Текст книги "Беременная для Зверя (СИ)"
Автор книги: Эллен Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
Глава 75. Арина
По совету Тамары, я пересаживаюсь подальше. Заставляю себя есть и не думать о том, что сваты предложат Зверю Мадину – правильную чеченку, его веры и воспитания. Из хорошей, по всей видимости, семьи. Не то, что я – дочь врага…
Шансов у меня нет почти. Не только же одной постелью отношения строятся. Семьи иначе, наверное, создаются. В особенности, у них.
В итоге, промучавшись сомнениями, отправляюсь гулять в сад. Тамара отправляет следом за мной одну из девушек, веля ей отнести фрукты. Полную корзину. Отнекиваюсь, но повариха говорит, что на свежем воздухе аппетит улучшается. Поэтому фрукты оставляют в саду на столике. Изысканная фаза, полная всего, серебряный нож с резной рукоятью для нарезки фруктов.
Изредка посматриваю в сторону дома, гадая, как пойдёт разговор Рустама с гостями. Слова Ареса обжигают до самого нутра. Мне не хочется верить, что он прав.
Неужели я успела размечтаться о будущем так, что в нём есть место и для меня?
Сумасшествие. В каждой мысли – он. Зверь.
Каждый миг вырезан в подсознании. Запечатлён. Такое, что есть между нами, ни вычеркнуть, ни забыть.
– У Рустама очень красивый дом. Мне нравится.
Застываю от звука мягкого, женского голоса. Хочется обернуться и посмотреть. Но я и так знаю, кто это.
Мадина Исаева.
Замираю и жду, пока она сделает ещё шаг. Чеченка плавной походкой огибает стол и садится напротив.
– Тебя сразу же отослали. Это выглядело так… жалко со стороны.
Теперь я понимаю, что та улыбка, обращённая в мою сторону, была не случайной. Это не был признак вежливости или воспитания. Ей заранее смешно было от моей роли.
Я смотрю на Мадину. Правильные черты лица, смуглая кожа, тёмно-карие глаза с длинными ресницами. Макияж почти незаметен, но он есть – чтобы подчеркнуть глаза и скульптурные скулы. Думаю, стоит ли отвечать ей хоть что-то. Наверное, не стоит. Но чувство превосходства, с которым смотрит на меня Мадина, непереносимо. Ещё хуже – эхо жалости в её сладком голосе.
– Я Мадина. Будущая хозяйка дома Алиевых, – с кроткой улыбкой говорит она.
– Будущая хозяйка? Для правильно воспитанной чеченки ты не слишком скромная.
Мадина тянется к вазе с фруктами и лениво начинает выбирать виноград. Обхватывает ягоду губами, перекатывая её. Нарочно долго смакует, вынуждая ждать.
В крови бурлит странное чувство. Хочется стереть с лица девушки улыбку. Стереть так, чтобы больше никогда не смогла улыбаться.
Заставляю себя успокоиться. Усмириться. Это гости Рустама. Я не имею никакого права хамить им и подставлять мужчину. Я слышала, что законы гостеприимства для восточных народов значат очень многое.
Нельзя оскорблять гостей.
– Я достаточно скромная для того, чтобы стать женой Рустама Алиева. Это главное. К тому же я родом не из северо-кавказской глубинки, где царят порядки прошлого века, – улыбается белозубо. – Мой отец – мусульманин, но прежде всего, он светский человек, давший мне идеальное образование за рубежом. Я свободно говорю на четырёх языках, могу красиво станцевать для будущего мужа и спеть. Я умею вести хозяйство – распоряжаться слугами. У меня хорошая семья, имеющая вес в обществе. На этот раз Рустам не откажется породниться с нашей семьёй, – просто говорит Мадина.
– И слишком самоуверена, к тому же, – говорю.
– Думаешь, Рустам откажет? О нет. Сегодня лишь первый визит. Визит вежливости. Разговоры будут вестись издалека. Мой отец не станет торопиться. Он умеет ждать. Но Рустам согласится. Потому что мой отец сделает Рустаму предложение, от которого он не сможет отказаться, – перебирает тонкими пальцами ягоды, вороша их.
Мадина так уверена в себе, что ей даже не нужно задирать нос и кичиться, демонстрируя себя.
