Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Коммерческие полеты на чертовски больших аэробусах ей не нравились. В ней был силен дух авантюры, и она довольно скоро обратилась к перегонке небольших самолетов. Дженни Дейл обслуживала авиарынок Великобритании. Поскольку же большинство легких самолетов производится в Соединенных Штатах, она научилась летать на небольших летательных аппаратах через Атлантику. Северный путь из Канады в Европу включает посадки в Гренландии и Исландии. Это достаточно трудные полеты, особенно в зимние месяцы с их колебаниями температур и нередко плохой погодой, когда отдельные аэропорты оказываются закрытыми довольно продолжительное время. То есть работа волнующая и опасная, на которую не каждый решится.

Дженни приземлилась в «сенеке» на посадочной полосе и отрулила влево к стоянке перед небольшим, но оживленным терминалом.

– До краев, – сказала она заправщику, – и еще запасные канистры.

Она распахнула сдвоенные задние дверцы кабины и показала на два бака по сорок пять галлонов, которые у нее были на чрезвычайный случай, если аэропорт вдруг будет по метеоусловиям закрыт. Баки закреплялись вместе, бок о бок, между задними сиденьями. Целая серия трубок и кранов позволяла пилоту подключать баки во время перелета.

Отдав распоряжение заправщику, она вошла в терминал и направилась в кафе самообслуживания.

– Хэлло, – сказал ей какой-то англичанин, когда она несла себе к столику кофе.

– Привет, – улыбнулась она в ответ.

– Вы собираетесь перелететь большую лужу? – спросил он.

– Допустим.

– Куда?

– В Манчестер.

– Может, подбросите?

– Едва ли.

– Получите тысячу фунтов.

– Что за прыть?

– Просто фантазия. Иногда хочется немного оригинальности. Мы путешествуем.

– Кто это «мы»?

– Моя приятельница, – он показал на сидевшую поодаль женщину, – и я.

– Некоторые пытаются таким путем провозить наркотики. Нам это запрещают.

– Я же солдат. – Он показал ей свой паспорт и воинский билет. – Наркотиками не торгую.

– А не могли бы вы подбросить деньжат? Я, к вашему сведению, работаю по найму.

– Пятнадцать сотен?

Она кивнула:

– О’кей. Будьте готовы к вылету через полчаса. Ей придется сидеть сзади. Немного тесно, но мне нужен более тяжелый вес впереди. Чтобы сбалансировать самолет.

Эдем понял ее невинную ложь. Ей просто хотелось поболтать с мужиком.

– Никаких проблем, – сказал он, вернувшись к Билли. – Нас подбросят.

– Почему же таким способом? – спросила она.

– Потому что таможенная и иммиграционная службы никогда не проверяют людей, покидающих страну. Только тех, кто в нее приезжает. При таком способе нам не придется приводить своих данных при покупке билета, пока мы не переберемся в Европу.

– Хитро.

Он представил Билли летчице и увидел на ее лице недовольную гримасу, когда Дженни объяснила, что ей придется сидеть сзади, у запасных баков. Эта гримаса была бы еще большей, если бы Билли знала, насколько в действительности неудобно находиться там.

Через сорок минут небольшой самолет, теперь уже перегруженный непредусмотренными пассажирами, поднялся в небо, причем два его турбовинтовых двигателя, каждый в 220 лошадиных сил, ревели на полную мощность, и направился на высоте одиннадцати тысяч футов к северу, в Канаду, чтобы переночевать там в Гуз-Бее, на Лабрадоре.

Это было путешествие на восемьсот миль, причем полет происходил при пасмурной погоде, и их немного покачивало. Они редко видели землю, только пятнышки озер или лесистой местности иногда мелькали в разрывах густых облаков.

Помогал попутный ветер в двадцать узлов, и при их полетной скорости в двести узлов перелет сократился до четырех часов.

Но эти четыре часа показались бесконечными для Билли, сдавленной запасными баками. Воздушные ямы вызывали у нее тошноту и головную боль, но она удерживалась от жалоб. Она уже стала сожалеть, что присоединилась к этой охоте на диких гусей, да еще с препятствиями.

