Текст книги "Влюбляться запрещено (СИ)"

Автор книги: Елена Тодорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Эпизод тридцать шестой: Непредвиденный гешефт

Ярость, разочарование, обида, ненависть, боль и дикое непринятие – все растрепанные чувства отходят на второй план, когда я оказываюсь в по-настоящему бедственном положении.

Без денег. Без паспорта. Без телефона.

Даже мысли о Святославе Усманове – как-никак, любви всей моей жизни – меркнут.

Кэмпбелл назвал бы это погружением в чрево кита[44]44
  Отсылка к книге Джозефа Кэмпбелла «Тысячеликий герой», посвященной архетипу пути героя, его испытаниям, трансформациям и духовному перерождению.


[Закрыть]. В метафорическом смысле, конечно. Выражение сигнализирует о попадании в чрезвычайно сложную и опасную ситуацию, из которой трудно выбраться.

Ведь догнать цыган Нечаеву, который в очередной раз приходит мне на помощь, не удается. Вся эта толпа мистическим образом исчезает. Опрос находящихся в здании автовокзала людей результатов не дает. Никто их не видел. Нонсенс.

Я очень стараюсь не подаваться панике. Но это реально сложно.

– Что я буду делать?.. – выдыхаю, едва поспевая за мрачно рыскающим по клятому автовокзалу Егорынычем. Он уже проверил все мусорные баки в надежде, что шантрапа, забрав деньги и телефон, избавилась от бесполезных для себя вещей. В частности, от нужного мне паспорта. – Боже мой… Как я доберусь в Одессу??? Предки даже не в курсе, где я… Никто не в курсе! Нет ни копейки! Я не могу купить билет! Не могу оплатить номер в гостинице! А ведь впереди ночь! Хотя какой номер?.. О чем я?! Предки меня просто прикончат, если я не приду ночевать!

Нечаев обращается в администрацию. Настойчиво требует показать записи с камер видеонаблюдения. Но чертовы клерки говорят, что для простых смертных подобные услуги не предоставляются, и отправляют нас в полицию – писать заявление и возвращаться с подобными запросами только при поддержке сотрудников правоохранительных органов.

– Очевидно, что у вас тут какой-то сговор, – выпаливаю, на нервах треская ладонью по стойке. – Думаете, все схвачено? Как же! Мы сейчас пойдем в полицию и вернемся уже не за записями, а по ваши души!

– Девушка, вы в своем уме?.. – блеет администратор. – Прекратите хулиганить, иначе я буду вынуждена вызвать охрану.

– А вот это вот о-о-очень интересно. Ну-ка, вызывайте!

Уж что-что, а отстаивать свои права я мастак. Возмущения так и прут! Жаль только, Егорыныч, прихватив поперек тела, волочит меня к выходу.

Я, естественно, сопротивляюсь. Сопротивляюсь, как кошка, которую тащат к ветеринару. Даже за дверную раму цепляюсь. Но Нечаеву – хоть бы что! Выпроваживает, как та самая охрана – особо буйных.

На улице мне по мозгам еще и мороз бьет. Я же красивая – без шапки! Да прям вся налегке: велюровое платье с рукавом в три четверти, капронки и демисезонные ботфорты на шпильке. По уму только шуба. Но и она с киевскими морозами, походу, на «вы».

– Да пусти ты! Я имею право требовать бесплатный билет! – выдаю в запале, когда Егор, поставив на накатанный в лед снег, преграждая путь, не позволяет ворваться обратно.

– Ага, матом тебя прошу: успокойся!

Подошвы тонкие, как бумага. Холод так стремительно просачивается, словно и нет никакой преграды. Будто босая стою! Пальцы мгновенно немеют.

– Просто дай мне вернуться! Я этим беспредельщикам устрою!

Нечаев хватает меня за плечи и, сжимая их, фиксирует от каких-либо рывков.

– Послушай же меня, – вдалбливает тем самым тоном, над которым я так часто иронизирую и при этом проседаю. – Ты без паспорта. Заберут в отделение, будешь сидеть до выяснения. Это вполне реальные перспективы, – страшит, заставляя содрогнуться. Делает паузу и будто бы равнодушно добавляет: – И да, сегодня на Одессу рейсов уже не будет. Не сезон. Ближайший утром.

