Текст книги "Голубая свастика (СИ)"

Автор книги: Елена Другая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– Послушай, – Ганс перешел на примирительный тон. – Я стараюсь тебя понять. В лагере есть специальная категория, немцы с розовыми треугольниками, из них ты можешь выбрать кого захочешь.

– Может, мне самому себе нашить розовый треугольник, Ганс? Твоя идея неудачна, сам подумай. Как я смогу взять к себе в дом мужчину, осужденного за гомосексуализм?

– Вот же черт, – с досадой пробормотал Ганс. – Но почему же именно этот еврей? В лагере мало других мужчин?

А вот на этот вопрос Стефан даже сам себе не мог дать точного и четкого ответа. Да и на Мойшу Равиль на самом деле был совершенно не похож. Что же тогда покорило? Хрупкость, изящность и беззащитность этого юноши? Его безупречная красота? Юность? Может, все это вместе?

– Я советую тебе извиниться перед Менгеле и вернуть еврея в медицинский блок, – твердым голосом Ганс подвел итог их разговору.

– Спасибо за совет, – тут же парировал Стефан, – но я этого не сделаю. И не кажется ли тебе, что мы слишком много времени уделяем этому ничтожному инциденту?

– Ты всегда был упрямым и тупым, – злобно сказал ему Ганс. – Дай сигарету! Сам будешь объясняться с Менгеле.

– Он и на нас с тобой глаз положил, – на всякий случай подкинул дров в топку Стефан. – Сказал, что у нас редкостное генетическое сходство. Я все думаю, что бы он сделал, попадись мы в его цепкие лапки?

– Бред несешь, – отмахнулся от него Ганс. – Я вижу, что под Сталинградом тебя действительно серьезно контузило.

– Вот именно! – радостно кивнул Стефан. – Я полагаю, тема нашей беседы исчерпана? Можно мне теперь пойти и продолжить свою службу на благо великого Рейха? Я и так потерял уйму драгоценных минут.

– Убирайся, – процедил Ганс, отворачиваясь к окну.

– Хайль! – распрощался с ним Стефан, вскинув руку и прищелкнув каблуками.

Он вылетел в коридор, где у стены его ожидал Маркус. Вид у секретаря был неважный, нос его окончательно раздулся и покраснел от простуды, и в руке он сжимал носовой платок.

– Дойдем до госпиталя, – предложил Стефан, – я заберу свою служанку, а ты возьмешь какие-нибудь капли.

На крыльце офицер столкнулся с доктором Менгеле. Что ж, эта встреча была неизбежна, и лучше уж сразу расставить все точки в возникшем конфликте.

– Краузе! – негодующе вскричал доктор. – Вы забрали вчера из больницы моего пациента. Его необходимо срочно вернуть, так как он должен участвовать в важном медицинском эксперименте, я же говорил вам это!

– Его нельзя вернуть, – проговорил Стефан, едва сдерживая улыбку.

– Как? Почему? Где он, и что с ним?

Стефан шагнул к Менгеле и прошептал ему чуть ли не в лицо:

– Вашего пациента нельзя вернуть, потому что я его убил.

Менгеле оцепенел от этого неожиданного заявления, беспомощно развел руки в стороны и застыл, словно сраженный молнией.

– Но как? Зачем?

– Очень просто, господин Менгеле, – добродушно продолжил Стефан, – я его пристрелил. Есть еще вопросы?

– Но… Слушайте, Краузе, вы прекратите эти свои… шутки и отговорки! Мне нужен этот близнец!

– Поздно, доктор, я уничтожил грязного жида, что считаю совершенно естественным. Не для этого ли мы все здесь находимся? Или я что-то неправильно понимаю?

– Но что же мне теперь делать с его сестрой?

Доктор так растерялся, он ожидал чего угодно, но только не такого, неожиданного поворота дел.

– Убить, – флегматично ответил Стефан. – Мне нужно идти, доктор Менгеле. Не смею вас больше задерживать. Удачи вам в ваших научных изысканиях.

– Знаете что? – Менгеле сорвался на крик и покраснел от ярости. – Когда будет инспекция, я напишу на вас рапорт, что вы вставляете мне палки в колеса и уничтожаете ценный экспериментальный материал!

