Текст книги "Прожорливое время"

Автор книги: Эндрю Джеймс Хартли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Глава 68

Томасу потребовалось не больше двух минут, чтобы разыскать самую удобную дорогу вниз. Как оказалось, это была труба кухонной печи. Ступенчатое сооружение из кирпича спускалось вдоль стены, к ней очень кстати примыкала чугунная водосточная труба. Распластавшись на животе, Найт подполз по листам шифера к трубе и осторожно спустился. По сравнению с обезьяньими выкрутасами на башне последний этап был детской забавой.

Забрав кусачки, Томас направился через поле обратно к стоянке перед замком, по пути очищая одежду от мха и паутины. Ему было жарко, он вспотел, весь был покрыт пылью и грязью. До сих пор Найт этого не замечал, но пальцы и ладони, сжимавшие металл и камень, горели огнем. Руки и колени у него были ободраны во время последней пробежки на четвереньках по шиферной крыше, но он выбрался из дома целый, невредимый и никем не замеченный. Еще никогда прежде ему не было так приятно ступать по земле.

Томас взглянул на часы. Ему нужно было поторопиться, чтобы встретить Куми в аэропорту.

Когда Найт вошел в гостиницу, хозяйка встретила его в дверях. Ее взгляд медленно скользнул по его выпачканной одежде и грязному лицу. Томас смущенно провел ладонью по брюкам и куртке, но чище они от этого ничуть не стали.

– У вас гостья, – сказала миссис Хьюз. – В гостиной. Впредь постарайтесь быть у себя, когда вас навещают. Она ждет почти целый час.

Она?

– Извините, – пробормотал Томас. – Я никого не ждал.

– Однако она здесь, – продолжала хозяйка.

Это было сказано как осуждение, хотя Найт не понимал, в чем его вина.

Миссис Хьюз развернулась, собираясь идти, и вдруг поинтересовалась:

– Вы будете чай?

– Не знаю. Все зависит от того, кто пришел ко мне в гости.

– Твоя жена, – сказала Куми, остановившись в дверях гостиной. – Самолет из Японии прилетел раньше времени. Я утром сделала пересадку в аэропорту Гатвик…

Томас бросился к ней, заключил в сокрушительные медвежьи объятия, спрятал лицо в ее волосах.

– Да, миссис Хьюз, – с трудом выговорила Куми. – Чай будет очень даже кстати.

– Извини, что не велела тебе приезжать, – сказала Куми. – Ты ничем не мог мне помочь, а я… понимаешь, была в растерянности и злилась на тебя.

– Конечно, – согласился Томас. – Тебе поставили такой страшный диагноз… Я хочу сказать, ты заболела и…

– У меня нашли рак, – заявила Куми. – Ты должен научиться произносить это слово вслух. – Найт кивнул, но промолчал, а жена продолжила: – В общем, мне понадобилось какое-то время, чтобы разобраться со всем одной. Извини. Это было глупо и эгоистично.

– Я тебя прекрасно понимаю, – произнес Томас. – От меня все равно не было бы никакого толку. Я… я очень переживал за тебя.

– Тем не менее было бы неплохо, если бы ты находился рядом. Но ты же меня знаешь, Том. Я самодостаточна до неприличия.

– Так что мы имеем? – спросил Томас.

Он удивился слову «мы», сорвавшемуся у него с языка. Оно прозвучало как-то легкомысленно, неправильно, но Куми, похоже, ничего не заметила.

– Мне повезло, что опухоль заметили так рано, – сказала она, и на какое-то мгновение у нее в глазах появилось затравленное выражение, безотчетный ужас, проступивший наружу, но тотчас же скрывшийся.

Томас увидел это и все понял.

– Да, на самом деле мне просто повезло, – продолжала Куми. – Сейчас мне дают препараты, подавляющие гормоны, а в понедельник, когда я вернусь домой, начнется курс облучения. Хочется верить, удастся обойтись без химиотерапии.

– Что это означает?

