Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Эдди Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Население города на шестьдесят процентов составляют негры. Это самый черный город среди крупных городов Северной Америки. При наличии оригинальных исторических корней, восходящих к открытию Луизианы в 1699 году группой французских канадцев, смесь римского католицизма, ориентированного на Ветхий Завет, протестантизма и массового рабства африканцев привела к образованию культуры вуду, которая представляет собой особую темную специфику города.

Новый Орлеан. Город, где все легко, где нет ничего невозможного. Дом, населенный миллионом людей. Дом, где ежегодно гостит четыреста тысяч туристов. И крупнейший в Соединенных Штатах центр международных встреч и собраний.

Эдем спокойно сидел на заднем сиденье белого «кадиллака», поглядывая на Большую Терпимость. А на переднем сиденье Билли слушала Фрэнки, который оказался еще и неплохим гидом. Он подробно рассказывал об особенностях дороги к центру города. Его кресло на колесиках не было жестко закреплено и могло откатываться до заднего сиденья.

– Французский квартал хорош, – слышал он разъяснения Фрэнки, – но вам нужно помнить, что это приманка для туристов. Место легких денег. На каждом углу лакомый кусочек ждет, чтобы его подобрали. Если вы попадете туда, берегитесь проходимцев. И не ходите в одиночку по Бейсин-стрит или на север этого квартала. Вдвоем тоже не ходите. Это плохое место. Зарежут ни за грош, просто так зарежут, для смеха.

Они выехали на дорогу 61, Эйрлайн хайуэй. Место совершенно ровное – город ведь строился на заболоченной почве у реки Миссисипи. Свернув с дороги 61 у Благотворительного госпиталя, они проехали по Коммон-стрит к Торговому центру, где и находился отель «Хилтон». Справа от себя Эдем увидел огромный крытый стадион, место рождения команды «Нью-Орлеанз Сейнтс». А впереди, когда они ехали по Коммон-стрит, мелькнула могучая река, протекающая по южной половине города. Ему бросилось в глаза напряженное движение по воде: баржи, барки, пароходы, прогулочные яхты бороздили реку непрерывно с тех пор, как человек впервые ступил на Миссисипи – основную артерию юга.

«Хилтон», состоящий из двух двадцатипятиэтажных башен-близнецов, находится на набережной Ривер-Уолк.

Машины подъехали к входу почти одновременно. Триммлер, по обыкновению, поспешил выйти, за ним устремилась жена. Такер пошел договориться со швейцаром относительно багажа. Спокойно выбравшись из «кадиллака», Эдем с тем же большим чемоданом проследовал за Триммлером в отель и поднялся на эскалаторе до офиса дежурного администратора. Проходя по вестибюлю мимо находившихся там посетителей, он держался на некотором расстоянии от Триммлера. Ничего, что могло бы вызвать беспокойство или тревогу. Все обычно и спокойно. Он наблюдал, как Триммлер зарегистрировался у дежурного администратора, а затем неторопливо прошел к лифтам.

– Я получу ваш ключ, – сказал сзади него Такер. – Мы все будем жить на восемнадцатом этаже. Встречу вас там. Оставайтесь с Триммлером.

Эдем пересек холл приемной и присоединился к небольшой группе, ожидавшей лифт. Когда наконец раскрылись двери, он вошел в кабину вместе с Триммлерами. Это был обзорный лифт со стеклянными стенками, двигавшийся по внешней стене здания, чтобы постояльцы отеля могли осматривать город, подымаясь до двадцать пятого этажа.

Труди улыбнулась Эдему, но Триммлер игнорировал его. Он демонстративно не обращал внимания на англичанина-со времени инцидента на свадьбе. Это не обижало Эдема, напротив, так легче сосредоточиться на своей главной задаче, не боясь оказаться вовлеченным в пустой разговор.

Ответив улыбкой на улыбку Труди, он повернулся и стал смотреть на расстилавшийся внизу город. На пути к восемнадцатому этажу лифт остановился дважды.

