Текст книги "Поле под репу (СИ)"

Автор книги: Елена Тыртышникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– А что – что? – полным благолепия голосом поинтересовался маг, затем не выдержал и рассмеялся. – Ладно-ладно, герой-любовник, с лица-то не спадай. Преувеличил я немного. Вы только обнимались. Но как страстно!

– Лу… – облегчённо выдохнул музыкант. И явно смущённо добавил: – Так теплее.

– Ну да, ну да, – звякнуло, наверное, волшебник кивнул. – Вопрос: кому? Куртку ты ей свою отдал…

– Ты видел, как её трясло?

– …одеяло моё, щедрый мальчик, тоже подсунул…

– Тебе ж оно без надобности. А девушкам на голой земле спать противопоказано.

– …и себя рядышком пристроил…

– Теплообмен, я же говорил.

– …все признаки того, что оно закончится общеизвестным способом согреться.

– Только не с ней!!!

Ах, вот оно, значит, как?! Не с ней! Только! Ну, будет тебе теплообмен!!!

Дуня отлично понимала, что ведёт себя глупо, но сопротивляться порыву не захотела: повернулась на бок, поплотнее закуталась в одеяло (оно было под ней) и свернулась калачиком. Сразу же разобралась, кто более всего от этого проигрывал – она сама. Холод, несмотря на преграды, пробирался к телу, но в такой позе на большую грелку-менестреля рассчитывать уже не приходилось. Ну и пусть!

– Не ори, мальчик мой, а то и впрямь разбудишь. Чего доброго, жениться придётся.

– С какой такой радости?

«И точно – с какой?» – про себя поддержала певца странница.

– Как честный человек.

– Я? – неподдельно удивился парень. – Да ну тебя в баню, Лу.

Послышались мягкие шаги. Неужели опять?.. Нет. На плечи легло ещё одно одеяло.

– Приехали – теперь и своё отдал. А сам-то как?

– Обойдусь. И не спится мне. Теперь. С тобой посижу.

– Сиди, – мастер Лучель помолчал. – Спой, что ли. Про звёзды.

– Странный ты.

– Не страннее тебя, – ворчливо откликнулся волшебник.

 
На небе звёзд не сосчитать,
Жемчужин в море не собрать…
 

«Хм, все они тут странные, – подумала Дуня, засыпая. – И, скажите на милость, куда он подевал свой жуткий акцент?»

Песня, как и разговор до неё, была на языке сэра Л'рута, но музыкант исполнял её чисто, не коверкая слова – не переставляя ударения и не заменяя буквы. Красиво, как в тюрьме. Девушка блаженно улыбнулась и провалилась в страну грёз, а потому не услышала вопрос, тот самый, который хотела бы, но постеснялась, задать.

– Мальчик мой, а почему «только не с ней»?

– Лу, ты меня поражаешь. Я, конечно, не сама добродетель, но с ней… это ведь… это же… Это как соблазнить ребёнка!

– Ну-ну, – скептически оценил чародей, но на его счастье менестрель ничего не заметил. Он смотрел вверх. Вероятно, вопреки своему же утверждению, пытался сосчитать звёзды. Впрочем, из-под купола, с трудом удерживающего остатки жизни этого мира, ночных принцесс виднелось не так уж и много.

Толстое тёплое одеяло скатилось с носа куда-то за плечи – Дуня, недовольно поморщившись, попыталась вернуть то на прежнее место, но покрывало оказалось чересчур тяжёлым и к тому же за что-то зацепилось. Тогда девушка сменила тактику и поднырнула под одеяло сама. Не то чтобы манёвр полностью провалился: некоторое время нос не торчал наружу, надёжно защищённый от холодного воздуха, но потом самовольное покрывало вновь сползло. Помимо того у кресла отвалился подлокотник, в который упиралась ногами странница, что позволило утреннему морозцу отыскать ещё одну лазейку для атаки на изнеженную плоть. Да и само кресло, где клубочком свернулась Дуня, вдруг перестало быть уютным… эх, не стоило двигаться… Стоп! Какое кресло на поле брани?!

Девушка распахнула глаза. И за кресло, и за одеяло она принимала менестреля – парень, крепостной стеной окружив замок-Дуню, прижимал к себе странницу, словно ребёнок любимую игрушку.

