Текст книги "Единство (СИ)"
Автор книги: Эри Крэйн
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)
– Дело не только в отце Фьорда, но и твоей матери.
Лучник прикрыл глаза и устало оперся на ребристую стену пристройки. По ту сторону сосновых брусьев, вдыхая разогретый пламенем Сапфировой Маски воздух, сидела Командующая, перелистывая учетные списки заключенных и их краткие биографии. Предстояла долгая работа, большей частью, для приехавшей в составе союзного отряда тройки ментальных магов, сейчас отсыпающихся в обустроенных для новоприбывших казармах.
– Их истории известны тебе лучше, чем бумаге, – Командующая оторвала взгляд от документов и посмотрела на сидящего перед ней Одамара. Приказав привести церковника к себе, она велела страже дожидаться за дверью. – Можешь назвать тех, кто представляет наибольшую угрозу для нового порядка?
– Каждый, – процедил Одамар и дернулся, желая увидеть расположившегося за его спиной Командора Ордена, но замер, вперившись взглядом в щербатую ножку стола. – Круг предателей тесно сомкнулся, и, если его не разорвать, тогда уже они разорвут Огнедол, растащат его на куски сворой голодных псов. Вы же Командующая! Вы не можете не видеть этого! Кому, как ни вам, понимать, что уж лучше бы вам прибыть часом позже. Будь иначе, вы бы приказали казнить каждого из нас, а не схватить.
– Казни – крайняя мера, – желваки на скулах Одамара заиграли от одного только голоса Сапфировой Маски. – Как каждого церковника, так и мага, выявляющего преступные намерения, направленные на разрушение строящегося мира, ожидает период очищения, и шанс пересмотреть свое отношение. Всевидящая Мать воистину мудра и желает благополучия каждому жителю Огнедола, и единственный путь к этому лежит через отречение от старых времен.
– Вы вспомните мои слова, когда выпущенные из колодцев мерзавцы набросятся на своих же освободителей.
– Для этого мы здесь – чтобы подобного не произошло. Другой вопрос, сможешь ли ты отказаться от презрения и гордыни и последовать за Всевидящей, ведущей всех нас в новую эру? – Командующая пристально следила за Командором, наполняющим комнату мягкими речами. Она не могла заглянуть в его сознание, но мысли командира стражи распластались перед ней от малейшего зова. – Чтобы добиться назначения на пост командира стражи Колодцев, нужно быть выдающимся слугой Церкви, а значит, тебе известно, что Орден двадцать лет верой и правдой служил Всевидящей, оберегая покой Огнедола. И что все бойцы Ордена, от первого и до последнего, – это отступники. Каждый день они сталкивались с выбором: разрушить жестокий к ним мир или прислушаться к голосу света в их сердце и обратить свою силу во благо. И каждый раз они выбирали последнее, чем и очистили свои души от проклятия. Сила церковников и магов рождена единым источником, и нам давно пора объединить наши усилия.
Когда Одамара, оставившего попытки добиться внимания Командующей, увели, она еще долго сидела в кресле, рассеянно перебирая бумаги, даже не пытаясь вникнуть в их суть.
– А ты горазд одурманивать своей ложью чужие умы, – наконец произнесла она, потянувшись к жестяной кружке с уже остывшим отваром.
– Разве не это на протяжении двадцати лет заставляла меня делать твоя сестра? – отпустил колкость Фардн и, спокойно стерпев испепеляющий взгляд женщины, пальцем коснулся чашки. Отвар испустил мятный аромат, паром изливающийся через край. – Что оставалось делать: в моем расположении не было ментальных умений, а Арнора требовала послушания не только от меня. Вот и приходилось изворачиваться.
– Девятнадцать, – заметила Лиссиа.
– Что?
– Ты изображал верность Всевидящей девятнадцать лет. Не двадцать, – каменная маска не выразила никаких эмоций в ответ на слова Командующей, и та решила оставить свою злобу, не способную ничего изменить и только вытягивающую из нее все силы. – В любом случае, переубедить этого Одамара будет непросто. Далеко не всякую закостенелость взглядов способно сломить красноречие Командора Ордена Благочестивых.
