Текст книги "Голубая свастика (СИ)"

Автор книги: Елена Другая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

– В какой?

– В тот, в который менее часа назад повели колонну! – раздраженно заорал на них Стефан.

Ему было наплевать, как они узнают, куда именно следовало ехать, пусть выкручиваются, как хотят. Он умылся снегом, чтобы немного протрезветь, и сел на мотоцикл позади солдата. По дороге они пару раз останавливались. Патрульные пытались узнать у встречных, по какой именно дороге им ехать. Стефану невыносимо хотелось пить, и он жадно заглатывал пригоршни снега, как привык делать еще на восточном фронте.

Уезжая, он дал Эльзе весьма нечеткие указания на счет покусанного собакой мальчишки, а именно: дозвониться до Маркуса и вызвать на дом врача. Но более всего его беспокоило то, что собака покусала и Равиля! Если порваны кровеносные сосуды, то шансы добраться до крематория живым у парня нулевые, он истек бы кровью по пути и упал где-нибудь замертво.

Как же он ненавидел весь этот мир, всю эту жизнь! Как можно было беспечно сидеть в кабаке, жрать, пить, наслаждаться обществом баб, когда вокруг творилось такое, что даже собственный дом не являлся надежной крепостью, способной защитить его людей!

Они подъехали к каменному строению – газовой камере. С виду это было обычное здание, только без окон, с массивной и надежной дверью. Стефан заледенел, но не от холода, а от ужаса. Никаких людей здесь не было, кроме нескольких автоматчиков и узников в полосатых робах из зондеркоманды*.

Стефан слез с мотоцикла, определил среди автоматчиков старшего и набросился на него:

– Где люди?! Сюда приводили колонну?!

– Они уже в помещении, – тот указал дулом своего автомата на дверь.

У Стефана все поплыло перед глазами.

– Газ подавали? Уже подавали газ?!

– Вон, полез на крышу, – автоматчик приподнял дуло несколько выше. Он был зол и сердит, ведь проработал тут практически целые сутки, а приехал пьяный офицер, большой начальник, и вдруг на него разорался. За что? Можно было бы и более уважительно относиться к рядовым солдатам, преданно служащим Рейху!

Стефан взглянул на крышу, где по специальной лесенке карабкался наверх один из узников, держа в руках банки с «Циклоном Б»**.

– Стой! – крикнул ему Стефан, срывая голос и отчаянно жестикулируя. – Да, ты! Назад! Слезай вниз!!!

А потом он повернулся к старшему и приказал:

– Откройте двери и выпустите людей!

Солдат было раскрыл рот, чтобы возразить, так как подобные действия были строжайше запрещены инструкцией, но все же не решился спорить со столь высокопоставленным начальником, однако счел должным предупредить:

– Это может быть очень опасно, господин офицер. Рекомендую вам отойти в сторону, – и набросился на своих подчиненных, радуясь, что хоть на ком-то можно сорвать досаду. – Что стоите?! Не слышали, что приказал господин заместитель коменданта? Живо открыть и всех вывести наружу!

Работники зондеркоманды отворили тяжелую дверь, автоматчики отступили, чтобы держать всех под прицелом. Далее началось что-то кошмарное.

Толпа голых изможденных людей вырывалась через на улицу, кто-то падал, но другие не обращали на это внимание, они топтали друг друга, сбивали с ног, и, словно безумные, бежали, кто куда, стараясь прорвать цепь вооруженных охранников. Солдаты били их прикладами, раздалась автоматная очередь, убившая сразу десяток человек. Остальные еще более запаниковали, закричали, заметались по плацу, полностью потеряв над собой контроль.

А Стефан вдруг с ужасом понял, что в этой обезумевшей толпе полулюдей-полузверей-полутрупов он не видит Равиля! Мелькали голые руки и ноги, вытаращенные глаза, оскаленные рты, бритые головы, а он не мог в этой свалке обнаружить своего парня! И не было никакой возможности построить этих беснующихся несчастных, а охранники уже стали их убивать, периодически постреливая в толпу короткими очередями. Такого трагического поворота событий офицер никак не ожидал.

