Текст книги "Беременная для Зверя (СИ)"

Автор книги: Эллен Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Глава 43. Арина

– Готова? – спрашивает Зверь.

Я уже не вздрагиваю от голоса его низкого и хриплого. Ворон и то приятнее каркает, должно быть. Я перестаю вскидываться всем телом на звук голоса Зверя. Привыкаю. Быть с ним или просто существовать? Не ясно.

– Готова.

Я уже одета полностью – платье длинное, платок на голове. Утро раннее. Зверь меня разбудил сам. Но сам к тому времени уже почти собран был – волосы влажные после душа, штаны низко на бёдрах сидят. И по телефону с кем-то вполголоса общался. Завтрак стоял на столе.

Мне только умыться и одеться надо было. Он за мной наблюдал. Цеплял каждый мой жест и словно хоронил в себе. Не знаю, почему такое в голову мне приходит. Но он меня словно по кусочку собирает и изучает. Берёт эмоции, выпивает и прячет глубоко. Чтобы никто и никогда не понял, что он на самом деле обо мне думает.

Никто и никогда, даже он сам.

Я с охотой поела. Аппетит проснулся.

– После траха всегда на хавку пробивает, – едва заметно усмехнулся и не стал больше меня мучить порочными словечками.

Я как могу, стараюсь не думать о том, что было. Но это настолько сладко и волнующе, что становится страшно. Хочется ещё раз заглянуть в глаза этой суки, зовущейся наслаждением. И страшно. Страшно в нём себя потерять и стать одной из… Просто ещё одной дыркой. А дырками Зверь делится.

– Скоро поедем. Планы изменились. Кое-что забрать хочу. На этот раз ты со мной поедешь, Малая.

Я у окна стою и во двор выглядываю. Все уже собираются. Вот и Кристина видна. Непонятно, зачем Немец её всюду за собой таскает. Она такой заезженной кажется и под гогот мужской ногами передвигает.

– Не треснула ещё жопа? – слышится через стекло.

– Выносливая, прикинь… Золотой фонд.

– Золотая жопа! – гадко и грязно смеются.

Но если подумать, Кристина сама нарывалась. Никого же больше из деревни не тронули. Только она ходила и грудью напоказ светила, и прогибалась зазывно. За что боролась – за то и напоролась. Раздерут, как кусок мяса, и бросят. Толку что от количества цацок дорогих на её шее и пальцах. Мёртвым они ни к чему. Долго не протянет, кажется.

– Что со мной потом будет? – внезапно спрашиваю. – Даже если ты получишь желаемое. Ребёнка. Что потом со мной станет?

Зверь в этот момент футболку на своё тело мощное натягивает. Мышцы под бронзовой кожей перекатываются, как живые. Мощь, запертая внутри. Сила. Энергия. Вулкан яростный.

Я вновь взгляд в окно перевожу. Зверь рядом со мной становится и оправляет на себе одежду. Чудом каким-то направление моего взгляда перехватывает. Понимает, что я на Кристину смотрю.

– Не хочешь, как она, да?

– Лучше убей.

Зверь кивает и усмехается. Словно себе на уме, но потом пальцами за пластик подоконника хватается, спрашивая.

– Почему я не должен так с тобой поступать? Только потому что ты ни причём ты? Так и жена моя ни причём была. И я в дела отцовские нос свой не совал. Но по ней всей бандой, как катком. Пока не смогла даже орать.

Пластик под пальцами Зверя трещит. Кажется, он вот-вот сломает его. Сорвётся. И потом – меня. В отместку. Размочалит. Может быть, даже перед всеми. Око за око. И плевать, что то око не видело и не ведало о делах своего родителя.

Мне кажется, что я его, какого-то Пороха, уже начинаю бояться и ненавидеть даже больше, чем Зверя. Мотивы Зверя ясны и поняты – месть. А вот чем руководствовался тот страшный человек? Мне не ясно.