– Спи, – прошептал он куда-то в затылок. В голосе равно смешались лёгкое недовольство и нежная забота. – Время ещё есть. Лу нас разбудит.

– Угу, – с готовностью согласилась Дуня и, переложив большую ладонь на лицо (хотя не имела ничего против и нынешнего её расположения), провалилась в дрёму…

Они сели одновременно и, не сговариваясь, посмотрели вверх. Правда, музыкант решил изучать небеса явно не по той же причине, что и странница: вскакивая, Дуня нечаянно разбила парню нос, и теперь несчастный запрокинул голову, чтобы остановить кровь.

– Чокнутая, – прогнусавил он и отодвинулся. – Лу! Это твои проделки?! Если твои, то сверну шею и скажу, что так и было.

– Ой, какой ты у нас грозный, оказывается, – судя по донёсшимся звукам, маг потянулся. – Мальчик мой, на зеркало-то не пеняй при кривой-то роже. Похоже, ты у нас лунатизмом страдаешь: как захрапел, так сразу к девице ближайшей и присоседился. С другой стороны, оно и к лучшему – мог ведь и ко мне с объятиями полезть. Так что – радуйся, верно, Лаура?

Дуня не ответила. Она снова с запозданием поняла, что волшебник обращается к ней. Но когда сообразила, тоже смолчала, однако не потому, что догадалась – момент упущен и теперь следует делать вид, что ничего не слышишь. Нет, вовсе не потому. Она молчала, так как ей было не до того. Сейчас странницу не пугали чужие подозрения, она не боялась за свою, ну да, девичью честь и её не страшил этот изуродованный мир. Мелочь, недостойная внимания. Ибо приближалось нечто жуткое.

– Н-да, Лаура…

– Лу, отцепись от человека! Вот скажи мне, кто назовётся настоящим именем, если рядом маг шляется?

– Ты у нас давно не стесняешься.

– И очень похоже, что по своей воле? – менестрель осторожно (видимо, опасался за ещё целые части тела) тронул Дуню за плечо. – Лаура? – затем, осмелев, бесцеремонно тряхнул. – Лаура! Эй!

– Извините, – выдавила девушка.

– Ерунда, – отмахнулся парень. И зачем, спрашивается, приставал? – Прошло. Что с тобой, Лаура? Ты так побледнела.

– Мертво всё, – попыталась объяснить Дуня. Потеряно огляделась. Действительно – всё мертво. Но и вчера было не лучше. Чего же она сегодня ждала? – Наверное, примерещилось.

– Примерещилось… – сварливо передразнил мастер Лучель. – Э-эх, как курить-то хочется! Девочка, поройся в курточке, глянь, там у этого жулика кисет и трубка припрятаны.

Спасибо сослуживцам А-алина, дымившим, как паровозы, иначе девушка не разобрала бы ни слова.

– Вы курите? – охнула странница. Конечно же, она обращалась к певцу – тот и откликнулся.

– Я?! Нет! Что? Я враг себе – здоровье и голос портить?! И Лу не советую… да разве ж он меня, такой мудрый, послушает.

– К чему мне вора слушать? Спёр у старика единственную радость – и доволен, мастер шустрые пальчики. Так бы на лютне своей наяривал! Тьфу!

– Делай после этого добрые дела… Ладно, кинь в него этой дрянью, раз ему себя не жалко, – менестрель брезгливо поморщился, но продолжать вразумление старшего товарища не стал, отлично понимая всю бесполезность этого занятия. – Лу, когда мы отсюда уберёмся?

– Покурю и…

– Кстати, а какого, – предъявил новую претензию музыкант, – мы всю ночь мёрзли? – (Дуня покраснела – ей-то, злопамятной мстительнице, было более чем тепло.) – Хоть бы костерок развели. Не то чтобы согрелись, но хоть пятки подпалили бы.

– Пятки. Без этого как-нибудь обойдусь, – волшебник флегматично набивал трубку. Какое-то успокаивающее и… классическое действие. Волшебники, особенно добрые, обязаны курить и естественно только трубку. – Во-первых. А, во-вторых, коробок был у тебя… то есть в куртке. И, в-третьих, чему тут гореть? Кроме того, что с нами, всё мертво. Топливо, воздух, огонь – тоже, – он чиркнул спичкой. Будь та чуть длиннее, походила бы на те, которыми разжигают камины – Дуне попадались фильмы об охотниках. Однако не тонкая палочка с серной головкой заставила замереть кроликом перед удавом. Точнее – не совсем она. Язычок пламени. Опять накатил ужас.