– Равиль! – хрипло надрывался офицер, в панике оглядываясь, но голос его тонул в общем море воплей.

И вдруг он возник перед ним, словно из-под земли, схватил офицера за локоть и отозвался:

– Стефан!

Немец тут же оттащил его в сторону, бормоча единственную молитву, которой научился еще в раннем, бессознательном детстве, поэтому она прочно засела у него в голове.

– Можете всех остальных убить, – отдал приказ он и отвернулся.

Грянули оружейные залпы. Расстрел обреченных узников продолжался несколько минут, снег залила алая кровь, люди падали, словно подкошенные, а потом наступила тишина. Равиль стоял рядом с ним совсем голый, но он не чувствовал холода, словно и не жил уже, а умер вместе с другими, настолько остекленел его взгляд, и посинели губы.

Стефан снял с себя китель, набросил парню на плечи и устроил его в коляске мотоцикла. Сам сел за руль, оставив возле крематория тех двоих патрульных, с которыми сюда приехал. Заревел мотор, и они рванули в сторону лагеря. Офицера насквозь, до костей, продувал ледяной ветер. Он уже протрезвел, но все равно не мог адекватно оценивать ни произошедшие события, ни свои поступки. Быстро домчавшись до своего коттеджа, они вошли внутрь.

Все слуги в тот час собрались в комнате, рядом с Данко. Мальчик плакал, потому что доктор зашивал и обрабатывал ему раны. Стефан велел Равилю скорее одеть на себя теплые вещи и дожидаться осмотра врача, а сам пошел на кухню и поставил на плиту наполненный водой чайник.

Появились Карл и Маркус. Стефан проигнорировал Карла и увел секретаря в кабинет. В двух словах он откровенно рассказал Маркусу про все, что случилось, и про чудесное спасение Равиля. Тот осуждающе качал головой.

– Ни разу не слышал ни о чем подобном, даже в байках! – потрясенно говорил Маркус голосом, дрожащим от негодования. – Господин офицер, вы посмотрите на все это дело со стороны! Вы остановили патрульных, которые на мотоцикле совершали плановый осмотр территории лагеря, заставили их ехать в крематорий, неоправданно вмешались в процесс уничтожения, создали опасную ситуацию, приказав выпустить людей из газовой камеры, затем, бросив патрульных, вернулись в лагерь на их служебном транспортном средстве да еще и обрядили слугу в свой парадный офицерский китель! Господин офицер, вы меня извините, но, боюсь, что такими темпами, я очень скоро лишусь чести быть вашим секретарем!

Маркус замолчал, сжав губы, и отвел от него взгляд. Иными словами, он дал понять, что за данный инцидент офицера могут разжаловать, а то и привлечь к ответственности и отправить под трибунал. Стефан присел за стул и глухо закашлялся, чувствуя, что грудная клетка его заложена, да и горло побаливало.

– С Гансом я сам разберусь, – пробормотал он и зашелся в новом приступе кашля.

– Господин комендант не всесильный, ведь существует еще и устав, который обязаны соблюдать все, – заметил Маркус. – Чего вы хотите добиться? Когда вас лишат должности, ваши слуги, в лучшем случае, попадут назад в свои бараки, все, за исключением Данко. Ведь, если несчастный малыш выживет, его сразу же уничтожат! В лагере нет детского блока!

– И что ты хочешь сказать? – Стефан поднял на него свой тяжелый взгляд. – Что я должен был наплевать на то, что Равиля отправили в газовую камеру?!

– Я хочу сказать, что вам следует лучше организовать своих слуг. Если Карл у вас за капо, то он должен постоянно находиться в доме, а не ходить с поручениями! Вот только, боюсь, мои советы могут оказаться для вас бесполезными и уже неактуальными. У вас нехороший кашель, господин Краузе. Хотите, я позову доктора и он вас послушает?

– Нет, – резко бросил Стефан, – пусть он лучше занимается слугами.

В это время показалась Эльза. На подносе она принесла две чашки горячего чая, сахар, розетку с джемом и печенье.

– Ты Равилю приготовила чай? – обеспокоился Стефан. – Доктор уже посмотрел его укус на ноге?

