Текст книги "Прожорливое время"
Автор книги: Эндрю Джеймс Хартли
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Глава 48
Томас только начинал привыкать к масштабам подвалов. Раньше он полагал, что подземные хранилища имеют приблизительно те же размеры, что и здания над ними, но сильно ошибался. В действительности подвалы представляли собой сеть тоннелей и проходов, расположенных многими ярусами и уходящих в глубь известняка серпантином подземных кладовых. Все основные дома, выпускающие шампанское, располагали в буквальном смысле многими милями таких подвалов.
«Идеальное место спрятать что-нибудь, если хочешь, чтобы об этом забыли», – подумал Томас.
Не на это ли намекал американец в темном костюме? Конечно же нет. В нем определенно было что-то такое, знакомое, но только Найт никак не мог за это ухватиться…
– Сэр? – К нему подошла девушка с ледяными голубыми глазами.
– Да?
– Пожалуйста, поднимитесь в вестибюль, там вас ждет наш официальный представитель.
Томас не понял, что она имела в виду под этим определением. Он предположил, что это огрехи перевода, но заметил, что у нее слегка порозовели щеки, а улыбка получилась какой-то затравленной и неискренней. Его сразу же охватило беспокойство.
Мужчина, стоявший наверху в подозрительном безделье, похоже, также нервничал.
– У вас есть какой-то вопрос, мсье?
Это был молодой парень, деловитый и лощеный, в безукоризненном стильном костюме на заказ, но Томас не смог избавиться от ощущения, что его небрежное поведение на самом деле напускное.
– Если быть точным, два, – сказал Найт, решив начать с вопроса, чуть более похожего на общий, беспредметный. – Дом «Таттинже» выпускает шампанское марки «Сент-Эвремон», названное в честь Шарля де Сен-Дени, маркиза Сент-Эвремона, который был выслан из страны в правление…
– Короля-Солнце, – перебил его парень. – Людовика Четырнадцатого.
– Верно. Я вот подумал, какая тут связь и не сохранились ли в вашей компании какие-то бумаги и книги Сент-Эвремона.
– Шампанское «Сент-Эвремон» выпускается компанией «Ирруа», которая принадлежит нам. Оно изготавливается согласно собственным рецептам маркиза Сент-Эвремона, из смеси, на тридцать процентов состоящей из винограда сорта шардоне, на шестьдесят – из пино нуар, с добавлением менье и других для баланса вкуса. Вино выдерживается три года…
– Пино нуар? – удивился Томас. – Но это же черный виноград.
– Вы не читали стенды в подвале? – с оттенком снисходительности спросил парень. – Многие марки шампанского изготавливаются из смеси разных сортов винограда, в том числе и черного, однако кожица отделяется до выжимки сока. Именно она придает вину красный цвет.
– Понятно, – пристыженно произнес Томас. – Но помимо того, что шампанское изготавливается по рецепту Сент-Эвремона…
– Никакой другой связи больше нет, – пожал плечами парень. – Это традиция, которую мы с гордостью поддерживаем.
– Это правда, что шампанское в его современном виде изобрели англичане?
– Конечно же нет, – ответил парень так возмущенно, как будто большего невежества не могло быть. – Нет того, кто в одиночку изобрел шампанское. Это относится даже к монаху Дому Периньону, что бы вам ни говорили в «Моэ и Шандон». Сент-Эвремон, как и Дом Периньон, сыграл важную роль в смешении различных сортов винограда, однако главная его заслуга заключается в популяризации напитка в высшем свете. Так что вклад англичан ограничивается рынком, принявшим шампанское как игристое вино, и бутылками, в которых его можно было хранить.
– Бутылки предложили англичане?