Меня вновь пронизывает холодом. По спине прям скребет, будто когти вонзаются. Резкие и острые прострелы поражают не только верхние слои, но и глубинные ткани.

– Черт… – выдыхаю потерянно.

И начинаю озираться.

– Что ты делаешь?

– Ищу Свята! – тарабаню, отчетливо подрагивая. – Что непонятно?.. Мне нужны деньги… Нужно где-то ночевать… – вглядываюсь в толпу. Высматриваю. – Он обещал меня встретить. Обещал, – твержу вслух, но по большей части для себя. – Свят всегда держит свое слово. У него всегда все под контролем.

Нечаев позволяет мне отойти, почти потеряться… Толпа ведь моментально засасывает. Кто-то толкает меня плечом, кто-то выдыхает в лицо дым, кто-то над ухом кашляет, кто-то орет… От тотального неприятия чужеродной среды сдают нервы.

Что, если мне придется здесь ночевать?

Свята нигде не видно.

Отчаянно вглядываюсь в каждое мужское лицо, но знакомых черт нигде не нахожу. Сердце бьется в выемке между ключиц. Воздух, несмотря на мороз, ощущается неестественно горячим – прожигает от гортани до легких. Последние, не справляясь с нагрузкой, буквально горят.

– Свят! – зову, продираясь сквозь толпу. – Свят!

– Агния… – летит мне в спину отрывисто. И Нечаев, сжав мой локоть, разворачивает к себе. – Он, походу, свалил. Пока мы шарились по вокзалу, час с лишним канул.

– Это все из-за тебя! – горланю я. – Из-за тебя он ушел! Из-за тебя я в полной, блин, жопе!

Егорыныч с такой силой стискивает челюсти, что на щеках дергаются какие-то мышцы и появляются заломы, а губы белеют. Во взгляде концентрируется яростное напряжение, которое давит, словно надвигающаяся морская стена.

– Классика жанра, – отгружает с иронией, которая слишком явно отдает горечью. – Ну из-за кого еще, если не из-за меня.

И уходит.

Я цепенею, словно мне в позвоночник влетел левый стержень. Прошив до самой земли, он, очевидно, меня пригвождает. Растерянно моргаю, пока не осознаю, что Нечаев не ради демонстрации своего ко мне отношения ушел. А с какой-то определенной целью. И я… Я просто должна поспевать. Чертыхнувшись, срываюсь с места, не позволяя самолюбию кинуть уже наметившиеся корни новой обиды.

– Куда мы идем? – шепчу, едва удается поравняться.

Ноль реакции.

Каменный профиль Нечаева не иначе как памятник непрошибаемой сдержанности выглядит. Отрублены все эмоции.

Бесит! Аж все тело зудит!

Уже полностью стемнело. И та жуткая дубарина, что висит над городом, похоже, не предел. Температура продолжает падать. Дыхание переходит в пар.

– Знаешь, я себя не настолько легко на льду чувствую. Особенно на шпильках, – информирую с плохо скрываемым раздражением. – Ты не мог бы шагать медленнее?

И снова молчок.

В действиях тоже без изменений. Как шел своими метровыми, так и идет.

Разозлившись, припускаю бегом, чтобы встать перед ним.

Во взгляде, который в меня упирается, есть нечто звериное. Так смотрят, когда до прыжка, чтобы разорвать кого-то на куски, остаются считанные секунды. Но я не думаю, что хочу сдвинуться. Я опускаю взгляд на его губы, ловлю выдыхаемый им пар и думаю, какой температуры сейчас его язык? Ледяной, как все части меня, промерзшей буквально до костей? Или все-таки теплый, несмотря на погоду?

Лицо щиплет. Это последствия и холода, и злости.

Нечаев такой высокий и крупный.

Господи… К чему это я?…

Может, хочу убедиться, что он позаботится обо мне? Почему он не озвучивает планы? Не обещает, что все будет в порядке?

