Текст книги "Прожорливое время"

Автор книги: Эндрю Джеймс Хартли

Глава 79

После того что случилось с ним в доме Блэкстоун, Найту едва ли нужно было напоминать себе об опасностях незаконного проникновения в чужое жилище, однако, когда он подъехал к каменному коттеджу Эльсбет Черч, у него не было настроения осторожничать. Где-то в темных, не подвластных разуму задворках сознания, подчиняющихся не логике, а расплывчатой системе символьных ассоциаций, родилась уверенность в том, что если он раскроет тайну, в которую его втянул Дэвид Эсколм, это каким-то образом повлияет к лучшему и на другие проблемы. Томас несмел произносить в таком контексте имя Куми, поскольку даже подобная конкретизация этого смутного предположения делала его абсурдным, но все равно не мог не думать об этом.

Впрочем, в детстве Найт тешил себя самыми разными глупыми предрассудками. День выдастся хорошим, если он ни разу не обернется до тех пор, пока не дойдет до автобусной остановки. Три птицы, именуемые кардиналами, на дереве перед домом означают, что родители вернутся рано. Мол, если не наступать на трещины на асфальте, это действительно убережет его мать от перелома спины… или чего там еще. Как правило, все это было расплывчатым. Томас внутренне смеялся над собой, никогда ничего ни с кем не обсуждал, так как понимал, что если облачить все в слова, то это станет глупостью. Сейчас какая-то часть его сознания, не признающая доводы рассудка, цеплялась с детской убежденностью за мысль о том, что если он сделает правильно какую-то одну из не связанных между собой вещей, вторая после этого также разрешится. Достаточно распутать один пучок узлов – Эсколм, Шекспир, шампанское, – и другой, с которым он ничего не может поделать – Куми, – развяжется сам собой. Найт понимал, что это глупо, и все же…

Поэтому он позвонил в дверь коттеджа Эльсбет Черч, надеясь, что хозяйки нет дома.

Так оно и вышло. Томас почувствовал облегчение и быстро обошел постройку вокруг, ища открытое окно или хлипкую дверь. Надеяться наугольный люк он не смел, но охранная сигнализация, судя по всему, отсутствовала. Дом напротив казался вымершим, и когда Найт посмотрел на окна, занавески не дернулись.

Сейчас или никогда.

Порывшись в бумажнике, Томас нашел пластиковую кредитную карточку «MasterCard» с истекшим сроком действия и засунул угол в щель между задней дверью и косяком. Ему еще никогда не приходилось вытворять ничего подобного. Он точно не знал, что нужно делать, но с силой надавил карточкой на задвижку и удивился тому, насколько легко та ушла обратно в замок. Открыв дверь, Найт не услышал ни писка сигнализации, ни лая и шагнул внутрь.

Томас сразу же почувствовал этот запах, аромат сырой земли и листьев, а за ним что-то более терпкое, животное. У него на затылке волосы встали дыбом.

Он оказался на кухне с каменным полом, в которой, казалось, ничего не меняли с начала прошлого века. Здесь было чисто, но по-спартански просто, все принадлежности и обстановка относились к периоду до Второй мировой войны. На вытертой каменной столешнице были аккуратно разложены чугунные сковороды и тяжелые ножи. Томас вздрогнул и поморщился, наткнувшись на что-то непонятное, пошевелившееся. Похоже, оно и источало эти запахи улицы, но подчеркнутые более мрачной ноткой: кровью.

Найт отпрянул назад, не сразу сообразив, что это такое.

К потолочной балке были подвешены два выпотрошенных кролика, с нетронутыми головами, глазами и шерстью.

Томас попятился от них, с трудом беря себя в руки.

Он быстро переходил из комнаты в комнату, но запах преследовал его. Все помещения были совершенно одинаковые, чистые, опрятные и безликие. Они чем-то напоминали то, что Найт видел в замке. Неровно отштукатуренные стены, простые деревянные или каменные полы, громоздкая грубая мебель. Нет картин на стенах, занавесок, красок, кроме обязательной побелки, телевизора, дивана, абажуров на лампах, ковра, какой-либо звуковоспроизводящей аппаратуры. Этот дом словно пришел нетронутый из XVII века, но Томас все-таки ожидал, что эпоха оставит хоть какой-то отпечаток, например вышитую салфетку, древний инструмент, чернильницу… Все, что угодно. Однако это место не имело контекста, не принадлежало никакой эпохе. Зияющий пробел во времени.

