Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Так вы еще и законченный лгун, – саркастически произнесла Билли, намекая на разговор со швейцаром.

Эдем усмехнулся и ничего не сказал, снова занявшись наблюдением за происходящим. Если покушение замышляется, то оно, скорее всего, будет произведено с одного из балконов гостиницы, ближайших к террасе. На балконах уже стояло много народа. Без сомнения, это были постояльцы гостиницы, вышедшие из своих номеров, чтобы посмотреть на происходящее внизу действо. Заиграли трубы, и через стеклянные двери на террасу к хупе направился шафер и подружка невесты. Достигнув балдахина, они разделились: шафер прошел налево, а подружка – направо. За ними последовали следующие пары, одинаково одетые. Всего их было десять.

Согласно предписанию иудаизма, по которому мужчины и женщины молятся раздельно, они образовали два самостоятельных ряда. Потом к балдахину подошли близкие родственники обеих брачующихся семей. Вышел жених, сопровождаемый отцом и будущим тестем. Жених встал рядом с раввином. Теперь ожидалось появление невесты.

Эдем наблюдал за Триммлером, сохраняя максимум бдительности. Если кто-то собирался нанести удар, это может произойти в кульминационный момент церемонии, когда внимание всех присутствующих будет сконцентрировано обрядовым молитвословом под хупой.

Ничего странного, вызывающего тревогу, не происходило.

Через стеклянные двери вышла невеста в сопровождении матери и будущей свекрови. Все они несли зажженные свечи. Невеста оказалась довольно грузной женщиной лет тридцати. Эдем отметил, что белое подвенечное платье невесты не в состоянии скрыть ее весьма округлый живот. Пожилые женщины, достигнув балдахина, прошли к своим местам в первом ряду, в то же время вышли вперед их супруги, чтобы сопровождать невесту в ее последнем коротком переходе; Когда кантор затянул «Mi Adier», они семь раз, в соответствии с ортодоксальным обычаем, провели невесту вокруг жениха и балдахина. Завершив последний круг, она присоединилась к своему будущему мужу, стоявшему рядом с раввином. Пара взялась за руки. Раввин, подняв чашу вина, начал произносить благословения.

Не отчетливое, но достаточно странное движение бросилось вдруг в глаза Эдему.

Справа от него, на балконе третьего этажа гостиницы, заволновался опущенный занавес – не порывисто, как можно было бы ожидать при дуновении ветра, но осторожно и предумышленно, будто кто-то придерживал его за край, чтобы все видеть, но самому оставаться невидимым.

А затем он увидел, как сквозь занавес выдвинулся блестящий черный ствол. Выдвинулся всего на несколько секунд, чтобы опять исчезнуть.

Не раздумывая, Эдем вскочил с места и через стеклянные двери бросился туда, где, по его мнению, мог находиться снайпер. Билли и Такер, удивленные его внезапным порывом, ринулись вперед.

Раввин продолжал свои благословения.

Эдем не воспользовался лифтом, а бросился по служебной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Достигнув третьего этажа, он остановился у стальной двери и подождал. Он слышал, как его спутники бежали следом.

– Спокойно! – крикнул он в пролет. – Спокойно.

Услышав, что они замедлили бег, он выхватил из кобуры свой девятимиллиметровый «браунинг». Эдем опасался, что эта шумная беготня насторожит того, кто должен оказаться по другую сторону двери. И когда американцы подбежали, тяжело дыша, он знаками приказал им сохранять тишину, а затем медленно повернул круглую дверную ручку и нажал на дверь.

Коридор оказался пуст.

Он прошел по коридору к той комнате, где, очевидно, засел снайпер.

– Что здесь происходит, черт возьми? – спросил Такер, достигнув наконец Эдема.

– Я кое-что увидел. В одной из этих комнат.

– Что?

– Не знаю. Возможно, ствол ружья.

– Проклятье! Вы уверены в этом?

Эдем остановился у двери номера, держа наготове свой пистолет. Прислушался и, когда убедился, что в комнате тихо, попытался повернуть ручку. Дверь, как он и ожидал, была заперта.