Всё мертво? Дуня только что сказала то же мастеру Лучелю, но говорила она вовсе не об очевидном.

Всё мертво. Всё. И ей уже доводилось смотреть на словно бы выцветший огонь.

– Саламандра… – прошептала одними губами девушка, но мужчины её услышали.

– Что? – встрепенулся менестрель.

– Саламандра, – отозвалась Дуня, не сводя взора со спички. – Саламандра. Она прощает только поцелуи женихов и щадит лишь верных жён.

– Какой оригинальный режим, – фыркнул чародей. – Никогда до такого извращения не додумался бы… Хм, Лаура, а ты была свидетелем подобной атаки? И как же ты выжила?

– Чудом.

Спичка, будто волшебник специально для зрителей держал её вертикально вверх, всё горела и горела, не желая осыпаться пеплом.

– Так, наверное, и должно быть. Здесь, – неуверенно предположил певец.

– Что? – мастер Лучель, наконец-то, догадался проследить два завороженных взгляда. Тотчас спичка полетела прочь – как только она коснулась земли, та запылала огнём, всё тем же блеклым, словно нарисованным на холсте, утратившем за древностью лет краски.

Они потерянными детьми к родителям ринулись друг к другу. Кто из них играл роль взрослого защитника, сказать с уверенностью было трудно – видимо, каждый рассчитывал на товарища по несчастью, так как даже чародей сейчас не выглядел спокойным и надёжным… особенно, если вспомнить, при каких обстоятельствах Дуня пересекалась с ним раньше. Страшно, жутко – и домашней, несмотря на пройденный путь, девушке, и бесшабашному менестрелю, и мудрому (вроде бы) магу. Не сговариваясь, они посмотрели наверх. Глупо, все понимали, но инстинкт жажды зрелищ пересилил инстинкт самосохранения.

Небо, как и вчера, тяжко нависало над землёй. Казалось, упасть ему не даёт лишь колдовское бурление налитых кровью облаков. Однако над защитным куполом, как и ночью, царили чистота и умиротворение – глаза нестерпимо резала глубокая синева зимнего утра. Только маленькая чёрная точка, выгоревший пиксель дорогого монитора, портила идеальную картину. Но вот крошка мрака превратилась в пятно. Солнце. Исчезли все звуки – Дуня не слышала своего дыхания и стука сердца певца, хотя вновь прижалась к парню, обхватив руками за пояс, пытаясь укрыться за кольцом его сильных рук… Солнце выросло. Жёлто-красный домашний огонь заискрился волшебным, золотисто-оранжевым с примесью алого… Как во сне. Всё как во сне! Не хватает стяга с изображением молнии. И «бомбоубежища».

– Лу! – первым очнулся менестрель. – Может, не будешь курить?

– Вообще брошу, если выживу, – нервно хихикнул чародей. – Что вряд ли. Но тогда выходит, тоже брошу… Амулет ещё не готов. Мне бы пару минут.

– Кажется, у нас их нет. Или купол выдержит?

– Прямой удар фейерры? Шутишь? Она выжирает всю магию на километры вокруг. А я даже не знаю, в каком она режиме запущена. Между прочим, ядерка тоже не исключена.

– То есть у нас никаких шансов?

– Почему никаких? Хиленькие, но есть, – мастер Лучель посмотрел на унизанные перстнями пальцы. На безымянном горел камень, скорее капля горного хрусталя, если вовсе не обыкновенная стекляшка. Внутри прозрачной сферы, словно бы в глицерине плавно покачивалась вверх-вниз тонкая игла. Одновременно она крутилась – точь-в-точь стрелка компаса, потерявшая север. – Почти. Ещё немного. Одного уже утянет. Ещё чуть-чуть… Не стойте вы без дела! Вещи соберите!

И странница, и менестрель сочли предложение приемлемым. Собственно, девушке и требовалось сумку поднять, музыканту – скатать два одеяла. Парень потянулся к имуществу – и Дуня охнула.

– Что такое?