Эльза ответила, что сделано все, что необходимо. Маркус закатил глаза к потолку. Этот мужчина был просто одержим своим евреем, похоже, на все и на всех ему было наплевать, кроме него, даже на самого себя! Было очевидно, что до добра это не доведет. Одновременно со всем этим, Стефан вызывал в его душе непритворное восхищение. До сих пор никогда в жизни у него не было столь безбашенного, непредсказуемого и сексуально привлекательного начальника!

– Ты прав, – болезненно поморщился офицер. – Ведь для того, чтобы ходить с поручениями, ко мне приставлены адъютанты.

– Хорошо, что вы об этом вспомнили, господин офицер, – язвительно высказался Маркус.

– Ладно, ладно, надеюсь, что все обойдется.

– Вы ездили по лагерю пьяный, на угнанном мотоцикле, и катали в коляске еврея, наряженного в ваш парадный китель с боевыми наградами! Конечно же, обойдется! Вы думаете, что никто ничего не заметил? Дело пахнет большим скандалом! Завтра на стол господину коменданту будут поданы доносы! Как вы, мне интересно, все это ему объясните?

– Как-нибудь объясню. Все знают, что я контуженный. Сам не забудь донос накатать, – холодно усмехнулся Стефан.

– Я никогда не пойду против вас, – заверил Маркус, опустив взгляд.

– Хватит тогда. Извини, что я тебя побеспокоил. Еще одна небольшая просьба. Ты не мог бы по пути домой отогнать этот треклятый мотоцикл в гараж? Это как раз рядом с твоим общежитием.

– Могу, почему бы и нет, – флегматично ответил секретарь. – Скоро, чувствую, меня заодно поставят к кирпичной стенке как сообщника ваших безумных поступков!

– Да как ты смеешь так со мной разговаривать! – шутливо возмутился Стефан, поднимаясь со стула, чтобы проводить своего секретаря.

Они встретились с Маркусом глазами, и Стефан в порыве признательности погладил парня по плечу. Тот слегка покраснел и смутился. Одно слово, и он остался бы ночевать, как тогда, и офицер это чувствовал. Однако сегодня был не тот день.

– Спасибо, – шепнул ему Стефан. – Ты молодец. Главное – не предай!

Маркус резко отвернулся от него и, бросив традиционные слова прощания, направился к выходу. Стефан понимал, что парень разочарован. Он удивлялся своей способности вызывать желание и в женщинах, и в мужчинах, и не только одно лишь желание, а и влюблять. Офицер был уверен, что бедняжка Анхен расстроена его внезапным уходом из столовой, ведь он бросил ее в разгар вечеринки и даже не попрощался. Стефан решил завтра же написать ей и передать с адъютантом записку с извинениями, чтобы девушка не расслаблялась и не думала, что он про нее позабыл.

А один-единственный человек, чья любовь ему была нужна более всего, продолжал его ненавидеть. Равиль.

Неожиданно в его душе шевельнулось какое-то сладостное чувство, будто сегодня произошло что-то сказочно-прекрасное, осветившее его жизнь. Он задумался, мучительно вспоминая, что бы это могло быть? Вот оно! Там, возле газовой камеры, Равиль взял его за руку и назвал по имени! Это было просто потрясающе и глубоко его взволновало. Так, значит, лед растоплен? Он больше ему не враг и не чужой? Хотя, конечно, скорее всего, хитроумный парень поступил так, чтобы выжить. Известно, что многие жертвы перед лицом смерти называли по имени своих палачей и пытались к ним как-то приластиться. И все же…

Стефан решил подумать об этом позже, а сейчас надо было покончить с неотложными делами. Он вышел в гостиную, где его ожидал доктор с отчетом. Врач был тоже заключенный еврей, из тех, кто лечили слуг и капо. Он доложил, что Данко следовало бы положить в больницу. Несмотря на то, что состояние мальчика в данный момент было стабильным, он все же потерял немало крови, и дальнейшее лечение желательно было производить в условиях стационара.

– Как Равиль? – строго спросил Стефан.

С парнем оказалось все в порядке. Доктор обработал его рану на ноге и растер тело юноши спиртом, так как тот несколько переохладился.