– Пишите на здоровье, если вам от этого станет легче.

– А ведь вы вначале показались мне адекватным человеком!

– А вы мне – нет. Прошу простить, я очень спешу.

Стефан понял, что от него не оторваться, и повел себя невежливо: просто развернулся к Менгеле спиной и пошел в сторону больницы, оставив разъяренного врача в полном смятении. Маркус поспешил за офицером. Он был в полном шоке от сцены, свидетелем которой невольно оказался, но предпочитал помалкивать, лишь шмыгал носом.

– Ты знаешь номер сестры Равиля? – бросил Стефан Маркусу на ходу.

– Да, господин офицер. Ее зовут Ребекка Вальд. Номер записан у меня в блокноте.

Стефан неожиданно остановился и посмотрел на него с глубокой признательностью. Он не слишком доверял людям, особенно коллегам, но уже начал понимать, что с секретарем ему очень повезло. Парень был сообразительный и неравнодушный к тому, что творилось вокруг.

По дороге они зашли в беседку, в которой располагалась курилка для офицеров. Сейчас, в рабочее время, в ней было пусто.

– Скажи… – поинтересовался Стефан. – Пациенты доктора Менгеле из числа узников часто умирают? Кто-нибудь остается в живых?

– Смертность очень высока, господин офицер, – доложил Маркус. – Умирает процентов семьдесят. Те, кто выживают, остаются инвалидами, работать не способны, и их отправляют в газовую камеру. Можно мне привести пример?

Стефан кивнул, ему было интересно, что творилось в лаборатории этого живодера.

– Об этом рассказывала одна медсестра другой, а я услышал. Одной молодой и здоровой женщине разрезали живот вдоль. В результате она выздоровела, рана зажила хорошо. Тогда ей же разрезали живот поперек. Так как никакие антибиотики Менгеле не использует, она умерла.

Стефан напряженно думал. Ребекку Вальд необходимо было вырвать из лап этого доктора, иначе как он потом сможет смотреть Равилю в глаза?

– Давай сделаем вот что, Маркус. Составь приказ о переводе этой девушки в барак двадцать пять «а». Думаю, так будет лучше всего. Сделай это сейчас же, когда мы придем в комендатуру, не забудь.

Маркус кивнул, понимая, что в этой ситуации иного выхода, пожалуй, не было.

В этот барак размещались заключенные за какие-либо провинности в ожидании уничтожения. Когда набиралась приличная партия, человек триста, их отправляли в газовую камеру.

Стефан прикрыл глаза, глубоко затягиваясь сигаретой. Он убийственно уставал здесь, даже на фронте такого не было. Да еще и грудь побаливала – сказывалось былое ранение. Потом они направились к больнице, в которой лечили узников, на местном жаргоне носившей название душегубка. От постоянной беготни у офицера гудели ноги, и он думал, что зря не пользуется положенными автомобилем и водителем, это значительно сэкономило бы и силы, и время. В больнице Стефану посчастливилось сразу разыскать свою еврейку. Девушка была уже на ногах и выглядела несколько лучше.

– Сара Милх, – представил ее Маркус, заглянув в свой блокнот и, на всякий случай, называя ее номер.

Стефан одобрительно кивнул. Завидев немца, девушка смертельно побледнела. Она была настолько напугана его появлением, что чуть не лишилась чувств. Офицер приказал ей идти за ним. Они вышли на улицу. Стефан вздохнул с облегчением. У него уже в глазах рябило от этих больничных палат и лиц изможденных узников. Они пошли по направлению к коттеджу Стефана.

– Наверно, ты иди в комендатуру и подготавливай документы, – обратился офицер к своему секретарю. – Я приду где-то через час. Мне нужно проверить, что творится у меня дома. И ради Бога, Ротманс, вылечи свой насморк! Ты постоянно чихаешь и этим отвлекаешь меня от мыслей о победе великого Рейха!

– Извините, – пробормотал несчастный Маркус и снова предательски чихнул в платок.