– Я знаю, кто ты, – понижает голос. – Индира сразу же позвонила мне и отцу. Она рассказала нам, что Рустам приволок в клинику дочь злейшего врага. Ты понесла от него. Думаешь, это спасёт тебя? – Мадина обводит медленным взглядом мою фигуру, останавливая взгляд на животе, в котором уже растёт наш с Рустамом малыш. – Даже если родится сын, он никогда не станет наследником. Будет изгоем. Всегда. Потому что Рустам не женится на тебе. Никогда! Так что можешь не корчить из себя одну из нас! – чеченка внезапно перегибается через весь стол и тянется к моей голове, нацелившись сдёрнуть платок. – Это не просто красивая тряпка, это знак веры. Ты недостойна носить его.
Я успеваю перехватить её запястье. Тонкое и изнеженное, с длинными пальцами, кончики ногтей украшены аккуратным, неброским, но изысканным маникюром.
– Убери руку, – шипит она, пытаясь отнять запястье. – Ты не имеешь права трогать меня, грязная русская шлюха!
– Ты изнеженная и избалованная дочка богатого отца, привыкшая спать до полудня. Или дольше? Но я – другая. Что ты можешь знать обо мне?
– Ты – дочь врага. От тебя избавятся. Сразу же после того, как Рустаму надоест тебя… трахать!
Отталкиваю руку Мадины. Она растирает запястье и поглядывает на меня, уже не скрывая яда, сочащегося изнутри.
– Рустаму зачем-то нужен твой плод. Наверное, только чтобы надругаться над ним, как твой папаша надругался над семьёй Рустама! – встаёт и медленно отходит в сторону, не сводя с меня взгляда. – Но даже если так, то этот плод нужно ещё выносить… – несколько шагов в сторону. Говорит издалека едва слышно. – Иногда беременность бывает непредсказуемой. Иногда она прерывается в самый неожиданный момент. И тогда ты станешь бесполезной пустышкой… Я рожу Рустама законного наследника. Ты не задержишься в доме. Я об этом позабочусь, – не скрывает огня превосходства.
– Ты забываешь о том, кто я. Вы все боитесь моего отца, да? – глаза Мадины полыхают недовольством. Подтверждение того, что я могу быть права. – Боитесь так сильно, что даже сейчас… ты смотришь на меня и видишь его глаза. И начинаешь думаешь, а что… если?
Я отворачиваюсь и начинаю счищать ножом кожуру с яблока.
– Что… если? – нетерпеливо уточняет Мадина. – Ты не договорила.
– И не собираюсь. Додумай сама, – показываю ножом в сторону дома. – Тебе лучше вернуться в стены дома Алиева и сесть в укромный уголок, изображая из себя скромницу. Но на твоём месте я бы не надеялась на то, что удастся обмануть Рустама. Он хорошо чувствует ложь.
Глава 76. Арина
Я так и не знаю, чем закончился званый обед. Он затягивается, и гости потом покидают дом вместе со Зверем. Я только из окна наблюдаю за тем, как они по дорожке удаляются. Усман и Казбек впереди идут, Мадина и Зверь чуть дальше, позади них. Они не держатся за руки и не контактируют телами, но я чувствую, что они о чём-то беседуют. Цепляюсь пальцами за широкий подоконник.
Внутри бушует море. Ураганом все прочие чувства размывает. До основания. Ничего разумного не остаётся. Только ослепляющее чувство ревности.
Остановились. Разговор продолжается. Чуть ближе стоят. Это так мучительно больно – наблюдать за сближением и сгорать заживо с каждым сантиметром, которым стирается расстояние между запястьями Зверя, припрятанными в карманах брюк, и тонкими пальцами Мадины.
Потом Зверь останавливается и кивает мужчинам на прощание. Видимо, отец подзывает дочь к себе. Она послушно отправляется к мужчине, но на прощание едва заметно пальцами запястье Зверя цепляет.
Не знаю, какие у них порядки. Но видно, что другие. Нельзя у них с женщинами так, как он – со мной. Даже прикосновение пальцами – украдкой, чтобы не навлечь гнев строгого родителя.
Но со мной Зверь не церемонился. Брал насильно. Трахал. Слова похабные и предложения без цензуры.
Это всё по мне кипятком проносится, опаляя до мяса.
Со мной – можно иначе. Не разводить долгие разговоры. Не спрашивать даже.
В груди ноет так сильно, будто из неё вырвали сердце, но не залатали дыру.
