Текст книги "Беременная для Зверя (СИ)"

Автор книги: Эллен Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Глава 89. Зверь

Жду. Сделает или нет?

Мадина поднимается, отряхивая ладонями складки на платье.

– Двадцать минут, Мадина. Потом здесь начнётся пожар… – ухмыляюсь.

Дочь Казбека решительно подходит к столу.

– Раздеться полностью? – спрашивает услужливо. – Или достаточно просто спустить трусики?

– Как тебе удобно. Мне похер на антураж. Главное – твоя дырка.

Действия Мадины немного острые и резкие. Но действует без промедления. Время поджимает. Исаева подбирает подол длинного платья, до самой талии. Ложится на стол животом. Спускает трусы вниз. Они у неё чёрные, кружевные. Полупрозрачные. Нихрена не скрывают. Укладывается поудобнее, оттопыривая свой зад повыше.

Сейчас передо мной не девушка, но падаль. Готовая и ртом, и жопой отрабатывать.

– Не боишься, что болтом жопу тебе порву? – спрашиваю, вытягивая ремень из петель.

– Не боюсь.

– С чего бы? Трахалась раньше в задницу? – хмыкаю, похлопывая ремнём по ладони. – Смотри. Я честность люблю. Рваные дырки с кровью мне не нужны. Ты же целка вроде.

– Не порвётся ничего. Уже было, – выдыхает тихо. – Девственность не помеха. Когда знаешь, чего хочешь.

Вот тебе и правильная девственица. И в зад давала, и ртом брать умеет. Хочет через болт на шею залезть, чтобы в жизни устроиться.

Это привычное дело для сосок, вообще-то. Но впервые я вижу, как дочка из «хорошей семьи» себя на дно так быстро опускает. Добровольно. Её никто не принуждает. Сама в подстилки записывается.

Приготовилась. Расслабилась. Ждёт.

Только ли бабки её интересуют? Или что другое? Мадина – баба с гонором, себя высоко ценит, несмотря на то, что дырки по дешёвке продавать пришла. На большее надеется. Думает, завлечь умением глотать под корень, а потом вертеть начнёт.

Ни хера… Но проучить шкуру надо бы!

Опускаю ладонь на её задницу смуглую. Мадина тазом подмахивает навстречу. На трах приглашает. Болт в трусах спит. Намертво. Как будто медведь в зимней спячке. Вот что значит, на одну бабу повело – на других даже не напрягается. Хотя тут мне открыт полный доступ – еби, куда хочешь, пока пар из ушей не повалит.

– Значит, жопа твоя разработана чётко. Что ж…

Поднимаю руку с ремнём повыше. Опускаю быстро. Снова взмах и удар. Несколько раз. Визжит. Орёт диким ором. Бьётся на месте. Когда пряжкой металлической хлобыстнуло по коже, мгновенно выбив до синевы.

– Пошла нахер, – толкаю рукой. Не удержавшись, падает.

Ничего в ней нет красивого и чистого. Трусы в ногах болтаются, волосы всклокочены, поза побитой шлюхи.

– Твоя жопа мне и даром не нужна. Вали. Или можешь моим людям свои дырки предложить. Вдруг кто-то подберёт, на пару раз сойдёшь… Для кого-то. Не для меня.

В дверном проёме появляется Пятый. Придерживаю Мадину за плечо.

– Пятый, тебе Мадина нравится? Она тут свои дырки в пользование предлагала.

Пятый склабится.

– Не-а, я таких не люблю. Мне бы чего попышнее, чтобы в сиськи мордой упасть и забыть обо всём на свете, а тут… – презрительно кривится, сплёвывая. – Не-а… Если только с голодухи на такую полезу.

– Я не ш-ш-шлюха! – взвизгивает. – Нет! Не смей меня так… опускать!

– Сама себя опустила. Слышь, Пятый, свистни Вялому. Кажется, его братва была не очень довольно, что из дома ничгео брать нельзя? Так тут добровольное имущество на общак имеется, – киваю на Мадину.

Она испуганно глаза таращит.

– Не надо… – тихо. Потом громче. – Не надо! Я не хочу! Твоей могу стать. Всё, что угодно. Всё… Но только не так.

