Текст книги "Голубая свастика (СИ)"

Автор книги: Елена Другая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Он внимательно посмотрел на секретаря. Тот сидел с непроницаемым лицом. Иногда Стефан начинал подозревать, что Маркус тоже сочувствовал узникам, как и он сам, и все, что творилось вокруг, вызывало в этом парне протест и внутреннее негодование. Или же он ошибался?

Офицер решил наблюдать за ним пристальнее. Совершенно не исключено, что Ганс уже провел с секретарем определенную работу и сам поручил вести со Стефаном провокационные разговоры, а так же следить за ним и доносить о каждом его шаге. Поэтому данный рассказ он оставил без комментария, просто промолчал, лишь покивал, но так, чтобы было непонятно, что он этим хотел сказать.

Они вновь принялись за документы. Эта бумажная рутина Стефана добивала и бесила. Ставя свои подписи, он снова подумал о Равиле и вдруг распереживался.

Как он там, его зеленоглазый котеночек? Лежит, небось, с избитой попкой, страдает! Ждет, когда вернется его злой хозяин и снова станет наказывать! От мыслей этих в паху сладко заломило. Офицер прикрыл глаза. Как бы было великолепно сегодня лечь с ним в постель и проникнуть своим членом между его тугими и такими твердыми ягодицами, покрытыми черными синяками после жесткой и беспощадной порки.

– Они идут! – воскликнул Маркус, выводя Стефана из транса.

– Отлично! – обрадовался немец и тоже бросился к окну.

Итак, он пока победил. Девушка жива и с виду здорова. Она, одетая во все чистое, семенила рядом с адъютантом, который вскоре появился на пороге кабинета и горласто доложил, что все распоряжения офицера выполнены в полном объеме.

– Молодец! – бросил ему Стефан. – Еще раз вздумаешь дрыхнуть и храпеть во время службы, я отдам тебя под трибунал! Ждите меня в коридоре!

С души свалился огромный камень. Успели, Ребекка не погибла. Они с Маркусом быстро закончили свои служебные дела и тоже вышли в коридор. Стефан украдкой взглянул на сестру Равиля. Вот же поразительная разница между близнецами! Равиль был высоким и изящным, сестра его – низенькой и коренастой, с широкими бедрами. Она была несимпатична, даже некрасива, но видно было, что это здоровая и крепкая девушка, которая могла бы стать хорошей матерью.

В лицах их тоже не наблюдалось ни малейшего сходства. Равиль – зеленоглазый, глаза у Ребекки – карие, у парня нос безукоризненно прямой, у девушки – курносый, пухлые губки Равиля нельзя сравнить с выпуклыми, словно у мартышки, губами его сестры. Их роднили только смешно оттопыренные уши, и более – ничего. Но все это так неважно! Раз Равиль любил ее, значит, Стефан был обязан сделать все, только бы она осталась жива.

Офицер распрощался с Маркусом до завтрашнего утра. Одного из своих адъютантов он послал в столовую с заданием принести ему ужин в коттедж. Вместе со вторым, а также своим водителем и Ребеккой, он уселся в машину и отправился домой.

Домой. Коттедж в центре концлагеря Освенцим он называл теперь своим домом, а чужие, даже враждебные ему люди, получалось, заменили семью. Как это могло произойти? Кто в этом виноват? Подсознательно он знал ответы на эти сложные вопросы, но боялся четко сформулировать их даже в тайных мыслях.

Оставив Ребекку и адъютанта во дворе, офицер зашел в дом, быстро пронесся мимо встречавших его Карла и Эльзы и распахнул дверь в комнату Равиля. Парень лежал на животе и страдал, что было весьма предсказуемо. Услышав, что кто-то вошел, а ему, конечно, было понятно, кто именно, он напрягся, худые плечи его вздрогнули.

– Равиль! – тихо окликнул Стефан. – Твоя сестра здесь, как я и обещал, во дворе. Ты можешь выйти и поговорить с ней.

Парень резко сел. Лицо его осветила надежда. Сначала он взглянул на офицера с недоверием, но потом осознал, что это все не шутка.

– Здесь?! – воскликнул он и бросился к дверям.

