Текст книги "Именем закона. Сборник № 1"

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Инна Булгакова,Сергей Высоцкий,Анатолий Ромов,Гелий Рябов,Аркадий Кошко,Ярослав Карпович,Давид Гай,Изабелла Соловьева,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 57 страниц)

– Что он коллекционирует?

– Живопись. Я не особый специалист, но знаю: у Коки есть подлинники Шагала и Бакста. Учтите, играет он как бог. Память на «рубашки» [4]4
  Память на «рубашки»( жарг.) – имеются в виду так называемые «рубашки» карт, т. е. изнанка карточного листа.


[Закрыть]бесподобная.

– Понятно. Ну а киевлянин?

– Киевлянин, некто Базик. Владимир Базаревич. Вообще-то Базик из Львова, но давно уже живет в Киеве. По сравнению с Кокой Базик салага – ему чуть за тридцать. Но зевать с ним тоже нельзя, по характеру… немного неустойчив. Но это не мешает ему почти не проигрывать. Считает, как машина.

– Во что мы с ними будем играть? В покер?

– По предварительному разговору я понял: Кока и Базик предлагают преферанс. «Чернуху».

– «Скачки» [5]5
  «Скачка»( картежный термин). При игре «со скачками» в преферанс игрок, раньше других выигравший очередной условный этап игры, «закрывший пулю», награждается призом – оговоренным заранее количеством очков.


[Закрыть]и «Бомбы» [6]6
  «Бомба»( картежный термин). В преферансе условие, при котором в случае паса без предварительного раскрытия карт (паса в «темную») стоимость последующих игр удваивается, учетверяется и т. д.


[Закрыть]?

– Совершенно верно. «Скачки» и «бомбы». А также «темные» [7]7
  Игра в «темную» – объявление игры или паса без предварительного раскрытия карт. При игре в «темную» (т. е. с повышенным риском) выигрыш или проигрыш удваивается.


[Закрыть].

– Ясно. Какой у них вист [8]8
  Какой вист – т. е. какова оплата одного выигранного (или проигранного) очка, так называемого «виста». При игре без ограничений (на жаргоне – при игре в «чернуху») можно проиграть тысячу и более вистов.


[Закрыть]?

– Обычно Кока назначает от трешки до пятерки. Готовы?

– Естественно. Только такая игра меня и устраивает. Ну а… как у Коки и Базика насчет сламы [9]9
  Слама – тайный сговор партнеров, игра «друг на друга».


[Закрыть]?

Пригубив кофе, Шестопалов поставил чашку. Покачал головой:

– Исключено. Здесь с этим строго. Все понимают: лучше потерять несколько штук [10]10
  Штука( жарг.) – одна тысяча рублей.


[Закрыть], чем реноме. Причем – навсегда. Это касается и нас с вами. Учтите это. Всякая помощь в игре друг другу исключена. Каждый полагается на себя. Вы… поняли?

Иванов усмехнулся:

– Понял. Алексей Павлович, у меня ощущение, будто вы волнуетесь. За меня? Угадал?

– Ну… есть немного. Повторяю – партнеры очень серьезные.

– Мы ведь тоже люди серьезные. Идем ужинать? Уже семь?

– Идем.

В ресторане им удалось сесть за тот же столик. Дождавшись, пока официант принесет заказ, Шестопалов сказал:

– Баграт Элизбарович, внимание… Кока и Базик.

– Где?

– Второй столик справа.

Скосив глаза, Иванов увидел тех, кого имел в виду Шестопалов. Невозмутимо жующего что-то пожилого мужчину в темно-серой тройке. И парня лет тридцати в белой водолазке. Парень сидел неподвижно, прижав к губам опустошенный бокал из-под пива. Вот что-то сказал. Шестопалов вздохнул:

– Они нас заметили… – Повернувшись, изобразил улыбку. Сделал жест рукой, закончив его поднятым вверх большим пальцем.

Кока кивнул, что, видимо, должно было означать: все верно, после ужина поднимайтесь ко мне в номер…

Иванов и Шестопалов так и сделали. Поужинав, поднялись на второй этаж, в номер «люкс». Там их уже ждали закончившие ужин раньше Кока и Базик.

Войдя, Шестопалов сказал открывшему дверь Коке:

– Аркадий, позволь представить моего друга. Баграт Элизбарович Чубиев. Человек, за которого я могу ручаться. Так сказать, во всем.

Слизневский изобразил широкую улыбку. Сказал, пожав Иванову руку:

– Очень приятно. Больше того – польщен. Моя фамилия Слизневский.

В номере Иванов представился Базику, который, тряхнув ему руку, назвался Володей. После того как все уселись вокруг низкого и длинного стола, Слизневский хмуро улыбнулся:

– Могу предложить выпить. Коньяк, минеральная вода, кофе. Есть желающие?