Что касается Эдема, то он, сидя впереди, с удовольствием наблюдал, как молодая женщина управляла самолетом – легко и с полным знанием дела. Когда они пролетали над Массачусетсом, Мэном и пересекали границу с Канадой у Новой Шотландии, летчица включила систему автопилота. Таким образом она свободно могла объяснять своему пассажиру, как работает система навигационного контроля. Более того, разрешила ему управлять самолетом рычагами второго пилота. Он безукоризненно выполнял все необходимые операции.

– Вы уверены, что никогда раньше не держали рычаг самолета? – спросила Дженни, удивленная его инстинктивным пониманием искусства управления.

– Уверен. – Он не добавил, что управление «сенекой» не шло в сравнение с подавлением грубой силы «Феррари Ф-40». Но все равно приятно было снова вести мощную машину.

Им пришлось садиться во время снегопада. Когда «сенека» снизился на последний заход, перед их взором замелькали фонари недавно расчищенной от снега посадочной полосы.

Она уже объяснила ему всю процедуру посадки с помощью двигателей и руля управления, как использовать элерон для удержания самолета в равновесии. Она держала руки на своем рычаге и следила за его движениями на случай промаха, но он безо всяких затруднений посадил «сенеку» на посадочной полосе 27 в Гуз-Бее, которая простиралась на одиннадцать тысяч футов.

Затем она полностью приняла на себя управление и вывела самолет с посадочной полосы в тот момент, когда немного к северу в тренировочный полет поднимались три «F-11» канадских военно-воздушных сил. Когда она подводила «сенеку» к маленькому гражданскому терминалу, Эдем увидел, как три истребителя, задрав носы в небо, взмыли вверх со скоростью свыше тридцати тысяч футов в минуту. Вот это была мощность! Его «Феррари Ф-40», разумеется, детская игрушка на фоне этих гигантов.

Билли, сраженная внезапным холодом, устремилась в тепло терминала. Эдем и Дженни последовали за ней с багажом в руках.

– Вы что же, команда? – спросил таможенник.

– Да. – Эдем указал на Билли, которая уже вытирала ноги у терминала. – А она моя подруга. Полетела с нами прокатиться.

– Улетаем на рассвете, – добавила Дженни.

Таможенник кивнул. Он подменял еще иммиграционного чиновника, который ушел домой посидеть с детьми, пока его жена с сестрой были в кино. Никаких отметок об их прибытии не было сделано. Перегоночные полеты в Гуз-Бее считались обычным делом.

Как отель «Аврора», так и «Лабрадор» были полностью заполнены, и таксист в конце концов высадил их у отеля «Королевский». Там им повезло: оказалось два свободных номера, и женщины решили спать вместе.

Эдему достался номер 17, тот самый, где был убит русский агент Ханс Путилофф в первые дни развития этого дела. Эдем запер дверь, принял душ, чтобы освежиться перед ужином. Покинув свой номер, он постучал к женщинам, сказав через дверь, что будет ждать их в небольшом ресторане у гостиницы.

Они присоединились к нему через десять минут. Он стоял у бара, беззаботно флиртуя с бесформенной молодой официанткой, одетой в еще более бесформенный свитер. Она наслаждалась беседой – не каждый день случались в этой дыре такие славные парни.

– Я заказываю бутерброд с лосятиной, – сказал он, указывая им на столик у окна. – Бутерброд с лосятиной! Хотите?

Официантка приняла заказ. Ее мечта о приятном вечере мгновенно испарилась.

Разговор носил общий характер; Дженни рассказывала о своем летном опыте, а Билли вспоминала о теплоте ее родной Южной Калифорнии. Это было вполне понятно; поскольку она дрожала от холода и тоскливо поглядывала через окно на толстый слой снега, отражающий свет уличных фонарей. Она поехала совершенно неподготовленной к северному климату и по настоянию Эдема купила себе кое-что из одежды в Ньюарке по пути в аэропорт Тетерборо. Так она и сидела в ожидании ужина, глубоко завернувшись в пальто.

