Текст книги "Поле под репу (СИ)"

Автор книги: Елена Тыртышникова

– Я люблю репу, – не то чтобы солгала Дуня.

– Это правильно. Хоть одна из вашей братии нормальная! А то ж вечно бунты из-за какого-то белого зерна устраиваете! Нет бы из-за жёлтого, что ли, а то всё белое-белое…

– А она всё равно нас боится, – встрял в чужое ворчание насмешник.

– Ты бы не боялся? – бригадир покачал головой. – Особенно, когда кто-то бубнит о восстаниях. Она же не виновата, что её отец с человеком нагрешил!

А вчера-то её маму в дурной связи с эльфом обвиняли… Гостья глянула исподлобья на окружающих. Вроде бы на остроухих не похо… А разве она хоть одного встречала? Да и вон у того, лысого, уши впрямь заострённые, а у других не видны за шевелюрой.

– Давайте мы ей споём, – предложил самый молоденьки, безбородый. – Ту самую.

– Давайте! – радостно поддержала бригада. В руках зачинщика словно из ниоткуда возникла гитара. Парень попробовал один-другой аккорд, подтянул пару струн и завёл песню. Голос его, высокий и бархатистый тенор, звучал мягковато, но всё-таки задорно – Дуне понравилось, пусть и оригинальное, первое услышанное, исполнение было на порядок лучше.

 
…В чулане заперли дитя,
Но меч нашёл, наглец,
И с хламом тем к ногам припал:
«Благослови, отец!»
 
 
«Иди, – устало прошептал, —
Там, под горой ларец.
Найди, возьми, неси сюда», —
Благословил отец.
 
 
Сияя медным пятаком,
Мечтая, что певец
Слагает миф о смельчаке
Благослови, отец!
 
 
Скакал герой вперёд, вперёд,
Но тут нагнал гонец:
«Прошу, пойдём, славнейший сэр
Благослови, отец!
 
 
Похитил дочь злой чародей,
Сын бесов и подлец!»
«Спасу! Не бойся!» – обещал
Благослови, отец!
 
 
Пред войском демонов возник
Безумный наш храбрец…
И только тихо смог сказать:
«Благослови, отец…»
 
 
От страха меч в руке дрожал —
Был парень не боец,
Но в полный голос вдруг завыл:
«Благослови, отец!»
 
 
Бежали прочь созданья тьмы —
Так жуток стал малец.
И даже мага испугал
Благослови, отец!
 
 
Беду отвёл, на прежний путь
Вернулся удалец,
Не слыша девушки мольбу:
«Благослови, отец…»
Проехал тысячу он вёрст
И плюнул на ларец,
Ведь в мыслях очи вместо слов
«Благослови, отец!»
 
 
Девицу замуж он позвал,
Повёл ту под венец,
Впервые к месту попросив:
«Благослови, отец.»
 

Дуня, отставив кружку на пол, звонко захлопала. Да уж, теперь ясно, отчего менестреля так задела её кислая рожица. Впрочем, звёзды эстрады все такие чувствительные…

– Понравилось, крольчонок? – бригада поддержала девушку радостным гоготом и форменным рукоплесканием.

– Да, – пискнула пассажирка. Смущение и испуг постепенно покидали её, хотя стремление сжаться в комок всё ещё оставалось при ней.

– Ух ты! Какой голосок! Может, и ты нам что исполнишь?

Девушка замотала головой.

– Стесняешься, – догадался бригадир. – Тогда попозже. А теперь давайте выпьем за нашу гостью!

Не пить за себя показалось невежливым, потому Дуня, втайне надеявшаяся, что о её порции забудут, вытянула кружку из-под бочек, куда уже успела впихнуть её ногой. Чокнулась, пригубила. Некоторое время пыталась понять, куда делся воздух. Затем, когда всё-таки его отыскала, схватила вилку и опробовала месиво из миски. Вкусно. Действительно – репа. И лишь после утёрла глаза и нос. Рядом хохотали здоровенные мужики – представление им понравилось.

– Хороша на железке водица? – невинно поинтересовался Крештен.

– Не то слово, – кивнула Дуня. – Но петь я всё равно не буду!

– Ребята, ещё пара глотков – и она наша, – подначил бригадир. – Посмотрите, какая уже разговорчивая стала.