– Ты мне не нужна…

Мадина корячится на полу, оттопырив до сих пор голую задницу, цепляется за штанину брюк, умываясь слезами. Трясу ногой.

– Пошла на хер. Или тебя через пять минут по кругу пустят.

Это её подстёгивает. Быстрее всего. Мадина торопливо поправляет одежду. Пальцы и губы трясутся нервной, злобной дрожью. Шипит что-то себе под нос. Как кобра. Голову бы отрезать гадине, как её отцу и дяде. Жду, что выплюнет оскорбление или выкинет что-то. Но Мадина язык прикусывает и выходит торопливо, почти бегом. Сукой побитой покидает дом своего отца.

Ещё раз обвожу взглядом дорогую лепнину, обилие бархата и тяжёлых тканей. Много бабла сюда влито, очень много… Исаев не бедствовал, но хотел укрепить своё положение. Ещё больше.

Не выйдет.

– Ну так, начинаем?

– Да. Начинайте. С камер все записи сняли? – уточняю. Проверить хочу, чем жили Исаевы.

– Сняли. Отвезём, прошерстим.

– Тогда начинайте.

Дом быстро занимается огнём. Весёлым и голодным. Он жрёт всё, несмотря на ценность. Огню плевать на количество нулей в ценнике.

Передвигаюсь к другому дому. Проверив, что внутри никого не осталось – ни людей, ни животных, даю отмашку.

Это долго и муторно. Но лучше самому проверить всё. Чтобы не было лишних изуверских жертв.

***

Впереди ещё треть квартала, а запах гари въелся под кожу. Из-за рёва огня и пожарных сирен едва различаю звон телефона.

– Да.

– Зверь, хача надо бы в больничку, – голос Дрона слышится беспокойным.

– Что с ним? Ты говорил, выкарабкается.

– Говорил. Но сейчас он на волоске от смерти. Пульс, дыхание, температура. Отъезжает к праотцам, короче, – докладывает Дрон. – Здесь у нас не полноценная палата. Оборудование не всё… – оправдывается.

Зубы стискиваю, понимая, что клиника Исаевых пустует сейчас. Без персонала. К тому же доверия к оставшимся нет почти – всех проверить следует.

– Вези его в восстановительный центр. Живо!

– Тебя дождаться?

– Нет! Везите. Пока я доберусь, время потеряете.

Внутри беспокойство растёт. Вроде Ризвана предателем назвали. Не без причин. Есть у него грешки и тайны в прошлом. Но тревогу не выгрызть из нутра так просто. Она рвёт по-живому. Совесть упрекает, что иначе можно было сделать. Он и не сопротивлялся…

Но поздно уже.

Дел наворотил – теперь отвечать придётся.

– Пожарные рвутся со шлангами, – докладывает кто-то из людей. – Чё делать?

– Пусть приглядывают, но не суются. Кто у них за главного? Горденко? Набери его…

Переговоры занимают время. Тут поговорить, там обещать подмазать, чтобы оформлено было всё, как надо. Без лишних проблем.

Выматывает. Жилы по одной тянет противно. Не отойти. Выдвинуться в центр, куда отвезли Ризвана, получается только через часа три, не раньше. Пятый за руль тачки садится и управляет молча. Воздух в салоне тянет копотью и чем-то резким, удушающим.

Непонятное ощущение. Как будто тучи сгущаются. Но вроде доложили, что всё ровно – Ризвана определили в реанимацию. Подключили к аппаратам, взяли анализы необходимые.

Но едва тачка начинает тормозить, выпрыгиваю. Не дождавшись, пока остановится. Вверх несусь, как будто пятки горят. Едва не впечатываюсь во врача, кричащего что-то о бахилах и халате. Предложенный халат на спине трескается, стоит лишь руки вперёд вытянуть.

– Другой сейчас принесу, – пытается выслужиться медбрат.

– Похрен. Так зайду.

– Но там реанимация. Туда нельзя… Нельзя же, – семенит следом.

Мне самому нужно Ризвана увидеть. Жжёт этим чувством. Сильно.

Наплевав на возражения и предупреждения, захожу в отдельную палату. Взгляд сам мечется из угла в угол. Лишь потом на кровати останавливается. Потому что тело, лежащее под одеялом, не очень-то смахивает на крупного Ризвана.