– Оставьте нам, на всякий случай, жаропонижающие таблетки, – попросил Стефан.

Он и сам ощущал нарастающие озноб и недомогание. Возможно, они пригодятся и ему самому. Врач оставил пачку таблеток, а потом, взяв цыганенка на руки, в сопровождении адъютанта отбыл в больницу на служебной машине. Стефан вздохнул с некоторым облегчением. Вроде бы, пока все улажено. Он чувствовал непреодолимое желание лечь в постель и уснуть.

– Эльза! – окликнул он. – Послушай, кажется, я простыл. Ты не могла бы присмотреть за мной ночью? Я понимаю, что все мы устали, а ты особенно перенервничала, но если у меня вдруг резко повысится температура, нужно будет сделать спиртовой компресс. Хорошо? И Равиля, пожалуйста, проверь несколько раз, чтобы он не разболелся.

– Может быть, вызвать доктора Менгеле? – предложила она.

Стефан презрительно и брезгливо скривился, всем своим видом показывая, что не считает этого человека за достойного врача. А потом он разделся, лег в постель и уснул, будто бы потерял сознание.

Ночью он бредил. Слышал, как рядом хлопотала Эльза, обтирала, клала ему прохладные компрессы на лоб, приподнимала его голову, подавая теплое питье и лекарства. Спал он плохо, тело постоянно сотрясалось от кашля. На миг он приоткрывал тяжелые веки, которые вновь слипались. Голова просто раскалывалась от боли.

Он слышал, как Карл звонил Маркусу, а потом вызвал доктора Менгеле. В какой-то момент он вынырнул из бреда и увидел рядом с собой Равиля. Юноша стоял на коленях возле его кровати.

– Господин офицер, – шептал Равиль. – Все будет хорошо, вы поправитесь. Мы будем ухаживать за вами!

А может, это был просто сон, и никакой Равиль к нему не приходил. Потом появился Менгеле, лапал его своими мерзкими мягкими ручками, делал уколы, давал распоряжения Эльзе. Сколько он так лежал? Сутки? Стефан не знал. Дни и ночи безлико смешались.

Вдруг он резко проснулся. Была ночь. В кресле напротив сидела Эльза. Увидев, что офицер открыл глаза и приподнялся, она тут же подошла к нему. Он был весь мокрый от пота и полностью обессиленный, но ощущал в своем теле какую-то легкость. Значит, кризис миновал!

– Позови Равиля, пусть он поменяет мне постельное белье, – слабым голосом попросил Стефан. – И еще, Эльза, я очень сильно хочу есть.

Комментарий к 17. Гонка на выживание. Зондеркоманда* – отряд из физически крепких узников, которых принудительно заставляли заниматься обработкой и утилизацией трупов. Примечательно, что именно его члены пытались устраивать побеги из Освенцима.

“Циклон Б”** – гранулы, которые при контакте с воздухом образовывали ядовитый газ. 4 кг гранул достаточно для убийства тысячи человек. Хранился в металлических банках и засыпался в примитивные газовые камеры через люки в крыше. Производится по сей день.

====== 18. Кошмары и грезы. ======

Посмотреть смерти в глаза! О, да! Испытав на собственной шкуре, Равиль понял, что это такое. Неизвестно, сколько ему еще суждено прожить – всего один лишь день, год, десять или же сто лет, но он был уверен, что до последней секунды своей жизни будет вспоминать тот марш смерти по мерзлой дороге. Сначала Равиль просто отказывался верить в произошедшее. Он пытался выйти из строя, обратился к охранникам, хотел им объяснить, что произошла чудовищная ошибка, что он – слуга господина Краузе, но его просто отшвырнули назад в общую колонну ударом приклада.

Оглядевшись, Равиль заметил, что окружающие его мужчины – почти все евреи, но они не только что прибывшие. Судя по тому, какие они были худые и изможденные, похожие на живые скелеты, это давние узники лагеря, которые уже выработали себя. Люди шли спокойно, глядя прямо перед собой, и ни один из них не выражал ровно никаких эмоций. Они настолько отупели от голода, побоев, издевательств, адского труда, что, похоже, совсем не волновались, куда и зачем их ведут! Возможно, они уже хотели смерти. Но Равиль ее не хотел!

