Текст книги "Влюбляться запрещено (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Эпизод десятый: Бриллиант королевы
С первыми же нотами композиции до нас доходит туманное сообщение: без сучка, без задоринки не получится.
А.Г.Н.И.Я. берется за юбки, поднимает несколько слоев и, пока мы, как олени, дружно пялимся на показавшиеся из-под воздушного купола щиколотки, извлекает странного вида цепь. Продолговатые серебристые звенья медленно сползают по ее руке и с гулким звуком ударяются острым концом о паркет.
Что за мракобесие?
Инкрустированная камнями корона. Бальное платье. Утилитарная цепь.
Конкурс вне программы? Исключение лишнего?
Нет, черт возьми. Это просто глюк в матрице.
Моя челюсть не падает синхронно с остальными в этом зале, только потому что я до этого с такой дурью стиснул зубы, что расцепить их не могу, ибо заклинило.
Убогий вечер памяти кинематографа плавно выливается в самостоятельный блокбастер. Голливуд, вот те на, просто плачет в сторонке!
Когда имеешь дело с А.Г.Н.И.Е.Й., знакомишься с самыми разными видами искусства. Некоторыми я, благодаря ей, и сам в совершенстве овладел. Искусством взрывного гнева, к примеру. Я, блин, двигатель внутреннего сгорания!
– Че за лямбда?.. – выдыхаю на разгоне упавшим голосом. А после уже во всю глотку реву: – Что творишь, чеканутая?!
– А ты думал, я не понимала, что ты явишься? – распускает в свою очередь горло Филатова. Распускает лишь потому, что есть необходимость перекрикивать музыку. Так-то гадина улыбается. – Ты ведь не упускаешь возможностей, Нечаев? Так вот знай: я тоже! Не на ту напал, гангстер кроенный!
– Да похрен, – толкаю грубо. В следующую секунду уже на Яббарова смотрю. – Какого лешего ты застыл? – гаркаю, сокрушаясь из-за заминки. У нас не так много времени, а этот болван, пребывая в полной прострации, только руками разводит.
– А че делать-то?..
Меня тотчас охватывает ярость. Рвет изнутри – все на своем пути снести готов. Лишь многолетняя Нечаевская дрессировка помогает оставаться в клетке стального самообладания, не доводя эту сталь до температуры плавления.
– Я прошу прощение, а ты уху не ел ли? – выписываю жестью, но на отвались. И распоряжаюсь: – Делай, что должен!
Последнее – девиз по жизни. От отца впитал, Драконам своим передал. И Яббар, конечно, с первой подачи принимает посыл – вратарь же. Ну а над тем, насколько наша миссия в принципе абсурдна, мы, естественно, мозги не ломаем. Рано.
Кивнув, Китаец принимается за имитацию внушительности прикладываемых усилий. Поворачивает голову влево, дурковато вытягивает губы в трубочку и нарочито бурно выдыхает. А уже после этого, взяв прицел на А.Г.Н.И.Ю., хлопает в ладони и так же демонстративно растирает их.
В очередной раз скрипнув зубами, наблюдаю, как боец драматического искусства бросается к его королеве.
– Вот это схватка! – выкрикивает Рацкевич, как по мне, преждевременно.
Филатова ведет себя запредельно уверенно. Все движения выверены и легки. Эта клятая цепь скользит по ее изящным кистям, будто змея. Стоит Яббарову оказаться рядом, она, словно сама собой, поднимается в воздух и атакует. Своеобразные звенья метательного орудия со свистящим звуком опутывают руку пацана. Рывок, и он падает, даже не успев понять, что случилось.
Если честно, хлебнуть ухи в тот миг доводится всем. Мне в том числе.
Что за раскудрявый?..
Пока мы сглатываем и прочищаем видимость, Филатова дерзко и ловко сваливает на пол следующую жертву – ошарашенного Рацкевича.
The show must go on!
Бес ее знает, где эта А.Г.Н.И.Я. обучалась, но ведет она себя, словно опытный боец.
И нет, это не глюки матрицы. Это читы в реальной жизни[13]13
Читы в реальной жизни – это мемная фраза, которая используется для описания ситуаций, когда кто-то добивается успеха или делает что-то невероятное, как будто используя чит-коды из компьютерных игр.
[Закрыть].
– Хватит рамсить! – кричу, агрессивно двигаясь в сторону устроенного Филатовой беспредела.
Взглянув на меня, она загорается невиданной ранее злостью.