– О, если бы можно было переубедить всех, к чему было бы строить Казематы? – камень скрыл ухмылку Фардна. – Почему бы не прибегнуть к методам Церкви?
– В твоем голосе слишком много пренебрежения, как для человека, якшавшегося с ментальным магом, – Лиссиа внезапно умолкла и поджала губы, догадавшись, что Сапфировая Маска опять сумел выудить из нее эмоции. – Довольно препираний о прошлом. Ментальное воздействие – довольно тонкая наука. Одно дело – стать созерцателем чьих-то мыслей или уничтожить разум без остатка, и совсем другое – внести в него изменения, которые перестроят всю личность. Вероятность того, что боец сохранит свои изначальные таланты, уменьшится, и останется только ждать, в какой момент все это даст сбой. Так что, даже командир Колодцев не стоит подобного риска. Уж лучше потратить время и силы на воспитание нового.
Командующая вернулась к бумагам, поняв, что Сапфировая Маска не намерен продолжать разговор, слишком увлеченный собственными размышлениями.
Месяцы, прошедшие со дня, поставившего точку в войне с Потусторонними, когда семья Фардна наконец должна была воссоединиться, обернулись еще большим одиночеством, щедро сдобренным немым противоборством с Арнорой и ее сестрой. Он смирился с тем, что его решение – воспользоваться подвернувшимся случаем и прекратить тиранию Всевидящих – воздвигло между ним и сыном стену, и был готов потратить сколько угодно времени и сил на ее разрушение. Но отстраненность Люфира, доселе следовавшего за ним, не взирая ни на что, пошатнула его стойкость. Иногда Фардну казалось, что скрывающий его лицо камень может разлететься на кусочки в любой момент, разрушенный метаниями в душе мага. Похоже, близилось время, когда сапфировой маске придется оставить свою службу.
* * *
Она не пыталась отбиться от рук, спустившихся к ней и обхвативших согревающими тисками. Поползшие вниз стены колодца растормошили ее от полудремы, привычной каждому узнику Колодцев. Круг неба над головой расширялся, а вместе с ним, вбирая в себя морозный воздух, расправлялась скованная годами заключения грудь. Молчун-камень похабно потянулся к скрытой внутри женщины силе, но отпрянул, ощутив лишь пустоту. Когда-то давно, впервые ступив на холодный камень своей темницы, она, воззвав к древнему знанию, прогнала свой дар, лишь бы только он не достался алчной Церкви. Коченея под равнодушным небом, она простилась со своей силой, но, даже спустя годы, в груди упрямо теплился огонек надежды, что придет день, когда она вновь воззовет к стихии, и та откликнется прежней буйной силой.
Наверху ее ждали еще трое. Ноги были непослушны, и, оступившись, она взглядом наткнулась на бардовые пуговицы в петлях, отороченных зеленой нитью. «Как странно, почему Смиренные здесь?» – пронеслось в ее голове.
– Все в порядке, не нужно бояться. Можешь идти? – она кивнула и сделала несмелый шаг, немеющей тяжестью отозвавшийся в пояснице.
– Я сопровожу, – руки Смиренного поддержали ее и повели мимо глазеющих со всех сторон дыр. Привыкнув к яркому освещению, она заметила еще несколько групп, освобождающих из колодцев их жертв.
Ее привели к хозяйственной постройке, неподалеку от крепости на перешейке. Строение охраняла четверка церковников; пахло бульоном и мылом.
– Проходи внутрь, – Смиренный указал на занавешенную мешковиной дверь. – Сможешь поесть, помыться и переодеться. Тебя встретят на выходе.
Кивнув, она отодвинула изъеденный мышами полог.
«И как не передохли от холода?»
Горячий влажный воздух тут же прилип к коже, зачесалась под волосами шея. В тесном предбаннике ее ждала женщина со шрамом на лбу и оценивающим взглядом. Ее рука замерла в паре сантиметров от толстой трубы, раскрасневшейся от жара.
– Оставляй свои лохмотья здесь и проходи дальше. Мыло, мочалка – все есть. Как закончишь, закрутишь вентили и в следующей комнате получишь свежую одежду.