Девушка молча кивнула на только что замеченную кобуру под мышкой. Пистолет, наверняка тот самый. Точно! Страшно, зато у Дуни нет теперь сомнений, что добрый, пусть и не без странностей, защитник сегодня выживет! Осталось посоветовать ему не лезть в «лабораторию»… или хотя бы не связываться со всякими мимохожими девицами. Похоже, с ней, Дуней, покончено, ведь со слов мастера Лучеля выходит, что вряд ли амулет справится с тройным грузом – мало времени… Хотя по ощущениям странницы запрошенные магом две минуты давно уж прошли. У неё ещё есть надежда?

– Ты знаешь, что это? – неподдельно удивился музыкант.

В любом случае хватит размышлять… Но как же пресловутые временные парадоксы? Что если своим предупреждением она ускорит неминуемую гибель и менестреля, и мага?

– Оружие, – в цинском словаре девушки не было понятия «пистолет».

– По твоему лицу вижу, что знаешь, – хмыкнул парень. Его глаза недобро блеснули. – Интересно – откуда. Потом мне расскажешь, ведь так? – не вопрос и не утверждение, скорее – приказ. – А пока, будь милостива, Лу ничего не говори. Воспользуюсь, если прижмёт – дрянь-то похуже фейерры будет. И Лу о ней знать не положено, – он выделил последнее слово так, чтобы Дуня осознала: он обеспечит её молчание вне зависимости от её желания. Вот тебе и добрый защитник. Помимо того, он говорил на родном языке Дуни – с ещё более худшим акцентом, чем на языке сэра Л'рута, но всё-таки говорил ясно и доходчиво. – Ты поняла?

Он ей не доверял. Впрочем, с его стороны это разумное поведение – кто ему Дуня?

– Поняла.

Но даже такой – грозный и опасный – он всё равно её защищал, когда других защитников рядом не было. Дуня перед ним в долгу. Вопрос, правда, в том – прислушается ли менестрель к ней?

– Э-ээм… Я обязана вас предупредить. Это странно, но…

– Тацу! – собеседники вздрогнули от вопля мага. – Тацу! Приготовься, сейчас будет пик. Хватай зазнобу – и притворитесь с ней единым целым, вдруг получится!

– Без проблем, – откликнулся музыкант. Его так зовут? Какое неожиданное имя… Певец легко подхватил девушку на руки и одним скачком перелетел к мастеру Лучелю.

– Раз. Два. Начали! – скомандовал чародей. И менестрель поцеловал Дуню. Теперь на его руках было ох как уютно. А ещё кружилась голова…

Это было… было… В общем, это было.

Дуня, тяжело дыша, круглыми глазами смотрела на певца. Хорошо. Как хорошо! И ей плевать, если он, как в тюрьме, недовольно хмыкнет – мол, могла бы изобразить что для вида. Или недоумённо присвистнет: «Надо же, а ты умеешь это делать. Не ожидал!»

– Хм, если я, – он перевёл дух – тоже несколько запыхался. – Если я повторю, по морде не получу?

Девушка зарделась. И поспешно покачала головой, а то мало ли, вдруг парень решит проявить какой-нибудь неожиданно ему присущий такт и откажется от затеи… Музыкант припал к губам Дуни. Пожалуй, его и перспектива мощной затрещины не испугала бы. Вот и хорошо…

Зря странница размечталась! Только она прикрыла веки, только отдалась поцелую, как её уронили на землю, а, нужно отметить, высота была немаленькой – ростом менестрель вышел.

– Что? Что такое?

Из глаз брызнули слёзы. Как больно-то! Это в коридорах «лаборатории» беглянка без последствий пересчитывала рёбрами лестничные ступеньки и падала с этажа на этаж. Сейчас Дуня всё чувствовала!

Обидчик не ответил. Он, явно продолжая движение, перекувыркнулся через девушку, чем кого-то сбил с ног и с треском выпихнул в ближайшие кусты, определённо густые и колючие. Почему-то чудилось – ядовитые. Затем кому-то дал кулаком в живот, врезал коленом по бедру, а третьему участнику – локтем в лицо…

Ой! А они не одни! И где это?

Словно бы завершая круг, певец вернулся к Дуне и спихнул её с холмика в ложбинку, скатился следом. В руках парень держал меч. Или, вероятно, саблю – клинок был гнутым, а все познания девушки об оружии имели источником популярные книги или давно читанные, а оттого основательно подзабытые школьные учебники истории… Любопытно, откуда у него эта штуковина? У тех отобрал?