Все промолчали. Слизневский потрогал волосы на виске.

– Понятно. Ну, кто захочет, скажет. Что, как говорится, время – деньги? Приступим? – Открыл ящик стола, в котором лежали нераспечатанные карточные колоды, бумага и карандаши. Посмотрел на Иванова: – Баграт Элизбарович, во что будем играть? Вы гость.

– Мне все равно. Во что прикажете – в то и будем.

– В таком случае я предлагаю преферанс. Как вы?

– Прекрасно. В преферанс так в преферанс.

– Какую пулю предпочитаете? «Сочинку»? «Ленинградку»?

– Абсолютно все равно. В какую общество – в такую и я.

– Ну… мы привыкли играть без ограничений. Допустим, если я предложу со скачками? А также с бомбами и с темными?

– Ради бога. С удовольствием сыграю.

– Тогда предлагаю сыграть четыре «скачки» по пятьдесят [11]11
  По пятьдесят – т. е. для того, чтобы взять «скачки», надо набрать пятьдесят условных очков. Без учета «бомб» и «темных» минимальная игра («шестерная») даст два очка, максимальная («десятерная» и «мизер») – десять очков.


[Закрыть]. Взявший скачку пишет на каждого по тысяче вистов. Вист три рубля. Как вам условия? Не против?

Если бы Иванов не был подготовлен Шестопаловым, он бы наверняка назвал предложенные условия зверскими. Ставку же – три рубля вист – просто драконовской. Но он был «Багратом Чубиевым». По изложенной Шестопаловым легенде – известным московским лобовиком. Поэтому произнес, улыбнувшись:

– Аркадий Кириллович, на ваше усмотрение. Я же сказал: мне абсолютно все равно.

– Замечательно. Тогда, Базик, будь другом, расчерти. И подними карту.

Подняв карту – ею оказалась дама бубен, – Базик принялся расчерчивать большой ватманский лист. Иванов поднял свою карту, получив бубнового валета. Шестопалову достался король червей, Коке – туз треф. Так они и сели: Шестопалов, за ним Базик, затем Иванов и последним – Слизневский. Дождавшись, пока Базик расчертит лист, Кока придвинул колоду к Шестопалову:

– Алексей, сдавай. Тебе первому. Колоды меняем после каждой скачки.

Шестопалов с треском перетасовал колоду.

– Как расплачиваемся? – спросил Базик. – «Капустой» до нуля [12]12
  «Капуста до нуля». – «Капустой» на языке лобовиков называется вексель, выписываемый на клочке бумажки. По неписаному закону такой вексель должен быть оплачен «до нуля», т. е. до 24 часов текущих суток.


[Закрыть]? Или наличными?

– «Капуста» до нуля, наличные – разницы нет. – Слизневский следил, как Шестопалов сдает. – Мы же все друг друга знаем. Так ведь?

– Ну, так…

Закончив первый круг сдачи, Шестопалов аккуратно засунул прикуп под лист – чтобы не было видно рубашек. Сдал до конца. Игра началась.

Иванов знал: чтобы подтвердить реноме лобовика, он должен сыграть на равных. Но довольно скоро понял: сыграть на равных с такими партнерами будет непросто.

Через несколько часов, уже глубокой ночью, он понял: игры на равных у него не получилось. Первую и вторую «скачку» взял Шестопалов, третью – Кока. Надо было что-то предпринимать – чтобы утвердить свою репутацию игрока. То есть – он просто обязан взять последнюю, четвертую «скачку». Если он ее не возьмет, то проиграет около семи-восьми тысяч. То есть весь свой денежный запас. И главное – пошатнется его реноме. Что весьма нежелательно…

В номере стояла тишина. Над столом слышался шелест карт и негромкие возгласы: «Разок в «темную», «Раскрыл», «Первые», «Вторые», «Мизер», «Девяти нет», «Подержусь», «Ушел», «Без лапы». Играли быстро: карты раскрыты, короткий взгляд, реплика «Согласен» – и карты сдаются заново.