Она кивнула и принялась раздеваться. Руки двигались нескладно, с неохотой вспоминая былое проворство. Ее ладони взмокли, а перед глазами время от времени темнело. Добавив свою одежду к уже скопившемуся в ящике вороху, она замерла, заметив на скамье возле Смиренной ножницы. Женщина перехватила ее взгляд и усмехнулась.
– Хочешь меня заколоть или подстричься?
Она провела рукой по волосам. Сбившись в колтуны, они маслянистой паклей свисали до лопаток.
– Садись, – Смиренная указала на скамью и вооружившись ножницами, придирчиво осмотрела план работ. – Да уж, церковникам только дай волю, и они превратят каждого мага в скоти…
Осекшись, Смиренная прикусила язык, вспомнив о новых порядках. Лезвия со скрежетом вгрызлись в волосы.
– Покороче, – ее голос показался ей змеиным шипением, разбавленным посвистываниями задыхающегося. Клубки волос падали на скамью, щекоча спину и ягодицы.
– Я уж подумала, ты немая.
В соседней комнате пол был мокрым и теплым от горячей воды, льющейся из трубы. В углы забилась мыльная пена. Она уловила в воздухе слабый запах мужского пота. Подставляя плечи и грудь жаркому потоку, она чувствовала, как волнами дрожи из костей изгоняется холод, пробуждаются чувства и разум. Веки трепетали от зароившихся в голове мыслей, а ноги все не хотели уносить ее прочь от желанного источника тепла, пока льющаяся на голову вода не похолодела, а в стенку не постучали.
– Уснула там? Еще успеешь наплескаться, давай место следующему.
В ее пальцах не было силы, чтобы как следует закрутить вентиль, и теплые капли продолжали падать на пол, одна за одной, когда она выходила в следующую прикрытую тяжелой от влаги мешковиной арку. Ожидавший там церковник окинул ее безразличным взглядом и, забрав полотенце, протянул свежий комплект одежды. До нее донеслись звуки гремящей посуды. Проходя в следующее, такое же тесное и безликое помещение, как и предыдущее, она провела ладонью по топорщащимся влажным волосам.
Посреди тесной комнаты стоял стол, щедро усыпанный хлебными крошками, за которым сидел ширококостный, но худой мужчина, твердо орудующий ложкой. Их взгляды пересеклись и она, невольно коснувшись лба, почувствовала неровные выпуклости рубцов. Под пристальным взглядом повара забирая свою порцию бульона с приставленного к стене стола, она вспоминала боль и жар коснувшегося кожи клейма – последнюю встречу с теплом перед спуском в колодец.
– Добрый суп, – сказал мужчина, поймав в ложку разваренную картофелину. – Лучший за все время, проведенное здесь.
Она ничего не ответила. Глядя на нее, дыхание в груди мужчины спирало, словно одна ее сущность источала смертельный холод, за годы заключения глубоко въевшийся в кожу и далекими макушками полярных льдов застывший в серых глазах.
– Меня зовут Горальд. Я уж думал, что и вовсе позабуду здесь обо всем. Пытался расспросить Смиренную и церковников о том, что происходит, но они только и твердят, что дальше-дальше.
Горальд разделался с супом раньше, чем дождался ответа, и, поблагодарив за компанию, вышел. В скором времени она прошла в ту же дверь, где едва не напоролась на мужчину, дожидавшегося ее в компании двух церковников и мальчика со шрамом на лице, как от рубленного удара.
– Трое – идем, – распорядился церковник, и отступники послушно побрели впереди своих конвоиров. Отходя от строения, подарившего ей первые за долгие годы минуты комфорта, она заметила еще троих заключенных, которым только предстояло насладиться горячей водой и едой.
Их вели к трем небольшим шатрам, разместившимся прямо перед входом в крепость, и окруженным разномастной толпой церковников и Смиренных. Она видела, как из одного шатра вышел заключенный и с улыбкой на лице позволил провести его внутрь крепости.
Не прошло и минуты, как полог соседней палатки взметнулся, выпуская попытавшегося сбежать отступника, на которого тут же набросились зазевавшиеся церковники, заковывая в кандалы.