Девушка вспыхнула и твёрдо решила про себя ни за что не открывать рот, иначе она им тут заведёт арию Лягушонка, ту самую, привидевшуюся в кошмаре, что мучил в замке сэра Л'рута. И это – полбеды. С неё же станется затанцевать, как приснопамятный скелет-марионетка.

– А откуда вы эту песню знаете? – тотчас отступила от намерений странница.

– Да был тут стопщик месяца два назад. Весёлый мальчишка, хоть и наглец, каких свет не видывал. Да таким можно, если не сказать – нужно! Не из наших и не из людей, и не полукровка – в общем, нездешний, пришлый. Откель – не разобрали, плохо он язык знал. Зато пел… Ох, иная мелодия так за душу брала, что рыдать хотелось. Влюблён, видать, парнишка в кого да сам же от себя за задором скрывает. Одной песне он нас научил… А ты, крольчонок, знаешь, о чём она? Мы ж слов не понимаем.

– Знаю, – пожала плечами Дуня и рассказала всё как есть. Лишь закончив, она обнаружила, с каким облегчением на неё смотрят работники железной дороги. – Что такое?

– Да так, – выдохнул бригадир. – До последнего боялись, что мальчишка над нами подшутил – с его-то характером станется. Всё-таки не обманул он нас с песней.

Как это водится в поездах, быстрый и шумный обед легко и незаметно превратился в долгий тихий час, наполненный удовлетворённым сипом, сладким причмокиванием и переливчатым храпом. Почти вся бригада улеглась спать. Лишь пара игроков в местное домино собралась было постучать костяшками, но стол из бочек надёжно оккупировали Крештен и бригадир с помощником. По крайней мере, Дуня решила, что «хрупкий и маленький» насмешник – второе лицо в команде. А Крештен? Крештен, видимо, старожил и гуру, к которому и начальству за советом обращаться незазорно.

Претендовать на место этой троицы, судя по суровым взглядам и толстенной потрёпанной книге на бочках, смысла не имело. В остальной же части вагона не доставало света – единственный, более-менее подходящих для игры пятачок у всё так же приоткрытой двери заняла девушка. Она отстранённо наблюдала, как необъятные луга сменяются чащами, распадающимися на перелески и вновь собирающимися в тонкую полосу деревьев у самой дороги – сквозь зелёные ветви сверкали золотом поля. То пространство разливалось огромным голубым озером, то зарастало покосившимися домишками какой-нибудь деревеньки, безвременно ветхой. Не раз и не два поезд пересекал полноводные реки и покрытые ряской пруды. Впрочем, не всё оказалось настолько же привычным обычному путешественнику: встречались луга, на которых ветер играл не среди травы, а качал головки грибов на тонких ножках, далёкие деревья представлялись чересчур высокими и походили на дома, нежели на растительность, а у горизонта порой мелькало нечто огромное, словно там стояли небоскрёбы или гигантские замки. Подробностей Дуня разглядеть не смогла – мешали зрение и скорость поезда.

Попросить гостью потесниться хозяева отчего-то не захотели – возможно, не так уж и велико было желание играть – и тоже завалились на кровати.

Всеобщий дневной отдых Дуню нисколько не удивил – «стопщицу» и саму клонило в сон, хотя ещё недавно она встала с постели… тьфу ты, с корней псевдодуба. Поразило девушку другое: к ней не лезли с расспросами – удовлетворившись невнятной байкой за обедом, бригада предпочла незнакомке подушки и одеяла. Не то чтобы странница была против, очень даже за, но непривычно оно как-то.

– Мы ж ночная смена, – хмыкнул насмешник. – Ребятам скоро работать. – Он улыбнулся.

Дуня покраснела.

– Да что ты всё время смущаешься, крольчонок? – изумился следом Крештен. – Этак ещё сгоришь ненароком. И как нам тогда твой пепел таможне объяснять? На границе ох как некромансеров и прочих падальщиков не любят!

Путешественница так и не поняла – серьёзно он или нет. По тому, как бригадир с помощником синхронно приложили руки к груди, будто под рубахами прятались обереги, а сам Крештен сложил пальцы щепотью – явно охранный знак, – здоровяку было не до шуток. Час от часу нелегче.