– Все хорошо, Том. Дело идет прекрасно. Плохо становится именно от химиотерапии, поэтому я рада, что мне не придется ее терпеть. Мой лечащий врач уверен в том, что в настоящий момент в этом нет никакой необходимости. Новые анализы будут сделаны где-то через шесть недель, когда закончится курс облучения. Во время операции мне удалили пару лимфатических узлов, просто на всякий случай, и в самолете пришлось надеть на руку вот эту штуку. Она как-то влияет на обмен веществ. Если честно, я сама не до конца понимаю. Вот для чего ты был нужен. Информации так много, что я не успеваю ее усваивать. – Она говорила все быстрее и громче, глотая в спешке слова. – Меня уже всю разметили для облучения. Крошечные наклейки и волшебные отметки. Я теперь похожа на географический атлас. Мне хотели сделать татуировку, но я отказалась. Тогда меня предупредили, чтобы я была очень осторожна, когда моюсь, чтобы не стереть отметки и не потерять наклейки. Тогда, мол, все будет в порядке. На самом деле я не знаю, что это будет такое, но мне сказали, что, возможно, возникнут маленькие ожоги, и все это навалилось на меня разом…

Томас снова обнял ее, стиснул так же, как каменную стену башенки дома Даниэллы Блэкстоун, вцепился в нее так, словно мог упасть или, что страшнее, – рухнуть могла она.

Весь день они провалялись в кровати. Куми спросила, не хочет ли он увидеть шрам под бинтами, и Найт сказал, что да, поскольку ему показалось, что этого желает она. Он долго таращился на шов невидящим взором, а затем заявил, что выглядит все не так уж и плохо, хотя у него побелели костяшки пальцев, до боли стиснувшие спинку кровати.

Томас спросил, не хочет ли Куми прогуляться, съездить в Стратфорд, выпить кружку пива в «Грязной утке», быть может, встретиться с Тейлором Брэдли.

– Как он? – спросила она.

– По-моему, неплохо. Получил постоянную должность в каком-то маленьком колледже в Огайо. Продолжает ставить спектакли. По-прежнему старается больше писать и меньше публиковать, но у него есть работа.

– Он не женат?

– Нет.

– А подружка есть?

– По-моему, нет ничего серьезного. По крайней мере, мне он ни о ком не говорил. Но мы с ним давно не встречались. Больше десяти лет. Потеряли связь друг с другом.

– Так долго?

– Ага, – подтвердил Томас и, помолчав, добавил: – Мы потеряли слишком много времени.

– Осталось еще немало, – сказала Куми.

Найт бросил на нее вопросительный взгляд, полный отчаяния, а она смотрела ему в глаза до тех пор, пока он не кивнул.

– Помнишь ту пьесу, поставленную Тейлором? – спросила Куми. – Как она называлась?

– «Иголка Гаммера Гертона», [44]44
  «Иголка Гаммера Гертона» – одна из самых ранних комедий на английском языке, впервые поставлена на сцене предположительно в 1553 году.


[Закрыть]– рассмеявшись, ответил Найт. – Пожалуй, самая глупая вещица из всех, что мне довелось видеть.

– Однако смешная, – заметила Куми. – Местами.

– Именно так.

– Ты есть не хочешь? – спросила она.

– Неужели ты собираешься приготовить суши?

– Я полагала, мы сделаем упор на карате.

– Тут я пас, – улыбнулся Томас.

– Я подумывала о том, чтобы бросить занятия. «Слишком агрессивная» и все такое. Сейчас мне придется сделать небольшой перерыв из-за… этого, но, пожалуй, когда все закончится, я продолжу.

– Да?

– Да. Если я собираюсь хотя бы часть времени проводить вместе с тобой, мне это, вероятно, понадобится, – усмехнулась Куми. – Ты только постарайся не получить пулю до тех пор, пока я не заработаю черный пояс, договорились?

– Ладно.

Они не могли заняться любовью без презервативов – при гормональных препаратах и предстоящем курсе облучения беременность была бы крайне нежелательна, – а у Томаса их с собой не было. Он не мог представить себе, как отправится покупать эти штуки, особенно после разговора о заранее обреченных беременностях. Впрочем, ни у него, ни у Куми не возникало особого желания интимной близости.