Весь дом, за исключением двух комнат.

Одной из них оказался кабинет, в котором работала Эльсбет. Обстановка здесь была такая же скудная, но на письменном столе молчаливо стоял компьютер самой последней модели, а рядом с ним лежал «Толковый словарь английского языка». В сосновом книжном шкафу стояло полное собрание сочинений Шекспира и книги самой Черч. Больше ничего.

Вторая полностью обставленная комната находилась наверху. Она была не заперта. Войдя внутрь, Томас сразу же понял, что здесь жила Пиппа Черч, точнее, Пиппа Адамс, однако трудно было представить себе что-либо более не похожее на обиталище Алисы Блэкстоун. Томас застыл на месте, испытывая шок. Какое-то время он мог только смотреть, в ужасе озираться по сторонам.

Стены комнаты были увешаны всем тем, что рассказывало о подробностях пожара в школе. Вырезки из газет, обведенные и подчеркнутые красным. Зернистые, выцветшие фотографии с похорон: убитые горем родители и оглушенные местные жители, в вышедших из моды плащах и с зонтами. Ксерокопия плана актового зала со стрелками, нарисованными красным фломастером, которые, как предположил Томас, указывали пути распространения пламени. Подколотые копии протоколов осмотра места происшествия, фотографии, медицинские заключения с фразами «отравление дымом» и «обширные посмертные ожоги». Лишь один предмет связывал это помещение с комнатой Алисы. Над незастеленной кроватью висела обложка того же самого альбома «ХТС» с силуэтом белой лошади на зеленом фоне.

Найт вышел.

Меньше чем за полминуты он спустился по лестнице, прошел через зловоние кухни и оказался за дверью, вдыхая прохладный, влажный воздух и борясь с желанием исторгнуть содержимое желудка.

Но, стоя под раскидистым конским каштаном, Томас думал о том, что он все-таки увидел важные вещи. Это посещение не стало просто оскорблением жуткого памятника трагической гибели дочери, созданного Эльсбет Черч. На фотографиях с похорон стояли родители, лишившиеся своих детей, сбившиеся в кучу, словно отделенные от всех остальных бесконечным горем. С краю, вроде бы отдельно от группы, в то же время каким-то образом примыкая к ней, оказался Рэндолл Дагенхарт, такой, каким он был двадцать пять лет назад.

Найт ощутил восторженное возбуждение. Его догадка оказалась правильной. Он смог ее доказать, не вылезая из окон и не ползая по крышам подобно шимпанзе-переростку…

Томас начал оборачиваться в тот самый момент, когда чья-то ладонь стиснула ему плечо. Он вздрогнул, но рука была тяжелая и сильная.

Найт услышал голос до того, как увидел говорившего человека:

– Ну как, сынок, все в порядке?

Это был крупный мужчина, не меньше ярда в плечах, с короткими рыжими волосами и бледными глазами, в темном свитере и фуражке с черно-белыми шахматными квадратами на околыше.

Полицейский. Второй стоял чуть позади.

– Что?.. – пробормотал Томас, не только изображая недоумение, но и искренне застигнутый врасплох.

– Соседка сообщила о незнакомой машине, – продолжал полицейский. – Это ваш дом, сэр?

– Э… нет, – ответил Томас, взглянув на окно дома напротив, тюлевые занавески в котором сейчас были раздвинуты.

– Вы можете сказать, что здесь делаете?

– Я просто… – У Томаса в голове не осталось ни одной мысли. – Я просто проходил мимо.

– Через дом? – вежливо поинтересовался полицейский. – Я только что видел, как вы вышли из двери.

– Простите, – сказал Томас. – Я надеялся застать мисс Черч, но…

– Боюсь, приятель, ты влип, – произнес полицейский, улыбаясь так, словно это была остроумная шутка.

– Извините, – начал было Томас. – Что значит «влип»?..