– Вы что же, вместе проводите время? – услышала она слова Дженни, проглатывая свой кофе, как воду, для согрева.

– Нет. Мы просто друзья, – ответил Эдем, понимая, что она имела в виду.

– Это не совсем так, – вмешалась Билли. – Мы просто хорошие друзья.

– Почему же вы путешествуете вместе? – продолжала настаивать Дженни.

– Смотрим на мир.

– Но для этого существуют и более комфортабельные маршруты.

– Ощущение авантюры! – объяснил Эдем.

– Чепуха! – Дженни повернулась к Билли. – Ведь меньше всего вы хотели бы оказаться в этом месте. Вам не нравится холод. Вы даже ненавидите его. Все, что вам следовало бы сделать, это нанять здесь самолет и вернуться обратно на юг. Вы могли отправиться в Англию прямо из Нью-Йорка. Но вы почему-то захотели лететь этим путем. Если вы считаете, что здесь холодно, то подумайте о Гренландии. При сухом воздухе там температура опускается до минус сорока. А здесь только минус десять. Может, вы убегаете от кого-то?

Позже, когда обе женщины поднялись в свою комнату, Билли показалось, что летчица как-то подозрительно ее осматривает.

– В чем дело? – спросила она у Дженни.

– Вы уверены, что между вами ничего нет?

– Уверена.

– Тогда почему вы с ним? Он из тех людей, которые путешествуют поодиночке.

– Откуда вы это знаете?

– Угадайте сами.

– Просто мне захотелось. Тогда это представлялось хорошей идеей.

– Это еще не основание. Почему бы вам не пройти в следующую дверь?

Билли была застигнута врасплох словами Дженни.

– Я здесь не для этого. – Ей была неприятна беспардонная прямота Дженни. Она вдруг с ужасом почувствовала себя старой развалиной рядом с этой пышущей здоровьем девицей.

– Так вы уверены?

– Да, уверена. Что вы в самом деле!

– Тогда вы не станете возражать, если пройду я?

Такая примитивная бесхитростность вовсе привела ее в замешательство. Девица делала все, что хотела. Да черт с ней, холодно только, вот что плохо.

– Пожалуйста, – услышала она свой ответ, а в голове застучало: «Да, возражаю. Да, я против этого…»

– О’кей. Имейте в виду, он может меня выпихнуть. С некоторыми людьми никогда не знаешь, как себя вести.

Билли слышала, как Дженни постучала к Эдему, слышала, как дверь открылась и закрылась. Она немного подождала, а затем разделась и забралась в постель, набросив поверх одеяла пальто, чтобы верней согреться. Она лежала головой к тонкой стенке, отделявшей ее от тех двоих.

Подслушивать было мерзко, она не хотела, но каждый звук казался ясным, понятным и знакомым.

Она старалась лежать как можно спокойнее, кровать перестала скрипеть, и все, что, наверное, происходило там, воссоздавалось в ее голове.

– Ничего не делайте. Я сама, – услышала она слова Дженни. Все было ужасно ясно. Она воспылала ненавистью и слушала дальше.

Он рассмеялся. Негодяй смеялся! Он наслаждался этим. Глупая ты баба, сказала себе Билли, чего же ты ожидала?

– И вам всегда нравится делать все самой? – услышала Билли.

– Всегда. Вы, голубые, не имеете права делать это только по-своему. Не двигайтесь, – предостерегла Дженни. – Не делайте дурацких движений.

И Билли лежала замерев, представляя себе Эдема с гнусной ухмылкой на лице, жадно осматривающего молодую голую суку и облизывающего ее тело с головы до пят.

– Тихо, негодяй, сказала же вам, тихо. – Она, вероятно, играла языком с его пенисом, а потом пальцами гладила гениталии, вызывая эрекцию. Интересно, сделали ему это собачье обрезание? Они при этом становятся вроде лучше. Ползая по нему снизу доверху, вероятно, она и облизала уже все его тело, сгибалась над ним и поднималась, а его пальцы уже проникли в женское лоно.

