Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

– А если что выплывет, кому докладывать? – спросил Такер, боясь, что будет назван Картер.

– Мне, – бросил ЗДА. – Связь буду поддерживать я. Если вы не сможете связаться со мной, обращайтесь прямо к ЗДР. Картер будет заниматься вопросами внутренней безопасности.

Когда начальство ушло, Такер заметил:

– А у вас почему-то не оказалось никаких предположений.

– Чертовски правильно, – ответил Картер. – Ведь все завязано на неудачниках. Все дело в вашем трахнутом компьютере. Вот и мудохайтесь с ним.

Картер смылся, а Такер посидел еще некоторое время, придумывая, что бы ему сказать Джин и детям. Виноват, детки, в рождественский день все отдыхают, вплоть до президента. Но Санта-Клаус и ЦРУ работают даже в праздники.

Отель „Хиатт Регенси“

Вашингтон, округ Колумбия

Девушка с большим черным „дипломатом“ прошла через вестибюль, вызывая всеобщий интерес своими пронзительными черными глазами.

Как большинство действительно красивых женщин, она привыкла к этим обращенным на нее взглядам и как бы не замечала их. В свои двадцать с лишним лет Мэри Моникер не была каждодневной проституткой. Она работала на самое респектабельное в Вашингтоне агентство по сопровождению, клиентура которого состояла из достаточно состоятельных особ, прибывающих в этот столичный город по своим делам.

В красивом темно-сером деловом костюме, надетом на кремовую блузку, Мэри смотрелась как молодая, но уже влиятельная сотрудница какой-то преуспевающей фирмы, спешащая на важное заседание. Ее манера держаться, сдержанная и уравновешенная, не поощряла мужчин к немедленной охоте. Тем более что рядом шел весьма внушительных размеров джентльмен в черном костюме. Это был ее шофер, ее охранник и ее, так сказать, деловой представитель – в одном лице.

В это время в угловом номере девятого этажа специальный помощник государственного секретаря по вопросам европейской безопасности Филип Новак готовил себе выпивку. За ним с уже наполненным стаканом виски с содовой стоял заместитель военного атташе русского посольства Дмитрий Зорге и смотрел в окно на протянувшуюся внизу улицу.

– Очень сильное движение в канун Рождества, не правда ли? – сказал он.

– В Вашингтоне это время повышенной активности для всей холостой молодежи, которой негде приткнуться. А для средних администраторов – время вечеринок. – Новак подошел к Зорге. – А по какому важному поводу вы, Дима, вытащили меня из дома в канун Рождества?

– Простите за столь не подходящее для нашей встречи время, – ответил Зорге, возвращаясь от окна в глубь комнаты. – Не мне вам говорить, что распоряжения начальства мы должны немедленно выполнять.

Новак кивнул и усмехнулся. Он знал, что приказы Зорге поступали непосредственно от высшего руководства КГБ. Разумеется, Зорге знал, что и Новак напрямую связан с исполнительным директором ЦРУ. Такое взаимопонимание шло на пользу дела. Они представляли собой непосредственный информационный канал между двумя ведомствами безопасности. Руководители этих ведомств через них могли общаться друг с другом, когда не срабатывали все другие контакты. Новак и Зорге были знакомы больше десяти лет, видели закат „холодной войны“, крушение Берлинской стены и начало осуществления далеко идущих планов перестройки. Они были преданы своим ведомствам и сохраняли дружеское взаиморасположение, насколько это было возможно в реалиях постоянно менявшейся политической конъюнктуры.

– Вы уже доложили начальству, что я хотел встретиться с вами?

Конечно, Новак сразу же доложил это исполнительному директору ЦРУ и, к своему удивлению, немедленно был приглашен на совещание в Лэнгли. После опроса ему поручили выслушать Зорге и пойти на сближение, если идеи русских будут соответствовать американским интересам.

– И вы знаете, почему я хотел этой встречи?

Новак про себя усмехнулся. Для Димы было характерно назначить встречу, а потом попытаться прощупать, что знали американцы. Неудивительно, что русские так преуспели в шахматах.

