Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Эдем сразу же отметил отсутствие на приеме седовласого мужчины. Просмотрев список участников, он обнаружил, что зовут его Альберт Гуденах, что он является русским экспертом по твердым топливам. Триммлер присутствовал, как всегда, с Труди и большую часть приема находился поблизости от фон Брауна.

– Леди и джентльмены, – произнес слащавый администратор-американец с серебристыми волосами, который уже пытался заигрывать с Билли, как только она появилась в зале. У Эдема возникла инстинктивная неприязнь к этому типу. Он отнес его к той многочисленной армии бесполезных людей, которые осуществляют возможные административные функции и часто присваивают себе заслуги экспертов. – Леди и джентльмены, пожалуйста, – проговорил он в микрофон с возвышения в конце зала. Он очаровывал аудиторию улыбкой победителя и поднятием руки призывал ее к тишине. Постепенно шум в зале утих, ученые и их гости повернулись к слащавому.

– Мне выпала честь быть здесь, – сказал он и сделал паузу. Стоявший за ним переводчик повторил это по-русски в другой микрофон. Они напоминали пару танцоров, постоянно сбивающихся с ритма. – Честь и привилегия… быть здесь, среди некоторых из самых знаменитых ученых в мире… я хотел бы сказать, быть здесь в такое историческое время, на пороге того, что станет когда-нибудь рассматриваться в качестве величайших научных достижений человечества… Теперь мы сможем вместе работать над проблемами, волнующими всех людей, проблемами медицины… охраны окружающей среды… возможностей науки предоставить каждому человеку, от самого бедного до самого богатого, перспективы лучшей жизни… Итак, добро пожаловать, друзья мои и коллеги, на это первое совместное мероприятие по космосу, проводимое нашими двумя великими странами… и с каким великим намерением! Освоить космическое пространство для человечества, изучить Вселенную, и делать это совместно, объединив все наши ресурсы, все наши таланты, все наши перспективы на будущее… в качестве интегрального научного движения… Завтра мы начинаем работать, а сегодня мы можем познакомиться друг с другом. Я не буду говорить много, я только призову вас поднять ваши бокалы и присоединиться к моему тосту за совместные космические деяния, за наши огромные возможности и наше блестящее будущее. За всех вас…

– Ну и дерьмо! – прошептала Билли, когда собравшиеся аплодисментами проводили выступавшего.

– Судя по его повадкам, я думаю, что это знакомый вам типаж, – сказал Эдем.

– Ух, ненавижу я их, когда они обретают такую силу.

– Где же Такер?

– Передает сообщение в Вашингтон. А почему я не вижу немецкого дружка Триммлера?

– Вероятно, слинял с приема.

– Вот будет интересно, если Триммлер окажется на их стороне.

– Не мочитесь в панталоны. Это не…

– Вы решились на самую низкую гадость, которую я когда-либо слышала.

– Почему?

– Да так. Унижает достоинство.

Эдем пожал плечами.

– У вас все принимают слишком всерьез.

– Ладно, забудем об этом… – Она была недовольна собой, неадекватной реакцией на язык молодого англичанина.

Между тем сквозь толпу гостей пробирался Такер, и Билли помахала рукой, чтобы привлечь его внимание.

– Прием счастливцев, – сказал он, подходя к ним. – А что же наш подопечный?

– В порядке, – ответила Билли, указывая на другую сторону зала, где Триммлер стоял в оживленно беседовавшей группе американских и русских ученых. – Поговорили с Вашингтоном?

– Поговорил. Они требуют усилить нашу бдительность.

– В каком смысле? – спросил Эдем.

– В смысле сказанного.

– Усилить нашу бдительность? Может, переместиться к нему в номер? Ходить с ним вместе на «очко»?

– «Очко»?

– Мужская комната, – пояснила Билли.

– Послушайте, – огрызнулся Эдем, раздраженный тем, что его перебили. – Мне важно знать, что они под этим подразумевают. Как далеко нам позволяется идти? – Эдем по природе был солдатом, приказы для него были основным продуктом потребления, даже если он их нарушал.

– Хорошо, хорошо, – ответил Такер, захваченный врасплох внезапным нахрапом Эдема. – Я полагаю, что нам прежде всего следует перекрыть все возможности нападения.

