Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

– Я знал о ваших проблемах. Да, знал, – ответил Гуденах.

– Каким образом? – спросил Эдем.

– Не надо, – сказал Гуденах, внезапно замолкая.

– Послушайте, я должен выяснить, что происходит. – Эдем изменил подход. – Ради самого себя, чтобы доказать собственную непричастность.

– Это не моя проблема.

– Триммлер тоже не был моей. Но я в беде, потому что пытался защитить его. А он был вашим другом. Поэтому вы мой должник.

– Я ничего никому не должен.

– Вы знаете, почему он был убит?

– Нет.

– Вы знаете, кто его убил?

– Я вам сказал, что ничего не знаю.

– О’кей. Тогда давайте я вам кое-что расскажу. – Эдем вынул сигареты и предложил Гуденаху. Когда оба они закурили, к огорчению Билли, он рассказал ученому ужасную историю с Фруктовым Соком, об опасных событиях, которые развивались в Новом Орлеане и завершились смертью Триммлера.

– Все это не имеет смысла, – выслушав, сказал Гуденах. – Это же лишено реальности.

– Но это реально. Это произошло. Вы-то знаете, что они сделали с его руками. Это тоже вполне реально.

– А почему с вами американка?

– Потому что мы любовники, – выпалила Билли. – И я не хочу, чтобы он нес ответственность за то, чего не делал.

Гуденах в отчаянии обхватил голову руками.

– Я не понимаю. Я не понимаю. – И когда он снова взглянул на них, в его глазах стояли слезы. – Эта ужасно. Зачем им понадобилось убивать Хайнриха? И таким образом! С руками в форме… Что же это за люди?

– Мы надеялись, что это скажете нам вы.

– Я не знаю. Почему я приехал сюда? Как вы считаете?

– На случай, если бы вы оказались следующим?

– Я… подумал об этом.

– Если мы можем помочь, мы должны знать, кто против вас, – убеждал его Эдем.

– Израильтяне. Кто же еще?

– До меня это не доходит.

– Все из-за «Призраков Луцы». Потому что о них становится известно. Потому что они поджидали этого момента.

– Расскажите же нам, – сказала Билли, – об этих призраках.

– Это общество. С военного времени. Некоторым из них… нужно кое-что скрывать.

– Военные преступники, – сказал Эдем.

– Нет! – рявкнул Гуденах. – Может быть, некоторые из них. Но не все. Была война. Мы делали, что нам говорили.

– А где эти немцы? – спросила Билли спокойным тоном, чтобы по возможности не волновать Гуденаха. При этом она взглядом попросила Эдема помолчать. Тот пожал плечами и отодвинулся, предоставив ей вести разговор.

– Повсюду. В России. В Америке. В Африке. Даже в Германии. Вы можете понять, что значит ждать пятьдесят лет?

– Ждать чего?

– Возвращения назад. Чего же еще могли мы ждать? Я думал, что вы догадливее. – Говоря это, он похлопал себя по лбу. – Теперь Германия стала единой, Пришло время возвращаться домой. Разве вы не понимаете этого? Но мы не можем, потому что проклятые еврей хотят отомстить нам. Я был ученым. Среди нас были доктора, медицинские сестры, клерки, самые разные люди. Многие давно уже умерли. Это не военные преступники. Правда, некоторые из них были членами партии. Но только так мы и могли осуществлять нашу работу. Кольцо «Призраков Луцы» существует для того, чтобы вернуть нас в Германию.

– Кто руководит им?

– Не одно лицо. Со времени окончания войны происходили изменения в руководстве.

– Гроб Митцер занимался этим?

Гуденах кивнул. Они увидели боль в его глазах.

– Да, – сказал он наконец. – Гроб был самым важным. Он сплачивал всех вместе эти долгие годы. Ведь многие утратили веру.

– И он обладал знаниями?

– Больше того. Значительно больше. Существуют знания, и существует мудрость. Гроб обладал мудростью. У остальных нас были знания. Кто бы мог ввести вирус в ваш компьютер? Его люди. Он был блестящим руководителем.

– Но зачем это сделано?

