Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

– Как меня и просили. Вы сами.

– А кто еще участвовал?

– Мой помощник. И один оперативный работник в Новом Орлеане. Инвалид. Но у него не было никакого представления о размахе этого дела. – Он не добавил, что Фрэнки Мистлето был агентом-двойником, одним из немногих, все еще остававшихся в Америке. Ростов доверял американцам до определенных пределов, но всегда старался иметь независимую информацию.

– А почему вы просто не сообщили об известных вам фактах, ими располагая? – Председатель знал ответ еще до того, как задал этот вопрос. Не случайно же он и выдвинул Ростова на это место в их структурной иерархии.

– Потому что, как только бы в дело втянулись власти, они отодвинули бы меня в сторону. Они смогли бы арестовать одного или двух нацистов, но вся организация просто ушла бы в подполье. – Он помолчал, прежде чем продолжить. Слова его были резкими и категоричными. – Мы приняли решение уничтожить всю организацию. Убрать их руководителей. Обезглавить, их. Для того чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. А для этого необходимы самые жестокие меры.

– Значит, вы позволили нацистам действовать по задуманному плану, даже вступить в Рейхстаг до того, как приготовить свои контрмеры. Весьма опасный и рискованный план.

– Мы так не думали.

– Мы?

Ростов пожал плечами.

– Они верили Каасу, он был лучшим в их подполье. Они абсолютно не предполагали, что он может убрать их. Одного за другим.

– Где же он сейчас?

– В Москве. Он хочет там жить. И работать на нас.

– Исключительно опасный план, – сказал пожилой человек. – Но завершившийся успехом. – Это был его способ выразить одобрение.

– Через несколько дней, когда полиция закончит свое дело в Дрездене по тем наводкам и сведениям, которые мы скрыто им предоставили, весь заговор станет известен общественности. Весь расчет нацистов – на уничтожение руководящих деятелей мира и на приход к власти в Германии. По методу Гитлера в 1933 году. Это всех ужаснет. Они не смогут больше поднять голову.

– Они всегда в конце концов подымают голову.

– Теперь долго еще не смогут. Это вынудит и полицию взять под контроль другие террористические группы. Дело мира нуждается в этом.

– Вы всегда философствуете. Всегда остаетесь христианином. – Председатель надолго замолчал. Он наблюдал, как какая-то женщина взяла свечу, зажгла ее и поставила рядом с другими свечами. Он спрашивал себя, за кого она молится, кого вспоминает. – Что дальше? – спросил он наконец. – Ведь принимать такие решения не наше дело. Это дело наших руководителей.

– Но политические деятели отстранились от принятия ответственных решений во время войны в Персидском заливе.

– Каким образом?

– Не уничтожив Саддама Хусейна, когда у них была такая возможность.

– Но Советский Союз поддерживал его в свое время.

– А мы хотели, чтобы он погиб. И поскольку он оставался жив, поскольку политические деятели умыли руки, он повернулся против своего собственного народа и стал уничтожать курдов и других неугодных ему людей. Пока мы похлопывали друг друга по спинкам, он уничтожал целую нацию. САС или Специальные силы обязаны были его убрать.

– Опасные слова.

– Мы никогда не учимся на своих ошибках. Черчилль был прав, разбомбив Дрезден и унизив тем самым Гитлера. Но затем, во имя человечности, союзники отказались от такой тактики. И Гитлер продолжал сражаться. Сколько же сотен тысяч русских мы потеряли из-за этого?

– И все же такие решения принимаем не мы..

– Но мы проводим их в жизнь.

Председатель пожал плечами. В душе он соглашался с Ростовым, но никогда не стал бы говорить об этом публично.

– Я хочу, чтобы вы поклялись мне, в этом Божьем доме, что вы никогда больше не будете выходить за рамки вашей ответственности.

– Но кто-то же должен убирать грязь. Кто-то должен продолжать сражаться.

Председатель откинулся на спинку кресла и задумчиво смотрел на людей, молившихся в храме.

– А смерти Триммлера и Гуденаха, разве это не прискорбно? – заметил он наконец.

– Это совершенно не входило в наши планы. Ничего подобного в отношении Триммлера. Наш человек в Новом Орлеане…

– Таксист?

– Таксист. Он занимался этой смертью. Отрезанные руки – это просто символ для тех, кто заплатил за убийство. А убийцы были местными представителями религии вуду. Возможно, руки ими сложены не в форме свастики, а в виде креста с вогнутыми концами.