– И куда нас угораздило?! – в голосе менестреля слышалась досада. Странница полностью его поддерживала – опять всё испорчено! Вот так всегда!

– Не знаю, – откликнулась Дуня и приподнялась, чтобы осмотреться. Тотчас оказалась лицом в очень невкусной траве.

– Куда, дура?! Прибьют! – прорычал над ухом защитник. – И я не тебя спрашиваю, а вслух размышляю. Лежи и не рыпайся, поняла?!

Девушка промычала нечто утвердительное – давление на затылок исчезло, и странница мигом нарушила чужой приказ и своё как бы обещание. Не нарочно, с тем же эффектом, с ушедшей в пятки душой, так как над головами просвистело что-то смертельное… зато оглядеться успела.

Местность была… Назвать её холмистой не поворачивался язык, скорее – волнистой. Будто мама-великан встряхнула покрывало перед тем, как повесить, и в этот миг её застигло безвременье – плед безвольно не опал, так и зависнув в воздухе, а какой-то художник взял и нарисовал с того изумрудно-зелёное море, где водой оказалась высокая трава, бурунчиками – кусты, скалами – одинокие деревья и редкие перелески. Однако на этом вся красота пейзажа и заканчивалась, ибо его портила битва, видимо, для разнообразия не отгремевшая, а вполне себе громыхающая, причём в прямом смысле этого слова – вокруг что-то трещало и взрывалось, кричали… наверное, люди и животные, слышались громовые раскаты и отчего-то барабанная дробь. В общем, Дуня окончательно и бесповоротно разочаровалась в своей удаче. Почему они с менестрелем не очутились на пустынном пляже, обязательно при каком-нибудь дорогом отеле, где парочка каким-то недоразумением была желанными гостями?.. Ну, или хотя бы в тихом уголке… Только не на кладбище! Дуне и мёртвого мира с беснующейся саламандрой за глаза хватило!

– Лаура, или как там тебя! Если помрёшь, сожалеть не буду.

– Идите вы… тогда своей дорогой, – неожиданно окрысилась девушка. – Вас же никто не заставляет меня спасать!

– А чего я мучился, вытаскивая тебя из-под фейерры?

– Значит, мучился?.. – Дуня хотела бы сказать хаму много нехороших слов и целых фраз, но не выходило. Всего мгновение назад её бы не расстроила любая, даже самая дикая оценка её поведения вообще и поцелуя в частности, сейчас же ещё чуть-чуть – и она разрыдается. Мучился? Как же так?

– Т-только не это! Не надо! Пп-пожалуйста! Не надо! – он заикался, его голос переполняла паника. – Только не реви, пожалуйста, – теперь он умолял. Девушка судорожно всхлипнула. – Лаура. Лаурочка, давай так: мы выбираемся отсюда, находим мирное местечко – и ты делаешь со мной всё, что пожелаешь. Угу?

– Всё? – заинтересовалась странница. И резко обернулась к певцу – его рука, до того успокаивающе поглаживающая спину, почему-то оказалась совсем не там, где могла бы не вызывать волнения.

Парень, по глазам подопечной осознав, что погорячился с предложением, смутился и отдёрнул расшалившуюся конечность. «Похоже, эта сцена вполне сойдёт за прелюдию к тому, что произойдёт между ними в „лаборатории“», – мрачно подумала Дуня.

– М-мм, давай считать, что мой кредит несколько увеличился.

Ага, дай сотню – буду должен две… В следующий миг девушку бесцеремонно припечатали к земле. Хотя над головой опять что-то пролетело, страннице показалось, что защитничек приложил её лицом исключительно с целью обезопасить себя от нежелательного ответа. Эх, по крайней мере, трава здесь была не в пример мягче, чем в угрюмых холмах мира Сладкоежки.

– Где этот Лу?! – менестрель приподнялся. Дуня потянулась за ним – и вновь встретилась носом с дёрном. Впрочем, судя по глухой ругани вперемежку с плевками, музыкант был в столь же незавидном положении, что и девушка. – Н-да, чудненькое укрытие!

– А вас правда Тацу зовут?