– А тот мальчик?.. – девушка всё никак не могла придумать, как вежливее и к месту задать вопрос, а тот возьми и сам всплыви, чтобы отогнать неловкость и суеверный страх. – Как же он успел вас песне научить, тем более, на неизвестном языке?

– Да это ж не крольчонок, а кошечка! – восхитился бригадир. – Аж до чего любопытная! Пусть и пугливая…

Крештен и помощник хохотнули.

– Ладно-ладно, расскажу. Благо, раз песню знаешь, землячка ему, а, следовательно, не чужая, – замахало начальство руками на вновь уподобившуюся закату гостью. – Он с нами почти неделю ехал. Все запасы подчистую смёл. Да нам-то что! На новые, свежие кого надо растрясли. А у мальчишки организм молодой, аппетит хороший – не жалко. И что пройдоха этот на руку нечист оказался… так сами дураки, уж у пацана всё на лице написано – вор-то он не по призванию, а по обстоятельствам. Так что приглядывать за ним внимательнее стоило. С другой стороны…

Честно говоря, Дуня и без «баллады» о нём бы только и подумала. И насчёт «не по призванию» поспорила бы – и турронцы, и их столичные конкуренты ругались на чём свет стоит при одном лишь упоминании, к кому ушла Дева-хранитель.

– А следи мы за ним, полагаешь, поймали бы на горячем? – покачал головой насмешник.

– Вряд ли, – согласился Крештен. – Но могли от глупостей удержать.

– Глупостей? – передразнил бригадир. – Сдаётся мне, он свой поступок глупостью не считал и постарался, чтобы мы ни коим боком к его деятельности причастными не оказались.

– Что случилось? – встряла Дуня. Ей и впрямь хотелось разузнать, какую пакость ещё успел натворить менестрель. И что ему спокойно не поётся-то? Ведь талант! Талантище, какой поискать – не сразу сыщешь. Точно! Не сыщешь – вся королевская конница, вся королевская рать… А так ли уж рьяно выслеживали «опасных и ужасных» преступников? Что-то девушке подсказывало: поклонников у убиенного правителя было, наверное, столько же, сколько и благодарных потомков. Странница хорошо помнила, что менестрель предложил местному принцу выбирать – и принц выбрал. Юноша остался один, никто на него не давил.

– Везли тут у нас ценный груз, – легко откликнулся курчавый. – Ни я, ни кто другой из пожелезников его не видели. Правда, эти, из пассажирских вагонов, утверждали, что всё знают. Так они многое болтают: им верить – себя не уважать. Груз-то этот и солдаты вооружённые, и технари, и маги сопровождали. Так что знали о нём только те, кому положено.

– И те, кому не положено, – буркнул Крештен.

– Э нет, ему-то как раз положено было, хоть и по иной статье, – фыркнул бригадир. – День ехали – ничего. А потом суматоха началась – стащили что-то. Причём явно важное, без чего всё прочее – бесполезные цацки. Шмон, конечно, дикий был. Всё вверх дном в составе перевернули, так как уходить было некуда – мы через болота шли. Хорошенькие такие болота: каждый раз хожу – гадаю, как там вообще железку проложить сумели. Ведь когда клали! Когда маги только-только на ноги встали, да и технари недалеко от ветряных мельниц ушли. За нашего стопщика мы боялись, но на него не думали. Он уж трое суток, как песням нас учил и игре в… – На этом слове волшебный переводчик всё же спасовал, хотя пошумел в голове больше обычного. – Когда груз цепляли, парень в бочке чин чином сидел. И никто из проверяющих его не учуял.

– Значит, сами виноваты, – подытожил помощник. – Сами вора в составе проглядели. А вот, когда по-настоящему трясли и ни его, ни следов не обнаружили, тогда догадались, кто уж за веселье ответственный.

– А почему охране не сказали? – полюбопытствовала девушка. – Может, человек он и хороший, да ведь преступник. И с ваших слов выходит, что государственный.

– Да, государственный, – не стал спорить работник железной дороги. – И поверь, доложили бы мы, себя не пожалели, укради мальчишка зерновой ларь или святыню. В общем, покусись он на народное добро, сами бы поймали и пусть, что в тюрьму тоже угодили бы, зато вор от расплаты не ушёл бы. Но с грузом тем дело тёмное. Конечно, трясли состав хорошо, но скандала не поднимали – и газеты, и сети молчали, будто и не было ничего. Более того, вдруг взялось желание ничего перописцам не говорить. Нечисто тут. – Рассказчик помолчал. – Кошечка, ты, случаем, с нашим фигурантом не знакома?