Когда Триммлеры вышли, он устремился за ними, едва успев проскочить в закрывавшиеся двери. Супруги пошли налево по коридору, и Эдем, соблюдая дистанцию, последовал за ними. Остановились у номера 1844, Триммлер вставил ключ и вошел в комнату вместе с Труди.

Дверь с треском захлопнулась.

Он возвратился к лифтам, поджидая остальных.

– Все в порядке? – спросил Такер, появившийся вместе с Билли пять минут спустя. Швейцар двигал вслед за ними тележку с багажом.

– Вполне.

– Хорошо. Вы – в номере 1842. Билли в 1840-м. Я – по другую сторону от Триммлеров. Когда разложим вещи, выработаем нашу программу. – Такер повернулся к швейцару и, указывая на багаж, сказал: – Этот голубой саквояж в номер 1844.

Эдем взял с тележки багаж Билли и снова двинулся по коридору. Она следовала за ним, оставив Такера разбираться с другими вещами.

– Добро пожаловать в Новый Орлеан, – сказала она.

– Я чего-то не знаю, что знаете вы? – внезапно спросил он.

– Вы о чем?

– Я о том, что мы охраняем человека, которому как будто ничто не угрожает.

– Мы этого не знаем. Отчего у вас такое впечатление?

– От того, что если за ним охотятся, то следует принять большие, чем теперь, меры безопасности. Если один из нас не находится с ним в одном номере, мы не можем ничего гарантировать.

– Но они так решили.

– Кто «они»?

– Вышестоящие.

– Я знаю, Билли, Что мне не говорят всего. Остается надеяться, что, если нечто все же случится, я не буду выглядеть олухом.

Памятник Линкольну

Вашингтон, округ Колумбия

Блаженное холодное утро. Такое утро, когда воздух охлаждает легкие и заставляет гореть щеки. Но солнце светит, и пока снова не вернулась плохая погода, два дипломата встречаются в условленном месте и наслаждаются солнечными лучами. Держа в руках одинаковые кейсы, они выглядят как обычные чиновники, не спеша идущие в свои офисы.

Группа туристов осматривает огромную статую погруженного в раздумья Авраама Линкольна, а эти двое, прогуливаясь, ведут содержательную беседу.

– В Москве беспокоятся, не прячете ли вы чего-нибудь за пазухой, – сказал Зорге, чуть не поскользнувшись на обледенелом снегу.

– Того же опасаются и наши.

– Старые привычки умирают медленно.

– У нас говорят то же самое.

– С вами-то они вполне откровенны? – внезапно остановившись, спросил Зорге.

– Друг мой, они не видели, как я общался с кошечкой, но это видели вы. – Новак засмеялся. – Такое всегда вроде бы сближает. Не знаю, Дима, не знаю. По-моему, вы тоже ощущаете, как временами вас подставляют свои же люди. Но на этот раз они явно нервничают, не понимая, что происходит. Я думаю, что сейчас и мои и ваши боссы вполне прямолинейны.

– Я тоже так думаю.

– Вас Москва информировала достаточно?

– Да, но мне было предложено дать вам возможность говорить первым. Посмотреть, как много вы знаете, прежде чем принимать на себя какие-либо обязательства.

– Моя компания предписала мне такой же сценарий.

– Итак, кто же начнет?

– О’кей. Поскольку у меня есть ваше слово…

– Я все расскажу вам. Будем же по крайней мере честными между собой.

Новак подошел к деревянной садовой скамье, стоявшей возле прохода, подобрал полы пальто и уселся. Зорге немедленно подсел к нему.

– Одну вещь я не сказал вам в прошлый раз – это то, что наши убитые агенты тоже были людьми пожилыми, – начал Новак.

– Вы хотите сказать, что нанимаете пенсионеров?

– Не могу судить обо всех. Но эти были агентами с большим стажем.

– Полноте.

– В годы президентства Картера Агентство национальной безопасности перешло к наблюдениям с помощью спутников, и все правительственные учреждения отозвали свою агентуру на местах. Но ЦРУ продолжало содержать часть своей секретной армии из числа давно внедренных и оставшихся на всякий случай.