– Многие производители, в том числе Дом Периньон, стремились не допустить образования в шампанском газов. Они перепробовали самые различные способы, чтобы помещать вторичному брожению. Те, кому нравилось газированное вино, делали обратное, однако когда напиток разливался из фляг по бутылкам и добавлялся сахар, брожение становилось таким… как бы это сказать? Таким бурным, что бутылки лопались. Было обычным делом терять из-за этого при хранении до двух третей шампанского. Англичане, нация, для которой на первом месте стоит пиво, уже давно столкнулись с этой проблемой и разработали более прочную бутылку, а также способ закрепления пробки с помощью проволоки, чтобы газ оставался внутри. Данный момент важен, но его никак нельзя назвать изобретением шампанского. Это вино создали французы.
– Мой второй вопрос касается одного вашего заказа, – продолжал Томас, подумав о том, что, несмотря на ленивое добродушие парня, эти дебаты грозили перерасти в новую Столетнюю войну. – Некая английская леди периодически получает ваше шампанское марки «Сент-Эвремон» целыми ящиками.
– Женщина? Не компания? – Парень пожал плечами, и его улыбка стала откровенно недоуменной. – Ничего не понимаю.
– Я действую от ее имени, – начал импровизировать Томас. – Точнее, как душеприказчик.
Парень нахмурился, споткнувшись на этом слове.
– Она умерла, – пояснил Найт. – Теперь я пытаюсь прояснить кое-какие детали ее дел.
– Конечно. Сюда, пожалуйста.
Томас проследовал за ним до конца вестибюля и дальше, через внушительную дверь в административное крыло, не предназначенное для доступа широкой публики. Они молча прошли мимо нескольких кабинетов до последней двери. Кивком предложив Найту садиться, парень устроился за безукоризненно аккуратным письменным столом и застучал по клавиатуре компьютера. Через минуту он спросил фамилию дамы, и Томас произнес ее по буквам. Введя в компьютер запрос, француз озадаченно крякнул.
– В чем дело? – спросил Томас.
– Даниэлла Блэкстоун, – зачитал парень с экрана. – Один ящик в год.
– На протяжении какого срока?
– Пожизненно, – ответил парень.
– Наверное, это достаточно дорого?
– Только не для нее. Она не платила ни сантима.
– Такое у вас бывает часто? – спросил Томас.
– Вовсе нет. Сам я ничего подобного не видел.
– Долго она получала от вас шампанское?
– Оно отправляется не лично мадам Блэкстоун, а ее семье, – сказал парень, оборачиваясь к Томасу. – Так ведется с тысяча девятьсот сорок пятого года.
– Вы знаете почему?
– В файле информации нет, а бумажные архивы с той поры не сохранились, – покачал головой француз.
– Почему с сорок пятого? Это как-то связано с окончанием войны?
– Косвенно, – подтвердил парень. – Подозреваю, что соглашение уходит в более далекое прошлое. Но для «Таттинже» оно началось в сорок пятом, потому что именно тогда мы приобрели несколько мелких домов по производству шампанского в Эперне. Судя по всему, договор с семейством Блэкстоун перешел к нам как раз от одного из них: «Демье».
Томас прошел мимо арендованной им машины, стоявшей у тротуара, к кафедральному собору. Когда-то это был один из самых величественных средневековых храмов в Европе, сравнимый с Вестминстерским аббатством по возрасту и по количеству коронаций. Однако во время Первой мировой войны собор был сильно разрушен артиллерийским огнем, после чего подвергся серьезной перестройке. До сих пор многие скульптуры на стенах оставались обезглавленными или посеченными осколками, и Томасу приходилось только гадать, какая же здесь разверзлась преисподняя, когда здание обстреливалось, если верить путеводителю, снарядами калибра 285 миллиметров. В книжечке также говорилось, что из сорока тысяч домов, окружавших собор, уцелело всего сорок.
Во многих отношениях собор разительно отличался от Вестминстерского аббатства. Внутреннее пространство здесь оказалось куда более свободным, не заставленным памятниками, поэтому общее впечатление создавали воздушность и величие камня, а также разноцветные блики из витражей. Еще здесь было гораздо тише. Томас побродил по прохладному массивному трансепту, восхищаясь огромными колоннами, покрытыми декоративной резьбой в виде листьев винограда, затем посидел немного, разглядывая глубокую синеву витражей работы Шагала. Это было все равно что находиться под водой и глядеть вверх, на солнце, яркие меняющиеся краски которого словно простирались в бесконечность. Чем больше Томас смотрел на витражи, тем четче ему казалось, что он плывет по волнам, увлекаемый течением, парит, словно дух, освободившийся от бренной оболочки.