Для разнообразия Дуня побледнела, но всё-таки врать не стала.

– Встречались, – за ответом девушка не сразу сообразила, что насмешник говорил о каких-то чересчур уж родных по звучанию газетах и сетях. – Почему вы называете его мальчиком? Он же старше меня!

Троица внимательно посмотрела на собеседницу.

– Да, пожалуй, постарше, – кивнул бригадир. – Тебе, поди, лет пятнадцать-шестнадцать. Он на годок-другой вперёд ускакал.

– Э-ээ, мне вроде не совсем шестнадцать, – удивилась Дуня. – Точнее, совсем не…

С её-то возрастом часто ошибались, но принять взрослого мужчину за восемнадцатилетнего юнца – это уже перебор. Может, у них другое летосчисление? Например, после выдачи местного паспорта день рождения отмечают раз в полтора года? Нет, вряд ли – будь в понятиях какой подвох, переводчик бы не утаил. Волшебный толкователь, если не находил идентичного определения, выбирал слово, наиболее близкое по смыслу, и чуть искажал его, как будто показывая: говоривший имел в виду нечто похожее, но и только. По крайней мере, такой подход объяснял «стопщицу».

– Как это: совсем не? – вернуло изумление курчавое начальство. – Ну-ка покажи свои колечки.

– Какие колечки? – окончательно запуталась пассажирка. Украшения, понятное дело, остались дома. «Амулет» попал к Сладкоежке. В замке сэра Л'рута у Дуни, как ни странно, появились кой-какие побрякушки: заколки, шпильки, похожие на резные спицы, ленточки и шнурки для волос. Но колечек с собой не было – ни один из женишков не озаботился.

– Как какие? – бригадир протянул гостье левую лапищу. – Годовые, естественно.

На безымянном пальце хозяина светлел широкий ободок с волнистой, словно у водопроводного крана, нарезкой.

– Я думала, это – обручальное.

– Обручальное? Что за чушь такая?

– Ну-уу, ээ-э, – Дуня почесала в затылке. – Обычно муж с женой носят. Одинаковые.

– Зачем? – недоумённо начал Крештен, но вдруг, подхватив руки девушки, восхищённо выдохнул: – Ух ты! Чистокровная человечка! А мы-то… Как же мы так лопухнулись, тебя за половинку приняли?! – И он осыпал пальцы Дуни поцелуями. Не то чтобы страннице не понравилось, но ладони она высвободила.

– Охолонись! – грозно оборвал чужие восторги бригадир. – Крештен, тебе потом дочка за мамочку спасибо не скажет! – Девушка без труда догадалась, кого имели в виду под мамочкой – и вновь залилась краской. – Да и постыдился бы к дитю невинному ластиться! У тебя ж подруга на каждой станции!

– Может, я жениться надумал, – недовольно буркнул здоровяк, но от гостьи послушно отсел.

Да что это за наказание такое-то! И интересно, когда это Дуня успела перебраться за стол? Она сама такого не помнила.

– Жениться… Знаем мы тебя. Жениться… – Будто вторя бородачу, поезд дёрнуло да так, что один из спящих работников рухнул на пол, после чего заклинание в голове даже не пискнуло, решительно отнеся прочувствованную тираду к разряду природных шумов. – Что за?! Откуда они таких машинистов набрали?! – Бригадир оказался более сдержанным. Или же волшебный переводчик приспособился к носителю. – Словно вчера с тренажёра слез – на каждой развязке икает!

Ход состава выровнялся, некоторое время ускорялся, а затем поезд начал тормозить. Крештен выглянул в дверь.

– Неплановая! – рявкнул он.

– А ну-ка, кошечка, далеко от бочек не отходи! – тотчас приказало начальство. – Если с дозором пойдут, прыгаешь внутрь и сидишь мышкой! Поняла?

Дуня быстро-быстро закивала.

Минут через десять поезд всё-таки остановился, напоследок основательно тряхнув пассажиров и груз, чем вызвал поток комментариев не только от старших, но и от рядовых членов бригады.