В душе Томас был рад тому, что они решили просто валяться в постели. Он ощущал шрам от операции, словно нож у себя в животе, и в подсознании у него звучал голос, пронизанный болью и яростью. В настоящий момент секс явился бы притворством, будто все в порядке, будто это обычная любовь, облаченная в плоть и кровь. Однако все было не так. Потому что плоть подвела. Она изменяла всегда, неизбежно, и Найт настроился ее ненавидеть.

Куми словно прочитала его мысли. В ее глазах мелькнули грусть и тревога. Она улыбнулась и стала целовать Томаса, вытирать его глаза. В конце концов он устыдился своих слез, хотя и понимал, что от них ему стало легче.

По настоянию Куми они поехали в Кенильуорт и поужинали в японском ресторане, где выпили на двоих пару больших бутылок вина и набили животы закусками, так что, когда подали основное блюдо, они уже были сыты. Им пришлось укладывать цыплят с рисом в коробку и забирать с собой в гостиницу, хотя там и не было холодильника.

– Может быть, подкрепимся на ночь глядя, – предложила Куми.

– Вполне, – согласился Томас, беря ее за руку.

Вернувшись в номер, они посмотрели по телевизору футбол, затем какое-то время переключались между первенством по дартсу, угнетающе серьезным выпуском новостей и бесконечно глупым шоу. Найт постоянно выдавал язвительные комментарии, поскольку это вызывало у Куми смех.

Но как только он начинал сползать к разговорам о ее здоровье, она вежливо его останавливала и неизменно говорила:

– Давай будем просто смотреть телевизор.

Тогда Томас чересчур воодушевленно кивал и старался прогнать такие мысли из своего сознания. Однако это, как правило, означало лишь то, что он не озвучивал их. Положив голову ему на плечо, Куми держала его за руку. Они лежали так до тех пор, пока не начало светать, и тут вдруг Найт заметил, что она заснула.

После завтрака они прогулялись по развалинам замка, разговаривая о том, что Куми называла его делом. Томас упомянул обо всем, что было ему известно, не скрывал и своих предположений. Она слушала, кивала, время от времени задавала вопросы, показывая, что внимательно следит за его рассказом.

– Когда все это завершится, может быть, ты приедешь ко мне в Токио? – спросила Куми, когда он замолчал.

– Да я могу прямо сейчас вернуться вместе с тобой… – начал было Томас.

– Нет, – остановила его Куми. – Тебе нужно здесь кое-что довести до конца. Это важно. В смерти Дэвида Эсколма твоей вины нет, что бы ты ни думал. Но если ты сможешь содействовать тому, чтобы его убийца предстал перед правосудием, будет очень хорошо. Ты должен найти эту пьесу.

– Я мог бы поехать вместе с тобой в аэропорт и узнать, нет ли свободных мест…

– Том, я возвращаюсь на работу, – твердо произнесла Куми. – Процедуры будут занимать только по двадцать минут в день. Я договорилась делать их перед тем, как отправляться в офис. Если ты приедешь сейчас, тебе придется сидеть в моей крошечной квартире и ухаживать за мной, сходя с ума от скуки и волнений, в чем нет никакой необходимости. Через два дня ты начнешь бушевать по поводу японской политики, протекционизма, ксенофобии и отказа признавать зверства Второй мировой войны. В конце концов мне придется тебя убить. – Томас улыбнулся, а Куми добавила: – Кроме того, ты должен найти пьесу.

– Это ерунда…

– Нет, Том, пьеса очень важна, – возразила она. – Я поняла это по твоему голосу, как только ты впервые о ней упомянул. Если она где-то существует, ты хочешь быть тем, кто ее найдет. Я тебя не виню. Это было бы замечательное открытие.

– Сейчас мне все кажется каким-то глупым.

– Нет. Это не так. Мне очень нравится, когда ты бываешь в восторженном возбуждении, особенно сейчас. Миру нужны хорошие комедии.