– Мы сможем это сделать, только плотно его прикрывая.

– Было также сказано, что мы не должны это делать слишком откровенно.

– Но это же нелепость!

– Я передаю вам то, что мне сказали. – Такер был недоволен англичанином. – Будем больше настороже, о’кей?

Эдем покачал головой. Если кто-то охотится за Триммлером, он может убить его запросто. Настоящая защита требует больших усилий.

– Нам могут выделить дополнительную помощь? – спросил он.

– Людьми?

– Да.

– Я спрошу их об этом, когда еще раз позвоню. А пока будем работать прежним составом. Постарайтесь держаться поближе к нему, но ненавязчиво. Я останусь с ним, пока он не отправится спать. Сегодня будет еще официальный обед здесь, в отеле. Я буду на нем присутствовать.

– А что, если он опять пойдет шляться?

– Вашингтон попросил его никуда не ходить в одиночку, если только это не официальная поездка. У вас обоих свободный вечер. Встретимся снова приблизительно в десять тридцать – одиннадцать.

Такер покинул их и пошел к группе, где находился Триммлер.

– Ого, свободный вечер, – сказала Билли.

– Чрезвычайно секретная служба, черт меня побери!

– Что это значит?

– Это значит, что нас пригласили на дьявольский пикник. Со свободным временем для хорошего поведения. Если бы вы побывали в некоторых местах, где я… Вопрос-то ясен: охраняем мы жизнь этого парня или нет? Здесь не может быть серединки.

– Скажите прямо, вас интересует Новый Орлеан или нет?

– Какие сомнения? – засмеялся Эдем. – Не я же плачу за эту увеселительную поездку, не так ли? Куда вы предлагаете?

– Давайте превратимся в туристов. Прошвырнемся по Французскому кварталу и посмотрим на развлечения аборигенов.

– Ето есть карашо, – сказал он, играя француза среди англичан. – Во Фланцузский квалтал. В ето плахая место, а?

Он заставил ее рассмеяться. Она вспомнила первый свой приезд сюда. Жизнь-то – дерьмовая штука. Просто способ заработать пенсию.

Штаб-квартира ЦРУ

Лэнгли

– Кто такой, черт возьми, этот Альберт? – спросил ЗДР.

– Один из ученых, – ответил ЗДА.

– Такер что-нибудь еще представил?

– Только свой оперативный отчет. Они посменно дежурят около Триммлера.

Исполнительный директор наблюдал через стол за своими заместителями. Каждый из них старался показать себя с лучшей стороны, чтобы произвести на него впечатление. Но по причинам вполне объективным ни тот, ни другой не мог стать его естественным преемником. ЗДА – исключительный администратор, но не больше. ЗДР, занимаясь тайными операциями, руководствуется шаблонами агрессивного напора. Они не обладают многообразием интеллектуальных качеств, которые нужны для выполнения руководящих функций. Что говорил об этом Конфуций? «Учитель должен учить свойх учеников всему, за исключением того, как стать учителем». Подходящая поговорка, вполне к случаю, думалось исполнительному директору.

– А Гроб Митцер? Я никогда не слышал о нем. Пока он не засветился в Каннах, – продолжал спрашивать ЗДР в присущем ему пренебрежительно-наступательном тоне.

– Крупный германский промышленник, – быстро ответил ЗДА. – Заправляет электроникой. Глубоко задействован в европейской космической программе. И в нашей, кстати.

– А это правда? – задержал разговор ЗДР, не желая представлять как свою слабость малую осведомленность об этом Митцере. – Смешно до чертиков. Ведь он сидел рядом с Триммлером, когда черный парень стал в них стрелять. У него были три Возможные цели – Триммлер, Кушман и Митцер.

– Все время приоткрывается что-то новое, – прокомментировал это исполнительный директор. Он повернулся к ЗДА: – Думаю, что вам следует также пояснить смысл той работы, которую мы проводим сейчас с русскими. – Он бросил взгляд на ЗДР, на лице которого не возникло и тени удивления. Сказывался большой опыт сидения на острие разведки. Выставляя ЗДА как инициатора контактов с КГБ, исполнительный директор осторожно снимал с себя главную ответственность за возможный провал. – С обеих сторон имели место некоторые интересные события. Сходные и интригующие.