Я пытаюсь отбиться руками от желания, раздирающего душу когтями. Мне хочется, чтобы Рустам со мной был. По-настоящему. Но это невозможно. Кровавое пятно долга родителя – это пропасть, через которую не перешагнуть, не запачкавшись.
Книги. Телевизор. Бесцельное брожение по огромной территории.
Время становится тянучкой и так до самого вечера. Ужинать меня приглашают в столовую. Просторная комната, огромный стол овальной формы. И я одна за ним. Зверь укатил следом за гостями. Его до сих пор нет.
Может быть, наносит ответный визит вежливости Мадине и её семье. Меня успокаивает лишь то, что у них женщин до свадьбы трогать нельзя. Но зная Зверя, я думаю, что это не станет преградой, если он решит иначе позабавиться где-нибудь в укромном местечке. На рот и на задницу замок с пломбой не поставишь.
Варюсь в этих мыслях, как в крутом кипятке. Что, если Зверь решит жениться? Кем тогда при нём буду я?
От мыслей тревожных почти не чувствую вкуса еды. Вернувшись в спальню, не нахожу себе места до позднего вечера. Комната кажется огромной и бездушной пустыней, трескотня телевизора раздражает. И даже сериал, который я смотрела раньше с интересом, кажется мне пустышкой. Как… как давно это было? Кажется, сотню жизней тому назад. Промучавшись до наступления темноты, осторожно выхожу на улицу.
По территории уже разгуливают охранники с собаками на поводке. Уйти далеко, в сад, я не решаюсь. Поэтому занимаю место на открытой террасе, дыша вечерней прохладой. Но замечаю, что с моего места виден подъезд к дому. Автоматически выбрала место или подсознательно само так вышло? Не знаю…
Лёгкая дрожь проносится по телу. Долго сижу, кожа покрывается мурашками от зябкой прохлады. Но Зверь не появляется. Подтянув платок на плечи повыше, встаю, направляясь обратно к дому.
Внезапно слышу вой. Жуткий. Утробный. Тоскливый. Зверина воет так, что кровь стынет в жилах. Пальцы стискиваются на платке намертво.
– Не бойся. Это Вулкан…
Я едва стою на ногах, но всё же разворачиваюсь. С улыбкой. Узнав в говорящем Ризвана. Сама не понимаю, но в груди тепло растекается. Приятное.
– Вулкан – волкодав, – продолжает Ризван как ни в чём не бывало. – Он чувствует, что свои приехали. Но его хозяина среди них нет. Тахир чуть позднее появится. Вулкает воет по хозяину…
– Ты приехал? Давно?
– Пару часов назад. Обход совершал. Проверял. По приказу, – говорит Ризван.
– По приказу Рустама? – уточняю я, хоть сама знаю ответ.
– Да. У него есть дела. Сегодня я на охране за главного, можешь спать спокойно.
– Дела? Кажется, я знаю, какие! – усмехаюсь, расцепляя пальцы. – Мадина Исаева?
– А-а-а… Уже знаешь, – глаза Ризвана вспыхивают. – Рано или поздно бы узнала.
– О том, что Рустам жениться собрался?
Едва не задыхаюсь от этих слов. Смотрю прямо перед собой, но в тёмных зрачках Ризвана всё растворяется. Передо мной, как будто плёнку проматывают.
Всё, что было между мной и Рустамом. Все его слова. О том, что других женщин рядом не будет, пока я для него – доступная и отзывчивая. Дурочка наивная, должно быть, что верю в слова Рустама.
Зверь. Он мне ничем не обязан. Абсолютно.
Но нутро бунтует. Душа кровью обливается, память упорно твердит своё – он говорил. Обещал. Мне. Одной. Не напоказ.
Почему? Неужели все его слова – это пыль на ветру?
Обида смешивается с клокочущей яростью и какой-то неистовой жаждой обладать. Как будто одержимая бесами. Но не бесами, а им, Зверем. Его энергетикой лютой, прикосновениями клеймящими, грубостью, за которой прячет заботу. Тёмный многогранник, полный острый углов, о которых можно порезаться. Со множеством загадок, от которых тянет болью потерь.
Неразгаданный. Желанный. Неистовый.
Внезапно оголенного плеча касаются горячие пальцы. Ризван. Платок сползший натягивает повыше, вытягивая из гибельных дум на поверхность реальности.
– Тебе не стоит стоять так долго. Уже прохладно… Иди в дом. Есть причины у Зверя отсутствовать. И это не разговоры о женитьбе.