– Чтобы стереть сведения о нас. Уничтожить наше прошлое. Представьте, что Хайнрих и его коллеги покидают Америку и возвращаются на родину, домой. Ведь их моментально заклеймят нацистами, газеты начнут скандальные публикации об их делах в годы войны. Вы можете понять эту потенциальную опасность? У общественности нет никакого представления о том, что в действительности творилось и скрывалось после войны. Сохранились кое-какие сведения. Американцы перевели их на магнитные ленты много лет тому назад. Все щекотливые данные из архивов УСС были заложены в компьютер.

– И вы все это стерли для сокрытия правды?

– Все получилось не так, как задумывалось. Вирус должен был активизироваться только в случае обращения к информации из наших файлов. Не моих, но тех людей, которые были вовлечены в «Конспирацию вырезок».

– Во что? – спросил Эдем.

– В «Конспирацию вырезок», – попыталась объяснить ему Билли. – Так они называли операций, касавшуюся тайного вывоза из Германии немецких ракетчиков.

– Не только ракетчиков, – добавил Гуденах. – Ученых разных специальностей. Даже медиков из концентрационных лагерей. В тех файлах не только данные о фон Брауне и его немногих коллегах, там информации много больше. Такая же проблема у вас возникла и в России. Только там соответствующие данные не были занесены в компьютер. Гроб и с этим справился. Ради нашей безопасности.

– А что же стояло за убийствами американских и русских агентов? – спросила Билли.

– Какими убийствами? Каких агентов?

Билли поняла, что вопрос его искренний. Впрочем, она не сказала ему, что именно это и привело в действие вирус.

– Но зачем вы стремились сюда, если вы бежали от израильтян? Ведь в России вам была обеспечена безопасность…

– Русские – филистеры. Я не русский. Я – немец. Здесь мой дом. – Гуденах поднялся с кровати и подошел к окну. – А знаете, почему Хайнрих и я хотели вернуться сюда?

– Нет, конечно, – сказала Билли.

– Там наверху, в горах, существуют большие цещеры. Нас перевели сюда из Пеенемюнде. За пределы досягаемости ваших бомб. В этих пещерах началось производство ракет. «V-1» и «V-2». Вы знаете, как русским и американцам удалось подключиться к ракетному делу? Они забрали ракеты «V-2» отсюда, с гор, отвезли их к себе и использовали для своих собственных экспериментов. Они использовали все наши ракеты. Мы не могли их запустить в 1945 году, потому что у нас кончилось для них горючее. Потому что эти идиоты в Берлине прервали наше снабжение. Мы могли бы изменить весь ход войны. Еще шесть месяцев – и произошел бы перелом. Но мы работали без всяких ресурсов, были идеи, и были руки. – Он отошел от окна, пересек комнату, снова сел на кровать. – Мы создавали ракеты из ничего. Мне было двадцать два года. Здесь мы испытывали наибольшее счастье. Перед концом нас послали обратно в Пеенемюнде. Чтобы замести следы. Уничтожить всю документацию. Лично я был схвачен русскими. Ради спасения жизни я стал работать на русских. В течение сорока пяти лет я был тем, кем на самом деле не являлся. Ведь это не преступление – хотеть вернуться домой, как вы считаете?

– Но почему все же сюда?

– Потому что я хочу умереть там, где испытал наибольшее счастье. – Он вдруг зевнул. Алкоголь давал о себе знать.

– Откуда же управляется ваше сообщество? – попыталась продолжить разговор Билли, одновременно заботясь о том, чтобы не возбуждать излишней тревоги у Гуденаха. – Может, туда-то и следовало вам направиться?

– Они оставили нас.

– Кто?

– Партия.

Она сразу поняла, что он имел в виду. Они были неисправимыми нацистами. Но она хотела подтверждения.

– Национал-социалисты?

– Ну да. В Дрездене. Они нас оставили. Сначала истратили миллионы в попытке избавить нас от прошлого, начисто стереть данные о нас, а вот теперь они меняют свои приоритеты. Новые цели, говорят они. А нам, которые все эти годы лелеяли мечту и сделали возможным само существование партии, предлагают не рыпаться, оставаться на своих местах, не мешать новому курсу.