– Лижи, лижи меня такой, какая я есть… Готовой и мокрой для тебя. – Теперь скользнуть на его вершину и запустить его в себя, задохнуться от удовольствия, ощущая его круговые движения в своей глубине и наконец, сидя на нем, почувствовать влажную полноту кульминации. – Тихо, негодяй, побудь там еще, милый!

Звуки нарастали, поскрипывания становились сильнее, голова ее, наполненная видениями, пошла кругом. Она повернулась на спину и запустила пальцы между ног. Влажность растекалась по ее пальцам, по вещам. Она погрузилась в свои собственные соки, и они смачивали простыню. Стук двери прозвучал как удар механического барабана, как грохот пневматического молотка. Он нажимал и нажимал на Дженни, она кричала. Ее крики были ужасны. Дрянь, дрянь, дрянь! Почему ей всегда приходится трахать саму себя… Почему?

– С вами все в порядке? – спросила Дженни, трогая ее плечо.

– Что? – Билли была в полном отпаде. С трудом открыла глаза, не понимая, где она, кто эта девушка.

– С вами все в порядке? – повторила Дженни.

Билли кивнула. Кажется, она задремала. Все было влажным: простыня, рубашка, тело.

– Вам слишком жарко, – продолжала Дженни, убирая пальто, которое Билли для полного согрева положила поверх одеяла. – Это совсем не нужно. На улице, может быть, и холодно, но здесь знают, как обогревать внутри.

– Который час? – Билли сбросила одеяло, чтобы прийти в себя. Тело было жарким, потным. Она как будто провалилась в сон.

– Только что пробило одиннадцать.

– Вы скоро вернулись.

Дженни рассмеялась:

– Ему приспичило поговорить о полетах. Я предлагаю ему свое тело, а он хочет говорить о полетах. Забавный тип. Приятный, но с причудами. Ну, как самочувствие, нормально?

Билли улыбнулась:

– Прекрасно. Послушайте, вам же надо поспать, если вы собираетесь завтра отвезти нас в Англию. Вам нужен хороший сон.

– Для чего? Он транжирится здесь впустую, не так ли?

Олимпийский стадион

Шарлоттенбург

Берлин

Беспорядки начались без видимой причины; никто не ждал какой-нибудь беды.

Готовился марш безработных, организуемый оппозиционными социалистическими партиями. Полиция, поставленная в известность о демонстрации, прислала пятнадцать людей в форме и два фургона, чтобы сдерживать толпу. Предполагалось, что это будет небольшое шествие, которое начнется на Олимпийском стадионе и завершится у восстановленного здания Рейхстага на платц дер Республик в Тиргартене. Считалось, что соберется не более тысячи человек.

Организаторы с громкоговорителями в руках пытались выстроить толпу в колонны, когда появились бритоголовые. Их было около сорока, надвигавшихся со всех сторон группами в три-четыре человека.

Полиция меньше всего ожидала неприятностей. Полицейские стояли расслабившись возле своих фургонов, обмениваясь между собой шутками. Им повезло с дежурством на мероприятии, где не ожидалось скандалов, после нескольких недель бурных шествий и насилия. Некоторые полицейские сидели на траве, покуривали и наблюдали за неумелыми попытками организаторов сформировать колонну. Автобусы и грузовики, которые привезли участников марша в город, были запаркованы у входа на стадион и далеко вытянулись вдоль дороги. За полицией высился огромный Олимпийский стадион, рассчитанный на девяносто тысяч человек. Выстроенный в 1934 году для пресловутой гитлеровской Олимпиады 1936 года (тогда черный герой Америки, Джесси Оуэнс, бегун на короткие дистанции, победил своих внушительных соперников из Германии), этот стадион пережил бомбардировки союзников периода войны и превратился в символ новой Германии, когда Берлин был разделен стеной на две половины.

Это было прекрасное место для начала марша, который символизировал общее прошлое. Но ему предстояло стать и символом всего того, что раздирало Германию, символом существующих центробежных тенденций в обществе.