ЗДА начал объяснять недавние контакты между ЦРУ и КГБ. ЗДР не проявил никаких эмоций, если не считать поднятия брови, когда было сказано, что обе стороны обменялись информацией относительно их наиболее секретных досье.

– Что скажете? – спросил исполнительный директор, когда ЗДА закончил свое сообщение.

– Следует максимально обезопасить моих людей на местах, – с подчеркнутой значительностью проговорил ЗДР. – Мы не должны подвергать опасности их жизни.

– Никакие отдельные имена не были переданы. Мы показали им лишь список того, что было занесено в компьютер, – возразил ЗДА. – Полная засекреченность агентурной сети и ее защита продолжают оставаться нашим бесспорным приоритетом.

– А можем ли мы им верить? – Инстинкт подсказывал ЗДР, что верить никому нельзя, особенно тому, кто был его непосредственным антагонистом с тех самых пор, как он стал работать в этом управлении. – Все это выглядит довольно скользко. Мы теряем агента – и они тоже. У нас сбой в компьютере, а у них пожар в комнате для архивов. И с нашей, и с их стороны утрачиваются сходные данные, касающиеся одного и того же периода времени. Это гнусно попахивает. Какая-то сатанинская ловкость.

– Что же нам, игнорировать факты? – риторически возвысил свой голос исполнительный директор и тут же обратился к ЗДА: – Получив их списки, мы что-нибудь для себя прояснили?

– Да, сэр. Мы сопоставили их заголовки с нашими, а потом прошлись по всем спискам, обнаруживая в них базовую общность.

– Какими же материалами вы интересуетесь? – спросил ЗДР.

– Местами убийств наших и русских агентов. Датами и временем их совершения. Любыми внешними организациями, которые могли быть связаны с нашими агентами или же с агентами-двойниками. Иностранными спецслужбами дружественных нам и других стран, которые могут иметь агентов-двойников. Любыми операциями времен войны, результаты которых желательно скрыть. Компьютерными компаниями, которые имели связи с нашим компьютером. Убийствами прошлых лет, в осуществлении которых просматривается сходство. Черт возьми, мы ввели свыше четырех тысяч различных ключей. Мои люди все еще выдвигают идеи по установлению взаимосвязанных фактов.

– И тем не менее вы до сих пор имеете перед собой чистый лист?

– Нам все еще предстоит многое сделать. У меня над этим работают тридцать программистов, все в условиях строжайшей секретности. Свыше пятидесяти оперативников разрабатывают разные версии. Пока достаточно определенна (и это вне базовых данных о нашей агентуре) взаимосвязь между Триммлером, компьютером и периодом 1945–1958 годов, затронутым вирусом, между Гробом Митцером и так называемой «Конспирацией вырезок». В дополнение к этому русские установили, что Альберт – это некто Альберт Гуденах, немецкий ученый, которого они захватили в конце войны. Он стал активным участником их ракетной и космической программы.

– А Митцер?

– Его подобрали наши войска в конце войны. Вместе с другим ученым, Хайнрихом Шпидалем. Митцер был сильно замешан в административных делах как Нордхаузена, так и Пеенемюнде. Наши люди не ощутили тогда потребности в Митцере, и он остался в Германии. С его знаниями и связями неудивительно, что он стал такой крупной птицей в Западной Германии.

– А этот Хайнрих… Триммлер-Шпидаль, кажется, так?

– Это и есть Триммлер.

– То есть он бывший нацист?

– Имя было изменено из-за прошлых связей. Вы же знаете, что произошло с «Конспирацией вырезок». Мы перетащили сюда людей, частично изменив некоторые имена, и для удобства забыли об их делах военного времени. А когда пресса наложила на это свою лапу, поднялась ужасная вонь.

– По крайней мере, это дало нам разбег в космической гонке.

– А что же с компьютером? – спросил исполнительный директор.

– Большинство этих ученых имели связи с нашим компьютером. Это же элементарно, они находились здесь, на первом этаже. В те дни многие государственные ведомства помогали друг другу. Они-то и могли внедрить вирус.

