Текст книги "Голубая свастика (СИ)"

Автор книги: Елена Другая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Он уединился в своей комнате и прилег на кровать, забился в уголок, словно найдя убежище. Хотя какое может быть убежище в стане врага? Быть может, именно сейчас он доживал свои последние часы, а завтра его истерзанный труп тоже попадет в грузовик с красным крестом, и его увезут туда, где у мертвых нет могил, и никто никогда не узнает, где он похоронен.

Постепенно Равиль пригрелся и задремал. Ему приснился сон: их магазин, набитый причудливыми и дорогими вещами. Бой старинных часов, щебетание птички в клетке. Его отец, пожилой человек, не потерявший веселости и бодрости, считал за прилавком деньги. И рядом с ним он сам, Равиль, счастливый и беспечный. Казалось, так будет вечно.

Пока не пришли они…

Что-то встряхнуло его, и Равиль проснулся. Неужели опять оказался в вагоне? И где же Ребекка? Юноша приоткрыл глаза и увидел кошмар наяву. Над ним стоял этот немец. На лице его подобие улыбки, напоминающей оскал зверя.

Равиль тут же вскочил с кровати. До него дошел смысл слов хозяина. Да, у него теперь был хозяин. А он наивно полагал до недавнего времени, что все люди свободны.

– Я… не помылся… – пробормотал он растерянно. – Простите, господин офицер, я уснул…

– Иди за мной! – резко бросил ему нацист и вышел из комнаты.

Равиль покорно следовал за ним. Место, куда они пришли, походило на спальню. Он окинул унылым взглядом большую кровать, шкаф, другую мебель, окошко с плотно занавешенное однотонными шторами желтоватого цвета.

Офицер закрыл дверь на задвижку, приоткрыл дверку шкафа, достал из него графин со спиртным, налил в рюмку и опрокинул порцию себе в рот. Равилю невольно захотелось, чтобы немец подавился и сдох. Он стоял у стены, сжав зубы и до боли сцепив пальцы рук. В голове была пустота. Он даже предположить боялся, что его ожидало, и совершенно не знал, как себя дальше вести.

Тем временем Краузе стал раздеваться. Он снял китель, брюки, сорочку, остался в подштанниках и белой майке. Это был рослый и плечистый мужчина, коротко стриженный, весь седой. Черты лица его можно было назвать приятными, если бы не носили на себе печать жестокости. Из выреза майки выбивались завитки коротких светлых волос. Равилю стало невероятно противно. Усилием воли он взял себя в руки и продолжил безмолвно ждать, стараясь не встречаться с немцем взглядом.

Раздалось булькание – тот налил себе еще. Потом приблизился, тихо ступая по мягкому ковру голыми ступнями. Равиль перестал дышать. Ближе, ближе, ближе, пока они не оказались чуть ли не в плотную. Полшага назад, и юноша уперся лопатками в стену. Он слышал нарастающий стук, такой громкий, отдающийся в ушах, а потом догадался. Это билось его собственное сердце! Немец что-то тихо сказал, но парень не понял, не расслышал.

– Посмотри на меня! – громко и четко произнес Стефан. – Ты ослушался уже трижды. Ты не помылся, это раз. Ты не слушаешь, что я говорю, это два. И я предупреждал тебя, чтобы ты не смел отступать или отстраняться? Было такое?

– Я не знаю, – неожиданно вымучил из себя Равиль и поднял на немца глаза, выполняя приказ посмотреть.

Вид у офицера был обескураженный. Их лица оказались так близко, но тела не соприкасались, немец просто опирался рукой о стену рядом с плечом Равиля.

– Ты не знаешь… – задумчиво повторил офицер, а потом вдруг одобрительно кивнул головой. – А ведь в этом есть смысл. С этого момента тебе и не нужно что-то знать. Я вижу, ты не очень сообразительный мальчик, и не можешь запомнить сразу весь комплекс приказов. Значит, начнем с самого начала. Раздевайся!

Равиль был так поражен, что чуть было не упал в обморок. Губы его дернулись в судороге, напоминающей усмешку. За последние сутки он уже раздевался здесь два раза. Но один раз это было в толпе, на обработке, поэтому не так жутко, а второй раз – перед тем добрым доктором. Раздеваться, находясь один на один с незнакомым мужчиной, ему еще не приходилось никогда. Офицер тем временем подбодрил его кивком.