– Ты к чертям достал меня! – вопит, направляя свою гребаную цепь на меня.
Совершая несколько стремительных движений, лавирую, как на льду. Расставляю руки и скидываю пальто, но, прежде чем, взмахнув им по воздуху, успеваю накрыть летящее в меня орудие, проклятое заряжает мне по голове.
Основной удар приходится в боковую часть. Чуть мягче хвост цепи оплетает затылок. В воздухе при этом формируется такой звон, как будто мой котелок чугунный и пустой.
«Ему не хватило скорости…» – последнее, что я хотел бы оставить на своей могильной плите.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – слышу молитву.
Вот только не в формате заупокойной службы, а в виде демонического троллинга от самой Филатовой.
Пропела ли она это в реале? Да!
С бешеным ревом выпускаю боль, которая слепит глаза.
«Реакция, сын. Контроль и реакция. Это очень важно. А в решающий момент – главнее всего», – слышу голос отца.
Праведный гнев превращает меня в Кинг-Конга. Люди, колонны, свисающие с потолка занавески, столы с закусками, сцена, шары, экран – все кружится, сливаясь в симметричные трехконечные узоры калейдоскопа. Но я шагаю вперед и ловлю ладонью цепь. Филатова тянет, намереваясь и меня сорвать с ног – это злит еще сильнее. Намотав звенья, дергаю в свою сторону. Она хитрая – отпускает раньше, чем моя сила заставит ее рухнуть.
Швырнув цепь Набиеву, чтобы забрал с собой как вещдок, пошатываясь, шагаю назад.
Вспышки в глазах – видимость продолжает плыть. Что в целом неудивительно, в башке ведь нарастает давление и появляется пульсация. Сам череп при этом словно в тиски зажимает – ощущение, что вот-вот лопнет, в наличии. В ушах возникает шум, и ко всему еще каждый внешний звук отбивается глухим эхом.
Чтобы сохранять равновесие, я, черт возьми, вынужден концентрироваться.
Сотрясение, что ли? Реально?
После всех злоключений вот так просто… Из-за какой-то девчонки!
– Поймать дрянь! – отдаю жесткий приказ.
И с этим приказом банку с тараканами начинает трясти. Разверзается непостижимый хаос. Вальпургиева ночь в ноябре.
Какая-то ерунда мелькает в воздухе. Поворачиваюсь, чтобы отбить, и за мгновение с поражением осознаю: этот снаряд – долбаное пирожное-корзинка!
– Очумели, твари?!
Пока я с рыком стряхиваю с пальцев крем, в грудак прилетает второй десерт. Вскидываю голову, чтобы выцепить борзого нападающего. Ей оказывается та самая нервозная девчонка, которую Филатова просила пригласить на медляк.
И вот что ей сделаешь, а?
– Набиев! Займись! – типа у него уже есть подход.
Но все фигня… Следом за несчастной, которую Марат уже взялся успокаивать, за сладкий стол берется вся ясельная группа! Каждая вот эта едрена вошь подрывает своими жалкими ручонками по пирожному и бросает его в нас. Естественно, что за всеми не уследить! Говнозистов слишком много! Через три минуты крем можно найти на моих берцах, брюках, пиджаке, жилете и, черт возьми, голове. Остальные «козырьки» выглядят не лучше – кепки-то мы поснимали, едва отпала необходимость в конспирации.
А вот оставшаяся без цепи А.Г.Н.И.Я. вновь само величие. Роскошный силуэт! Подбородок – вверх, плечики – назад: стойка совершенства. Статуя, мать ее, Свободы!
Какое голосование, ля? Вот она, звезда вечера! Выносите награду!
Прискорбно, что нам к этой звезде приходится продираться через самые настоящие тернии.
– Не трогайте ее! – снимается вдруг с предохранителя ссаный герой Пенцарский.
Ни дать ни взять, Пенислав!
– А вот это неожиданно, – ухмыляюсь я. – За год два куба в груди прибавил, и поглядите-ка, обрел веру в себя. Снова в защитники заделался? Поверь, у тебя ведь для этого даже толстая кишка слишком тонка! – высмеиваю, с трудом справляясь с воспламенившимся сию секунду нутром. – Бройлеров в первую очередь на вынос, – распоряжение отдаю громче и тверже. А потом и вовсе горланю во всю глотку: – За работу! Пирожные, трах-тибидох, закончились! – в злости пинаю скинутое ранее пальто.
Рацкевич валит на Пенцарского. Яббаров – на Филатову. Пахомыч – на музыкальную аппаратуру. Набиев все еще сдерживает взбудораженных девчонок.
