте. Сто шесть правил, которые с таким же успехом могли быть ста шестью звеньями цепи или секциями проволочного забора. Сострадание к бабушке как рукой сняло.

Элиоту хотелось разорвать список на мелкие клочки, но от этого с правилами ничего бы не случилось. Они были невидимы, вездесущи и неотделимы от жизни в доме бабушки, как кислород от воздуха.

И вообще, от подобных приступов гнева никакого толка не было. В прошлом году Элиоту хотелось получить в подарок радиоприемник – как он говорил, только для того, чтобы слушать новости. Он обещал, что не будет включать музыку. Он умолял, рассуждал логически и наконец заявил бабушке, что сам купит себе приемник и что для этого ему вовсе не нужно ее разрешение.

Бабушка не произнесла ни слова. И одним-единственным резким взглядом остановила его тираду.

Точно такой же взгляд Элиот подметил вчера вечером. Он забыл, каково это, когда на тебя смотрят так. Сердце будто останавливается… Не буквально, конечно, но он помнил, что перестал дышать – настолько его ошеломил неподвижный взгляд серых бабушкиных глаз.

Ему показалось, что прошло несколько минут – и только потом бабушка моргнула, а он смог вдохнуть.

Вот как все было тогда, когда он заикнулся про приемник. И с «разговором», и с радио было покончено. Навсегда.

Снова разозлившись, Элиот рывком открыл дверь.

В темном коридоре появился прямоугольник света. В это же самое мгновение его сестра открыла дверь своей комнаты, так же резко, как Элиот.

Они посмотрели друг на друга.

– С днем рождения, – сказала Фиона.

Снова она действовала синхронно, чтобы поддразнить его. Когда-нибудь он все-таки разгадает, как это у нее получается.

Но злость Элиота немного улеглась, когда он вспомнил о подарке, который Фиона преподнесла ему вчера вечером, – о шоколадной конфетке. Такой подарок должен был быть вдвойне дорог ему. Он, конечно, любил сладкое, как большинство людей, но Фиона шоколад обожала. И как только ей удавалось быть то доброй, то злюкой? Наверное, все сестры таковы.

Ну хотя бы наряд Фионы оказался столь же катастрофичным, как и его. Розовое платье работы Сесилии, сшитое ко дню рождения, было тесным в груди и широким в талии. Розовый бант и сумочка на поясе смотрелись нелепо. Белые кроссовки из комиссионного магазина Фиона подкрасила сиреневым маркером, чтобы они лучше подходили к платью по цвету. Словом, выглядела его сестра как мятая обертка от жевательной резинки.

Фиона попыталась разгладить морщинки на платье, но у нее ничего не получилось.

– На что ты пялишься? – одарила она брата сердитым взглядом. – Ты себя хорошо чувствуешь? Гипоксия? Или аноксия?

– В мой головной мозг поступает достаточно кислорода.

Играя в «словарные дразнилки», Фиона для начала предпочитала пользоваться медицинскими терминами. Хорошо, что Элиот за последние дни проштудировал кое-какие книжки, стоявшие на полках в ванной.

– Переключилась бы ты в своих исследованиях с ангиологии на что-то более подходящее к твоему умственному состоянию. На лимакологию.

Темные брови Фионы сошлись на переносице.

Он ее сразил. С «логией» все было в порядке. Проще простого. Это всегда означало «изучение». А вот «лима»… Над этим Фионе предстоит поломать голову. Даже по их меркам, слово было сложное. Видимо, сегодняшняя игра в «словарные дразнилки» окажется самой короткой.

Элиот оставил задумавшуюся Фиону у двери и зашагал по коридору, почти паря в воздухе.

У него за спиной послышался шепот сестры:

– Скользкая загадка, которое родило твое скользкое серое вещество.

Элиот остановился. Довольная усмешка исчезла с его лица. Догадалась? Так быстро? Он обернулся.

– Как?

И поспешно закрыл рот, но слишком поздно. И винить было некого – он сам сделал единственно возможную при игре в «словарные дразнилки» ошибку: попросил объяснения.

Теперь улыбалась Фиона.

– На секунду ты меня обескуражил. – Она склонила голову к плечу. – Сначала я подумала, что речь о слове «лемма» – «предположение» по-гречески, – как в слове «дилемма», означающем необходимость выбора между двумя предположениями.

Она читала ему лекцию, чего Элиот терпеть не мог. Но таков был главный приз в их игре, и Фиона имела на него право.

– На самом деле мне помогло твое упоминание об «умственном состоянии». Я догадалась, что речь идет о чем-то скользком или липком… и сразу же вспомнила, что Umax maximus – это леопардовый или простой садовый слизень. А потом все было легко. – Фиона щелкнула пальцами. – Лимакология – изучение слизней. Отличное слово. Надеюсь, ты не приберегал его для особого случая.

