Текст книги "Дебютантки"

Автор книги: Джун Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

– Конечно. Всегда есть дети, которые возвращаются в свои настоящие дома и семьи. Наша задача состоит в том, чтобы помочь детям вернуться к нормальной жизни, и как можно скорее.

– Я все отлично понимаю. И есть дети, которые жили здесь, а потом их усыновили или удочерили, не так ли?

– Иногда так тоже бывает. Мы помещаем детей в дом приемных родителей, если считаем, что их настоящий дом не будет для них полезным, или если их настоящие родители не хотят таких детей. – Она улыбнулась. – Существует много приемных родителей, которые берут ребенка, ну, не совсем нормального. Многие из наших детей не могут считаться обычными, нормальными, но они очень милые и ласковые.

– Я в этом уверена, мисс Уиттакер. – Мейв взяла у мисс Уиттакер второй список. – Меня особенно интересует, – Мейв было необходимо весьма осторожно подбирать слова, – один ребенок, новорожденный, его считали не совсем нормальным… А потом он оказался абсолютно нормальным. Что может случиться с подобным ребенком?

– Судя по моему опыту, такого никогда не случалось. Конечно, я работаю здесь не так давно.

– Понимаю. – Мейв начала просматривать новый список, ища девочку по имени Сэлли. Мейв даже не могла себе представить, какую фамилию могли дать ее дочери, хотя она была уверена, что тётушка Мэгги не дала ей фамилию О'Коннор или Эббот.

Нет, и в этом списке также не было ни одной Сэлли. Никакая Сэлли не поступала сюда, не стала нормальной и не вышла отсюда удочеренной. Мейв стало грустно.

Она постаралась собраться и придумать, что же делать дальше. Прежде всего – унять дрожь в коленках. Все время она фантазировала: крошка Сэлли была привезена сюда, ее обследовали и обнаружили, что она не только абсолютно нормальна, но даже весьма умна, и ее стали растить в прекрасном доме, и Мейв станет ее там посещать под каким-то надуманным предлогом. Она не скажет, что она мать Сэлли, но станет ее волшебной крестной матерью, будет навещать ее каждый день и приносить прелестные подарки, и Сэлли начнет ее обожать.

– Может, существует какой-то ребенок, который вас интересует? – спросила мисс Уиттакер. – Может быть…

– Существовал ребенок, которым очень интересовалась моя тетя. Не знаю почему, но она просила меня, чтобы я навещала ее время от времени. Но мне казалось, тетя сказала, что ее зовут Сэлли, – бормотала Мейв. – У вас в списках нет девочки по имени Сэлли!

– Может, ваша тетя ошибалась, перепутала имя… Или вы плохо поняли ее? Мы можем все проверить. Разрешите. Если бы вы сказали мне об этом сразу… ну, неважно… В каком году ребенок поступил сюда?

– В 1940 году, она была совсем крошкой, – сказала Мейв.

– Мы одновременно принимаем не больше двадцати детей, поэтому найти будет весьма несложно. Половина из поступивших детей продолжают жить у нас. – Она достала еще папки – Посмотрим, что тут у нас, – сказала мисс Уиттакер. – Значит, девочка родилась в 1940 году. Ей, наверно, сейчас десять или одиннадцать лет, – женщина оценивающе посмотрела на Мейв.

Мейв подумала: «Она, наверно, думает, что это мой ребенок. Но она в этом не уверена, я так молода. Она, видимо, решит, что это незаконный ребенок тети Мэгги».

– У нас есть три девочки, которым примерно столько лет…

– Я хочу их увидеть, – Мейв вскочила.

– Пожалуйста, мисс О'Коннор. Давайте сначала проверим все записи. В 1940 году у нас были четыре маленькие, девочки – это очень мало, если мы примем во внимание…

– Да?

– Из этих четырех, – мисс Уиттакер остановилась и поправила очки, – одна девочка покинула нас два года спустя. Родители переехали в Миннесоту и взяли с собой ребенка. Из оставшихся… – Она сделала паузу.

– Да? – Мейв так хотелось поторопить ее. Боже мой, неужели эта женщина ее специально мучает?

– …одну удочерили в 1945 году. Это случилось до того, как я начала здесь работать. Девочка достигла удивительных успехов, пока была здесь.

– Вы имеете в виду, что ее излечили? Она стала нормальной. Ну?