– Нет, – ответил он.

– У нас хотели бы знать, не собираетесь ли вы реанимировать враждебность между нашими странами.

– Для чего же? – Новак был искренне удивлен подобным вопросом.

– Вот это мы и хотели бы знать.

– Постойте, Дима. Никто не желает возвращения к тому, что было. Какие у вас основания к беспокойству?

В дверь постучали.

– А! – сказал Зорге. – Надеюсь, что это наше вечернее развлечение.

Он прошел к двери и открыл ее. Там стояла Мэри Моникер со своим эскортером.

– Замечательно, что вы уже здесь. – Зорге пропустил гостей в комнату и закрыл за ними дверь.

– Но не в канун же Рождества? – воскликнул Новак, по лицу которого расплывалась широкая ухмылка.

– Разве можно было выбрать время получше? Ведь именно сейчас христиане раздают подарки.

– Мистер Зорге? – спросил эскортер.

– Да.

– Мне Нужна ваша подпись. – Внушительный мужчина вынул из верхнего кармана листок отпечатанного текста с копиркой на обороте. – По законам этого штата проституция запрещена и карается высокими штрафами и даже тюремным заключением. Наши сотрудницы по сопровождению предназначаются только для того, чтобы разделить компанию приезжающих по своим делам одиноких джентльменов. Не следует склонять девушку к сексу – за деньги или без денег, все равно. Стоимость услуг по сопровождению составляет 150 долларов в час. Дополнительная плата в 150 долларов в час или же части этого взимается за превышение времени работы вашей компаньонки. Для того чтобы удостовериться, что все вас устраивает, так же как и нас, сопровождающая вас должна ежечасно звонить нам по телефону. Наложенные платежи могут делаться по карточкам „Америкэн экспресс“ или „Дайнез-клаб“. Если вы согласны с этими условиями, подпишите, пожалуйста, контракт на вечер.

– И никакого секса?

– Никакого секса. – Эскортер не обратил внимания на иронию Зорге и вынул из кармана ручку. – Таково правило. Благодарю вас, – сказал он, вручая Зорге копию соглашения и пряча в карман его оригинал. – Приятного вам времяпрепровождения. С Рождеством Христовым. – Он повернулся и вышел из номера.

– Хэлло, Мэри, – сказал Зорге.

– Дима, – припомнила она, прислонившись к нему и целуя в щеку.

– А это мой друг, Филип Новак.

– Привет, Фил.

– Привет, Мэри, – ответил Новак, как старой знакомой.

– На обычных условиях? – Мэри снова обратилась к Зорге.

– Конечно.

– Что ж, ребята, заканчивайте вашу болтовню. Я пойду освежиться.

Мужчины наблюдали, как она прошла в спальню, а затем Зорге налил себе еще немного. Новак сидел в кресле, развернутом к спальне, и наблюдал, как Мэри положила на кровать свой „дипломат“ и открыла его. Подошел Зорге, сел на диван напротив него.

– А на нее можно положиться?

– Такие девицы слышат больше секретных данных, чем КГБ и ЦРУ, вместе взятые. Их работа зависит от того, насколько им доверяют.

– Итак, зачем же понадобилась встреча?

– Видите ли, перестройка оставила много пробелов в том, что касается разведки. Некоторые сюжеты завязались так давно, что иногда затруднительно поставить точку. У обеих сторон по всему миру раскинуты сети агентов-нелегалов. И если у нас их больше, чем у вас, то это потому лишь, что при президенте Картере вы сосредоточились на наблюдениях с помощью спутников и самолетов. Даже если вы перестали шпионить за нами, такие спутники остаются на своих орбитах. Потребуются секунды для того, чтобы снова включить камеры. Наши же шпионы находятся на земле. В Европе, в Африке, у нас агентура в большинстве регионов. Мы не используем их сейчас, но они там находятся… на всякий случай.

– Это приемлемо для обеих сторон. Даже выгодно. – Новак, очевидно, намекал на разрешение кризиса в Персидском заливе. Он старался не очень проявлять свой интерес. Разговор развивался в нужном направлении и темпе.