– Даже Шекспира?

– Особенно его, – подтвердила Куми. – Прямо сейчас. Вот так.

Потом она собрала свою единственную сумку, и Томас отвез ее к железнодорожной станции.

– До скорой встречи, – сказал он.

– Не провожай меня на перрон, – попросила Куми. – Это просто будет очень тяжело. Я тебе позвоню, как только вернусь домой.

– До скорой встречи, – повторил Найт. – Мы больше не станем терять время, живя отдельно.

– Все будет хорошо, – заверила его Куми. – Врачи говорят, что если сейчас выбирать из онкологических заболеваний, то лучше всего рак груди.

– Да, – угрюмо пробормотал Томас. – В этой лотерее ты вытянула выигрышный билет.

Тут Куми рассмеялась, весело, звонко.

– Пока, Том.

Она ушла, и Найт отправился бороться с узкими кенильуортскими улочками, как правило, с односторонним движением, что просто выводило его из себя. Чтобы утопить свои невеселые мысли, он включил радио. Пол Саймон пел о том, как скрутить вместе два тела, объединить сердца и кости, сделать их неотделимыми друг от друга.

Слова песни, проникнутые страданиями, радостью, трагедией, чуть ли не шекспировскими чувствами, заполнили голову Томаса. Он вынужден был остановиться у тротуара и посидеть какое-то время, уронив голову на руль, пока к нему не вернулась способность видеть дорогу перед собой.

Глава 69

Томас собирался попасть в Шекспировский институт через задние стеклянные двери, однако в кои-то веки ему повезло. Пожилой ученый выходил из здания как раз в тот момент, когда он пересек улицу. Томас поздоровался с ним, вежливо придержал дверь, а затем прошмыгнул внутрь.

Он пробыл там не больше двадцати секунд, как появилась она и набросилась на него подобно престарелому коршуну в пенсне и пестром платье. Миссис Ковингтон, краевед и хранительница гулких залов института. Мгновение Томас делал вид, будто не замечает ее и поглощен изучением приглашения на автобусную экскурсию в расположенный неподалеку замок Уорик. Среди тех, кто записался на экскурсию, были фамилии Катрины Баркер и Рэндолла Дагенхарта.

– Я могу вам помочь?.. – начала миссис Ковингтон. – Ах, – закончила она, узнав Томаса.

– Привет, – совершенно не к месту сказал он.

– Вы тот американский джентльмен, предположивший, будто я не желаю делиться тайнами литературоведения с этими немытыми…

– Вы запомнили, – просиял Томас. – Я польщен.

– А напрасно, – строго заметила миссис Ковингтон, глядя на него поверх длинного крючковатого носа глазами, полускрытыми массивными веками. – Экскурсия только для делегатов конкуренции.

Несколько дней назад это вывело бы Найта из себя, однако приезд Куми его успокоил или хотя бы помог правильно расставить приоритеты.

– Да, понимаю, – сказал Томас. – Мне не хотелось бы устраивать вам заморочку на весь день, поэтому как насчет того, чтобы побыстрее со всем разделаться, хорошо?

– Боюсь, об экскурсии в замок не может быть и речи. Если вы хотите присутствовать на семинаре, нужен пропуск или знакомая, которая вас провела бы.

– Поскольку у меня нет пропуска, я, вероятно, пришел сюда, чтобы устроить поджог, – продолжая улыбаться, заявил Томас.

– От человека, который употребляет слово «заморочка», можно ждать чего угодно, – строго заметила миссис Ковингтон. – Есть глагол «заморочить», однако в данном контексте он совершенно не применим.

Тут Томас рассмеялся вслух, потому что такое он и сам мог сказать в классе своим ученикам.

– Вы совершенно правы, миссис Ковингтон, – заявил Найт. – Но дело в другом. Если честно, мне не нужно в институт, а древними замками я сыт по горло.