– Кажется, у нее был какой-то физический недостаток, и…

– Как ее звали? – потребовала ответа Мейв.

Мисс Уиттакер колебалась. Она не может ничего скрывать от мисс О'Коннор, хотя обычно подобная информация не разглашалась.

– Джоанна Уатт. Кажется, ее мать вышла замуж после того, как девочку поместили к нам, и потом, когда ребенку стало лучше, ее настоящая мать не захотела взять девочку к себе.

Нет, Джоанна Уатт не может быть ее Сэлли. Но Мейв была рада, что нашелся дом, где девочке были рады.

– Понимаете, мы связаны и с другими учреждениями. Особенно это касается случаев, подобных этим. Мы считаем, что важная часть нашей работы это…

– Как насчет двух остальных? – прервала ее Мейв. – Две остальные девочки, поступившие в 1940 году? Они все еще здесь?

Мисс Уиттакер продолжала изучать документы. Мейв уже больше не могла сдерживаться:

– Здесь они или нет, мисс Уиттакер?

– Да. Но здесь написано, что у них родители неизвестны, поэтому им присвоили другие фамилии. Элис Харт и Джейн Пирс.

– Рыжие волосы, – бормотала Мейв.

– Простите?

Мейв старалась не повышать голос:

– У кого-нибудь из них рыжие волосы?

Мисс Уиттакер посмотрела на дикую гриву рыжих волос, но Мейв уже было все равно.

– Моя тетушка сказала, что у девочки были рыжие волосы.

– Боюсь, что таких у нас нет, – почти ласково сказала мисс Уиттакер.

– Я хочу видеть этих двух девочек.

– Конечно. – Мисс. Уиттакер посмотрела на часы. – Уже скоро обед, поэтому сейчас у них спокойные игры. Мы считаем необходимым, чтобы дети не возбуждались перед обедом. Пойдемте со мной.

Мейв шла рядом с мисс Уиттакер, у нее не оставалось надежды. В большой уютной комнате дети различного возраста сидели за столом, перед ними были разложены игрушки. Высокий подросток колотил в стену палкой, а молодой педагог спокойно уговаривал его. Несколько детей сидели на ковре, и им читали. Другие слушали пластинки.

– Мы стараемся не делить детей в соответствии с их…

Но Мейв не слушала ее. За столом сидела серьезная девочка, она передвигала цветные буквы.

Это ее крошка, ее дочь, ее прекрасная девочка, ее ненаглядная дочка! Мейв подняла руку; она не могла промолвить ни слова. Она попыталась что-то сказать, но ничего не вышло. Мейв хотела подбежать к дочке, схватить ее и бежать, бежать из дома, куда-нибудь в волшебный край, где все станет на свои места, где все будет по-другому.

– С вами все в порядке, мисс О'Коннор? – спросила ее мисс Уиттакер.

– Вот эта маленькая девочка, с черными кудрями – она одна из тех двух, о которых вы говорили, правда? – У Мейв был хриплый дрожащий голос.

– Да, это Элис. – Мисс Уиттакер с любопытством посмотрела на Мейв. – Она не может быть тем ребенком, кого вы ищете. У нее не рыжие волосы, так?..

«Я ее узнала. Ее ни с кем нельзя спутать. Она точная копия ее отца. Поэтому тетя Мэгги лгала – лгала по поводу ее имени и насчет рыжих волос. Она назвала ее Элис в честь своей бабушки!»

– Я должна… Я должна поговорить с Элис. Пожалуйста, одна…

– Мы называем ее Эли, и она себя так называет, если она начинает говорить. Нет ничего удивительного, когда эти дети обращаются к себе в третьем лице.

– Я хочу поговорить с ней, мисс Уиттакер. Прямо сейчас, и наедине. – Мейв слышала свой голос. Слишком грубый и громкий, требовательный. Но как ей убедить эту женщину? Она заставила себя улыбнуться. У нее болело все тело, руки, губы. Ей так хотелось взять Эли на руки, прижать к себе, качать ее и петь тихую колыбельную.

– Хорошо, у нас есть комната для посетителей, где встречаются дети и их родители, когда те приходят их навестить. – Она усмехнулась. – Вы будете поражены, как много тех, кто не приходит никогда!

Мейв ничего не поражало. Бедная крошка Эли! Ее никогда не навещали родители. У нее не было никого на свете. Она кусала себе губы, чтобы не разрыдаться.