– Ну и ладно, – буркнул Элиот. – Счет ноль – ноль.

Фиона догнала его, они вместе вошли в столовую. И остановились на пороге, потрясенные тем, что увидели.

Стол, обычно заваленный бумагами и книгами, был расчищен, отполирован до зеркального блеска и застлан кружевной скатертью, которая, правда, сюда совершенно не подходила. На столе стояли четыре фарфоровые тарелки, а возле них лежали льняные салфетки и серебряные вилки.

Поперек витражного окна, между книжными шкафами, висел транспарант, склеенный из полей газетных страниц. На нем маркером, которым Сесилия метила белье, отдаваемое в прачечную, было написано «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ». Несколько последних букв слиплись – видимо, каллиграфу не хватило места.

Но в бабушкином доме не должно было быть никаких украшений.

В прошлом году Сесилия приготовила для Фионы и Элиота открытки. На каждой из них был наклеен вырезанный из черного картона портрет в профиль. Портреты получились очень похожими. Элиот просто не мог представить себе, как Сесилия сумела вырезать их своими дрожащими руками. Наверное, она делала это очень долго.

Но бабушка забрала открытки, и больше они их не видели. Она заявила, что это нарушение правила номер одиннадцать.

ПРАВИЛО № 11: «Никакого рисования (карандашом и красками), лепки, папье-маше, никаких попыток воссоздания природных объектов или абстрактных понятий за счет приемов искусства (традиционного, современного, электронного и постмодернистских интерпретаций)».

Это правило Элиот про себя окрестил правилом «отмены искусства и ремесел».

Что же – этот транспарант не считался нарушением правила?

За дверью кухни послышалось тихое пение Сесилии. Кроме ее голоса из кухни доносились запахи печеного хлеба, жженого сахара и цитрусов. Си готовила завтрак.

Элиот обернулся. В коридоре никого не было. Пока его никто не видел, можно было вернуться в свою комнату и притвориться, будто проспал, а потом убежать на работу – чтобы не пришлось поедать «особое угощение», приготовленное Си.

Фиона коснулась его руки.

– Не надо, – прошептала она. – Си так старается.

Элиот вздохнул. Прабабушка действительно старалась. Он любил ее за это и не хотел огорчать.

Дверь кухни открылась. В столовую, пятясь, вошла миниатюрная Сесилия. Сегодня на ней было «хорошее» белое платье с кружевными манжетами и шуршащими нижними юбками. Она обернулась, и Элиот с Фионой увидели, что ее морщинистые руки держат трехслойный земляничный торт. Лучисто улыбнувшись, Сесилия водрузила торт на стол.

Си была милой старушкой, но ее обоняние и чувство вкуса притупились где-то во времена Второй мировой войны. В результате все, что она готовила, могло иметь какой угодно привкус – лайма, морской соли и даже уорчестерского соуса. [13]13
  Уорчестерский соус (уорчестер) – сильно концентрированный соус. Употребляют его каплями по 2–3, максимум по 5–7 капель. (Прим. ред.)


[Закрыть]

– Доброе утро, мои миленькие. – Она с гордостью указала на свое кондитерское творение. – Этот рецепт я нашла в «Лэдис джорнал» и приготовила торт специально для вас.

Сесилия подошла ближе и обняла Элиота и Фиону.

– Спасибо, Си, – в унисон проговорили они.

Сесилия опустила руки.

– Ой… – прошептала она. – Я забыла про ананас и грецкие орехи. А еще свечки! Стойте здесь!

Она поспешила в кухню.

Элиот и Фиона уставились на торт. Он покосился набок.

– Попробуй, – прошептал Элиот.

– Ни за что. Твоя очередь.

Элиот вздохнул и подошел поближе к столу. Розовая и лиловая глазурь вытекала из торта. Он отковырял кусочек нижнего слоя.

Глазурь была сдобрена чем-то сыпучим. Земляничные семена? На ощупь торт был губчатым, как и полагалось… но к стряпне Сесилии всегда следовало относиться осторожно. Элиот понюхал кусочек. Пахло цитрусом и еще чем-то непонятным.

Наконец он собрался с духом и поспешно, пока не передумал, отправил кусочек в рот.

К счастью, нечто сыпучее действительно было земляничными семенами. Торт оказался очень вкусным, ароматным и сладким, но потом глазурь растаяла – и Элиот невольно поморщился. Солоно и кисло – поскольку ему попался комочек разрыхлителя и кусочек апельсиновой корки.

Сесилия локтем толкнула дверь кухни и вошла в столовую, держа две миски в одной руке и горстку именинных свечек и коробок спичек – в другой.

У Элиота не было иного выбора. Он сглотнул подступивший к горлу ком и улыбнулся.

– Тебе помочь? – спросила прабабушку Фиона.