– Погоди, хоть куртку надень! Там холодно, простынешь!

Стефан поймал его за руку на пороге дома и набросил на плечи юноши ватник. В окошко было отлично видно, как Равиль бросился к своей сестре. Создалось такое впечатление, будто они не виделись лет сто. Они держали друг друга за руки и говорили, говорили. Адъютант, покуривая, прохаживался в стороне.

Стефан смотрел на них и чувствовал удушающую грусть и даже зависть. Кого же любил он сам? И кто в этом мире любил его?

Мойша. Тот был ему больше, чем друг, больше, чем любовник. Семь лет они бредили друг другом, и у них было все. Семь лет безумного счастья, пока Ганс не прознал про эту связь и не сдал их отцу. Тогда семья Мойши вынуждена была продать свой дом и уехать. Где же ты, Мойша? В какой печи сожгли твое тело? О чем или о ком ты думал в последний момент своей жизни, когда твои легкие заполнил ядовитый газ?

Стефан знал, что Мойша мертв. Тот сам ему это сказал, явившись как-то во сне бесплотным и недоступным. Так что никакой надежды найти его живым не было. К горлу немца подкатил ком, а сердце болезненно заныло. Лучше бы он сам умер, а Мойша остался жив! Да, так бы было лучше, чем бесконечно страдать по нему и теряться в догадках.

Свидание Равиля с сестрой было закончено. Девушку увели в блок «Канада». Равиль стоял и смотрел ей вслед, пока силуэт девушки был досягаем его взору. Потом, улыбаясь, сияя счастливыми глазами, парень вернулся в теплый дом. При виде ожидающего его Стефана, взгляд парня несколько потух.

И Стефан понял, что не в силах изгадить ему вечер своим присутствием. Пусть это произойдет завтра, но сегодня офицер хотел, чтобы парень уснул счастливым и подсознательно ему благодарным.

– Ты можешь попить чай с хлебом и отдыхать, – промолвил Стефан. – Но завтра смотри у меня! На пощаду даже не надейся!

Комментарий к 9. Волшебный секретарь. Блок двадцать пять “А”* – подобные помещения с описанными условиями реально существовали в концлагерях.

Блок “Канада”** – огромный склад вещей в Освенциме. Можете погуглить ужасающие фото.

– Данный случай приведен на основе воспоминаний выжившего узника концлагеря, однако он произошел не в Освенциме.

====== 10. Нюансы селекции. ======

Наступивший день был субботой. Стефан с огромным трудом поднялся по звону будильника в четыре утра. Настроение скверное. Невероятно тяжело было заставить себя вылезти из-под теплого одеяла, да и работенка предстояла омерзительная. Стефан уже знал ее суть. Опять состав и сортировка несчастных людей на тех, кто погибнут немедленно, и на тех, кто тоже неминуемо умрет, только позже – в результате жутких страданий, от непосильного труда, голода и болезней.

Была возможность поспать подольше и подождать, пока за ним заедет Маркус, но не хотелось подводить секретаря и предстать перед ним лентяем или неженкой. Офицер вышел на кухню, намереваясь сварить себе кофе, а там уже во всю хозяйничала Эльза. Она колдовала над туркой и подогревала для него лепешки на сливочном масле. Очевидно, громогласный звук его будильника разбудил весь дом.

– Спала бы, я сам, – смущенно пробормотал он.

Одновременно ему было приятно, что хоть кто-то в этом мире пусть невольно, но заботится о нем. Он быстренько съел свою порцию, а остальное оставил слугам на завтрак, потом оделся, приложив все возможные усилия, чтобы выглядеть идеально.

На этот раз он решил не быть идиотом и выпил с небольшими перерывами три раза по пятьдесят грамм коньяка. Во всяком случае, теперь он точно не простынет, да и выдержать все, что предстояло, будет гораздо легче.

В начале шестого утра за ним подъехала машина. Они прибыли на платформу, ту самую, где он несколько дней назад впервые увидел Равиля. Всего несколько дней, а казалось, что уже целая вечность прошла. Стефан не представлял, как он жил, пока не знал его. Даже в таком аду, оказывается, случались чудеса, и расцветали светлые эмоции и нежные чувства.