Взгляд Равиля вдруг принял упрямое и жесткое выражение. Возможно, так смотрел он на мир, когда был вынужден отнести к ветеринару любимого и смертельно больного кота, чтобы умертвить. Именно так смотрел, сам изнемогая от голода, когда кормил семечками маленького пацаненка. Он – мужчина, и надо было терпеть, ведь мужчины часто делают совсем не то, что хотят.

Медленно, зябко вздрагивая, Равиль снял с себя серые брюки и рубашку, оставшись в одних трусах. Он стоял перед немцем, тонкий, стройный и гибкий, не зная, куда спрятаться от пристального взгляда немца и деть трясущиеся руки.

– Отлично. Послушный мальчик, – одобрил немец дрогнувшим голосом.

Равиль прищурился. Запал, значит, урод. Тем временем офицер указал ему в сторону кровати. Юноша, ожидавший этого, сделал пару шагов в сторону койки, аккуратно обходя Стефана, словно бешеную собаку, потом присел на край. Проклятое волнение не давало сосредоточиться. Его уже не било мелкой дрожью, а начинало колотить от ужаса, словно в ознобе. Немец опять сделал жест, и Равиль, повинуясь ему, вытянулся на кровати во весь рост. На лице нациста заиграла довольная улыбочка.

– Молодец, – бессвязно пробормотал он. – Сейчас ты узнаешь, что такое настоящий мужчина. Расслабься, я доставлю тебе удовольствие.

Офицер присел рядом на край постели, наклонился и поцеловал юношу в шею один раз, а потом второй. Ничего более мерзкого парень в жизни не испытывал.

Всю жизнь отец учил Равиля стойко выносить неприятности, бороться до самого конца, не сдаваться и прилагать все, даже немыслимые усилия, чтобы выжить. Но сейчас, вот в такой ситуации, парень чувствовал себя настолько униженным и раздавленным, что смерть вдруг показалась ему лучшим уделом, чем добровольно отдать тело во власть нацисту и подставить ему зад. Сжав зубы, некоторое время он терпел эти отвратительные поцелуи. Ладонь Стефана легонько сжала ему бедро, дыхание немца заметно участилось.

А далее все пошло не по сценарию.

– Руки убери, – неожиданно даже для самого себя процедил Равиль сквозь сжатые зубы.

Немец приподнялся и застыл, глядя на Равиля то ли с ужасом, то ли с восхищением. Парень быстро сел на постели, попытавшись сгруппироваться и прижать колени к подбородку, но Стефан с ловкостью умудрился ухватить юношу за горло, сдавив ему шею, и опять потянул к себе.

– И ты еще смеешь мне сопротивляться, жидовский ты грязный сученыш! – прошипел он ему прямо в лицо.

Равиль стал отчаянно изворачиваться в железных, сильных руках, пытаясь отвернуть от своего мучителя лицо.

– Убери руки, фашистская ты сволочь! – простонал он, извиваясь под тяжестью напирающего тела мужчины.

Почувствовав бедром его эрекцию, парень пнул коленом прямо туда, одновременно нанося Стефану удар ладонями по грудной клетке. Стефан взвыл от боли. Былая рана в груди все не успокаивалась и постоянно напоминала о себе. Он отпрянул, слегка согнулся, а потом яростно уставился на Равиля.

– Значит, так? Понятно. Не хочешь по-хорошему, так будет по-плохому!

Стефан вскочил с кровати, сделал глоток коньяка прямо из графина, а потом извлек из одного отделения шкафа железные наручники.

– Тебе конец, маленький мерзавец, – произнес он голосом, дрожащим одновременно от возбуждения и гнева.

Момент – и мужчина всей своей массой навалился на Равиля, заламывая его запястья, выворачивая их, пытаясь приковать к железному изголовью кровати. Равиль не уступал, тяжело дыша, он бился до последнего. Потом, изловчившись, дотянулся рукой до светильника, который стоял рядом на прикроватной тумбочке, схватил его и огрел немца со всей дури по голове. Тот негромко вскрикнул и несколько обмяк. Обрадовавшись частичной победе, Равиль нанес еще один удар. Похоже, что фашист потерял сознание. Так ему и надо, чтоб он сдох сто раз!