– Звучит маловероятно.

– Мы повязаны также с германской компанией, называемой «Митцер метельверк». Они поставляют нам различные технические детали. Их люди прибывают сюда для установки и обслуживания некоторых механизмов. Все это касается несекретных областей, но существуют и какие-то отношения с основными системами.

– «Митцер метельверк». Не приходится гадать, кто ее владелец?

– Гроб Митцер.

Некоторое время все молчали, обдумывая последнюю информацию.

– Промышленный шпионаж? – предположил ЗДР. – Может быть, Триммлер помогает Митцеру получать доступ к нашей космической технологии, а теперь его вспугнули?

– Не думаю, – сказал исполнительный директор. – Из-за этого они бы не стали наносить удар по нашей агентурной сети. А русские?

– Они еще не смогли выявить ничего серьезного.

– Это и не должно сойтись. Кто же станет нападать и на ЦРУ, и на КГБ одновременно? А что у нас имеется о прошлом Триммлера?

– Немного, – сказал ЗДА. – Когда мы подступили к его делу, начал свое пожирание вирус. Операция с «Конспиративными вырезками» на своей ранней стадии осуществлялась УСС, а потом другими секретными службами. Вся эта информация находится в файлах 1945–1958 годов. Мы не можем до нее добраться, не подвергнув систему разрушению.

– А как же тогда мы получили данные о Митцере?

– Он стал известен только в последние двадцать лет. Мы информированы о нем через германскую резидентуру…

– Вы связывались с моими людьми? – рявкнул ЗДР. – Почему вы проигнорировали меня? Создается впечатление, что я не знаю, кто кого трахает даже в своем собственном отделе.

– Я сказал им, что вы поставлены в известность. – Он лгал даже перед исполнительным директором.

– Все равно, вам следовало предварительно договориться со мной. – ЗДР раздраженно откинулся назад. Он был недоволен, что сорвался и утратил свою невозмутимость.

– Информация нам требовалась немедленно, – как можно мягче стал объяснять ЗДА, довольный, что подколол своего коллегу. – Информация о Гуденахе и Шпид… Триммлере была в их файле. Мы также откопали интервью Митцера одному журналу, где он рассказывал о работе Пеенемюнде и о том, как он бежал оттуда с двумя друзьями.

– Он их назвал? – спросил исполнительный директор.

– Да, сэр.

– А есть ли у него какие-нибудь связи с русскими?

– Никаких. Долгие годы он не подымал головы, создавая свой бизнес. Неизвестна и его причастность к какой-либо политической организации.

– А можно ли через другие каналы получить информацию о Триммлере?

– Теперь, когда мы ведем более тщательный поиск, что-то может и проясниться. Большинство из этих старых ученых уже умерли. Так же как военные и другие ответственные лица, зафиксированные операцией «Вырезки». Ведь это было, не забывайте, господа, почти пятьдесят лет тому назад.

– Давайте же не будем провоцировать израильтян, – сказал ЗДР.

– По какому поводу?

– Они могут наткнуться на что-то дьявольское в прошлом Триммлера или даже Митцера. Вы же знаете, что им не терпится организовать еще один процесс Эйхмана.

– Я не усматриваю такой возможности. А что собираются делать русские?

– Может быть, они в данный момент обставляют нас. Мы не уверены, действительно ли они теряли людей. Нам известно, кого и где потеряли мы. Нужно, чтобы они говорили нам первыми.

– Осторожность никогда не помешает, – подтвердил исполнительный директор.

– А как же быть с последней информацией? – спросил его ЗДА.

– Передайте ее им. Там нет ничего такого, что могло бы поставить нас в затруднительное положение. И постарайтесь поглубже покопаться в Триммлере. Что он делал во время войны, каковы его связи, характер его нынешней деятельности. Поспешите. Нужно разыскать его старых приятелей, тех, кто живы, и поговорить с ними.

– Я займусь, – быстро прореагировал ЗДР, полный решимости восстановить утраченную самостоятельность.