Отдёрнув тонкое одеяло, вижу доктора. Связанного по рукам и ногам. Спящего. Вкололи ему что-то.

– Твою мать!

Грохочу кулаком по какому-то писклявому аппарату, показывающему зелёные синусоиды на экране.

– Где он? Блять?!

Выметаюсь в коридор. Ищу своих.

– Почему не дежурили у палаты? Ризван свалил!

– Как свалил? – бледнеют. – Он же лежачий. Почти труп.

– Это вы – трупы. Мясо помойное!

– Нам не разрешили, – оправдываются. – Сказали, в коридоре есть охранник больницы. Вход только по коду…

– Да, блять, я видел того охранника, который даже хрен свой из-за пуза не видит!

Ярость вырывается наружу. Долбанув по роже утырков, прозевавших Ризвана, приваливаюсь к стене. Соображать пытаюсь.

– Камеры, – поднимаю взгляд вверх. – Работают?

– Надо проверить.

Роняя капли крови, два олуха несутся вниз. Я следом за ними. Меньше чем через пять минут хочется ржать оглушительно и дико. Камеры не подсоединены к системе. Новое оборудование. Ещё не было специалистов. Висят просто для острастки. Выхожу на воздух. От всего – трясёт. Рвёт заслоны. В таком кипише очень легко что-то упустить. На десять кусков не разорвёшься.

– Что делать? Можно попробовать ментов напрячь, чтобы район оцепили и тачки досматривали, – предлагает Пятый. – Но остаются ещё вокзалы. Это прорва людей нужна. Наших не хватит… Если только с охраны дома снять? Я могу…

Кулак прилетает в его челюсть быстрее, чем Пятый успевает мысль свою высказать полностью.

– Завали хлебало. Дом охранять, как президентские хоромы. Ни одного человека брать оттуда не смей. Кто-то только этого и ждёт – ослабления.

Пятый отхаркивает в сторону кровь вместе с зубом.

– Да понял, я, понял… Юбку стережём, как драгоценный музейный экспонат! – поднимает руки, на всякий случай отходя в сторону. – Не надо мне фейс править, я итак рожей не вышел… – замолкает, выдавливая свою ухмылку фирменную, ставшую ещё более кривой. – С городом реши, как быть. Поставлю, кого есть. Растянем. Подключить других всегда можно… Только платить придётся.

– Нет, – отрицательно головой качаю. – Свободные, если есть, расставь. Всех растягивать не стоит, рынки и точки без присмотра останутся. Кипишнуть могут. Потеряем больше. Ушёл Ризван, – ставлю вердикт. – Наши пусть все на своих местах будут. Не высовываются. Шишкам в погонах позвонить не помешает. Это максимум, на который можем рассчитывать… И Дрона позови ко мне.

Выясняется, что Дрон куда-то отлучился. Никто не заметил, когда он пропал. Челюсти крепче стискиваю. Значит, Ризван сговорился с лепилой. Ищи теперь, куда двинули…

Глава 90. Зверь

Телефонный звонок с неизвестного номера. Отвечаю автоматически. Не раздумывая.

– Да.

– Как прошла ночь, брат? – голос Ризвана.

Меня на месте подкидывает от его голоса. Тише звучит и немного устало. Но это голос Ризвана. Без сомнений.

– Горячая ночь, Ризван. Не только у меня. Значит, сбежал?

Крыть матом бесполезно. Если он удрал и решил позвонить, значит, находится там, где я его достать не смогу.

– Не сбежал. Ушёл, – возражает.

– Тебе Дрон помог сбежать?

– Да.

– Какой ему резон?

– Денежный, разумеется. Ты всегда платил щедро. Но я тратил мало, кроме нужд семьи. Так что он помог мне.

– Ещё одна шкура продажная…

– Многие в мою невиновность верят. Но открыто тебе сказать боятся, – возражает Ризван. – Боятся остаться без головы.

– Почему ушёл?

– Помнишь, я тебе говорил, что долг тебе давно отдал. Могу уйти в любой момент. Так вот я посчитал, что этот момент наступил.

Скалюсь. Несмотря на то, что мне рожу Ризвана разбить хочется, голос слышать приятно. Жив, громила.