Но полицейский оборвал его четкой, серьезной фразой, уже больше не улыбаясь:

– Я задерживаю вас по подозрению в проникновении в чужое жилище. Вы не обязаны ничего говорить. Но для вашей защиты будет плохо, если на заданный вопрос вы не ответите что-то такое, на что впоследствии будете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательств. Пожалуйста, пройдите с нами.

Часть IV

 
Когда подумаю, что миг единый
От увяданья отделяет рост,
Что этот мир – подмостки, где картины
Сменяются под волхвованье звезд,
Что нас, как всходы нежные растений,
Растят и губят те же небеса,
Что смолоду в нас бродит сок весенний.
Но вянет наша сила и краса,—
О, как я дорожу твоей весною.
Твоей прекрасной юностью в цвету.
А время на тебя идет войною
И день твой ясный гонит в темноту.
Но пусть мой стих, как острый нож садовый.
Твой век возобновит прививкой новой.
 

У. Шекспир. Сонет 15 (Перевод А. Финкеля)

Глава 80

Томаса, прикованного наручником ко второму стражу порядка, провели к неподобающе веселенькой «панде» – белому полицейскому автомобилю с полосами синих и белых клеток, яркими желтыми и красными светоотражателями – и усадили назад. Машина была маленькая, но американским меркам просто игрушечная, но это обстоятельство с лихвой компенсировала серьезность ситуации. Положение Найта было незавидным.

Пока машина ехала по проселочным дорогам к полицейскому участку Ньюбери, Томас пытался прикинуть, насколько же ему не повезло. Арест в любой ситуации не означает ничего хорошего, но в чужой стране это может оказаться просто катастрофой. Найт понимал, что в английской тюрьме его не будут пытать и бить, он не останется за решеткой навечно. Но он подозревал, что прямо сейчас вляпался в неприятности другого рода, которые, скорее всего, будут стоить ему больших денег, потери достоинства и времени. Сколько его потребуется, чтобы все уладить? Несколько дней? Недель?

«Господи, – подумал Томас. – Как же я влип».

– Послушайте, честное слово, я ничего не сделал, – начал он. – Я знаком с мисс Черч, мы только вчера с ней разговаривали. Это какое-то недоразумение…

Но полицейские ничего не сказали. Найту хотелось посмеяться над абсурдностью ситуации, но у него в груди свинцовым грузом начинало сгущаться очень неприятное предчувствие. Дорога петляла между жилыми домами, магазинами, фермами. Когда впереди показался полицейский участок, непримечательное кирпичное здание, такое же скромное, как и автомобиль, Томас поймал себя на том, что забился в угол, стараясь не смотреть в глаза прохожим. Машина остановилась на светофоре, и женщина с синей сумкой на колесиках окинула Найта долгим взглядом, отчего он опустил голову, сгорая со стыда.

Томаса проводили в участок, и дежурный сержант, выслушав обстоятельства задержания, попросил его назвать свое имя.

– Повторите еще раз, сэр.

– Найт, – сказал тот, сознавая, что едва слышно лепечет себе под нос. – Томас Найт.

– Мне нужны какие-нибудь документы, удостоверяющие вашу личность.

Томас вытащил из кармана бумажник и достал паспорт.

– Иностранный гость, – любезно произнес сержант, словно Томас проходил паспортный контроль в аэропорту Гатвик.

Рыжеволосый полицейский, проводивший задержание, смерил Найта долгим взглядом.

– Будьте добры, выньте все из карманов, снимите украшения, ремень, шнурки и пройдите сюда, – продолжал сержант.

Томас уставился на него и промямлил:

– Честное слово, я ничего не сделал. Просто хотел посмотреть…

– Пожалуйста, сэр, ваш ремень.

Найт оцепенел. Пальцы его не слушались. Ему пришлось полностью сосредоточиться на них, чтобы расстегнуть пряжку ремня, следить за ними, словно они были чьи-то чужие.

– Пожалуйста, сэр, и шнурки.

– Право, в этом нет необходимости… – начал было Томас.

– Боюсь, есть, сэр.

Найт опустил взгляд на свои кроссовки. Это происходит не на самом деле.

– А сейчас, сэр, я проверю ваши карманы. – Сержант обыскал Томаса. – Вы имеете право перед началом допроса связаться со своим консульством, если хотите.