– Но разве существует возможность и у вас и у нас отозвать их всех и немедленно? Как можно это сделать? Разве что объявить всеобщую амнистию под шумок сегодняшнего кочевья через границы. У нас теперь нет даже четко обозначенных мест для перехода, не то что в прежние времена. Нет больше ни Берлинской стены, ни Кардовского пропускного пункта. Не лучше ли предоставить этим старикам спокойное одиночество, пусть даже с тоской, но без насилия?

– Получается нечто иное: люди уходят с выстрелами, а не с воспоминаниями о прошлом.

– В этом, мой педантичный друг, и заключается вся проблема.

– Мы потеряли еще одного. Перед самым Рождеством. На этот раз в Португалии.

– В Португалии? А я думал, что они на вашей стороне.

– У нас были люди повсюду. О союзниках известно, что они могут переходить на другую сторону.

– Насколько мы знаем, больше не было смертей.

– Это насколько вы знаете. А что случилось с вашими архивами? Почему вы поспешили предложить эту встречу?

Новак рассказал Зорге о компьютерном вирусе, об электронном противнике, который уничтожает заложенную в компьютер информацию. Закончив, он откинулся назад и стал наблюдать за русским, который играл в крестики-нолики, чертя носком ботинка по снегу. Когда ему удалось провести линию, пересекшую все три крестика, он наконец рассказал Новаку о пожаре в штаб-квартире КГБ.

– Чем глубже в лес, тем больше дров, – прокомментировал это сообщение Новак.

– Кто-то здорово шурует в обеих наших конторах.

– Да. Но у кого же есть такие длинные щупальца? Или кого-то из нас подставляют свои же?

– А если нас обоих? – Зорге пожал плечами, открыл свой кейс и вытащил пачку бумаг. Американец взял их и положил в свой кейс, тут же передав русскому сверток аналогичного содержания.

Больше никаких слов не требовалось. Давно зная друг друга, они прекрасно понимали, когда говорилась правда.

«Ривер-Уолк Хилтон»

Новый Орлеан

Часов в девять утра Билли случайно увидела Эдема сквозь стеклянные двери гостиничного центра здоровья. Он упражнялся на многоцелевой установке, этой современной камере пыток, состоящей из различных блоков, брусьев и расположенных одна под другой гирь. На нем были шорты, майка, а шея обернута полотенцем, чтобы вытирать пот. Он лежал на спине, откинув голову на обитую войлоком доску, а ноги покоились на высоко поднятой планке. С руками, закинутыми за голову, он то поднимался в положение сидя, то опять опускался. Довольно трудное упражнение, которое в утренней зарядке у себя дома, в комнате для гимнастики, она выполняла до двадцати раз, пока вконец не уставали мышцы живота. Гейри каждое утро делал свыше сотни подобных упражнений и еще сотню по вечерам. Он говорил ей, как трудны, иногда просто мучительны последние двадцать.

Билли насчитала сто девять подъемов, прежде чем Эдем сбросил ноги и уселся, скрестив их, на полу. Вытирая лицо полотенцем, он увидел ее, улыбнулся и махнул рукой, приглашая войти.

– Вы когда-нибудь спите? – спросила она, входя в зал.

– Немного. Пустая трата времени.

– Не думала, что вы так заботитесь о своем весе. Это совсем по-калифорнийски.

– Не совсем так, – сказал он, подымаясь. – Вес сам собой держится на уровне в полевых условиях, когда целиком занят делом. Но здесь, при этой легкой жизни, упражнения необходимы. Не желаете позаниматься?

– Нет. Я просто хотела проверить, помните ли вы, что у нас в программе.

– Поездка на пароходе.

– Точно. Он отходит в двенадцать.

Днем планировался прием для американских и русских ученых, но Триммлер настаивал на прогулке по Миссисипи до официального мероприятия. Пароход «Креол куин» отходил от расположенного рядом с отелем причала, и Такер хотел, чтобы Билли и Эдем сопровождали Триммлеров.

– На надлежащем расстоянии, – инструктировал он их.

– Я буду в вестибюле гостиницы в одиннадцать тридцать, – сказал Эдем. – Билеты нужны?