– Да неужели?
– Не только они, – поправляет себя Ризван.
С трудом заставляю себя сосредоточиться на том, что он говорит. Но мне больно думать о том, что в этом доме появится другая женщина, хозяйка. Та, с которой Рустам будет спать… Та, что будет считаться его законной женой.
Почему вдруг его другая касаться должна, читая карту шрамов?
Чёрная волна душной ревности и ярости. Ничего не чувствую. Ничего. Жажда раздирает изнутри так, что утолить её может лишь тот, кого нет рядом.
– Ты сейчас жуть как на отца похожа. Взглядом бешеным, – Ризван лёгким движением дотрагивается до моей щеки. – Не надо так.
Он уводит меня в дом. Все остальные меня сторонятся, а он – нет. Даже дотрагивается едва ощутимо. Но пальцы снимать не торопится. Поддерживает за спину, заводя в просторный холл.
Он сказал, что я на отца взглядом похожа. Откуда ему столько известно? Я резко останавливаюсь, впечатываясь спиной в его большое тело. Развернувшись, цепляюсь за локоть мужчины.
– Откуда ты так много знаешь и почему ты за мной так приглядываешь, Ризван?
Глава 77. Арина
Кавказец взгляд вниз переводит на мои пальцы, лежащие на его локте. Хмурится немного, но мои пальцы ладонью накрывает горячей и сухой. Мозолистой. Привыкшей трудиться физически или ножом орудовать.
– Иди спать, Арина, – похлопывает по моей руке и медленно в сторону отходит. – Поздно уже слишком. У тебя был тяжёлый день. Подумай о ребёнке. Завтра станет лучше.
– Что будет завтра?
Ризван медленно отходит, а я так же медленно к нему иду.
– Не просто так ты за меня вступаешься и Зверя злишь. Ты же его одним только фактом заступничества из себя выводишь. Он… без тормозов. Тебя терпит. Но… – перевожу дыхание и произношу дальше. – Он меня собой заклеймил. Теперь только либо с ним, либо сдохнуть. И другим нельзя смотреть даже, а ты заступаешься. Под удар себя подставляешь. Почему?
– Без тормозов. Это ты верно заметила. Их у него много лет назад сорвало. Должен быть кто-то, чтобы его совсем под откос не унесло.
– Да. Но только ты не ради него стараешься, – хмурюсь.
Понять пытаюсь. Мотивы его. Причины поступков. Не получается.
Ризван заботится обо мне. Защищает. Но так… по-отечески, что ли? Или по-братски. Так родственники, должно быть, заботятся и вступаются грудью. Но он же не родня мне. Ни капли. Какой интерес?
– Арина. Всех секретов тебе не достать. И не надо. Спать проще будет и врагов меньше мерещиться станет, – устало говорит кавказец. Проводит по лицу ладонью широкой, словно омывается.
– Не пойду. Пока не скажешь.
– Ты опять гонор свой показываешь? – негромко, но с яростью спрашивает Ризван. – Ну, чего тебе, а? Жива, никто пальцем не трогает, а туда же. На рожон. Иди спать, Арина. Можешь не бояться воя волкодава, он тебя не тронет.
– Никто меня пальцем не трогает? Да неужели… – усмехаюсь. – Не про то речь сейчас идёт. Зверь хочет отомстить. Это понятно. Порох? Не знаю… Хоть анализ и показал, что я – дочь его. Но сомнительно мне, что я нужна ему. Такому проще убить помеху, чтобы соринкой в глазу не мешалась, чтобы Зверю нечем крыть было. Да и странная это месть, не находишь?
– Нет. Не странная. Присвоить то, что принадлежит врагу, это значит, ударить его, пошатнуть авторитет. В этом мире всё на нём держится. Рот раззявил, прошляпил – уступай место молодому и борзому волку и вали подыхать.
Верчу слова Ризвана в голове. Логика в их поступках есть. Особая. Криминальная, с привкусом крови и металла на языке. Она мне ещё непривычна, как костюм с чужого плеча. Но жить мне приходится именно среди них – людей, у которых нет имён, но есть клички, нет привязанностей, но есть вера в приметы.
– Спать проще будет и врагов меньше мерещиться станет… – повторяю вслух слова Ризвана. – Это ты про себя? С чего бы мне тебя врагом считать? У меня врагов нет. Ни одного. Ты мне не враг. Но и не друг… Так кто ты?