– Момент подходящий сделать ручкой «адьос»? Когда на тебя много чего повесили.

– Не с той стороны ищешь, Зверь. Признаю, что давно Пороха знаю. В одном районе росли. Только он старше и с банды уличной. Я к его делам никогда отношения не имел. Мать Арины, – паузу делает. – Тоже знал.

– Знал, как бабу? Или просто знал? – уточняю.

Ярость обороты набирает. Но уже не кровавая, а ледяная. Больше с обидой на то, что Ризван молчал. Предал доверие.

– Отношения у нас были очень давно, – нехотя отвечает. – Ещё до армии. Можно сказать, по детству. Потом дороги разошлись. Но я её знал. Это всё, что я могу сказать.

– Нет, не всё. Мне тут птичка чирикнула. Говорит, Порох в своё время из-под надзора ушёл, потому что ты глаза в нужный момент закрыл.

– Ложь, – обрубает. – Не было такого. Он ушёл, потому что был изворотливее и хитрее. Удачливее. Только и всего.

– Про дочку его ты знал, – утверждаю.

– Думал, что мертва. Уверен был, так как могилу видел. До последнего не верил, что Арина – та самая… – ровным голосом говорит. Спокойно. Не торопится никуда. Не в бегах. Не в спешке. Значит, есть где заныкаться бородачу.

– Ну, ещё что скажешь?

– Больше мне сказать нечего. Я умолчал о некотором. Но если бы ты сразу узнал, ни за что бы не стал работать со мной.

– Так тебе того и надо было, – порыкиваю. – В доверие втереться.

– Ты и сам понимаешь, что это бред сивой кобылы. Сколько раз я могу Аришу умыкнуть? Даже в самом начале, когда на хвосте никого не было. Я не предатель. Это стопроцентный поклёп, причём слабый и гнилой. Ты понимаешь это, Рустам. Прекрасно понимаешь. Вернее, сейчас понимаешь. Но тогда тебе ревностью всё перекрыло.

– Аришу, – выплёвываю злостно. – Какую, нахрен… «Аришу»?

– Именно поэтому я ушёл, – говорит. – Ты на неё запал. Глубоко. Никого не подпускаешь. Своё охраняешь ревностно. Я же… – паузу делает. – В стороне остаться не смогу. Арина дорога мне, как память. Уж больно на мать похожа, – хмыкает. – Мне нужно уйти. Так всем будет лучше.

– Хорошо лепишь, Ризван. Вот только семью ты свою перепрятал. Где они, Ризван?

– Далеко, – счастливо выдыхает. – Их в стране нет. Имена другие. Не найдёшь…

– Был бы невиновен, не прятал, – напираю на самый достоверный факт.

– Я это сделал, как только ты решил за Пороховской дочкой ради мести погнаться. Признаться хотел во всём, пока не зашло далеко. Но о твоей реакции догадывался. Ты бы семьёй меня к ногтю прижал, добиваясь правды. Или ты. Или другой. Тому, кому выгодно было поссорить друзей.

– Какой ты мне после этого друг?! – голос повышаю.

– Какой ты мне друг после выстрела в спину? – так же голос повышает. Паузу выдерживает. – Я бы всё рассказал. Спроси ты прямо. Но не так. Выстрел в спину – это край. Дальше ты пойдёшь сам, – говорит, будто точку ставит. – Я в твои дела лезть больше не стану.

– Нефигово ты устроился. Но я тебя вычислю. Твоему пацану операция нужна.

– Уже нет. Сделали и давно. Но я иначе тебе говорил. Семью прятал от всех. Защитить хотел. Думаю, ты меня в этом упрекать не станешь.

Начинаю расхаживать возле тачки.

– Я назначу встречу. Приеду один. Потолкуем, – предлагаю. – С глазу на глаз. Ты и я.

– Нет, – даже не раздумывает. Сразу рубит. – Есть грань. Есть предел. Всему. А я… я слишком долго в твои игры играл. Пора о себе подумать. О семье. О жене, в конце концов.

Зубами от злости скрипеть начинаю, вспоминая это его ласковое «Ариша». Язык бы откусить заставил. Может, и прав он? Я же не смогу спокойно наблюдать, как он с Малой лясы точит, заботится с нежностью. Ревность в крови бешеной сукой играть начинает. Сразу же.