Собравшись с силами, юноша сбросил с себя офицера. Выбравшись из-под него и ловко приковав наручниками руки мужчины к железным прутьям спинки койки, бросился одеваться. Стефан слабо застонал и шевельнул головой.

Равиль не мог ждать ни секунды. Он быстро натянул на себя брюки, рубашку. Руки его тряслись, но он знал, что должен сделать все, как полагалось. Он подобрал с пола носок немца, затолкал его ему в рот и крепко обвязал сверху его голову полотенцем, которое нашел под подушкой, надежно зафиксировав им кляп.

Осталось выключить свет и уйти. Парень выскочил в прихожую дома, накинул на себя ватник, который ему днем выдал Карл, впихнул ноги в войлочные ботинки. Все. Бежать. Назад, в больницу, к доброму доктору Менгеле, туда, где сейчас, как был уверен Равиль, находилась его сестра – Ребекка.

====== 6. Наглядная жестокость. ======

Через некоторое время Стефан пришел в себя от шума. В комнате вспыхнул яркий свет. Приоткрыв глаза и морщась от боли, пульсировавшей в голове, офицер увидел, как вошел его адъютант и втащил в комнату отчаянно сопротивляющегося Равиля. Вбежали также Карл и Эльза.

– Господин офицер! – вскричал адъютант в ужасе от того, что застал Стефана в таком унизительном положении: с завязанным ртом и прикованным наручниками к кровати.

Он тут же отшвырнул Равиля в угол, достал из кармана ключи и освободил Стефану руки. Мужчина сел, избавившись от кляпа, тяжело переводя дыхание и обследуя рукой большую шишку на голове. Хорошо хоть не по виску ударил, еврейский волчонок, а то и вовсе мог убить. Крови на пальцах не оказалось. Спасибо, что череп не проломил.

– Я задержал еврея во дворе, господин офицер, – браво докладывал солдат, горделиво выпятив грудь, – когда он пытался сбежать. Разрешите пристрелить его?

– Я сам, – хрипло проговорил Стефан, – я сам его пристрелю.

Карл и Эльза, оба бледные от ужаса, стояли на почтительном отдалении в ожидании каких-либо распоряжений. Стефан встал и нетвердой походкой прошел в ванную, ополоснул лицо водой. Нормально он развлекся с еврейским парнишкой! После произошедшего всякое сексуальное желание совершенно пропало. Хотелось разорвать гаденыша, посмевшего сотворить с ним такое, и мучить так долго, чтобы он голос сорвал. Вытеревшись полотенцем, офицер вернулся в спальню. Башка просто раскалывалась от тупой боли.

– Все выйдите! – приказал он.

Слуг два раза просить не пришлось, они тут же вылетели за порог, а вот адъютант посмотрел на него с сомнением, очевидно, не решаясь оставлять своего начальника наедине с этим опасным парнем.

– Вон! – повторно приказал Стефан.

Адъютант, расстроенный тем, что его как следует не поблагодарили и не удалось поучаствовать в заслуженной казни преступника, со вздохом вышел за дверь.

Стефан поднял с пола прикроватную лампу, достаточно, кстати, увесистую, а потом перевел свой взгляд на Равиля. Тот сидел на полу, вжавшись в угол, и взирал на него с немым ужасом в глазах. Парень был бледный, как смерть, осознавая, что, судя по всему, настал его последний час. Офицер аккуратно поставил светильник на тумбочку и медленно подошел к Равилю. Хотелось сделать с ним что-нибудь страшное. В сердцах он пнул юношу ногой.

– Сволочь! – проскрипел он через стиснутые зубы и нанес еще один удар по его худому телу.

После этого к головной боли добавилась еще и боль в ступне, которой он пинал парня, и он поддал ему в бок еще, с другой ноги.

– Будь ты проклят, еврейский сученок!

Побои Равиль переносил беззвучно, очевидно, от дикого страха его тело потеряло чувствительность. Он ждал смерти, но, пока его били, – он жил, и это вселяло надежду, что после трепки разъяренный немец успокоится.

– Встань! – прикрикнул Стефан.