Я остаюсь на месте. И никто ко мне, что немудрено, не приближается. За прошедшие годы часть этих физиономий уже встречалась с моими кулаками, остальная часть это видела. Настолько храбрых, чтобы в открытую меня атаковать, эта гимназия еще не вырастила.
«Кроме смертоносной А.Г.Н.И.И.», – признаю, скрипя душой.
– Че ты, чепуха? Ты офонарел, сопротивление оказывать? – слышу, как Пахомов вступает в бой с диджеем и его приспешниками.
– Простите, у вас сметана под носом…
– Я тебе сейчас… Под нос и дам!
Завязывается драка, но врубить требуемую дичь не получается. Вместо этого в процессе борьбы кто-то из дерущихся запускает какое-то долбаное попурри из резво сменяемых композиций, да еще и жмет на ускорение. Благодаря этому неуклюжему управлению «кружевные» кинотемы звучат как старт праздничного выпуска «Утиных историй».
Господь… Дай мне силы…
Яббарова музыкальное сопровождение не смущает. Сделав притирку ногой, он с угрожающим наклоном головы берет резкий упор на Филатову. С таким разгоном тулит, будто собирается сквозь нее в иной мир пройти.
– Идиотище, – выдыхаю я.
Глаза наливаются кровью – это последствия сотрясения. А вот какого беса зрачки выпускают в сторону Яббара лазерные лучи – это уже вопрос… Роняю веки раньше, чем успеваю сообразить, что чеканит внутри. Прикладываю ладонь ко лбу. Разъяренно раздуваю ноздри. Подгораю тотально.
– Ай-я-я-я-я-яй, – вытягивает Филатова на высшем вокальном.
И воспринимается это, клеп ее медь, как сигнализация.
Распахиваю глаза. Озверело смотрю на щемящего Королеву Яббарова.
Че за еханый бобер? Паршивый поцелуй отжать не может!
Стоит, блин, стелит:
– Ваше высочество! Со всем уважением! Поцелуемся и разойдемся!
Филатова же лупит его по щекам, без проблем справляясь с задачей: сделать из этого полуфабриката отбивные. Пирожных нам мало!
– Не хотелось бы вас помять, дорогая.
Учитывая то, что «дорогая» продолжает хлестать, звучит Яббар так, словно отплевывается от мух.
– Иди к черту! – выписывает строптивая Королева.
Тут уже толпа наших не выдерживает.
– Китаец! – взывают ором, искажая рожи злобной мимикой. – Целуй!!!
Но и тут Филатова расторопнее реагирует. Пока Яббаров настраивается на произвол, она применяет сто первый прием каратэ – проще говоря, спасается бегством. Он, конечно же, пытается ее поймать. Хватает Королеву за юбки и что есть мочи тащит. И в этот момент… Филатова сбрасывает подол, как ящерица хвост. Нам не дано понять: умышленно это происходит, или Китаец порвал часть конструкции. Но факт остается фактом: Королева демонстрирует залу средневековые панталоны с оборками.
– Что за хрень… – задыхаюсь я.
Монархия… Она такая… Лютая…
Смотришь на нее, и тот самый камень, который вроде как за пазухой и за семью печатями, падает с души. Челюсть подобрать я еще способен. А вот эту гирю… Где она, чтоб ее?
Психика выцепляет какие-то нюансы, неуместные детали… И заставляет полагать, что со здоровьем моим сильно плохо. Не банальный сотряс. Что-то посерьезнее.
Будучи без юбки, но с короной на голове, Филатова взбирается на стол. Яббаров не отстает – запрыгивает следом.
Япона мать…
Возможно, на обоих действует саунд из «Такси» – несутся по закускам, как по гоночному треку.
Жаждущих хлеба и зрелищ, конечно, тоже хватает. Все внимание на них. Даже активный мордобой уходит на паузу.
– Дорогая, ты оттягиваешь неизбежное! – кричит Яббаров. Когда Филатова вынужденно притормаживает у края стола, коварно ухмыляется. – Так и так тебя поцелую!
Королева улыбается в ответ.
– Башмак моей покойной бабушки ты поцелуешь, гиена сутулая!
Дернув на себя одну из свисающих с потолка по всему залу многочисленных занавесок, собирает ее в жгут и с тем самым «Ха! Ха! Хо-о-ой!» улетает.