– Тебе стоит проверить тех, кто на меня в первую очередь указал. Тех, кто с предателем – Саньком – хороводы водил. Я толком ничего не знаю. Но начал бы искать с тех краёв.

Советы раздаёт напоследок, что ли? Как щедрый батя, напутствующий неразумного сына? Так он мне в отцы не годится. Максимум, в старшие братья.

– Береги Аришу.

В крови пульс взметается. От того, как он о ней ласково…

– Арину.

– Ну, давай порычи, Зверь, – ухмыляется Ризван. Так громко, что я явственно фейс его вижу. Как будто перед глазами стоит с широкой ухмылкой в густой бороде. – Ари-и-и-иша, – явно смакует. – Лучшего достойна. Девчонка в тебя влюблена. Ты для неё первый. Не обосри всё, что настраивается.

– Да пошёл ты!

Друг в ответ лишь хмыкает. Видно, давно меня подразнить хотел. Теперь есть возможность, когда меня рядом нет.

– Пойду. Но не обижай девочку. Она кроха совсем… Но сильная. Может тебя вытащить из ямы, а может и ласково ножкой по голове прихлопнуть, чтобы ты захлебнулся в своей желчи. Не просри счастье.

– Мне твои дармовые советы на хрен не упали.

– Не упали? Значит, поднимать нечего. Это всё.

Но вопреки словам, не прощается. Не отключается. Вздыхает тяжело.

– Мне жаль, что ты всё так узнал. Я налажал… – после пары секунд тишины говорит. – Адрес запиши электронный. Если припечёт, черкани. Я приду на помощь. Чтобы загладить вину. Но всего однажды.

– Адрес электронный? А чё не телефончик? – предлагаю. Знаю, что откажет. Он сам меня многому научил.

– Чтобы ты меня по телефону выследил? Ни хера. Почту запомни, – диктует по буквам.

Хрен бы я это дерьмо запоминать собирался. Но буквы в памяти отпечатываются сами.

– Последний вопрос. Дрон говорил, что ты коньки отбрасываешь. Теперь понимаю, что он так по твоей указке сказал. Но и другие тебя видели. Едва живым. Как ты это провернул?

– Старый фокус. Для тех, кто тренирован и в спецвойсках служил, ничего особенного, – просто отвечает. – Хватит жечь город. Лучше проведи время с Малой. Она будет тебе рада…

Проболтался Ризван.

– Значит, ты ещё в городе. Если о пожаре знаешь.

– Не трать время зря. Ты меня не найдёшь. Сам это понимаешь. Не хочу говорить, что мы ещё встретимся. Это будет означать, что у тебя всё херово. Так что пусть у тебя всё сложится и без моего участия. Арине привет. Скажи, что её мать любила гортензии. Очень любила.

Больше ничего не говорит. У меня в ответ его матом крепким припечатать не получается. Ризван связь прервал.

Забрасываю телефон в карман. Где-то сбоку маячит Пятый. Многое слышал. Догадывается, с кем был разговор. Но пока не вступает в разговор. Понимает, что сейчас лезть чревато.

Больше всего допекает, что с Ризваном поговорить не успел. Нормально. Такие разговоры не по телефону ведутся. Много неясного. Может, не Ризван предатель. Но был не чист. Умалчивал. После такого доверия быть не может. Но всё равно жжёт. Ушёл, сука, красиво. И семью из-под удара вывел.

– Последние два остались, – комментирует Пятый, имея в виду два дома дальней родни Исаевых. – С утра новые порядки?

– Так и есть. Дел будет много. Склады ещё надо тряхануть. Там оружие припрятано у Исаевых. Казбек хвалился. Без меня носы не совать.

– Ясно, – кивает. – Когда начнём.

Внезапная усталость накатывает волной. Почти бессмысленной кажется эта мышиная возня, когда кот лежит где-то вдалеке и спокойно харю отъедает. Наблюдает издалека. Может нагадить – лапы длинные. Надо Порохом вплотную заняться. Но и Исаевых нельзя оставлять было. Я всё правильно сделал. Ни о чём не жалею.