Томас поспешно покачал головой. Он сам не знал почему, но у него не было желания никому рассказывать о случившемся, и уж определенно он не хотел, чтобы о его идиотском поступке стало известно на родине. Это будет минимум стоить ему работы, хотя, сказать по правде, о таких приземленных вещах он пока что не думал. Томаса убивала одна мысль о том, что ему придется объясняться с каким-то чиновником, для которого он будет лишь досадной неприятностью.

– Вы понимаете, почему вас задержали?

Томас кивнул и сказал:

– Кража со взломом. Но я ничего не брал.

– Незаконное проникновение в чужое жилище не обязательно подразумевает кражу, – объяснил дежурный сержант. – Согласно королевскому законодательству, это преступление карается тюремным заключением сроком до четырнадцати лет.

Найт, сидевший с опущенной головой, встрепенулся.

– Вы точно не хотите связаться со своим консульством? – спросил сержант.

Подумав, Томас снова покачал головой, на этот раз не так уверенно.

Четырнадцать лет?..

Он закрыл глаза.

Его сфотографировали, затем сняли отпечатки, поочередно покатав на карточке все пальцы, а затем и ладони обеих рук. Найт тщательно вымыл их, но так и не смог избавиться от чернил. Тогда сержант дал ему тряпку, смоченную метиловым спиртом, с помощью которой их удалось удалить отовсюду, кроме как из-под ногтей, зато остался резкий запах, с которым не справилось даже новое мытье рук с мылом. Томаса обыскали, затем отвели в помещение, которое дежурный сержант назвал люксом предварительного заключения. Томас так и не смог понять, в шутку или всерьез. [59]59
  Непереводимая игра слов: слово «suite» в американском варианте английского языка обозначает «номер люкс», в то время как в британском основное значение – «несколько расположенных рядом комнат».


[Закрыть]Это оказалась маленькая комната, размером где-то десять на двенадцать футов, с одним узким окном на высоте футов шесть, зарешеченным и закрытым необычайно толстым стеклом, самая настоящая тюремная камера.

Томас шагнул внутрь и обернулся, собираясь что-то сказать – он сам не знал, что именно, просто что-нибудь, – но тут тяжелая стальная дверь с лязгом захлопнулась за ним.

Открылся глазок, и послышался голос сержанта:

– Я буду присматривать за вами.

После чего тот ушел.

Стены были из кирпича, покрытого толстым слоем блестящей краски цвета накипи. Пол бетонный. В одном углу стояло длинное основательное сооружение, судя по всему призванное выполнять функцию кровати, хотя на самом деле это была платформа, выложенная из кирпича, того же самого, из которого были сделаны стены, застеленная испачканным пятнами матрацем. В нише приютился унитаз, но слив осуществлялся откуда-то извне. Внезапно Томасу захотелось им воспользоваться, но он не смог заставить себя это сделать. Найт подумал было о том, чтобы позвать на помощь, однако его привела в ужас мысль о необходимости с кем-то объясняться.

Глава 81

За ним пришли приблизительно через полчаса.

– Пожалуйста, сэр, сюда, – сказал сержант.

Томас слабо улыбнулся, услышав это вежливое обращение, опустил взгляд и последовал за полицейскими. Он все еще был оглушен сознанием вины и собственной глупости, лишен жизненной энергии, у него не было сил бороться. Подумав о Куми, Найт тотчас же тряхнул головой, прогоняя ее образ, и едва сдержал готовый вырваться стон ужаса и стыда.

Его отвели в другую комнату с большим серебристым катушечным магнитофоном. Одну стену занимало огромное зеркало, в углу под потолком на кронштейне была установлена видеокамера. Посредине стоял стол с четырьмя стульями из тонких стальных трубок с деревянными сиденьями и спинками, такими же, как в кабинетах Ивенстоунской средней школы.

Там уже ждал молодой мужчина в рубашке. Томасу предложили сесть рядом. Мельком взглянув на него, мужчина снова уставился на лист бумаги. Сержант не стал садиться, а остался у двери, будто часовой.

Полицейский, производивший задержание, достал две катушки с магнитной лентой.

– Пожалуйста, удостоверьтесь в том, что они запечатаны, – обратился он к Томасу.

– Что?

– Катушки с магнитной лентой. Вы можете подтвердить, что они запечатаны?