– Надо достать запасной ключ, – прошептал за его спиной Такер.

– Нет времени, – ответил Эдем. Он отступил на шаг и выстрелил из пистолета в дверной замок, который в результате был разбит и вырван из деревянной двери. Эдем распахнул дверь ногой и бросился вперед, перекатываясь по мягкому ковру с изготовленным для стрельбы «браунингом». Когда он поднялся на ноги, из раздвинувшегося занавеса выступил человек с удлиненным черным цилиндром в руке. На нем был утренний костюм, и Эдем признал в нем швейцара, который пустил их на свадьбу.

– У него ружье! – взвизгнула у двери Билли.

Этот крик удивил швейцара. Он не успел сделать и шага, как Эдем в последнем прыжке повалил его, выбил из рук продолговатую трубку и приставил к его голове ствол «браунинга».

Церемония свадьбы нарушилась, поскольку раввин, новобрачные и все гости стали смотреть вверх, откуда раздавались непонятные крики и звуки.

И в этот момент Эдем понял, что швейцар делал всего лишь снимки для семейного альбома, пользуясь преимуществом балкона.

– Вляпался.

Эдем спрятал оружие в кобуру и отошел от постанывающего человека.

– Это всего лишь сраный фотоаппарат, – скривился Фил Такер. Он подбежал следом и поднял удлиненный объектив «Никон Ф4» с трехсотмиллиметровыми линзами.

Эдем мельком глянул вниз на собравшихся гостей и увидел, что вся свадьба уставилась на него. Он убрал голову за полотно занавеса и растворился в полутьме комнаты.

– Ну и трюк, дошлый наш супермен, – сказала Билли. – Что будет дальше? Захват жениха?

Он слышал, как за его спиной по другую сторону занавеса Такер пытается успокоить впавшего в истерику швейцара. Эдем посмотрел на Билли и усмехнулся. Она позабыла вздернуть подбородок. Глупая женщина, зачем она это делает? Но какая-то живая привлекательность в ней была, даже в самой издевке над ним была какая-то милость.

– Никчемные калифорнийцы! – пробормотал Эдем, следуя за Билли, чтобы подождать остальных на автостоянке.

Вот оно, Маркус, место «американской мечты».

Обратная поездка на Миримарскую военно-воздушную базу проходила в еще более гнетущем молчании. Даже Триммлер не просил Такера выключить кондиционер.

В гостиницу прибыла полиция, но Такер, придя в себя, объяснил, что они действуют по поручению ЦРУ. Свадьба возобновилась, только без швейцара, который почти в невменяемом состоянии едва добрался до своей комнаты. Триммлер потребовал, чтобы его увезли немедленно по завершении церемонии.

– Я свяжусь с вашим начальством! – рявкнул он, выходя из машины на Миримарской базе. – Меня не удастся снова поставить в такое глупое положение.

Они смотрели, как ученый гневно протопал в свои временные апартаменты, а затем вернулись в дом Билли.

– Вам лучше не уходить отсюда, – сказал Такер, – пока мне не скажут, что с вами делать.

– Небось домашний арест? – съязвил Эдем.

– Черт побери, вы еще пытаетесь шутить, чуть не убив случайного человека.

– Но не убил же.

– Что вы этим хотите сказать?

– Подумайте на досуге, – ответил Эдем и ушел в свою спальню.

– «Но не убил же»! – передразнил Эдема Такер. – Парень говорит загадками, – сказал он Билли.

– Он просто хотел сказать, что всегда сохраняет контроль над ситуацией.

– Какой-то чокнутый контроль. Какая-то вообще чепуха. Но в нашем управлении это понравится. Пошлите Такера в широкий мир, и получите стрельбу. Неплохо для моего послужного списка.

– Но ведь могло быть и ружье.

– Его не было.

– Но оно вполне могло там оказаться. И это вы должны заявить Вашингтону.

Такер обдумал ее совет, в котором присутствовал какой-то здравый смысл.

– О’кей. На этот раз мы его поддержим. Но если он снова отчубучит такое… Вам не кажется, что он какой-то неуравновешенный человек?