– Одного из наших нелегалов замели. Совсем недавно.

– Что такое? – Новак непроизвольно обнаружил свое удивление. Это было не то, что он ожидал, не то, о чем шла речь в Лэнгли.

– Именно так. Я не скажу где, но это было несомненное убийство.

– Как вы это определили?

– Использованы методы в стиле кагэбэшных акций пятидесятых годов.

– Вы шутите.

– Нисколько.

– А что это за методы?

– Это не имеет отношения к делу.

– И вы хотели бы знать, не замешаны ли мы в этом?

– Да.

– Но если бы мы даже были замешаны, мы бы просто отрицали это.

– И все же – замешаны?

– Нет.

– А поможете нам разобраться?

– Полагаю, что да. Но не мне решать этот вопрос. А вам действительно необходима помощь?

– Это тоже не мне решать. Мне просто поручили начать диалог.

– Хорошо. Я это передам. Дальше, Дима. Есть еще кое-что, не так ли?

– Конечно. Недавно ваши люди поспешно вывезли из Канн одного американского ученого. Чернокожий разносчик открыл стрельбу-по группе, в которой тот находился.

– Правильно. Мы подумали, что он мог бы оказаться в опасности.

Новак откинулся назад и взглянул в спальню. Люстра была выключена, и только на стене мерцал ночник. Девушки не было, но слышался плеск воды. Должно быть, она находилась в ванной.

Он решил пойти навстречу собеседнику.

– Перед тем как прийти сюда, меня вызвали в Лэнгли, – сказал он. – Был только исполнительный директор и я. Мы тоже потеряли двух оперативных работников. Как и вы, совсем недавно. Второй погиб вчера.

Зорге недоверчиво смотрел на своего давнего друга.

– Допустим, что использовались старые методы, но можно предположить здесь особую предумышленность. Слишком много совпадений.

– И вы считаете, что это наших рук дело?

– А как вы думаете, Дима? После всех этих лет. Поэтому-то мы и встревожились в отношении нашего парня в Каннах. Он занимается некоторыми жизненно важными делами.

– Нам известно, что в Каннах использовался тот же метод, с помощью которого убрали нашего нелегала, – откровенно заявил Зорге.

– Неужели? – недоверчиво выпалил Новак.

– Зачем мне лгать?

– Да херня все это, Дима. Черный использовал пистолет. В этом нет ничего странного. Даже для вашей компании. – Но он сейчас же пожалел о своей дешевой, ненужной самоуверенности.

– Это не так. Немец был уже мертв. До того, как его кокнули пулей.

– Не вижу в этом смысла. За исключением того, что наши люди видят в этом охоту на ученого. Вы уверены в том, что пули поразили уже мертвого человека?

– Как я уже говорил, это был испытанный метод КГБ.

– А зачем вы сообщаете об этом нам?

– Потому что наши руки чисты. Потому что кто-то пытается провести и вас и нас.

– Привет, мальчики. – Мэри появилась в дверях спальни. – Посмотрите, что вам принес Санта-Клаус.

Она стояла там в красной, отороченной мехом накидке, которая едва покрывала ее упругие груди, стянутые белой лентой. На ней не было ни панталон, ни бикини, и только искусственная белая борода рождественского деда прикрывала ее самое затаенное место. Длинными змейками тянулись по ее стройным ляжкам подвязки, поддерживая желто-коричневые чулки.

Определенно пора было кончать разговор.

– Итак, чего хочется мальчикам: слегка трахнуться или всерьез заняться любовью? – продолжала она.

– А в чем разница? – спросил Новак.

– Триста долларов или пятьсот долларов.

Мужчины рассмеялись от ее милой циничности. Зорге встал.

– Давайте поговорим в спальне, – сказал он.

Девушка повернулась на своих красных прямых каблуках, высотой в пять дюймов, и прошла в спальню. Мужчины последовали за ней. Верхний свет там был выключен, комнату освещали только пять тонких свечей, установленных в небольших подсвечниках из красного стекла. На полу стоял открытый пустой „дипломат“, а его содержимое было аккуратно разложено на одежном столике.