Томас посмотрел на катушки, затем на полицейского с таким видом, словно его попросили выполнить какой-то сложный фокус.

– Наверное, – пробормотал он.

Полицейский включил магнитофон.

– Допрос происходит в полицейском участке Ньюбери и записывается, – произнес он с монотонным равнодушием человека, повторяющего одно и то же в тысячный раз. – Если ваше дело будет направлено в суд, эта запись может быть использована в качестве доказательства. В конце допроса я вручу вам уведомление с разъяснением, что произойдет с катушками и как вы сможете получить копию. Мои часы показывают семнадцать часов тридцать пять минут, сегодня двадцать первое июня две тысячи восьмого года. Я сержант Джефф Ходжес, полицейский, который произвел задержание. Вместе со мной здесь присутствует дежурный сержант Гарри Филлипс. Поскольку подозреваемый не является гражданином Великобритании, ему предоставлен защитник, мистер Деван Каммингс. Если подозреваемого это не устраивает по какой-то причине, он может попросить, чтобы ему предоставили другого адвоката.

Он выжидательно посмотрел на Томаса. Запоздало спохватившись, тот покачал головой.

– Подозреваемый дал отрицательный ответ, покачав головой.

Найт лишь молча смотрел на него. Все происходящее казалось ему нереальным, словно телешоу.

– Для протокола допроса, будьте добры, назовите свое имя, возраст и место жительства, – продолжат Ходжес.

– Томас Найт, тридцать восемь лет, дом двенадцать сорок семь по Сикамор-стрит, Ивенстоун, Иллинойс.

– Это в Соединенных Штатах Америки, сэр, так?

– Да, совершенно верно.

– Сэр, вы не могли бы говорить чуточку погромче? Это нужно для записи.

– Да. Извините.

– Вы подтверждаете, что в комнате нет больше никого, кроме тех, кого я перечислил?

– Да.

– Чуть погромче, сэр.

– Да. В комнате больше никого нет.

– Сейчас я дам вам уведомление для задержанных. Пожалуйста, ознакомьтесь с ним. Если у вас возникнут какие-либо вопросы, допрос будет отложен до тех пор, пока мы не удовлетворим вас нашими ответами.

Томас уставился невидящим взглядом на документ, однако его рассудок не мог взять в толк, что к чему. Он посмотрел на Ходжеса.

– Я могу продолжать? – спросил тот.

– Да.

– Мистер Найт, вас задержали, поскольку видели выходящим из дома, который вам не принадлежит. Не соблаговолите ли объяснить, что вы там делали?

С самого момента своего задержания Томас сознавал, что полицейские начнут именно с этого, однако так и не смог придумать, что говорить. Как объяснить, что он разбирается в обстоятельствах гибели ребенка, случившейся двадцать шесть лет назад, чтобы раскрыть два недавних убийства и найти утерянную пьесу Шекспира? Это покажется абсурдным. Нет, хуже. Будет таковым.

«Я никакого „кажется“ не знаю…», [60]60
  Шекспир У.Гамлет. Перевод П. Гнедича.


[Закрыть]– подумал Томас.

Впервые после звонка Эсколма все случившееся показалось ему полным бредом. Мысль о том, что сейчас придется все это рассказывать, повергла его в уныние.

Но Найт изложил свою историю, медленно, запинаясь, то и дело возвращаясь назад, чтобы прояснить какие-то моменты. Он говорил глухим безучастным голосом, а остальные молча его слушали. Томас назвал фамилии Полински из полиции Ивенстоуна и Робсона из Кенильуорта, как будто один только факт знакомства с сотрудниками правоохранительных органов мог чем-то ему помочь, и несколько раз повторил, что ничего не взял в доме Эльсбет Черч, а просто посмотрел и вышел.

– Задняя дверь была открыта? – спросил Ходжес.

Найт замялся, сознавая, что до сих пор ему удавалось обходить стороной этот вопрос. Сейчас он оказался на развилке, и многое будет зависеть от его ответа. Если Томас скажет, что дверь была открыта, возможно, его отпустят, но затем, не исключено, он окажется в гораздо более худшей ситуации, если Черч заявит, что замок был заперт.

– Я попробовал ее открыть, и она распахнулась, – наконец сказал Томас.