– Сам главный по составу идёт. Пешкодралом, – доложил Крештен, принявший роль наблюдателя. – С ним два хмыря в синем. Хе! С золотыми пуговицами. В плащах. Пилотках. На «ласточках», значит, примчались. Н-да, от таких гостей не то что икать, заикаться начнёшь! По вагонам ходят.

Через мгновение девушка оказалась в «столе». Для этого не требовалось ждать, когда поднимут крышку, а затем изображать умелого акробата, перелезая высокий борт – у работников железной дороги всё было продумано. Обручи одной из бочек отмыкались, три доски за ними открывались дверцей и в образовавшуюся дыру проталкивалась туго соображающая стопщица. Что они здесь контрабандой провозили, кроме зайцев, Дуня побоялась представить.

– Ночная? – Входная дверь с характерным скрежетом отъехала в сторону.

– Так точно, командир! – согласился Крештен. – Что случилось? Почему расписание нарушаем?

– Ох ты… – досадливо сплюнули в ответ. – Надоел, репей! Где начальник?

– Тут я, командир. Чего надо?

– И этот – туда же! Когда ж я вас в другой состав сбагрю-то! – видимо, оба здоровяка у руководства уже в печёнках сидели.

– Не дождётесь, – не разочаровал бригадир. – Нас же главными поставят. Это ж головой работать придётся. А мы с Крештеном думать не любим, так что касок на нас не напасутся.

– Ага, как же, – хмыкнули снаружи. – Так я вам и поверил. Чем занимаетесь, ночная?

– Как чем? Бригада пытается спать, а мы дебет с кредитом сводим. Что-то вы нам опять недодали!

– А кроликов по пути не подбирали? – проигнорировал намёк главный по составу.

– Не-а, не подбирали. А что должны были?

– Да иди ты! Вот, возьми ориентировки. Среди своих распространи. Родне выдай. В вагоне над лампой повесь.

– Сделаю.

– Ну, бывай, ночная. – Дверь поехала обратно.

Четверть часа спустя поезд тронулся, приложив Дуню о стенки убежища. Девушку выпустили, когда перестук колёс стал ровным и убаюкивающим. Она почти успела задремать – была б бочка чуть менее неуютной.

– Неправильные я вопросы вам задавала, – тихо проговорила странница. – Следовало спрашивать не о том, почему вы о стопщиках молчите, а как вы их до сих пор с собой берёте!

– Всегда брали. И будем брать, – отмахнулся бригадир. – От ареста не убежишь, а помереть – всего один раз помрём… Если, конечно, магов комиссариат какого некромансера не упустит. С ними иногда случается, а потом только руками разводят – извините, мол, недоглядели. – Курчавый внимательно всматривался в белоснежные листы. Наверное, те, с неизвестными «ласточками» прилетевшие. – Ты смотри-ка, знакомые всё лица.

– И точно, ребята, – подтвердил Крештен. У него в руках тоже сияла отражённым светом кипа бумаги. – Везёт нам на попутчиков, ничего не скажешь.

Чуя недоброе, Дуня подлезла под локоть ближайшего великана.

– Удачливые мы, – звонко поддакнул самый молодой из компании, владелец гитары.

Девушка готова была разрыдаться в голос.

– Да я же его всего единожды видела! Да почему же так выходит-то!

– А вознаграждение, вознаграждение-то! – не отставал от коллег насмешник.

С листа с трёх портретов взирала на этот злой, неблагодарный и, в целом, неудачный мир нарисованная Дуня: в фас – два раза по плечи и один в полный рост. Имелось ещё четыре вида в профиль. На левой картинке странница щеголяла двумя косицами и венком из мелких белых цветочков – никогда ничего подобного девушка с собой не творила. На прочих – распущенные чёрные волосы горели красными прядями. К трём (профиль, фас, профиль) портретам в полный рост приставили мерные линейки, словно Дуне собирались костюм пошить, а не в розыск объявили.

Догадалась бедняжка, что значат эти изображения, без труда: хотя волшебный переводчик не распространялся на печатную продукцию, большие, яркие иероглифы и возгласы работяг, да и слово «ориентировка» не позволяли предположить, что это, например, афиша выступления или попросту реклама какого-нибудь… ну-уу, ателье свадебных платьев.