У него в памяти всплыли слова из песни «ХТС» о Боге, сотворившем болезни и алмазы…
Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы встать и вернуться в мир, показавшийся теперь совсем темным. Поставив свечку за Куми, Томас прошел к машине. На улице похолодало, поднялся ветер, обещающий дождь. Ощущение достигнутого успеха притупилось, не помогло даже то, что он представил, как выкрадывает утерянную пьесу Шекспира из какого-то заброшенного, полуобвалившегося подвала под Эперне. Странно, что в таком созерцательном настроении Найт вообще обратил внимание на этого мужчину.
Молодой парень с коротко остриженными волосами, в длинном сером пальто стоял позади него в соборе. Томасу показалось, что он уже видел его прежде, вероятно в подвалах «Таттинже». Парень быстро прошел следом за ним несколько ярдов, но резко остановился, когда Томас добрался до своего «пежо» и стал искать ключи. Отвернувшись, парень уставился в витрину магазина, словно его внимание привлек какой-то выставленный в ней товар. Как только Томас отъехал от тротуара, тип в длинном пальто развернулся к улице и поднял руку, словно подзывая такси. В зеркале заднего вида Найт заметил, как приземистый зеленый седан, кажется «ситроен», стоявший на углу, рванул с места и парень быстро сел в него. Конечно, полной уверенности быть не могло, и все же Томас был готов поспорить, что это не такси.
Глава 49
Томас ехал по шоссе Н-51 на юг, в Эперне, мимо обширных полей и виноградников, ровными прямоугольниками раскинувшихся на склонах невысоких пологих холмов из известняка. Свернув с шоссе, он поплутал, по крайней мере один раз сунулся не туда, куда нужно. После чего потянулись опрятные деревушки, застроенные антикварными домиками, с обязательными рыночными площадями и военными мемориалами, относящимися к Наполеоновским, Первой или Второй мировым войнам. В конце концов ему пришлось остановиться, выйти из машины и свериться с дорожным указателем, наполовину скрытым раскидистым платаном. По указателю он определил, что оказался у черта на рогах. Предположив, что здесь в прошлом произошло какое-то значительное сражение, Томас поднялся по ступеням к монументу с выцветшим французским флагом. Это был кирпичный обелиск, окруженный плитами с именами. У его подножия лежат свежие цветы. Найт прочитал надписи и отметил, как часто повторяются одни и те же фамилии. Только теперь у него мелькнула мысль о том, что здесь, вероятно, находилась деревня, уничтоженная войной, – в данном случае Первой мировой. Многие имена были женскими. Возможно ли, что целая деревня была стерта с лица земли, все дома и люди сгинули в длившемся четыре года окопном ужасе, который был «войной во имя окончания всех войн»? Взглянув на карту в путеводителе, Томас пришел к выводу, что такое возможно. Эперне находился прямо на реке Марне, месте крупнейших сражений в начале и конце войны. В промежутке берега переходили от немцев к союзникам и обратно, и весь регион был разорен.
Остановившись на самом верху лестницы, Найт оглянулся на дорогу, по которой приехал. Вокруг не было ничего, кроме полей со странными круглыми башенками с коническими крышами, крытыми шифером, в которых, вероятно, хранился силос, и редких, отдельно растущих деревьев. Зеленого «ситроена», который, как ему показалось, следил за ним, когда он покидал Реймс, нигде не было. Томас не смог вспомнить, видел ли он его хоть раз на шоссе после того, как выехал из города.
«Ты становишься маниакально подозрительным, – подумал он. – Ничего хорошего в этом нет».
Вернувшись к машине, Найт поехал в обратную сторону.