Он был единственным сильным человеком в этой колонне, и он хотел жить. Рано ему умирать! Он рассчитывал объяснить ситуацию кому-то из начальников, когда они доберутся до газовой камеры, это была его последняя надежда. Да, он знал, куда их вели. Карл, который был в лагере уже два года, рассказал ему все – и про садистские эксперименты доктора Менгеле, и про крематории и газовые камеры, и про то, что здесь лагерь уничтожения, а не трудовой, как наивно Равиль полагал в начале, и как продолжали думать многие другие.

Шли они минут тридцать и приблизились к зданию, возле которого им было приказано снять с себя всю одежду. Люди покорно и безразлично раздевались, обнажая свои безобразно костлявые тела. Равиль тоже скинул одежду и сразу же задрожал от ледяного холода. Тогда он рискнул обратиться к одному из автоматчиков.

– Господин, прошу вас, выслушайте меня, произошла ошибка! Я – слуга заместителя коменданта лагеря! Я не должен здесь находится!

– Да ты что? – наигранно изумился немец и громко расхохотался, подталкивая локтем своего напарника. – Ты слышал, Берг? Этот жид, оказывается, важный человек, чей-то слуга! Раз так, то сейчас мы отнесем тебя назад в лагерь на руках! Видно, ты очень хорошо служил своему хозяину, раз тот решил от тебя избавиться! Немедленно встань в строй, жид, и жди, как все. Иначе я быстро тебя пристрелю!

Равиль безропотно вернулся в общий ряд, стараясь пристроиться в самый хвост создавшейся очереди. Он безнадежно поглядывал в сторону дороги, откуда они прибыли. В животе и груди образовалась ноющая пустота, которая, сродни дикой боли, вдруг захватила все его существо. И это все? Конец его жизни? Где же ты, Краузе?

Именно в этот момент Равиль понял, что более всего на свете он хотел бы сейчас увидеть не отца с матерью и не сестру, а своего проклятого хозяина. Только он мог его спасти. Увы, надежда была крайне слабая.

Их стали небольшими партиями заталкивать в помещение. Равиль сделал все возможное, чтобы попасть в него одним из последних, не переставая оборачиваться на дорогу. Ноги его подкашивались, он уже не ощущал своего тела. Горло сдавили рыдания. Он был готов кричать, орать, вопить от безнадежной яростной скорби.

Где ты, офицер Краузе, где же ты?! Появись же!!!

Инстинктивно он чувствовал, что хозяин не хотел бы его смерти, так как питал к нему какую-то особую извращенную привязанность. Еще вчера он думал, что страшно сидеть в темном подвале рядом с трупом! Нет. Самое страшное – пройти через эту дверь, разделяющую жизнь и смерть. Дверь шаг за шагом становилась все ближе, ближе и ближе. Его, подгоняя, толкнули в спину прикладом, и дверь с грохотом закрылась.

Здесь было совсем темно. Со всех сторон к нему прикасались чьи-то голые тела. Люди, вдруг осознав весь ужас своего положения, стали издавать звуки. Кто-то завывал, точно зверь, другой бормотал молитву или всхлипывал.

Нет, Равиль не хотел умирать! Рано! Зачем так рано? Он ведь толком еще и не пожил! За что?! Почему?! Рыдания стали вырываться из его горла, лицо залили слезы. Он издал то ли вопль, то ли всхлип и вдруг задохнулся, легкие словно парализовало, он не мог дышать и хрипло ловил ртом воздух. Его затрясло, заколотило.

– Равиль, проснись! Да проснись же!

Он резко сел, сотрясаясь от рыданий. Рядом с ним оказался Карл.

– Уже подали газ?! – спросил Равиль, в панике озираясь и не понимая, где он находится.

Вместо ответа слуга поднес к его губам стакан воды. Юноша сделал несколько глотков и постепенно успокоился. Этот кошмарный сон теперь повторялся каждую ночь!

– Все хорошо, успокойся, ты дома! – ласково говорил ему Карл.