– Ты – сюда, эту – в среднюю, оставшийся – за мной, – коротко приказал церковник и пошел дальше в сопровождении Горальда.
Заходя в указанный шатер, она чувствовала на себе пристальные взгляды стражи. За каждым ее движением следили не только церковники, но и Смиренные. Она успела насчитать по пять бойцов Церкви возле каждой из палаток, и еще по двое – из Ордена.
Внутри было светло и сухо, за столом в центре сидел бритоголовый мужчина, с обхватившим голову обручем татуировки, от которого к макушке отходили короткие лучи. Он жестом указал на стоящий перед столом табурет, но его приглашение затерялось где-то на задворках сознания, всецело обращенного к зеленому сапфиру, скрывавшему лицо Командора Ордена.
Она не думала, что этот человек вспомнит ее лицо, но стоило ей опуститься на табурет, казавшаяся окаменелой фигура Командора пришла в движение, и спустя несколько секунд она осталась с ментальным магом наедине.
– Уверен, у тебя много вопросов, – заговорил маг, неторопливо шевеля тонкими губами. – Назови свое имя.
– Таэла.
Маг опустил глаза на стопку бумаги перед ним и удовлетворенно кивнул. Записи командира Колодцев был верны – порядок приема заключенных соблюдался.
– Хорошо, Таэла. Я хочу просто поговорить с тобой. Не нужно бояться.
Она смотрела на мага и не понимала, почему он медлит. Однажды встретившись с обладателем дара ментального воздействия, она навсегда запомнила ощущения, сопровождающие вторжение в сознание. Неужто маг не лукавил и действительно хотел «просто поговорить»?
«Ерунда, иначе здесь бы сидел церковник».
– Тебя заключили в Колодцы как мага-отступника? – он вновь опустил глаза к бумагам. – Ты не совершила каких-либо преступлений, кроме как…, – маг пробежал глазами по неровным буквам, – убила двух церковников, когда тебя пытались поймать.
Она молчала, не видя смысла говорить, когда слова мага были верны.
– Видишь ли, за время твоего заключения в колодце в Огнедоле произошли определенные перемены, – она сразу уловила момент первого осторожного прикосновения чужого сознания к ее. Теперь ей было ясно, что ментальный маг всего лишь выжидал момента, когда ее реакции станут для него интересны. – Всевидящая Мать издала указ об освобождении тех отступников, кто не совершал преступлений против жизни, здоровья и имущества жителей Огнедола, а был обвинен лишь в отступничестве той или иной степени.
– Почему? – Таэла чувствовала, как давление мага становилось настырнее, и изо всех сил пыталась пустить того по ложному следу, как когда-то учил ее отец.
– Если ты получишь одобрительный лист, узнаешь все подробнее. Но коротко говоря, битва Искупления, в которой церковники и маги Ордена плечом к плечу схлестнулись с врагом чудовищной силы, очистила души каждого укротителя от порочного дыхания Проклятого. Отныне каждый маг имеет равные с любым другим жителем материка права и будет судим лишь за свершенные преступления, а не за свою сущность.
– Говорите, церковники и Орден?
– Да. Вклад Ордена неоценим, и в дальнейшем он, как и раньше, будет оберегать Огнедол.
– Лучшего нельзя было и желать.
Таэла заметила, что ее слова в паре с чувствами, насторожили ментального мага, но недостаточно, чтобы он лишил ее заветных мгновений. Как и в прежние времена, она приняла решение молниеносно, не тратя времени на пустые сомнения.
Ураганный ветер поднялся в шатре, опрокидывая стол и сидящего за ним мага, разбивая масляные светильники, поджигая разметавшиеся бумаги, разрывая в клочья ткань. Мгновение, и застывшие в тишине колодцы наполнила буря, расталкивающая людей и постройки, сметающая все на своем пути.
Порывом ветра Таэлу отшвырнуло от крепости на десятки метров. Взяв под контроль разбушевавшуюся стихию, она благополучно встала на твердую землю и, не балуя себя созерцанием посеянного хаоса, бросилась бежать.