Состав уже прибыл. Офицер насчитал семь вагонов, набитых людьми. Солдаты раскрыли двери и начали выгрузку. Прибывшие выходили из вагона, таща свои чемоданчики, узлы, корзинки, свертки. Было очень много детей. Некоторые люди, внезапно попав на свежий воздух, падали от усталости и головокружения. Охранники, стараясь казаться вежливыми, чтобы не вызывать лишней паники, помогали им подняться.

В толпе туда-сюда сновали узники в полосатых одеждах, согласившиеся сотрудничать с немцами. Они следили за порядком и обыскивали вагоны, убеждаясь, что вышли все, и никто не спрятался.

Было ужасно шумно. Через громкоговоритель играла музыка, лаяли собаки, плакали дети, все разговаривали и кричали в поисках друг друга (мужчин везли отдельно от женщин, но сейчас опять все смешались). Мужья бросались к женам, родители – к детям.

Они были уверены, что все их мучения вместе с тяжелой дорогой остались позади, и они, наконец, прибыли на место, где их обеспечат обещанной работой и всем необходимым. В основном это были еврейские узники, но в этот раз среди них оказались и цыгане. Почти все они прибыли большими семьями – глубокие старики, взрослые всех возрастов, подростки, дети. Многие женщины были беременны или держали на руках младенцев.

Наконец, первая суета улеглась. Стефан заметил Менгеле. А как же без него! Тот был готов не есть и не спать, лишь бы участвовать в очередной селекции и, как говорили, никогда не пропускал ни одного состава. Он энергично ходил по заснеженной платформе, жестикулировал и раздавал приказы охранникам с автоматами.

Срывая голос, один из старших офицеров прокричал, чтобы мужчины и женщины разделились на две колонны по разные стороны от платформы. Все вещи им было приказано сложить в общую кучу.

– Женщины, отделитесь от мужчин! – орал он. – Вещи сложите в одно место. Вы получите их обратно после того, как пройдете регистрацию и медицинский осмотр!

Стефан знал, что в живых оставят максимум двоих из десяти. Именно они пройдут регистрацию и обработку, но даже им не вернут никакие вещи. Все это было безвозвратно конфисковано. Остальные люди в ближайший час на грузовиках с красным крестом будут доставлены для уничтожения в газовые камеры.

С нарастающим внутренним волнением и беспокойством, держась немного в стороне, он наблюдал за всей этой пестрой толпой. Мужчин и женщин разделили. Люди вели себя с достоинством, стараясь лишний раз не паниковать, веря, что все это лишь временно, и после соблюдения всех формальностей они вновь обретут свои семьи. На самом деле, стоя на платформе друг напротив друга, в жадной надежде разыскивая своих родных взглядами, они виделись последний раз в жизни.

Неожиданно к Стефану подбежал шустрый мальчонка лет пяти, цыганенок, ухоженный и красивый мальчик, раскрасневшийся, с растрепанными темными вихрами. Приоткрыв рот и вылупив на него свои большие, словно блюдца, блестящие глазенки, задрав голову, он с восхищением смотрел на офицера, а потом, приученный попрошайничать, протянул ему ладошку.

Стефан почувствовал головокружение и нарастающую клокочущую ярость.

Какое же чудовищное существо могло придумать истреблять детей? Как вообще такой кошмар мог существовать в их пусть и сложное, военное, но вполне цивилизованное время? «Сами дети – не враги, главный враг Рейха – их кровь, – бесконечно твердили немцам на инструктажах. – Каждый ребенок вырастет и даст сотню потомков, которые будут притеснять арийскую расу, вредить и отнимать жизненное пространство».

Этот мальчик тоже неминуемо превратился бы в сильного и красивого мужчину, который наслаждался бы жизнью, путешествовал, имел семью. Что же его ждало теперь? Не пройдет и трех часов, как плоть его будет съедена огнем, и этот ребенок, как и все остальные, превратится в обугленную головешку, распадающуюся в золу.