– Завтра всё будет. И за Немца не забыл?

– Не забыл. За ним и за его шмарой из деревни.

– С ней опять мутит? Немец вроде её уже отъездил.

– Отъездил, но видно, соскучился. Снова с ней шуры-муры крутит. Видели, как Кристина из его номера выходила. Потрёпанная основательно. В общем, баба снова при его члене. Я приставил следить за ними.

– Тогда на тебя оставлю. Мне нужно проверить дом.

– Тахир прикатил. Проверил места, на которые стукач указал. Кое-где толкают дурь. Но не Пороховские…

– Ясно.

Сам за руль сажусь. Крепко сжимая. Это мне уроком будет. Не пацан ведь – нельзя опрометчиво кидаться, не проверив. На будущее зарубку делаю. Прежде чем кидаться, проверить надо. Потерять пару часов или дней, но сделать всё, как полагается.

Так вернее будет.

Глава 91. Зверь

На территории всё спокойно. Обхожу охрану, слушая доклад. Заворачиваю к Тахиру, вернувшемуся недавно. Отчитывается, что пса своего дикого с Ариной познакомил. Позднее другими займётся, чтобы все знали девчонку.

Поневоле слова Ризвана вспоминаются – он бы с этого края проверять начал. Тахира? Вроде верный. Детдомовский. Молодой пацан ещё, но зубастый и тёртый. Ничего за ним замечено не было. Кроме того случая с Саньком. Но приглядеться стоит. Я теперь, млять, к каждой мухе приглядываться стану с подозрением.

Поднимаюсь в дом. Наверх. Но сначала к себе заворачиваю. Смыть с себя гарь, пыль воспоминаний и эту ночь. К Малой войти. Чистым, насколько это возможно в моём случае.

Между разговором с Пятым и возвращением в дом промежуток был. В старую часть города заезжал. На место, где раньше был дом отца. Сейчас там пустырь. Ничего не строится. Ничего не растёт.

Шаги короткие и торопливые. Здесь ещё тяжело находиться. Усилием воли себя заставил сесть там, где был порог огромного, роскошного дома.

В голове – каша. Крики. Визги. Рёв пламени. Плач. Снова кровью всё омывается. Нагнетает внутри. Сильнее и сильнее. В ту ночь Порох ворвался в дом со своей бандой. Тихо и незаметно охрану снял. Видно, свой человек был? Ещё с той поры.

В доме находился отец, Зарема с сыном, кое-кто из прислуги. Мать давно на тот свет ушла… Я в ту ночь с друзьями в кальянной зависал.

Вспоминая, невозможно себя не упрекнуть за беспечность. Но тогда я к делам отца отношения не имел. Пошёл в юристы, с блестящим образованием и связями отца мне светило успешное будущее.

Семья у меня уже была. Отец выгодную пару нашёл. В жены мне досталась мягкая, красивая девушка из благородной семьи. С Заремой было легко и просто. Наверное, идеальные жёны именно такие – с ними тепло. Уютно. Даже в постели – покладистая, но без перебора, без жаркого огня. Сына мне родила. Всё, что надо у меня было. Шло по накатанной, проторенной дорожке.

Жгло ли меня от Заремы так сильно? Как сейчас – от дочери врага?

Это преступление – мертвецов с живыми сравнивать.

Но внутри сейчас всё иначе, с другим вкусом и ощущением, что постоянно пляшешь на грани. На самом острие. Сорваться можно в любой момент. Но что-то удерживает. На волоске.

Переживаю минута за минутой события той ночи. Фантомно звенит телефон. Не модное яблоко, но другой. Со звонкой и пронзительной трелью…

***

Воспоминания

Звонит жена. Мысль с оттенком недовольства: почему не спит так поздно? Что ей надо?

Отвечаю. При первом же услышанном звуке в момент подкидывает высоко вверх и вниз опрокидывает в самый ад.

Воет. Кричит. Орёт так, что перепонки едва выдерживают. Ей больно и плохо. Дома – ад. Последнее, что я от Заремы услышал – сын мёртв. Умер мгновенно. Пулей задело. Рикошет.

– Он не мучился, – счастливо. На коротком выдохе перед тем, как услышать её крик. Связь обрывается.