Там было два хлыста, один с тонкими кожаными ремешками длиной не более десяти дюймов, а другой более грубый, которым мог бы похвастаться сам Индиана Джонс. Рядом с ними располагался целый набор мужских фаллосов. Наименьший из них был тонким, длиной в три дюйма и сделан из твердого пластика с шероховатой поверхностью. Самый крупный можно было принять за инструмент из чистого и упругого каучука, был он свыше четырнадцати дюймов длиной, с пенисными головками сразу с двух сторон. Еще три несколько разнились очертаниями и размерами, входя в набор для удовлетворения всех потребностей и вкусов. Там были также разнообразные презервативы, кожаные мужские плавки и коллекция порнографических фотографий.

Мэри крутилась по комнате, предоставляя им возможность восхищаться собой и предвкушать заказанное удовольствие. Невозможно было поверить, что еще пятнадцать минут назад она проходила через вестибюль отеля с видом неприступно-скромной сотрудницы какой-то безымянной фирмы.

Новак взял самый маленький блестящий муляж и протянул ей.

– Немного выпадает из набора, не так ли?

Мэри засмеялась и взяла у него игрушку.

– Садитесь, мальчики, – прощебетала она. – Теперь небольшое представление.

Мужчины уселись: Зорге на единственный в комнате стул, Новак на край стола для раздевания. Он собрал фотографии и стал их перебирать, а Мэри уже лежала на кровати – с лицом, обращенным к своим зрителям, и раскинув ноги так, чтобы они могли созерцать ее последнюю открытость. Рождественская декорация была отброшена, и пальцы ее рук заскользили вокруг ничем не прикрытого отверстия, превращая его теплоту и сухость во влажность. Они видели и слышали эти потирания и поглаживания, сопровождающиеся вызывающе искусным мурлыканьем и дразнящей улыбкой ее совершенно беззастенчивого лица.

Как только она себя увлажнила, в ход пошел маленький фаллос. Она возбуждала себя короткими, резкими посылами муляжа в собственную плоть, в разверстое нутро. Потом она вытащила игрушку и стала ее лизать языком, обсасывать губами. Наконец она ввела ее в другое свое отверстие, которое в тот момент можно было назвать преисподней в соотношении с небесами передка.

Зорге распустил брючную „молнию“, вытащил свою жесткость, уже не умещавшуюся в штанах, и стал ее поглаживать. Новак, оставив в покое фотографии, был как бы прикован к видениям рая и ада, развертывавшимся перед ним.

– Смотрите же сюда, мальчики. Смотрите на это, – повелевала она, наслаждаясь той силой, которую возбуждала в них, призывно покачивая бедрами.

– А ты когда-нибудь делаешь это бесплатно, сладкая? – спросил Новак, не отрывая глаз от ее прелестей.

Она рассмеялась, прекрасно зная, что эти два трюка стоили запрошенной ею цены.

– Однажды был мальчик, не более восемнадцати лет, который затащил меня в свой гостиничный номер. Смотри сюда, негодник, – незлобно выругала она Зорге, который перевел глаза с раскрытого ею колодца на ее лицо, когда она стала рассказывать. Он вернулся к созерцанию того, как она умело дрочила свою собственную плоть. – Просто не подымай глаз отсюда, детка, следи за моими действиями. У того мальчика было только двадцать долларов. Двадцать несчастных долларов, не больше. Я сказала ему, что получила бы двадцатку, и только подзадорила его. Но когда он снял штаны, уф, я увидела, чем он располагает. Это было здорово, и даже еще больше. Я, ребята, почувствовала, что мне это нужно заполучить немедленно. И он сделал как надо. Восемнадцать лет, и самый большой петух, который я когда-либо видела. После этого я просто не могла заставить себя взять… Он сохранил свои двадцать баксов. Мальчики, если вы хотите от меня самого лучшего, это будет стоить немало. А теперь смотрите, старайтесь, чтобы головы у вас были заняты только этим.