В игре, в которую они сейчас играли, важно было не столько сыграть самому, сколько не дать сыграть партнеру. «Держать партнера» – не позволяя ему взять «скачки». Искусством «держать» все три соседа Иванова владели в совершенстве. И поэтому «зажали» его намертво. Он уже смирился с поражением, как вдруг Кока допустил небольшую оплошность. На своей сдаче Слизневский сунул прикуп под лист небрежно – оставив открытой треть верхней карты. Сдав все карты, Кока поправился, задвинул прикуп до конца. Но Иванов успел заметить: «рубашка» верхней карты очень напоминает «рубашку» туза червей. Свои карты он еще не поднимал, но знал: ему пришло как минимум шесть червей. Конечно, его будут держать. Но сейчас легче – главный противник, Кока, выключен из игры как сдающий. Шестопалов должен понять ситуацию. И помочь – спасовав. Остается Базик. Даже не Базик сам по себе – а карта, которая ему придет. Игра сейчас идет на «тройной бомбе». То есть если Шестопалов и Базик позволят Иванову сыграть в «темную» – то даже при «семерной» он одним ударом возьмет четвертые «скачки». И сразу же отыграется. Значит, Базик должен стоять насмерть, но ни в коем случае не дать ему сыграть. Но стоять насмерть Базик сможет лишь в одном случае – если ему придет хоть какая-то карта. Если же не придут, то, «подняв» [13]13
  «Поднять» – т. е., начав «торговлю в «светлую», заставить тем самым «затемнившегося» партнера взять карты и участвовать в игре тоже в «светлую».


[Закрыть]Иванова, он рискует добавить к своему проигрышу еще несколько тысяч…

Иванов сидел на последней руке. Значит, целиком зависел от того, что скажут партнеры. Если оба скажут «пас», он получит возможность сыграть в «темную». И таким образом удвоить выигрыш. Если же хоть один из них скажет «раз» – ему придется поднимать карты. И «торговаться» в «светлую».

Все молчали. Поскольку шел четвертый час ночи, тишина в номере казалась абсолютной. Лишенный возможности влиять на игру Кока сидел, разглядывая стол. Шестопалов и Базик изучали свои карты. Иванов, так и не тронувший то, что ему сдал Слизневский, бесстрастно смотрел на партнеров. Наконец Шестопалов сказал без всякого выражения:

– Я пас.

Кока выразительно посмотрел на Базика. Тот, слегка покусывая губу, явно колебался. Положил карты на стол, подровнял. Цокнул языком:

– Я тоже.

Кока отвернулся. Ясно, у Базика слабая карта. Шестопалов же решил помочь Иванову – и «не держать». Иванов изобразил улыбку:

– В таком случае – взял в «темную».

Поднял свои карты. Так и есть – он получил шесть червей. И в придачу – туза пик. Взял прикуп, в котором оказались туз червей и пиковый король. Чистая «девятерная» игра. С учетом «тройной бомбы» и «темной» – сто двадцать восемь очков. Вздохнул:

– Извините, но играется девять червей.

Кока потер лоб. Усмехнулся:

– Грабеж… Форменный грабеж…

– Аркадий Кириллович, ничего не могу сделать. Карта.

– Баграт Элизбарович, ради бога. Выигрывайте на здоровье.

Поскольку вистовать никто не решился, игра закончилась. Выиграл Шестопалов, проиграл Базик. Иванов и Слизневский остались «при своих».

Засыпая в номере после игры, Иванов подвел итоги дня. Пока все идет как надо. Наиболее значимые постояльцы «Жемчуга» узнали многое о своем новом знакомом, москвиче Баграте Чубиеве. Он богат, любит играть только по-крупному, недавно женился и боготворит молодую жену. Визитную карточку, в которой Иванов был обозначен «старшим товароведом Управления торговли Краснопресненского райисполкома г. Москвы», он незаметно сунул Рите. Рита, он был в этом абсолютно уверен, наверняка уже сегодня успела показать карточку «товароведа из Москвы» многим приятельницам. Может быть, и приятелям.

Уже сквозь сон он еще раз подумал о возможных каналах, по которым Кавказец мог узнать то, что узнал о Палине и Гарибове. Здесь, на месте, Иванов убедился: наиболее вероятным из таких каналов можно считать бассейн с сауной. И может быть, ресторан с разговорчивыми посетительницами.

Встреча

Утром, проснувшись, Иванов ощутил непривычную тяжесть в голове. Посмотрел на часы – восемь. За окном светает. Откуда же тяжесть… В Москве он привык вставать в половине седьмого. Ну да, вчерашняя игра. Пуля со «скачками», которую они расписали на четверых, закончилась поздно ночью. С полчаса он никак не мог заснуть, возбужденный игрой. Впрочем, в его положении четырех часов, которые он спал, вполне достаточно, чтобы чувствовать себя бодрым.

Откинул одеяло. Вспомнил: здесь есть бассейн. Взял полотенце, спустился вниз. На контроле перед входом в бассейн дежурил все тот же невысокий банщик. Узнав его, кивнул: проходите.