Это че еще за форс-мажор от джедаев[14]14
Форс-мажор от джедаев – ироничное выражение, подчеркивающее неожиданность и мощь действия, ссылаясь на концепцию Силы (The Force) из вселенной «Звездных войн».
[Закрыть]???
Филатова фигачит по залу, как Тарзан по джунглям. Легко и непринужденно. Лара Крофт отдыхает. Яббаров же… Он, конечно, цепляется за вторую занавеску и курсирует за беглянкой, но выглядит при этом как медведь с трехмесячным запором. И если Филатова маневрирует и расходится в шпагате, чтобы успешно спрыгнуть на стол, который находится поодаль, то Китаец всей тушей в колонну впечатывается, со стоном съезжает по ней на пол, а потом уж, насильно взбодрившись, забирается на следующий предмет мебели.
Винни-Пух, ля.
Упирая руки в бедра, взбешенно ругаюсь под нос.
– Быстрее! Быстрее! – кричу, впервые постигая, что чувствует тренер, взирая на то, как мы лажаем на льду. – Держи линию, чтоб тебя!
Проблема в том, что Филатова, несясь по столу, виляет, перестраивая маршрут, а Яббаров, повторяя эти комбинации, то на колени падает, то на спине растягивается.
– Давай-давай! – хлопая в ладони, подгоняю. А затем еще в рупор ору: – Соберись!
«I'm a shooting star, leaping through the skies,
like a tiger defying the laws of gravity.
I'm a racing car passing by like Lady Godiva…[15]15
«Don’t Stop Me Now», Queen.
[Закрыть]» – звучит новый трек.
Я – падающая звезда, мчащаяся по небесам, словно тигр, не повинуясь закону тяготения.
Я – гоночная машина, проносящаяся мимо, словно Леди Годива.
Но заложенный в ней смысл явно не касается Яббарова. Невозможно не признать, метеор в зале один. Вот ею наш тренер был бы доволен.
«Don't stop me…» – повторяется в припеве песни раз за разом.
Только у нас другие цели.
Сейчас, сейчас… Вот-вот Китаец настигнет Королеву.
– Накрывай! – кричу очередную команду.
И… Он почти хватает ее! Почти!
Сиганув на занавеску, Филатова в последний момент ускользает на другой стол. Яббарову второй полет еще хуже дается – пройдя каких-то пару метров, он, блин, угождает в облако воздушных шаров и запутывается в их лентах.
– Гребаный насос! – сотрясаю руками воздух, не скрывая ярости и разочарования.
«Go, go, go!» – мотает из динамиков дальше.
И Филатова бежит. Бежит до тех пор, пока композиция не искажается. Несколько резких покореженных нот заставляют ее споткнуться и сбивчиво, чисто по инерции, пронестись по звенящим под ее каблуками тарелкам. А там… край стола.
Хэй, хэй.
На автомате выступаю вперед. И в этот миг реальность словно в замедленный режим переключается. Растянутый в изумлении рот, донельзя распахнутые глаза, раскинутые, будто крылья, руки – летит белка-летяга.
А точнее, падает.
Один, два, три, два-два, три…
И я принимаю А.Г.Н.И.Ю. на грудь.
Высоко взрывоопасный элемент, который, вероятно, не включили в периодическую таблицу в рамках глобальной теории заговора, да на ту самую грудь, в которой всегда полыхает пламя.
Контакт критический – она так близко, что моя кожа реально в драконью чешую превращается. И каждая из этих пластинок трепещет подобно тому, как если бы под ними вулканы просыпались. Охота встряхнуться, как это делает зверье, но проблема в том, что я, чтоб его, стремаюсь шевелиться. Я ведь обложен взрывчаткой.
А.Г.Н.И.Я. только приземлилась мне на грудь, и Я. В. У.М.А.Т.Е.
Яббаров далеко. До сих пор в связке шаров болтается.
Миссия провалена. Нужно уходить.
Снаружи работает МЧС – вскрывают заклеенную дверь. Это слышно и даже видно – от прошедшей сквозь несколько слоев металла и наполнителя турбины летят искры и расходится дым.
Фигли я застыл?!
Глаза. Губы. Глаза. Губы. Глаза. Губы.
И будто назло врубается вот эта ерунда: «O-o-o, kiss me…»[16]16
«Kiss me», Sixpence none the Richer.
[Закрыть].
Я этого не хочу. Но это единственный шанс достигнуть поставленной цели, а один из заученных всеми Нечаевыми уроков гласит: куй железо, пока горячо.
Значит, так должно быть.