– Пойдемте со мной. И я сейчас приведу Эли. Но, пожалуйста, запомните, мисс О'Коннор, мы всегда стараемся не волновать наших детей. Особенно Эли…

– Почему именно ее?

– Хотя мы не считаем Эли полностью умственно отсталой – она говорит… немного… она очень замкнута – может весьма своеобразно реагировать… – Мисс Уиттакер старалась найти подходящие слова.

У Мейв больше не оставалось терпения.

– Я все понимаю…

Наконец ее проводили в маленькую гостиную, там стоял диван и два кресла. Через несколько минут привели Эли.

– Это мисс О'Коннор, Эли. Она хочет стать твоим другом. Ты не хочешь пожать ей руку? – Потом мисс Уиттакер обратилась к Мейв: – Протяните ей свою руку.

Мейв хотелось схватить Эли на руки. Но она сдержалась, присела и протянула руку:

– Здравствуй, Эли!

«Здравствуй, моя любимая!»

Эли безмолвно смотрела на нее, она не улыбнулась и не протянула руку Мейв.

Нужно, чтобы эта женщина ушла из комнаты.

– Может, она пожмет мне руку позже, – сказала Мейв, она мысленно приказывала мисс Уиттакер уйти. Наконец та покинула комнату.

«О чем она думает? Что я умыкну эту красивую строгую девочку?»

Боже! Если бы она могла это сделать?

Она осторожно взяла Эли на руки. Боже! Это было самое прекрасное мгновение в ее жизни и самое грустное. Малышке Эли было десять лет, но она весила не больше пушинки. Мейв казалось, будто она держит на руках младенца. Она села, лаская Эли и глядя ей в глаза. Это были не его глаза, подумала Мейв. Они были синими, как ясное небо.

– Меня зовут Мейв, Эли. Ты можешь повторить за мной?

Эли смотрела на нее, и Мейв могла поклясться, что она различает в ее глазах грусть и ум.

– О, Эли, Эли, я так тебя люблю!

Она покачала ее.

– Спи, моя крошка, на дереве было…

Она ничего не привезла ей в подарок. Мейв была готова убить себя за то, что не подумала об этом. Она никогда ничего не дарила этому ребенку, ее ребенку! Она даже задохнулась от стыда. Ничего, кроме несчастья и пустой, грустной жизни. Боже, почему ты такой жестокий? Она стала рыться в сумочке, чтобы что-то подарить дочке, что-нибудь, что вызовет улыбку на ее грустном личике. Блестящую монетку? Нет, деньги ничего не значат для этого создания, которое никогда не выходит из дома, она только гуляет в садике рядом. Она не подозревает, что можно, например, купить шоколадку за эту денежку.

Мейв сняла жемчужное ожерелье. Оно досталось ей от тети Мэгги. Может, Эли увидит его и улыбнется?

Эли не улыбалась, но стала играть жемчугом.

– О, Эли, если бы я могла взять тебя с собой! Я бы научила тебя улыбаться. Я уверена, что смогла бы это сделать. Я бы играла с тобой весь день, рассказывала бы тебе сказки, пела бы тебе.

– Играть, – промолвила Эли. – Эли играть!

Мейв готова была кричать от радости. Вот она и сказала слово, два слова. О, если бы она могла взять ее домой, она бы играла с ней, любила ее, учила ее… Любовь может творить чудеса! Но она не может этого сделать. Как подействует на Эли перемена обстановки? На нее достаточно посмотреть, чтобы понять, чей она ребенок. Мейв было все равно. Пусть все горит синим пламенем. Даже Мэгги! Мэгги разрешила ей родить эту красивую, беспомощную, больную девочку – она знала, что у Мейв не может родиться нормальный ребенок, – она сделала это во имя своей католической веры! Как может Мейв когда-нибудь простить ее за это?

По пути сюда из Бостона, размышляя всю дорогу, Мейв ни в чем не винила Мэгги. Но сейчас, обнимая свое бедное дитя, она проклинала тетку, себя и его. Какая же она была идиотка, когда она так любила и ждала его, хотела его, несмотря ни на что! Никогда в жизни ей не было так плохо и горько. Во рту у нее стало кисло, физически она чувствовала себя ужасно.