Бритоголовые и задиристые рокеры, чувствуя свою силу, замешались в толпе. Все они были в красных рубашках с коммунистическими эмблемами, скрытыми под кожаными куртками и пальто. Пять человек были специально подготовлены для провоцирования насилия, остальные штурмовики (или Sturmabteilungen), рассеявшись в толпе, должны были размахивать дубинками, бейсбольными битами, а иногда и ножами. Готовилось отвратительное зрелище буйства и грабежа, которое, благодаря телевидению, могло потрясти всю страну.

На верхней ступени лестницы, которая ведет к центральным воротам стадиона, появился молодой человек лет тридцати в красной рубашке. Убедившись, что штурмовики рассеялись в толпе и заняли свои места, он стал кричать в мегафон:

– Коммунисты, друзья народа, объединяйтесь с нами, чтобы изгнать тех, кто извлекает прибыль из вашего тяжелого труда, кто ворует пищу с ваших столов и живет за счет пота простых людей. Рабочие, объединяйтесь! Не позволяйте лакеям капиталистов…

И пока эти зычные лозунги сотрясали воздух, штурмовики, сняв пальто, подняли свои дубинки и ножи, запели боевые песни и стали избивать всех, кто находился рядом с ними. Красных рубашек оказалось чрезвычайно много. Полицейские, осознав, что начинаются крупные беспорядки, двинулись в толпу, пытаясь обнаружить зачинщиков столкновения и драк. Поток разбегавшихся людей оказался слишком густым, и полицейские в нем утонули.

На лестнице стадиона кто-то установил красный флаг с серпом и молотом и размахивал им в сторону толпы и нескольких присутствовавших корреспондентов газет и телевидения.

В толпе упала женщина с ребенком, он тут же был раздавлен бегущими. В нескольких шагах от них бейсбольной битой был убит школьный учитель. Шествие быстро превратилось в кровавую бойню.

К развевавшемуся флагу от линии фургонов бросились двое полицейских, пытаясь к нему приблизиться. Люди побежали на стадион, загородив в него вход. Полицейские прорвались туда. Лидер банды, увидев их, подозвал к себе шесть штурмовиков, и они тоже проникли на стадион. Завязалась драка. Одного полицейского повалили на землю и вырвали его пистолет из кобуры.

Второму полицейскому удалось произвести предупредительный выстрел, тут же один из бритоголовых раздробил его плечо бейсбольной битой и сбросил с лестницы. Полицейский пытался подняться, но на него навалились сразу четверо, избивая дубинками. Полицейский умер через десять секунд.

Следователь по уголовным делам впоследствии сообщил, что по телу полицейского было нанесено свыше шестидесяти ударов. Только по документам удалось потом его идентифицировать.

Глубоко потрясенный смертью своего коллеги, первый полицейский яростно сопротивлялся, не имея никакого оружия. Избитый дубинками, он был поставлен на колени. Один из нападавших выхватил мачете из глубокого кармана своего пальто и срубил верхнюю часть его черепа. Хлынула кровь, но убийца продолжал колоть мертвое тело до самых костей и внутренностей.

Затем они набросили красный флаг на полицейского, обернули полотнищем его разрубленное и кровоточащее тело, а сами побежали через боковой выход со стадиона.

Стычки распространились на соседние улицы. Были вызваны новые наряды полиции, а берлинские бродяги, всегда стремящиеся к насилию, присоединились к беспорядкам. Они продолжались девять часов, причем захлестнули территорию целого округа Шарлоттенбурга. Только специальному подразделению полиции с бронетранспортерами и водометами удалось взять положение под контроль.

Всего было убито четырнадцать человек, в том числе трое полицейских.

Было произведено свыше шестисот арестов.

Среди арестованных не оказалось молодого человека с вьющимися волосами и шрамом на левой щеке. Вероятно, у него не было необходимости присутствовать при этом бедламе.

Белый автобус «Мерседес», который поджидал штурмовиков за припаркованными машинами, уехал через двадцать минут после начала нападений.