Ризван застывает так, будто обмирает. Челюсти плотнее сжимает. Брови густые в прямую линию сходятся.
– Сколько тебе лет? Больше, чем Зверю? Да… Больше, – говорю, замечая волосы цвета соли в густой бороде. – Сорок три?
– Больше. Сорок шесть. Будет, – нехотя отвечает мужчина. – А теперь живо отправляйся в постель! Детское время ещё два часа назад кончилось!
– Значит, ты был уже очень взрослым, когда несчастье со мной приключилось и с семьёй Зверя. – гну свою линию, словно приказа его не слышу. – Когда ты с ним пересёкся? До или после? Позднее?
– Слишком. Много. Вопросов.
– А я их ведь не только тебе задать могу, но и Зверю.
– Ты что, мелочь, на шантаж намекаешь? И что тебе это даст? – изумляется Ризван.
Кавказец так сильно удивляется, что глаза его тёмные огромными плошками становятся, полными крепкого чая. Чифира, как сказал бы Пятый. А ведь привыкаю к их жаргону странному. Вот и глаза уже с чашками чифира сравниваю.
– Ничего мне не даст. Зверь со мной разговоры долгие водить не собирается. Я ему для других целей нужна. И ты прекрасно это знаешь. А после новостей о возможной женитьбе, я вообще начинаю сомневаться, что надолго здесь задержусь. Упрячут куда-нибудь, подальше с глаз, только для того, чтобы ребенка выносить смогла.
Паузу держу. Краткую, но весомую. Надеюсь, что кавказец хоть что-то скажет. Завесу тайны приоткроет. Но он губы сжимает в линию чёткую. Жёсткую. Напором этот упрямый изгиб не сломить и не разомкнуть.
– Хорошо. Спать пойду. Но охрану другую попрошу поставить, – говорю ему, отворачиваясь. К лестнице направляюсь, мгновения считая.
– Ты чего удумала, а?
Настигает в два счёта. Встряхивает за плечи.
– Отпусти. Ты не откровенен. Значит, теперь я тебе доверять не могу, – веду плечом, ладони крупные сбрасывая. – Мотивы Зверя мне ясны. А вот от твоей заботы показной веет чем-то странным. Подозрительным. Двуличным.
Последнее слово становится каплей последней. Лицо Ризвана на мгновение рябью колышет.
Я испуганно выдыхаю догадку:
– Все на Санька подумали. Что он заложил. А меж тем вдруг враг Зверя гораздо ближе сидит, а? Вдруг это ты шпион Пороха?
Провожая гостей, чувствую, как провода перегорают. Терпение на нуле. Мне в другом месте быть нужно, а я – здесь, расшаркиваюсь.
Ещё ничего не произошло, но чувство, будто уже ярмо на шею накинули и в нос кольцо всунули, как племенному быку, которого дёргают и пытаются заставить идти, куда нужно.
Бесит, сука.
Медлительность, церемониальность… Порядки, которые по-хорошему сейчас лишь фикция, показуха… Такая же лживая, как показное смирение Мадины.
Одета по-правильному, глаза в пол опускает, рта лишний раз при мужчинах не раскрывает – невеста, сука, года. Но на прощание трогает пальцами. Едва заметно, но не порядку это.
Правильная и скромная хер бы сама мужика тронула. Да и какая она, нахуй, правильная? За рубежом училась. Западные порядки в её голове. Холодный и здравый расчёт пополам с меркантильностью.
Это хуже всего – понимать, что желание породниться продиктовано лишь выгодой.
Но когда было иначе?
Всегда и во всём – выгода впереди. Так и сейчас.
Перед отъездом замечаю Нино. На лице грузинки читается явное желание сообщить что-то. Она дожидается, пока я окончательно распрощаюсь с гостями. Переминается с ноги на ногу от нетерпения. Ворота медленно закрываются за отъезжаюшими тачками братьев Исаевых.
Нино ковыляет ко мне. Её перехватывает Арес. Спорят о чём-то. Чуйка на дыбы встаёт, сигнализируя – неспроста это. Кипиш какой-то случился, но мимо прошёл, пока я за столом сидел. Сам к слугам подхожу, улавливаю обрывки разговора.
– Иди, Нино, я всё передам хозяину, – отправляет сестру прочь.
– Арес, это важно.