Дом. Это называлось – дом. Но он был жив. Краузе спас его. Некоторое время Равиль еще плакал в подушку, понимая, что все, что с ним произошло, можно объяснить лишь чудом. И чудо это сотворил его хозяин. А потом увез его на мотоцикле, закутав в свой китель, а самого офицера продуло, ведь он остался в одной сорочке. И теперь Стефан уже пятые сутки лежал в бреду с высокой температурой. Эльза почти не отходила от него, дважды в день прибегал доктор Менгеле, делал уколы, ставил капельницы, чем-то растирал тело офицера.

Равиль знал, в какие тот появлялся часы, и надежно прятался. Совершенно не хотелось попасть к нему на операционный стол. Рассказы Карла о Менгеле потрясли его до глубины души.

Например, проклятый доктор без всякого наркоза вырезал почку одному из заключенных. Просто взял скальпель, разрезал живот и достал почку рукой прямо из распоротого чрева, показал несчастному человеку и бросил ее в эмалированную миску, а потом небрежно зашил рану и отправил мужчину рыть траншею. Несчастный пациент каким-то непонятным образом выжил, и вечером того же дня на своих ногах вернулся в больницу, как ему и было приказано.

Тогда Менгеле на всю ночь поместил его в ванну с холодной водой. На утро узник оказался жив, чему Менгеле очень удивился. На следующий день этого беднягу отправили в газовую камеру. Но, так как людей в тот раз оказалось неожиданно много, он не поместился, его не смогли затолкать внутрь. Охранник его пристрелил и бросил в общую кучу. Но и это не убило бедного мужчину. Ночью он выполз из горы трупов и умудрился добраться до лагеря, сказав патрульным, что, возвращаясь с работы, случайно отстал от своей группы. Его поместили в больницу, где извлекли пулю, и он снова выжил. Говорили даже, что ныне здравствовал и трудился в одном из санитарных блоков.*

С Карлом вообще было очень интересно общаться. Он знал тысячу баек и всю подноготную лагерной жизни, как говорится, все входы и выходы. Равиль даже несколько завидовал ему, ведь пожилой слуга был немцем, политическим узником, его никто не собирался убивать или отправлять в газовую камеру. Даже в общих бараках такие заключенные получали дополнительный паек. В этом доме он удачно пристроился. Во всяком случае, их озабоченный хозяин назначил Карла на должность капо, не бил, не запирал в подвале и не насиловал, а относился к нему уважительно, как к равному.

Равиль опять горько всхлипнул от жалости к себе. Впрочем, душевные страдания быстро уступили страданиям физическим. Он почувствовал острый голод. Сегодня вечером ему не удалось поесть. Эльза, ухаживая за Стефаном, припозднилась с ужином, потом пришел Менгеле, и пришлось спрятаться, а позже его сморил сон. Равиль некоторое время лежал, мучился, но все же решил рискнуть и попытаться добраться до кухни. Может, там что-то осталось? Хотя бы кусочек хлеба!

Равиль, стараясь ступать как можно тише, вышел в кухню. Там, в полутьме, на табуретке, прислонившись спиной к стене, сидела Сара. Заметив силуэт, она вздрогнула всем телом и вскочила.

– Не бойся, это я! – шепотом сказал Равиль. – Хозяин еще не встает с постели.

– А кто его знает! – так же тихо отозвалась она. – Возьмет и встанет!

– Не найдется ли хлеба? – спросил Равиль.

Сара тут же подала ему тарелку, сняв с нее салфетку, и парень жадно набросился на ломтики, намазанные маргарином. Девушка присела напротив него. Глаза ее блестели, как будто бы она собиралась ему что-то сказать.

– Я не знаю, как мне быть, – наконец заговорила Сара. – Везде существуют определенные правила. Кажется, что если их соблюдать, то можно выжить. А здесь нет никаких правил! Этот зверь может убить каждого из нас в любой момент! Что бы я ни делала, как бы не делала, все равно настанет час, когда он меня пристрелит! Я это точно знаю.

– Нет же! – горячо возразил Равиль. – Ты не права. Он тебя не тронет. А знаешь почему? Ты ему нравишься. Ты его очень боишься, это видно, поэтому ему доставляет удовольствие тебя запугивать. Если он убьет тебя, то все его пикантное развлечение закончится. Знаешь, что он сказал одному своему приятелю, тоже офицеру? «Когда убиваешь человека, то теряешь над ним власть». Да, он так и сказал. Наш хозяин хочет власти, а не нашей крови. Так что успокойся и делай все, чтобы угодить ему.