– Под «попробовал ее открыть» подразумевается вот это? – спросил Ходжес и достал пластиковый пакет с кредитной карточкой Найта. – Я говорю об этом, потому что карточка, похоже, поцарапана, – продолжал он, делая вид, будто впервые обратил внимание на повреждение. – Вот видите? Здесь внизу вмятина, словно кто-то нажимал ею…

– Да я воспользовался этой кредитной карточкой, – признался Найт.

Ходжес задумчиво откинулся назад, какое-то время молчал, потом сказал:

– В вашем паспорте написано, что вы школьный учитель. Это так?

– Да.

– Извините, но вы не могли бы говорить громче?

– Я сказал, что это действительно так, – заявил Томас, поднимая голову.

– Детективная история, которой вы занимаетесь, это что-то вроде летних каникул? Небольшой отдых перед тем началом первого полугодия, прошу прощения, осеннего семестра. – Он использовал это выражение как какой-то блестящий предмет, который только что подобрал с земли.

Томас пожал плечами.

– Я старался помочь. – Эти слова оказались трогательными, но совершенно неуместными. – Я хотел обелить имя Эсколма, доказать, что его слова были правдой. Он у меня учился…

Тишина.

– Вы ничего не взяли из вещей мисс Черч?

– Абсолютно, – сказал Найт. – Вы задержали меня сразу же, как только я вышел из дома. У меня были лишь мои собственные вещи.

– Какая у вас сильная ссадина, – заметил Ходжес, разглядывая лоб Томаса.

– Я тут упал. С водяной мельницы в замке Уорик.

– Правую руку вы держите как-то странно, – продолжал полицейский. – Тоже упали?

– Нет. Огнестрельное ранение. Я получил его в Чикаго. Можете проверить у Полински.

– Увлекательная у вас жизнь, мистер Найт, вы не находите? Я хочу сказать, для школьного учителя.

– Не знаю, что я должен на это ответить.

– Вы нашли то, что искали, дома у мисс Черч?

– Да я даже не знаю толком, что хотел бы найти. Нет, не думаю. Теперь мне точно известно, что Дагенхарт – я когда-то учился у него в университете – был знаком с Даниэллой Блэкстоун до пожара, но я уже и так догадывался об этом.

– Значит, результатом целого дня трудов явилось лишь ваше задержание, – констатировал Ходжес. – Надеюсь, остаток вашего отпуска, прошу прощения, каникул, пройдет лучше.

– Можно на это рассчитывать?

– Так, давайте-ка посмотрим, – начал Ходжес, изучая листок с записями. – Вы подозреваетесь в незаконном проникновении в чужое жилище…

– Я же вам говорил, я ничего не взял! – с жаром воскликнул Томас.

– Проникновение в чужое жилище – это сложное преступление. Факт хищения не обязателен. Раздел девять, подразделы «А» и «Б» Закона о краже разъясняют, что проникновение в чужое жилище может иметь различные цели, в первую очередь кражу, но также изнасилование, нанесение тяжких телесных повреждений, порчу имущества.

– Ничего из этого я не совершал.

– Не обязательно было производить сами эти действия, если у вас имелось намерение их совершить, когда вы проникали в чужой дом.

– Зачем мне нападать на Эльсбет Черч или портить ее имущество?

– А вот это я не могу знать, ведь так? Но я скажу вам вот что. До консультации с владельцем дома вам могут быть предъявлены обвинения по разным пунктам. По крайней мере, в нарушении неприкосновенности чужого жилища. Можно обратиться к почтенному английскому общественному праву, которое с незапамятных времен поддерживается за счет не статута, а судебной практики, и обвинить вас в поведении, которое могло нарушить общественное спокойствие. Проявив изобретательность, можно заявить, что вас застали в чужом жилище, где вы занимались противозаконной деятельностью. Данный момент попадает под действие Закона о бродяжничестве тысяча восемьсот двадцать четвертого года. Но к этому мы перейдем только после того, как с вас будут сняты обвинения в краже со взломом, до чего еще очень далеко, ведь правда? Так что отвечая на ваш вопрос, мистер Найт, скажу следующее. Нет, я не вижу, чтобы продолжение вашего отпуска сложилось лучше, чем его начало.