Всё в сторону отбрасываю. Звоню торопливо. Отцу. Охране. Всем. Никто не отвечает. Друзей поднимаю – полупьяные, счастливые, сытые. Едва понимают, что происходит. На месте остаются.

Именно тогда понятно стало, что друзей в сытости искать не стоит. Их там нет. Есть только прихлебатели. Охочие до наживы и удовольствий.

Но должен же быть кто-то. Должен. Звонок знакомым в ментовке. Обещают выслать спец. отряд на место.

Но я быстрее приезжаю. Только для того, чтобы пробежаться по коридору, скользкому от крови, и увидеть своими глазами повсеместный разгром, насилие. Пьяный раж зверей банды Пороха.

Далеко уйти не успел. Подсекли. Навалились. Прижали. Сам Порох лично резать на клочки начал. Но так, чтобы я слышал, как орёт в соседней комнате насилуемая раз за разом жена.

– За что?

– Твой отец совершил большую ошибку. Тронул. Моё, – враг пронизывает ледяной бирюзой воспалённых глаз. – Я в ответ заберу всё. Всё, что было у него. До последней капли вашей гнилой крови. До последней монеты.

Кого тронул? Что тронул? Мне до дел отца было далеко. Как до Луны. Всё, что я знал: отец – бизнесмен. Банкир. В тонкости он меня не посвящал. Даже поощрял, что я другую дорогу выбрал.

Но теперь выходит, что отец с Порохом какие-то дела имел криминальные. Подробностей мне не сообщают. Лишь заживо раздирают.

Кажется, в какой-то момент я даже отрубаюсь. Полностью. Совершенно. Сверху на всё смотрю. Вижу огромную лужу крови и тело измочаленное с моим лицом. Мужчина невзрачной внешности поднимается, вытирая лезвие.

– Порох… – голос как сквозь вату пробивается. – Там на подходе силовики. Валить пора!

– Вовремя, – оборачивается Порох. Смотрит на тело. – Я тут закончил. Пора исчезнуть.

Стук шагов. Гогот. Дурное веселье подонков.

Вдалеке слышен вопрос Пороха. Для него, может быть, важный. Но для меня – смысла лишённый.

– Лебедей пристрелили?

Зачем этому утырку ещё и лебедей из пруда в саду отца стрелять?

Кажется, это было последнее, что отчётливо в голове мелькнуло.

Потом был треск огня. Жар, лижущий пятки. Ползком из дома. Зарема мертва. Сын тоже. По пути что-то круглое задел. Голову отца.

Это не дом, а кладбище. Здесь только мертвецы живут.

Прочь…

Гул сильный. От огня или от демонов, ревущих внутри. Несмолкаемый ни на секунду. В больнице провалялся недолго – списывать, как полудохлого собирались. Непомнящим своё имя прикинулся. Вышвырнули в питомник для бомжей. В том изуродованном и перебинтованном никто не признал Рустама Алиева.

Мёртв он. Окончательно. Точка.

Чуть позднее выяснилось, что Порох перед смертью отобрал всё, как и говорил – деньги, ценности, имущество оказалось переписаны на каких-то левых людей. Но везде подпись отца. Чуть кривая. Видно, дрожал, когда подписывал. Хотел выторговать жизнь. Не получилось.

Теперь у Пороха было всё, а у меня – ничего. Так начался путь Зверя.

Капли горячей воды по телу стекают. Уносятся вниз, в сливное отверстие. Кажется, что вода красная. Мыслями омыло и слезами сухими. Жжёт до сих пор. Но уже иначе. Лишь следом, а не раной.

Надо это запереть внутри – жадных демонов с их воем и жаждой мстить. Выпустить лишь в нужный момент. Когда на пути появится тот самый – главный виновник устроенной резни.

Месть приобрела другой вкус и оттенок.

Дочь Пороха – при любом раскладе – моей останется.

Я за дела отца пострадал, не зная о них. Малая тоже не в курсе, чем её папаша промышляет.

Похер, нужна она ему или нет. Главное, что мне она нужной стала. До дрожи.

Одежда чистая и мягкая к телу приятно льнёт. В спальне ещё сумрак прячется по углам. Но в окне уже светает. Можно увидеть, как рассвет в окна крадётся.