– Я их приобрету.

– Идите же переоденьтесь и заберитесь на один из этих станков. Это только на пользу.

– О’кей, – ответила она. – Через десять минут буду здесь.

Она не представляла себе занятий гимнастикой с кем-то другим, кроме Гейри, который делал это чрезвычайно серьезно. Но компания англичанина начинала ей нравиться. Возможно, он не так уж задирал нос и не был столь самодовольным, как это показалось с первого взгляда. Что значит сумка с оружием, которая находилась при Эдеме, даже когда он занят упражнениями?

Здесь и становится понятным различие между ним и Гейри. Один занят совершенствованием своего тела, удовлетворением собственной прихоти, другому эти самые гимнастические упражнения напоминают о незримой черте между жизнью и смертью.

И она, давний собиратель и распространитель информации, тоже является участницей подлинной борьбы не на жизнь, а на смерть. Внезапно осенившее ее понимание этого обстоятельства вызвало какую-то необычную волну возбуждения.

Она почувствовала свою принадлежность серьезному делу.

Странно, что именно гимнастический зал вызвал у нее такое ощущение. С Гейри упражнения были сами по себе. С Эдемом они становились частью оперативного задания.

В конце концов, она ведь тайный агент, и ей хотелось поведать об этом всему миру. Но это была тайна, и она, проходя через вестибюль, сожалела, что не может прокричать об этом хотя бы на весь отель.

Спустя двадцать минут Эдем увидел Билли на станке для раскачивания. Полные ее груди подпрыгивали вверх и вниз под облегающей закрытой майкой. Он надеялся, что ей не придется столкнуться с тем, что, как он знал, могло случиться. Насилие присутствовало в его существе. Оно приходило внезапно и стремительно, в полном соответствии с его природой. Он знал, что в такой момент она бы с ним не совладала.

Он не мог ей сказать, что подлинная причина его прихода в гимнастический зал определялась инстинктом приближающейся опасности, которую необходимо встретить в самой лучшей форме. Сейчас ему была нужна вся его легкость, проворность, вся его сила.

Он знал, что ситуация может быстро измениться.

Он не пытался сформулировать свои предчувствия.

Но они никогда не подводили его в прошлом.

Дорога явно становилась все более опасной и ухабистой.

«Креол куин» – колесный, однотрубный речной пароход, выкрашенный в белый цвет, напоминал о тех днях, когда азартные игроки прогуливались по палубам с тонкими сигарами в зубах; когда мужчины в дорогих костюмах и женщины в элегантных платьях пускались в плавание, вдохновляемые «американской мечтой»; когда мальчишки, ловившие рыбу на берегах Миссисипи, слышали постукивание поршней речных судов, огибавших излучину реки; о днях хлопка и пара, о капитане, обозревавшем со своего мостика дикие, неосвоенные места, о Глубоком Юге, о Марке Твене, о всем том, что создало величие Америки.

Все это было. А теперь «Креол куин» и другие пароходы того же класса предназначены для туристического обслуживания. Наполовину меньшие, чем первоначальные королевы реки, они будят ностальгические воспоминания о прошлом, а иногда вызывают Стыд за нашу мельчайшую эпоху.

Триммлеры, осмотрев набережную, взошли по трапу на пароход. Эдем и Билли, соблюдая дистанцию, следовали за ними.

Триммлер, явно взволнованный, то и дело оглядывался по сторонам, будто искал кого-то, вместе с тем пытаясь эту свою нервозность скрыть. Когда они подошли к лесенке, ведущей в ресторан, он заговорщически прошептал что-то на ухо Труди, а затем указал через палубу на группу пассажиров. Труди посмотрела туда.

Эдем последовал ее примеру. Там стояло несколько мужчин и женщин различного возраста. Ничего особенного в них не было, обычные туристы, как и все на этом пароходе.

Внезапно загудел буксир, тянувший по реке несколько тяжело нагруженных барж. Он подавал сигнал предостережения небольшой прогулочной яхте с шестью пировавшими на ее борту людьми. Близкий и громкий звук привлек внимание пассажиров «Креол куин», все как один повернулись в сторону буксирного каравана, надвигавшегося на маленькое суденышко, которое с трудом проскочило налево, огибая баржи со стороны берега.