Мимо них на большой скорости проехал грузовик, кузов которого был перегружен трупами людей. Стефан отвернулся, чтобы пропустить мимо глаз это жуткое зрелище. Но что-то произошло, машину тряхнуло, может, камень случайно попал под колесо, от чего один из трупов скатился с кузова и рухнул прямо под ноги офицеру. Стефан едва не споткнулся и не наступил на него.

Ужасное зрелище предстало перед глазами немца. Он не был особенно чувствительным, на восточном фронте перевидал не мало трупов, обезображенных ранениями, с оторванными конечностями, обезглавленных, залитых кровью. Но это…

Когда Стефан в школе изучал анатомию, в их кабинете стоял скелет, и это было забавно: они трогали его и даже привязывали к рукам наглядного пособия веревочки, дергали за них шутки ради.

То, что лежало сейчас под ногами у Стефана тоже было скелетом, но обтянутым кожей. Это было тело ужасающе худого человека. Да и человеком его нельзя было назвать – изможденные останки, полностью лишенные мускульных тканей. Череп с запавшими глазницами, черный провал рта, выпирающие тазобедренные кости…

Неожиданно скелет шевельнулся, глаза его приоткрылись, он издал хрип, содрогнулся и в порыве протянул к Стефану тощую, состоявшую из одних костей руку. Он был еще живой. Офицер сам едва не вскричал от ужаса и резко отпрянул в сторону.

Адъютант Стефана проявил мгновенную реакцию и расторопность. Он подскочил и тут же разбил голову умирающего прикладом своего оружия. Раздался треск костей, частички мозга разлетелись в стороны, попав Стефану на ботинки.

– Смотри, что делаешь, тупая скотина! – обрушился на незадачливого солдата Маркус. – Ты запачкал господину офицеру обувь!

Секретарь наклонился, достав из кармана салфетку, и быстро протер башмаки офицера.

На Стефана накатила дурнота, земля вокруг закачалась. Мало что соображая, он пошел в сторону ближайшего строения и завернул за угол. Его вырвало желчью. Маркус поддерживал его, а потом дал салфетку, чтобы обтереть лицо. Стефан некоторое время стоял, прислонившись к стене, обливаясь холодным потом, пытаясь отдышаться.

– Никак не могу привыкнуть, – словно извиняясь перед своим секретарем, пробормотал он.

– К этому нельзя привыкнуть, – так же тихо ответил Маркус.

– Но вот ты нормально и спокойно отреагировал…

– На самом деле, это вы нормально отреагировали, господин офицер. Разрешите, я провожу вас до дома. Вы ничего не ели сегодня и видно, что переутомились.

Стефан кивнул, у него не было никаких сил спорить. Он старался больше не думать о произошедшем инциденте и обратился своими мыслями к Равилю. Сейчас он его увидит и получит возможность рассмотреть получше, а может, они даже поговорят. Офицер немного взбодрился и встряхнулся. К коттеджу он подошел уже вполне твердой походкой.

Отпустив Маркуса, а своему адъютанту приказав организовать для него машину, Стефан зашел в дом, где его встретил Карл, который, очевидно, по собственной инициативе взял на себя обязанности старшего слуги.

– Позови всех в гостиную, – приказал Стефан. – И пусть Эльза подаст мне чай с печеньем.

В ожидании пока выполнят его распоряжение, он прошел в ванную, умылся, почистил зубы и тщательно прополоскал рот, в котором до сих пор был отвратительный привкус желчи, после чего вышел в гостиную и сел на диван. Расторопная Эльза тут же принесла для него на подносе чашку крепкого, ароматного чая, рафинад, варенье, хлеб, масло и галеты.

И вот они все стояли перед ним. Карл, вполне еще крепкий мужчина лет пятидесяти пяти, невысокий и коренастый. Эльза, женщина с благородными чертами лица, не потерявшая в сорок лет своей статности. Сара и Равиль были примерно одного возраста, лет по шестнадцать или семнадцать. У наголо обритого Равиля смешно торчали уши. На момент они встретились взглядом. Глаза у парня были чудесного зеленого цвета, влажные и искрящиеся. Сам он был достаточно высок, хотя и худощав, но приятной комплекции.