Она помрачнела и полюбопытствовала:

– Если так, то что вы здесь делаете? Я не собираюсь носить ваши записки, словно горничная…

– Нет, – остановил ее Томас. – Разумеется, нет. На самом деле я пришел к вам.

Это сразило ее наповал. Она уставилась на него, разинув рот, лишившись дара речи, на какое-то мгновение став совершенно другим человеком.

– Ко мне? – наконец растерянно пробормотала женщина.

– Миссис Ковингтон, вы давно здесь работаете?

– В октябре исполнится тридцать пять лет, – с гордостью ответила она.

– Я могу угостить вас чашкой чаю? – предложил Томас. – Мне хотелось бы задать вам пару вопросов. Считайте это семинаром по краеведению.

Стратфорд изобилует чайными. Миссис Ковингтон выбрала заведение Бенсона на Бард-уок. Они направились туда пешком. Хранительница института была женщина высокая и угловатая, в ее движениях присутствовало что-то механическое, но она обладала проницательностью и острым умом. Это не могло не нравиться Томасу, и все же он чувствовал, что миссис Ковингтон совершенно не знает, что ей думать по поводу их новых отношений. Она была встревожена этим обстоятельством, а подобное состояние оказалось для нее чем-то из ряда вон выходящим.

– Я терпеть не могу сплетни, мистер Найт, – сказала миссис Ковингтон, как только они сели за столик и она заказала маленький чайник чая с бергамотом и булочку.

– У меня этого и в мыслях не было, – искренне заверил ее Томас. – К тому же мой первый вопрос относится к прошлому, далекому, а не недавнему. – Она молча смотрела на него, и Найт продолжил: – Хэмстед-Маршалл-Хаус. Это к югу от Стратфорда, в западном Беркшире, рядом с Ньюбери…

– Хэмстед-Маршалл-Парк, – поправила его миссис Ковингтон. – Да, знаю это место. Кажется, особняк сгорел в тысяча семьсот восемнадцатом году. На самом деле там было несколько построек. Одним из последних стал дом эпохи Тюдоров, возведенный Томасом Парри и, вероятно, разрушенный во время гражданской войны, как это произошло с замком Кенильуорт. Другой особняк был построен на этих землях в конце семнадцатого столетия графом Крейвеном. Он взял в качестве прообраза замок, возведенный в Гейдельберге, и преподнес дом в дар королеве Богемии Елизавете, жившей в Англии в ссылке. Они полюбили друг друга, но Елизавета умерла до того, как строительство было завершено. Дом сгорел вскоре после этого. Семейство перебралось в Бенхэм-Парк, с тех пор Хэмстед-Парк оказался заброшен и пришел в запустение.

Томас с восхищением посмотрел на нее. Эта женщина была ходячей энциклопедией.

– Миссис Ковингтон, вы просто прелесть, – заявил он.

Покраснев, она пробормотала что-то про интерес к подобным вещам, появившийся в детстве.

– Но как трудно держать все это в голове! – воскликнул Томас. – Многие ученые отдали бы все за такую память.

– Вы говорите совсем как профессор Дагенхарт, – отмахнулась от его комплимента миссис Ковингтон. – Я уже тридцать лет рассказываю ему такие истории, и он неизменно относится ко мне как к дельфийскому оракулу. Когда проведешь в каком-то месте всю свою жизнь, узнаешь его вдоль и поперек, только и всего. Конечно, я много читала. Не нужно быть профессором, чтобы любить книги.

– Я учился у профессора Дагенхарта. В Бостонском университете.

– Вот как? – удивилась миссис Ковингтон, оглядывая его с ног до головы так, словно видела впервые в жизни.

– Я его плохо знал, и он постоянно исчезал, чтобы приезжать сюда.

– Каждое лето. – Миссис Ковингтон кивнула. – Он стал неотъемлемой частью института, первым из тех, кого я знала, обзавелся ноутбуком. Теперь у него новая модель, но он постоянно оставляет ее в читальном зале, как правило забыв даже выключить. Похоже, его нисколько не беспокоит, что компьютер могут украсть. Даже не знаю, как к нему относиться. То ли его принципы достойны восхищения, то ли он страшно заблуждается. Мне больно такое говорить, и, наверное, это звучит как глупая сентиментальность, но, полагаю, сейчас мир стал значительно хуже, чем когда я была молодой.