Эперне, когда Томас наконец до него добрался, оказался живописным городком с обсаженными деревьями бульварами и большими зданиями с квадратными фасадами и остроконечными ступенчатыми черепичными крышами. Быстро темнело, и Найт устал. Он нашел маленькую анонимную гостиницу, где поужинал жарким из сочной телятины и местным сыром, после чего поднялся в свой спартанский номер. Кровать оказалась жесткой и узкой, но Томас заснул быстро и просыпался всего один раз до того, как полностью рассвело. Он не помнил, что ему снилось, но очнулся с чувством беспокойства, уверенный в том, будто должен что-то сделать, хотя никак не мог вспомнить, что же именно.
Томас поблагодарил чересчур строгую хозяйку за завтрак из хлеба, сыра и кофе с молоком, изучил план центральной части города и решил оставить машину у гостиницы.
Похоже, жизнь Эперне была полностью посвящена шампанскому. Вдоль одной широкой улицы тянулись здания с воротами знаменитых домов: «Перье-Жуэ», «Мерсье», разумеется, «Моэ и Шандон». Здесь же стоял и памятник монаху, в честь которого называлась самая известная марка: «Дом Периньон». Были и другие дома, поменьше. За ними начинались виноградники, которые поднимались на холмы, окружавшие город. Среди них, в самом конце улицы, Томас отыскал «Демье».
Он был не таким внушительным, как другие дома, не столь элегантным, напоминающим что-то среднее между разросшейся фермой и маленьким неухоженным замком. Но, как и у многих его соседей, за чугунной оградой, выкрашенной в черный цвет и отделанной позолотой, начиналась вымощенная щебнем дорожка. Ворота были открыты, и вывеска приглашала туристов совершить экскурсию по подвалам. В конце квартала у тротуара стоял зеленый «ситроен», пустой. Томас рассеянной походкой прошел мимо него к табачному ларьку на углу, но так и не смог определить, та ли это машина, которую он видел в Реймсе. В ларьке Найт купил маленький фонарик, сунул его в карман и вернулся в «Демье».
Томас снова приобрел билет на экскурсию, на этот раз аж за двенадцать евро. В ожидании он просмотрел материалы, выставленные в вестибюле. В отличие от относительно вольной прогулки по «Таттинже», обзорный тур по «Демье» был строго регламентирован и, как выяснил Томас, автоматизирован. Ему почему-то казалось, что «Демье» относится к второстепенным производителям шампанского, недостойным внимания туристов, избалованных прелестями, расположенными в начале улицы, однако здесь было полно народу, в основном французов. «Демье» действительно был небольшим домом, выпускающим шампанское в крошечных объемах по сравнению с такими гигантами, как «Моэ и Шандон», однако его продукция, по крайней мере во Франции, считалась образцом высочайшего качества. Компании принадлежало меньше сорока акров виноградников, поэтому общий объем составлял всего несколько сот тысяч бутылок в год, но, как утверждалось, только здесь досконально соблюдались все традиционные методы производства шампанского, что отражалось в ценах. Прогулявшись по магазину, Томас не нашел ни одной бутылки, которая стоила бы меньше ста пятидесяти американских долларов, но многие ценились в несколько раз дороже. Ему захотелось узнать, действительно ли кто-то способен различать вкус, любит и хочет пить что-то настолько чудовищно дорогое, по тысяче долларов за бутылку? По две тысячи? По пять? Или же это была лишь ловушка, завлекающая тех, у кого денег больше, чем ума?
Двое сотрудников проводили экскурсионную группу к двум лифтам из нержавеющей стати. Осмотрев толпу, Томас обнаружил пару знакомых лиц: американца в костюме, которого он видел в Реймсе, и парня в пальто, преследовавшего его в зеленом «ситроене». Вероятно, водитель тоже находился здесь, но Найт не успел его хорошо рассмотреть.
– Сэр, будьте добры, заходите внутрь, – сказала сотрудница.
Беспокойно взглянув на толпу в кабине, Томас ответил:
– Спасибо, я подожду следующего.