Хуже всех выглядела Сара. Она была бледна, как смерть, вся тряслась от ужаса. Буйное воображение девушки, очевидно, рисовало ей то, что фашист взял ее к себе в дом не иначе как за тем, чтобы зверски изнасиловать. То, что тело молодой еврейки немца совершенно не интересовало, даже не приходило бедняжке в голову.

Рассматривая их, Стефан сделал несколько глотков крепкого чая из фарфоровой чашки и откусил пару кусочков хлеба. После этого он почувствовал себя несколько лучше. Он встал с дивана и обратился к своим слугам.

– Слушайте внимательно. Меня зовут Стефан Краузе. Я заместитель коменданта лагеря Освенцим, а вы теперь – мои слуги. С этого дня вы постоянно будете жить в моем доме, выполнять все мои приказы и неукоснительно подчиняться правилам, которые я установлю. Сейчас я пойду в кабинет, а вы будете заходить в него по одному, я побеседую с каждым из вас и объясню вам ваши обязанности.

Стефан взял поднос и переместился в кабинет за письменный стол. Все. Еще несколько минут, и он, наконец, останется с Равилем наедине.

====== 4. Домашний деспот. ======

Расположившись в кабинете, Стефан какое-то время пребывал в одиночестве, наслаждаясь тишиной. После уборки, которую произвела Эльза, здесь стало очень уютно. Его заинтересовал книжный шкаф, в котором даже были книги. Он решил обязательно пересмотреть их и прочесть на досуге. В комнате, помимо шкафа, стояли письменный стол, три стула и бюро. Вся мебель сияла, начищенная полиролью; постиранные занавески пахли свежестью. Правда, окно было не вымыто, но это успеется. Стефан не был слишком придирчив или нетерпелив. Он допил свой чай, и ему стало намного легче, прошли тошнота и слабость.

Собравшись с мыслями, он пригласил в кабинет Карла. Первым делом офицер поинтересовался у мужчины, за какие подвиги тот здесь очутился. Оказалось, что причиной послужила чистая подстава. Карл регулярно высылал деньги своему племяннику, который оказался антифашистом. При аресте у молодого человека обнаружили квитанции переводов. Получилось, что Карл поддерживал материально немецкое коммунистическое подполье. А ведь он даже и не знал об идейной принадлежности своего племянника, просто слал ему деньги, так как тот был сыном его погибшего брата. В общем, хотел как лучше, а получилось как всегда. Стефан с горечью посмеялся над этой историей.

– Хорошо, что не расстреляли, – усмехнулся он.

– Лучше бы расстреляли, господин офицер, – ответил Карл, который, как заметил Стефан, его совершенно не боялся.

Может, это и к лучшему. Офицер объяснил мужчине его обязанности. Карл должен был стать капо, старшим слугой и управляющим, целиком и полностью отвечать за все, что творилось в доме, а также выполнять поручения Стефана вне дома. Он был единственным из слуг, кому разрешалось выходить за территорию коттеджа. Общаться и разговаривать с остальными узниками, рассказывать о том, что творилось в доме, заходить в другие бараки, отлучаться по каким-то своим надобностям строго запрещалось. Только по делам, туда и обратно. И главное – следить, чтобы ни под каким предлогом за ворота не выходили Равиль и Сара.

– В лагере, как ты знаешь, постреливают, – объяснил он. – Я не хочу, чтобы кого-нибудь из них случайно или нарочно убили. Ты отвечаешь за их жизни.

Также на пожилого немца была возложена вся имеющаяся в доме мужская работа. Тот слушал, кивал в знак согласия, понимая, что ему крупно повезло, он попал к неплохому хозяину и в теплое место.

Следующей в кабинет вошла Эльза. Ее проступок перед нацистами состоял в том, что она длительное время укрывала в своем доме соседей – еврейскую семью, – прятала их в подвале. Когда все открылось, евреев тут же, у нее на глазах, расстреляли вместе со всеми детьми, а саму женщину этапировали в Освенцим.

– Только не вздумай прятать каких-нибудь посторонних евреев в моем доме, – со смехом сказал ей Стефан.