Машинально засунув руку в карман, Стефан вынул и протянул мальчику печенье, которое носил для своей собаки. Пацаненок ловко схватил подачку и бросился к своему дедушке, седому бородатому цыгану в широкой шляпе.

Да, кадр века, если бы кто-то это сфотографировал! Фашист угощал малыша печеньем перед тем, как отправить его в газовую камеру! Стефан с бессильной яростью продолжал смотреть в его сторону. Неужели совсем ничего нельзя было сделать? Как же спасти? Что придумать? Никаких основательных идей он для этого не находил. Все дети цыган и евреев уничтожались без всяких исключений.

В это время его отвлек один из автоматчиков.

– Господин офицер, у нас возникли проблемы! – обратился он.

Он подвел его к молодой женщине, которая стояла в окружении большой группы детей разных возрастов. Самого младшего из них она держала на руках, крепко прижимая к себе. Ей было лет двадцать пять. Это была прекрасная еврейка, стройная, как статуэтка; пряди волос выбились из ее длинной косы и обрамляли невероятно чувственное лицо. Пожалуй, она была самой красивой женщиной, которую Стефан видел в своей жизни. Он даже несколько смутился.

– Это детский дом со своей воспитательницей, и она отказывается покидать детей, – пояснил ему солдат.

Стефан приблизился к ней и открыл было рот, но она его перебила.

– Даже не говорите мне ничего! Я не разлучусь с детьми, чтобы нас не ждало! Вы не заставите меня это сделать!

Стефан учтиво наклонил голову и проговорил с уважением спокойным и ровным голосом:

– Фрау, вам необходимо на время встать в ту сторону, где все женщины. После того, как вы пройдете регистрацию, ваши воспитанники снова будут с вами. А детей тем временем осмотрят квалифицированные врачи и окажут им помощь.

– Нет! – яростно выпалила она и упрямо затрясла головой.

– Фрау! – вновь заговорил Стефан, стараясь быть как можно более почтительным и убедительным. – Нет смысла препятствовать заведенному порядку. Ничего с вашими детьми не случится. Я понимаю, что вы перенесли трудный путь и переутомились, но вы задерживаете не только себя, но и всех остальных. Вы должны думать о том, чтобы детям как можно быстрее были предоставлены уход и питание. Прошу вас. Пройдите к женщинам!

– Ни за что! – выкрикнула она ему в лицо. – Если нам суждено умереть, то мы сделаем это вместе!

Стефан понял, что уговаривать ее бесполезно. Очевидно, эта молодая еврейка откуда-то узнала правду, или же ей подсказывало сердце. Тогда он повернулся к ней спиной и приказал автоматчикам:

– Примените силу.

Два солдата бросились к женщине в попытках вырвать у нее из рук ребенка. Все остальные дети заорали, заплакали, их с огромным трудом отогнали в сторону. Еврейка упала на землю, накрыв ребенка собой, отобрать у нее малыша не было никакой возможности.

– Краузе, остановитесь! – раздался совсем рядом тихий, но твердый и внятный голос Маркуса. – Что вы творите? Пусть она поступит, как хочет! Вы посмотрите на нее! Да ее сегодня же изнасилуют капо или охранники, а потом убьют! Вы этого хотите? Пусть лучше она умрет вместе с детьми!

Стефан в ужасе понял, что Маркус абсолютно прав. Девушка была настолько хороша, что ее просто невозможно было не заметить. Такая именно судьба, скорее всего, ее и ждала – быть изнасилованной и убитой.

– Отставить! – крикнул офицер. – Пусть она идет с детьми!

Рыдая, женщина поднялась и перешла на сторону, где стояли смертники, воспитанники вновь облепили ее со всех сторон.

Почти через секунду к нему подошел Отто Штерн.

– Тоже ее заметили? – спросил он, попыхивая сигареткой. – Хороша штучка!

В голосе его звучало неподдельное восхищение, и он смачно прищелкнул языком.

– Она – жидовка, – мрачно напомнил Стефан, отворачиваясь от него.

– Н-да… Но, знаете ли, и среди них, бывает, попадаются роскошные дамочки! Этакая непокорная бестия!