– Давайте отвезем вас в Дрезден. Они же хотят знать, где вы находитесь.

– Им все равно.

– Тогда давайте им все расскажем.

– Нет.

– А как мне разыскать их?

– Они в Heide. Это была идея Гроба. Они без него обречены.

– Где же?…

– Забудьте о них. Если они уткнулись в план, вместо того… А! Что говорить… – Он опять зевнул. – Я устал.

– А организация. Как велика?..

– Ни слова больше. Не теперь. Оставьте меня. Завтра, если хотите.

Он улегся на кровать. Эдем видел, насколько он устал; глаза были полузакрыты, он уже не мог бороться со сном.

– Пошли, – сказал Эдем Билли. – Можно закончить и завтра. По крайней мере, мы знаем, что происходит.

Эдем не думал, что Гуденаху угрожает какая-нибудь опасность, никаких сигналов предосторожности на этот случай.

Он правильно сделал, предоставив возможность Билли вести беседу с ученым. Гуденах полнее откликался на вопросы женщины.

– Нацисты! – сказала она, как только была закрыта дверь в номере Эдема. – Свора нацистов, которые ждут, чтобы вернуться. Все они ждут, когда осядет пыль.

– Может быть.

– Так и есть.

– Он же русский! А они играют в игры с подвохом.

– Но в этом деле они с нами.

– Или только так говорят.

– О’кей. Но давайте не будем сразу смотреть в два разных конца. Ведь мы говорим о нацистах. О военных преступниках. Боже, их, оказывается, сотни за пределами Германии! Вы подумали, кто может быть рядом с нами? Даже те, кто умерли, опасны своим злом.

– Гитлера вы искать не собираетесь? – Он хотел шуткой погасить ее пафос.

– К черту шутки, ушлый парень. Что вы знаете об этих ребятах? Об их замыслах? Вы снова за свое, – заворчала она, увидев в его пальцах сигарету.

– Но это же моя комната. – Он понял, что это прозвучало грубовато, но ему не хотелось, чтобы она садилась ему на голову. – Одну сигарету, если вы не возражаете.

Он закурил, стараясь не видеть ее укоризны.

– Как вы можете причинять такой вред своим легким? При вашей-то профессии? – сказала она, когда он глубоко затянулся.

Он решил, что лучше продолжить тему.

– Хорошо, скажем, что они нацисты. Но зачем убивать Триммлера? Зачем эта гнусность со свастикой?

– Вариант с израильтянами не исключен.

– Но зачем тогда выбивать американских и русских агентов?

– Параллельная операция. Две за одну цену.

– Весьма забавно.

– Не знаю. Но это же очевидное решение.

Некоторое время она ничего не говорила. Но потом заметила:

– Ведь все еще масса нацистов ожидает возвращения домой.

– Согласен. Но здесь, должно быть, кроется что-то большее. И это нужно пресечь.

– Мы можем узнать, но пресечь не в наших силах.

– В этом-то и разница между нами. Вы обучались находить информацию, а я – использовать ее. Иначе в информации нет никакого смысла. Посмотрите, Билли, все это дело постепенно меняет контуры. Мы добираемся до чего-то. Я уже чувствую запах.

– И я тоже. Но какое это имеет отношение к нам?

– Вы с этим не справитесь. Это не в вашей природе. Власть и насилие идут нога в ногу. Это закономерно. Где власть, там и насилие. Власть поддерживается людьми вроде меня. Мы постоянно сталкиваемся с тем, что использующие насилие обладают властью. Во всех этих взаимообратимых отношениях нет места поскудным угрызениям совести. Они отрезают кому-нибудь руки, потому что думают, это о’кей. И тогда я опускаюсь до их уровня. Не очень приятно. И не для вас, Билли.

– Мне время отваливать?

Он кивнул.

– Но как я могу сейчас вернуться обратно? Без веских оснований.

– Вы же нашли Гуденаха. Скажите им, что именно это и собирались сделать. Ко мне примкнули на случай, если я что-нибудь знаю. Когда же цель была достигнута, вы отправили его домой.

– Он же на ответственности русских.

– И все же связан с Триммлером.

– Вы действительно так думаете, правда?

– Приходится.