Она крепко прижала к себе девочку и поцеловала ее в лицо, глаза и волосы. Эли посмотрела на нее, какая-то мысль мелькнула у нее в глазах, Мейв могла в этом поклясться. «О, Эли, Эли! Если бы я могла забрать тебя с собой, обнимать и ласкать тебя, целовать каждый день и каждый час!» Но Мейв не могла этого сделать так, чтобы все узнали о существовании Эли. Если это станет известно Пэдрейку, он приедет за ней.

– Я люблю тебя, Эли. Теперь, когда я нашла тебя, я тебя не оставлю, не покину, я обещаю! – Мейв прижалась к ребенку, и ее слезы попали на лицо девочки. Эли посмотрела на Мейв и вытерла щеку.

– Мейв любит Эли.

– Любит Эли?

– Да, – засмеялась Мейв. – Мейв любит Эли.

«Я пока не могу наказать твоего отца за то, что он сделал с нами, Эли, любовь моя, но я до него доберусь!»

Вернувшись в комнату для гостей, мисс Уиттакер услышала, как Мейв поет Эли. Она пела песни, которые никогда раньше не вспоминала. Где она их узнала? Кто их пел ей? Ведь у Мейв никогда не было матери.

– Эли пора обедать.

– Не могла бы я остаться вместе с ней?

– Я уверена, что вы не захотите помешать нормально пообедать другим детям, мисс О'Коннор, – вежливо ответила мисс Уиттакер.

Мейв хотелось настоять на своем, пустить в ход авторитет патронессы данного учреждения, но она взяла себя в руки. Эли увела молодая воспитательница.

– Я еще приду навестить Эли, – сказала Мейв и добавила: – Теперь, когда я живу в Нью-Йорке, я буду сюда часто приходить. Вы должны понять, что этого хотела моя тетка. Я весьма заинтересована в хорошей работе вашего дома. – Мейв улыбнулась женщине, которой явно не слишком понравилось то, что она сказала. – Я смогу вам во многом помочь, мисс Уиттакер. Вот увидите, – добавила Мейв радостно.

– Я не знала, что вы теперь живете в Нью-Йорке.

– Да, я, видимо, буду здесь завтра. У меня есть подарки для Эли, я забыла их сегодня принести, а также подарки для всех детей.

Мейв уже выходила, когда ее окликнула мисс Уиттакер.

– Вы забыли свой жемчуг, мисс О'Коннор. Я уверена, вы не собирались оставлять его Эли.

– О, я хочу, чтобы вы отдали это ей. Я подарила жемчуг Эли. – Она увидела недоуменное выражение на лице мисс Уиттакер. – Это не настоящий жемчуг. Я купила его в дешевой лавочке!

Крисси широко открыла дверь.

– О, Мейв, почему ты не предупредила, что приедешь? – Тут она обратила внимание на растрепанный вид подруги. – Я все поняла. Ты прилетела на метле!

– Спасибо. Ты не предложишь мне выпить?

– Конечно! Тебе это просто необходимо.

Крисси подошла к бару и достала бутылку, бокалы и лед.

– Что тебе приготовить? Скажи. Я могу смешать все что угодно. Не зря меня называют барменша Марлоу!

– Как насчет стаканчика белладонны?

– Так все плохо? – спросила Крисси, наливая джин в высокий хрустальный бокал.

– Не знаю, я пока еще не уверена. Сейчас я не могу прийти в себя от эмоций. Я себя чувствую так, будто я мчусь по скоростной трассе и не уверена, что мне нравится эта скорость.

Крисси протянула ей коктейль и зажгла сигарету, затем легла на диван с белыми пухлыми подушками.

– Дорогая, расскажи все своей Крисси.

– Крисси, у тебя нет свободной комнаты для меня?

Крисси захлопала в ладоши:

– Ты спрашиваешь, нет ли у меня лишней комнаты? Свободной комнаты? У меня их восемь!

– Но тебе же нужно работать? Я не буду тебе мешать?

– Комната здесь. – Крисси показала ее. – Это моя студия. Остается семь комнат. Минус спальня – остается шесть. Кухня, столовая и гостиная. Остается – три. У тебя будет комната, чтобы спать, и комната, чтобы работать, если ты собираешься работать. И все равно остается еще одна комната. Как ты считаешь, что мы будем делать в этой комнате? Я знаю – там мы будем трахаться. Если вдруг приведем домой каких-нибудь заблудших серых котов!