– Задержите ее!
Перелетая через раскрытые рты колодцев, она наполняла тело все большей силой ветра, согласного поднять укротительницу едва ли не до небес. Бежать, бежать – второго шанса у нее не будет! Вспоминая мага, сбежавшего из палатки, она знала, что ждет того, кто не пройдет проверку ментальных, так же хорошо, как и то, что ее освобождение не одобрит даже самый неспособный из ментальных мастеров. Бежать, бежать6 здесь не может быть укротителя воздуха, способного с ней тягаться; ветра собьют пламя, а камень Колодцев не подчинится даже самому Командору!
Уверившись в своем преимуществе, она даже позволила себе задуматься о том, что сказал ей ментальный маг: «Нет, им не построить новый мир, пока живы стражи былого порядка! Только их смерть способна изменить ход истории».
Набрав полную грудь воздуха, она стала еще быстрее, а мир вокруг превратился в размытое пятно, когда перед ней внезапно выросла завеса алого тумана. Остановившись, она направила ветра, чтобы уничтожить преграду, но они расползлись в стороны, натолкнувшись на непреодолимую черту.
– Что такое? – бесценное время утекало, и Таэла побежала вдоль багровой завесы, но та начала сворачиваться, обнимать ее, словно сочный кленовый лист, объятый пламенем.
Закрутив воздух вокруг себя, она взмыла вверх, но вовремя остановилась и вернулась на землю, прежде чем ее окружили бы низкие, налившиеся кровью облака.
– Довольно. Тебе не сбежать. Глупо было и пытаться, – она обернулась, чтобы увидеть обращавшегося к ней мага с таким же уродливым клеймом на лбу, как и у остальных. Кутаясь в овчинный плащ, к ней приближался юноша. Шел неторопливо, будто бы нехотя, обходя встречающиеся на его пути колодцы с расслабленностью прогуливающегося по берегу реки зеваки.
Острые и колючие, ветра понеслись ему навстречу и разрезали воздух вокруг, не затронув и волоска на голове мага, чьи черты помутились за окутавшей его тело алой поволокой.
– Довольно, – повторил он, остановившись в десятке метров от Таэлы. Мир для нее сжался до пятачка, очерченного преградой из багровых разводов и пятен. В неясных очертаниях она видела, что Смиренные и церковники, охранявшие шатры, так и остались стоять под стенами крепости, не спеша на помощь отправленному за ней магу.
«Что за легкомыслие?» – даже годы без прикосновения стихии не могли ослабить ее настолько, чтобы она была не в силах справиться с желторотым мальчишкой.
– Прочь с моей дороги, – она развела руки, закручивая вокруг предплечий завывающий ветер, способный пробить сквозную дыру в хребте Медвежьих гор. – Или умрешь.
– Не думаю, – хмуро произнес маг, и его губы беззвучно зашевелились. Таэла спустила с цепи взвывшие ветра, но те внезапно смягчились, затихнув у ног Смиренного.
– Что это?! Как?! – она была слишком поражена, чтобы прислушаться к внутреннему голосу, предупреждающему ее об опасности с того самого момента, когда она впервые увидела этого мага.
– Мое имя Люфир.
Недоумение на лице Таэлы смешалось с гневом.
– Ложь! Откуда тебе известно это имя? Мой сын не может служить собакам Ордена!
– Я и не служу.
Вихрь чувств, обуявших ее, утонул в громогласном всплеске за спиной, а расправивший крылья в руке Люфира лук ослепил женщину.
– Назад, – приказал лучник, глядя за спину Таэлы, где из воды поднималось аморфное туловище Потустороннего, одно за одним выпускающего щупальца монструозных размеров. – Немедленно.
Лазурь окрасилась багрянцем, и в воздух взвилась стрела, с легкостью пробившая желейное тело и разорвавшаяся внутри красной паутиной. Смешавшиеся воедино грохот и влажное чавканье разбросали водянистые останки чудища. Попав на камень, они запузырились, превращая породу в пористую губку.