– Он из другого теста. Не нам ровня. Он профессионал. И поступил, как его обучали. Мы для него просто дилетанты. И это факт.

Штаб-квартира ЦРУ

Лэнгли

Заместитель директора по административным делам читал отчет, который Такер лично передал по факсу на следующее утро. Рядом с ним сидел ЗДР, человек, про которого было известно, что он не любит тщательно изучать письменные материалы. ЗДР откинулся в своем кресле и ждал, когда его коллега закончит чтение. Пробежав отчет по диагонали, он понял, что события развиваются в его пользу.

Фил Такер, связанный с ними телефоном, можно сказать, присутствовал на совещании. Ему казалось, будто его готовы сию же минуту пригвоздить и распнуть. И они понимали, с каким волнением ожидает этот сотрудник реакции на свою бумагу.

– Нехорошо, – произнес ЗДА, поднимая наконец глаза от разложенных перед ним листков.

– Не то слово, милейший, не то слово! – взорвался ЗДР. Терпение его лопнуло, когда он дошел до описания действий англичанина. – Какой дурак разрешил ему брать оружие?

– Я, – спокойно ответил ЗДА.

– Очень умно, не правда ли?

– Британцы хотели, чтобы их человек был вооружен. Нам пришлось на это согласиться.

– Нам?

– Исполнительному директору и мне.

– Но почему бы вам, черт возьми, не посоветоваться со мной?

– Поставьте этот вопрос перед исполнительным директором.

– Нашли профессионала! Стрелять в бедного фотографа!

– Выстрелов не было.

– Но все его видели. Это же курам на смех – искать профессионала и найти, этого сучьего британца.

– Оставьте. Нам все еще нужно держать это дело в тайне. Мы по-прежнему имеем дело с этим проклятым компьютером. – ЗДА повернулся к внутреннему телефону. – Фил, хоть немного удалось продвинуться с этим ящиком?

– Пока нет. – Такер уже успел переговорить с обоими программистами. – Существует общее мнение, что нам следует обратиться к частным специалистам. Из Силиконовой долины.

– Вот это здорово! Давайте привлечем весь мир! – фыркнул ЗДР.

– По какой причине? – спросил ЗДА у Такера.

– Там есть люди, пользующиеся доверием, – ответил Такер металлическим голосом. – Хорошие программисты. Может быть, лучшие в мире. Они и раньше делали для нас секретную работу. Утечки не будет, они работают на правительство.

– О’кей. Но убедитесь, что они понимают секретность этого дела. Иначе они потеряют все правительственные контракты. Добейтесь, чтобы они осознали это.

– Хорошо, сэр.

– Выполняйте задание. Я свяжусь с вами, если будут какие-то изменения.

– Как быть с Триммлером?

– Продолжайте, как раньше. Только скажите этому… э… бриту, чтобы в следующий раз он был поосторожнее.

– Да, сэр. – Они услышали, что Такер отключился от связи.

– Клеркам следует водить перьями по бумаге, а не осуществлять тайные операции такой важности. – ЗДР говорил о Такере.

– Но мы же так решили.

– Мы?

– Исполнительный дир…

– А почему вы встречаетесь без меня?

– Спрашивайте не меня, а исполнительного директора. – ЗДА знал, что его коллега не посмеет признаться в том, как еще недавно каждое утро он поджидал исполнительного директора, чтобы пройти к нему в кабинет, лично передать ежедневную сводку и снискать начальственное расположение. Это простая, но эффективная тактика, поскольку она убеждает руководителей других департаментов, что у него особые отношения с исполнительным директором. Но все это и поощряется самим исполнительным директором. Тот всегда полагал, что следует поддерживать напряженность между своими подчиненными. Это помогает держать их в узде и укрепляет его собственное положение.

– Пришло время вышвырнуть британца, – сказал ЗДР, сознавая, что он снова утрачивает свое преимущество, – и подключить наших собственных людей.

– Не могу этого сделать.

– Но, Христа ради, ведь он вытащил пистолет на публике.

– Не создавайте нам имидж глупцов. Нельзя же сначала запрашивать помощь, а потом отзывать человека, потому что он пытался защитить Триммлера.