– Крисси! – Мейв расцеловала ее. – Спасибо Богу за то, что ты у меня есть! Я просто не знаю, что бы делала сегодня, мне некуда было пойти переночевать, после того как…

– Послушай, Мейв. Я не Сара и не буду приставать, чтобы ты мне рассказала, что с тобой случилось. Но если ты расскажешь, я тебя с удовольствием послушаю.

– Крисси, я видела сегодня мою девочку!

Крисси заплакала даже раньше своей подруги.

5

Когда у Пэдрейка было хорошее настроение, Саре не хотелось его портить, спрашивая, когда они покинут этот остров. Может, она спросит об этом как-нибудь, когда он будет добрым и выпьет всего один или два стаканчика. Если она будет осторожной и выберет подходящее время, хрупкий промежуток между вторым и третьим стаканчиками, только тогда можно задать ему подобный вопрос.

Они провели здесь, вероятно, больше двух месяцев – Сара совершенно потеряла счет времени – был конец июня… июль… август… сентябрь. Да, прошло почти три месяца. Ее восхищение отдаленностью острова рассеялось через две недели. Самое большее, через три недели пребывания на нем. Здесь нечем было заняться, оставалось только пить и любить друг друга. – Сара поняла, что ей в жизни нужно больше, чем просто трахаться, и она никогда особенно не увлекалась выпивкой. Иногда, когда Пэдрейк был особенно мил, он читал ей нараспев, рассказывал неизвестные ей ранее истории, все было просто прекрасно. Он водил Сару в деревни, расположенные на острове, показывал, как местные жители выращивают картофель в расщелинах скал.

– Вся земля, имеющаяся на острове, привезена с материка и смешана с песком и водорослями.

Пэдрейк показал Саре древнее каменное строение, называемое «клочан». Он водил ее посмотреть Тичлах-Айн возле деревни. Киллини, остатки монастырского поселения, относящегося к шестому столетию. Они осмотрели церковь, основанную святым Бриканом в девятом веке, и Тимполл Бинейн, самую маленькую церковь в мире.

– Как интересно! – искренне говорила Сара, хотя ее ноги, не привыкшие ходить пешком, сильно болели.

Сара только раз сходила в древний форт, который занимал вершину трехсотфутовой скалы. Пэдрейк помог ей взобраться на самый верх, через внешние стены, окружавшие форт и служившие для защиты от врага. Они были сложены из острых осколков скал шириной в тридцать футов, поднимавшихся на четыре фута вверх.

Пэдрейк рассказал Саре, что здесь погибло много воинов, они разбились, упав на острые скалы. Сара задрожала.

– Из-за этого сюда ездит мало туристов, – заметил Пэдрейк мрачно.

– Туристов?

– Были разговоры, чтобы начать регулярные рейсы на остров небольшого пароходика, но дальше разговоров дело не идет…

И это неудивительно, подумала Сара. Кто в здравом уме захочет приехать сюда в это Богом забытое, мрачное место?

Потом они прошли за каменную стену и еще за одну шириной в двадцать футов и достаточно высокую и вошли во внутренний двор, а затем и в дом. В одном углу стояли стул и стол, а на нем пишущая машинка. Кругом были разбросаны бумаги. На полу лежали книги и стояло много бутылок, некоторые из них были пусты, в других ещё оставалось содержимое. «Значит, вот где он скрывается, когда уходит от меня!» Сара направилась в угол, она хотела посмотреть, над чем он работает, но Пэдрейк не пустил ее туда.

– Тебе не стоит подходить к стенам. Вдоль стен и особенно по углам прячутся разные насекомые, жуки и пауки, большие красные, страшные черные, желтые скользкие и пурпурные ядовитые. Некоторые из них очень красивые. Настолько красивые, что часто задаешь себе вопрос: почему они остаются насекомыми, а человек правит миром?!

У Сары по коже побежали мурашки. Внезапно Пэдрейк что-то смахнул с нее и принялся сильно топтать на земле.

– Вот видишь, – улыбнулся он. – Один уже полз по твоей нежной ручке, но я его убил! Это все ты, Сара. Ты так прекрасна, что привлекаешь даже насекомых.

Саре захотелось тут же покинуть руины. Она еле сдерживалась, чтобы не убежать сразу. Но Пэдрейк хотел показать ей лестницу внутри стены, ведущую к башне.