– Осторожнее! – над головами Люфира и Таэлы прошелестел щит ветра, отбрасывая летящие в магов куски Потустороннего. Рядом с ними появилась Оника. Чудище, лишившееся большей части тела, стало погружаться в воду, но его щупальца хватались за камень, растворяя его и отращивая себе новую макушку. – Я уже видела одного такого, самоисцеляющегося. Тогда Кристар сжег его дотла, правда, та тварь была в десятки раз меньше.
Поверхность Потустороннего шла беспорядочными волнами, пока тот разрастался ввысь и вширь, будто гигантская грибница, вознамерившаяся поглотить Колодцы вместе с крепостью.
– Проклятье, – Люфир натянул тетиву.
– Нет, отступайте! – Таэла в замешательстве посмотрела на девушку-мага, не отмеченную печатью Проклятого. – Выстрели сильнее, и эту дрянь придется отскребать от того, что останется от магов и церковников. С тварью разберусь сама.
– С ума сошла?!
Щупальце взметнулось над головами троицы и, обрушившись на вовремя возведенную багровую преграду, разбилось. Полупрозрачные брызги сползли на землю, где принялись проедать камень.
– Кто-то должен прикрыть остальных от ее яда. Твои щиты надежнее моих, – Оника невольно моргнула, когда на барьер опустился еще одни отросток. – Эта гадина слишком большая, чтобы ее сжечь, но у меня есть идея получше. Ты не сможешь стрелять и поддерживать защиту одновременно, а с ее скоростью самолечения может сравниться только моя, тем более, когда вода повсюду. Ступай же, Люфир, я знаю, что делаю!
Как и всякий раз, когда Оника намеревалась встрять в неприятности, лучник медлил, разрываясь между обязанностью защищать девушку и позволять следовать выбранным ею путем.
Бросив взгляд на замахнувшегося для нового удара Потустороннего, он выругался про себя и схватил Таэлу за руку.
– Не позволь никому приблизиться. Поспеши! – Оника первой заметила щупальца, мерно вздымающиеся буграми вдоль полуострова Колодцев, преодолевшие уже половину пути до крепости.
Когда барьер защитил от третьего удара, лучник развеял его, увлекая Таэлу следом за собой.
Оставшись один на один с Потусторонним, Оника побежала прямо к нему. Вдыхаемый воздух холодил нёбо; воспарившие потоки воды потянулись к укротительнице. Она выжидала, когда тварь снова ударит, чтобы перейти в наступление. До обрыва, за которым высилось чудище, оставалось пол сотни метров.
Клубы воды обвили левую руку Оники, разрывая одежду и оставляя на коже густо кровоточащие порезы. Воздух вокруг нее наполнился выпущенной энергией, привлекая все внимание гигантского Бродяги. Из его тела выстрелил отросток, трансформируясь в толстое щупальце, спешащее поглотить источник желанной силы.
Разбрасывающий брызги водяной поток вырвался вперед Оники и вырос между ней и щупальцем, обращаясь в лед от одного ее прикосновения. Щупальце с плеском ворвалось в незатвердевшую до конца преграду, ударяясь о распространяющийся холод и сминаясь, словно старый башмак.
Лед в центре преграды треснул и раскрошился, позволяя Онике дотянутся до замершего щупальца. Кожу обожгло въедающейся внутрь руки болью, но она перетерпела, выпуская из ладони, соприкоснувшейся с влажной и податливой поверхностью тела Бродяги, энергию холода.
Трескаясь и разрываясь, щупальце насквозь промерзло на несколько метров в длину, обратившись в пускающую пар глыбу льда. Заходив ходуном, Бродяга попытался втянуть отросток, и тот распался на части, сочась едкой жижей. Отдернув руку, Оника погрузила изъеденную язвами ладонь в побагровевшую от крови сферу и, оббежав обломок щупальца, ринулась к Потустороннему.
Боль в руке утихала с каждым шагом, и с ними же впадал в неистовое бешенство Бродяга. Щупальца, обнявшие полуостров, взметнулись вверх и с лютой злобой набросились на выставленный Люфиром щит, укрывший под собой крепость и прилегающую к ней территорию, где сбились в кучу церковники и маги. Лучник пытался соткать щит и для Оники, но расстояние было слишком велико, а удержание гигантского заслона над крепостью и без того забирало много сил.