– Ладно. А что с Новым Орлеаном?

– Им придется ехать. Вместе с британцем. Может быть, когда это закончится, у нас возникнет более ясное представление о том, что происходит. И, может быть, тогда мы с легким сердцем отправим его домой.

– Дело дрянь. Ничего это нам не даст. Ничего.

ЗДА ощутил прилив удовлетворения. Его соперник прав. Ничего это ему не даст. Но для ЗДА ход дела вновь принимал какие-то нормальные очертания.

– Что ж, – пожал он плечами, – нам нужно время. Тогда все прояснится. Так всегда в конце концов получается.

Ла-Джолла

Эдем, сидя на балконе, размышлял о своих делах, когда прозвенел дверной звонок.

– Билли, это к тебе, – услышал он Культуриста.

– Иду, – раздалось из кухни.

Минуту спустя послышался ее пристойный крик и визг, дверь захлопнулась.

Что там, в конце концов, происходит? – недоумевал культурист в комнате для гимнастических упражнений.

– Этот негодяй, – визжала она, – принес мне повестку. Для оформления этого гнусного развода, без всякого учета договорных отношений.

– А чего ты, дорогуша, ожидала от этого дерьма?

Она в ярости выскочила на балкон, размахивая пачкой документов, подбежала к балюстраде, чтобы еще раз обругать доверенного своего мужа. Культурист вышел вслед.

И тогда она увидела Питера собственной персоной.

– Ты, дерьмо! – прокричала она через ограду в сторону яркой желтой «бентли-малсенн», стоявшей на улице. – Не слишком ли ты желт, чтобы делать свою грязную работу?

Он сидел в машине и улыбался самоуверенно и озорно.

– Поднимись-ка сюда, просто поднимись сюда, – присоединился к ее крикам культурист.

Питер помахал рукой, наслаждаясь ее раздражением.

– Ты говорил, что подождешь, – продолжала она пронзительно кричать, – что не оставишь меня без средств! Ты лгун и сволочь.

Доверенный залез на свое место, Питер включил мотор.

– Я буду бороться с тобой за каждый цент. Ты обещал мне справедливую долю. За каждый дохлый цент, который я смогу получить. – Гнев ее пропал даром, поскольку он в последний раз на прощанье махнул рукой и выехал с парковки.

Она не могла прийти в себя, полная ненависти и обиды. Затем увидела Эдема, с ужасом понимая, что он оказался свидетелем этой отвратительной сцены.

– Ну, что уставились? – прошипела она ему.

– Ничего, простите, – осторожно ответил он. Не хватало еще этого семейного скандала. За ее плечом маячил культурист, ожидая, что он ответит. Уголком глаз Эдем заметил подъехавшую машину. – Кажется, вернулся Такер.

В самом деле, на стоянку въезжала «гранада», из которой вышел Такер, улыбнулся стоявшим на балконе и, не подозревая о разыгравшейся только что драме, пошел к дому.

– Открой ему, Гейри, – сказала она культуристу, который спустился вниз. – Не смейтесь надо мной, мистер, – предупредила она Эдема.

– С чего вы взяли? – ответил он. – У всех нас есть свои проблемы.

– Я не нуждаюсь в вашей жалости.

– Я не проявляю ее, – сказал он, поднимаясь со стула. – Если Такер спросит, я в своей комнате.

– Эй, подождите! – Тон ее внезапно изменился. – Не уходите, – попросила она. – Извините. Я просто не люблю… чтобы меня видели с этим, подстерегавшим меня внизу. Подонок, никогда этого от него не ожидала.

– Может, приготовить кофе?

Она рассмеялась:

– Нет. Это все же моя забота. Почему бы мне самой не приготовить?

– А если вместе?

– Договорились.

Он протянул ей руку, и она пожала ее как бы в шутливом примирении.

– Рад видеть вас наконец при взаимном согласии, – сказал Такер, выходя на балкон.

– А где же Гейри? – сказала Билли, отдергивая руку от Эдема.