Нырнув, начал отмерять брассом дорожку за дорожкой. Несмотря на ранний час, купающихся в бассейне было довольно много. По его дорожке плавали две дамы в колпаках для волос, соседние дорожки тоже не пустовали. Примерно на двадцатом повороте он наконец почувствовал в голове привычную ясность. Продолжая плыть, стал автоматически перебирать всех, кого встретил вчера. Лобовиков, окружавших их людей, официантов. Остальных работников гостиницы. Посетителей ресторана, просто случайных встречных. Среди этого круговорота постепенно выделилось несколько лиц. Тех, кого он мог бы заподозрить, – высоких молодых людей. Два официанта. Бармен. Массажист – крепкий юноша в белом халате, обсуждавший что-то с банщиком. Был еще один высокий молодой человек, крутившийся вокруг. Итого – пять человек. Все высокие… Ну и что – высокие? Нет… Снова выстроив их для себя, он подумал: никто из этих людей не подходит под уже устоявшееся описание Кавказца. Конечно, можно допустить, что Кавказец достиг высот маскировки. И все же вряд ли кто-то из тех, кого он видел вчера, может быть Кавказцем. Вообще не его дело ломать сейчас над этим голову. Всеми подозрительными лицами в «Жемчуге» и около него давно уже занимаются сочинцы. Он может не беспокоиться и о другом. А именно: о каналах ухода информации, о сауне и посетительницах ресторана. Этим тоже займутся сочинцы. Он же должен просто продолжать гнуть свою линию. Как можно больше людей должны узнать, кто он. Узнать его адреса и телефоны – как домашний, так и рабочий. Узнать, что он только что женился. Узнать, наконец, что ему некуда девать деньги. Деньги… В этом смысле для полной гарантии было бы неплохо, чтобы в «Жемчуге» у него состоялось несколько крупных выигрышей. Вчерашняя игра была, скорее, проверкой. В дальнейшем Шестопалов обещал позаботиться о нужном подборе партнеров. Он же, Иванов, по своей игре понял: крупные выигрыши будут. Так что все впереди.

Выйдя из воды, он принял душ, насухо растерся полотенцем. Натянул костюм, поднялся по витой лесенке на смотровую площадку. Оперся о перила, разглядывая разноцветное море. Поднявшееся сзади солнце приятно согревало затылок. Вглядываясь в колеблющуюся голубо-серо-синюю плоскость, подумал: хорошо бы это было не задание. А, скажем, отпуск. И он был бы здесь не с Шестопаловым, а, допустим, с Лилей и с Геной. Несбыточная мечта. С его профессией попасть в такое место можно только по заданию. И – одному. Только он подумал об этом, как сзади кто-то кашлянул. Повернул голову и увидел Ираклия.

Ираклий был примерно в таком же, как у него, спортивном костюме и наверняка тоже только что искупался – волосы были мокрыми. Встретившись с Ивановым взглядом, Ираклий улыбнулся:

– Боря, извини, но… я вот приехал. Я понимаю, ты очень сердишься. Но клянусь, мой приезд ничему не помешает. Ничему.

Иванову смысл этих слов можно было не объяснять. Ясно, Ираклий приехал сюда по собственной инициативе. Конечно же с целью помочь ему, Иванову, поймать Кавказца. Не понимая, что теперь, когда все изменилось, и главное, изменилась установка, он может только помешать. Впрочем, теперь рассуждать об этом бессмысленно. Да и все это было бы не страшно, если бы не одно обстоятельство: Манана и Дато. Стараясь подавить внезапно вспыхнувшее раздражение, Иванов сказал тихо:

– Ты… давно здесь?

– Третий день. Считая сегодняшний. И… не волнуйся. Нас никто не слышит. И вообще до нас никому нет дела.

Иванов вдруг почувствовал: раздражение пропало. Осталась только благодарность. Пусть Ираклий не согласовал все это с ним. Он, Иванов, знает, зачем Ираклий это сделал. Только потому, что понял: ему, Борису Иванову, это нужно. Других причин не было. Ираклий усмехнулся:

– Понимаешь, Боря… Может, я действительно зря сюда приехал. И в чем-то тебя подведу. Но когда ты ушел от меня, в тот раз… Я ведь все понял. И понял, что легче было повернуться и уехать. Чем продолжать просить меня. Но я-то знаю, ты зря не придешь. Все. Что-то еще нужно объяснять?

– Не нужно. – Иванов некоторое время рассматривал море, чтобы продумать все еще раз. – Ты как меня заметил? Случайно?

– Сейчас случайно. Но о том, что ты здесь, я знал еще вчера. Кроме того, я знаю, что ты – Баграт Элизбарович Чубиев.

– Откуда?

– Я все-таки из Тбилиси. И знаю, что у лобовика должна быть девушка. Не волнуйся, моя совесть перед Мананой чиста. Но девушку я завел в первый же день. Ну и вчера ее подруга показала мне визитную карточку. С твоим домашним телефоном.

– Эту подругу зовут Рита?

– Совершенно верно. Рита.

– А твою девушку – Алиса?

– Юля. Но Алиса – из их компании. Извини, вчера я был вынужден повести их в ресторан. Юлю, Риту и Алису. Девушкам хотелось потанцевать.