Атмосфера между мной и Зверем накаляется. Словно тучи над моей головой сгущаются. И вот-вот хлынет хлёсткий град. Ледяной. Болезненный.

– Отвечай. Ну.

Я к Зверю лицом поворачиваюсь и смотрю в его глаза. Там тьма беснуется. Крови требует. Жажда отмщения балом правит.

– Говоришь, Порох – мой отец, и он тебе жизнь изгадил. Отомстить хочешь? Так отцу и мсти. Если он – отец мой, конечно, а не ошибка какая-то, – заставляю себя сказать.

От его ответного взгляд мне в угол забиться хочется. Так и надо, судя по советам Ризвана. Но не стану. Пусть смотрит мне в глаза и помнит. Всё. Каждую эмоцию. Каждый взгляд.

С этого момента решаю не тушеваться перед ним. Пусть других мочалит и пригибает к земле. Прогибает под себя, перестраивает. Со мной не получится.

Ломать придётся. Он вообще-то меня и убить может, и отдать приказ измываться. Но пусть при этом смотрит мне в глаза.

И однажды они ему видеться станут в кошмарах.

Хоть и сказал Зверь при встрече первой, что имени у него нет. Только врёт он. Себе самому. Рад бы память свою отсечь, как конечность с гангреной, но только она ему покоя не даёт. Он себя забыть пытается, но не их. Не свою семью. Но забыть одно без другого не получится.

Конечно, глупо себя на одну доску с его родными ставить. Где они – любимые и потерянные, и где я – дочь заклятого врага?

В дверь стучат. Контакт зрительный прерывается.

– К двери встань. Выходим.

Зверь спиной ко мне поворачивается. Край футболки задрался. Я оправляю его, задевая кожу пальцами. Один из глубоких шрамов трогаю.

– Больно было?

Он моё запястье перехватывает клещами стальными.

– Не сейчас.

И непонятно, то ли разговор этот в долгий ящик откладывает, то ли тему эту вообще поднимать не хочет. Зверь поспешно футболку до конца одёргивает и куртку набрасывает кожаную. Подталкивает в сторону выхода.

– Говоришь, отцу мстить? Думаешь, не родной Порох тебе? – горячо шепчет в затылок. – Скоро мы это выясним.

– Покажешь меня ему? Что тебе это даст?

– Показать тебя? Ни к чему. У меня есть план получше…

Глава 44. Арина

Что ещё задумал этот Зверь? Не знаю. Предчувствие возникает какое-то. Нехорошее, волнующее. Как будто тьма за нами крадётся. Едва на пятки не наступает и гнусно в затылок хихикает. А мы, глупые, не замечаем.

– Поехали, – хмуро бросает Зверь.

Он выводит меня из номера. Сумки кто-то из его людей подхватывает. Опять рань несусветная. Кажется, будто я не спала совсем. Глаза протираю и стараюсь не зевать. Но зевок всё равно вырывается. Я рот ладошкой прикрываю и оглядываюсь, ёжась немного. По коже мурашки проносятся от холода раннего утра. От Зверя мой жест незамеченным не остаётся.

– Не выспалась?

Какое ему дело? Как мне ему ответить? Промолчать? А вдруг разозлится? Сказать, что спать хочу – вдруг только того и ждёт, чтобы оскалиться и в лицо что-нибудь грозное высказать. Да какая разница? Я здесь всё равно, что собака и гость ненавистный.

– Не выспалась. Я хоть рано вставать приучена, но привыкла хотя бы пять или шесть часов спать, – отвечаю, как есть.

Ловлю тёмный взгляд с усмешкой.

– Выспишься в дороге, Малая! – Зверь себя по бедру хлопает. – Здесь, как на перине. Место твоё, помнишь?

Он намекает, чтобы я на коленях его доверчивым котёнком спала? Неужели на этот раз сам вместе со мной в путь тронется? Не передумал после разговора короткого у окна?

– Долго ехать?