Господь… Да будет воля твоя.
Стоически беру ответственность – скрещиваю свой рот со ртом Королевы.
Крепко-накрепко. Почти наглухо. Исключительно надежно.
С такой силой стабилизирую затылок А.Г.Н.И.И. пятерней, что ни ее трепыхания, ни столкновение накопленных в наших организмах электрических разрядов не способны разбросать по сторонам. Собственно, внутрь друг друга мы эту дикую энергию и выдаем. Смешивается не просто наше дыхание, как это обычно бывает… Сама жизнь. Те существа, что обитают внутри нас – в сцепку. И с этого мгновения рушатся обманутые ожидания. Потому как, воспламенившись, эти монстры не в кровавую драку вступают, а с блаженным урчанием сливаются в целое.
Я, она, атмосфера вокруг нас – все вдруг резко меняется.
Настолько резко, как если бы невидимая режиссура решила слить блокбастер, превратив экшен в рождественскую сказку.
Мерцающие огоньки перед глазами, укачивающее потрескивание огня, мягкий хруст льда, мелодичный звон колокольчиков, шипение бенгальских огней, едва уловимый шорох лопающихся пузырьков, шепот магии, тонкое ощущение чуда – чарующий миг волшебства.
Полный jingle bells.
Только сердце резкие гитарные рифы выписывает. За ними следуют ударные. А потом уж агрессивная прогазовка – наваливает до копоти.
Внутри все горит. По спине озноб бродит. Я вроде не наглею, контролируя запал. Держу в башке, что это смертельно опасно. Но по факту проживаю запредельной остроты ощущения. И один черт, медленно, без какой-либо спешки, целую. Со всей отдачей. Неподдельно. Не просто клеймя ее губы, а будто оставляя на них какую-то закодированную клятву.
Вот эта вот «kiss me» продолжает мотать, и я просто делаю свое дело. Усерднее, чем должен. Чересчур увлечено. Будто это не игра. Что-то настоящее.
Черт. Черт. Черт.
Случайно. Все случайно.
Высекаем искры размерами со Сверхновую.
И случается взрыв в груди. И уходит из-под ног земля. И уносит, к лешему, голову.
Сердце – навылет. Пульс – непрерывная очередь. Мурашки – гроздьями. Мышцы – в тонус. Судороги по ним – залпами.
Вкус А.Г.Н.И.И., как все, что с ней связано – непредсказуемый и безграничный, уникальный и запоминающийся, волнующий, цепляющий и хваткий.
Она – как капля дождя, что проскальзывает за шиворот и стекает по позвоночнику. Как гром, который оглушает до звона. Как молния – быстрая, ослепляющая, парализующая и пронизывающая насквозь. Как шаг за край. Как скорость, риск, опасность, палево и свобода. Как адское стремление, власть, величие и гордость.
Крепкая и мощная. Неоспоримая победа.
– Четыреста пятнадцатый, я база, ответьте, – этот ржавый звук врывается мне прямо в ухо.
Узнаю голос шизанутого Китайца.
Про ушат воды на голову баянить не стану, но отрезвляет нехило.
В спешке отпускаю Филатову.
– Стоп. Снято, – орет Яббаров публике, в то время как мы с главной героиней свирепыми взглядами еще расставляем точки над і. – Всем спасибо! У нас получилось крутое кино! – горланит, аплодируя. – Ну а сейчас, как говорится… Сайонара!
И мы линяем.
Увалянные и растрепанные, а кто-то и с реальными боевыми, бежим через зал, растаптывая остатки пирожных и поскальзываясь на них, к окну.
– Пима с братом уже ждут, – информирует Яббаров.
– Я тя прошу, родной, ты только с лестницы, как с занавесок, не падай, – успевает стебануть его Набиев.
Я притормаживаю.
Что-то сверкает в грязной массе, и я, дурак, наклоняюсь, чтобы подобрать.
Камень из короны Филатовой. Чем не бриллиант? Годный трофей.
Пряча в карман, оборачиваюсь. Она перехватывает мой чумной взгляд – нутром чую. Сам концентрируюсь позже – наводить резкость все сложнее. Когда же ловлю девчонку в фокус, в грудь ударяет жаркая волна. И соскальзывает она до самых пят. Напрягаю все мышцы, чтобы не дать контуженному телу дрогнуть от волнения. Но… Стальной каркас не спасает. Сотрясает. Еще как сотрясает. Колотит, как припадочного.
– В следующий раз я тебе язык откушу, понял?!