Равиль стал подниматься, но сразу не вышло, ноги подкосились, и он осел назад на пол. Стефан ухватил его за локоть и поставил на ноги. Чувствуя неимоверную слабость, юноша прислонился к стене. Немец оказался так близко, надвинувшись на него всем телом, заслонил собой весь мир.

– Смотри мне в глаза, собака! – приказал офицер.

Они встретились взглядом. Глаза Стефана были белые от бешенства, они впились в бледное лицо Равиля, словно старались прожечь в нем дыру.

– Ты больше не будешь есть, – дрожащим от злости голосом сказал Стефан. – Никогда. Я посажу тебя на цепь в подвале и заморю голодом до смерти. Понятно?

Равиль автоматически кивнул и вздохнул с облегчением. Расстрел, судя по всему, отменялся. По тому, как расслабились мышцы на лице, Стефан прочитал его мысли и неожиданно понял, что смешон, вот так нелепо ему угрожая. Конечно, ни на какую цепь он его не посадит. Все это полная чушь, ведь даже избить как следует не смог. Но вот проучить его, конечно, желательно наглядно, было необходимо.

Близость парня вновь взволновала Стефана. Он испытал непреодолимое желание дотронуться, скользнул пальцами по худой шее юноши. Задушить бы… Равиль вздрогнул и перестал дышать, напряженно глядя немцу в плечо.

– Иди к себе и ложись в кровать, – прошептал, почти прошипел Стефан, ощущая, что на сегодня хватит развлечений. – И без глупостей. В шесть утра будь добр одетым ждать меня в прихожей. Прогуляемся. Будильник есть у Карла, не забудь его завести.

Равиль более чем охотно кивнул. Он даже чуть было не улыбнулся, радуясь, что все еще жив.

– И не забывай, что завтра ты остаешься без еды. И послезавтра тоже. И всю неделю.

– Да, господин офицер, – чуть слышно ответил Равиль и с надеждой посмотрел в сторону двери.

Стефан громко окликнул Карла и сдал парня старику под его ответственность, повторив свои указания. Угораздило же связаться, черт побери, с ребенком, которого еще воспитывать и воспитывать. Офицер порылся в своей аптечке, принял таблетку от головной боли и скоро крепко-крепко заснул на злосчастной кровати, где его так унизил совсем молодой еврейский мальчишка.

Вставать было тяжко, хотелось, наконец, выспаться. Стефан решил поинтересоваться, а положены ли ему тут хоть какие-нибудь выходные. Так хотелось вдоволь поваляться в постели, чтобы не нужно было просыпаться и куда-то идти. Но сегодня у него имелись планы, ради осуществления которых он собирался пожертвовать даже завтраком. Сборы были недолгими. Как военный, Стефан умел быстро привести себя в порядок.

Он вышел в коридор. Равиль стоял там в ожидании него, одетый в серый ватник, в ботинках и полотняной шапке, из-за которой его оттопыренные уши выглядели еще смешнее. Он взирал на Стефана несколько затравленно, напуганный предстоящей неизвестностью. Стефан удовлетворенно ему кивнул. Правильно, пусть боится. Сегодня немец был полон решимости добиться того, чтобы парень сам раздвинул перед ним ноги.

Офицер надел шинель, застегнулся перед большим зеркалом, и они вышли из дома. К ним тут же присоединились два адъютанта и собака. Без свиты и оружия в этом адском месте было невозможно выйти. Равиль шел медленно, и адъютант периодически подталкивал его в спину прикладом.

Их прогулка в это серое холодное утро, конечно же, имела определенную цель. Стефан абсолютно точно знал, что вчера по стечению обстоятельств на территории лагеря остались не вывезенными трупы узников. Вечером произошел перебой со снабжением бензина, грузовики встали, и мертвецов просто сваливали в общую кучу на самой окраине лагеря. Немец надеялся, что куча набралась значительная, способная произвести впечатление на Равиля. Лишь бы их только не успели вывезти этой самой ночью.