– Откуда профессор Дагенхарт знаком с Эльсбет Черч?

Какое-то мгновение миссис Ковингтон была в недоумении. Затем до нее дошло.

– С писательницей! Да, он с ней знаком, а как же! Полагаю, они сошлись через Даниэллу.

– Блэкстоун? – удивленно спросил Томас.

– Да, – небрежно бросила миссис Ковингтон. – Они знакомы уже много лет.

– Близко?

– Мистер Найт, я вам сказала, что сплетни терпеть не могу. По-моему, вы хотели услышать о Хэмстед-Маршалл-Парке.

– Да, – подтвердил Найт, быстро меняя тактику. – Это место можно рассматривать как своего рода святыню?

– В каком смысле? – Она снова стала резкой и хищной.

– Не знаю, – сказал Томас, пытаясь подобрать подходящие слова. – Есть в его истории что-либо такое, что могло бы внушать… не знаю… ностальгию, поклонение, какое-нибудь сильное чувство личного характера?

– Наверное, тут можно вспомнить историю графа и его любви, – задумчиво проговорила миссис Ковингтон. – Еще есть легенда, связанная с особняком эпохи Тюдоров, хотя в ней, вероятно, не содержится ни капли правды.

– Какая легенда?

– Она ничем не подкреплена. Вероятно, это лишь местная вариация на тему событий, произошедших где-то в другом месте…

– Ваше стремление к исторической точности должным образом отмечено, – сказал Томас. – Что это за легенда?

Глава 70

Миссис Ковингтон подалась вперед, и ее глаза вспыхнули ярче. Дело было не только в том, что она была польщена любопытством Томаса. Женщину взбудоражила возможность еще раз рассказать эту историю заинтересованному слушателю.

– Как я уже говорила, особняк эпохи Тюдоров был построен для Томаса Парри, – начала она. – Говорят, поместье ему подарила сама королева Елизавета и, возможно, это была награда особого рода Как вам известно, Елизавета своим положением в значительной степени была обязана тому обстоятельству, что считалась королевой-девственницей. Этот полезный политический образ восходил к греческой и римской мифологии – Артемида и Диана, богини луны – и, что гораздо важнее, к иконографии католицизма. Формально страна была протестантской, однако перемены произошли совсем недавно, и даже у тех, кто принял новую религию с радостью, в старой осталось много такого, что вызывало ностальгическую тоску. Поэтому Елизавета представила себя вроде как венценосную деву Марию. Тем самым она аккуратно привязала свою светскую власть к божественному праву, что защитило ее от недовольства подданных, которые предпочли бы, чтобы ими правил мужчина.

Конечно, вопрос девственности во многом объяснялся нежеланием Елизаветы передать власть над Англией в руки иностранца. Если бы она вышла замуж, то королевство перешло бы в собственность ее супруга, а поскольку Англия в то время воевала со всеми католическими государствами Европы, это означало бы катастрофу. Так что можете себе представить, как это повредило бы образу Елизаветы, если бы стало известно, что в действительности она вовсе не девственница и, больше того, у нее уже был ребенок.

Томас молча смотрел на нее, захваченный напряжением повествования, а женщина не умолкала:

– Хэмстед-Маршалл-Парк был подарен Елизавете ее братом Эдуардом Шестым в тысяча пятьсот пятидесятом году. Когда на престол взошла ее сестра-католичка Мария, Елизавету содержали под домашним арестом в Хэтфилд-Хаузе и Бишэмском аббатстве, неподалеку от Хэмстед-Маршалла, где жил Томас Хоби, великий переводчик. Это было в середине пятидесятых годов. Легенда гласит, что как-то ночью одну пожилую акушерку подняли с постели в ее лондонском доме, усадили в карету и отвезли в Хэмстед-Маршалл. Там таинственный вельможа приказал ей помочь с родами одной молодой знатной даме. В камине был разведен огонь, акушерке вручили все инструменты, необходимые в ее ремесле. Ей было строго-настрого наказано проследить за тем, чтобы с матерью ничего не случилось. Конечно, вы должны помнить, как часто в те времена женщины умирали при родах, в основном из-за кровотечения, которое акушеркам не удавалось остановить. Однако в данном случае молодая дама успешно прошла через мучительное испытание, и счастливая акушерка приняла здоровую девочку. – Тут миссис Ковингтон нагнулась к самому столу, широко раскрыла глаза. – Но безымянный вельможа приказал повитухе бросить младенца в огонь!

Томас не мог оторвать глаз от пожилой женщины.

– Акушерка подчинилась?

– У нее не было выбора. Заливаясь слезами, она позволила, чтобы новорожденную сожгли прямо у нее на глазах. Затем ей дали выпить кубок вина, чтобы успокоить нервы, после чего отвезли обратно в Лондон, приказав никому не говорить ни слова. Через несколько дней акушерка умерла – разумеется, ее отравили, – однако она все-таки успела кое-кому шепнуть, что молодой матерью была принцесса Елизавета.

Посмотрев Томасу в глаза, миссис Ковингтон откинулась назад и отпила глоток чаю, удовлетворенная его откликом.

– Но вы считаете, это неправда? – спросил он, разрывая напряжение.

– Есть кое-какие проблемы с датами, – сказала миссис Ковингтон, снова становясь профессионально отрешенной. – Если Елизавета забеременела до того, как взошла на трон, то отцом ребенка, скорее всего, был верховный адмирал сэр Томас Сеймур, дядя юного короля Эдуарда. На сей счет ходили упорные слухи. Есть документы, позволяющие предположить, что этот вопрос серьезно изучался. Какая-то доля правды тут определенно имеется. Однако Сеймур впал в немилость и был казнен в тысяча пятьсот сорок девятом году. Если легенда верна, то все должно было произойти до того, как Елизавета получила в подарок этот дом, прежде чем ее поместили под домашний арест по приказу сестры. Полностью исключить такой вариант нельзя, потому что прежде дом принадлежал мачехе Елизаветы Екатерине Парр, так что она могла там гостить, но, боюсь, правду мы уже никогда не узнаем. – Женщина опять подалась вперед, улыбнулась так, что все ее лицо полностью изменилось, и добавила: – Сногсшибательная легенда, вы не находите?

– Абсолютно с вами согласен, – задумчиво произнес Томас.

Найт проводил ее обратно до института, и они задержались у дверей.

– Благодарю вас за чай, – сказала миссис Ковингтон.

– Это вам спасибо за приятное общество, – учтиво ответил Томас.

– Боюсь, мистер Найт, я в вас ошибалась, – призналась она.

– Что ж, бывает, – улыбнулся он.

Повернув ключ в замке, миссис Ковингтон толкнула дверь. Прямо за порогом стояли двое мужчин.

– Завтра в пять часов, профессор, – сказал один из них. – Не заставляйте меня ждать.

Второй развернулся, опустил голову и быстро вышел. Миссис Ковингтон неловко отскочила в сторону, Томас поспешил к ней, и все равно мужчина, стремительно проходя мимо, едва не столкнул их вниз по лестнице.

Он не извинился, не остановился, чтобы оглянуться, но они уже успели увидеть пепельно-серое лицо. Даже без этого Томас все равно узнал бы нелепое сочетание твидового костюма и сумки с ноутбуком.

– Наверное, профессор Дагенхарт почувствовал, что я говорила о нем, – печально заметила миссис Ковингтон, провожая его взглядом.

– Быть может, он только что прослушал доклад оксфордианца, – предположил Найт.

– Прошу прощения, – сказал второй мужчина, также пытаясь пройти мимо них.

Томас и миссис Ковингтон расступились, и он шагнул между ними, бросив на Томаса спокойный, непроницаемый взгляд. Это был управляющий Даниэллы Блэкстоун.