Она подошла к нему; в ее глазах читался ужас. Она не могла согласиться с тем, что должна уйти. Беда в том, что он и сам не хотел ее терять. Но прежде всего следовало думать о выполнении долга.

Приблизившись, она вздернула подбородок. Затем подалась вперед – они были почти одного роста – и провела губами по его щеке. Он замер, не смея двинуться, не в состоянии вырваться, понимая, что их взаимозависимость становится необратимой, желательной и опасной одновременно.

– Сегодня, сейчас, ушлый парень, – прошептала она. – Пришло время быть рядом, вместе.

Она обняла его, дотронулась руками до затылка и взбила его волосы. Потом стала его целовать, облизывая губы, прижимаясь к нему всем телом, заглядывая в глаза, которые смотрели на нее. Она знала, что он хочет ее, и это ее особенно возбуждало.

Непостижимость, странная прихотливость нашей жизни. Почему именно мы двое? Из всех атомов мира. В этой жалкой комнате. Никаких бриллиантов, никаких канделябров, никаких фраков и шелкового белья, никаких молний, никаких призывов вкрадчивого Синатры. Просто мы и пыльная кровать.

Он положил ей руки на талию и, отодвигая ее, не мог отпустить.

– Что-то не так? – спросила она.

– Я не привык к этому.

– Что вы хотите сказать?

– Я привык трахаться. А такого со мной не было. Это нечто большее.

– О-о-о, крутой парень. Пусть все будет само собой. Никаких стараний. Вы увидите. – Она взяла его руку и потянула к кровати. Теперь лучше снять свитер. Он помог ей раздеть себя, безмолвно подняв руки. Она улыбнулась. – Будет проще, если мы сами разденемся.

Щелкнул выключатель.

– Зачем? – спросил он.

– Так лучше. Слишком яркий, – солгала она, не смея сказать ему, что она стыдилась своего сорокалетнего тела, что его рот заставил ее почувствовать свой возраст. Груди ее несколько опали, перегруженные лишней полнотой, живот, наверное, стал дряблым, как у ее знакомых женщин.

Он не настаивал, уловив истинную причину, только усмехнулся в темноте. Со временем она научится верить ему. Они скользнули под одеяло одновременно, потянулись друг к другу, а глаза застыли от удивления и радости. Они почти не двигались, только прижимались теснее, испытывая волнение от нарастающего тепла. Ему нравилась ее кожа, ощущение гладкости, которое она вызывала. Он не знал такой кожи, бархатистой, теплой и скользкой, в которой так легко раствориться.

Она не заметила, как ушло чувство страха за свои жировые складки, за то, что он пальцами нащупает морщинки ее кожи. Чувство страха за себя сменилось радостью за него. Никогда раньше она не встречала такой упругости мужского тела. Здесь не было узлов и мускулов, как у Гейри, ватной мягкости, как у Питера. Это было крепко сбитое единство, приятное в своей твердости. Постепенно, знакомясь с его телом, она обнаружила шрамы от ножевой раны в плечо, куда ему нанесли удар в одном из баров Белфаста, и от пулевого ранения выше правой коленки – напоминание о пребывании в пограничном патруле, когда один из его же людей поддался панике и открыл по нему огонь. Но это все потом. Теперь она чувствовала его крепость целиком и благодарно отвечала поцелуями на нежную трепетность его сильного тела.

На мгновение они оторвались друг от друга, потом она перевернулась на спину, изогнулась, чтобы принять его, подняв вверх ноги и опустив их ему на плечи.

Прошло минуты две до того, как он твердо вторгся в нее, ощутил легкую боль от непривычного пребывания там, а потом прилив теплоты, любви и наслаждения. Она вновь приподнялась, потянулась к его лицу. Он почувствовал ее слезы, хотя в глазах угадывалось состояние радостного возбуждения.

Она застонала первая, потом, к собственному удивлению, он услышал нечто утробно-музыкальное, исходившее из него. Их любовь выливалась в звуки. И вдруг она забыла о темноте, о своих возрастных проблемах, ей шел двадцать первый год. И, сжимая друг друга настолько тесно, что им стало трудно дышать, они сливались в одно существо.