– Пошел в гимнастическую. Я сказал ему, что у нас будет деловой разговор. – Такер сел на стул, Билли присела рядом. – Никак не могу привыкнуть к этой жаре на Рождество. Все кажется не так. – Он снял куртку и повесил ее на спинку стула. Потом взглянул на Эдема, который стоял, прислонившись к балюстраде. – Вы создали большие проблемы, – откровенно заявил он.

Эдем ничего не сказал, ожидая, когда Такер выложит все необходимое.

– Тем не менее мы должны продолжить выполнение своей задачи, – сообщил Такер. – Для нас очень важно держаться в этом деле вместе, одной командой. Мне приходится говорить это… потому что мне сказали… чтобы вы полегче вели игру с пистолетом.

– Ее и не было, – ответил Эдем.

– Вы знаете, что я имею в виду. Дело дрянь, я всю дорогу объяснялся с полицией и сотрудниками нашего управления после вашего маленького фокуса. Не говоря уже о том, что пришлось успокаивать две сотни свадебных гостей, жениха и невесту, а также всю проклятую администрацию Шератона. Как бы не пришлось еще извиниться перед раввином и государством Израиль! – Такер остался доволен своей шуткой, когда увидел, что Эдем заулыбался. – Берегитесь. Вы же находитесь на иностранной территории с официальным поручением. Действуйте полегче в будущем. Хорошо?

– Ситуация всегда оставалась под контролем. Я действовал правильно.

– Ну хорошо. Она была под контролем. За вами даже может остаться последнее слово. Сейчас. Но в следующий раз…

– Я думаю, что последнее слово будет за мной всегда.

– Побиты, – сказала Билли.

– Ну, не наваливайтесь же вдвоем на меня, – сказал Такер во вновь обретенной им манере легкого трепа. – Как бы то ни было, мы еще все, как говорится, в одной корзине.

– А что дальше?

– Новый Орлеан.

– Новый Орлеан?

– В Луизиане. Туда отправляется Триммлер. Крупная конференция с учеными русского Содружества.

– Когда?

– Завтра.

– Я не могу ехать.

– Приказ.

– Выплыло кое-что. Мне нужно с этим разделаться. – Билли посмотрела на Эдема. Он понимал, что имелась в виду повестка на развод, полученная ею перед приездом Такера.

– Все придется отложить. Наш долг – оберегать Триммлера. Где бы он ни находился.

Она в раздражении поднялась.

– Ну хотя бы сейчас обойдитесь, пожалуйста, без меня. Мне надо сделать несколько звонков. – Она смылась с балкона, собрав на столе ворох бумаг.

– Что происходит? – спросил Такер.

– Развод.

– Вы шутите?

– Нет. Я бы пока оставил ее в покое. Вы же знаете, что в таких случаях лучше не встревать между мужем и женой.

– Я этого не ожидал. Тайные операции, будь они прокляты! – пробурчал Такер. – Вроде прогулки любителей, сотрудников детского сада. Какие тут, к черту, операции! Мне понадобится телефон, когда она кончит говорить. Надо позвонить Джин и сообщить ей, что происходит. – Такер боялся этого звонка, зная, что жена начнет выговаривать ему и за поездку в Новый Орлеан, и вообще за продолжительное отсутствие дома. Завтра ведь начинаются новогодние каникулы.

Они слышали, как Билли отключила в гостиной телевизор, передававший программу новостей, и звонила своему адвокату. Новости касались Берлина: там возникли беспорядки, разрывавшие город на части. Происшествие, впрочем, не столь уж значительное в огромной панораме мировых событий.

Отель «Бельвю»

Дрезден

Гроб Митцер не привык, чтобы его заставляли ждать, особенно в день Нового года. Он нервно вышагивал по коридору туда и обратно перед номером 217 на третьем этаже отеля «Бельвю» (улица Кепкештрассе, проходящая по берегу Эльбы).

Дрезден. Город разбитых надежд, принявший на себя в 1945 году последний удар Черчилля по гитлеровскому «третьему рейху». Тогда английские бомбардировщики практически сровняли город с землей и в одну ночь уничтожили тридцать пять тысяч его жителей. Эта ужасная ночь получила известность как «Месть Черчилля».