– Крюк небольшой сделаем. Заберём кое-чего. Потом в город рванём…

Зверь уничтожает расстояние между нами шагами вкрадчивыми. Он двигается бесшумно, когда того сам захочет. Плавно, гипнотизирующе. При его габаритах это почти волшебство какое-то.

– Нравится жизнь в большом городе, Малая?

– Не знаю. Я его и не видела толком.

– Увидишь, – обещает Зверь и взгляд в сторону отводит, наблюдая за своими людьми.

– Через окошко темницы? – уточняю я. – Много ли увижу?

– Трындеть ты любишь, как я посмотрю?

К Зверю подходит Ризван. Меня кивком приветствует, но взгляд за моё лицо цепляется. Как будто ищет что-то. Лицо Ризвана напрягается на мгновение, но потом, не найдя искомое, расслабляется.

– Чё, Ризван, беспокоишься? – холодно интересуется Зверь. – Не слишком ли ты дёргаешься по поводу или без?

– За мотель рассчитался. Можно в путь двигать, – игнорирует вопрос Зверя Ризван.

Оба мужчины напряжены, им словно поговорить наедине не помешает. Вот только я пока рядом с ними болтаюсь, как груз на ногах утопленников.

– Говоришь, рассчитался? – уточняет Зверь и разворачивается лицом к мотелю. – Если так, то какого хера этот клоун к нам скачет, как заяц?

Я смотрю в ту же сторону, что и Зверь с Ризваном. К нам мужчина быстрой походкой приближается. Высокий, чуть сутулый. Возрастом чуть больше сорока. Одет хорошо, лицо холёное. Жесты нервные. Он то ворот пиджака поправляет, то руки в карманы засовывает.

– Чего тебе, Дмитрий? – интересуется Ризван. – Мы по счетам уплатили и премию сверху выписали.

– Уп-п-платили. Только мне проблемы не нужны, – подошедший мужчина шумно сглатывает и оборачивается на здание. – Мне позвонили. На личный телефон.

– И чё? Говори, не мямли! – требует Ризван. – Кто звонил? Что хотел?

– Не знаю. Но к телефону сказали позвать тебя! – Дмитрий смотрит на Зверя. – Я так понял, что о тебе речь идёт, хоть прямо не сказали.

– Как именно сказали позвать? – уточняет Зверь.

– Звонил мужчина. Позови, говорит, щенка, что ещё в куклы не наигрался и тряпку бабскую за собой таскает, – сглатывает Дмитрий и опускает голову, будто ждёт удара. – Попросил позвать щенка и его верного хача.

Взгляд Зверя становится острым и безжалостным, как бритва. Готов в мясо на куски кромсать.

– Это не мои слова. Я просто передал… П-п-просто передал.

Ризван и Зверь переглядываются между собой.

– А ты говоришь, что она – пустышка? – усмехается Зверь

Внезапно он меня к себе одной рукой привлекает и крепко за подбородок обхватывает пальцами. Снова в тиски захватывает безжалостные. Взгляд его лютым и бешеным становится. Как у сумасшедших, которым нечего терять.

– Никак, папаня твой на связь вышел. Поговоришь с батей, Арина?

Глава 45. Арина

Кажется, это оно и есть. То самое, что я чувствовала – вроде мороза по коже и липкого страха с душком плохих вестей.

– Пойдём, перетрём с твоим батей, – говорит Зверь.

Меня отпускает и первым в сторону мотеля направляется. Шаг его становится твёрдым и чеканным. Он словно землю насквозь продавить хочет и втоптать в неё как можно врагов. Резкий и контрастный он. Только что мягко стелил, а сейчас готов на клочки порвать.

Я следую за ним. Волнуюсь. Тяжёлые удары пульса по вискам ритм задают тревожный. Холод расползается внутри. Захватывает тело в плен и на части раскалывает. Иду, и словно от меня по кусочку откалывается. Шаг замедляется сам по себе. Я знать ничего не желаю о том мужчине, которого мне в отцы записывают!