Не то чтобы я на что-то в отношении него притязаю… Просто неопределенность плохо сказывается на механизме принятия решений. Если бы он что-то сказал, я бы сумела переориентироваться! А так… На почве спонтанных эмоциональных позывов попадаю в состояние обнуления и пересекаю красную линию, которую ни при каких обстоятельствах пересекать нельзя.

Да, эта линия – здравый смысл.

– Ты же следишь за мной? Для этого есть отдельный телефон? Дай мне его. Я через учетку этих гадов найду.

– Приди в себя, – режет Нечаев хрипом.

На этой фразе я вздрагиваю и сильнее расхожусь. Но будучи, как мне тогда кажется, чуть умнее, смягчая тон, очень даже вежливо прошу:

– Пожалуйста, Егор, дай мне телефон. Я поменяю пароли, сделаю запрос на гео и верну.

И Нечаев, поддавшись, лезет во внутренний карман куртки.

С улыбкой принимаю его накаленный взгляд. И только мобильник оказывается в моих руках, швыряю его за перила, у которых стоим, прямиком в реку.

– Ты рехнулась? – взрывается монолит.

– Не смей следить за мной! Никогда!

– Ты, блин… – бомбит сбивчиво. Взгляд еще более суматошно скачет: то на меня, то на водную гладь, то в сторону, то в небо. – ДУ-РА!!! – рявкает, сотрясая ладонью воздух. – Браво, – чуть тише, будто срываясь. – Теперь мы полностью без связи. И без денег.

Меня пробирает.

И его гнев, и слитые смыслы… Доводят до паники.

– В смысле?.. – почти стону.

– В том самом, – отсекает Егор, еще раз рубанув пятерней у виска. Да, этим жестом он ставит мне диагноз. – Это был мой основной телефон. Телефон, к которому привязаны все карты. Твой я пару дней назад сам разбил.

– Нет, нет, нет, нет… Это невозможно… – шепчу, обхватывая ладонями голову. Уже через мгновение раскидываю руки, шагаю к Нечаеву и набрасываюсь: – Зачем же ты дал мне его?! Ты дубина! Я просила свой! Свой!

– И тут я виноват?! – выбивает он в ответ. И кроет ором: – Затем!

– Физических карт у тебя нет? Налички? – вопрошаю почти с отчаянием. – Хоть чего-то?..

Когда лезу в него взглядом, с той же целью – умолять, Егорыныч сердито отмахивается:

– Нет.

Шагнув к барьеру, вцепляется ладонями в перила.

– И что?.. Что?.. Что мы будем делать?.. – позорно истерю я. По щекам, к моему полному ужасу, начинаются литься слезы. Я не могу их остановить. Захлебываюсь. И не придумываю ничего лучше, как объяснить: – Знал бы ты, ка-а-ак я з-замерзла-а-а…

Нечаев оборачивается и видит меня ревущей.

Я готовлюсь к упрекам, что вырядилась не по погоде. Или просто насмешкам.

Но…

Вместо этого ловлю растерянный, но теплый, почти ласковый взгляд. В нем, конечно, есть и сомнения. Но доброты и чего-то типа заботы в разы больше.

Я не узнаю своего врага.

Из-за этого впадаю в такой ступор, что даже плакать не могу. Только тихо всхлипываю, пока он, чуть хмурясь, снимает куртку. А затем и…

– Возьми, – протягивает мне теплейший шерстяной свитер, оставаясь в байковой рубашке. – Надень поверх платья.

В тот момент не смею спорить.

Дождавшись, когда Нечаев натянет куртку обратно, даю ему подержать тяжелую шубу и ныряю в пропахший ароматом необузданной и будоражащей силы пуловер.

Боже…

Какое блаженство!

Весь тот отрезок времени, который занимает у нас переодевание, трясемся от холода и смущенно отводим друг от друга взгляды.

– Лучше? – спрашивает Егор, едва застегиваю шубу.

Нет, я не могу смотреть ему в глаза. Категорически. Просто плавлюсь.

Так быстро согрелась?

– Угу, – толкаю и отворачиваюсь.

Но он определенным образом шагает – как конь в шахматной партии – и вновь оказывается передо мной. Казалось бы… Мат он мне не объявит, и с доски не выкинет, но одного его присутствия хватает, чтобы ощутимо прижать. Чисто энергетикой.