Она никак не могла решить – нравится ли ей имя или не очень. А ещё она его где-то слышала.

– Это так важно? Сейчас?

– Если честно, трудно сказать.

Теперь над макушкой свистело непрерывно – очень хотелось прикрыться руками, но странница боялась остаться без пальцев. Ох, что с незадачливыми путешественниками между мирами стало бы на том бугорке, страшно представить!

– Да, это моё имя. Говорят, мама придумала. Так ли это, спросить уже не у кого. Отец, вот, почему-то Рю зовёт.

Дуня непроизвольно почесала затылок – с языка так и рвался вопрос, а кто у нас папа? – и только после поняла, что делает. К счастью, невидимый враг временно оставил в покое их убежище, взявший за обстрел ложбинки за соседним холмиком. Почувствовав себя в безопасности, девушка осторожно повернулась, чтобы разглядеть, какими снарядами пользовался противник. Вдалеке набухали жёлтые облака – словно дымка после летнего салюта.

– Ой, а я такие в сериале видела. В «Горце», – с неуместным восхищением заявила странница. – Похоже на горчичный газ.

Вообще-то Дуня не была до конца уверена, что подобрала верные слова. Дело в том, что она понятия не имела, есть ли какая связь между ипритом и приправой, но по аналогии с родными определениями использовала название одного из эстрагоновских соусов, который более всего по вкусу напоминал чуть кисловатую горчицу. Всего мгновение спустя – мысли отчего-то путались, спотыкались друг о друга и с трудом складывались во что-то разборчивое – девушка сообразила, что следовало бы говорить на родном языке. Тот явно не был для менестреля чем-то чуждым, до чего Дуня могла бы додуматься и раньше, ещё тогда, когда парень турронцев с нугой сравнил. Хотя…

– Что? Газ?

Неужели она угадала?

– Вот дерьмо.

Знакомая, однако, присказка. Знакомый тон.

– Мы вляпались? – ну вот, теперь ещё и рот не слушается.

– Не совсем, но почти. Прикрой лицо!

Она с трудом приходила в себя. Вообще-то не стоило – голова раскалывалась, перед глазами плясала привычная уже муть. Как же ей надоели обмороки и дурные сны! На этот раз, правда, со снами было туго и отделить их от яви не представлялось возможным – одно бредовее другого. Жутко хотелось пить. Она попала в пустыню?

– Лу! Не трожь! Это для Лауры.

– И зачем так вопить? – недовольно прохрипела Дуня, прижимая пальцы к вискам. Она чувствовала себя колоколом… внутри… во время удара. А ещё – старинным монстром-будильником в утренний трезвон. И дождевым червяком на раскалённом асфальте… как раз под сандалией случайного прохожего.

– Да я не…

Точно – «не». Не мужчина, а глас божий.

– У-уу, – оценил состоянии девушки музыкант. Из сострадания сделал он это всего лишь в рупор.

– Разверзлись хляби, пал я ниц, – не удержалась несчастная.

– О.

По розовой мге поплыли тёмные пятна, медленно принимающие форму человека-призрака. Затем они стали резче, приобрели практически чёткие контуры, но почему-то двойные – ясное дело, к улучшению самочувствия видение не привело.

– Что со мной? – простонала Дуня.

– Сушняк обыкновенный. – Неужели этот изверг разучился говорить шёпотом… или просто тихо? – Другими словами, похмелье. На-ка, выпей – у охранников выклянчил. Ради тебя.

– Какая гадость! – поморщилась бедняжка и постаралась отползти подальше от горького, рвотного запаха. И это ей когда-то нравилась полынь?! – Не буду я ничего пить!

– А тебя никто и не спрашивает, – отрезал мучитель. Он не был таким жестоким даже на поле брани.

– Садист!

Он оказался сильнее, да и находился в более выгодном положении: ослепшая и оглохшая Дуня не сумела найти оптимального пути для бегства. Попытка отстоять свободу кулаками тоже не увенчалась успехом – девушка достала только воздух, хотя догадывалась, что массивный объект всего в одном вдохе от неё и есть искомый менестрель. К сожалению, при ударе он таял, как дым.

– Ого, уже на черепашку похоже, – оценил экзекутор. – Осторожно, Лаура, с койки свалишься.

Девушка испуганно замерла – с койки, это, наверное, высоко и больно.