– Хорошо. Но все время информируйте нас. Мне также нужны сведения о Митцере. Получите их из германской резидентуры. – Исполнительный директор снова обратился к ЗДА: – Посмотрите, что есть у русских относительно Митцера и Гуденаха. Уверен, что их досье побывали в том пожаре. Если был сам пожар.

– Они запросто могли все это выдумать, – вмешался ЗДР.

– И не спускайте глаз с Триммлера. На него еще может готовиться покушение.

– А могу я распорядиться, чтобы команда была непосредственно при нем?

– Пока еще нет. До того, как не будет снята компьютерная загвоздка, нам следует тщательно все камуфлировать. Пусть Такер со своими людьми действует в уже заданном режиме. И чаще докладывает вам о всех своих шагах.

– Ему может потребоваться некоторая помощь, – заметил ЗДА.

– О’кей. Но незаметная.

ЗДА кивнул. Он собирался на следующее утро послать в Новый Орлеан Картера.

– Не следует ли нам отозвать британца?

– Пока нет. Мы не должны дразнить Лондон. Если все пойдет вкривь и вкось, свалим вину на них. А сейчас держите их на расстоянии. При случае сообщите, что он находится там для защиты Триммлера, как это было и раньше. Уж слишком они субтильные, эти англичане. Их всегда было легче всего обдурить. И они премного благодарили за эту услугу.

Новый Орлеан

Яркое зимнее солнцестояние, семьдесят градусов по Фарингейту. Вихри красок, звуков и людей на Джексон-сквер, где когда-то вешали воров, отрубали головы убийцам, сжигали ведьм и четвертовали насильников.

Новый Орлеан. Французский квартал. Часы пробили шесть после полудня. Вы идете с одного конца Ройал-стрит на другой, влекомые фантазиями, которые постоянно расцветают и меркнут. Надо быть достаточно выносливым и надо иметь в кармане нечто бренчащее – тогда мечта ваша воплотится в действительность непременно. «Американская мечта» жила здесь задолго до кукурузных хлопьев, до кока-колы, до ядерной энергии.

Эдем и Билли, договорившись с Фрэнки, что воспользуются его услугами в семь тридцать, прошли от «Хилтона» по Кэнел-стрит мимо новых универсальных магазинов и свернули вниз по Ройал-стрит в район, известный как Французский квартал.

Обрамленная элегантными испанскими домами в колониальном стиле с нависающими над тротуарами балконами с тонкими перилами из кованого железа, Ройал-стрит тянется от канала до площадки для прогулок параллельно Бурбон-стрит. Закрытая для движения автомашин, улица эта заполнена толпами туристов, чей безмятежный променад изредка нарушается замысловатыми мотоциклами с восседающими на них полицейскими в черных шлемах.

Первым музыкантом, которого увидели наши фланеры, оказался толстяк, весом, наверное, в триста дряблых фунтов, одетый в белую водолазку и эластичные черные шорты с «молнией» на заднице. Он плелся с болтавшейся на плече двенадцатиструнной гитарой и картонной коробкой в руках, присматривая, где бы остановиться и поиграть для толпы. Они последовали за ним, но жирный кудрявый парень не очень спешил работать.

– Может, он совсем не поет, – сказала Билли. – Наверное, ему просто нравится, чтобы все думали, будто он может петь.

Эдем удивился отсутствию исполнителей джаза: он ждал, что они будут попадаться на каждом углу. Билли объяснила, что они работают в клубах и выходят на улицы по вечерам, когда квартал по-настоящему оживает.

– Сейчас время фраеров, – сказала она. – На фраерах не очень-то заработаешь.

Он был готов прислушиваться, впитывать в себя новизну. Одетый в розовую хлопчатобумажную рубашку и темно-серые брюки со складками, купленные в местной лавке, Эдем походил на культурного европейца, выехавшего за город. Через руку у него был перекинут черный блейзер, элегантный по стилю и достаточно вместительный, чтобы в его кармане можно было держать девятимиллиметровый браунинг.

Билли с удовольствием шла с ним рядом. Несмотря на небольшой рост, Эдем привлекал внимание прохожих. Он был из тех мужчин, которые могут нравиться женщинам. Она чувствовала себя хорошо, свободно, хотя была одета с калифорнийской простотой, без малейшего признака европейского шика.