– Не отставай, – негромко советует Ризван. Он держится позади и немного слева. Но ближе, чем Зверь. Гораздо ближе. И не по расстоянию даже, а по ниточкам напряжения. Весть о звонке Пороха между мной и Зверем все, до единого, канаты связи натянула и рубанула так, что теперь только ошмётки с обеих сторон. А между ними – пропасть кровавого долга, который взыскать просто необходимо.

– Ты его видел? Знаешь? – спрашиваю вполголоса у Ризвана. – Этого… Пороха. Как его зовут-то?

– Молчи, Арина. Сейчас тебе лучше молчать и пылью стать незаметной, – советует Ризван. – Опасно сейчас рыпаться тебе. Неспроста эта гнида звонит. Как бы чего не вышло…

Хлопает дверь входная. Зверь несётся в кабинет хозяина мотеля так, словно его черти в пятки вилами тыкают. Я спешу за ним. Ризван догоняет и хватается за ручку двери кабинета, чтобы открыть её. Но прежде чем открыть, придерживает немного ладонью. Его губы едва шевелятся. Их почти незаметно в густой бороде. Обращается ко мне чуть слышно:

– Держись ближе к двери. Я его задержу, если что…

Столбенею от такого заявленьица. Ризван мне, что, защиту свою предлагает? Против Зверя пойти хочет? Совсем ошалел…

– Задержишь, – шепчу, глядя в глаза Ризвана, оглядываюсь. – А дальше что? Убежать дальше стен мотеля не успею. Если только до трассы. А там – сразу на растерзание? Дурной ты, оказывается. Ещё дурнее Зверя.

Ризван усмехается.

– Я не о том, дурёха, – добродушно хлопает меня по плечу и открывает дверь, пропуская вперёд. – О побеге и думать не смей. Я говорил лишь, чтобы ты под горячую руку не попала…

Теперь настаёт мой черёд тушеваться. Глаза Ризвана поблёскивают острыми смешинками из-под густых ресниц. И не пойми – смеётся он надо мной или просто пытается шуткой другое замаскировать? Непонятны мне его мотивы и забота постоянная.

– Садись, – командует Зверь.

Видимо, ко мне его слова относятся. Я осторожно на самый край кресла присаживаюсь. Того, что стоит ближе всего к двери. Почти тут же досадую – всё равно сделала так, как велел Ризван. А он встаёт между мной и Зверем, спиной ко мне. Прямая спина, плечи расслаблены, чуть опущены.

Дмитрий берёт телефон со стола и подносит к уху так, будто он – змея ядовитая и в любой момент укусить может.

– Алло? Вы ещё здесь?

Ему в ответ говорят что-то. Дмитрий на стол телефон кладёт. Пальцы дрожат, как у алкоголика с похмелья.

– Я включу динамик громкой связи?

– Включай и выйди. Не твои это дела, Дмитрий, – говорит Зверь, потом Ризвану кивает и тот мужчине пару фраз на ухо бросает. Я едва различаю слова, чтобы Дмитрий документы и деньги собирал, готовясь уезжать.

Едва дверь за хозяином мотеля закрывается, Зверь к столу шагает. Опирается на него ладонями раскрытыми. Мне выражения его лица сейчас не вижу, но чувствую волну его жгучей ненависти. Она раскручивается воронкой гибельной, а эпицентр – там, где телефон лежит и тишиной гнетущей давит.

– О чём ты со мной поговорить хотел? – спрашивает Зверь.

Я в подлокотники кожаного кресла пальцами впиваюсь изо всех сил. Напрягаюсь так, что все, до единого волоска, струнами натягиваются.

Вот-вот услышу голос того, кого мне в отцы записали. Только спросить забыли, нужен ли мне такой родитель, от которого проблем – как звёзд на небе.

– Ну, привет…

Звучит наконец-то ответ. Голос у мужчины тихий, шелестит лениво и едва слышно. Специально говорит так, чтобы к каждому звуку приходилось прислушиваться и внимать, боясь пропустить хоть что-то.