Стефан вспомнил вчерашний инцидент, когда ему под ноги свалился тот несчастный, изможденный и умирающий человек, и передернул плечами. Жуть, по другому это было не назвать. Они приблизились к горе из тощих, обнаженных тел, наваленных вперемешку, словно тряпичные куклы или какие-то черви, состоящие из костей и оскаленных зубов. Для большего эффекта пришлось подвести парня ближе. Сам офицер старался не смотреть туда, взгляд его был обращен на Равиля. Парень качнулся. Сначала он не понял, что это, а потом, когда осознал, ему стало совсем дурно. Стефан, стараясь унять приступ тошноты, не придумал ничего лучшего, как достать сигарету и закурить.

– Знаешь, что я сделаю? – медленно начал говорить он. – Я прикажу сейчас привести сюда твою сестру. Ее разденут догола, перебьют ей руки и ноги, завалят трупами и оставят здесь умирать. А поскольку она молодая, сильная и еще не истощенная, процесс этот займет не один день, а целую неделю или даже больше. Ты мне не веришь? Ты думаешь, я не смогу так поступить? Я это сделаю.

– Да, господин офицер, – прошептал Равиль серыми губами, не отводя взгляд от ужасной картины.

Подул ветер, и их обдало вонью разлагающейся человеческой плоти.

– Еще одна малейшая ошибка с твоей стороны, и я действительно это сделаю, – продолжал Стефан. – Хотел, Равиль, я с тобой по-хорошему, но ты сам все испортил. Пошли.

Он резко отвернулся, и они двинулись в обратном направлении, быстро удаляясь от этого страшного места.

Внимание офицера привлекла какая-то деятельность возле ограды из колючей проволоки. Стояли автоматчики, старший офицер громко распоряжался колонной людей с лопатами, которых только что сюда пригнали. Вообще-то Стефан, как заместитель коменданта, должен был быть в курсе всего, что творилось в лагере, поэтому он решил подойти и поинтересоваться, что же там такое затевалось.

В старшем офицере он узнал своего знакомого. Это был Отто Штерн, начальник данного блока. На заседаниях они частенько садились рядом. Мужчины поприветствовали друг друга.

– Что здесь происходит? – спросил Стефан. – Для чего понадобилось копать траншею?

Узники уже во всю работали лопатами. У всех них на робе была нашивка, означающая принадлежность к русским военнопленным.

– Знаете, кто это, Краузе? – весело ответил Отто. – Это русские, коммунисты. Да, да, все двадцать пять человек. Мне поступило указание их срочно расстрелять, так как они склонны к бунту. Но просто так я это сделать не могу, для них это была бы слишком простая и приятная смерть. Вы со мной согласны? Я сказал им, что расстреляю, но пусть сначала выроют себе могилу. Пусть роют, собаки, и говорят спасибо товарищу Сталину.

Стефан с ненавистью уставился на копающих мужчин. Вот они, его враги. Он даже ощутил какой-то всплеск адреналина, вызвавший внутреннее ликование. Стоило здесь оказаться, чтобы на это посмотреть! Один из узников поднял на него свои темные глаза, и лицо его исказила злобная гримаса.

– Давно я не стрелял, – проговорил Стефан.

Он расстегнул свою кобуру, вытащил пистолет и вытянул перед собой руку, прицеливаясь. Грянул выстрел, и узник рухнул на мерзлую землю, окрасив своей кровью снег в алый цвет.

– Отличный выстрел! – воскликнул Отто. – Прямо между глаз! А я, пожалуй, подожду немного, а после лично пристрелю каждого из них.

– К сожалению, у меня нет времени, а то и я бы охотно поучаствовал в этом святом деле, – кивнул ему Стефан.

Неожиданно его осенила забавная идея. Он обернулся к Равилю и подозвал его ближе.

– Что стоишь, жид? Лопата освободилась. Бери и копай.

Равиль растерянно огляделся, почти не понимая суть приказа, но офицер подтолкнул его в сторону убитого узника, который упал так, что лопата оказалась под ним. Неловко семеня ногами, Равиль подошел к трупу, вытащил лопату и пристроился копать, отойдя от убитого так далеко, на сколько это было возможно. Сообразительный парень быстро вошел в общий темп, стараясь копать не быстрее и не медленнее, чем все остальные, чтобы не выделяться из общей массы. Стефан злорадно хмыкнул. Пусть помашет лопатой в толпе смертников, глядишь, в голове ума прибавится.

– Не найдется сигареты? – спросил у него Отто.