– И можно трупами рассчитываться, – донеслось из глубины вагона. Там пара ребят любовно лепила плакаты на стенку. – Но за живых больше дают. Кстати, рекомендовано ловить поодиночке.

С соседнего разворота в столь же подробных и цветных «комиксах» был представлен… Была представлена хитрая рыжая морда. Загорелая, с едва видимой россыпью веснушек на носу. С лёгким пушком будущих усов над губой. Голубоглазая. Чуть лопоухая. Вихрастая. На одном из портретиков тоже в венке. Но если Дуня казалась удивлённой, то этот весёлый до радостной наглости тип явно был доволен жизнью.

– О-оо! Послушайте, какие тут меры безопасности насоветаны! Лауретту…

– Не зовут меня так! – истерично взвизгнула гостья. – Лес я, Лес!

– …Лауретту Лесную, – не обращая на стенающую стопщицу внимания, продолжил изгаляться очередной работник, – велено связать посеребрённой волосяной верёвкой, словно не человечка она, а дикий оборотень. – Парень подошёл к девушке и ловко стянул ей запястья блестящим шнурком. Обождал, к чему-то прислушиваясь, и снял путы, покачал головой. – Какая досада, не сестра ты мне по Луне.

Дуня лишь остолбенело наблюдала за ним. Как раз тем, лысым, с острыми ушами.

– А у напарничка, прежде всего, следует отобрать лютню и флейту и переломить.

– Кого? – не поняла несчастная.

– Инструмент, конечно. Преступнику же необходимо заклеить рот, а самого обмотать золотой цепью и завернуть в фольгу. Видимо, способ готовки такой. Интересно, сколько нужно специй добавлять? – Крештен задумчиво огладил бороду, затем выдающееся пузо… И всё-таки не удержал серьёзной мины и расхохотался. Бригада тоже не утерпела.

– Так… вы пошутили? – с надеждой в голосе уточнила девушка.

– Не-еет, – разбил всякие ожидания бригадир. – Вы с этим бесёнком в мировой розыск объявлены.

Странница печально посмотрела на очередного члена своей преступной семьи. Первой мыслью была – за что же Сладкоежка с ней так… А потом, чертыхнувшись, Дуня тяжко вздохнула. За что это она со Сладкоежкой так! Как и перед побегом из замка сэра Л'рута, перед глазами вместо юного защитника стоял заключённый сто сорок четыре. И именно он, а не друг и спаситель, красовался на плакате.

– В чём хоть обвиняют? – смирилась девушка. – Не в убийстве короля?

– А что? – восхитился владелец гитары. – Ты и к такому причастна?

– Нет!!! Никого я не трогала!!! Только одного мужика по черепушке ведром приложила! Но так ведь плохой человек был, наёмник! На людей напал… – Дуня стушевалась.

– Ой, что же мы её кошечкой-то обозвали? Это же – тигрица! – оценил выпад лысый. И вдруг тепло улыбнулся. – Здесь не написано, в чём тебя обвиняют, девочка. А, значит, ты ничего не натворила. Не бойся. Пока ты на железке, никто тебя в обиду не даст. Даже главный по составу. Думаешь, отчего он только про кроликов спрашивал, а тигрицами и бесятами не интересовался? Всё он понимает. И очень хорошо – в своё время стопщиков тоже подхватывал.

Бригадир и Крештен разом кивнули, подтверждая сказанное.

– Но дальше станции не возьмём, – начальство развело руками. – Там для тебя самая опасность. А это… – он протянул один из листов, – тебе на память.

– И… – Крештен заговорщицки подмигнул. – Когда встретишь дружка, задай ему по первое число – от себя и от нас. Нечего девушку свою в такой беде бросать…

– Уж обязательно, – буркнула Дуня. А что ей ещё оставалось? Всё отрицать?

И чего им всем неймётся? Своей женой не смог объявить – так приписал другому. Вот, найти бы этот рог брачного изобилия да подклеить. Надоело уже!

Где-то ближе к закату состав вновь замедлил ход. На этот раз получилось мягко и почти незаметно – то ли машинист сменился, то ли его не пугали незваные «ласточки». Во всяком случае, руководство бригады хмыкнуло одобрительно.