Дрезден. После окончания Второй мировой войны он стал центром подпольной деятельности национал-социалистов Германии, подавленной русским вторжением. Эта деятельность не давала окончательно умереть разгромленной политической доктрине, которая еле теплилась в первые годы поражения и оккупации, пережила новый коммунистический порядок ГДР и заявила о себе в освободившейся в конце концов объединенной Германии. Это было движение затаенных слов, тайной мечты, вынашиваемой теми, кто помнил, чего мог бы достичь «третий рейх», и кто передавал эту мечту другим германским поколениям. Эта мечта легко хранилась и пестовалась при русских. Любое существование было лучше, чем ничтожная жизнь коммунистического режима. Для многих такая мечта при всей ее неопределенности была как бы воротами в будущее.

А когда коммунизм потерпел поражение с помощью простого уничтожения бетонной стены, национал-социализм вновь стал грязным словом, напоминанием о расправах с детьми и массовых убийствах. Он действительно мог пробуждать такие воспоминания в остальном мире, но мечтатели связывали с ним идею величия, идею обретения новой Германии. И поэтому, сохраняя под спудом свои жестокие секреты, они предприняли первые попытки выйти из подполья, заявить о себе как об организованном движении. Они стали набрасываться на поляков, турок и других иностранцев, которые работали на Востоке, избивать их своими цинковыми трубами и бейсбольными битами, заставляя уезжать туда, откуда те прибыли. «Германия – немецкое Отечество (фатерланд)». Это стало распространенным и популярным лозунгом для безработных, для стремящихся к национальному самоутверждению. Сплотившись, мечтатели стали работать над тем, чтобы их затаенные слова были подкреплены современной техникой, современными организациями, финансовой поддержкой крупных предпринимателей, осознающих значение германской судьбы. Но будущее нуждалось в хаосе. Из этого хаоса в один прекрасный день они выведут Германию к свету и величию. Именно так, как это сделал Гитлер в 1930-х годах.

Вилли Кушман был выбран идеологом и лидером, который поведет их вперед в тот день, когда национал-социалисты заявят о себе в полный голос. Но Вилли Кушмана не стало, и Совет двенадцати, одним из членов которого был Митцер, избрал нового лидера.

Тридцатишестилетний Петер Фрик, как и покойный Вилли Кушман, был дрезденским юристом и выполнял обязанности личного секретаря прежнего лидера, а также технического организатора нарождавшегося движения. Он действовал как Яго при Отелло – человек из стали, вынужденный находиться в тени вождя-мечтателя.

Кушман был ставленником Митцера. А Фрик хотел иметь лично ему преданных людей, свою собственную программу на будущее. Он устал от мечтателей, которые говорили только о прошлом. Но ему нужны были их деньги, их связи. Они должны были стать его таранами. Он мог бы вести такую игру как угодно долго, в меру необходимости. Митцер и другие полезны на своих местах, но они должны понять его собственные планы и возможности.

Именно поэтому он и заставлял ждать крупного промышленника в коридоре, делая вид, что проводит важную встречу организационного характера.

А за рекой, на Театерплац, которую окружали Цвингер, Хофкирхе Кафедраль и опера Семпер, Митцер мог видеть толпу туристов. Стоял холодный день, но небо было ясным, и площадь купалась в солнечном свете. Хороший день для прогулок, хороший день для того, чтобы жить.

– Сожалею, Гроб, что пришлось заставить вас ждать, – услышал он за спиной голос Фрика. Митцер обернулся. Фрик подошел с приподнятой в знакомом жесте рукой.

– Петер, – сказал Митцер, также поднимая руку, но чувствуя определенную неловкость от этого запретного приветствия.

Наигранная улыбка Фрика хорошо гармонировала с его широкими белыми усами. Он опустил руку для обычного приветствия. Митцер ответил рукопожатием. Новый вождь был одет в деловой костюм, серый шерстяной джемпер вполне соответствовал облику преуспевающего юриста. За ним в дверном проеме стояли одетые в коричневые рубашки телохранители, которым в будущем предстояло занять традиционное место штурмовиков в рядах нового национального движения.