Видя, что Стефан не желает поддерживать тему и обсуждать достоинства молодой еврейки, Штерн огорченно вздохнул и отошел в сторону.

Наконец, стараниями доктора Менгеле узники были рассортированы. Здоровых мужчин и женщин в возрасте примерно от восемнадцати до тридцати пяти лет погнали в сторону бараков. Всех остальных погрузили на грузовики и повезли в «больницу». На платформе постепенно все стихло, музыку выключили, собак увели.

Появились с десяток молодых женщин с тележками, на которые начали грузить оставленные этой партией узников вещи, чтобы перевезти в блок «Канада» на сортировку.

Среди них офицер увидел Ребекку. Он прошел как можно ближе к ней, убедился, что она в порядке, и цвет лица у нее здоровый. Девушка проворно складывала на свою тележку чемоданы и корзины.

Приподняв голову, она на миг встретилась взглядом с офицером и слегка ему улыбнулась. У Стефана немного отлегло от души. Он незаметно заговорщически подмигнул ей в ответ на улыбку.

Маркус, который был рядом, напомнил о своем присутствии словами:

– Кстати, господин офицер, вы могли бы оставить при себе того цыганского крошку, раз он вам приглянулся.

Стефан остановился, словно вкопанный и обернулся к секретарю:

– Да? И как бы я это сделал?

– Все очень просто, по вашей прихоти. Предыдущий комендант лагеря держал при себе еврейского мальчика примерно такого же возраста. В обязанности малыша входило чистить его обувь. Никто ничего про это не говорил. А почему бы и нет?

Стефан просто задохнулся. Бессильно он смотрел в ту сторону, куда уехали грузовики, а потом обрушился на Маркуса:

– Ты… А почему ты мне раньше это не подсказал?

– Да я только сейчас подумал об этом, – пожал плечами Маркус.

– Мы их догоним, – решительно сказал Стефан. – Мы на машине, успеем.

Он так взволновался, его просто заколотило, и даже слезы навернулись на глаза. И почему ему самому не пришла в голову подобная мысль в нужный момент?

– Нельзя, – засуетился секретарь. – Все, уже поздно. Этим вы себя скомпрометируете! Остановитесь, Краузе! Вы в другой раз возьмете себе мальчика, не все ли равно какого?

– Я хочу именно этого, – категорично отрезал Стефан.

– Мы даже не знаем, в каком они крематории, их же четыре! – крикнул Маркус, который был обычно спокоен, но теперь потерял терпение. – Прошу вас, не теряйте голову!

– Ты сам мне подсказал, как надо было поступить, а теперь отговариваешь, – заорал в ответ на него Стефан. – Поехали! Я найду его.

Они выехали на дорогу. У встречного патруля Стефан узнал, в какой крематорий отправили новую партию узников, и вскоре они уже были на месте.

Люди в ожидании своей очереди, чтобы «быть осмотренным врачами» и «принять душ», расположились прямо на мерзлой земле кто где. Некоторые доедали свои сухари, другие поили детей остатками воды. Стефан заметил мальчика спящим на коленях у одной из своих пожилых родственниц.

Немец сделал знак адъютантам, один ловко выхватил ребенка у старушки, а второй придержал ее, пока мальчонку затаскивали в машину. Лишь после этого офицер вздохнул с облегчением. Он завез отчаянно ревущего цыганенка домой и торжественно вручил его Эльзе. Та сразу разохалась, распереживалась и расплакалась, не скрывая своих эмоций, безропотно принимая на свои руки новую драгоценную причину для заботы.

На плач мальчика вышел Равиль. Стефан посмотрел на него, кивнул и многообещающе улыбнулся.

Тот в ответ прищурился, тоже кивнул ему, мстительно блеснув зелеными глазами, что очень позабавило офицера. Итак, парень продолжал сопротивляться неминуемой судьбе и даже, похоже, начал играть с ним.

Субботний рабочий день был сокращенным, потому как заседание не проводилось, а в комендатуру он заскочил чисто символически. Маркус дулся на него и разговаривал хотя и вежливо, но коротко и сквозь зубы.