Сара внимательно выслушала, а потом с сомнением покачала головой.

– Вы просто ничего обо мне не знаете! Ни он, ни ты, никто другой! Но, когда все откроется, он даже думать не будет, а сразу убьет меня!

Девушка горестно всхлипнула, и худые плечи ее вздрогнули. В это время на кухне показалась Эльза.

– Вот вы где! Равиль, скорее, господин офицер проснулся и зовет тебя!

Равиль бросил в рот последний кусочек хлеба, запил глотком воды из кружки и поспешил в спальню. Немец очнулся, а значит, их спокойная жизнь закончилась! По крайне мере, пока тот болел, у Равиля хоть немного зажили синяки и задница!

Стефан, завернувшись в плед, сидел в гостиной. Равилю было велено поменять постельное белье на кровати. Эльза проветривала комнату и прибиралась, протирала пыль и мыла пол. Они быстро управились и вернулись на кухню, так как господин офицер пожелал поесть. Эльза подогрела котлеты с гречкой, которые Карл принес для немца из офицерской столовой, поставила на поднос вместе с тарелкой стакан молока и велела Равилю отнести все это в комнату к офицеру.

От судьбы не уйти. Видимо, так и быть ему теперь прислужником и наложником при этом немце. Остальные слуги тоже, очевидно, уже разобрались, какая юноше выпала особенная честь, и собирались использовать это на полную катушку.

Стефан, хотя и ощущал сильный голод, много съесть не смог – затошнило. Ему ужасно хотелось принять душ, но он боялся, что не сможет из-за слабости. Он выпил теплое молоко и отдал тарелку Равилю. Тот собрался уходить.

– Постой, – окликнул Стефан. – Слушай, а ты подходил ко мне, когда я спал, и говорил что-нибудь?

Равиль замер, пытаясь понять, к чему этот вопрос, и не будет ли он наказан, но все же решил сказать правду.

– Да, господин офицер. Эльза отлучилась на кухню и оставила меня дежурить возле вас. И вы позвали меня по имени. Я подошел к вам и пожелал скорее поправиться.

– А сейчас ты не хочешь мне ничего сказать? – с полуулыбкой на губах спросил Стефан.

Равиль отлично понимал, что тот хотел услышать. Да он и должен был, в самом деле, это сказать!

– Господин офицер! – как можно более искренне произнес он. – Вы спасли мне жизнь. Мне вас не отблагодарить никогда, ведь, спасая меня, вы тяжело заболели сами! Я очень виноват!

– Ключевое слово – виноват, – значительно изрек Стефан. – Задумайся об этом, а также о том, что будет за всем этим следовать.

– Вы меня накажете, – со смиренной скорбью в голосе ответил Равиль. Пусть наказывает, порет, запирает в подвале, трахает. Лишь бы не убил! Стефан пристально смотрел на него, словно читая каждую мысль.

– Вот именно! – подвел он итог их короткой беседе. – Можешь теперь идти.

Оставшись один, офицер дотянулся до комода, взял сигарету и спички. Невероятно тянуло покурить! Он знал, что нельзя, но и терпеть более не было сил. Выкурив половинку, он начал жутко кашлять, и с отвращением потушил окурок. Нет, определенно следовало бросить.

Сон больше не шел, и он вновь привстал, чтобы найти блокнот и ручку. Так, что же он хотел? Ах, да! Написать записку Анхен! Обидно было бы упустить девушку с крючка, уж очень она подходила на роль очаровательной возлюбленной. Под руку с ней не стыдно пройтись по лагерю да и с сексом можно было не спешить.

Стефан сурово сдвинул брови. Он понятия не имел, что бы такое ей написать, так как вообще не был силен в составлении любовных посланий, но придется попытаться выжать из себя что-то, похожее на романтическое письмо.

«Фройляйн Анхен!» – начал он.