Он невольно восхитился ее мужеством. Ведь эту семью из шести человек надо было не только скрывать, но и кормить, где-то брать на всех продукты, стирать их вещи, потом сушить, а у них имелся и младенец. Как она умудрилась прятать их почти целый год, ему было непонятно. И евреи тоже хороши. Вместо того, чтобы вовремя уехать, сами погибли и подставили женщину, сделавшую им столько добра. А все потому, что многие до последнего часа цеплялись за свое добро и предприятия, не желая покидать обжитые края. Наивные, как дети. Все равно всех их убили, и все у них отобрали.

В целом, эта благородная женщина с добрым лицом отнеслась к нему спокойно и доброжелательно. Она сделала так, как подсказала ей совесть. Не каждый способен поступать согласно ее велению, тем более в военное время. Стефану показалось, что ей можно доверять. На Эльзу он возложил кухню и стирку белья, в общем, работу, привычную для любой женщины.

Потом зашел Равиль. Стефан пожирал его глазами с головы до ног. Красавчик, ничего не скажешь, губастенький и глазастенький. Правда, такой смешной, лысый, с оттопыренными ушами. Жаль, что волосы обрили. Парень стоял, скромно опустив глаза. Офицер знал, что все его мысли сейчас заняты разлукой со своей сестрой, об этом он и переживал, до немца ему не было никакого дела. Можно было представить, как близки были эти близнецы, которые, скорее всего, с самого рождения никогда не расставались.

Стефан поднялся и подошел к нему.

– Посмотри мне в глаза, – тихо сказал он.

Парень поднял удивленный взгляд. Зачем-то господину офицеру понадобились его глаза. Мужчина протянул руку и, затаив дыхание, скользнул пальцами по щеке юноши. Тот вздрогнул, как от удара током, и невольно сделал шаг назад.

– Стоять! – приказал офицер. – Слушай меня. Никогда не смей больше так делать, отстраняться от меня. Я твой хозяин и господин. Твоя жизнь да и, кстати, жизнь твоей сестры находятся всецело в моих руках. Если ты будешь вести себя хорошо, вам с сестрой будет неплохо. С этого дня когда я дома, ты будешь находиться постоянно при мне и беспрекословно выполнять все мои приказы, какими бы они ни были. Тебе понятно?

– Да, господин офицер, – чуть слышно произнес Равиль.

Ни черта ему было не понятно. Это Стефан понял по его потерянному выражению лица и бегающим глазам. Как объяснить? Лучше сказать без образных оборотов, а так, как есть.

– Тебя в детстве когда-нибудь пороли ремнем? – поинтересовался немец.

Тут уж Равиль сам, без приказа, поднял на него свой пораженный взгляд.

– Нет, господин офицер.

– А я буду. И спать ты будешь со мной в одной постели. Это если я в хорошем настроении, а если в плохом, то у кровати, на коврике, как пес.

Равиль молчал, не понимая, что это за злая шутка? Видимо, он ни на миг не допускал, что подобное могло происходить на самом деле.

– Я не шучу, – с некоторой досадой сказал Стефан.

Он видел, что ему не удалось нагнать на парня нужного страха. Юноша ему просто не поверил.

– Сегодня вечером, когда я приду со службы, мы этим и займемся. Приведешь себя в порядок, хорошо помоешься. Можешь идти.

Видно было, что это заласканный ребенок, не знавший в жизни ни горя, ни телесных наказаний, может быть, даже резкого или гневного тона, – так доверчиво он смотрел на офицера. Глядя ему вслед, Стефан невольно облизнулся. Лакомый кусочек, ничего не скажешь. Скорее бы вечер.

Следующей была Сара. Вот уж кто боялся его до ужаса. Возможно, здесь она уже натерпелась и видела смерть, иначе бы не тряслась, как осиновый лист. Стефан возложил на нее уборку в доме и все, чтобы связано с мытьем и грязью.

– Ты видела, что крыльцо у нас покрашено в белый цвет? – прищурившись, ледяным тоном, спросил он у нее. – Так вот, оно всегда должно быть белым, в любую погоду, днем и ночью, и не дай бог я замечу на нем какие-то следы. Это же касается пыли или мусора в доме. Если я замечу, что ты плохо стараешься, мне придется тебя пристрелить и взять в дом другую, более расторопную и аккуратную девушку.