– Нет, нет, нет. – Сесилия потрясла коробком спичек. – Просто побудьте здесь, пока я все закончу. Не жульничайте – не начинайте кушать.

Она уложила на торт дольки ананаса и посыпала их измельченным грецким орехом. Затем воткнула в глазурь свечки, старательно отсчитав тридцать штук. Пятнадцать для Элиота. Пятнадцать для Фионы.

Сесилия могла бы сэкономить и воткнуть в торт пятнадцать свечек, но всегда старалась создать у них чувство, что они оба получают то, чего заслуживают.

– Спасибо, – поблагодарила прабабушку Фиона.

– Угу, – добавил Элиот, громко кашлянув. – Спасибо, Си.

– Теперь зажжем. – Сесилия открыла коробок, вытащила одну спичку и дрожащей рукой чиркнула ею по коробку. Огонек отразился в ее темных глазах.

Элиот проговорил:

– Может быть, лучше…

– Позвольте мне сделать это, – прозвучал командный голос у них за спиной.

Элиот и Фиона одновременно обернулись. В комнату вошла бабушка.

– Доброе утро, – в унисон произнесли они.

Сегодня бабушка выглядела иначе. Ее аккуратно причесанные короткие серебряные волосы шелковисто блестели. На ней была красная льняная блузка с воротником-стойкой на пуговках, брюки-сафари цвета хаки и черные ботинки до середины лодыжки – чуть менее строгие, чем те, военные, которые она носила обычно.

Она улыбнулась Элиоту и Фионе. Мельком глянула на транспарант, но ничего не сказала и подошла к Сесилии. Та попятилась, держа в руке горящую спичку.

Бабушка выхватила у нее спичку и быстро прикоснулась огоньком ко всем тридцати свечкам. Пламя горело в опасной близости от ее пальцев. Наконец она погасила спичку, и ее кончик стал шипящим янтарным угольком.

– Ну вот, – проговорила бабушка. – А теперь вы оба загадайте желание.

Элиот мысленно вычеркнул из своей жизни очередной день рождения, во время которого никто не споет «Happy Birthday» – в соответствии с правилом номер тридцать четыре.

Брат и сестра подошли к торту и, наклонившись, одновременно сделали глубокий вдох.

Они переглянулись. Элиот знал, что Фиона мечтает о шоколаде.

А он мечтал о стереосистеме, уроках игры на гитаре и билетах на рок-концерт. Скорее это была «молитва о чуде», чем желание в день рождения, но, черт побери, оно того стоило.

Близнецы зажмурились, изо всех сил дунули, и все свечки погасли.

– Очень хорошо, – одобрила бабушка.

Они обернулись как раз в тот момент, когда сверкнула фотовспышка. Бабушка сняла их старинным пленочным фотоаппаратом.

– А теперь рядом с тортом, пожалуйста, – распорядилась она. – Вместе.

Элиот и Фиона встали рядом – хотя этим самым нарушили свой уговор: никогда не подходить друг к другу ближе чем на фут.

Сесилия поспешила встать рядом с Элиотом и обняла его. Бабушка нахмурилась.

– Не ты, Сесилия. У меня осталось всего два кадра. Я не могу тратить их попусту.

– Извини.

Сесилия попятилась и отошла в угол.

Элиот вымученно улыбнулся. Бабушка нажала на спуск фотоаппарата.

Можно было подумать, что она стремится создать образ идеальной семьи и для этого ей нужно много фотоснимков, которые она потом соберет в альбом.

«Забавно», – подумал Элиот.

Заверения бабушки в том, что все фотографии их родителей затонули вместе с океанским лайнером, его не убеждали. Она ведь всегда фотографировала внуков. Почему же у нее не сохранилось ни одного снимка собственной дочери?

Сесилия протянула руку к блюду с тортом.

– Сначала подарки, – распорядилась бабушка, подошла к китайскому шкафчику, на полках которого стояли томики «Руководства по растениеводству» Готорна, [14]14
  «Руководство по растениеводству» Готорна (полное название на титульной странице – «Готорн. Избранные записки о растениеводстве в Новом Свете и за его пределами». В этом манускрипте девятнадцатого века имеется перечень многих видов растений, которые не существуют в современном мире. Многие ученые утверждают, что такие растения, как ядовитая луизианская ползучка, являются чистым вымыслом. Другие полагают, что подобные растения к нашему времени просто вымерли. Последний раз тома этого труда видели на аукционе в 1939 году, где они были проданы за сорок тысяч фунтов стерлингов. (Виктор Голден.Путеводитель по редким книгам. Оксфорд, 1958.)


[Закрыть]и вытащила оттуда несколько бумажных пакетов.

Это было нечто новенькое. Обычно Фиона и Элиот получали по одному подарку.