– Вы видели, что произошло? Едва не столкнулись, – взволнованно сказала Билли.

– Разве? – спокойно ответил Эдем. Внимание его было приковано к Триммлеру. Ученый, по-видимому, тоже не очень следил за инцидентом на воде. Взмахом руки он подавал сигнал кому-то из группы, стоявшей на противоположной стороне палубы. Солидный пожилой человек с резкими чертами лица и копной седых волос, прислонившийся к перилам, понял, что эти сигналы обращены к нему, и сразу как-то внутренне подобрался. Эдем немедленно ощутил установившийся между ними контакт. Седовласый, мягко улыбнувшись, обратил теперь спокойный взгляд на речное происшествие. Триммлер, довольный состоявшимся обменом приветствиями на расстоянии, взял за руку Труди и повел ее по лесенке в ресторан. Человек, явившийся предметом их внимания, оставался пока с группой, которая живо обсуждала опасный дрейф прогулочной яхты мимо каравана барж. Сам он не был захвачен происшествием и вскоре медленно пошел вдоль борта, чтобы покинуть палубу. Он прихрамывал и опирался на палку, которую Эдем раньше не заметил, поскольку она висела на верхней планке бортовых перил.

Билли продолжала что-то говорить об инциденте на реке. Воспринимая ее вполуха, он прошел к туристам по другой стороне палубы, удостоверившись вначале, что Триммлер не покинул пароход до поднятия трапа.

– Триммлер исчез, – бросилась за ним Билли.

– Все в порядке, – ответил Эдем. – Он здесь.

Они прошли всю противоположную сторону палубы, и Эдем, облокотившись о перила, оценил наконец опасность, которой подвергалась прогулочная яхта.

– Вы можете объяснить, что происходит? – спросила Билли, заняв место рядом с ним.

Эдем приложил палец к губам, показывая, что нужно соблюдать осторожность. Она замолчала, теперь уже не любопытствуя, а беспокоясь непониманием происходящего.

Туристы, возбужденные недавним зрелищем и вообще всей атмосферой на великой американской реке, были иностранцы и говорили по-русски.

Эдем подвел Билли к лесенке, по которой незаметно для нее исчезли Триммлеры. Слева, в стороне от группы, седоволосый человек смотрел на Миссисипи.

– Объясните, наконец, что происходит? – настаивала Билли.

– Объясню, когда узнаю.

– Это русские?

– Русскими являются и участники конференции по космосу, на которую как раз и прибыл Триммлер.

– Вы хотите сказать… – Внезапно она смолкла.

– Что? – Не оборачиваясь, он начал спускаться по лесенке.

Она спешила следом.

– …что они и русские, и учены…

– Не знаю. Но это интересно. Вы так не думаете?

– Но это же простое совпадение.

– Может быть. Как и то, что Триммлер, которого мы знаем не в качестве туриста, совершает на этом пароходе развлекательную поездку. Такое же совпадение.

Она догнала его у конца лесенки и хотела что-то сказать, когда к ним приблизилась другая группа весьма оживленных туристов. Это были американцы из Теннесси.

– Хорошо проводите время? – весело спросил один из них.

– Великолепно, – ответил Эдем. – Прекрасное место для развлечений.

– Конечно, конечно, – подтвердил турист из Теннесси. Тут же прозвучал свисток, и «Креол куин» отчалил в ежедневную утреннюю прогулку по Миссисипи.

Включился громкоговоритель: «На нижней палубе подается поздний завтрак. Блюда местной креольской кухни. Поспешите на нижнюю палубу».

– Так где же Триммлер? – спросила Билли.

– Он спустился сюда.