– Сверху ты увидишь замечательную панораму. Пошли!

Он взял ее за руку. Сара посмотрела наверх. Узкие каменные ступеньки поднимались почти вертикально, они были такими высокими, что у нее закружилась голова от одного взгляда на них. Спускаться, видимо, было еще труднее и опаснее. Сару затошнило.

– Нет! – Она отпрянула.

Пэдрейк засмеялся.

– Ты боишься, что у тебя закружится голова? Правда? Хорошо. Мы же не хотим, чтобы у нас кружилась головка, не так ли? Так долго подниматься вверх, но можно быстро оказаться внизу!

– Вернемся, – сказала Сара. Было сыро и пахло плесенью. В щелях рос мох.

Саре полегчало после того, как они наконец вышли из форта и миновали страшные камни. Она вздохнула с облегчением. Снова показались облака, но воздух был чистым и свежим. Сара была рада вернуться даже в этот чертов дом. Ей хотелось выпить.

– Выпей еще, – сказал Пэдрейк, после того как она залпом осушила стакан. – Ты очень нервничаешь!

– Когда мы уедем отсюда, Пэдрейк?

– Скоро. Как только я закончу то, над чем сейчас работаю.

– Роман? Это над ним ты работаешь в форте?

– Можно сказать и так!

6

Мейв вернулась в Бостон, чтобы забрать свои вещи. Я пришла к ней; Мейв чистила ящики и упаковывала одежду. Я сказала, что буду скучать по ней.

– Ты так мало здесь побыла!

– Да, говорят, что для всего есть свое время и место. Мое пребывание в Бостоне закончено!

– Я понимаю, тебе хочется жить поближе к своей крошке. Все так изменилось… Сары нет.

– Тебе не стоит скучать, Марлена, – поддразнивая меня, сказала Мейв. – У тебя же есть Питер. Между прочим, когда вы собираетесь пожениться?

– Ну, Питер кончает учиться в июне будущего года. Мы бы хотели пожениться в Чарльстоне сразу после этого. Мне так не хочется выходить замуж без Сары! По тому, как складываются дела, мне кажется, что она не приедет.

Я понимаю, как тяжело Мейв говорить о Саре.

– Ты ей писала? – спросила Мейв.

– Конечно, мне нужно было сообщить ей, что я помолвлена.

– Ты получила ответ?

– Нет. Я хочу сказать, что ответ пришел, но он был весьма странный. Она ничего не написала по поводу того, что Питер еврей. Это так не похоже на Сару. Мне казалось, что она должна была хоть как-то на это отреагировать… Ну, ты понимаешь!

– Что же она написала?

– Она просто интересовалась, как у меня дела, и писала, как прекрасна жизнь в Эрене. Мейв, мне кажется, что не Сара писала это письмо.

– Мне тоже так кажется, Марлена. Я совершенно уверена, что Сара вообще не получает наших писем. Я также уверена, что он пишет письма от имени Сары, а она об этом даже не подозревает. Я получила грязные письма, состоящие из сплошных ругательств.

Я не могла понять, что сильнее – мое беспокойство по поводу Сары или жалость к Мейв.

– Но зачем он это делает, Мейв?

– Я не знаю, почему он не передает письма Саре, но знаю, почему он нам шлет письма от ее имени. Особенно такие гнусные, какие он пишет мне. Чтобы мы волновались, я, в частности. Он и не хочет, чтобы эти письма были написаны в стиле Сары. А Беттина? Она получает письма? Она не говорила, что они ей кажутся странными?

– Да и еще раз да! Она сказала, что не может поверить, будто Сара могла так измениться. Что она пишет такие холодные письма. Бедная тетя Беттина… Я сказала, что ей просто кажется. Но я не уверена, что она будет еще долго в это верить. Кроме того, она очень хочет повидать Сару. Мейв, если он пишет письма от имени Сары и посылает их нам, что же тогда с ней самой? Почему она нам ничего не пишет? Где ее настоящие письма, которые она писала нам или хотя бы собиралась написать?

Мы посмотрели друг на друга. Ответ было нетрудно вычислить. Их никто не отправлял.

– Мейв, что же нам делать с Сарой?

– Я не знаю. Сара взрослый человек. Она замужем. Мы не можем туда поехать и забрать ее силой. Сара сама должна выпутаться из этой истории.