Стоп. А вдруг она – фрау? Нет, тогда не пойдет, подобная ошибка могла оскорбить девушку. Он раздраженно перевернул страницу и начал заново.

«Милая Анхен! Прошу простить меня за то, что так внезапно я оставил Вас в тот чудный вечер. Я виноват, но меня срочно вызвали в комендатуру по неотложным служебным делам. А теперь я очень болен. Вновь кровоточит и горит в груди моей былая рана. Скучаю я в разлуке с Вами, молю о встрече каждый час и ни на миг не забываю сиянье Ваших чудных глаз. Увидеть Вас хотя бы раз пред тем, как смерть свою принять! Мой каждый вздох стремится к Вам. Мое волненье не унять. Меня Вы взяли под прицел, и гибнет в муках офицер. Простите, если я посмел Вам написать излишне смело. О Анхен! Ангел во плоти, звезда на жизненном пути, мрак озарила, словно пламя. Склонюсь сражено перед Вами. Молю, не обижайте смехом. Прощайте. Покоренный Вами, Стефан.»**

Хищно прищурившись, офицер придирчиво перечитал всю эту пошлятину. А, вполне сойдет! Он ведь простой солдат, а не поэт в самом деле! Стефан вырвал исписанную страницу из блокнота и аккуратно свернул ее треугольником. Все, с этим делом покончено. С довольным видом он откинулся на подушки.

Итак, наконец-то можно было приступить к занятию гораздо более приятному, чем писать дурацкие письма, а именно: придумывать, как он в ближайшее время, а может быть, уже завтра накажет своего зеленоглазого дерзкого демона!

Комментарий к 18. Кошмары и грезы. * – Написано на основании реальной истории выжившего узника концлагеря. Этот удивительный человек, боюсь соврать, кажется, жив до сих пор. Ему почти сто лет! И ни разу за все эти долгие годы, испытав на себе ужасные эксперименты Менгеле, он не обращался к врачам! У него до сих пор нет даже карточки ни в одной больнице!

– Текст письма Стефана к Анхен прошу не бетить!

====== 19. Один за всех. ======

– Вас в доме четыре взрослых человека! – злобно рычал Стефан, прохаживаясь по кухне перед выстроенными в ряд слугами. – Как так могло получиться, что ребенок оказался без присмотра и выбежал за ограду?! Чем вы тут занимаетесь?! Разве так трудно было присмотреть за малышом?!

Они стояли, все безмерно печальные, не поднимая на него глаз. Эльза всхлипывала в полотенце.

– Ребенка искусала собака! – продолжал орать Стефан. – Конвойные могли его убить просто ради забавы! Эльза, говори, как это все случилось!

– Я как раз постирала, собралась на улицу развешивать белье и одела мальчика, чтобы он побегал по двору. Он вышел первый, а я немного замешкалась и…

– Я даже знаю, почему ты замешкалась, – яростно перебил ее Стефан. – Ты вот с ней заболталась!

Он ткнул пальцем в Сару и закашлялся. Чертов бронхит никак не хотел проходить. Стефан уже неплохо себя чувствовал, но Менгеле его все равно пока не выписывал; приходилось работать на дому. Каждый день Маркус приносил из комендатуры кипу документов, и они разбирали их в кабинете. Но только сегодня Стефан, наконец, собрался с силами закатить своим домашним скандал.

– Карл! Учти, больше ты не ходишь в столовую. Еду для меня и ваш хлеб будет приносить адъютант. Тебе придется чаще бывать дома и постоянно следить за этими двумя клушами, а также за одним молодым идиотом!

Пожилой слуга кивнул, всем своим видом выражая глубокое сожаление о произошедшем.

– Теперь ты, рассказывай! – гаркнул Стефан на Равиля.

– Я был на кухне и услышал лай и детский крик. Через окно увидел, что около наших ворот какая-то суета. И Альма лаяла, рвалась с цепи. Калитка была приоткрыта, и я догадался, что что-то случилось с Данко. Тогда я выбежал во двор и спустил нашу собаку. Она отогнала того пса от Данко, а мне удалось затащить мальчика во двор. Но двое автоматчиков велели мне встать в общую колонну и увели, хотя я им и говорил, что прислуживаю вам.