– Умничка. А теперь будем хорошей девочкой и примем лекарство.

– Не будем, – закапризничала страдалица, но певец и впрямь не предлагал, а делал: Дуне зажали нос и в распахнувшийся рот влили омерзительно вяжущую, словно недозрелая хурма, жидкость.

– Ещё чуть-чуть, – подбодрил палач. – Раз – и глотаем.

Вообще-то странница намеревалась всё выплюнуть, но голос менестреля наполнился гипнотическими нотками – подчиняясь ему, девушка судорожно глотнула… и её будто током ударило. Волосы встали дыбом, по телу, от макушки до кончиков пальцев на ногах, пробежала волна мелкой дрожи, чтобы скрючить Дуню судорогой. Затем ухо уловило характерный высокочастотный писк зарядки – и перед глазами щёлкнули вспышкой. Грязную мглу сменил непроницаемый мрак. Постепенно в нём проявились белые полосы – очертания без сердцевины. Театр прозрачных теней! Склонившийся над девушкой менестрель; подвесная кровать, похожая на полку общего вагона; стыки стен и пола; дверь с решётчатым оконцем; кажется, ещё человек. И вертикальные прямые, соединявшие землю и небо.

Через мгновение мир запестрел яркими, неестественными цветами, словно кто-то решил раскрасить его гелевыми ручками. Дуня в школьные годы очень любила такими рисовать мозаики в тетрадях.

И всё встало на привычные места. Девушка даже не сразу удивилась. Комната превратилась во вполне просторную тюремную камеру, в одной из каменных стен действительно обнаружилась деревянная дверь с небольшой заслонкой по центру, другой оказался частокол толстых прутьев – ни дать ни взять клетка. Пол устилала почти свежая солома, в углу благоухал чан очевидного назначения и содержания. По глухим стенам висели пустующие нары – лишь на дальней от Дуниной койке сидел помятый во всех отношениях мастер Лучель. Он, страдальчески морщась, массировал виски. На второй из занятых скукожилась собственно Дуня, рядом возвышался недосягаемый Тацу. Он протягивал болезной глиняную кружку.

– Вода.

Девушка жадно рванула к источнику жизни, вцепилась, ей примерещилось, что мёртвой, хваткой в посудину двумя руками… и чуть не выронила драгоценность. Дуню трясло. К тому же такая маленькая на вид кружка на деле оказалась до неприличия тяжёлой – хорошо ещё, что менестрель на вменяемость подопечной ни в коем разе не рассчитывал, и потому не дозволил той действовать самостоятельно. Парень поддерживал и донышко чаши, и подбородок Дуни, и каким-то образом саму девушку.

– Осторожно, глупая, захлебнёшься.

У несчастной тотчас всё полилось изо рта. Опекун кривовато усмехнулся, но, как ни странно, раздражённым он не выглядел. Тацу заботливо утёр страннице лицо и, обождав, когда она отдышится, помог напиться.

– Вот, Лу, о чём я говорил, – менестрель полуобернулся к волшебнику. – По-моему, совершенно глупое занятие: спаивать девицу, чтобы соблазнить. Представь, – он скривился, – проснёшься поутру, а рядом такое. Заикаться начнёшь! Молчу о том, как Лауру час назад рвало – я уж подумал, что она наизнанку вывернется.

– Я не пьяница! Я вообще не пью! – монотонно заныла Дуня.

Парень посерел.

– Так, Лаура! Если закатишь мне истерику с депрессивным уклоном, я тебе такое устрою – мало не покажется! – и застыл сердитым изваянием.

Девушка, втянув голову в плечи, скосила глаза к носу, куда упирался не иначе как указующий перст. Н-да-аа. Ну и лапища! Такой врежет – и впрямь мало не покажется. Нет, лучше пусть одеялом прикидывается. Или лежит там, где в мёртвом мире лежала…

– Эй! Я всего лишь имел в виду профилактическое купание в холодной воде! Я девушек не бью! – искренне обиделся Тацу.

Выдернутая из грёз наяву, Дуня виновато посмотрела на защитника. Зарделась.

– Я… я… я о другом думала.

Признаваться, о чём, не стала.

– О. Извини.

Интересно, он догадался? Девушка понадеялась, что нет.

– Холодно.