– Понятно. Прости за нескромный вопрос – откуда у тебя деньги? – На секунду их взгляды встретились. Иванов отлично знал: Ираклий, особенно в последние годы, став директором мясокомбината, не бедствует. Но при этом его никак нельзя назвать человеком с лишними деньгами. Конечно, двух зарплат, его и Мананы, на жизнь вполне хватает. И на то, чтобы регулярно посылать деньги родителям. В последние три года Ираклий стал откладывать деньги на машину. Но не более того. Все это наверняка отразилось сейчас в глазах Иванова. Так или иначе, Ираклий усмехнулся:

– В каком смысле понимать вопрос?

– Вопрос надо понимать в смысле самом обыденном. Для того чтобы приехать сюда и устроиться, нужна приличная сумма. Состояние твоих денежных дел я примерно знаю. Вот и все.

– Неужели я не нашел бы денег, чтобы приехать и устроиться?

– Допустим. Но для остального? Для игры? Или для того, чтобы повести трех девушек в ресторан?

– Боря, хочешь, я тебе займу? Сколько тебе нужно? Десять тысяч? Двадцать? Тридцать? Впрочем, тридцати, наверное, у меня не наберется. Но тысчонок десять могу подкинуть. Честное слово. Причем без отдачи.

– Выиграл?

– Угадал. Причем в глупейшую игру. В «секу». Я и не знал, что деньги могут доставаться так легко. На каждой сдаче – сто рублей. Расплата наличными. Правда, играть заставляют почти все время. Передышки делаются только на обед и ужин. Зато теперь я могу заплатить за все. В том числе за ужин с тремя девушками.

Услышав, как за ними спускается после завтрака вниз шумная компания, Ираклий замолчал. Как только смех и разговоры стихли, сказал:

– Учти, Боря. Я все понимаю. И знаю, как все это делается. Деньги, которые я здесь выиграю, отдам государству – все до копейки. Если ты волнуешься за Манану и Дато, не волнуйся. За день до моего отъезда они уже жили на другой квартире. У знакомых, которые уехали в командировку.

– Как ты это объяснил Манане и Дато?

– Сказал, что задумал длительный ремонт. Правильно? Насколько я понял, я должен стать приманкой для вашего… Кавказца? Что для этого нужно делать?

Иванов медлил. Вообще-то, если действовать правильно, приезд Ираклия мало что изменит. Надо только скрыть от остальных, что они с Ираклием знакомы.

– Вот что… Для всех здесь – мы с тобой раньше друг друга не знали. Это обязательное условие. Запомнишь?

– Постараюсь.

– Второе – со мной приехал один человек. Некий Шестопалов Алексей Павлович.

– Я его видел. Ваш сотрудник?

– В том-то и дело: нет. Он тоже ничего не должен знать.

– Не должен – не узнает.

– Но желательно, чтобы вы с ним познакомились. Естественно, без моего участия. Тогда мы могли бы встречаться ежедневно. Понял?

– Значит, сегодня же я с ним познакомлюсь. Вообще кто он?

– Директор НИИдорстроя. Настоящий лобовик. Ну и… в какой-то степени помощник. Но тебя это не должно касаться.

– Не должно – значит, не коснется.

«Знакомство»

Сославшись на сонливость, Иванов оставил Шестопалова в холле и пошел на пляж. Здесь, раздевшись и устроившись на лежаке, сделал вид, что дремлет. Но конечно же он хорошо видел все, что происходит вокруг.

Примерно через час у лестницы, ведущей с террасы на пляж, появились Ираклий и Шестопалов. Отвернувшись, Иванов выждал минут пять и незаметно осмотрелся. Оба лежат поблизости. Посмотрев в их сторону чуть позже, увидел: Шестопалов тасует колоду.

В карты Ираклий и Шестопалов играли до самого обеда. Перед обедом Иванов задремал по-настоящему, но его разбудил легкий кашель. Открыл глаза – рядом на корточках сидит Шестопалов.

– Баграт Элизбарович, видите человека за моей спиной?

На лежаке, в синих плавках?

– Вижу. Кто это?

– Некто Кутателадзе, директор Московского мясокомбината. Не против, если я вам его представлю?

– Совсем не против.

– Думаю, этот Кутателадзе нам не помешает. Человек он довольно милый. К тому же денежный.

– Что ж, давайте, если денежный.

По знаку Шестопалова Ираклий подсел ближе – и «знакомство» состоялось.

Записка под дверью

Следующие три дня Иванов, Ираклий и Шестопалов провели вместе. В основном их сутки разделялись на игру, начинавшуюся, как правило, к ночи, и на все остальное. То есть на отдых, сон и еду. Так уж сложилось, что немалую часть «остального» занимало посещение ресторана с Юлей, Алисой и Ритой.