Новак внезапно встал, взобрался на кровать, с головой уместившись между ее раскинутыми ногами.

– А ты продолжай смотреть, негодник. Не отвлекайся.

Зорге подался вперед на своем стуле и увидел, как голова Новака резко придвинулась к ней и стала то подыматься, то опускаться. Манипулируя своим языком, он делал длинные и быстрые движения по углублениям ее тела, потом прижался носом и ртом к ее влажности, умывая лицо ее соками, облизывая ее всю, пока она не начала отвечать так, как он хотел, как женщина, а не как шлюха, отрабатывающая свою пятисотдолларовую часовую смену. Никакой восемнадцатилетний мальчишка не мог бы превзойти Новака. Она сделала резкое движение, подняв ноги и освободив маленький муляж, потом обхватила голову Новака руками и почти утопила его лицо в глубине своей скважины. Он перестал лизать, почувствовав неподдельность ее желания и напрягшийся выступ ее маленького рая, который под его языком стал жестким и острым.

– Не останавливайся, – приказала она Новаку голосом тихим и глубоким, лучше всего свидетельствовавшим об охватившем ее голоде страсти. – Ради доброго траханья, не останавливайся. Не останавливайся, дружок.

Зорге смотрел, как голова Новака двигалась вверх и вниз между широко раскинутыми ногами Мэри, видел, как рот и язык его друга покрылись пеной. Когда же ее тело вдруг обмякло, ноги выпрямились и упали на постель, Новак взглянул на нее, а затем с улыбкой повернулся к Зорге.

– Ноу-хау янки, – сказал он, подымаясь и освобождая место между ее ног.

– Ловкость Нижинского, – в тон ему отметил Зорге.

– Уф! – произнесла Мэри, поворачивая голову к Зорге. – Каков же он, когда скинет шмотки?

– А теперь поговорим о доказательствах, – продолжил прерванную беседу Новак, снимая последовательно куртку, галстук, рубашку. – Ваши люди в Каннах. Какие же они нашли доказательства?

– Кое-что нашли из того, что вы просмотрели. – Зорге встал и начал раздеваться.

– Полиция и наши люди облазили весь пляж. И они ничего не нашли. Какое же это могло быть оружие, если… – Новак сбросил башмаки и распустил „молнию“ на брюках. Мэри следила за ним. Ее ноги вновь приняли положение, при котором Новак был между ними.

– Просто поверьте мне, – перебил его Зорге.

– Слишком много совпадений.

– Нет, совпадений еще не так много.

– В Лэнгли обеспокоены состоянием базы наших данных. Это дело достаточно новое.

– Итак, кто же первый начнет отзывать своих нелегалов?

Новак пожал плечами и скинул брюки, на его мужскую готовность к финалу игры не повлияла дискуссия с Зорге. Американец не спускал глаз с лица Мэри, желая сохранить охвативший его зуд.

– Не наступило ли время вывести наших людей из опасных зон? – спросил Зорге, теперь уже почти раздетый.

– Не нам решать это.

– Но нам хотелось бы знать, чего хотят ваши люди.

– Именно это и меня просили узнать. Что вы хотите? Это же дьявольский тупик. Я говорю о том, кто первый пойдет на такое решение. А как обеспечить за этим наблюдение? Кто же поверит, что другая сторона отозвала всех своих нелегалов?

Новак вновь был на кровати, определяя наиболее удобную позицию.

– Хотите ли вы сделать это первыми? – спросил он.

– Нет-нет. После вас. Это мне поручено передать.

– Как всегда, вы дипломатничаете, Дима. Всегда дипломатничаете. – Став на колени, Новак нагнулся над лицом Мэри и вставил свой пенис ей в рот. – Нам нужно знать, что происходит, Дима. Нам нужно это знать совершенно точно. – Голос его стал звучать напряженно и тихо, с некоторой прерывистостью дыхания. Дело было не в содержании слов, просто сотрудница по сопровождению, засовывая пенис глубже и сильнее, на миг лишила ответственного функционера госдепа ясности и четкости рассудка.