– Вытри быстрее, пока не стянуло кожу, – говорит, вручая мне носовой платок. – Не бойся, он чистый. Мама приучила с собой носить. На всякий, – выдает с паузами, но по-нечаевски твердо.

Я растерянно моргаю и, чувствуя, как та самая влага стынет, вздрагиваю.

– У меня в сумке тоже были и сухие, и влажные салфетки, – бормочу, спешно промокая лицо и пряча платок в карман.

А Егор… Он берет меня за руку.

Его ладонь большая, грубая, горячая и такая надежная. Смыкаясь вокруг моей, она дарит ощущение уверенности и безопасности. А еще… О, Боже… При контакте с ним в мое запястье бьет жгучими вибрациями, словно бы я подключена к сети. От этих зарядов во всем моем теле начинается странная лихорадка.

– Пойдем, – роняет Нечаев, подтягивая меня к пешеходному переходу.

– Куда?.. – шепчу я рвано. Дезориентирована полностью. Внешне и внутренне. – Что мы будем делать без денег?

– Не переживай, мурчалка. Заработаем.

Эпизод тридцать седьмой: Нищета как форма сближения

Кэмпбелл, разумеется, не объяснял, как вылезать из чрева кита. Сказал лишь, что оттуда выходят просветленными. Подсказок не будет. Ни одна внешняя инстанция их не даст. В этом вся суть.

Слушай себя. Решай. Действуй.

Для этого нужны ум, толика храбрости и кое-какие силы.

У меня все необходимые ресурсы в наличии. Но в тот вечер – очевидно, от холода – вывести все это в активную фазу не получается.

Так что я просто сдаюсь на милость Нечаева.

Доверяю ему с ужасающей легкостью. Будто и не было четырех лет войны.

Господи…

Я даже не осознаю, в какой момент перестала сопротивляться.

Нет, отойдя от истерики, я, естественно, принимаю вид умеренно-высокомерной сдержанности. Но ядом брызжу порционно, без стандартных спецэффектов.

– Ты прикалываешься? – реагирую на выданный Нечаевым план. – Петь в переходе? Ни за что!

– А что ты предлагаешь, Ага? Времени в обрез. Где еще можно за несколько часов двойку косарей поднять? Хотя бы замахнуться? М? Нет, я бы разгрузил пару вагонов. Не вопрос. Только на это уйдет вся ночь. И хрен меня там ждут, и хрен столько заплатят, – аргументирует свою позицию Егор.

Вытягивая паузу, с настойчивым внушением смотрит мне в глаза.

Это так не похоже на нашу привычную ругань… Стоя у одной из самых оживленных станций метро, мы, скорее, дискуссируем. Черт. Это очень странно ощущается.

– Поезд в десять вечера, Ага. Вот на него надо кровь из носа успеть. Родные, верняк, сходят с ума. И твои, и мои. Утром попадем домой – уже не жестяк. Прикинь, если встрянем тут на день-два, неделю?

Рисуя такие перспективы в своей голове, содрогаюсь от жути.

– Меня, конечно же, убьют, – бубню, дуя губы.

И на автомате включая режим защиты, обхватываю руками плечи.

– Да и меня славно рихтанут, – признается Нечаев с простецкой прямотой.

Я все еще опасаюсь упреков. Понимаю, что большая часть вины как раз на мне. Но слышать это от него не хочу. Не вынесу.

– Мы могли бы одолжить у прохожего телефон, чтобы позвонить кому-то из родни и попросить деньги, – выдвигаю крайне несмело. Мысль разваливается раньше, чем я ее озвучиваю. Злюсь, а поэтому выпаливаю: – Петь в переходе – это позорняк!

– Позорняк – это наворотить столько, сколько мы сегодня, и клянчить у родни деньги, чтобы вернуться домой. Должны справиться сами.

Выхватываю из его ответа только «мы».

Он берет ответственность.

О-ЧУ-МЕТЬ.

«Ладно… Мне надо подумать…» – тяну мысленно.

Но думать некогда!

Нечаев вновь берет меня за руку и тащит вниз по ступеням в переход.

Что он творит со мной? Почему этот простой контакт такой волнующий?