Я лишь ухмыляюсь.
Из окна выхожу последним. За ним, со стороны сквера, ждет пожарная машина. Пока спускаюсь по выдвижной лестнице вниз, слышу, как у говнозистов с грохотом вскрывают дверь.
Ба-бах!
– Фамилии?! Кто это был?! – рев Филатова, должно быть, до морвокзала долетает.
Странно, что вдогонку из дробовика не палит.
Позже я узнаю, что Немезида не сдала нас и не позволила это сделать другим.
Ну а в этот вечер… Часа два еще катаемся на пожарке по городу.
После всех ха-ха сдаюсь со своим сотрясением врачам.
Наутро Пима и его брательник получают от бати за машину мощную пилюлину. Ну и остальные от своих, конечно, по цепочке следом. Я в том числе.
Эпизод одиннадцатый: Эпохальный саботаж
Февраль третьего года войны.
– Чертов гад… Ему идет форма, – вытягиваю с придыханием, не отрывая взгляда от вышедшего на лед Нечаева.
Форма у «Драконов», что естественно, один в один – черная с элементами белого, а я этого верзилу выцепила вмиг. Блин, в защите его плечи шире дверного проема. И шлем этот… Ничего он не скрывает. Наглую морду за версту видно.
Как я его ненавижу!
Ненавижу так, что в груди звенит. По ребрам будто палками молотит. И все эти удары, конечно же, изнутри.
Пока я пылаю гневом, разбросанные по сектору фанатки врубают позорный вой.
– НЕ-ЧА-ЕВ! НЕ-ЧА-ЕВ! НЕ-ЧА-ЕВ!
Дешевые шавки.
Другие фамилии тоже звучат. Но другие меня не интересуют. Плевать. Все мимо.
За грудиной конкретно так дает жаром, но я прибегаю к хитрости, приравнивая ледовую арену к полю гладиаторской бойни, и внешне на изи выдерживаю императорское равнодушие.
– Надо же… – толкаю с ленивым презрением. Разглядываю скандирующих паскудную фамилию Горыныча, как ободранных побирушек. Всего одну небольшую паузу делаю, чтобы не задохнутся от злости. И с той же легкостью добиваю: – Какие жалкие. Жуть.
– Мне страшно, – шепчет с трудом выдерживающая напряжение Истомина.
Я тут же жалею, что взяла ее с собой.
– Нечего бояться, – заверяю я холодно. Но руку Насти нахожу. Ободряюще сжимаю своей. – Все будет хорошо, – заверяю, едва встречаемся взглядами.
– Мы на его территории, Агусь… Не думаю, что Нечаеву это понравится.
– Конечно, не понравится, – коварно усмехаюсь. – В этом весь фокус. Именно за его нервами я на его территорию и пришла. Да вкусит враг мой ту же шаткость, что чувствую я, когда он вламывается на мою.
После этих слов встаю, выхожу из ряда и с аристократически выдержанной подачей спускаюсь к борту арены. Тяжелая и тягучая металл-композиция, под которую хоккеисты совершают стартовую раскатку, этому действу ничуть не мешает. Напротив, лишь усиливает драйв. Натасканный в предвкушении схватки боевой дух достигает запредельных высот. Буквально срывает мне крышу, хоть внешне я виду не подаю.
Ненавистный Нечаев скользит по льду не просто уверенно… Угрожающе уверенно. Каждое движения отточено так, будто он в чертовых коньках и с дурацкой клюшкой родился.
Гребаный Левиафан.
Сердце бьет с таким грандиозным размахом, словно мне лично с этим гигантом сражаться предстоит. И вовсе не метафорически, а в прямом смысле физически.
Едва я останавливаюсь у борта, Нечаев, как по команде, поворачивает голову.
Ух ты… Боже мой…
Замечает. Узнает. Со скрежетом, срезая лед стружкой, выписывает жесткую дугу вбок.
Вау… Что за махина этот Левиафан…
Ту-дух… Сердце падает. Подрывается. И снова бросается в работу с ранее незнакомой мне силой. Кажется, меня вот-вот разорвет.
Но я вскидываю руку и с улыбкой машу, приветствуя чешуйчатого, как случайно замеченного на чинном светском рауте старого знакомого.
Он взмахивает клюшкой, разворачивается и, приняв агрессивный упор, летит ко мне.
Бо-о-ж-же…
В глазах Егорыныча сверкает такая лютая вспышка, что залей даже решетку его шлема вглухую свинцом – не спасло бы. Стекло над бортом – подавно не защищает. Меня прожигает огненными лучами. Насквозь.