К моменту подавления беспорядков белый автобус уже вернулся в Дрезден.

Воздушное пространство над Северной Атлантикой

Она дала ему пилотировать самолет.

Прирожденные способности Эдема произвели впечатление на Дженни. Он уверенно держал самолет на курсе, не смущаясь ни его мощностью, ни отсутствием собственного летного опыта. Он естественно вошел в мир, где пилотами не рождаются, а становятся.

Из Гуз-Бея, где она управляла самолетом при наборе высоты в одиннадцать тысяч футов, преодолевая снеговые тучи, они полетели прямо на Нарсарссуак, южную оконечность Гренландии. Как только небо очистилось от туч, она передала управление Эдему, инструктируя его по ходу, как использовать рычаги регулировки мощности и пропеллеров, как правильно накренять самолет, как подыматься и спускаться с учетом мощности и равновесия машины. Ей самой нравился этот урок. Исчезла обычная тоска длинных перелетов с постоянным напряжением и короткими минутами радиосвязи.

Билли, теперь уже вполне доверявшая Дженни, скорчившись между баками, провела большую часть полета во сне. Неожиданная страсть к Эдему расстроила ее. Большую часть предыдущей ночи она провела без сна, думая о нем, о своей собственной жизни, о неясности их операции. К чему бы она ни обращалась, она не находила утешения. Жизнь ее просто пришла к полной бессмысленности.

Нарсарссуак, небольшое поселение датских ученых и привыкших к западному образу жизни эскимосов, располагает посадочной полосой в семь тысяч футов, которая вырезана в леднике. Подлет к ней проходит вдоль сорокамильного фиорда. Маршрутная инструкция требует от пилота при входе в это пространство повернуть налево у торчащего из фиорда затонувшего грузового судна, чтобы выдержать курс и не врезаться в отвесные горы, которые поднимаются на семь тысяч футов в конце длинного и узкого морского коридора.

Дженни и Эдем спускались на фиорд с высоты двухсот футов над поверхностью воды. На фоне леденящего душу пейзажа самолет казался какой-то игрушкой, подвешенной между высоченными горами.

Они обнаружили затонувшее судно с торчащим вверх мостиком, и он повернул налево к находившейся в четырех милях дальше по фиорду посадочной полосе.

– Можно приземляться? – спросил он.

– Все на ваше усмотрение, – ответила она, удерживая руки на рычагах управления. Он хорошо вел самолет, но все же страховка была нелишней.

Приземление прошло с тряской, им пришлось даже в конце дорожки перескочить через небольшую наледь, которая сползала в фиорд. Это огорчило Эдема, поскольку он всегда стремился в работе к совершенству. Дженни улыбнулась. Пришло время, чтобы он, образно говоря, спустился на землю с шишкой.

– Любое приземление, после которого вы способны отойти от самолета, нормально, – сказала она, когда самолет подруливал к небольшому терминалу. Огорченное выражение его лица еще более ее развеселило.

Билли стала массировать свои ноги, Дженни занялась дозаправкой самолета, а Эдем пошел в кафетерий, в конец терминала, чтобы купить какой-нибудь еды для следующего перелета.

Никто не спросил у них паспорта, и через полчаса они уже снова были в полете, направляясь в Кефлавик на восточном берегу Исландии, где благополучно приземлились семь часов спустя. Это был легкий участок. Последний бросок до Манчестера, занимающий почти пять часов летного времени, обещал быть более изнурительным.

Они поднялись в темноте. Эдем выбрался из воздушного пространства Исландии и устремился на запад к Шотландии, намереваясь пересечь береговую полосу у Сторновея. Дженни задремала, и он включил автопилот. Он обещал ей, что, если случится что-то необычное, какая-то непонятная вспышка на пульте управления, он ее разбудит. Билли тоже быстро заснула; для нее это было длительное и неудобное путешествие. Он предложил ей на последнем перелете сесть впереди, но она отказалась. Эдем понимал, что она не хочет мешать ему наслаждаться полетом. Билли оказалась хорошим человеком, и они вполне притерлись друг к другу, обладая одинаковым чувством юмора. Но что впереди? Не станет ли она бременем, если дело дойдет до опасных событий? Следует подумать, как можно избежать этого.