Ветер берег Онику от нападок Потустороннего, вовремя увлекая в сторону. До тела чудища оставался десяток метров, изъеденных разбрызгиваемой тварью кислотой. Замерев как вкопанная, девушка соединила перед грудью ладони, отсчитывая секунды до момента, когда очередное щупальце ударит по месту, где она стояла.
Сознание Бродяги вскружил распустившийся совсем рядом бутон бурлящей энергий, а через мгновение она набросилась на него трескучим морозом, обращая плоть и лимфу в лед.
Оника ухмылялась, когда волна холода, умерщвляющего все на своем пути, поглотила Потустороннего, проникая внутрь его бескостного тела. Густо покрывшиеся инеем волосы отяжелели, открытую кожу беспощадно грыз мороз. Одежда, казалось, окаменела, когда Оника медленно пошла к чудищу. Камень под ее ногами белел, а воздух вокруг звенел.
Ладони опустились на липкий лед, обжигающий одним своим дыханием, и направили в околевшее тело Потустороннего еще одну волну холода, не оставляющую ни единого живого места. Вода вокруг Бродяги покрывалась трескучей коркой, качаемые течениями льды лопались.
Отстранившись от ледяной горы, в которую превратился Потусторонний, девушка подняла на нее взгляд. Гора скрипела и трещала, роняя крошку. Онике хотелось спать.
Сделав несколько шагов назад, она опустилась на камень, подобрав к груди ноги и стараясь ни к чему не прикасаться руками. Обожженные холодом и кислотой они кровоточили, болью удерживая Онику в сознании.
Когда к ней подоспели Люфир и отец, тут же разогревший воздух вокруг, она пыталась уговорить океанические воды выйти из берегов и залечить ее раны. Тяжелый, дышащий летним жаром плащ Сапфировой Маски лег на плечи.
– Там больше кислоты, чем воды, – Люфир перехватил ее руки и золотые искры согрели их, заживляя раны на ладонях.
– Вряд ли внутри осталось что-либо живое, – синими от холода губами пролепетала Оника. – Теперь бы оттащить ее куда, чтобы не отравить все побережье.
– Сумасшедшая, – устало произнес Люфир. Перед его внутренним взором застыли разномастные глаза Мориуса и безумная ухмылка на его губах.
* * *
Подобрав ноги и прислонившись плечом к стене, она застыла, будто в окоченении, давно ставшем для нее чем-то естественным и обыденным. Ресницы на прикрытых веках изредка подрагивали, когда мысли болезненно вспыхивали в сознании. Она все хотела уловить тихие, неспешные шаги, но темница крепости хранила неприкосновенную тишину.
Кажется, она заснула, когда издалека пришел скрежет отодвигаемых засовов, становясь все ближе и ближе, пока не зазвучала совсем рядом, у двери напротив.
Таэла встрепенулась; сознание лихорадочно повторяло имя сына. Цепи, связавшие металлические браслеты, и вогнанные глубоко в камень штыри тоскливо звякнули, когда она, разочарованно, вновь приникла к стене.
Прочитав мысли женщины в ее глазах и тенях досады, покрывших лицо, Оника притворила тяжелую дверь и опустилась на стоявший в углу табурет, придвинув его поближе к заключенной.
– Люфир не придет, – Оника вспомнила о принесенной с собой чашке с горячим сладким чаем и поставила ту перед Таэлой на почерневший от сырости камень. – Я пыталась его уговорить, но безрезультатно. Если бы не эта попытка сбежать, быть может, все было бы иначе. Всю дорогу сюда я твердила ему, что ничего такого не случиться. Теперь же он только уверился в своей правоте еще больше.
Женщина подняла на Онику тяжелый взгляд и вернулась к созерцанию чашки, над коронаванной белесым паром. Она все не могла решить, горделиво отказаться или принять принесенный напиток и хоть на несколько минут обрести желанное тепло.
– Это все Орден. Проклятый Командор и его свора блохастых псов. Это все он сделал с моим сыном. Его вина.