Благо я сильная.
«Зато не холодно», – мыслю позитивно, элегантно поправляя бортики пальто.
С разрывающим виски пульсом сохраняю улыбку.
– Тебя, блин, попаяло? Какого беса ты здесь? – рычит Егорыныч, врезаясь коньками в борт. Удар такой, что тот сотрясается. Я не в курсе, куда эта энергия уходит. Но вероятнее всего, что в пол. Потому как от него по моим ногам поднимаются вибрации. Вбиваясь в позвоночник, они пробирают до мурашек. Только наработанная за годы войны выучка фиксирует меня на месте, не позволяя вздрогнуть и отшатнуться. – На воздух. Быстро.
Выдерживаю неподвижность.
– А что не так, Нечаев? Вспотел до начала игры? Бедняжка. Ты же по всем фронтам в моей жизни прописался, не так ли? Та-а-ак, – растягиваю театрально. – И вот я решила: отныне тоже буду изводить тебя своим расчудесным, ослепительным, благодатным и, несомненно, незабвенным присутствием, – выписываю ядовито.
Он жжет меня таким взглядом, что вынести без ущерба просто невозможно. Какой бы закаленной я против него не была, внутри, в каждой клеточке, происходит аномальный распад, будто меня облучают.
– Не взорвись, – толкаю с ироничной заботой, якобы безразлично наблюдая за тем, как резко вздымаются на вдохах его плечи.
– Убирайся, – рокочет громила и срывает свой воспаленный взгляд куда-то вверх – на самую вершину трибуны.
Я прослеживаю траекторию и устанавливаю контакт с темноволосой кудрявой женщиной.
Черт! Это его мать! Дракониха!
За ворот лимонного джемпера тут же швыряет новую горсть мурашек. Хватаю себя руками, вбиваю в позвоночник стержень и поворачиваюсь обратно к Егору.
Растягиваю губы в едкой улыбке и расчетливо роняю:
– Ты как будто напуган…
– Че, блин?
Сталкивает брови, напрягает челюсти и свирепо надвигается.
Я не двигаюсь.
Развиваю мысль:
– Будто тебе влетит, если мамочка узнает, что ты балуешься…
– Заткнись, ля, – гаркает Нечай, почти ударяя ладонью по разделяющему нас стеклу.
В последний момент останавливается – еще один взгляд на трибуну, и лапа в черной перчатке просто прижимается к стеклу. Я заливаюсь смехом и, раскачивая романтическую сцену, приклеиваю с другой стороны свою.
Пережженный взгляд Егорыныча цепляет мой. И я… Я теряю дыхание, стоит моему здравомыслию отмерить зашкаливающий уровень опасности.
Тьма египетская… Как же он зол!
– Готовь саван, – цедит как приговор.
– Траншеи рой, – отражаю, не моргнув.
Но руки не убираем. Ни Нечаев, ни я.
Его пальцы скользят по стеклу, будто проверяя прочность преграды – вверх и снова вниз, с ленцой палача. И я морщусь в подспудном ожидании того самого удара. Но нет, он и в этот раз не следует.
– Ну, удачи… – отвешиваю с пренебрежением. Стекло потеет. Голос совсем минимально, но срывается. – Не посрами фан-клуб своих шавок. А то даже эти… – роняю с презрением и замолкаю, выдерживая многозначительную паузу, – …разбегутся.
– Холуям своим удачи желать будешь, – чеканит он, скашивая свой убийственный взгляд на маячащего рядом Пенцарского.
Тот, судя по цвету формы, в противоположной команде. Название не читается, а логотип мне ни о чем не говорит. Да и не волнует. Хоть мы и одноклассники. Я Пенцарского в упор не вижу. Даже сейчас не здороваюсь.
– Вы соперники? – уточняю хладнокровно. И распоряжаюсь: – Раскатай.
Таким тоном, словно Горыныч по определению все мои желания исполнять обязан. Ничего удивительного, что у него чешуя дыбом встает.
– Это че, блин, приказ?
– Эксперимент, – хитрю я. – Ты тянешь? Maybe yes… Maybe no?
– Еще как yes! – отбивает в запале.
Ортодоксальный дебеллятор (победитель), чтоб его…
В жар от него швыряет с таким размахом, что кажется, из ноздрей если не огонь, то дым уж точно повалит.
Беру паузу.