За ужином Стефан вдруг решил напиться. Просто нестерпимо захотелось нажраться водки, вдрызг, как свинья, чтобы про все забыть. Одновременно он чувствовал в душе глубокое умиротворение. Он даже и не знал, как звали этого цыганенка, но никакого значения это сейчас не имело. Главное – он вырвал мальчишку из огня, и пацаненок будет жить, дышать, радоваться, а не превратится в обугленный трупик.

Рядом с ним за стол присел Отто Штерн. У него была своя забота – тот все сокрушался по прекрасной воспитательнице, которая покорила его воображение.

– Какая баба! – пьяно бормотал он, икая и раскачиваясь из стороны в сторону. – Просто конфетка! Надо было вам, Краузе, все же проявить настойчивость и отодрать ее от мелкого жиденыша!

– Мне это было не особенно надо, – равнодушно ответил Стефан.

Опрокидывая в себя одну рюмку за другой, он вспоминал взгляд Равиля, когда они пересеклись дома. Как же это оказалось сексуально! Немец даже не ожидал, что парень сможет так мастерски и бесстрашно играть глазами! Это было неожиданно и удивительно. Скорее бы к нему. Стефан попытался встать, но обнаружил, что его не держат ноги.

– К вам пришли, господин офицер! – крикнул ему в ухо адъютант. – Ваш секретарь ждет вас на улице!

Это побудило Стефана подняться и выйти на свежий воздух. Действительно, на улице стоял Маркус.

– Извините, но я забыл вам сказать, что у вас завтра выходной день! – отрапортовал секретарь. Стефан кивнул и пошатнулся. Он тщетно старался попасть сигарой в огонек горящей спички.

– О-о-о, – понимающе сказал Маркус. – Пожалуй, давайте-ка, я провожу вас до дома.

– Пошли! – кивнул ему Стефан, чувствуя, что уже вполне созрел упасть в койку и вырубиться. – А вы, тупые дармоеды, все свободны! Идите вон!

Последние слова он бросил адъютантам. Под руку вместе с Маркусом они пошли через лагерь. Поначалу офицера сильно штормило из стороны в сторону, но потом он все же выровнял походку, хотя трезвее не стал.

– Ты негодяй, – выговаривал он секретарю. – Плохо работаешь. Мы чуть не упустили этого мальчонку. И Ребекку из-за тебя чуть не убили. И про выходной ты мне сообщить забыл.

– Извините, господин офицер, – бормотал Маркус, особенно не обращая внимания на слова своего начальника. – Осторожнее, не ступите в грязь!

– Здесь везде грязь! – громко заявил Стефан. – В душе моей тоже грязь. Вся жизнь – это одна сплошная грязь!

Он едва не переходил на крик, но Маркус его одергивал и пытался успокоить, поддакивая. Наконец, они дошли до коттеджа. Собака взвыла было, но, распознав хозяина, притихла.

– Ты играешь в шахматы? – спросил Стефан у Маркуса. – У меня есть доска и фигуры. Потеряна только одна пешка, но ее я заменяю пробкой от бутылки.

– Я, к сожалению, не знаком с шахматами, господин офицер, – сказал Маркус, отступив от него, и вдруг добавил тихо, каким-то странным, особенным тоном. – Но, я играю во все остальные игры, в какие захотите.

От этих слов офицер мгновенно протрезвел и ошарашенно вылупил на парня глаза. Уж не ослышался ли он? Но Маркус стоял и не уходил.

– Так это очень хорошо! – тоже тихо отозвался Стефан. – Пошли тогда!

Они вместе зашли в дом и через минуту, уже находясь в спальне, мужчины в полной темноте быстро раздевались, целуясь страстно, почти кусая.

– Ну и удивил ты меня, – говорил Стефан, срывая с парня остатки белья. – Только не знаю, встанет у меня или нет, я же много выпил.

– Ничего, – тихо смеялся Маркус. – Я специально подстерег момент, чтобы вы хорошо выпили. Все нормально.