Дальше по улице раздавал детям воздушные шарики клоун с белым лицом и красным носом, одетый в многоцветный спортивный костюм. Исполнитель народных песен, прислонившись к стене, пел баллады Кристофферсона в известной манере Дайлана; его работа оставалась пока без оплаты, о чем свидетельствовала лежавшая перед ним пустая, «а-ля Леннон», шляпа. Жирный гитарист обошел певца, вызвав его усмешку, и пересек улицу, сопровождаемый музыкальной фразой: «…как улыбку, пронося вчерашние несчастья».

Они остановились у лавки с мороженым. Билли предпочла ореховое с шоколадом, а Эдем выбрал черничное в вафельном стаканчике. Многочисленные крикливые вывески возбуждали его. Это было воздействие испытанного сочетания убогой вульгарности туризма с красотой исторической улицы.

ОРГИЯ ВО ФРАНЦУЗСКОМ СТИЛЕ. ДЕВУШКИ, ДЕВУШКИ, ДЕВУШКИ.

ЛЮБИТЕЛЬСКАЯ БОРЬБА ЖЕНЩИН. ПРИСУТСТВУЮЩИЕ УЧАСТВУЮТ. МЫ ВЫХОДИМ НА УЛИЦУ, ЧТОБЫ НАЙТИ ДОСТОЙНОГО.

ФАБРИКА МАСОК.

ГУРУ ВОДОЛАЗОК.

ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ – ЧЕРЕЗ ЭТИ ДВЕРИ.

ОРГИИ ЛЕСБИЯНОК – ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН.

Это были те немногие, которые он прочитал, стоя с Билли на углу возле мороженщика.

– О чем вы задумались? – спросила она его с полным ртом орехового шоколада.

– Как бы чего поесть. – соврал он в ответ.

«Дворик двух сестер» расположен в пределах строения, которое было возведено еще в 1832 году и которое славится одним из самых красивых внутренних пространств в этом квартале. Название сохраняет память о двух сестрах, которые на рубеже веков держали здесь лавку галантерейных товаров. Носит же это название замечательная закусочная на открытом воздухе, очень известная в Новом Орлеане.

Эдем провел Билли через затемненный портик во двор, где им указали столик. Через минуту черный официант по имени Матеус, судя по значку на лацкане пиджака, принес им воды со льдом и принял заказ.

– Что вы обо всем этом думаете? – спросила она его.

– Интересно. И необычно.

– А что вы собираетесь делать сегодня вечером?

– Не думал. А вы?

– Я хотела бы чего-нибудь возбуждающего.

– Есть идеи?

– Мне не приходилось, например, бывать на этих сексуальных зрелищах.

– Лесбиянских?

– Ну да.

Он ухмыльнулся:

– Только для женщин.

– А, черт…

– Стыдно.

Лжец.

Он рассмеялся.

– Итак, на чем мы остановились? Я помню, что мы говорили о вашей свадьбе. Вы сказали, что провели здесь медовый месяц.

– Это было вчера. В самолете. И больше я не буду о себе рассказывать. – Он увидел боль в ее глазах и пожалел, что упомянул о медовом месяце. Но она преодолела себя и продолжила: – Давайте изменим тему. Давайте поговорим о вас.

– Нечего сказать.

– Преисподняя тоже бессловесна.

– Не знаю, с чего начать.

– С самого начала. Каким вы были в школе?

– Ужасным.

– Почему же?

– Настоящим маленьким бесом.

– Не поверю я этому, – улыбнулась она.

– Это правда. А вы действительно хотите знать?

– Конечно.

– О’кей. За короткое время я поменял шесть, кажется, разных школ, хотя принято начинать и кончать одну.

– Почему же так?

– Потому что меня выбрасывали из каждой. Исключали.

– Не верится.

– Ну, если вы не будете мне верить, что же мне рассказывать?

– О, виновата.

– Я не видел смысла в школе. Думал, что это потеря времени. Стал прогуливать. Торчать, по-вашему. Затесался в группу переростков, у всех нас водились деньги. Я стал играть в карты с этими парнями. В покер. В железку. Мне определенно везло. Однажды я выиграл старую машину, «мини». Вы помните их?