Он был удовлетворен, что До сих пор никто не спрашивал его паспорт.

Предстоял последний, чреватый опасностями, этап. Надо было все досконально обмозговать.

Нордхаузен и Альберт Гуденах уже маячили на горизонте.

Сад Тюильри

Рю де Риволи

Париж

Сад Тюильри – небольшой парк в центре Парижа, площадью всего шестьдесят четыре акра. Там расположена знаменитая оранжерея с экзотическими цветами и уменьшенная Триумфальная арка, построенная в ознаменование многочисленных побед Наполеона. И там же находится увеселительный пятачок, который посещают самые сомнительные и нахальные приезжие. В дешевых современных одеждах, они обычно тусуются здесь в декабре и январе. Увеселения, конечно, дурного вкуса, тем не менее здесь можно потратить франки на выпивку, на разного рода аттракционы.

Хельмут Краган прилетел в Париж сразу же после заседания своего Совета. Он зарегистрировался в отеле «Интерконтиненталь», в нескольких минутах ходьбы от этого увеселительного места. Регистратор ничего особенного в Крагане не заметил. Он выглядел как обычный бизнесмен, в темном костюме, в шерстяном пальто фирмы «Либерти».

Тот же самый регистратор дежурил и два часа спустя, когда Краган, в девять вечера, выходил из отеля. Регистратор узнал его и ответил на его взмах рукой.

Выйдя из отеля, Краган повернул направо и пошел к рю де Риволи. Завернул за угол и снял пальто, перекинув его через руку.

Теперь он выглядел не бизнесменом. На нем была кожаная одежда мотоциклиста, черная и блестящая, заправленная в высокие ботинки из телячьей кожи. Он пересек рю де Риволи и вошел на увеселительную площадку.

Она была, как обычно, оживлена. В громкоговорителях гремела поп-музыка. Он шел через толпу, состоявшую преимущественно из молодых людей, которые ищут мимолетных развлечений и не прочь поскандалить. То тут, то там возникали драки, повизгивали девицы, тискались любовные пары, не обращая внимания на окружающих, вовсю работали карманники – в общем, каждый наслаждался как мог.

Стараясь оставаться в тени, он прошел мимо комнаты смеха. Желающих попасть туда было много. Внутри тоже была толкучка, все старались занять удобную позицию перед кривыми зеркалами.

За игровыми электрическими машинами он увидел «Танцующую муху». Она находилась в движении, взлетая вверх и вниз на своих роликах. Это было двухместное вращающееся кресло. Выбиравшие этот аттракцион то визжали, то в страхе сжимали зубы, то оставались деланно холодными, будто ничто не беспокоило их. Краган усмехнулся. Он никогда не понимал дураков, которые платили деньги за то, чтобы перепугаться до полусмерти.

Он увидел человека с вьющимися волосами и красным шрамом на левой щеке, который разговаривал с двумя девицами лет шестнадцати в коротких юбках и на высоких каблуках. Утрированный макияж и ярко накрашенные губы не могли замаскировать их возраст. Молодой худощавый человек, одетый в синие джинсы и куртку из грубой хлопчатобумажной ткани, управлял «Танцующей мухой». Его скромное занятие едва ли приносило ощутимый доход. Но это компенсировалось обилием молоденьких клиенток, которые находили волнующим это минутное вращение на кресле.

Краган замедлил шаг и взглянул сквозь толпу, двигавшуюся перед комнатой смеха. Он убедился; что остался незамеченным, и вернулся в темноте к «Танцующей мухе». Шум гульбы не утихал. Он потрогал пистолет в своей заплечной кобуре.

Девицы все еще стояли там, где он их увидел. Человека с вьющимися волосами рядом с ними не было. На душе стало как-то тревожно. Рука нащупала спусковой крючок пистолета и освободила предохранитель.