Нагнав на бедняжку еще больше страха, он отпустил ее и вздохнул. Наконец, слуги были построены. Нужно было срочно ехать в комендатуру, адъютант уже подогнал к крыльцу машину.

– Вы ели что-нибудь сегодня? – Поинтересовался Стефан у Карла, стоя в прихожей и набрасывая на себя в шинель.

– Нет, господин офицер.

– Возьмите из моего пайка крупу и сухое молоко. Пусть Эльза сварит кашу, и хорошо поешьте. Особенно обрати внимание, чтобы поела Сара. Она тощая, как скелет, а ей придется работать физически.

Завершив домашние дела, Стефан поехал в комендатуру, размышляя, как же ему прокормить четверых людей, которых он взял к себе в дом. Он был категорически против, чтобы слуги его стояли в очереди с мисками за лагерной баландой, так как едой это назвать нельзя. Офицерский паек Стефана включал в себя лишь некоторые деликатесные продукты, так как предполагалось, чтобы он питался в столовой.

В паек входили по килограмму каждого вида круп, три килограмма муки, сахар, сухое молоко, яичный порошок, масло, чай, кофе, сигареты, печенье, галеты, конфеты, несколько банок с джемом и медом, сыр в тюбиках, десяток рыбных консервов и пять литров разнообразного спиртного. Этим не прокормить четверых взрослых людей, да и не еда это, а так, баловство. Офицер решил посоветоваться на этот счет с Маркусом.

В комендатуре его ждал завал документов, но прежде всего он подписал подготовленный своим исполнительным секретарем приказ о переводе Ребекки из медицинского отделения Менгеле в барак для смертников.

– Главное нам не пропустить момент и вовремя вытащить ее оттуда, чтобы девушку не уничтожили. Возьми, Маркус, пожалуйста, под контроль этот вопрос.

Тот кивнул и сделал пометку в блокноте. Стефан сразу послал своего адъютанта за Ребеккой, надеясь, что Менгеле еще не успел расчленить несчастную на куски. Потом они несколько часов проработали, и Стефан пропустил обед. Отлично, если так пойдет и дальше, то он окончательно испортит свой и без того больной желудок. Когда они немного разгреблись, голод напомнил Стефану о том, что он хотел посоветоваться с Маркусом по поводу того, как организовать питание своих слуг, чтобы они не падали в обмороки от слабости и недоедания.

– Очень просто, – ответил секретарь и понизил тон до шепота. – Возьмите собаку.

– Хорошо придумал! – усмехнулся Стефан, – еще и тварь придется кормить! Или же ты рекомендуешь ее съесть?

Маркус рассмеялся.

– Да нет же, господин офицер. Дело в том, что собаке полагается отличный паек.

– Вот как? – заинтересовался Стефан.

Маркус достал какую-то карточку и зачитал:

– Несколько видов овощей, в общей сложности целый мешок, крупа разных сортов, а так же десять банок собачьих консервов на месяц. А собачьи консервы, скажу я вам, это есть ни что иное, как тушенка. Пусть в ней и попадаются иногда сухожилия, шкурки или кусочки жира, но это прежде всего мясо. Я точно знаю, что солдаты ее едят, да еще и выменивают на другие продукты. Для слуг тем более сойдет. Ну, а собачка может питаться немного поскромнее.

– Ты сам консервы эти пробовал? – озорно поинтересовался офицер у парня. Тот заулыбался и кивнул.

– Хлеб на всех, пусть раз в день, берут на раздаче, в общей столовой. Вот и решение проблемы!

Стефан тяжко вздохнул. Да, тяжело быть хозяином, о каждой мелочи он должен был думать и заботиться сам. Итак, предстояло взять собаку, паек которой должен был кормить ее и еще четверых людей. В реестре он выбрал трехлетнюю суку, по кличке Альма, и приказал доставить к себе в дом, желательно, сразу вместе с пайком.