Стефан дал ему прикурить, а потом прицелился в голову другому заключенному, который копал рядом с Равилем, и выстрелил вновь. Равиль содрогнулся всем телом и упал на колени рядом с убитым, решив, что стреляли в него, но тут же вскочил и вновь принялся за работу.

– Слугу воспитываете? – со смешком спросил Отто.

– Да, что-то вроде этого.

Огромная шишка на голове продолжала приносить ему страдания, и он по-прежнему был ужасно зол на Равиля.

– Такими темпами вы мне их всех перестреляете! – озабоченно воскликнул Отто в переживаниях, что вмешавшийся офицер мог нарушить его планы. – О черт! Менгеле несется!

Стефан обернулся. По направлению к ним скоренькой походкой шел Менгеле, улыбающийся, бодренький и свеженький. Стефан сплюнул на снег. Можно было подумать, что доктор в него влюбился, раз постоянно преследовал, где бы офицер не появился. С интересом оглядываясь, врач приблизился и замер, не скрывая своего радостного потрясения.

– Это же… Это же мой близнец! – он указал в сторону Равиля. – Ага, Краузе! Вы меня не проведете! Отдайте мне немедленно моего близнеца!

– Послушайте, Менгеле, – разозлился Стефан. – Во-первых, хайль и доброе утро, а во-вторых, это не ваш близнец, а мой слуга, и у меня на него есть свои собственные планы.

– Интересно, какие? – ехидно поинтересовался доктор. – Что может быть выше интересов Рейха?

– Я тоже с некоторых пор занимаюсь научными изысканиями, – важно произнес Стефан, отворачиваясь от него, чтобы скрыть улыбку.

Данный ответ озадачил врача, но тут до него дошло, что это, скорее всего, очередная шутка.

– Ну-ну, – голос его был полон сарказма. – И какими же?

– Я провожу наглядный эксперимент, а именно: мне интересно выяснить, зависит ли скорость копания человеком собственной могилы от его расовой принадлежности.

– ЧТО???

Менгеле вытаращил глаза, не зная, что на это сказать. Стефан довольно хмыкнул. Пора было заканчивать эту комедию, забирать Равиля и уходить.

– Но после, – не сдавался Менгеле, упертый, как и каждый человек, одержимый своими демонами, – после вы же мне его отдадите?

Он с надеждой взирал на Стефана, заглядывая ему в глаза.

– Да зачем он вам, господин доктор? – с досадой, громко произнес Стефан. Так от Менгеле, похоже, было не отвязаться. – Сестра его все равно уже мертва, а без нее он не имеет для вас никакой ценности!

Равиль вдруг слабо вскрикнул, выронил лопату и медленно опустился на землю. Когда Стефан подбежал к нему, то обнаружил, что парень потерял сознание.

====== 7. Кто в доме хозяин. ======

Подбежав, Стефан наклонился к парню и стал его тормошить, приподняв ему голову, пристально вглядываясь в сомкнутые голубоватые веки.

– Равиль, очнись! – в панике бормотал он, легко хлопая юношу по щекам.

Вдруг воздух вокруг разорвался автоматными очередями, засвистели пули. Офицер упал на парня, закрывая своим телом. В этот момент ему показалось, что он вновь очутился на восточном фронте, под Сталинградом, когда русские прорвали оборону и атаковали их штаб, расстреливая всех в упор.

Все это длилось какие-то секунды. Стрельба так же быстро закончилась, как и началась. Ошеломленный, он поднял голову и огляделся. Копающих себе могилу коммунистов больше не было. Вокруг лежали лишь окровавленные, разорванные пулями трупы. К нему подбежали Отто Штерн, Менгеле и адъютант, все трое стали помогать ему подняться на ноги.

– С вами все в порядке? – возбужденно лепетал Менгеле. – Смотрите на мой палец. Сколько вы видите пальцев?

Оглушенный Стефан пошатывался, или же качалась под ним земля, он ничего не понимал. Менгеле продолжал водить перед его лицом своим коротким и жирным пальцем. Стефан оттолкнул его руку и обратился к Отто:

– Что это было? Что произошло?