Когда двери начали закрываться, он отвернулся, гадая, заметил ли его парень в пальто. В том, что американец его не видел, Томас был твердо уверен. Сотрудница, строгая женщина с седыми прядями в черных волосах, заплетенных в косу, вежливо кивнула, даже не пытаясь скрыть свое недовольство.
Ее взгляд красноречиво говорил: «Ох уж эти туристы!» Или еще хуже: «Ох уж эти американцы!»
Томас виновато затряс головой и улыбнулся. Нисколько не оттаяв, женщина нетерпеливо щелкала ногтями, дожидаясь второго лифта.
Как только двери открылись, она жестом предложила Найту войти и начала речь, которую ее коллеги уже произнесли первой группе, отправившейся вниз:
– Когда спустимся, пожалуйста, пройдите направо, к поезду…
– К поезду?
Женщина уставилась на него и пояснила:
– Да. Это не настоящий поезд. Просто… электромобили, соединенные один с другим. Проходите направо и садитесь. Поезд управляется лазерным лучом, поэтому, если будете фотографировать со вспышкой, пожалуйста, направляйте аппарат в сторону, а не прямо вперед. В таком случае вспышка может привести к сбою в системе управления, и это окончится аварией.
Не в силах сдержаться, Томас улыбнулся. Сотрудница сверкнула глазами. Кабина замедлила ход и остановилась.
В каменном подвале царил холод, почти все свидетельства роскоши и современности, которые можно было видеть в вестибюле, исчезли. Здесь были только тоннели, пробитые в камне, тускло освещенные люминесцентными лампами, мягко сияющими над головой. Поезд, больше похожий на несколько соединенных между собой каров для гольфа, уже ждал. Томас устроился сзади, через два пустых ряда за последними пассажирами, стараясь не привлекать к себе внимание. Впрочем, никто из сидящих впереди не обернулся, все слушали экскурсовода. Она устроилась в первом вагончике, на высоком сиденье, развернутом назад. Водителя не было, экскурсовод не могла видеть, куда движется поезд. Его вела лазерная система управления, пускающая точки красного света вперед, в тоннель.
Женщина, сопровождавшая Томаса, кивнула гиду и вернулась к лифту. Экскурсовод жизнерадостным тоном произнесла последние наставления по безопасности на чересчур правильном английском – долгие «а» и четкие «т» на конце – и поезд тронулся. Он двигался с тихим электрическим жужжанием, скользя по коридорам и змеей заворачивая за углы, мимо десятка сводчатых ниш, заставленных стеллажами с бутылками. Экскурсовод непрерывно говорила бойким, хорошо поставленным голосом. Она перечисляла обязательные факты об условиях почвы, о качествах известняка вкратце пересказана историю шампанского до XVII века. Затем последовали биографии монаха Дома Периньона с описанием его тщетных попыток избавить вино от газа, и вдовы Клико, которая в XIX веке организовала промышленное производство шампанского и усовершенствовала стеллажи, в которых собирался и удалялся осадок, скапливающийся в горлышке бутылки. Почти все это Томас уже слышал или читал, но было что-то волнующее в подвалах, похожих на склеп. Их масштабы оказались настолько внушительными, что его привычная клаустрофобия пока что никак себя не проявляла. Подвалы представляли собой лабиринт пересекающихся тоннелей, каждый из которых являлся сам по себе хранилищем, но также еще куда-то вел.
– Общая протяженность тоннелей составляет свыше шести миль, – сказала экскурсовод. – В основном они расположены на одном уровне, но некоторые из них не открывались со времени последней войны.
Томас подумал, что это нечто среднее между подземным городом и огромной шахтой со светлыми стенами. То, что некоторые участки были закрыты, говорило о геологической нестабильности, но он решил не заострять на этом внимание. Вероятно, именно поэтому туристов возили на поезде. Это позволяло держать их всех вместе и придавало экскурсии налет веселья, даже комизма, вызывая в памяти аттракционы Диснейленда. Без поезда обширная сеть подземных проходов запросто могла бы превратиться в нечто устрашающее, даже жуткое, и это случилось бы еще до первых упоминаний о геологической нестабильности.