После службы, по дороге в столовую, он повстречал Менгеле. Доктор, казалось, был всесущ и вечно попадался на пути. Тот не мог равнодушно и спокойно пройти мимо и подскочил к офицеру.

– Краузе, вы доиграетесь! По вашему приказу у меня сегодня отобрали еврейку, ту, из пары близнецов, а я только подготовил ее к стерилизации! Я найду на вас управу!

И он пронзил Стефана таким негодующим взглядом, будто тот сравнял с землей всю его лабораторию.

– Доктор Менгеле! – Стефан потерял всякое терпение. – Прекратите портить мне настроение! Как будто эти близнецы – последние евреи в этом мире! Неужели мы будем ссориться из-за таких мелочей? Я обещаю больше не лезть в ваши дела и близко не подходить к вашей клинике. А так же, если позволите, я хотел бы преподнести вам бутылочку самогона.

– Настоящего самогона? – поразился Менгеле, который любил не только убивать, но и как следует выпить. – Русского? И где вы его раздобыли?

– Я же приехал с восточного фронта, – напомнил Стефан. – Так что завтра ждите меня с презентом.

Менгеле радостно закивал, и даже взял Стефана под руку, в момент записав его в лучшие друзья. Они вместе дошли до столовой, оживленно беседуя о расовых различиях, генетическом скрещивании и предельных возможностях человеческого организма. Стефан был не особенно этим доволен, гораздо спокойнее ему жилось, когда они с Менгеле были в ссоре, а теперь опять приходилось выслушивать его болтовню, которая порой элементарно портила аппетит.

Поужинав, он прихватил из общей вазы четыре яблока и печенье, засунул их в карманы шинели, и напевая себе под нос триумфальный марш, потопал домой. Во дворе на него с рычанием бросилась огромная овчарка. Стефан вздрогнул от неожиданности, открывая калитку, ведь он уже и забыл про нее, благо зверюга оказалась посаженной на цепь. Следовало немедленно установить контакт. Он присел перед собакой, какое-то время говорил с ней, потом угостил кусочками печенья и грозно прикрикнул, чтобы больше на него не смела лаять.

Он сегодня кошмарно устал, а ведь его ждал Равиль. Вернее, конечно же, не ждал, это сам Стефан бредил их встречей. Проходя мимо комнаты юноши, которую парень делил с Карлом, он заглянул в нее. Равиль лежал на кровати и спал. Честное слово, как у себя дома. Стефан улыбнулся и тихонько подошел ближе. Парень лежал поверх одеяла, весь такой нежный, теплый и вкусный, так и хотелось навалиться, помять и овладеть им. На офицера внезапно накатила такое сильное возбуждение, что даже зубы заломило. Он чуть не согнулся на пополам от волны желания, которая разлилась по телу. Вот же черт! Он протянул руку и погладил еврея по трогательно беззащитной голове.

– Просыпайся, Равиль. Пришел твой хозяин. Ты хорошо помылся? Сейчас я это проверю!

====== 5. Достойный отпор. ======

Равиль прилег, как ему казалось, всего лишь на минуточку, в надежде хотя бы на миг прикрыть глаза и немного расслабиться. Он был полностью вымотан и опустошен жуткими трагедиями, которые произошли в последние дни. Сначала расстрел родителей у них с сестрой на глазах, так как старики отказались покинуть гетто, потом утомительный путь в неизвестность.

Их везли в тесном вагоне, где нельзя было даже присесть; совсем не кормили. Поезд по неведомым причинам надолго останавливался, и это было еще хуже, чем если бы они продолжали ехать. Равиль и Ребекка были уверены, что их отправят в какой-нибудь молодежный трудовой лагерь. На это они надеялись до самого конца пути, пока не попали в Освенцим.

Увидев, что здесь творилось, Равиль не поверил своим глазам. Просто в голове не укладывалось, как можно было уничтожать людей вот таким жутким способом. Старых и больных убивали сразу, а все, кто моложе и крепче, должны были работать, пока не упадут замертво или же не исхудают до состояния скелетов.