Не успел к кровати подойти, любуясь тонким лицом Малой.

Просыпается. Будто чувствует, что я рядом. Тянется ко мне спросонья всем телом.

Подхватываю, не чувствуя веса. Только мягкое тепло по мне разливается. Запах сладкий в голову бьёт. От неё все, до единого нервы напрягаются, от желания забрать так, чтобы внутри себя спрятать.

– Вернулся.

Сонно смотрит, пытаясь понять, какой час.

– Ещё рано. Я не хотел будить.

– Но я сама проснулась. Ты меня не будил, – укладывается лицом на плече. – Гарью пахнет, – немного нос морщит. Но не отстраняется. Всем телом крепче приникает.

– До сих пор?

Вроде тёр тело почти до крови мочалкой. Но некоторые дела не смыть, как ни старайся. Всё равно ощущается.

– Угу…

Подходя вместе с ней к кровати, наклоняюсь, сдёргивая простыню. Укутываю девчонку, чтобы не мёрзла, выходя с Малой на балкон.

Широкое плетёное кресло двоих спокойно принимает. Малая на мне, как пушинка. Молча. Не требует ответов. Ждёт, пока сам скажу.

– Ризван жив и относительно здоров. Он ушёл, – скупо говорю, зная, что Малая хочет узнать о нём. О друге своей матери.

Мне говорить о Ризване трудно. Ревность начинает обороты набирать. Может, к лучшему, что наши пути разошлись? Он бы так и лез со своей заботой к дочери когда-то любимой женщины. Может быть, сейчас он к ней, как к дочери. Но если Арина на мать сильно похожа, то у Ризвана потом и мужицкое играть начнёт.

Да. К лучшему, что он ушёл. К жене, к ребёнку…

– Хорошо, – вижу, что ещё спросить что-то хочет. Но потом решает промолчать, отложив на потом вопросы.

– Исаевых я из города вытурил. Ни одной гниды не осталось, – сообщаю.

– Ещё лучше, – не скрывает своей радости Малая.

Вправо смотрит. Там, вдалеке, ещё зарево пожара и дым столбом.

– Они хоть живы остались? – сомневается.

Кроха совсем. Не понимает, что некоторых в живых оставлять нельзя.

– Бабы, дети, старики… Все непричастные прочь отправились.

– Это хорошо. Не все вопросы нужно кровью решать, – осмеливается сказать.

Молчу в ответ на это. Ни к чему ей подробности знать. Другая у неё задача – выносить моего наследника. Сильным и здоровым. Рядом со мной быть.

Это главное.

– Ты – моя. Целиком.

Притягиваю к себе за шею, впиваясь алчно в сочные, зовущие губы. Языком рот долблю, вонзаясь в горячую мякоть. Ещё и ещё. Выбивая глухие стоны. Порабощая. Руки слепо по сладкому телу шарят. Сминают. Усадить на себя хочется. Одним нажатием вынудить торчащий кол на всю длину принять.

– Руста-а-а-м… – жалобно всхлипывает Малая.

Мокрая уже. Чувствую. Меня и самого от неё штырит. Сколько дней покоя доктор прописал? Две недели?! Живодёр, сука.

Отрываюсь от мягких губ с неохотой. На рот смотрю покрасневший.

– Я тебя всё равно брать буду. В рот. В руку твою. Между сисек трахать… Пока запрет не кончится. Короче, не отвертишься от болта, – хмыкаю.

– А спросить?

– Спрашивать не собираюсь. Ты – моя. И точка, – припечатываю. – Но если бы я вдруг башкой шизанулся и надумал твоего мнения спрашивать…

– Где-то в другой реальности, наверное, – усмехается, губы пышные покусывая. Пальцами волосы мои перебирает. – Но если бы там дело происходило, то сказала бы «да». А в этой жизни, похоже, говорить не придётся. Ты за меня всё сам решил.

– Решил, – соглашаюсь.

Крепче прижимаю ношу драгоценную. Прикрываю глаза. Но всё равно чувствую, как по закрытым векам солнце лучом мажет.

– Рассвет?

– Да. Это рассвет, – соглашаюсь, губами подхватывая её пушистые волосы у корней.

Наш первый рассвет. Но не последний.