Нервные волокна издают вибрирующий и гудящий треск. Вытягиваются. Делятся. Строят новые связи. А из них – новые обширные структуры. Это невозможно, знаю. Но именно так все и происходит.

В лидерстве Нечаев невообразимо хорош. Без всякого напряга, крайне впечатляюще свой авторитет держит. Я без конца на него пялюсь, едва помня о том, что под ноги тоже надобно смотреть. Стрижка, нос, челюсть и даже кривые губы – все видится сейчас привлекательным. Как так? Наверное, мне от мороза защемило спинной мозг. Из-за этого какие-то сигналы не доходят к головному. Критическое мышление в ауте. Застревая там, за пределами, подвожу итоги: у Нечаева удачные, чисто мужские черты. Когда мужское раздавали, он явно первым стоял! И ведь не только по внешним данным нагреб… Сама суть его – редкий сплав. Породистый, крепкий и надежный.

– У нас даже инструмента нет, – выкатываю последнее разумное возражение, так и не отыскав реальные альтернативы предложенному заработку.

Если честно, то мне и не хочется быть генератором. Хочется оставить Егору ведущую роль.

Зачтется ли мне выход из чрева кита, если все сделает он?

Ох, Боже мой…

Что это за желания? Чтобы я по собственной воле уступила кому-то первенство? Да ни в жизнь!

И тем не менее…

– Ну и что? Выкрутимся, – отбивает Нечаев на уверенном.

С его же подачи подходим к одному из киосков подземки, чтобы просить картонку. Точнее, ящик. Но суть все та же.

Какой кошмар!

Что за дичь? Неужели я вот так вот безропотно буду выполнять все, что он скажет?

– Спасибо, без меня, – роняю с показным снисхождением, когда Егорыныч предлагает поработать над надписью.

Он поворачивает голову, слегка склоняет ее вниз… И, стартуя от глаз, не просто взгляд по моему телу пускает, а ток. По факту. У меня снова начинает барахлить терморегуляция. То холодно, то жарко – без перекуров для пахарей-мурашек.

Чтоб его!

Рядом с Нечаевым весь принадлежащий моему организму живой мир бросается в работу с рвением ударных трудяг.

Еще и мысли в голове сталкиваются, как бамперные тачки на автодроме.

– Я не могу. Это слишком унизительно, – оправдываюсь с подпирающим горло комом.

Нечаев ухмыляется и качает головой.

– Постоишь хоть? Рядом? Или удерешь на другую сторону станции?

Я краснею.

Удрать – предпочтительнее всего. Если бы не одно маленькое «но»: я боюсь потеряться.

Боже, какая дикость!

Я, Агния Филатова, боюсь потерять Егора Нечаева! Во, докатилась! Ахтунг!

Сглатываю и прочищаю горло, чтобы гордо выдюжить:

– Постою.

За этот день столько масок сменили… И прямо сейчас лицо моего врага принимает шальной вид. Уму непостижимо, он как будто бы радуется предстоящему зашквару.

– Я не пойму, откуда в тебе столько счастья? – ворчу, испытывая новый страх. Страх улыбнуться. Чтобы избавиться от тонуса, растягиваю губы, но исключительно с издевкой. – Тебя вообще-то еще опека может забрать. В курсе? С несовершеннолетними всегда так.

Шпилька относительно возраста должным образом не оценивается. Нечаев лишь шире усмехается.

– Филатова, ты прям злодей из мультика. Такая грозная, – брякает на каком-то неуместном расслабоне. – Раз уж мы обмениваемся сопливыми страшилками, в тон пошло бы сказать, что тебя украдут цыгане… – задвигает, играя своими дурацкими пружинистыми бровями. – Но на фоне случившегося чересчур жестоко. А я все-таки не подонок. Поэтому скажу, что я с тетей. В смысле, опеке. Им скажу.

У меня от негодования аж рот открывается. Шумно тяну воздух. Внутри что-то бренчит. Грудная клетка расширяется. Замирает. И сдувается.

«Мы с моей девушкой потеряли все, кроме друг друга. Помогите вернуться домой!» – пишет Нечаев на картонке одолженным в том же киоске маркером, высунув от усердия язык.