Каждый, кто хотел бы узнать всю подноготную о «Баграте Элизбаровиче», наверняка всю эту подноготную уже знал. Кроме того, по «Жемчугу» гуляло несколько визитных карточек «Чубиева».

На четвертый день, с трудом открыв глаза в четверть второго, Иванов подумал: может быть, хватит? Задача, которую он себе поставил, выполнена.

Вскочив, принял душ. Оделся, подошел к двери, взялся за ручку, но почти тут же пришлось нагнуться. Поднял лежавший под дверью бумажный квадратик, развернул:

«Уважаемый Б. Э.! Вас срочно просил позвонить в Москву Леонид Георгиевич».

Леонид Георгиевич… То есть Прохоров. Значит, записка – сигнал сочинцев.

Спустившись в холл, зашел в будку междугородного телефона-автомата. Набрал номер Прохорова; через секунду в трубке щелкнуло:

– Слушает Прохоров.

– Леня, это Борис. Я в Сочи. Что, какие-то новости?

– Еще минут двадцать, и я уехал бы во «Внуково». Вчера позвонили из Гудауты. Кудюм там.

– Вот те на… Ну и как он себя чувствует?

– Вроде в спокойном состоянии. Гудаутцы взяли у него паспорт, якобы для проверки. Так что деться ему некуда. Короче, у меня уже билет на самолет. Я вылетаю. Ну и… хотел бы увидеть тебя.

– Ты летишь до Адлера?

– До Адлера. Рейс десять – пятьдесят два.

– Отлично. Давай так: в адлерском аэропорту тебя встретят. А я сяду в машину чуть позже. Скажем, у Гантиади.

Ираклию и Шестопалову Иванов объявил, что срочно вылетает в Москву. Потом по телефону-автомату позвонил в сочинское УВД и попросил дежурного выслать машину для встречи Прохорова. Предупредил: вместе с Прохоровым эта машина должна подождать его в Гантиади.

Через три часа он уже сидел рядом с Прохоровым в синей «Волге», направляясь в Гудауту.

В Гудауту они приехали около восьми часов вечера. Здраво рассудив, что разговор с Нижарадзе-Кудюмом лучше отложить до утра, остаток дня оба решили посвятить уточнению связанных с Кудюмом обстоятельств. Только выяснив их, можно было выработать тактику завтрашнего допроса.

Ожидавший их начальник Гудаутского отделения внутренних дел, моложавый майор, хоть и был готов к разговору, ничего нового о Кудюме сообщить не смог. По его сведениям, Кудюм, вернувшийся после отбытия наказания к семье в Гудауту, бывал здесь крайне редко. На все вопросы участкового Кудюм всегда отвечал одно: ездил к родственникам. Родственники у него были в Тбилиси, Пицунде и Лазаревском. Но где в действительности бывал во время своих отлучек Кудюм, пока не установлено. Выдвинутая было версия, что на «гастроли» Кудюм выезжает в Псковскую и Новгородскую области, в дальнейшем не подтвердилась. Что касается паспорта, Кудюм уверял всех в гудаутском ОВД, от участкового до начальника отделения, что действительно потерял паспорт в поезде. То же самое он сказал и вчера, когда паспорт у него под видом проверки был изъят. Вообще же, по словам начальника ОВД, этим фактом, изъятием у него паспорта, Нижарадзе-Кудюм остался крайне недоволен. Он уверял, что ему опять якобы нужно ехать к родственникам, сначала в Тбилиси, потом в Пицунду. Поэтому сейчас он наверняка с нетерпением ждет, когда ему вернут паспорт.

Обсудив все это еще раз перед сном, в комнате для приезжих, оба решили: конечно, было бы хорошо, чтобы на первых порах Кудюм о приезде сюда хорошо знакомого ему Иванова не подозревал. В таком случае, если предположить, что Кудюм начнет темнить, Иванов, внезапно подключившись к допросу, мог бы использовать фактор неожиданности. Но все же лучше будет, если Иванов на этот раз просто посидит за столом. Молча. Делая вид, что якобы не помнит Кудюма. Такое поведение должно дать двойное преимущество: во-первых, Кудюм, столкнувшись с непонятным ему поведением Иванова, будет нервничать. Во-вторых, Иванов, разместившись в стороне, сможет наблюдать, как будет реагировать Кудюм на подготовленные заранее вопросы.

Допрос

Утром Прохоров и Иванов вошли в комнату, отведенную для разговора в гудаутском ОВД. Кудюм появился точно к десяти. Иванов отметил: за время, прошедшее с их последней встречи лет семь назад, Кудюм почти не изменился. Среднего роста, сухопарый, разболтанный, небрежно одетый, Кудюм выглядел на свой возраст – что-то около тридцати – тридцати двух лет. Заглянув, Кудюм сказал:

– Можно?