– Один узник, когда вы наклонились, господин офицер, занес лопату, чтобы ударить вас по голове, – попыхивая сигареткой, едко выпалил Штерн. – К счастью, автоматчики мгновенно отреагировали. И вот результат. Вы мне всю малину испортили! И сами чуть не погибли, и казнь мне сорвали!

– Ничего себе! – застонал Стефан, не зная, плакать ему или же радоваться и благодарить судьбу, что в него случайно не попали.

Равиль лежал у его ног, скорчившись в позе эмбриона, не забывая при этом притворяться мертвым, хотя распахнутые от ужаса темные глаза с лихвой выдавали, что он уже вполне пришел в себя.

– Поднять его! – приказал Стефан своему адъютанту. – И тащи домой.

– Зайдите сегодня непременно ко мне, – не отставал от него Менгеле. – Я вас осмотрю и пропишу успокаивающе таблетки.

– Идите вы к черту! Лучше себе пропишите! – гаркнул на него Стефан и ускорил шаг.

Адъютант, которому пришлось поддерживать Равиля, еле поспевал за ним, проклиная все на свете за то, что он вынужден тащить на себе еврея, которого, по его справедливому мнению, давно пора было уже пристрелить и бросить в общую яму.

Стефан шел злой, как собака. Уже второй раз он из-за этого парня попал в неприятнейшую ситуацию, что, судя по всему, постепенно переходило в традицию. Но в данном случае парня вроде было не в чем упрекнуть. Офицер, получалось, сам виноват – расслабился, забыл, что находился среди зверей, готовых разорвать его на куски голыми руками или забить до смерти лопатами.

Они добрались до коттеджа. Издалека офицер увидел, что Сара тщательно намывала белое крыльцо. Сейчас они пройдут по нему, и опять будет страшная грязь. И какой идиот догадался покрасить крыльцо в белый цвет, когда в лагере нет асфальта?

У входа в дом сиротливо околачивался его секретарь, Маркус Ротманс.

– Господин офицер, а я вас потерял, – начал было он, – вы и на завтраке не были, и еще я хочу сказать, что…

– Жди меня здесь, – резко оборвал его Стефан.

Они вошли в прихожую, и немец тут же зычно крикнул Эльзу и Карла.

– Карл ушел в столовую за хлебом, как вы и приказали, – пояснила Эльза, появившись перед ним и вытирая красные, распаренные горячей водой руки о передник.

– Кто же вытирает руки о фартук? – с порога набросился на нее Стефан. – Что за неряшливость, Эльза! Разве у тебя нет полотенца?

Она отступила перед его гневом, переводя взгляд на Равиля и не понимая, что же офицера так рассердило. Однако то, что юноша вернулся целым и невредимым, порадовало женщину, и она слабо ему улыбнулась.

– Ты слышишь меня? – продолжал орать на нее Стефан. – Помоги Равилю помыться и переодеться, а потом напои его горячим чаем с чем-нибудь сытным и уложи в постель!

Он резко обернулся к парню, по лицу которого было видно, что он предпочел бы уже тысячу раз умереть.

– А ты! – задыхался Стефан от собственных воплей. – А ты… Жива твоя сестра! Жива! Завтра ты ее увидишь. Я просто так сказал при Менгеле, чтобы он от нас отцепился и забыл про свои садистские эксперименты, которые он обожает проводить над близнецами, разрезая их и сшивая между собой! Ясно тебе, жидовская ты шкура? Меня из-за тебя сейчас чуть не убили!

Стефан орал так, что брызги слюны разлетались в разные стороны, а в довершении своей гневной тирады влепил Равилю звонкую затрещину по уху. Тот вздрогнул, тут же пришел в себя и прошептал растерянно:

– Жива…

– Да, да! Жива! Эльза, немедленно уведи его с глаз моих долой, пока я его не прибил, честное слово.

Эльза метнулась к юноше, схватила его за руку и утащила вниз по лестнице, в его комнату.

Трясущимися руками Стефан достал из кармана сигарету и вышел на крыльцо, чтобы перекурить и немного успокоиться. По крыльцу опять с унылым видом ползала Сара, лишь развозя тряпкой грязь. Это его окончательно взбесило.

– Вон отсюда, дура! Идиотка, зачем ты моешь это крыльцо у меня под ногами, когда мы по нему сейчас еще сто раз пройдем?!