Такого дикого и необузданного секса у Стефана не было уже давно. Он в эту ночь испробовал все известные ему позиции, ставя парня на четвереньки, и на боку, и над ним, задрав ему ноги чуть ли не на плечи, и посадив его на свои бедра. Казалось, Маркус отдавался ему бесконечно. Они стонали и, кажется, даже кричали. Другого парня Стефан бы порвал, но Маркус оказался достойным и опытным партнером, который даже добился, чтобы Стефан кончил, пусть не очень ярко и даже несколько болезненно.

А потом офицер провалился в черную бездну тяжелого сна.

Комментарий к 10. Нюансы селекции. История о том, как еврейка, воспитательница детского дома, сознательно пошла в газовую камеру вместе со своими детьми, позаимствована мной из воспоминаний выжившего одного из концлагерей.

История о спасении цыганенка – чисто мой художественный вымысел.

Женщины, которые подверглись сексуальному насилию со стороны немецких солдат или офицеров, обязательно уничтожались, как улика, потому что вступать в связи с узницами или женщинами иных национальностей, кроме немецкой, истинным арийцам было запрещено. Они могли заводить романы, но только с немками, которые вербовались в СС и нанимались в лагеря в качестве охранниц или другого обслуживающего персонала.

====== 11. Ужасы подвала. ======

Когда утром Стефан проснулся, Маркуса уже не было. Очевидно, парень ушел сразу, как только офицер уснул. Вся кровать оказалась чудовищно переворошена, а его собственная одежда валялась на полу в разных частях комнаты. Нестерпимо хотелось пить. Морщась от омерзительных ощущений во рту, он потянулся к графину. Пусто. Значит, хочешь-не хочешь, а придется встать.

Тупо глядя в потолок, он с мучительным стыдом вспоминал подробности прошедшей ночи. Итак, он нажрался, как свинья, а потом секретарь тащил его домой, и он вел себя непристойно, и даже, кажется, что-то орал. Хорошо, что хоть не стал петь «Катюшу». Он успел пристраститься к этой песне, которую часто слышал в России, когда воевал, и мог воспроизвести ее почти дословно, правда, с чудовищным акцентом. Вот был бы номер, загорлань он по пьяни на весь лагерь легендарную русскую песню, ставшую народной, чуть ли не гимном этой страны! Гансу донос об этом точно добавил бы седых волос на голове и рубцов на сердце.

А потом… Какой кошмар! Сейчас ему казалось, что он трахал Маркуса всю ночь, без остановки. Наверно, тот еле ноги унес. Да, не ожидал он от своего секретаря такой невероятной прыти. Парень оказался расторопным и находчивым. Надо же. Кто бы мог подумать? И что же теперь? Как в глаза-то ему смотреть, ведь они вместе работают! Придется как-то это пережить и объяснить Маркусу, что все произошедшее – случайное недоразумение. Да уж. Стефан вспомнил, как они сосались и лизались, и как он бесконечно проникал парню в зад, крутя его в постели, словно куклу.

От этих мыслей член его шевельнулся и стал тяжелеть, вновь обретая силу. С бодунища, как обычно, ему невыносимо захотелось трахаться. Похоже на полном серьезе пора было браться за Равиля.

А еще Стефан вспомнил, как он стонал этой ночью, совершенно не сдерживаясь. Разумеется, эти дикие звуки, которые самопроизвольно вырывались из его горла, слышали все, кто находился в доме. Какой позор! Хотя, с другой стороны, с Равилем он был намерен поступать также, а может быть, даже еще жестче, и вряд ли они в эти моменты будут молчать, как партизаны. Рано или поздно его домочадцы все равно узнали бы, что из себя представлял их хозяин. Так стоило ли тогда переживать за свою репутацию? Стефан решил, что слуги должны будут научиться принимать его таким, какой он есть, без прикрас. В конце концов, они все обязаны ему своим благополучием.

Постанывая, офицер слез с кровати и стал натягивать на себя трусы. Проклятая эрекция! Вот куда ее девать? Принять холодный душ? Этого делать совершенно не хотелось. Стефан решил не мыться, а только почистить зубы. Ему нравился запах секса, который исходил от его собственного тела.