– Это пистолет системы «Кольт» с настоящими свинцовыми пулями, – услышал он голос позади себя. – Это не игрушка для увеселений. Он убьет вас, если я спущу курок.

Краган почувствовал, что в спину ему уперся ствол, как раз напротив сердца.

– Отвяжитесь. Надеюсь, что не вашу же колючку вы заталкиваете в мою спину, – сказал он, быстро развернувшись.

– Не в такую погоду, майор, – сказал человек с вьющимися волосами. Он придвинул к телу Крагана большой гаечный ключ. – Это лишь предосторожность на холоде.

– Как же, черт возьми, вы…

– Как я смог увидеть вас? Глазами на затылке, господин майор.

Краган кивнул в знак удовлетворения.

– Я-то думал, что вы хотите трахнуть двух малышек, которые отвлекали от меня ваше внимание. – Он хорошо знал репутацию Кааса и его сексуальные возможности. Он вообще все знал об этом человеке. – Поблизости никого не было?

– Никого подозрительного, господин майор.

Краган верил ему.

– Нам нужно поговорить. Вы можете?

– Да, сэр.

– На рю де Риволи есть ресторан самообслуживания «Атлантик». Будьте там через пять минут.

Вальтер Каас был его лучшим человеком в Штази, выполнявшим любые поручения. Краган обратил внимание на молодого офицера в отделении Пренцлауер-Берг – Каасу было не более восемнадцати лет. Он уже тогда выделялся грубой и жестокой полицейской работой, которая поощрялась в Штази. Пренцлауер-Берг считался одним из наиболее обездоленных районов Восточного Берлина, с обостренной криминальной обстановкой, своего рода раем для преступников, которые жили за счет бедняков. Соответственно это было идеальное место для служебного взлета молодого полицейского. Репутация Кааса возрастала по мере того, как он непрерывно и безжалостно выслеживал преступников. Его боялись. Ходили слухи о его способности получать признания с помощью пыток даже от людей невинных.

Краган взял Кааса под свою опеку и перевел его в отделение предварительного заключения Штази – в Берлин-Хохеншонхаузен. Там, в атмосфере режима Хонеккера, Каас совершенствовал методы унижения и пыток, которые лежали в основе деятельности Штази. Он любил смаковать чужую боль. Он умел внушить другим, что не обладает чувством страха. Конечно, это было нетрудно в условиях единовластия коммунистов, при отсутствии любой оппозиции. К концу восьмидесятых он был самым молодым капитаном в ударном гвардейском полку имени Феликса Дзержинского. Но Стену снесли, и жизнь изменилась. Лишенный всяких перспектив и надежд на будущее, Каас снова обратился к Крагану. Тот и сам чувствовал себя обездоленным в новом мире и был завербован Петером Фриком в уже сложившуюся группу национал-социалистов. Восхищаясь отсутствием страха у Кааса и рассматривая это как важнейшее качество оперативного работника, Краган познакомил своего подопечного с национал-социалистическим подпольем. Здесь он мог реализовать свои возможности, здесь нашлась для него подходящая работа. Выросший в дисциплине полицейского государства, Каас получил подходящую для себя нишу в условиях иного общества.

Краган уже сидел с чашкой кофе, когда появился Каас. Стиль их одежды вполне подходил для «Атлантика». Популярный дешевый ресторан самообслуживания был набит молодыми людьми, возвращавшимися домой после увеселений.

– Договорились с ними? – спросил Краган в тоне, исключающем признак зависти.

– Нет, господин майор. Я же не знал, что вы захотите делать.

– Мы здесь не для удовольствий, Вальтер. К сожалению.

Каас промолчал. Он знал о пристрастии Крагана к молоденьким девочкам, обычно менее четырнадцати лет. Это ничего не значило для Кааса, каждый имел свои личные секреты. И Каас быстро усвоил, что часть его обязанностей в уголовном отделении Штази заключалась в том, чтобы поставлять высокой номенклатуре все необходимое в плане эротики и извращений. В преступном мире всегда имелся соответствующий материал.