– Нет. Точнее, не только Орден и «проклятый Командор». Много всего повлияло, – Оника натянуто улыбнулась, чувствуя и свою вину в происходящем. Ее все не покидала мысль, что, не скажи она Люфиру о случившемся между ним и его матерью в ином временном витке, сейчас все было бы иначе.
– Зачем ты пришла? – выдавила Таэла. В какой-то момент ей захотелось наброситься на гостью, приказать ветрам разорвать ее на части, но молчун-камень, из которого были сложены стены, потолок и пол ее новой темницы, чутко следил за порядком.
Оника замялась, опустила взгляд на свои ладони. После схватки с Потусторонним ее посетила идея, что влиянию энергии внутри подвластны не только маги огня. Конечно, среди укротителей стихий они обладают наиболее впечатляющими ее запасами, но в ее случае не стоило забывать о силе ветра, дарованной с лихвой, а вместе с тем и энергией, обращающей все в лед. Выпустив немалое ее количество, Оника засомневалась, ринулась ли бы она так опрометчиво в бой снова. Ей казалось, что тогда сила, ищущая выхода, заморозила все ее чувства, обездвижив страх и осторожность.
Едва усмехнувшись своим мыслям, она посмотрела на Таэлу. Все же иметь возможность списать собственное безрассудство на влияние данной силы было довольно удобно.
– Люфир не чужой для меня человек, и мне хочется помочь решить эту проблему, – она кивнула на кандалы, крепко обхватившие запястья узницы.
– Неужто клонишь к тому, что согласна помочь мне выбраться отсюда?
– Не в том смысле, о котором вы подумали, – Оника натянуто улыбнулась. – Нет, не скрою, что я могла бы убедить Командора и Командующую выпустить вас, и повторная проверка ментальным магом показала бы вашу полную лояльность к новому порядку. Но, даже если бы я согласилась укрыть правду от Люфира, чего я делать, конечно же, не стану, он все равно узнал бы об этом. И принял бы меры, о которых вам лучше даже не думать.
Таэла молчала. В какой-то момент в ней зажглась искорка надежды на возможность побега, но она сменилась ядовитой злобой на девчонку, явившуюся просто поиграть с ней. Она прожигала взглядом чашку, но все не решалась оттолкнуть ее.
– Я не желаю ему пройти через подобное, – с чувством продолжила Оника. Ей хотелось, чтобы того, что она знала о сидящей перед ней женщиной, пойманной, но не усмиренной, хватило, чтобы достучаться до нее. – Вы можете выйти отсюда. Нужно только отказаться от желания погубить Орден и Церковь, а вместе с ними и весь союз. Поверьте, вам не сделать и шага на пути к этой цели. Да и к чему это, если вы не вернете сына? Откажитесь от мести и обретите свободу.
Презрительно фыркнув, Таэла толкнула чашку ногой, проливая теплый напиток на пол.
– Если Огнедол с его порядками так вам ненавистен, вы сможете отправиться к Небесным Кочевникам. Уверена, они примут вас.
– Откуда ты знаешь о них? – Таэла взвилась, словно кошка, защищающая котят от крысопса.
– Мы нашли Гнездо где-то год назад, – Оника стерпела полный ненависти взгляд. – Пожалуйста, прислушайтесь ко мне. Иначе, боюсь, вам с ним больше не встретиться.
– Убирайся, – прошипела Таэла и удивилась, когда девушка послушно поднялась. Ее рука нырнула в глубокий карман полушубка.
– Вот, – Оника протянула женщине раскрытую ладонь, на которой лежала фигурка парящих сизокрылов, – Люфир просил передать.
Почувствовав слабое прикосновение прохладных пальцев, забравших вырезанных из дерева птиц, Оника болезненно сощурилась и поспешила добавить:
– Думаю, он хотел когда-нибудь получить их назад от вас.
Дверь давно закрылась за гостьей темницы, проскрежетав засовами, пролитый чай окончательно остыл, а пальцы все так же поглаживали старательно вырезанные перья на распростертых крыльях, когда Таэла неожиданно осознала, что птичьи грудки теплятся не от ее дыхания.