Томас все еще хвалил себя за прозорливость, когда поезд без предупреждения вдруг остановился и свет погас.
Глава 50
Потребовалось лишь несколько мгновений для того, чтобы полностью расцвела паника. Секунду все сидели на своих местах. Сознательные туристы по-прежнему чего-то ждали, а экскурсовод повторяла призывы сохранять спокойствие в умерший микрофон. Но ничего так и не произошло, мрак только сгустился, тишина, больше не нарушаемая приглушенным гулом электроники, которого никто не замечал до тех пор, пока он не оборвался, стала полной. Ситуация быстро выбилась из-под контроля.
– Что случилось? – крикнул кто-то.
– Считается, что это весело?
– Немедленно включите свет! Я не могу сидеть в темноте!
– Почему нет аварийного освещения?
– Кто меня трогает?
Все пришли в движение. Никто не видел, куда идти, но люди высыпали из поезда, словно испугавшись, что он внезапно помчится в безумном порыве, неся смерть. За всей этой суматохой, испуганными криками, судорожными призывами экскурсовода сохранять спокойствие, Томас каким-то образом почувствовал, что по крайней мере один человек сошел с поезда и быстро уходит прочь. Он ощутил это движение, не похожее на воцарившийся вокруг хаос, сосредоточенное, целенаправленное. Ему показалось, будто он услышал размеренные шаги, затихающие справа, быстрые, уверенные. Кто-то знал, куда надо идти.
Выскользнув из вагончика, Найт растопырил руки в темноте и направился следом за удаляющимся человеком, шаря в карманах в поисках фонарика. Он уже почти добрался до тоннеля, проходящего перпендикулярно тому, в котором остановился поезд, как вдруг сзади вспыхнул желтый огонек. Кто-то зажег спичку.
На стенах запрыгали тени, раздался испуганный голос экскурсовода:
– Пожалуйста, оставайтесь в поезде! Сэр? Сэр!
Томас, не останавливаясь, шел вперед. Он включил фонарик и перешел на мягкий бег, напрягая слух в попытке уловить шаги того, кто покинул поезд первым. Кто-то увидел свет его фонарика и закричал вслед: «Сюда!», словно это были потерпевшие кораблекрушение, несколько недель скитающиеся по морю в ожидании спасения. Резко свернув влево, Найт ускорил шаг.
Он понятия не имел, куда идти, потерял из виду поезд и сразу же остановился, стараясь максимально обострить органы чувств. Томас закрыл глаза, задержал дыхание и прислушался.
Звуки делились на три уровня. Первый и самый очевидный – это обрывки полных паники криков, доносящиеся оттуда, откуда Томас пришел. Экскурсионная группа осталась не более чем в сотне ярдов позади, однако подземные своды отражали и искажали негодующие вопли настолько, что они, казалось, призраками наползали на Томаса со всех сторон. Второй, более тихий, но такой же настойчивый, – гулкий стук его сердца. Найту необходимо было ухватиться за третий уровень, растянуть свой рассудок. Услышать этот звук можно было только силой воображения, но он был – быстрые шаги. Томас покрутился на месте, по-прежнему зажмурившись, определяя направление, откуда доносился этот звук. Наконец Томас сориентировался и двинулся вперед.
Найт снова дышал, однако его сознание держалось за шаги так, что остальные звуки затихали, отгороженные экраном его сосредоточенности. Топот по камням был твердым и звонким, не цоканье женских шпилек, а глухие удары жестких кожаных каблуков, смешанные с чем-то еще, с каким-то призвуком, который Томас никак не мог определить. Продолжая преследование, он решил, что это мужчина, который знает, куда идти. Найт постарался идентифицировать призвук, показавшийся ему тонким, высоким металлическим позвякиванием, сопровождающим каждый шаг.
«Ты не забыл этот звук?» – подумал он, вспомнил его и ускорил шаг.