– Наверно. – Я не была в этом убеждена. – Но я все равно буду беспокоиться о ней.

– Мы все волнуемся. Но Сара умная. И сильная. Когда она дозреет, то сама уйдет от него.

– Надеюсь, что ты права, Мейв.

Мейв попыталась улыбнуться:

– Я тоже на это надеюсь!

Я поняла, что ей хочется поменять тему разговора. Мейв спросила:

– Как твоя мать реагирует на еврейского жениха?

Я засмеялась:

– Она постепенно привыкает к этому. Сначала я боялась, что у нее будет сердечный приступ. Она сказала, что так бывает всегда, когда учишься в таком радикальном колледже, как Редклифф. Но Питер всегда так внимателен к ней – и ей в конце концов пришлось сдаться. Тетя Беттина любит его. Бедная тетя Беттина… – начала было я снова, но вовремя остановилась. – Что будет с этим домом?

– Я дарю его Бостону. Здесь будет клиника душевного здоровья.

– Клиника душевного здоровья на Луисбург-сквер? Боже мой! Всех, кто живет здесь, просто хватит удар!

– С этим должны справиться мои адвокаты. Им хорошо платят – пусть отрабатывают свои деньги!

Я удивленно посмотрела на нее: она говорила весьма резким тоном. Мейв так изменилась, подумала я. Она становится жестокой.

– Что будет с домом твоей бабушки?

– Это не мой дом. Это дом моего… это дом Пэдрейка.

Нет, Мейв не передумала подарить клинику душевного здоровья городу, хотя больше не собиралась жить в Бостоне. Она не станет лично заниматься этой клиникой. Она не хочет никогда больше видеть дом тетушки Мэгги. Мейв понимала, что когда-нибудь, когда ее гнев несколько поостынет, она сможет простить тете Мэгги то, что та дала ей возможность родить Эли, – но Мейв никогда не сможет понять все до конца!

Она все оставляла здесь. Дом, занятия филантропией, воспоминания… Она готова была заново начать карьеру писательницы. Мейв встретится с отцом на поле боя. Если были правы критики, когда заявляли, что она обладает большим талантом, Мейв сделает все возможное, чтобы превзойти его, она станет самой лучшей! Ей нужно что-то предпринять, чтобы наказать Пэдрейка за то, что он сделал с Эли, с Сарой… Бедная Сара!

Возможно, она получит Нобелевскую премию, и тогда посмотрим, как он сможет это пережить! Мейв заперла дверь дома тети Мэгги и даже не оглянулась.

Выехав из Бостона, Мейв было направилась на юг, но повернула обратно. Ей необходимо сделать еще кое-что, прежде чем окончательно сказать прошлому «Прощай!». Нужно в последний раз съездить в Труро. Она проехала по мосту в сторону Кейпа и помчалась по шоссе. Шоссе № 6 стало совсем не таким, каким Мейв его помнила. Но она сама тоже изменилась. Мейв нашла въезд в Ремет-Роуд, и ей все показалось знакомым. Там были дюны и болота, топи и мхи, там была тропа Кренберри-Бог и узкая грязная дорожка, ведущая к дому, их старому дому. Он стоял высоко на скале из песчаника, прямо над морем, все еще в гордом одиночестве. Мейв остановила машину и пошла по дорожке к дому.

Здесь никто не жил, окна были заколочены. Кому теперь принадлежит этот дом?.. Какое это имеет значение! Было очень холодно и сильно дул ветер. Мейв теснее запахнула шубу и подошла к краю скалы, чтобы посмотреть вниз на бушующее море. Она стояла там же, где стоял он в ту ночь, ту первую ночь. Мейв вылезла из кровати и пошла его искать. Она вышла на улицу. Была безлунная ночь, шел дождь, было темно и очень ветрено. Только в Труро бывает подобная кромешная темнота! Вспышка молнии, и она увидела его силуэт. Его накидка развевалась на плечах. Мейв подумала, что никогда не видела ничего более прекрасного. Ей тогда было всего десять лет, столько же, сколько сейчас Эли. Что может понимать десятилетний ребенок?

Мейв трясло от холода, когда она возвращалась к машине. Марк Твен писал, что нет более холодного места, чем Сан-Франциско в августе, но он не был в Труро в ноябре! Мейв развернула машину. Ей хотелось поскорее приехать в Нью-Йорк.