Триммлеры сидели в ресторане на носу, увлеченные карибским супом. Играл небольшой джаз-оркестр, звучание которого в этом тесном, переполненном помещении напоминало разрывы праздничных петард. Чтобы слышать друг друга, надо было почти кричать на ухо. Стоя в очереди, они наблюдали за Триммлерами, сидевшими за столиком у окна. Вскоре освободились места в другом конце. Пять минут спустя появилась компания русских (без седовласого человека), а Триммлеры ожидали очередную порцию экзотики – джамбалайю с красными бобами.

– Я могу обойтись без этих деликатесов, – сказала Билли: суп из стручков бамии уже давал о себе знать в ее калифорнийском желудке. Эдем кивнул в знак согласия и закурил сигарету. Она неодобрительно покачала головой, ее взгляды на эту паршивую привычку были ему известны.

– Не надо ссориться. Я ни с кем не обсуждаю вопросов политики, курения и религии.

Она пожала плечами и всецело отдалась наблюдению за Триммлерами.

– Если они расстанутся, я хочу остаться с ней.

– Почему вы думаете, что они расстанутся?

– Посмотрите, как он нервничает. Она ест, а он делает вид, что занят пищей. Может, ему не нравится джамбалайя?

– Увидим. – Когда он произнес это, Триммлер наклонился к Труди, затем внезапно вышел из-за стола. Он заметил Эдема и Билли, но не показал виду, что знаком с ними.

– Ну вот и нам нужно идти, – сказал Эдем, притворяясь, что поглощен своим супом. Когда ученый покинул зал, Эдем поднялся и пошел на раздачу. – Оставайтесь с ней, – сказал он Билли.

Труди искоса посмотрела на них и с еще большим усердием занялась своим кушаньем. Эдем, стараясь не попадаться на глаза Труди, скользнул из своей очереди на кухню.

– Эй, что вы тут делаете? – закричал один из поваров.

– Мне плохо, – ответил Эдем, притворным жестом прикрывая рот, будто его могло вырвать. – Мне нужен свежий воздух. Мне нужно… Я хочу…

– В ту дверь, – взвизгнул повар, отнюдь не беспокоясь, что под вопрос поставлена его профессиональная честь. – Вали пошустрее. Вверх по этой дрянной лестнице.

Эдем выскочил из кухни, подавляя внезапный смешок, и поднялся на среднюю палубу. Она была пуста. Он двинулся на верхнюю палубу, где находилось несколько человек, все еще любовавшихся Миссисипи, но не было и признака Триммлера или седовласого. Пришлось снова спуститься на среднюю палубу и пройти на корму.

Седовласый медленно и осторожно ковылял к апартаментам для совещаний. Спрятавшись за лесенкой, Эдем наблюдал, как русский вошел в одну из этих комнат и плотно закрыл за собой дверь. Тогда он тихо прошел вперед и заглянул в замочную скважину.

Триммлер и седовласый смотрели друг на друга долгим ожидающим взглядом, как делают это обычно старые приятели, которые не виделись долгое время.

– Хайнрих, – услышал он голос седовласого.

– Альберт! Альберт! После всех этих… – Глаза у Триммлера наполнились слезами.

Эдем понял, что Триммлер безотчетно, спонтанно заговорил по-немецки.

Он увидел, как старики обнялись, похлопывая друг друга по спине и неподдельно радуясь этой встрече. Потом, отступив на шаг, снова стали рассматривать друг друга.

– Я мог бы сказать, что вы не переменились, – сказал Триммлер, – но это было бы ложью.

– По крайней мере успехи не отразились на моем пузе, – ответил седой, ткнув Триммлера в живот. – Если не считать этого, вы выглядите прекрасно. Западный образ жизни, не так ли?

– Невозможно поверить… после всех этих лет… Альберт, дорогой… после всех этих лет…

– Кто бы мог подумать тогда… что мы встретимся здесь, на пароходе, в Америке. Но теперь я окончательно осознаю, что война действительно закончилась.

– Помните, как говорил Гроб Митцер? Именно об этом.

Эдем возвратился к столику Билли.

– Ну что? – спросила она.

– Триммлер встретился со старым другом.

– С кем же?

– С одним из русских.

– Действительно?

– Вне сомнений.

– К чему бы это?

Эдем пожал плечами.