– Я вижу звезды, – прошептала она ему на ухо, еще крепче обнимая его и покрывая поцелуями его глаза, лоб, шею. – Я вижу вспышки света. Боже, я люблю вас.

Это было потрясение. Никто раньше не говорил ему подобного. Он никогда никому не предоставлял такой возможности.

– Я люблю вас. – Странные, ничего не значащие слова. Внезапно он понял, что и эти слова могут обладать каким-то реальным смыслом.

Они нашли положение, когда, легко перемещаясь телами, они стали воспринимать взаимность его твердости и ее мягкости как блаженную игру. Хотелось, чтобы так продолжалось долго, до бесконечности. И, чувствуя близость извержения, боясь закончить раньше ее, он отодвинулся и увидел вспышку сожаления в ее глазах.

– Все хорошо, – сказал он, поцелуем стирая слюну с ее губ и уходя головой далеко вниз, в пространство между ее ногами.

Ему хотелось попробовать ее там, вкусить сладость ее влаги. Она отвернулась, чтобы не смущать его, не сковывать его желаний. Он же медленно ввел в нее свой язык, ладонями поглаживая изгиб ее спины и приятную округлость ягодиц. Ни с одной женщиной он еще это не делал, бессознательно опасаясь какой-то унизительной некрасивости. Но с ней это оказалось замечательно и естественно. Тело ее укреплялось новой силой нежности и желания принадлежать ему. А его возбуждение питалось вкусом ее влаги, растворявшейся на его языке. Он нащупал маленькую, твердо торчащую пуговку, которая концентрировала энергию ее секса, нажал на нее языком, почувствовав ответную и настоятельную реакцию.

Теперь между ними уже не было никакой неловкости, только полная растворенность друг в друге, та экзальтация чувств, которая придает физической близости состояние запредельного полета.

Он ощутил, как она приподнялась к нему, когда они начали заключительную фазу своего путешествия. Никакой боли, никакой спешки, ощущение выхода секса в какую-то иную плоскость бытия.

Снова оказавшись на грани завершения, он замер, как бы спрашивая ее разрешения. Она сказала:

– Оставайтесь.

Он прекратил движение, замер, не дыша, еще теснее вжимаясь в нее.

– Оставайтесь, – почти простонала она. – Не уходите, прошу вас.

Она прижалась к нему так, как будто хотела выжать дыхание из его тела.

– Еще, пожалуйста, оставайтесь. – Это слово захватывало его. – Оставайтесь.

– Я люблю вас, Билли, – сказал он, пожалев об этом, поскольку не хотел нарушать ее собственных усилий, но желая произнести только ее имя.

– Я люблю вас, Эдем, – ответила она.

И тогда он услышал небольшой трепетный вздох, у обоих перехватило дыхание, и вздох вскоре перешел в более громкое возбуждение ее голоса, в ее звуки любви. Все то, что он собирался передать ей умом и телом, теперь изливалось из него в нее. Интенсивность чувств превышала все то, что он испытывал раньше. Он лежал без движений, не желая нарушать момент наслаждения, ни о чем не думая. В прежней его жизни эротика вызывала временное облегчение, спад душевного напряжения. Но это забывалось так же быстро, как начиналось. То, что произошло сейчас, напоминало возвращение домой. Только Билли сделала для него такое.

Он обхватил ее руками, погрузил их в покой ее теплоты и нежности. Они начали засыпать.

– Спокойной ночи, принцесса.

– Спокойной ночи, ушлый парень, – ответила она мягко и в полусне.

– Я люблю вас.

– Я люблю вас тоже.

– Вы что-нибудь слышали? – спросил он ее.

– Что? – ответила она, не открывая глаз.

– Я сейчас вернусь, – сказал он и выскочил из постели. Он надел штаны, водолазку и ботинки. Ничто не нарушало тишины отеля, но внутри его уже звучали сигналы тревоги.

Что такое, Маркус, что происходит?

– Куда вы? – спросила она, стараясь проснуться, не понимая, зачем он достает из кобуры браунинг.

– Проверю, все ли в порядке. Сейчас вернусь.

Выскочив из номера, он осмотрел коридор. Пусто.