Пока Нечаев смолит зарядами драконита мне в лицо, курсирую взглядом к нашим рукам. И вдруг отмечаю, что на его запястье нет того странного кожаного браслета, который он носит все эти годы, не снимая. Браслета, к которому он часто прикасается сам, но не позволяет касаться другим.
В моем мозгу моментально возникает зуд – навязчивый и жгучий, как укус самого термоядерного таракана.
Я должна добыть этот браслет и спрятать… Чтобы Нечаев в тревоге рвал на башке волосы.
Возвращаясь к его глазам, улыбаюсь шире.
Егорыныч прищуривается, но ничего не говорит. Не успевает. Звучит сирена, и он, оторвав ладонь от стекла, уезжает на построение.
Я не двигаюсь. Склонив голову набок, дожидаюсь, пока он возглавит шеренгу стартового звена «Драконов».
– Номер тридцать девять – вратарь… Никита-а-а Яббаров! Номер двадцать два – левый защитник… Глеб Пимче-е-енко! Номер девяносто шесть – правый защитник… Вадим Рацке-е-евич! Номер восемнадцать – левый нападающий… Матвей Пахомо-о-ов! Номер семьдесят четыре – правый нападающий… Мара-а-ат Наби-и-иев! И-и-и… капитан команды – центральный нападающий – Его-о-ор Не-е-ечаев – тринадцатый номер!
Этот гребаный капитан поворачивает голову, и мы снова срезаемся. Взглядами. Не на жизнь, а на смерть. Так мне хочется сию секунду достать его и причинить боль… В бессильном гневе изображаю характерное движение – ладонью поперек шеи. Он повторяет то же, только крюком клюшки.
НЕ.НА.ВИ.ЖУ.
Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!!!
От хищного прыжка на чешуйчатого меня останавливает то самое стекло. Ну и необходимость держать лицо. Второе – самую малость.
Как же трудно быть мной! Одуряюще!
Королевское достоинство – каторга свободного духа.
«Драконы» горланят какую-то дичь и лупят клюшками по льду. А я стою, значит, за периметром и скучаю.
«Все правильно, моя великолепная. Ни один император к гладиаторам не выходил. Последние всего-навсего разгоняли его скуку», – провожу внутренний инструктаж.
И зачем-то… Вот зачем?!.. В вышколенном мозгу всплывает тот проклятый «Кинопарад легенд»… Эта шестерка гоблинов… Как они бесят меня! От злости аж подкидывает. Оторванное от реальности сердце улетает в поднебесную. Кислород и его производные с резким шумом покидают тело. А по коже – от груди до корней волос – мчится табун поджаренных чертей.
Нет, как я все-таки его ненавижу!!!
«Филатова! Было мощно! Повторим?» – такую надпись это животное оставило под окнами нашей квартиры перед самым новым годом.
Кипя от негодования, я, конечно, пыталась доказать отцу, что это просто больная шутка, что ни с кем нигде не была, что вообще ни при чем… Но он же упертый, как никто… Не поверил! Еще и заставил на глазах у всех соседей драить чертовы буквы термоядерным растворителем. Потом месяц меня из дома не выпускал. Все каникулы в четырех стенах.
А этот ублюдок еще глумился, закидывая ехидными вопросами и заваливая фотками с воли!
Егор Нечаев: Не скосили?
Егор Нечаев: Выходишь?
Егор Нечаев: В клане псевдоинтеллигентов когда-нибудь слышали про амнистию?
Я не отвечала. Он не сдавался. Каждый день строчил.
Егор Нечаев: Тебя до старости закрыли?
Егор Нечаев: Кормят хоть? Или на воде?
Егор Нечаев: Похудела, наверное… Наконец-то!
После этого сообщения проплакала два часа! От ужина отказалась! Поставила крест на будущем!
А он потом, как ни в чем не бывало:
Егор Нечаев: Шавуху хочешь?
Долбаный слепошара! Почему?! Ну, почему он не видел, что я красива??? Это просто невозможно понять! При виде меня все подвисали! А этот… Этот просто идиот!
Егор Нечаев: Жива еще, моя старушка?
И это при учете, что я на месяц его старше!
Егор Нечаев: Пришли что-нибудь, чтобы я знал, что ты есть.
Я хотела отправить средний палец. Но морозить его, оставляя все сообщения без ответов, мне нравилось больше.
Егор Нечаев: Усы отпустила? Или еще не теряешь надежды выйти?
Я с лупой все изучила. Ничего! Ни одной черной волосинки не было!
Егор Нечаев: Тебя прям убили, что ли???