– А Гуденах?

– Тут преднамеренность очевидна. К тому времени мы уже знали наших врагов поименно.

– Гм… – Он сделал большую паузу, прежде чем заговорить снова. – Вы все же не Робин Гуд. Никогда не переходите определенную черту. Иначе можно впасть в анархию. Мы не хозяева, мы исполнители. Вы даете мне слово, что больше этого не будет?

– Даю.

– В этом Божьем доме?

– В этом Божьем доме.

– Хорошо. А как входили в ваши планы англичанин и его женщина?

– Никак. Это был рыцарский поступок мужчины. Женщина просто следовала за ним.

– В его смерти не было необходимости.

– Она была предопределена. Мой друг рассказал мне, что у него было стремление к смерти. Если бы он не умер теперь, он бы подставил себя под пулю где-нибудь еще. Это определенный человеческий тип. Ранняя и насильственная смерть – неизбежная судьба таких, как он.

Действующее кладбище

Суррей

Она обнаружила четыре могильных камня на склоне холма, точно там, где они и должны были, по словам привратника, находиться. При свете дня они выглядели по-другому, более вещественно, чем в то темное утро, когда привел ее сюда Эдем.

Одна из могил была свежей.

Она принесла четыре небольших букета, смесь незабудок и бледно-желтых нарциссов. Став на колени, она положила по букету туда, где лежали его родители. Потом перешла к третьей могиле и немного постояла перед ней.

«МАРКУС ДЖЕЙМС НИХОЛСОН. ДЕВЯТИ ЛЕТ. ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ СЫН ГЕНРИ И МАРГАРЕТ И ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ БРАТ ЭДЕМА». Ниже мелкими буквами было написано: «Бог любит тех, кто умирает молодым».

– Хэлло, Маркус, – сказала она, хотя ее уже душили рыдания. – При… сматривай же за ним, пожалуйста. Он всегда нуждался в тебе. Скажи ему, что он не так уж плох. – Через некоторое время она снова стала на колени и положила на могилу третий букет.

Четвертая могила. К ней она шла издалека, к ней она шла длительное время, прежде чем сделать два последних шага.

«ЭДЕМ ДЖЕРЕМИ НИХОЛСОН. ТРИДЦАТИ ДВУХ ЛЕТ. ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ СЫН ГЕНРИ И МАРГАРЕТ И ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ БРАТ МАРКУСА». Ниже никакой надписи не было. Именно так, по ее мнению и по мнению Лили, он пожелал бы сам.

Она стала на колени и положила на могилу последний букет. Всматриваясь в могильный камень, все еще не веря, что он действительно мертв, пытаясь вызвать какой-то дух, чтобы переговорить с ним, она долго оставалась на коленях.

Ничего. Только ее одиночество и ее желание.

– С Лили все в порядке, – сказала она. – Я пыталась добиться ее согласия на переезд в Калифорнию, но она отказалась.

Я буду делать все, чтобы она не чувствовала себя слишком одинокой.

Но кто же будет делать это для меня? Теперь, когда ты ушел.

– Я заплатила за ее дом и за все, что ей может понадобиться. Из тех денег. – Она чувствовала неудержимый поток слез по щекам. Он оставил завещание, адресованное своему адвокату, на столике для раздевания в лондонской квартире, после первой их ночи любви.

– Не смейся же надо мной! – плакала она. – Я не могу поверить, что потеряла тебя. Мне нужен ты, а не твои деньги.

Какой-то скорбящий покинул свою жену у следующего ряда могил и подошел к ней, услышав ее рыдания.

– С вами все в порядке, мисс? – спросил озабоченный посетитель.

Она кивнула, пытаясь остановить слезы. Ничего не получалось.

– Мы потеряли нашего мальчика, – продолжал подошедший мужчина. – Ему было только шестнадцать лет. Вы не одна, поймите. Такое случается со всеми. У каждого есть свое горе.

Она поднялась, и он подал ей для поддержки руку, понимая ее состояние.

Она взглянула на него: доброе человеческое лицо.

– И горе это неизбежно, – сказал он тоскливо. – Извините, меня ждет супруга.

– Спасибо, – сказала она.

Билли знала, что обречена любить Эдема. Он останется в ней навсегда. Так мало были вместе, так долго предстоит идти дорогой жизни.

– Пока, ушлый парень.

Она знала, что вернется сюда. И не раз. Повернулась и стала медленно спускаться с холма.