Очень слабый фонарик отбрасывал луч желтоватого неясного света, и следовать за позвякивающими шагами было опасно. Если стеллажи с бутылками окажутся прямо посреди тоннеля, а не в нишах по бокам, то Томас мог не заметить преграду вовремя и налететь на нее. Он пошел медленнее, услышал уверенные шаги неизвестного человека и снова поспешил следом за ним.
Каждый следующий участок тоннеля ничем не отличался от предыдущего. Найт шел вперед. В ограниченном радиусе света фонарика снова и снова повторялись одни и те же светлые каменные своды над головой, темные ниши и отходящие в стороны тоннели. Почувствовав, что углубляется в толщу известняка, Томас поймал себя на том, что стиснул челюсти. Еще он начал потеть. То и другое было вызвано не физическим напряжением и не предчувствием того, что может произойти, если он наткнется на того, кого догонял. На него действовало само место, подземные тоннели, темнота, колоссальная тяжесть камня над головой. По мере того как Томас удалялся от тех мест, которые показывают туристам, своды, казалось, с каждым шагом становились ниже, известняк выглядел все более неровным и потрескавшимся. Найт уже бежал, опустив голову, уходя дальше, а каменные стены смыкались с боков.
«Дыши ровно», – мысленно приказал себе он.
Сделав глубокий вдох, Томас ощутил в горле и легких затхлый привкус. Боль в плече усилилась, разлилась по всему телу. Он буквально чувствовал запах камня, теснившего его со всех сторон.
«Геологическая нестабильность», – вспомнил он.
Фонарик замигал, и Томас встряхнул его, не замедляя бега, тот снова засветил на полную, но Томас ощутил нарастающую панику. Если он лишится света, а электричество не восстановят, сколько ему придется плутать, прежде чем он вернется к лифтам? Допустим, всех остальных туристов выведут наверх, не будет больше голосов, на которые можно ориентироваться. Тогда Томас проведет в этом древнем лабиринте дни, недели…
Шаги вроде затихали, но вдруг стали громче, словно тот, кто шел впереди, завернул за угол. Найт заколебался, теперь уже уверенный в том, что размеренному стуку каблуков вторит тонкое, пронзительное позвякивание.
Томас припомнил, когда слышал этот звук в прошлый раз, и это воспоминание заставило его замедлить шаг. На мгновение он вернулся в другую темноту, на крыльцо своего дома в Ивенстоуне, когда вслушивался в эти же самые крадущиеся шаги во дворе…
«Не забывай, что произошло дальше».
Да уж, такое не забудешь. Практически тут же Найт вспомнил пряжки на ботинках американца в костюме, того самого, который выдавал себя за винодела, но говорил словно владелец киностудии.
Не в первый раз за эту поездку Томас почувствовал, что им бессовестно манипулируют. Ему внезапно захотелось найти человека в ботинках с пряжками и расплатиться с ним за предыдущую встречу на Сикамор-стрит.
Эта мысль прогнала прочь нарастающее неуютное ощущение, и Найт сделал еще один поворот в нужную сторону, двигаясь как можно бесшумнее, пытаясь подстроиться под ритм незнакомца.
Но тут появилось кое-что новое. Еще чьи-то шаги донеслись справа. Томас остановился и развернулся. Какое-то мгновение ему казалось, что этот звук только послышался, но затем, в промежутках между позвякивающими шагами винодела, он услышал его снова. Кто-то двигался очень осторожно, просто крался.
Найт почувствовал, как у него по спине пробежали холодные мурашки, а волосы на затылке встали дыбом.
В темноте скрывался еще кто-то. Этот человек не хотел, чтобы его услышали.
Томас снова пошел вперед, теперь быстрее, стараясь нагнать далекие позвякивающие шаги. Он повернул налево, затем направо, еще ярдов сто шел прямо, как вдруг услышал нечто совершенно новое, застыл на месте и выключил фонарик. Несмотря на темноту, Найт широко раскрыл глаза, стремясь определить источник нового звука.
Бегущие шаги. Много людей. Они приближались сзади.