Тогда он поднялся по запасной лестнице на следующий этаж и подошел к двери Гуденаха. Тишина. Из-под двери была видна полоска света. Но ведь они выключили свет, когда уходили от Гуденаха. Он схватился за ручку и надавил. Дверь изнутри не была закрыта, и он осторожно ступил через порог, держа наготове браунинг.

Это было точное повторение первого убийства, столь же ужасное в своих подробностях.

Обнаженный Гуденах был распростерт на кровати. Кровоподтеки на горле и щеке свидетельствовали о ножевой ране. Одеяло сброшено, простыня пропитана кровью, потемневшей, сгустившейся до цвета печени. Особенно толстыми сгустками кровь запеклась по обе стороны туловища, там, где были руки.

Эдем закрыл за собой дверь, уже зная, что его ждет символика отрезанных рук. Они находились по другую сторону кровати, скрещенные наподобие свастики.

Обыскав комнату и просмотрев костюм Гуденаха, его чемодан и «дипломат», он убедился, что там не было ничего интересного или ценного, ничего, что могло бы дать какой-нибудь ключ к объяснению убийства ученого.

Через пять минут он был у себя в номере. Билли опять погрузилась в сон, пришлось ее разбудить.

– Что случилось? – спросила она.

– Нам нужно немедленно уходить.

– Почему? – спросила она все еще сонным голосом.

– Гуденах убит.

– Что? – закричала она, сразу проснувшись и сев на кровати. Одеяло сползло с плеча, обнажив ее ночную наготу.

– Вы прекрасны. – Эдем опустился на колено и поцеловал ее в левую грудь.

– Эдем! – Она зарделась, сразу вспомнив про свои сорок с лишним лет. – Ради Бога!

Он засмеялся и встал. Он забыл, что смерть не входила в повседневный распорядок ее жизни.

– Виноват. Поехали. Одевайтесь.

– Вы серьезно?

Он кивнул.

– Как же?

– Тем же способом, что и Триммлер.

– Боже! – содрогнулась она. Затем сбросила ноги с постели и поспешно оделась. Эдем подхватил свои вещи, а затем вышел в номер Билли. Когда он вернулся с ее чемоданчиком, она была уже готова, и он провел ее через запасной выход мимо спящего в своей комнате ночного дежурного на автостоянку.

Начинался снегопад, и тонкий белый покров отражал фары двух полицейских машин, подъезжавших по Йоркштрассе к отелю. В это ночное время они не пользовались сиренами.

Эдем подтолкнул Билли за корпус «ауди», радуясь, что выбрал четырехколесный фургон «куаттро». Он отпер машину, выключил внутреннее освещение и помог ей сесть на сиденье для пассажиров. Уложив две сумки рядом, он забрался в машину и закрыл за собой дверцу.

– Пригнуться! – распорядился он, когда первая полицейская машина остановилась у «Куротеля» и ее фары осветили стоянку для автомашин. Из нее вылезли двое полицейских и подождали еще двоих из второй; собравшись вместе, четыре офицера вошли в отель.

– Почему бы вам не доложить сразу о случившемся? – спросила Билли.

– Они нам никогда не поверят. Как с Триммлером в Новом Орлеане, так и с Гуденахом здесь. А почему бы это не сделать вам? – Он увидел, что этот вопрос заставил ее на мгновение задуматься, задуматься о нем.

– Не глупите. Я же была с вами.

Она не ответила по существу, и Эдем понял, что она отчаянно пытается поверить ему.

– Это не я. В противном случае, зачем бы я стал вызывать полицию. Поехали, любимая. Это называется западней.

– Вы хотите сказать, что уже привыкли ко мне?

– Я хочу сказать, что у нас все в порядке.

Он включил мотор и вывел «ауди» со стоянки для автомашин на Йоркштрассе и дальше к пригородам Нордхаузена. Он ехал другой стороной дороги, старясь попадать в след полицейских машин, чтобы не оставлять собственного.

Было два часа ночи.

До Дрездена предстояла длительная поездка.

Снег продолжал падать, а «куаттро» прокладывал себе путь к той неизвестности, которую они искали, сколь бы ужасными ни оказались события, ожидавшие их в конце путешествия.