– Пусть этим занимается Такер. Мы здесь для того, чтобы охранять Триммлера и сообщать о происходящем.

– Вы только выполняете свою задачу?

– Таков уж я. – Эдем достал сигарету и закурил. Она скривилась. – Между прочим, они говорили по-немецки.

– Русский, говорящий по-немецки?

– Немец, говорящий по-немецки. По имени Альберт. Это все, что мне удалось выяснить.

– Вы думаете, что он с русскими?

– По крайней мере, уверен, что он не из Теннесси.

Час спустя пароход пришвартовался. Альберт первым сошел с трапа, ни разу не оглянувшись.

Триммлер последовал за ним немного погодя.

Не было никаких признаков, что эти люди когда-либо встречались.

Гамбург

Германия

Предстоял исторический день.

Первая синагога, построенная в послевоенное время в городе Гамбурге, в полдень открывала свои двери перед прихожанами.

Раввин Леви Шамиев и его жена Джулия пришли в синагогу еще до рассвета, чтобы завершить все необходимое к церемонии открытия.

Раввин Шамиев, британец по рождению, но немецкого происхождения, лет тридцати с небольшим, руководил бирмингемской общиной, когда его пригласили возглавить новую синагогу в Гамбурге. В довоенной Германии было много синагог, крупнейшей считалась берлинская. Это была массивная синагога на Ораниенбургерштрассе, уничтоженная, а теперь заново восстановленная. Работы по ее восстановлению сопровождались мелкими неприятностями, когда на свежей штукатурке появлялись свастики или коммунистические эмблемы. Но все равно дело хорошо продвигалось, и сейчас берлинская синагога уже не отличима от той, что была прежде.

Первое, что обнаружил Шамиев, приехав в Германию, – малочисленность немецких евреев. Лишь немногие из них после войны вернулись в страну своего рождения. Но с появлением единой Европы некоторая часть еврейской диаспоры, преждё всего молодежь, решила попытать счастья в Германии вопреки естественным опасениям, что старые предрассудки, вылившиеся в ужас Холокоста, вновь оживут. Возможно, в новое время все будет хорошо.

На таком фоне сбор средств в пользу гамбургской синагоги не составил большого труда, и квадратное кирпичное здание было построено в течение года. И вот теперь, через двенадцать месяцев после утверждения проекта, раввин Шамиев готовился открыть двери еврейского храма для внешнего мира. Были приглашены почетные гости: политические деятели, религиозные лидеры, руководители промышленности, работники социальной сферы, люди высокого положения.

Действительно, предстоял большой исторический день.

Джулия Шамиева оставила двоих своих маленьких детей с бабушкой. Вся семья проживала на южной окраине Гамбурга, в небольшом доме, который был предоставлен им в аренду городскими властями. Предполагалось, что детей привезут на церемонию чуть позже. Еще раз осмотрев все сидячие места и убедившись, что карточки с именами гостей были разложены правильно, она облегченно вздохнула и оглянулась на мужа.

Он стоял под аркой в своем черном каноническом облачении. Арка напоминала большой буфет; композиционно – это центральная глубина синагоги, в христианских церквах соответствующее место занимает алтарь. Некогда в Иерусалимском храме был ковчег завета, где хранились скрижали, врученные Моисею самим Господом. Теперь самая святая вещь в синагоге – свиток Торы, то есть пятикнижие Моисея или ветхозаветная Библия. Тору читают с особого подиума, который называется Бима. К Биме ведут два ряда ступеней, один из которых используется для вноса Торы, а другой для выноса. Джулия наблюдала, как муж ее готовил свиток Торы к первому историческому чтению, которое должно было состояться вслед за торжественным открытием синагоги. Свиток привезли из Иерусалима лишь за два дня до праздника, он получил специальное благословение главного раввина Израиля.

Глядя на священную значительность действий мужа, Джулия с гордостью думала о том, чего уже достиг ее Леви и что ему еще предстояло достичь.

Держа в руке список приглашенных, она хотела подойти к мужу с каким-то вопросом и вдруг увидела первого взломщика. Он был в черном свитере и черных штанах с красным кушаком на поясе. На голове у него была черная повязка. В руке – деревянная бейсбольная бита, которой он угрожающе помахивал у бедра.