– Говорят, ты Зверем себя называешь, щенок? – интересуется мужчина.

Деревянная столешница под сильными пальцами Зверя чуть поскрипывать начинает. Да он же этот стол чуть в щепки не крошит пальцами. Силища у него дурная, конечно. Аж дух захватывает.

Глава 46. Арина

– Это всё? – интересуется Зверь.

– Ты мне скажи, – Порох испускает смешок, будто ему весело. – Говорят ещё, что ты не наигрался, да? Собрал вокруг себя отбросов, созвал шавок помойных и тявкать пытаешься? Голос сорвать не боишься?

– Тебе какая печаль, Порох? Похоже, тебе на старость лет больше заняться нечем, кроме как языком чесать? Так направь свои лыжи в дом престарелых и там его почеши. Время твоё подходит к концу, Порох.

– Хера с два! – голос мужчины звучит резче и злее. Он быстро громкость и тон настраивает. Звучит внушительнее. – Не тебе со мной тягаться.

– Да что ты? – усмехается Зверь. – А я другое слышал. Многим не по вкусу твои порядки. Ты до сих пор кровью стелешь, но времена и нравы другие. Сейчас бизнес чистый и изнанка у него серая, а не красная. И даже если говорить о крови, то хватка у тебя уже не та. Ты на одних слухах о былом величии держишься. За глотку некоторых страх нехило кусает. Но мне бояться уже нечего. Отбоялся… Лет девятнадцать назад.

– Ну да-ну да… Один ты, что ли? Ха. А ты оглянись, шкура помойная. Думаешь, терять тебе нечего? Или некого? Ошибаешьс-с-с-ся… – Порох будто рядом стоит и режет воздух свистящими интонациями.

– Перетирать о пустом – это не мой вариант, Порох. Ты как баба стал, языком чепуху мелешь.

Зверь тянется к телефону, словно выключить его хочет.

– Кстати, о бабах, – оживляется Порох и ухмыляется гнусно. – Мне птичка на ухо чирикнула, будто ты бабу деревенскую за дочку мою выдать пытаешься?

Порох хохочет. Меня словно в грудь кувалдой бьют. Пульс в ушах грохочет. Впервые голос этого мужчины слышу, но перед глазами образы мутные мелькают. Лицо тонкое, сухое. Чуть рябое с одной стороны и губа слева немного вверх ползёт при ухмылке. Ничем непримечательный мужчина, таких миллионы. Только глаза яркие, должно быть, если Зверь о них часто говорит.

– Не пытаюсь. Я, видишь ли, самую суть схватил…

Зверь на меня смотрит и улыбается. А я его самого в этот момент не вижу. Разглядеть в нём что-то пытаюсь и не получается – есть каркас его мощного тела, а внутри – пустота. В глазах только обещание тьмы плещется. Кажется, он весь ею полони, и ничего другого не замечает вокруг. Живёт и питается только ею – яростью и ненавистью беспросветной.

– Самую сердцевину, – смакует Зверь. – Маковый, дурной цветок. Моя она теперь. Ноги раздвигать будет. Сечёшь?

– И что? Хвастаешься, что до сих пор трахаться можешь? И чё? Тебе вроде лет меньше, чем мне, член работать должен. Нашёл, млять, чем похвалиться! – холодно смеётся Порох.

– Давай, ржи, как конь. Твоя дочка подо мной лежать будет подстилкой многоразовой. Дочь самого Пороха – Зверева дырка, – смакует свои слова Зверь. Даже глаза прикрывает и языком губы облизывает, словно на вкус свою месть пробует. – Потом родит мне. Представляешь?

– С чего ты взял, что девка деревенская – моя дочка, а? – Порох спрашивает, но уже без смеха. – Выдернул шмару смазливую и хвалишься фальшивкой.