– Счастливого вам Нового года. Надеюсь, что это будет знаменательный год для нашего движения, – сказал Фрик. Митцер отметил, что он и не извинился за встречу, назначенную в праздничный день, заставив промышленника пролететь через всю Германию на своем личном реактивном самолете. – Что вы рассматриваете с таким интересом? – спросил Фрик, подходя к окну.

– Смотрю на Цвингер и находящихся там туристов. Приятно опять видеть на площади толпы народа после всех этих жутких лет.

– Приятно. И им следует приходить к Цвингеру. – Фрик посмотрел на один из самых прекрасных дворцовых ансамблей Германии в стиле барокко, на семь соединяющихся друг с другом павильонов, которые образуют самый примечательный архитектурный образ Дрездена. – Они выстояли под всеми бомбами. Они выстояли, когда все другое было сожжено до основания. Это наше прошлое и наше будущее. Великое время, Гроб. Историческое время. – Фрик повернулся к своему гостю. – Проходите же в комнату, – сказал он, беря Митцера за руку.

Двое из телохранителей остались у двери, которую Фрик закрыл. Небольшой кабинет с простым столом и несколькими креслами был оборудован в прежнем будуаре.

– Вы же знаете Хельмута, – сказал Фрик. – Я попросил его присутствовать на нашей встрече. Просто на случай, если нам понадобится какая-нибудь помощь.

Митцер кивнул Хельмуту Крагану, потомку пруссака с бычьей шеей, который был личным помощником Фрика. Краган ответил улыбкой столь же теплой, как давно потухшие языки пламени. Митцер почувствовал какое-то различие между хозяином кабинета и его помощником, но не смог сразу определить, в чем оно заключается.

– Я подумал, что нам безопаснее встретиться здесь, – продолжал Фрик. Его немецкая, речь отличалась большей нормативностью, чем у Митцера, что вообще свойственно жителям Восточной Германии. – К сожалению, приходится соблюдать тайну. Но, возможно, это ненадолго. – Он жестом пригласил Митцера сесть в одно из кресел, а сам опустился в стоявшее рядом. – Я знаю, что вы не голосовали за меня на заседании руководства. Мне понятны ваши мотивы, поиски кого-то более… – он помедлил, – зрелого. Надеюсь, что вы сможете убедиться в моих качествах руководителя.

– Это было вчера. Сегодня я обещаю вам полную поддержку. Буду рад действовать под вашим руководством.

– Благодарю. Я не обойду вас. Рассчитываю на вашу постоянную поддержку и ваши советы, когда они мне понадобятся.

Оба немного помолчали, покончив с формальными любезностями.

– Не хотите чего-нибудь выпить? – спросил наконец Фрик.

Митцер, поблагодарив, отказался.

– Вы слышали сегодняшние новости из Берлина? – продолжал Фрик.

– Да.

– Для нас это хорошо. Все телевизионные репортажи о головорезах, которые нападают на противоповстанческие части полиции, имеют определенный педагогический смысл.

– Это люди из «Нового форума», – презрительно бросил Краган, стоявший около своего лидера. Митцер теперь ясно увидел внешнюю особенность Крагана. Тот подкрашивал сероватые волосы, создавая белесые пряди. Он помнил, что когда-то так делал Мартин Борман, чтобы походить на настоящего блондина-арийца.

– Из нового ничтожества, – переоформил мысль своего сотрудника Фрик. – Коммунисты и сионисты. Анархисты. Со своими могиканскими прическами и своими реликтовыми одеяниями. Кожаные куртки, джинсы и, как говорят англичане, бычьи ботинки. Чем активнее они нападают на полицейских, тем больше станет людей, поддерживающих подлинный закон и порядок.

– Там свыше трех тысяч полицейских.

– С бульдозерами и бронетранспортерами. С полицейскими дубинками и слезоточивым газом. Девяносто полицейских ранено. Многие арестованные оказались радикалами из Франции, Италии и Нидерландов. Они пересекли старую границу, бывшую Стену, чтобы разнести свои политические взгляды по остальной Германии. А средства массовой информации, – он фыркнул с презрением, – скрывают правду. Они возлагают вину на несостоятельность местных и федеральных властей. Вам это знакомо?