– Такие маленькие машины?

– Да. Если не говорить о том, что моя «мини» была для меня велика. В ней не было подогрева. – Он засмеялся. – Я прошел по гаражам, чтобы найти подходящий. Но они просили дорого. Один механик сказал мне, что когда я торможу у светофора или подъезжаю к стоянке, мне надо болтать вверх и вниз рычаг переключения скоростей, ставить ногу на акселератор и отжимать педали. Говорил, что так можно поддерживать циркуляцию воды. Лучший способ сохранять тепло.

– И вы делали это?

– Всю дорогу. Нажимал и катал по всему Лондону. За три месяца до этого я водил машину, которую проиграл в другой игре. После уроков я обычно подъезжал к воротам школы, подбирал своих дружков, и мы отправлялись разбазаривать мои выигрыши. Это было лучшее время моей жизни.

– Сколько же вам было лет?

– Четырнадцать.

– Вы шутите?

– Вам придется мне верить.

– Виновата, – сказала она, поднимая руки и прося прощения.

Матеус принес им вина, они помолчали, пока он раскупоривал бутылку и наполнял стаканы.

– Я был в совершенном отчаянии, когда потерял эту машину, – продолжил Эдем, когда Матеус ушел, – и поэтому украл «бентли» одного из моих попечителей.

– Украли машину?

– Позаимствовал. Но он-то не знал об этом. У него была старая машина марки «Бентли». Держал он ее в запертом гараже за углом от своей квартиры. Использовал машину только по уик-эндам. Так вот, я нашел лишний ключ от гаража и брал машину с понедельника до пятницы.

– И что же произошло?

– Я вывез как-то одну девчонку. Можете вообразить, какую я приобрел популярность у этих пташек, разъезжая в пятнадцать лет на «бентли». Так вот, я подвез ее домой, куда-то за город, а на обратном пути застрял в снегу. Это проблема – зарыться до осей. Все бы не так плохо, не случись это в четверг вечером. Когда он отправился в гараж в пятницу, во время ленча, машины, конечно, не было. Я попался. Не было смысла вызывать полицию. Все равно они бы все раскрыли.

– Готова поспорить, что он остался доволен.

– Немного. В течение недели отказывался со мной говорить. Тогда я купил ему бутылку виски, и он простил меня. Он был неплохой мужик. Единственный из опекунов.

– А где же были ваши родители?

– Уехали, – соврал он. – Большую часть времени жили за границей.

Она почувствовала его нежелание говорить о родителях, ощутила, что он весь напрягся. Потом взял стакан и немного выпил. Она переменила тему:

– Сколько же экзаменов вам удалось выдержать?

– Их нельзя выдержать, если не сдавать вовсе.

– Никаких?

– Никогда не сидел на экзамене. Теперь я называю это достижением. – Он усмехнулся. – Но это не совсем точно.

– Что именно?

– Что я не сдал ни одного экзамена. Я получил удостоверение за плавание.

– Что это?

– Удостоверение, что я проплыл дистанцию. Правда, и здесь я пошел на обман. Под конец я почувствовал дно и прошелся по мелкому месту.

Оба они рассмеялись, а официант появился с первым блюдом.

– Так в этом и был секрет вашей жизни? Тогда. А как теперь?

– А! Есть такие вещи, которые лучше запрятать поглубже.

– Почему же? Что делает людей такими… замкнутыми… что они не могут поделиться с другими? – Она думала о Питере и о том, что он никогда не мог признаться в своих изменах, даже тогда, когда она выводила его на чистую воду.

– Не спрашивайте, не знаю. Возможно, мы просто нуждаемся в собственном пространстве, куда никто другой не должен забираться.

За его спиной начал играть джаз-оркестр. Вот такой и должна быть жизнь: сидеть в этом залитом солнцем дворике, пока не наступит ночь, не покроет все тенью и не снимет последнюю завесу с Города Греха.

Они на десять минут опоздали к Фрэнки, но он их ожидал.

– Есть указания? – спросила Билли, усаживаясь на заднее сиденье. Эдем сел рядом.