– Ты её почти восемнадцать лет не видел? Описать? Конечно, она не годовалый младенец, зачётной девахой стала, – медленно говорит Зверь. – Сочная. Болт на неё дёргается, как заведённый. Доказательства, что она твоя дочка? Ваш бог её пометил пятнами, чтобы мне проще отыскать было. И глаза у неё твои, Порох. Ублюдские, аж вырезать хочется и раздавить.

Я замираю. Перед глазами комната плывёт и качается, как будто в шторм. Зверь ко мне оборачивается и рукой машет. Не сразу понимаю, чего он от меня хочет. Потом его окрик грозный воздух рубит приказом.

– Подойди. Батю своего поприветствуй.

Я не шевелюсь. Словно меня глыбой каменной придавило, а ноги отказали двигаться. Паника сухим ветром горло дерёт. Нутро становится как пустыня каменная – твёрдым и безжизненным. Оцепенела – и двинуться не могу. Что ещё важнее – не желаю.

– У меня нет отца. Деда Лёша меня воспитывал. Других родителей я не знаю!

Удивляюсь, что голос звучит твёрдо и даже не писком мышиным кажется. Откуда только силы берутся?

– Не заметно, что она тебя слушается, – хмыкает Порох. – Мало, значит, суку неизвестную дерёшь. Старайся больше, щенок. Вдруг выдрессируешь, и она тебе тапочки в зубах приносить начнёшь?

– Хорошо понты бьёшь, Порох. Вот только если бы я не ту взял, ты бы не стал звонить. Спасибо тебе, избавил меня от дополнительных проверок, – усмехается Зверь.

Пауза повисает. Молчаливая и напряжённая. Как небо над головой зависло – ещё немного и сверху рухнет, раздавит. Мокрого места не оставит.

– Отпусти девку! – советует Порох. Ласково, почти по-доброму, как будто малыша несмышлёного уговаривает. – Не ту бабу ты взял, щенок. Не ту… И брать тоже надо, кстати говоря, уметь. Сейчас времена забавные пошли, – усмехается мужчина. Его усмешка какой-то липкой тиной по лицу мажет, едва не выворачивает от неё. Тошнотворное ощущение изнутри поднимается, и меня едва не мутит. – У каждого есть телефон с камерой. Можно видео снять, записать. Всё. Без усилий. Удовольствие обходится дёшево и просто даётся. А раньше не у всех такие игрушки были. У меня были. Много чего интересного записано. Послушай моё любимое… Золотой фонд, не иначе.

Слышится шорох. А потом слышится крик женский и вой. Грубый хохот мужской. Словечки похабные и опять крик. Стон. Слёзы. Вой. В уши дрелью вкручивается и перепонки разрывает.

Зверь напрягается всем телом. Пальцы дерево столешницы скребут, а потом в кулаки стискиваются. Как два огромных молота. Резко вверх взмывают и обрушиваются на стол. Все предметы подскакивают от этого мощного удара.

Потом резкое движение в сторону. Зверь оборачивается и взглядом меня ищет. В грудь будто воздухом ударяет и прогибает от его взгляда бешеного.

Глава 47. Арина

Ризван резко подскакивает и выталкивает меня в коридор.

– Вон пошла из мотеля! Живо!

Я спотыкаюсь о мягкий ковёр, лежащий под ногами, вылетаю в коридор, как мячик, который запулили сильной рукой. Дверь грохочет. Удар по ней раздаётся. Слышится шум драки и разъярённые мужские голоса. Грохот. Кабинет хозяина мотеля как будто вверх дном переворачивают и вытрясывают из него всё, что только можно.

Я каким-то шестым чувством понимаю, что на записи – момент насилия и надругательства над женщиной, дорогой Зверю в прошлом. Ноги к полу прирастают. Я сдвинуться не могу, потому что опасаюсь выйти и остаться один на один с прочими бандюками. Лучше уж здесь, переждать бурю и… И что дальше?

Неужели вот этот ублюдок и есть мой отец? Да мне от одних его слов вымыться хочется, щёткой металлической по всему телу пройтись и выскоблить нутро дочиста. Ощущение, как будто слова его мерзкие и буквы шипящие, внутрь прокрались и запятнали. Запачкали. След оставили.