Мужчина вошел в ванную, жадно напился воды из-под крана, а потом взглянул на себя в зеркало. На лице его застыла именно та глуповатая улыбка, которая бывала у всех мужчин мира, если им неожиданно перепадала ночь бесплатного и бурного секса. Да-а, в последний раз он отжигал так лет пять назад, когда еще бегал из казармы в общежитие к своему любовнику, студенту, кстати, отличному парню.

Все остальные сексуальные эпизоды, которые происходили с ним в военные годы, были откровенно убогими, за исключением одного, случившегося еще в России. Тогда ему посчастливилось оттрахать совсем молоденького парнишку, военнопленного, приговоренного к расстрелу. Стефан пообещал, что устроит ему побег, если тот даст.

Смысл этого состоял не в изнасиловании, что для Стефана было слишком примитивно, а именно в том, чтобы пленный ради спасения своей жизни поступился жизненными принципами и сам сознательно согласился на противоестественный и позорный для него секс.

Юноша ломал свою гордость, плакал, скрипел зубами от злости и ненависти, но в итоге подставил немцу свою задницу, и офицер тогда его не пожалел, укатал по полной программе. Правда, происходило все это не в постели, а в хлеву, на куче соломы, где воняло отнюдь не французскими духами, а натуральным говном. Он выполнил тогда свое обещание, той же ночью вывел солдатика на окраину села и отпустил.

Позже, когда после разгрома их штаба Стефан оказался в госпитале, один из молодых санитаров, тоже, кстати, русский, но носивший немецкую фамилию и перешедший на сторону гитлеровцев, несколько раз делал ему минет, причем по собственной инициативе, что очень поднимало офицеру настроение. В общем, Стефану всю жизнь везло с любовниками, уж на это он никак не мог пожаловаться.

Он влез в свои домашние штаны, какую-то майку и, шаркая ногами, нетвердой походкой двинулся в сторону кухни.

– Кофе, пожалуйста, с сахаром, – слабым голосом он обратился к Эльзе, появляясь в дверном проеме.

Эльза вежливо поздоровалась с ним и тут же поставила на плиту турку с водой. В ожидании кофе, Стефан присел за стол. Напротив, на табуретке, сидел его цыганенок. Немец узнал от Эльзы, что мальчика звали Данко. Лицо его было зареванным, глазки покраснели, видимо, он плакал и ночью, и днем, тоскуя по своим родителям. Однако это совершенно не повлияло на его аппетит.

Пацанчик бодро молотил ложкой, уничтожая овощной суп, жадно набивая рот хлебом, а потом последним кусочком вытер дно тарелки, и она заблестела так, что и мыть не надо. Съев свою порцию он не спешил благодарить и выходить из-за стола. Вдруг еще что-нибудь перепадет? Глазами, полными надежды, он следил за каждым движением Эльзы, уже разобравшись, что вся еда в доме находилась в ее руках. Женщина поставила перед ним чашку чая и положила пару галет. Тот жадно вцепился в них ручонками и стал торопливо дуть на поверхность кружки, остужая чай.

Стефан смотрел на него печально и озадаченно. Да, малец, видать, любил покушать. И куда столько помещалось! Как же ему теперь прокормить всю эту ораву, которую он собрал под крышей своего дома?

Стефан вспомнил, что в курилке офицеры говорили о том, что при Освенциме есть фермерское хозяйство*. Он решил в ближайший день съездить туда на разведку и посмотреть: вдруг получится добыть мяса, яиц или молока. Да что угодно бы сгодилось!

Проблема в том, что у офицеров водились деньги, а вот тратить их было не на что! В ближайших польских городках были полная разруха и нищета, продуктовые магазины не работали, кафе тоже, и любую еду раздобыть было практически невозможно.

– Молодец! – одобрил он мальчика и пошутил. – Правильно, кушай. Война войной, а обед по расписанию!

– Он очень изголодавшийся, – заметила Эльза, подавая офицеру кофе. – Я ведь кормила его утром кашей! Вам приготовить что-нибудь к кофе, господин офицер? Бутерброд или печенье?

– Нет-нет, – замотал головой Стефан. – Ничего не надо. Позже я схожу в столовую.

– Я хочу к маме! – объявил Данко, покончив с едой, и опять скуксился.