– Разумеется, я и сам понимаю, – хлопает по плечу, целуя в лоб. – Тебе стоит отдохнуть, Нино. Я вижу, как ты сильнее хромаешь.
Арес поворачивается ко мне с вежливым выражением на лице. Готов услужить. Во всём.
– Какие будут распоряжения?
– Сегодня Ризван прикатить должен.
– Ему уже приготовили комнату в служебном помещении.
– Ты чё, бля? Какие служебные помещения? Он мне почти как семья. Приготовь в доме. Гостевых спален – хоть жопой хавай…
– Хорошо. Я отдам приказ. Ещё что-нибудь?
– Да. Что мне Нино сообщить хотела? – требовательно смотрю на управляющего.
– Уточняла о девушке. Распорядок, расписание, когда в больницу… – перечисляет Арес.
– Пиздишь, – рублю словом. На лице управляющего проносится тень. – Вылетишь нахер, Арес. Не посмотрю на твои седины – выставлю пинком под зад.
Ноздри старого управляющего раздуваются. Но он сдерживает себя, сообщая:
– Нино приставила девочку смотреть за вашей гостьей.
– Да. Я так приказал. У неё имя есть. Язык обломается назвать?
– За Ариной, – исправляется моментально. – Девочка слышала… разговор Арины и Мадины.
– Мадины? – удивляюсь. – Какого хера она не в углу сидела?
– Не знаю, господин. Но разговор был не самым… приятным. Арина хвалилась родством с Порохом, вашим врагом.
Внутри вулкан сразу же закипает. Эмоции бьют набатом. Дурные. От одного только слова – Порох – взорваться хочется, как долбаной бомбе над Хиросимой. Чтобы всё, к хуям, в фарш. Без остатка.
– Хвалилась? – скалюсь. – Быть не может. Я по камерам сам посмотрю.
– В саду, – качает головой Арес. – Камеры лишь по периметру. Не все участки видны. Тот участок лишь немного захватывает, звук не пишется…
– Не понял… На моей территории может всё, что угодно – всякая хуета твориться… Всякая гнида в щель пролезть? Так, что ли? – напираю. – Почему?
– Территория оснащена. Охраняется. Камеры, вооружение, собаки. В-в-вы же знаете, – Арес назад отступает, боясь, что по нему злостью долбануть может.
– Рот захлопни. Чтобы уже завтра камеры везде были понатыканы. Везде. Чтобы муха без моего ведома даже не срала.
– Хорошо. Прошу прощения. В доме чужих не бывает, поэтому сад не везде просматривается – затратно и не совсем целесообразно, – оправдывается Арес. – Так специалисты сказали, – добавляет и опускает лицо взглядом в землю.
– Значит, других найди. Тех, кто выполнит всё, что надо, и язык свой умный в жопу засунет, сделав всё молча!
– Хорошо. Всё будет сделано, господин, – отчитывается Арес. – Сегодня вас ждать?
– Нет. Дела есть.
С Нино надо будет поговорить. Арес слишком много на себя берёт. Старается ради семьи, которой был предан. Но одного не понимает – семьи больше нет. Есть я – обрубок от неё. Мои интересы – иные. И сейчас они вразрез с семейными идти начинают.
Как будто свернул не туда – и только глубже с каждым часом увязаю.
– Опасаясь навлечь ваш гнев, всё же скажу. С Исаевыми вам сейчас невыгодно ссориться, – после непродолжительного молчания говорит Арес. – Исаевы сделали выгодное предложение. Брак с Мадиной даст преимущества. Ваш отец бы сейчас согласился на него…
Разворачиваюсь, едва не проделав в горделивом старике дыру взглядом.
– Мой отец… совершил немало ошибок. Одна из них стоила жизни всей семье. Не говори мне про него, – раздражённо бросаю. – Старый, не капай мне на мозг. Сам разберусь.
Покидая территорию дома, бросая взгляд на окна. За одним из них – дочка Пороха. Желание увидеть её разъедает кровь, направляет мысли не в том направлении. Дурным становлюсь. Пальцы чешутся волосы её на кулак намотать и в горло засадить. Хочется узнать, что она своим языком Мадине сказала, и выдолбить хуем все, до последнего, слова похвальбы о её отце.
Гонор появляется. Стержень оттачивается. Как бы он против меня потом не обернулся…
Всё блажь. Пустое. Сейчас другими делами нужно заняться. Звоню Пятому.