– Это должно быть остановлено. Прежде чем выйдет из-под контроля, – пытался еще по инерции бормотать русский, понимая, что его собеседник окончательно уже отключился от межгосударственной проблематики.

Зорге залез на кровать за Новаком, обхватил руками бедра девки и придал ее телу такое положение, чтобы войти в него, не нарушая ее занятости с другим клиентом. Он видел, как американец захвачен процессом, порадовался его крепкой мускулатуре и даже немного пожалел девушку. Теперь, когда ноги профессионалки крепко обхватили его, он обвил руками Новака, зная, что американец ошибочно думает, будто это понадобилось ему только для того, чтобы закрепиться на одном месте. Но затем он поднажал бедрами и услышал, как блудница охнула, когда он пробрался к другому ее, адскому, отверстию. Она постанывала уже не от удовольствия, а от острой боли, прижатая к кровати весом двух крепких мужчин, которые накачивали ее одновременно, пытаясь освободиться от напряжения похоти.

А за освещенным свечами окном на улицы Вашингтона начал падать первый снег. Прохожие торопились, водители машин в нетерпении прибавляли скорость, несколько последних реактивных самолетов пролетели над Потомаком из вашингтонского Национального аэропорта, и пассажиры предвкушали тепло и уют своих пригородных домов.

Осанна! Быть Рождеству белым…

Сан-Диего

В то Рождество в Сан-Диего не было снега.

Собственно, его там никогда не бывало, если не считать декоративной россыпи на искусственных деревьях универсамов, в витринах центральной части города.

Так что Билли Вуд никогда не видела Рождества с белым покровом, разве только по телевизору. Однажды ей пришлось провести Рождество в Атлантик-Сити. Там тоже не было снега, дул ветер, лил дождь, и пронизывающий холод заставил ее тосковать по родной Калифорнии. Ее компаньон, один из первых любовников после развода с мужем, был совершенно мокрым от непогоды. Большую часть времени он проводил за столом для игры в кости. Она оставила его там растрачивать состояние, которого у него никогда не было, но которое он пытался выиграть. При первой же возможности она возвратилась в Сан-Диего, чтобы в одиночестве провести праздники у телевизора, невольно терзаясь вопросами о Питере: где он сейчас и с кем проводит время?

– Хочешь на завтрак грейпфрутовый сок? – спросила Билли, хлопоча на кухне.

– Что ты говоришь? – прокричал Гейри издалека.

– Грейпфрутовый сок хочешь? – повторила она громче, чтобы он смог ее услышать.

– Да, – послышался приглушенный ответ.

Она наполнила два высоких стакана, поставив их на большой поднос рядом с чайником, двумя чашками и двумя пакетами швейцарской сыромолочной смеси. С подносом в руках она прошла из кухни через гостиную и спальню в комнату для гимнастики, которая выходила на балкон.

– Привет, малютка, – пропыхтел Гейри, пристегнутый ремнями к скамье для упражнений с гирями. Мощным нажатием рычага он заставлял тяжеленные гири легко скользить вверх и вниз по железной раме.

Тепло улыбаясь, Билли пронесла через вращавшиеся двери поднос на стол. Она восхищалась его двадцатишестилетним телом, бронзовым сгустком машинообразной мускулатуры. Его короткие шорты прилипли к телу от пота, мышцы играли от напряжения, хотя он выполнял упражнения без видимых затруднений. Да, это не Питер с его высохшими, дряблыми мышцами, обвисшим животом и редеющими волосами.

Он, правда, носит теперь модные вещи, желая казаться молодым. А девица, которую он вел тогда под руку, была его последним приобретением. Стильная шлюха, на фоне которой ему никак не обойтись без шикарных тряпок.

Ладно, Питер, пошел бы ты куда подальше. Этот день ничего общего с тобой не имеет…

Она прошла к Гейри, распахнув свой короткий домашний халат, под ним был только белый бикини. Склонив голову и поджав живот, стала поглаживать его белесые кудри, пропуская их через пальцы. Калифорнийский блондин. Именно такие мужчины ей и нравились. Ну да, был еще Питер, чтоб он сдох, проклятый!