Сара шарахнулась от него в сторону, схватила ведро с тряпкой и укрылась в ближайшем сарае, где хранились дрова для камина.

– Всех ненавижу! – громко объявил Стефан сам себе, глядя перед собой, словно в пустоту.

Потом он украдкой посмотрел в сторону Маркуса, который стоял с невозмутимым видом в ожидании, когда офицер наорется, а следовательно, освободится. Стефану стало невольно стыдно перед ним. Он гордо приподнял подбородок, показывая этим, что с ним все в порядке. В голову вдруг пришла мысль дернуть немного коньяка, иначе сдохнуть можно было. Он вновь вошел в дом, прошел к себе в комнату, наполнил рюмку и принял дозу. Через пару минут внутри потеплело и стало несколько лучше.

Значит, когда он наклонился к Равилю, один из коммунистов пытался пришибить его лопатой. Вот же гнида! Хотя… Тому терять было нечего. И Отто теперь на него смертельно обиделся. Нужно будет перед ним извиниться, когда они встретятся за обедом. Если, конечно, Стефан доживет до этого обеда, так вдруг смертельно захотелось есть.

Он принюхался. В воздухе восхитительно пахло свежесваренной кашей. Он повел носом и пошел на этот чудный запах. На кухонном столе стояла небольшая кастрюлька. Немец приподнял крышку и заглянул в нее, а потом взял ложку и опасливо попробовал кашу. Она оказалась приготовленной на воде, без масла и сахара, лишь слегка подсолена, но все равно очень вкусная и еще горячая. Стефан с аппетитом всю ее тут же съел. Уничтожив завтрак своих слуг, он почувствовал себя более бодро.

В это время хлопнула входная дверь, и на кухню вошел Карл со свертком в руках. Увидев офицера, он застыл и почтительно поздоровался.

– Что в свертке? – спросил у него Стефан, облизывая ложку.

– Хлеб, господин офицер, – тихо сказал слуга.

– Покажи! – приказал Стефан.

Мужчина положил сверток на стол и развернул бумагу. Стефан озадаченно уставился на буханку хлеба, а потом перевел тяжелый взгляд на Карла.

– Вас, моих слуг, четыре человека, – медленно проговорил он. – Каждому из вас полагается триста граммов хлеба в день. В одной буханке ровно килограмм. Должен быть еще довесок в двести грамм. Где он? Где он, Карл?!

Стефан уже сорвал горло орать, поэтому говорил хрипло и тихо, но это звучало еще более зловеще.

– Я опоздал к раздаче, и на кухне не оказалось довеска, – ответил слуга, опустив голову.

– Карл, где хлеб?! Говори! – офицер еще снизил тон.

Он старался, чтобы голос его звучал дружелюбно, но это у него плохо получалось, в нем все равно дрожала злость. Неожиданно Карл поднял голову и взглянул на него, в глазах его промелькнуло ожесточенное презрение.

– Довесок в двести граммов я отдал по дороге.

– Кому?!

В ожидании ответа Стефан опять закурил. Вокруг творилось черт знает что!

– Подростку, – наконец вымолвил слуга и вновь опустил голову.

– Так вот, – Стефан сделал шаг к нему и произнес почти шепотом. – Никому про это не говори. Чтобы ни одна живая душа не узнала. И чтобы это было в последний раз, иначе, если тебя поймают, сразу расстреляют и у меня не спросят! Старый кретин! Да, вот что… Сегодня же сходи на склад, возьми банку краски и перекрась крыльцо в какой-нибудь другой цвет, в зеленый или коричневый, мне все равно, лишь бы оно не оставалось белым.

– Слушаюсь, господин офицер! – с готовностью воскликнул Карл, заметно воспрянув духом – его миновало страшное наказание.

Стефан, нервно передергивая плечами, вышел из кухни и вновь ступил на крыльцо.

– Сара! – крикнул он и надрывно закашлялся, подавившись сигаретным дымом.

Появилась девушка, худющая и испуганная, она до сих пор так и пряталась от него в сарае, сжимая в руках тряпку.

– Почему крыльцо грязное? – процедил офицер сквозь зубы. – Я говорил тебе, что пристрелю, если будешь плохо стараться? Говорил?! Так вот, готовься! Сегодня вечером и пристрелю!