Прежде чем начать, бросает мне:

– Не обращай внимания. Это маркетинг.

– Окей, – шепчу, равнодушно пожимая плечами.

В реале же…

Треск нервных структур усиливается. Ощущение, будто на подстанции резко вырос вольтаж. От перегрева меня в прямом смысле шатает. Хорошо, что есть все эти слои: мышцы, кожа, одежда. И все равно кажется, что свечусь и звеню на скачках сети, как лампочка.

Нечаев отворачивается и начинает свой концерт.

Я уже говорила, как печально у Егорыныча с пением? Его ненавидит весь хор! А преподаватель по вокалу – особенно. Но тут, скажу я вам, голос Нечаева на удивление неплохо звучит. Для человека без музыкального образования, вероятно, даже интересно. Все дело в репертуаре. Но в любом случае… Пусть тембр Нечаева тяжелый, шероховатый и лишенный необходимой гибкости, он без музыки – а капелла! – держит ритм.

Мировые хиты, юморные байки, диалог-импровизация с прохожими, отполированная история нашего, как он выражается, «попандоса» – исполняет легко. И мне за него ни разу не стыдно.

Я заблуждалась.

Человека, который держится с таким природным достоинством, невозможно унизить.

Кроме того, раскрывая свой потенциал, Егорыныч выкатывает мощнейшую харизму. Люди, несмотря на вечернюю усталость, охотно останавливаются, чтобы захватить всю версию выступления. Так что вскоре около нас собирается толпа. Сраженные Нечаевским обаянием бабули даже танцуют с ним вальс.

– Держись за него, девонька. За таким не пропадаешь, – говорит мне одна из женщин, подмигивая.

– Да и она хороша! – добавляет вторая. – Ладная, красивая, глазки умненькие, и характер, сразу видно, есть… Ему под стать!

Мы с Егором переглядываемся и вспыхиваем. Забавно, что у меня жар по щекам гонит, у него – по ушам. Аж засмеяться охота. В груди так и клокочет. С трудом подавляю.

С деньгами у бабушек, увы, негусто. И тем не менее, каждая что-то вкидывает. К ним присоединяются женщины помоложе и даже сбившиеся в кучу подростки. А один мужчина, услышав нашу историю, целую пятисотку бросает.

– Ты заставил меня вспомнить самое дорогое, парень… Молодость, – говорит он с явной тоской по прошлому. – Цените каждый день, каждую минуту… Вместе. Не дайте этому гребаному миру вас разделить.

Мы вызываем ложные представления. Маркетинг же. Слова этого мужчины неприменимы к нам. И все же из-за них тело бьет дрожь. На спине особенно ощутимо. По хребту проступает гребень. Да и по обе стороны от него – с опоздание, но лезут костяные щитки. У животных подобные штуки – броня. А мне зачем? Кто усиливает мою уязвимость?

– Спасибо за совет, друг, – благодарит Егор. – Приняли.

Я смотрю, чуть расширив глаза и реально пытаясь принять. К чему это? Мне все так же непонятно, но влезать не осмеливаюсь.

Проходит еще час. Интерес публики падает. Людей, в принципе, становится меньше. Рабочий класс заканчивается. А те, которые еще мелькают, либо критически спешат, либо эмоционально на дополнительные развлечения не заряжены.

В коробке собирается приличная сумма, но явно не та, на которую Нечаев изначально рассчитывал.

– Тут чуть больше, чем на один билет, – изрекает он после пересчета. Смотрит на встроенные в бетон часы. Пихает деньги в карман, картонки – в мусорку. Цепляет меня за руку и дает отмашку: – Погнали.

– Как?.. – теряюсь я. – У нас ведь не хватает.

Но Егор без заминок ведет к эскалатору.

– Договоримся с проводницей, чтобы вдвоем на одну полку пустила. Один черт, ночь. Все спать будут. Никому не помешаем, – отгружает плотными сжатыми блоками.

Благо успели на ступень встать. Благо Нечаев упорно держит за руку. Благо впереди люди. Иначе я бы свалилась.

– То есть?.. – выдыхаю, крепче впиваясь в его ладонь. – Мы будем спать на одной полке?..