Человеческая масса должна была приносить пользу, служить на благо Рейха, пока не выработает себя, и лишь потом уничтожаться. В этом была вся страшная суть данного чудовищного и античеловеческого замысла. Живые завидовали мертвым, ведь те погибали сразу, по прибытии в лагерь, ничего не поняв, практически без мучений. И спастись от этой судьбы было невозможно. Грязь, антисанитария, голодное существование, болезни, дикий холод, непосильный труд под прицелами автоматов – вот что ждало тех, кого временно оставляли в живых.

И правил, которые позволяли бы выжить, – не существовало. Все, чему учил Равиля его отец, владелец крупного антикварного магазина, а именно: быть внимательным, прозорливым, сметливым, стремиться нравиться людям, но одновременно не действовать себе в убыток – все это здесь оказалось полностью бесполезным. Другой мир – другие законы.

После того, как они с сестрой прошли обработку (их помыли, обрили, набили номера, выдали какие-то тряпки вместо одежды) они прошли через весь лагерь до самой больницы, и за этот час увидели все: колонны тощих людей, горы трупов, продуваемые ветром насквозь бараки вместо жилищ. На фоне всего этого толстомордые нацисты со своими лоснящимися от сытости собаками выглядели более чем преступно.

Равиль сразу понял, что придется приспосабливаться. Но как? Как им с Ребеккой устроиться здесь, чтобы не попасть в общую кучу трупов, которые сваливали на грузовики с красными крестами и куда-то увозили? Спросить было не у кого.

Новый день дал надежду. Доктор Менгеле произвел на них хорошее впечатление чуткого и доброго человека. Он очень внимательно и подробно расспросил Равиля, чем они когда-либо болели, были ли операции, есть ли на что-то аллергии. Разговаривал он вежливо, даже ласково, успокоил их, сказал, что теперь они в безопасности.

Правда, их не покормили, а Равиль зверски хотел есть, ведь в дороге они пробыли три дня, и на протяжении всего этого времени ничего не получали. У него в кармане нашлись семечки и несколько конфет, но все это он скормил голодному пацаненку лет шести, который в вагоне оказался рядом с ним, жадно хватал его пальцы губами, словно птенец, преданно заглядывая в глаза. Как тут положишь что-то себе в рот?

А потом их с Ребеккой разместили в разных палатах и поставили какие-то капельницы, как сказал доктор, – питательные. Равилю хотелось верить в завтрашний день, что все будет хорошо, хотя он совершенно не понимал, почему они с сестрой оказались в больнице и для каких целей могли понадобиться доктору, ведь они абсолютно здоровы. Но тот часто забегал, суетился, проверял их состояние, в общем, проявлял искреннюю заботу и был необыкновенно радостным и воодушевленным. Равиль так устал, что ему не хотелось ни во что вникать, и он просто доверился этому человеку.

И тут появился этот немец. Он выдернул Равиля из-под одеяла и приказал идти за ним. Хуже всего было то, что увели его одного, а Ребекку оставили. Но, может, это и к лучшему? Пусть хотя бы она будет в безопасности. А потом он оказался в доме этого начальника, среди его слуг (кстати, вроде бы неплохих людей), которые успели сказать ему несколько успокаивающих слов.

Их хозяин представился Стефаном Краузе. Беседа с ним повергла Равиля в шок. Нацист что-то говорил ему о порке, подчинении, постели. Сначала Равиль ничего не понял, и лишь после его ухода до него дошел смысл слов немца.

Равилю исполнилось семнадцать лет, и он не был невинным в полном смысле этого слова. То, что собирался с ним проделывать этот немец, называлось развратом и грязью. Он знал, что есть такая категория мужчин-извращенцев, которые бесчестят молодых юношей, издеваются над ними, получая от этого сексуальное удовольствие. Но почему нацист для этих целей выбрал именно его? Равиль не мог понять.

После ухода хозяина добрая немка накормила его кашей, также дала кусок хлеба и стакан чая. Впервые за последнее время он наелся досыта, вот только он не чувствовал вкуса еды. Все его мысли сосредоточились на развратных желаниях этого немца, огромного и страшного человека с жестоким лицом и пустыми, ледяными глазами. От этого его начинала бить мелкая дрожь, несмотря на то, что в доме было тепло.