– У тебя все в норме, малыш? – прошептала она на ухо Гейри с нежным поддувом.

– Подожди, малютка, мне нужно закончить. – Он, как всегда, находился в своем собственном мире, пытался преодолеть свои барьеры и не был рад ее вторжению.

Она же не могла и предположить, что может быть отвергнута. Ведь Рождество! Даже если нет снега…

Она скинула свой домашний халат и села на скамью, наблюдая, как пот струится по его груди, по мышцам живота. Ей нравился запах этого тела. Она провела лицом по его коже, попробовав языком ее солоноватую влажную поверхность. Он же не обращал на нее внимания, сосредоточившись на выполнении своих задач. Она двинулась дальше, не убирая языка и приближаясь к поясу его шортов.

– Мне нужно закончить, – выдохнул он, снова бросая вверх свое тело.

– Потом, малыш. Закончишь потом. – Она стащила шорты до колен. Правду говорят о культуристах. Все у них большое, хотя главное не больше, чем у большинства других. Она осторожно потянулась к заветному месту, полная искреннего восхищения. Ее всегда удивляло, как эта небольшая трубка из мяса внезапно вырастала и превращалась в твердое выражение мужественности, в предмет ее страстного желания. Это был магический момент, короткий промежуток времени между беспомощной дряблостью и отвердением экстаза. Она вся подалась вперед, рот ее приготовился поглотить его сладость.

– Христа ради, Билли! – закричал он, и тело его как-то вдруг поникло. Он не скрывал своего раздражения. – Мне же нужно кончить свою программу. Ты знаешь, что мне это нужно делать каждый день.

– Ты убил страсть! – взвизгнула она в ответ, вставая и подбирая халат. – Проклятье, ведь сегодня Рождество… Да застрелись ты со своей программой! Разве нельзя ее отставить на один прекрасный вонючий день? Разве ты не можешь этого для меня сделать?

Она запахнула халат и кинулась к двери. Затем повернулась и взглянула на него, кипя болью и унижением.

– У тебя совершенно паршивый вид, – стала она высмеивать его. – Лежишь себе, трудишься над своим телом со штанами, спущенными на твои отвратные коленки.

Скинув ноги со скамьи для упражнений, он попытался натянуть шорты, но они от влажности прилипли к ногам. Запутавшись в них, он грохнулся на пол. Боль пронзила его коленку, он обхватил ее ладонями, громко ругаясь и позабыв о спущенных шортах.

Билли со смешанным чувством ненависти и нежности бросилась на помощь, но он ее оттолкнул.

– Убирайся к такой-то матери! – закричал он. – Ты меня принимаешь за дерьмо. Но тебе придется оплатить все счета. Не…

– Извини, Гейри, малыш. – Она презирала собственные мольбы, но не могла себя остановить. – Я же не хотела этого. Я просто хотела тебя. Я просто…

– Я мог разбить коленку. Ужасно! Меня могли отправить в больницу.

– Извини. Я просто хотела побыть с тобой. Ведь Рождество.

– Могла бы и подождать.

– Хотелось быть с тобой.

– Ты просто хотела трахнуться. Только об этом и думаешь. Попался я. Тебе нужен мужик для ежедневной и регулярной случки…

– Нет, это неправда. Это не…

– Именно так. В этом все твои проблемы.

Он встал и оттолкнул ее, она упала. С трудом натянув шорты, он ушел, оставив ее лежащей на полу. Потом, немного успокоившись, она встала, подошла к окну и выглянула на побережье Калифорнии.

Ей было ненавистно ее одиночество, и она знала, что он был прав. Но дело было не просто в сексе; как большинство женщин, она смогла бы обходиться без него. Причиной всего было одиночество. Эта неприкаянность, пустота, которая возникает, когда приходишь домой, а там даже не с кем посплетничать о событиях дня.