66, Воксхолл-Бридж-Роуд

Лондон

Можно было сразу сказать, что никакие осмотры здесь не желательны. Металлические решетки на окнах и за дверьми четырехэтажного серого здания предназначались для защиты от ненужных посетителей. И в приемной не было ни души, но если бы вошел сюда незнакомец, то оказался бы в компании джентльмена в голубом костюме, с дружелюбной улыбкой на лице и с характерным выступом под пиджаком.

Крыша пестрела антеннами всех размеров и очертаний, настроенных на разнообразные радиосигналы и на различную длину волн. Это было здание, насыщенное секретами, часть британской военной разведки, но не связанная с челтенхэмской «GCHQ», а служившая лишь для самых тайных радиопередач.

В начале восьмидесятых годов возникла некоторая обеспокоенность в связи с тем, что одна из крупных ежедневных газет «Тудей» перевела свою главную редакцию в соседнее здание. После первоначального переполоха, который вызвал выпуск внутреннего меморандума с предостережением против братаний с соседями, все вскоре вернулось к нормальному положению. Газета вскоре переехала вслед за другими изданиями в Доклендский полиграфический центр, входивший тогда в моду, и дом 66 по Воксхолл-Бридж-Роуд вернул себе позицию анонимности.

Когда на улице остановился черный «ягуар» с профессиональным шофером, Кой прошел в зал для посетителей, чтобы встретить своего гостя. ЗДР вышел из машины и вошел в здание мимо улыбавшегося джентльмена в голубом костюме, который распахнул перед ним дверь.

Кой провел американца в комнату для деловых встреч, находившуюся на третьем этаже. Центр комнаты занимал большой стол красного дерева, на нем лежала папка с красной восковой печатью правительства Соединенных Штатов.

– Вы желаете, чтобы я оставил вас на некоторое время? – спросил Кой.

– В этом нет нужды, – ответил ЗДР, занимая свое место и указывая Кою на противоположную сторону стола. ЗДР придвинул к себе папку, вскрыл печать и развернул обложку. Папка была доставлена для него из американского посольства двадцать минут назад. Он не беспокоился за ее сохранность, это обеспечивала печать.

Внутри папки находилось два листка с переданными по факсу сведениями. Он пробежал их и захлопнул обложку.

– Ничего. Никаких забавных новостей, – выругался он.

– Сообщения из Америки? – поинтересовался Кой.

– Признание провала. Вот что получается, если вы действуете с администраторами высокого полета. Но это к вам не относится, Чарли.

Он знал, что Кой как администратор никогда не участвовал в тайных операциях ни в качестве солдата, ни в качестве агента. И присутствует он здесь именно потому, что является высокопоставленным никем. Англичане явно стремятся умыть руки во всем этом деле. Кой находится здесь, чтобы польстить американцам, кое в чем помочь, не имея возможности быть действительно полезным. Но его начальники не знали, что Кой в течение шести лет работал в Вашингтоне младшим военным атташе английского посольства, а ЗДР был тогда одним из тех молодых американцев, с которыми он подружился. В то время оба они были никем.

– Я и не принимаю этого на свой счет, Норман. – Сказав это, он вспомнил прозвище своего приятеля тех буйных лет – «Штурмующий Норман». Тогда это связывалось с его сексуальной претензией. Кой видел, что эти замашки тех лет все еще свойственны его старому другу.

– Да-а. Мы там ничего не получили. А как вы?

– Подтверждено, что руки его были отрезаны. И сложены в форме свастики.

– Боже! Эти жопы с какими-то еще извращениями.

– Или же пытаются сообщить нам что-то.

– Послушайте, Чарли. Просидев за столом столько лет, можно понять, что они пытаются нам что-то сообщить. – Он доверительно наклонился над столом. – А говорили вы с нашим другом?

– Сегодня утром. Прежде чем я вошел сюда.

– Из дому?

– Да.

– А он где был?

– В своем офисе.

– Разрази меня гром, но это все же невероятно, вот так запросто позвонить ему в офис. И что же он сказал?

– Передавал привет.

– Смелее.

– Он в курсе всех событий. И он следит за ними.