Бабушка поставила пакеты на стол. Они были запечатаны степлером. Хоть и не подарочная упаковка, но зато прочная.

Если бы Элиот не знал заранее, что в пакетах лежит одежда (именно такие подарки они получали каждый год), он бы в жизни не догадался, что там.

Бабушка протянула один пакет Элиоту, а другой – Фионе.

Элиот взвесил свой подарок в руке. Пакет оказался тяжелее, чем он ожидал, и был слишком плотным. Значит, не новая рубашка и не брюки. Фиона тоже озадаченно вздернула брови, получив свой пакет.

– Ну, давайте, – сказала бабушка с едва заметным энтузиазмом в голосе. – Открывайте.

Элиот разорвал пакет.

Внутри лежала старая книга, упакованная еще в один пакет – полиэтиленовый.

Он всеми силами постарался скрыть разочарование. Когда живешь в квартире, наполненной тысячами книг, меньше всего хочешь получить в подарок еще одну. Еще меньше, чем поношенную одежду.

У этой книги был потертый зеленый переплет и три бороздки на корешке. Перевернув книгу, Элиот увидел потускневшие золотые буквы. «Машина времени» Г. Дж. Уэллса.

Он посмотрел на Фиону. Та, раскрыв рот от изумления, не сводила глаз с книги, подаренной ей. «С Земли на Луну» Жюля Верна.

Элиот потерял дар речи.

Несмотря на то что квартиру заполняли книги, это были в основном заплесневелые пьесы прошлого века, засушенные истории, толстенные технические справочники и биографии людей, до которых никому никогда не было никакого дела.

Книга, которую он держал в руках, была… запрещенной.

Существовало правило номер пятьдесят пять. «Никаких фантазий».

– Это классика, – объяснила бабушка и положила руки на плечи внуков – наверное, хотела их подбодрить. – Не первые издания, но все же напечатанные в девятнадцатом веке, так что обращайтесь с ними аккуратно.

Элиот в восторге смотрел на свою книгу. Он видел ссылки на нее в комментариях к величайшим литературным произведениям. И в общем, представлял себе, о чем говорится в книге. Это было нечто такое, чего у него прежде никогда не было: научно-фантастическая история, в которую он мог совершить побег.

Но если Герберт Уэллс считался «классикой», быть может, со временем ему позволят прочитать Мэри Шелли и Эдгара Аллана По?

Элиот заглянул в глаза бабушки, чтобы понять, не шутит ли она, всерьез ли все это. Вчерашнего резкого, непостижимого взгляда не было и в помине. Похоже, она была рада тому, что ему понравился ее подарок… Но ее это явно тревожило.

– Потрясающе, – проговорил Элиот. – Просто супер. Спасибо большое.

– Спасибо, бабушка, – сказала Фиона и прижала к груди книгу Жюля Верна.

Тонкие губы бабушки тронула сдержанная улыбка.

– Пожалуйста. Этот год – особенный для вас. Вы растете быстрее, чем я ожидала.

– Кто-нибудь хочет торта? – спросила Сесилия.

Бабушка обернулась, посмотрела на нее и прищурилась.

– Я… я просто подумала, – прошептала Сесилия. – Разве не самое время поесть?

– Да. Пожалуйста, принеси нож, – немного подумав, разрешила бабушка.

Сесилия кивнула и поспешила в кухню.

– А теперь, – сказала бабушка, – прежде чем уйдете на работу, откройте пакеты с другими подарками.

Элиот и Фиона переглянулись. Это было очень странно. Бабушка преподнесла им такие роскошные подарки, а теперь, оказывается, им полагалось что-то еще?

Но Элиот не собирался ничего спрашивать. Лишние вопросы раздражали бабушку, а ее хорошее настроение было недолгим, как радуга во время шторма.

Элиот схватил второй бумажный пакет. Он был легким и мягким. Наверняка что-то из одежды.

Вернулась Сесилия со стопкой салфеток и длинным поварским ножом. Все это она аккуратно положила на стол и устремила любящий взгляд на Элиота и Фиону.

– Ну, давай, – сказала ей бабушка, раздраженная паузой, и подняла фотоаппарат, чтобы сделать еще один снимок. – Разрежь торт, пока дети…

В дверь постучали. Трижды. Очень громко. Бабушка нахмурилась. Температура в квартире словно бы подскочила на десяток градусов.

Сесилия занесла нож над тортом и замерла.

– Мне открыть?

– Нет. – Бабушка опустила фотоаппарат и медленно повернулась к выходу из столовой. – Кто бы это ни был, крайне желательно, чтобы у него имелась веская причина помешать нам.

Элиот посмотрел на Фиону, а она, покачав головой, – на него. Только одно на свете было хуже, чем вызвать бабушкин гнев. Испортить ее хорошее настроение. Кто бы ни стоял за дверью, Элиот мог только пожалеть беднягу.