Прохоров ответил спокойно:

– Пожалуйста, заходите. И дайте повестку, я отмечу.

Кудюм протянул повестку и уселся на единственный свободный стул. Покосился на Иванова. Тот зевнул, прикрыв рот рукой. Ясно, Кудюм его узнал. И сейчас лихорадочно пытается понять, зачем он здесь. Вот, посидев немного, Кудюм снова сделал вид, что осматривает комнату, и снова покосился на Иванова.

Прохоров начал задавать вопросы, хорошо почувствовав, что почва для допроса готова. Работал он, как отметил про себя Иванов, по высшему классу. Говорил спокойно, мягко, почти дружелюбно, но при этом непрерывно расставлял скрытые ловушки. Очень скоро эти ловушки начали срабатывать. Тем не менее, хотя метод действовал безотказно, ответа на главный вопрос – на самом ли деле Кудюм потерял паспорт или кому-то его передал или продал – Прохоров получить так и не смог. Довольно скоро Иванову, внимательно наблюдавшему за Кудюмом, стало ясно: Кудюм врет. Паспорта он не терял, но сказать правду боится. На это твердо указывало то, что, даже окончательно запутавшись, Кудюм все-таки стоял на своем: паспорт он потерял в поезде. Наконец Прохоров выложил главный козырь:

– Гурам Джансугович, вы знаете, что вашим паспортом воспользовался особо опасный преступник?

– Не знаю никакого опасного преступника.

– Совершивший ряд тяжелых преступлений, в том числе убийство. Причем убийство работника милиции.

– Ничего я не знаю.

– Значит, теперь знаете. Хотите сказать что-то по этому поводу?

– Что мне говорить?.. Я все сказал.

– Хочу напомнить: скрывая связь с этим преступником, вы тем самым активно ему помогаете. Надеюсь, меру наказания за подобные действия вы знаете?

– Да ладно вам… – Кудюм замолчал.

Прохоров повертел лист протокола:

– Гурам Джансугович, давайте признаваться. Ведь и вам будет легче, и нам. Скажите, кому вы передали свой паспорт? Скрывая истину, вы помогаете особо опасному преступнику. Наоборот, рассказав правду, докажете свою сознательность. Ответственность перед обществом. Ну? Гурам Джансугович?

– Никому я его не передавал. И не мучьте меня, гражданин начальник. Потерял я паспорт. Потерял, и все тут. В милицию я пришел сразу, заявил сразу. Какие претензии?

– Претензия только одна, Гурам Джансугович: вы не хотите сказать правду. Допускаю, вы боитесь. Может быть, вас пытались запугать. Было такое?

– Ничего не было. Никто меня не запугивал. – Сказав это, Кудюм опустил голову и замолчал.

Прохоров, вздохнув, стал записывать ответ. Несколько раз досадливо тряхнул ручкой. Наконец поднял свой «паркер». Покачал головой:

– Все. Кончились чернила. Придется идти заправлять. Подождите, я постараюсь побыстрей.

Вышел. Что ж, подумал Иванов, уход Прохорова оказался кстати. Самая пора поговорить с Кудюмом всерьез. Глядя в опущенный затылок и чувствуя дыхание Кудюма, сказал по-грузински:

– Нижарадзе, ты ведь меня знаешь? Знаешь или нет?

– Знаю, – неожиданно решительно сказал Кудюм. – Знаю, батоно Борис. Но поймите – в жизни человека иногда бывает сложный переплет. Очень сложный. Я взят за горло, понимаете? За горло!

– Кем же? Назови имя этого человека?

– Не могу я назвать его имя. И не человек это. Судьба.

– Значит, судьба взяла тебя за горло. Ты хочешь сказать: людей при этом не было? Я правильно понял? Судьбы без людей не бывает. Ты, Нижарадзе, это хорошо знаешь. Так же, как я. Поэтому очень прошу: не выводи меня из себя.

Человек, который убил Садовникова, жил в «Алтае» по паспорту Кудюма. Кудюм его знает. Но вместо того чтобы назвать, сидит уставившись в пол. Иванов внезапно ощутил раздражение.

– Вот что, Кудюм. Ты знаешь, с тобой, со всеми твоими родственниками, поездками, вообще со всем я еще не разбирался. Не до этого. Хотя подозреваю, сильно подозреваю: переключился ты после колонии. Ушел со средней полосы. Здесь, на Кавказе, в родных местах, фармазонить лучше. Так ведь?

– Что вы, батоно Борис. Никуда я не ушел. К родственникам ездил…

– Ладно. К этому еще вернемся. Говорю в последний раз. В самый последний. Если ты не скажешь сейчас, кому отдал паспорт, все сделаю, но спокойной жизни здесь, на побережье, тебе не будет. Земля будет гореть под ногами, понял? Где бы ты ни был. В Тбилиси, Пицунде, Лазаревском. В любом другом месте. Обещаю. Понял?