– Плановая. Твоя, – прогудел Крештен и наподдал Дуне пониже спины, подгоняя к двери. Девушка от возмущения взвизгнула. – А, может, на перроне полной остановки обождёшь? – Здоровяк подмигнул. – Там и священник, и нотариус есть. На погрузку пассажиров у нас полчаса намечено плюс десять на замену тягача – как раз успеем, а?

Странница лишь волком зыркнула и поправила изрядно потяжелевшую сумку. В качестве сувенира и символической платы за проезд Дуня оставила одну из шалей, благо самая лучшая всё равно оказалась в лапах менестреля. В ответ получила подарки от добродушных и весёлых работяг. Кружку – а если кто «Ураганку» предложит, а у тебя ёмкости нет? «Набор туриста» – предыдущий гость забыл, мы посмотрели, нам ни к чему. Дуня от чужой косметички нос воротить не стала – в ней имелась пластиковая упаковка с чем-то жидким, то ли шампунем, то ли мылом, и тюбик зубной пасты. Да и другие вещицы были небезынтересны исстрадавшейся по цивилизации девушке. К тому же сам набор явно собирался для женщины – похоже, владелец его позаимствовал у кого-то без спросу.

– Да не за меня, за него, – Крештен ткнул, не глядя, пальцем за спину. Указал на тотчас покрасневшего владельца гитары. – Молодой, сильный, без вредных привычек.

Сватаемая пара обменялась виноватыми взорами – ни того, ни другого семейная жизнь не прельщала, а обидеть хорошего человека не хотелось.

– Ну, нет так нет. Вот уж! Предложить нельзя! – притворно возмутился весельчак, но продолжать не стал, догадавшись, что кто-то может и гитару о его голову разбить, а потом его же обвинить в потере замечательного инструмента. – Готова?

– Нет, – вздохнула Дуня. Земля за дверью двигалась слишком быстро.

А ещё девушка стала обладательницей лёгкого летнего платка, пушистого розового полотенца, толстой колоды карт и полной походной солонки. Всё, кроме колоды, имело для странницы большую практическую ценность. Зато карты были красивыми. Игрушки Дуня, несмотря на возраст, любила.

– Не боись, я мастер в своём деле! – ободрил Крештен – и уже через мгновение гостья оказалась за руку спущенной наружу.

Дуня даже не упала, всего с десяток шагов пробежав по каменной насыпи.

– Прощай, тигрица! – хором донеслось спереди. Бригада едва ли не всем составом высунулась из вагона.

– Пока, – шепнула странница и несмело подняла руку.

Накатила грусть. С весёлыми парнями было хорошо. Не одиноко. Она казалась там нужной кому-то. А сейчас… Сейчас только ветер трепал вновь спутанные волосы и одежду.

Может, стоило остаться? Дуня усмехнулась. Или не бежать за мулом, отлично зная, что ей не удержать, да и не поймать испуганное животное. Не бежать за мулом… Или пуще того – от Вирьяна. Тоже ведь молодого (почти), сильного (несомненно) и без вредных привычек (возможно)… Н-да, верно она сказала пожелезникам: неправильные вопросы она задаёт. Неправильные не содержанием, а тем, что не ко времени они всплывают. Не ко времени и не к месту. Что толку думать: стоило оставаться или нет, если она уже не осталась? Так что – нет и смысла жалеть себя. Только от печали кукситься.

Странница отмахнулась от самокопательных глупостей и бодро зашагала вслед за поездом. Дойдёт до станции, купит билет в обратную сторону – добрый бригадир всё-таки сунул тайком ей пару купюр в карман сумки – и вернётся к турронцам. Дуня искренне надеялась, что за два денька близнецы далеко не уйдут. И верила, что ей достаточно вернуться на станцию назад. А что до розыска? Ну, кто ж в такой чумазой растрёпе признает ту красотульку с ориентировки?

Вскоре от железной дороги ответвилась асфальтовая. Она, на десяток-другой метров прижавшись к насыпи, вильнула чуть в сторону, за полосу высоких деревьев и побежала параллельно рельсам. Девушка, не размышляя, выбрала более удобный путь. Она шла вперёд и тихо пела под нос: «Благослови, отец!» Жизнь была простой и прекрасной.