– Совсем как в 1933 году.

– Точно. Хаос перед порядком. В 1933 году был фюрер. На этот раз будем мы. – Фрик заливисто рассмеялся, возбужденно и по-девичьи. – Вам известна старая шутка: «Дай немцу винтовку, и он направится во Францию»?

– Надеюсь, что теперь смогу послужить партии, – сказал Митцер, возвращаясь к разговору по существу дела.

Фрик с пафосом обратился к промышленнику:

– Вы же краеугольный камень будущего. Руководитель бизнеса. Настоящий создатель индустриальной нации страны.

Он играл на самолюбии Митцера и видел, что его восхваления оказывают на промышленника желаемое воздействие. – Когда в 1933 году национал-социалисты пришли к власти, это произошло благодаря поддержке крупного бизнеса. Преуспевающая промышленность возможна только в организованном обществе. Поэтому-то они и поддержали нас в 1933 году. И поэтому вы поддержите нас теперь. Именно здесь нам нужна ваша помощь. Надо показать предпринимателям, что в нас их спасение и что мы залог их успеха. На этот раз нам не потребуется военная сила, чтобы добиться наших целей. При единой валютной политике Европы, при полномочиях «Бундесбанка», управляющего финансовой политикой Европы, мы все сможем сделать без единого выстрела. Даже проклятые англичане утратят свой суверенитет. Но чтобы сделать это, нам нужно быть в правительстве. А для этого необходим хаос.

– Западногерманские бизнесмены подвергались нападениям со стороны «Красных бригад», руководимых Баадер-Майнхофом и другими. Это стало частью нашей жизни почти тридцать лет назад. И так продолжается до сего дня, что подтверждает случай с Роведдером и некоторыми другими.

– Вы знали его?

– Он был одним из моих друзей. – Хороший друг, вспомнилось Митцеру. Он припомнил шок, пережитый им, когда Детлев Роведдер, политический деятель, ответственный за приватизацию значительной части государственных предприятий в Восточной Германии, был застрелен в своем доме в Дюссельдорфе в 1991 году.

– Да. Это красные. – Фрик не упустил возможности напомнить Митцеру, что группировка «Роте арме» взяла на себя ответственность за это нападение. – Вашим коллегам следует знать, что только мы можем вывести их из этой сумятицы. Что мы являемся единственной альтернативой анархии и беспорядку. Это наша общая судьба. И я надеюсь, мой дорогой Гроб, что вы подскажете им правильную дорогу. Для их же спасения. Для спасения Германии.

Сила этого человека захватила Митцера. Он почувствовал мощь и чары, которых никогда не было у Кушмана. Действительно, сейчас время радикальных действий, и Фрик обладает магнетизмом, необходимым лидеру национального движения.

– Я… можете рассчитывать на мою преданность… на мои усилия, – промямлил Митцер, не чувствуя больше возможности называть Фрика по имени. Лидер партии заслуживает большего уважения.

– Ничего большего я и не ожидал, Гроб. Я предоставлю вам средства для достижения наших целей. Не стану вас сегодня обременять всеми этими планами, но в нужную минуту вас снабдят всем необходимым, чтобы убедить ваших коллег. А тем временем давайте позволим коммунистам, сионистам и другим анархистам драться вместо нас за наше дело. – В тоне его нарастала ненависть. – Даже еврейское дерьмо требует возвращения якобы их собственности на территории Восточной Германии. Они обескровили нас перед 1930 годом и теперь снова хотят проделать то же самое. Как на это должны реагировать простые немцы? Их дома, их земли были отобраны коммунистами, а теперь, когда они снова начали работать на себя, евреи используют германские суды, чтобы опять захватить их собственность. По какому праву? А потому, говорят они, что эта собственность украдена у них до войны. Украдена у них? Да ведь они сами являются жуликами истории. Как же, черт возьми, можно украсть у жулика?