7

– Разве мы не можем поесть в городе? Меня уже тошнит от рыбы, вареного бекона и капусты. Пожалуйста, Пэдрейк, мне нужно хоть какое-то разнообразие! За несколько месяцев мы ни разу не покинули остров. Может, нам стоит поехать в город на ленч и остаться там подольше, а переночевать в Келвее?

– Почему бы и нет. – Пэдрейк казался необычайно сговорчивым. – Я пойду и поищу Имонна. Я уверен, что смогу убедить его отвезти нас в Келвей. В последний раз, когда я его видел, у него были сложности с лодкой. Но он, наверно, уже починил ее. Хотя бы немного.

«Немного починил лодку?»

– Разве мы не можем договориться с кем-нибудь еще?

– Мне кажется, что все заняты работой в церкви. Я пойду и поищу Имонна.

– Я не поеду в лодке, если она не в порядке.

– Я не говорил, что она не в порядке.

– Но ты не уверен, что в ней плыть безопасно. Я не сяду в нее, пока не буду в этом уверена.

– Ты права. Ты ведь не умеешь плавать, не так ли? Хорошо, я пойду и все проверю.

Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он ушел. У Сары не было даже никаких часов: ее часики остановились тысячу лет назад! Как она может их снова завести, если у нее нет телефона, чтобы позвонить и узнать точное время?! Или радио. У нее не было ничего! Сара заплакала. Она может пересчитать вещи, в которых она нуждается, и перечисление, вероятно, займет сутки. Сара узнаёт, что наступило завтра, после того, как стемнеет, а потом опять станет светло. Она налила себе рюмку виски. Почему бы и нет? Ей больше нечего делать. Ей нечего делать целые дни, недели, месяцы… Если она не уберется с этого острова, то просто сойдет» с ума! Она была в этом уверена. Сара налила себе еще. И если ей не с кем будет поговорить, кроме Пэдрейка, который разговаривал только тогда, когда ему этого хотелось, подонок, она и сама чокнется, только вдвое быстрее! Сара выпила еще. К тому времени, когда вернулся Пэдрейк, она была вдребезги пьяна.

На следующее утро он затеял скандал:

– Я нашел Имонна и проверил его куррачу, вернулся за тобой, и что же я вижу?! Ты – пьяна, отвратительна и мерзка!

– Да? И когда же ты вернулся? Уже почти ночью. И какое право имеешь ты, именно ты, отчитывать меня за пьянство?!

– Пьющий мужчина – это одно, а женщина-алкоголичка – это мерзость и оскорбление человеческой расы!

Боже мой! Неужели она становится алкоголичкой, как ее мать? Нет, черт возьми. Она не станет больше пить! Она не станет пьяницей. И никто не сможет превратить ее в пьяницу! Ни ее проклятый муж, ни кто иной! Но с Сарой что-то случилось, она менялась. Хотя что в этом удивительного? Этот остров и одиночество!.. Почему Пэдрейк женился на ней? Чтобы похоронить ее здесь? Ее, Сару, которая открывала конгу в «Эль Морокко»?! Если она ему не нужна, тогда чего же он хочет от нее? Ей необходимо как можно скорее покинуть этот остров. Ей нужно уехать отсюда, хотя бы на день, и сейчас же!

– Почему мы не можем съездить в Келвей сегодня? Если все в порядке с лодкой Имонна, почему бы нам не съездить? – умоляла Сара Пэдрейка.

– Кто знает, чем сегодня занят Имонн? Я отказываюсь идти искать его, чтобы, вернувшись, найти тебя опять в невменяемом состоянии.

– Я обещаю больше не пить!

– Я надеюсь, тебе можно верить, Сара.

Она видела, как Пэдрейк пошел в направлении форта, и знала, что он еще долго не вернется. Будь он проклят! Чем она должна заниматься все эти долгие часы?!

Ей так нужно выпить! Наплевать, что она ему обещала не пить. Но она обещала и себе! Сара заплакала. Что с ней станет, если она не выпьет хотя бы немного? Она просто чокнется! А что случилось с ее проклятыми подругами? От них не было ни одного письма. Даже мать ей не писала. «Мама, как ты можешь меня так предавать?» Сара знала, что Мейв злится на нее. Но где письма от Марлены и Крисси?