– Леви! – услышала она свой голос, и тут же чудовищный страх сковал ей рот.

Раввин повернулся на крик. В синагоге была уже целая банда. Некоторые из пришельцев держали бейсбольные биты, другие – забрызганные канистры с краской. Один, за пределами видимости Шамиева, втащил в синагогу банку парафина.

– Что вам нужно? – спросил раввин, чувствуя необходимость защитить Джулию. Она инстинктивно подалась к мужу, прижалась к нему, и Леви положил свою руку ей на плечо. – Что это значит?

Вожак группы с угрожающим видом вплотную подошел к Шамиевым.

– Здесь Божий дом, – сказал ему раввин. – Дом Бога и…

– Еврейский дом. Дом разврата, – прервал раввина человек, первым ворвавшийся в синагогу. Он взмахнул своей битой и раскроил череп Леви Шамиева, который не успел даже отшатнуться в сторону и тут же умер под многократно повторенными ударами.

Взломщики, наблюдавшие за этим градом смертоносных ударов, весело смеялись.

– Паскудные духовные плуты! – гаркнул кто-то из них. – Евреи в доме разврата.

Джулия Шамиева изо всех сил пыталась открыть рот, закричать, но второй взломщик сильнейшим ударом уложил ее рядом с мужем.

Тут же стали малевать на стенах красные изображения серпа и молота, разрушили арку и уничтожили свиток Торы. Здание синагоги было подожжено.

На все это ушло не более семи минут.

Удовлетворенный действом, вожак банды снял с головы черную повязку. Это был молодой человек среднего роста, блондин с длинными, падавшими на плечи волосами. У него было узкое лицо, узкие губы, тип совершенно не эмоциональный. На его левой щеке красовался яркий шрам. Это была ножевая рана, которую он получил десять лет назад, когда служил полицейским и наткнулся на четырех головорезов, грабивших магазин в Восточном Берлине. Вожак приказал всей банде снять маски и вывел ее из горящего здания. Взломщики бесследно рассеялись еще до того, как утреннее солнце поднялось над спешившими в Гамбург пассажирами.

Когда пятнадцать минут спустя приехала пожарная команда, синагога представляла собой пламенеющий ад. Но все же пожарные могли увидеть красные серпы и молоты, выведенные на стенах.

– Бедняги! – сказал пожарный, который обнаружил обуглившиеся тела Шамиевых в синагоге. – Почему эти сволочные красные не дают евреям жить в мире? Подлые они негодяи, эти коммунисты!

Он не знал, что в годы войны отец его был членом «Гитлерюгенда».

Другой пожарный, стоявший рядом, хранил молчание. Он был из Лейпцига и переехал на Запад, как только была снесена Стена. Лично он ничего против евреев не имел. Просто он помнил слова своего отца, что эти люди были раковой болезнью, которая привела к падению Германии, причиной той боли, которая обрушилась на Германию после 1945 года. Отец обычно помалкивал насчет политики, но евреи, по его мнению, получили то, что заслужили. «Они получили свой Израиль, – вспоминал он слова отца. – Какого дьявола они опять лезут в Германию?..»

«Ривер-Уолк Хилтон»

Новый Орлеан

Девяносто американских делегатов к шестидесяти из русского Содружества – таков был общий состав открывшейся конференции. Миновали те дни, когда русские непременно посылали равное с американцами количество делегатов, чтобы не пасовать перед потенциальным противником и быть на равных с Западом во всех отношениях. Экономика и новое политическое устройство требовали другого подхода.

Специализация ученых, работающих в области космонавтики, выявляет множество аспектов и проблем. На космос работают металлурги и физики, диетологи и специалисты по связи с общественностью. Собрались лучшие силы науки, объединенные общей целью – обратить военные достижения в плоды мира.

Перед началом работы состоялся прием с обилием шампанского, с массой возможностей для неформального общения. Многие русские хотели познакомиться с легендарным фон Брауном или просто увидеть его воочию.