– Ой, забылся, – парень вновь скинул с себя куртку с топазовой брошью и укутал в одёжу подопечную. Стало тепло и уютно.

– А всё-таки… Я ведь не пила.

– Не пила, – согласился менестрель. Он сел рядышком, откинулся на стену и устало вытянул ноги. – Я бы тоже не назвал стаканчик молодого вина выпивкой. Я укушался – это да. Но кто ж знал, что вас с Лу с такой малости развезёт – всё из-за ограничителей. Они из-за фейерры сломались – вот вы и нанюхались газа, а капелька вина завершила начатое.

– Нанюхались газа? – Дуня нахмурилась, вспоминая. Трудное оказалось занятие. – Горчичного?

Хотя вряд ли – вроде бы от него довольно-таки быстро умирают. По крайней мере, в «Горце» спасся только бессмертный Дункан МакКлауд, да и то лишь потому, что воскрес.

– Не знаю такой пакости, – отмахнулся Тацу. Что-то добавил, но для девушки фраза сложилась в абракадабру. Ругается? Нет, не очень похоже – эмоций не хватает. Насколько разобрала Дуня, парень отлично умел как скрывать, так и демонстрировать чувства: если бы он не желал, чтобы другие прониклись его злостью или досадой, то не допустил бы даже возможности предположить, что чем-то рассержен или расстроен. Видимо, какое-то неизвестное страннице понятие. – … надышались. Мне бы сообразить, что Лу в самый последний момент амулет запустил – ушли же прямо из-под удара. Нам ещё повезло: без хозяина фейерра тупа и первым делом к старому бросается, потому прежде всего обереги, что на нас были, выпила – как-никак целые сутки в мире существовали, – а в межпространственную дверь лишь стукнулась, мы уже за порог ступить успели. В общем, сбежать сбежали, но нагишом.

Шёпот. Шёпот далёкого прибоя. Нет, менестрель не бранился – волшебный переводчик всё-таки не всесилен, не отыскал схожего определения, не сумел подставить знакомое, пусть и исковерканное слово. Заклинание? Но как?

Как-как! Она же сама парню свиток и выдала, хомячок запасливый!

Произошедшее ворвалось в разум и, поначалу перемешавшись в кашу, выстроилось затем стройными рядами событий.

…Они неслись по полю боя. Как и раньше, ведущим был менестрель, Дуня – ведомой. Парень двигался по одному ему ясной траектории: петлял между пригорками, уже не такими и плоскими и низкими, как тот, на котором они очутились волей магии; умело и, пожалуй, рефлекторно уворачивался от снарядов (кажется, среди них имелись и маленькие камни, при ударе разлетающиеся на ещё более мелкие, и стрелы с настоящими боеголовками вместо наконечников, и какие-то круглые горшки, явно с зажигательной смесью, из-за которой воздух переполнял едкий жёлтый дым); кидал обоих на землю, вдавливал в траву; поднимал; скакал бешеным зайцем из стороны в сторону. Трофейная сабля вдоволь напилась крови.

Дуня, как велено, прикрывала лицо длинными плотными рукавами менестрелевской куртки, кое-как поддерживала отбивающую бока сумку и сквозь слёзы напряжённо смотрела под ноги – только бы не споткнуться, не оступиться, не упасть, таща за собой, подставляя музыканта. Дороги странница не видела, полностью доверившись руке Тацу, обхватывающей талию во время бега или подцепляющей за подмышки для резкого подъёма. Девушка знала, что защитник сражается – в основном, обороняется, иногда атакует. Она слышала звон стали, чмокающие шлепки – клинок выдёргивали из всё ещё живой плоти. Доносились вскрики, стоны, изредка нечто, вроде боевого клича – то от противников, то от менестреля. Вот вам и кабацкая драка – мастер Лучель был о напарнике то ли слишком дурного, то ли наоборот чересчур хорошего мнения… К подопечной музыкант претензий не имел – порой отдавал чёткий приказ, когда подозревал, что напряжения его тела недостаточно и Дуне требуется подсказка, как и что делать. Из них вышла слаженная команда.

Тацу замер. Голоса. Похоже, обращаются к нему. Ну да, мужчина, определённо воин, сабелька и одежда в подозрительных пятнах – с кого ещё спрашивать? кому ещё вопросы задавать? Не девице же, глупо хлопающей глазами.