– Нет. Такер хотел убедиться, что вы вернетесь к одиннадцати.

– Таким образом, у вас есть три часа на чистилище, – сказал Эдем. – Что же вы хотите делать?

– Уже говорила. Возбуждаться, – ответила она.

– Есть идеи? – Эдем повернулся к Фрэнки.

– В этом-то городе? Ха! Не знаю, ребята, что для вас выбрать. У нас есть джаз-клубы, борьба обнаженных мужчин и женщин. Есть сексуальные зрелища, в которых вы сами можете принять участие. Не хотите ли стать звездой, а?

– Нет, спасибо, – сказала Билли.

– А как насчет картишек? Любые карты, какие вы пожелаете. И при любых ставках. И не только на деньги. Можно прокрутить рулетку на женщину или на мужчину. Все, что пожелаете. Не хотите ли поиграть, англичанин?

– Только не сегодня. Что у вас еще на примете?

– Вы привередливы, однако.

– В этом городе должно быть что-то действительно оригинальное. Такое, чего нигде больше не встретишь.

– Вы здесь слишком мало, чтобы такое вам понравилось.

– Что именно?

– Обряд.

– Чего?

– Вуду.

Эдем усмехнулся. Да, это действительно что-то своеобразное.

– Большинство таких обрядов проводится в полной темноте. Я имею в виду настоящие обряды, а не розыгрыши для туристов.

– Подойдет? – спросил Эдем у Билли.

– А почему бы и нет? Если только нам удастся вернуться к одиннадцати.

– О’кей, Фрэнки. Посмотрим, на что вы способны.

Белый «кадиллак» сорвался с места и полетел по Кэнел-стрит на север, а потом свернул на Бургунди-стрит.

Эдем с любопытством наблюдал за толпой на улицах. Она заметно изменилась по своему составу. Прежде всего, уменьшилось количество детей. К приманкам плотской стороны жизни косяками спешили их родители.

Клоун с воздушными шариками раздавал теперь рекламные листки с приглашением посетить клуб Криса Оуэна на Бурбон-стрит, 500, последнее в квартале традиционное шоу с участием только одной женщины. Не видно было ни жирного гитариста, ни исполнителя баллад Кристофферсона, зато появился парнишка не более шестнадцати лет и ростом около пяти футов в карнавальном, белого цвета одеянии ангела. Он предлагал одиноким пожилым мужчинам пройти на стриптиз. Это был один из многих сводников и зазывал, которые обслуживали зрелище раздевания.

Эротические секс-лавки вели бойкую торговлю. Билли указала на исполненное золотой краской изображение мужского члена, двадцати дюймов в длину и шести дюймов в диаметре. От руки написанная информация поясняла: «ЗОЛОТОЙ РОГ – ВСЕГО 25 ДОЛЛ. В ПРОДАЖЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ШЕСТЬ». По тому, как надпись загибалась с краев, можно было судить, что шесть в продаже оставалось длительное время.

Клубная музыка гремела вовсю, лишь крики толпы перекрывали эту какофонию ожившего Города Греха.

Фрэнки повернул на Думейн-стрит и подъехал к тротуару.

– Здорово, Джули! – закричал он крупной девице в короткой рабочей рубашке, которая усиливала пышность ее тела.

– Здорово, беби, – отозвалась она и двинулась к машине. – Привез мне клиентуру?

– Привезу попозже. Посмотрю, что у меня будет. Ты, часом, не видела, где здесь ошивается Малыш Фруктовый Сок?

– Не видела. – Она посмотрела в другую сторону улицы, закрытую для проезда автомашин вплоть до городского Музея вуду. – Не, не вижу его около музея. – Затем она наклонилась к машине, минуя Фрэнки, и улыбнулась Эдему: – Здорово, приятель. Какую забаву ты ищешь в этом магическом дерьме? У меня есть кое-что поинтереснее, чтобы занять вас двоих.

– Не сегодня, дорогуша, – вмешалась Билли, раздраженная тем, что девица игнорировала ее. Эдем ухмыльнулся и пожал плечами.

Девица выпрямилась.

– Так вы хотите, чтобы я передала ему, если увижу, что вы его ищете? – спросила она у Фрэнки.