– Ты на месте?
– Как штык, – усмехается и сразу сообщает. – Пидар в клубе, уже девок лапает.
– Хорошо, – киваю. – Немец тоже там?
– Да. Пасёт неподалёку. Комар не проскочит.
– Хорошо, – усмехаюсь. – Скоро буду.
Пора тряхануть одного из людей Пороха. Шалава настучала своему хозяину, что тот кусок говна о Порохе обмолвился…
Вовремя. Очень вовремя. Если гниду прижать, он растреплет о схроне Пороха. Тогда с Порохом можно будет разделаться, не прибегая к помощи хитрожопых друзей…
Только сейчас я о таком варианте всерьёз думать начинаю. Ризван может быть засланным Порохом. Он может шпионить для моего отца. Потому и оберегает?
– Ты работаешь на моего отца? – прямо спрашиваю.
Кавказец в ответ матерится. Долго и грязно. Вижу, что вывела его на эмоции. Он их сдержать пытается, но брешь уже найдена. Вернуться к исходному положению малоразговорчивого истукана не получится
– Будь это так, от Зверя бы уже ничего не осталось. Поверь, – негромко говорит Ризван. – Ты только две стороны видишь. В мире их гораздо больше.
– И с какой же ты стороны, Ризван? Если не от Пороха… Но и не от Зверя с самого начала, так? Так кто же ты?
– Зараза приставучая! Клоп – и то меньше хлопот доставляет, чем ты, Порохова! – почти выплёвывает мою фамилию Ризван.
– Скажи, в чём дело – отстану, – упрямлюсь я. Потом внезапно для себя с просьбой в голосе говорю. – Пожалуйста. Я же чувствую, что ты ко мне хорошо относишься. Иначе. Почему?
– Не успокоишься, пока душу не вытрясешь? – спрашивает Ризван, хмурясь. – Как твоя мать…
Слова Ризвана звучат словно гром посреди ясного неба. Я о многом думала, разные варианты в голове прокручивала. Но ни в одном из них не предположила, что Ризван мог знать мою мать.
– Ты знал её?
– Да.
– Говори. Немедленно! – требую.
Кавказец начинает ходить беспокойно по комнате. Потом осматривает окна и выходы все проверяет. Резко возле меня замирает.
– Сядь, – приказывает, показываю рукой на кресло. – Хорошо. Скажу. Но пообещай. Что на рожон лезть не станешь и бросишь выкидывать вот эти фокусы с понтами. Не доросла ещё. Зубы не отрастила…
– Обещаю. Честно! – выпаливаю поспешно, не давая себе задуматься и взвесить всё. Иначе струшу тайну узнать.
– Твою мать звали Анастасия. Я знал её давно. Со школы. Моя семья тогда только перебралась сюда с Кавказа, там очень неспокойно в наших краях было. Я учился в школе. Вместе с Настей. Плохо язык русский знал, да и не любили нас тогда. Настя мне помогала, с учёбой… – по губам Ризвана скользит светлая улыбка. – Я ей помогал от лишнего внимания уходить.
– От какого лишнего внимания? – недоумеваю.
– Ну, ты глупая, – добродушно усмехается мужчина. – Себя в зеркало видела же? Красивая ты, очень. Только глаза у тебя отцовские, от Пороха. Но всё остальное – от матери. Заглядывались на неё многие, район не самый благополучный.
– Вы дружили?
– Дружили в школе, – усмехается Ризван. – Не самый желанный гость в доме Насти. Я бы даже сказал, нежеланный от слова совсем. Семья хоть такая же небогатая, но в друзьях дочери хотели видеть своих.
– Где моя мать сейчас? У меня есть дедушка и бабушка? – требовательно спрашиваю.
– Тише. Всё по порядку. Деда с бабкой у тебя нет. Даже я их не застал. Настя говорила, что они погорели в доме от угарного газа, а она в это время у тётки в гостях была с ночёвкой. Тётка её и воспитывать взяла.
– И?
– Что и? Школа кончилась, меня в армию забрали. Настя поступать хотела в школу искусств. Поступила. Первое время ещё были письма, потом на нет всё сошло. Само собой. Новая жизнь – её талант разглядели, танцевала на сцене театра, стала известной… Я на службе остался… Жизнь раскидала по разным сторонам. Вот и всё.