Она хотела бы ходить на работу. Но ради чего? Был бы хоть какой-то смысл в том, что она делает… Она еще не продвинулась с той задачей, которую ей задали в Лэнгли, а теперь Такер извещает, что ей поручается нянчить какого-то ученого. Она задавалась вопросом: знают ли они сами, чего хотят?

Страх перед этим ужасным меморандумом на ее столе, перед необходимостью отвечать на него усилил ее депрессивное состояние. Неправильно было после всех этих лет уходить с работы. Проклятая жизнь!

Рождество оказалось совсем ни к черту.

В Вашингтоне ЗДА положил телефонную трубку. Удивительно, что предложенный им план действий исполнительный директор с такой готовностью одобрил. ЗДР, разумеется, будет возражать, поэтому и следовало выйти прямо на его начальника.

Исполнительный директор сказал ему, что свяжется непосредственно с Лондоном.

ЗДА надеялся, что к вечеру Рождества будет получен ответ. Хотелось бы сейчас посмотреть на выражение лица ЗДР. Он усмехнулся, представив себе неудовольствие и даже гневную реакцию своего соперника.

И тут его позвала жена. Начали подъезжать первые из их многочисленных гостей.

Он прошел в столовую, чтобы заняться рождественской индейкой, разрезать ее так же безукоризненно, как, он надеялся, его новости вчистую подрежут ЗДР.

Дрезден

Германия

Вилли Кушмана похоронили в том же городе, где он родился, на следующий день после Рождества. Было холодное утро с пронизывающим ветром. В 6 часов все еще была темнота. Грозовые тучи сулили дождь, который ожидался уже давно.

Кладбище располагалось на южной окраине этого старого города; переполненное место, за которым десятилетия не ухаживали. Многие надгробия были сломаны и в беспорядке валялись на территории акра в три. Для Восточной Германии, которая полвека занималась более важными проблемами, все это было в порядке вещей.

Дрезден, подобно Восточному Берлину, Лейпцигу и всей советской зоне в целом, был городом, где время как бы замерло. Его архитектура (вернее, то, что осталось после одной из самых разрушительных бомбардировок прошлой войны) представляла собой смесь неряшливости 1950 годов с фрагментами замечательного германского барокко. Прекрасный и жалкий город, смертельно усталый после полувековой русской оккупации и коммунистического правления.

Где-то подспудно, невысказано теплилась память о прошлом. Не столько о той Германии, которая когда-то существовала, сколько о той, какой она могла бы снова стать. Такова была затаенная надежда жителей города. Они знали о своем прежнем, они мечтали его возродить. Пример Западной Германии был для них очевиден, хотя, в отличие от Запада, в отрыве от инструментов демократического общества многие из этих людей тайно держались за традиционный национализм.

Для них война продолжалась до тех пор, пока не рухнула Берлинская стена, пока русские войска не покинули их землю. Теперь возникла острая необходимость восстановить то, что было утрачено, потребность снова гордо утверждать свои национальные символы.

На почве такой упрямой убежденности стали возникать отдельные националистические группы, эмбрионы политических партий, которые хотели отхватить для себя толику власти и полагали, что заслуживают большего влияния на будущее объединенной Германии. Многие из них не верили в западную систему демократии. Они скрывали свои намерения и списки своих членов. В отличие от своих сограждан на Западе, которых они считали размягченными излишествами современного общества, восточные немцы правой ориентации вновь обретенную свободу рассматривали в качестве первого шага к самоутверждению себя как наиболее могущественной нации мира.

Старые привычки умирают с трудом. Особенно если их подавлять в течение пятидесяти лет.

Вилли Кушман принадлежал к одной из таких групп и был в ней одним из самых влиятельных членов. Профессиональный юрист, он сосредоточил свое внимание на корпоративном законодательстве, как только понял, что две Германии будут объединены. Он осознал, что, вопреки его опыту в коммунистической структуре, верховенство в новой стране будет определяться экономической мощью. Ведущим корпорациям принадлежит голос, если не полный контроль в деле процветания и развития наиболее могущественных государств.