Не знаю, что делать. Сунуться в кабинет – опасно. Едва дышу. Вдохнуть полными лёгкими – нереально.

Горло сводит спазм. От чувства мерзости пищевод судорогой выкручивает.

– Там жарко?

Я на звук мужского голоса оборачиваюсь. Рядом Пятый ошивается и стену плечом подпирает. Кожанка расстёгнута, а на ремне кобура пистолета. Он вооружён и ничуть этого не прячет.

Молча киваю, прислушиваясь к бранной речи на незнакомом языке.

– Ты понимаешь, о чём они говорят? – спрашиваю у мужчины.

Он ладонью лысину свою поглаживает и вперивает в меня взгляд. Глаза у него глубоко посаженные, как будто исподлобья смотрит.

– Ага. Секу кое в чём…

– И? – требовательно смотрю на мужчину.

Пятый осматривает меня с изумлением. Мол, ты куда лезешь, вошь? Но потом губы разлепляет и нехотя отвечает:

– Маты одни, чё тут понимать!

– Маты я и сама слышу. Они и о другом говорят.

– Ну, я вам, мадемуазель, не сурдопереводчик, – паясничает Пятый. – Слово скажу – нянька с бородой пронюхает и злиться будет, что я языком треплюсь, о чём неположено!

Пятый гогочет, как будто шутку смешную сказал, но ему одному понятную. Но потом вмиг серьёзным становится и отходит подальше. Держится в стороне. Шум драки смолкает. Слышно только тяжёлое дыхание. Потом треск, звук шагов. Дверь кое-как открывается после толчка.

Ризван. Борода всклочена и рубашка порвана. Под глазом фингал наливается.

– Что случилось? Где Зверь? – спрашиваю и заглядываю в комнату.

Там дикий погром учинён. Всё разбито и в щепки расколочено. По кабинету словно великан пронёсся и небрежно расшвырял всё – и технику дорогую, и бар, и даже картины. Всё в хлам. Посреди этой груды Зверь ко мне спиной стоит. В руке пластик телефона раздавлен, и кровь с кулака капает. Я шаг в том направлении делаю. Ризван меня за шиворот, как котёнка хватает, оттаскивая.

– Не лезь на рожон, сопля! – тихо цедит и встряхивает. Пытаюсь вывернуться из его захвата. Он перехватывает меня, и суёт под мышку. Тащит, словно ковёр свёрнутый, приговаривая:

– Дура. Сказал же – уходи. Какого хрена не слушаешься? Он тебя в порошок стереть сейчас может. Кому сказал – вон из отеля. Дура блаженная!

Я извиваюсь, как червяк. Но Ризвану всё нипочём. Тащит меня, как куль. На землю ставит только когда из мотеля вынес. Я чуть покачиваюсь из стороны в сторону от резкого движения. Ризван одной рукой меня за плечо удерживает. Я смотрю на него с внезапной злостью – вроде он оберегает меня. По приказу Зверя, не иначе. Но одёргивает чаще, чем Зверь. Постоянно носом во что-то тыкает.

– Платок поправь, съехал! – советует Ризван. – Потом сядешь в ту тачку, куда я сказал. Рот на замок. Надо будет – по полу распластаешься, ясно?

Я смотрю в лицо его разбитое. Чувства раздирают меня на клочки мелкие. Дрожь сильно сотрясает. Мороз кожу раздирает. Эмоции, как ошалелые, беснуются.

Слишком всего для меня за эти несколько суток – болтает и болтает, как в шторм яростный. Когда всё замрёт и под ногами твердь окажется?

Я руку поднимаю и словно нарочно платок с головы сдёргиваю.

– Не буду. Не вашей веры – носить не собираюсь.

– Ты через секунду о словах своих пожалеешь. О действиях тем более. Подними. Сраный. Платок. Живо!