– Не может быть, чтобы это было всё, – упрямо говорю. – Есть ещё что-то! Говори до конца…
– Ты сейчас, так же, как она, требуешь своего, – усмехается Ризван. – Как будто плёнка жизни назад отматывается. Чудно…
– Как моя мама встретила Пороха? – недоумеваю я. – Он же бандит…
– Настя была довольно известной. У неё были деньги, слава, много поклонников. Самых разных. Видимо, Порох среди них каким-то чудом затесался… Я их историю не знаю, – нехотя говорит Ризван.
Почему-то мне кажется, что он что-то упускает нарочно. Но сейчас главное – общую картину увидеть, а потом можно уже за детали цепляться.
– Где она сейчас?
– Погибла. Порезали в переулке, – немного помолчав, отвечает Ризван. – Говорят, случайное разбойное нападение.
– Как?
– Арина, я всего не знаю. Говорю, жизнь раскидала нас. Не общались мы долгое время. Я об этом только по служебным каналам узнал, и позднее участие принял в облаве на Пороха по приказу начальства.
– Погоди, – перебиваю. – Ты из полиции, что ли?
– Был, – нехотя сплёвывает Ризван. – После армии и военных действий только туда и воткнуться можно было. Или в криминал. Поначалу решил, что на белой стороне лучше. Долго не пробыл. Хрень это, а не белая сторона. Есть только серый цвет. Вот и весь рассказ! – пытается отвертеться кавказец.
– Нет, не весь! – злюсь, что он говорит А и не говорит Б. – Это не рассказ, это кость, брошенная собаке помойной!
– Ха! Ладно. Сама напросилась, – усмехается он. – Я тогда едва заступил. Мы Пороха гнали в составе патруля… Операция была несанкционированная в верхах. Просто мой начальник то ли выслужиться решил, то ли отмутить бабки Пороха. Его тогда обложили со всех сторон – и менты, и враги из-за резни, устроенной в доме Алиевых. Теснили отовсюду. Мой шеф нас по следу погнал. Как собак бешеных. Полный карт-бланш. Режь без разбору, стреляй всех. Но батю твоего – живьём взять… И погнали. Долго. Борзая или дичь – кто кого? Так думали. Только не учли, что в тот раз не было дичи, только борзые. На выживание. На выносливость. На хитрость. На смекалку. На количество людей. Почти догнали. В глуши несусветной. Но людей уже мало осталось, ведь у Пороха ублюдки, как на подбор, один другого изворотливее. Непогода. Буран. Шли по наводке тех, из кого удалось сведения выколотить. Один сказал, мол, Порох дальше двинул. И груз скинул, чтобы идти быстрее. Что за груз, хрен его знает. Ничего не сказал, как бы мы ни пытались выбить. Я за старшего среди троих нас остался. Принял решение по следам Пороха дальше идти. Место, куда, по словам подельника, Порох груз кинул, себе в голове пометил. Потом вернуться можно. Всегда можно вернуться, если живым остаться.
Я застываю. Как капля воды на морозе, льдинкой становлюсь. Рассказывать Ризван умеет. Ничего особенного. Но штрихи и голос баюкающий картины рисует. Или у меня воображение слишком яркое?
Вижу всё, как будто перед глазами стоит. Живое. Яркое. Ослепляющее. Жестокое. Живое. Резью по сердцу. Гул в голове стоит. Дыхание рваное и частое.
– Догнали? – спрашиваю.
– Почти, – усмехается. – Одного из нас насмерть подстрелили, но он успел Пороха ранить. Так что дальше вдвоём погнали. Загнали в угол. Почти. Рукой можно было достать. Но он гранату швырнул, я был впереди. Мне осколком едва полголовы не снесло, – дотрагивается до левой стороны головы, волосы густые пальцами ероша. Только сейчас замечаю, что у него верхняя часть уха как будто срезана. – И всё…
– Что значит всё? А дальше что было?
– Я вырубился. Без сознания долго провалялся. Третий остался. Ему удалось Пороха повязать и даже доложить. Но только ему это не помогло. Порох сумел вывернуться. Нас ни с чем оставить. Дорога трупами устлана была, но он сумел вывернуться. Всё-таки.
Я сравниваю слова Ризвана с тем, что он раньше мне как-то рассказывал.
– Тот… Ты говорил однажды про мента, который Пороха заковал и думал о повышении. Это третий, оставшийся в живых?