– Понял. Только статью на себя брать надо.

– Какую еще статью?..

– Ладно, батоно Борис, возьму статью. Если правду говорить, отдал я паспорт. Не знаю, может, даже вашему отдал.

– Что значит «нашему»? Работнику милиции?

– Да. – Кудюм долго молчал. – Вообще-то глупо все получилось. Поймал он меня на «хибе» [14]14
  «Поймал на хибе».«Хиба» на жаргоне означает предмет, являющийся точной копией ценной вещи. В данном случае означает задержание в момент, когда Кудюму под видом настоящей вещи удалось продать подделку.


[Закрыть]. Все уже прошло, я даже бабки взял. Вдруг он откуда ни возьмись. «Стой, ни с места… И вы, потерпевший, ни с места…»

– Подожди, подожди… Где все это было?

– В Сочи. На Морвокзале. У меня сразу застучало – влип. Выйти не успел, и на тебе.

– Он что, был в форме?

– Нет, в гражданском.

– Какой из себя? Опиши, как выглядел.

– Такой… высокий. Руки, плечи… Короче, бугай.

– Грузин, армянин?

– Нет, европеец. Белый.

– Что значит «белый»? Волосы белые?

– Ну да. Не белые, конечно. Волосы такие… русые, что ли. Усики тоже светлые. Понимаете, батоно, европеец. Из России.

– Он документы показывал?

– Какие документы! Паспорт у меня взял, и все. «Стойте здесь. И вы, потерпевший, стойте здесь». И исчез. Я, наверное, минут двадцать его ждал. Тот лох [15]15
  Лох( жарг.) – простак, недотепа. В данном случае жертва мошенничества.


[Закрыть]ушел почти сразу, он с теплохода был, турист, с «Ивана Франко». Я постоял, потом думаю: что делать? Не в отделение же идти, глупо ведь. Потом уже понял – чисто он меня. Бирку [16]16
  Бирка( жарг.) – документ, паспорт.


[Закрыть]взял, и с концами. Верите, батоно Борис, я до сих пор не просек, ваш это был или не ваш.

По лицу Кудюма было ясно – он говорит правду. Собственно, сомневаться в этом не приходилось. Иванов хорошо знал: человека из ИТК заставить признаться в повторном преступлении не так просто. «Размотал» же всю правду Кудюм по одной причине: во-первых, чтобы избавиться наконец от мучившей его ложной ситуации. Во-вторых, исходя из его, Иванова, репутации. Кудюм знал: если он сейчас его обманет, ему несдобровать. Черт… Неужели Кавказец – работник милиции? Нет. Все же, хотя, казалось бы, ему сейчас удалось получить от Кудюма очень важное признание, ситуация не прояснилась. Наоборот, еще больше запутывается. С одной стороны, если допустить, что Европеец и Кавказец одно и то же лицо, подтверждается предположение, что, отправляясь на дело, Кавказец менял внешность. Красил усы, надевал черный парик, вставлял что-то за щеки и в нос. Может быть, использовал контактные линзы, меняющие цвет глаз. Но, с другой стороны, все это могло быть заблуждением. И преступников с самого начала было двое. Европеец, отобрав паспорт у Кудюма, затем передал его Кавказцу. Иванов попытался прикинуть все за и против. Реально ли его рассуждение о двух преступниках? Вполне реально. Но, рассуждая так же вполне реально, можно прийти к другому выводу: Европеец, отобравший паспорт у Кудюма, и был Кавказцем. Вернее, стал им. Возможно, здесь, в этом эпизоде на Морвокзале в Сочи, прячутся корни остальных событий…

Разглядывая понурившегося Кудюма, Иванов подумал: все же понять, сколько преступников на самом деле, очень трудно. Да, это мог быть один человек. Но их вполне может быть и двое… Потому что в этом случае допущение, что Европеец работает или работал в милиции, знал Садовникова и воспользовался этим, становится вполне реальным. Ну да… Европеец мог передать Садовникову от своего имени какую-то просьбу, которую Кавказец и изложил, прогуливаясь с инспектором у края обрыва. Стоило Садовникову на секунду ослабить внимание, как Кавказец, ждавший этого момента, нанес удар под левую лопатку остро заточенным металлическим предметом, приготовленным заранее. Правда, у этой версии есть несколько натяжек… И главная – зачем было убивать Садовникова из-за оружия? Ведь у Европейца, если он работает в милиции, есть возможность использовать собственное оружие – по тому же назначению, по которому его использовал Кавказец. Но если допустить, что каждому из преступников было необходимо иметь собственное оружие – натяжка снимается. И все опять повисает в неизвестности…