– Хорошо. – ЗДР откинулся на спинку стула. – И ничего больше из Германии?

Ничего.

– Ознакомьте меня хотя бы с тем, что у вас имеется. Просто на случай, если у нас получатся взаимоисключающие версии. – Кой вытащил из кармана доклад и разложил его на столе, чтобы пользоваться им для фактической точности. – Они прибыли спустя десять минут. Не имели никакого представления, кто убит. После выяснения отношений с ночным дежурным в течение еще десяти минут они стали подыматься с этажа на этаж. Просто стучали в двери и ждали отклика. Ночной дежурный использовал запасные ключи для тех комнат, которые оказались пустыми или в которых не откликались. Они обнаружили Альберта Гуденаха на четвертом этаже. Зафиксировано время – 2.25 ночи.

– Что-нибудь необычное в комнате?

– Ничего. Если не считать человека с отрезанными руками, которые сложены знаком свастики в сторонке. Последнее показалось им весьма странным.

– Вы сегодня настроены на юмор висельника, Чарли.

– Виноват. Все это дело довело меня. Ничего не сходится.

– Все сходится. В конечном счете. Продолжайте.

– Ну, ничего другого необычного не было. Он был раздет, горло тоже было перерезано. Полагаю, что им сначала нужно было его убить. Ведь не отрезают же у человека руки, когда он сидит и смотрит на вас!

– Бросьте шутить, Чарли.

– Они вызвали своего начальника. Он прибыл в 3 часа. За это время они обследовали комнату и отель. Потом осмотрели его вещи. Тогда-то они и установили личность убитого. Когда начальник полиции увидел паспорт Гуденаха, он позвонил в российское посольство в Берлин. Некоторые из этих людей все еще сохраняют верность русским. К этому времени прибыли представители местной печати. Мы думаем, что их вызвал ночной дежурный, вероятно, чтобы подработать несколько кусков. Мы так называем фунты.

– Я знаю, что такое кусок.

– Местный журналист позвонил во Франкфурт. Его газета является частью национальной сети. Они опубликовали это в утреннем выпуске. Так мы все и ухватили.

– И таким же манером это дошло до нас.

– Они опросили всех проживающих. Ничего подозрительного. Если не считать одной пары, которой там уже не оказалось.

Зарегистрировались как англичане. Попросили две отдельные комнаты. Но жили в одной. Во всяком случае, спали на одной кровати.

Брови ЗДР поднялись.

– До нас это не дошло.

– Адреса, который они указали, не существует. Мы полагаем, что имена также были вымышленными.

– А их паспорта?

– Это же сейчас территория Европейского Сообщества. Никаких границ, никаких паспортов.

– Как же они оплатили счет?

– Не оплатили. Просто уехали. Полиция полагает, что это могла быть просто ночная гулянка. Поэтому-то мы и узнали о кровати.

– Тогда зачем две комнаты?

– Действительно.

– Ни номера машины? Ни кредитной карточки?

– Это же Восточная Германия. Они живут еще вчерашним днем.

– Но ведь шел снег. Следы от машины остались?

– Никаких.

– Они это или не они? Как считаете?

– Думаю, что они.

– Я тоже.

– Кстати, я знаю о вашем компьютере.

– Что вы знаете? – ЗДР спохватился. Ведь существуют вещи, которые не сообщаются даже друзьям.

– Что он поражен вирусом. Я знаю также, что произошло в Новом Орлеане. Вероятно, даже больше, чем вы. – Кой ознакомил ЗДР с отчетом, который Эдем передал ему по телефону. Когда он закончил, ЗДР отодвинулся от стола и некоторое время ничего не говорил, просто размышлял. Кой наблюдал за ним; прерывать его размышления ни к чему.

– Я задаюсь вопросом, почему они уехали вместе, – сказал наконец ЗДР. – Это если им верить.

– Ему верю. Человек этот самоуправный, но он не предатель. И я не поверю, что он убил Гуденаха.

– Никаких оснований. Кто убил Триммлера, тот совершил и это преступление. А мы… – ЗДР замешкался, – мы все еще, черт возьми, не знаем, кто же убил Триммлера. А ну, если это все же проделки нашей парочки?