Текст книги "Дебютантки"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)
Зимняя пора. 1943
1
Мэгги О'Коннор потеряла свою правую грудь на Рождество 1941 года, а левую – в следующем году. Теперь, спустя год, доктора требовали, чтобы она опять легла в больницу – как они сказали, для проверки. И стоит провести рентгенотерапию, чтобы быть во всем уверенными. Но Мэгги понимала, что она проигрывает свою борьбу. Она хотела только знать, сколько пройдет времени, прежде чем болезнь придет к естественному завершению. Ей столько предстояло сделать во благо родины, больницы, где она работала, в память матери и, самое главное, Мейв. Она испытывала гнев, что судьба так распорядилась ею. Она бунтовала и ходила в церковь отмаливать грехи и дурные мысли. Ей было нужно еще время, чтобы она могла проводить мать на вечный покой. Кто позаботится о матери, если Мэгги умрет первой? Боже мой, а что же с Мейв? Она сильная и хорошая девушка, но все еще слишком молода. Она еще не повзрослела, чтобы со всем справиться. А ее дитя? Кто будет за ним присматривать? Только не Мейв. Она никогда не скажет Мейв, что с ее ребенком не все в порядке, но он живет в семье, которая его любит. И Пэдрейк. Мэгги с ним не общалась. Конечно, она знала об успехах его книг. Он жил в Ирландии; каждый роман приносил ему все больше признания и славы. Она не могла понять, почему критики так восхваляют его работы, – ей казалось, что они полны ненависти, почти всегда необъяснимой. Но люди восхищались ими. Не случится ли так, что после ее смерти Пэдрейк вернется и опять заберет Мейв? Или, может, Мейв сама начнет искать его. Мэгги чувствовала, что Мейв любит Пэдрейка и грустит по нему.
О, Пэдрейк! Что станется с ним? Мир знал его только как гения-отшельника. Мир всегда прощает гениям их эксцентричность, их любовь и ненависть, даже когда они выходят из моды, – это тоже своего рода эксцентричность. И это делает их более интересными и выделяющимися. Они стоят в стороне от остального человечества. Но для нее Пэдрейк был не только эксцентриком. Его гениальность была смешана с сумасшествием. Может, это гены, которые были в их крови? Может, он с самого рождения нес в себе эту страшную кару? А что будет, если об этом узнает остальной мир? Кто защитит Пэдрейка от волков, которые набросятся на него, почуяв запах крови?
Нет, ей нельзя сдаваться. Еще не время. Что сказал их святой Франклин Д. Рузвельт, когда его попросили, чтобы он остался еще на один срок? Бедный, усталый и больной человек, он сказал миру: «…и в этой войне я так же не могу оставить свой пост, как этого не имеет права сделать солдат…»
Ей придется продолжить борьбу, она не имеет права покинуть свой пост.
Когда Мэгги вернулась из больницы, ей пришлось смириться с тем, что в ее распоряжении осталось самое большее два года. За это время ей нужно было сделать очень много! Самое главное – подготовить Мейв к мысли о ее смерти. Ей следовало убедить Мейв в том, какую опасность представлял Пэдрейк. Ей также следовало привести в порядок все дела, чтобы Мейв стала хранительницей музея, могла заниматься больницами, которые существовали на пожертвования семьи Эбботов. И могла помочь своей бабушке, но с наименьшими затратами нервной энергии. Бедная девочка, ей только что исполнилось шестнадцать и на ее плечи вскоре будет возложен такой огромный груз!
Мэгги решила на лето открыть дом в Ньюпорте. Там они с Мейв смогут провести время и обо всем поговорить. Наверно, Крисси и Сара будут с ними большую часть лета, а Марлена поедет домой в Южную Каролину.
Мэгги послала свой «паккард» за девочками. Она купила машину год назад, чтобы доказать судьбе, что она все еще борется с ней. В 1942 году с конвейера сходили последние машины, шла война, и было неизвестно, когда будут строить новые модели. Кроме того, Мэгги не была уверена, что это не последняя машина в ее жизни.
2
Я едва сдерживала слезы, прощаясь с Сарой, Крисси и Мейв. Мейв заставила меня дать слово, что я приеду в Ньюпорт хотя бы на две или три недели. Я попросила Сару, чтобы она писала мне хоть раз в неделю о том, что у них там происходит.
– Особенно если кот спрыгнет с крыши!
Сара захихикала.
– Что ты имеешь в виду?
– Сара, эту фразу сейчас используют военные, чтобы объявить, что произошла высадка войск… А солдаты имеют в виду засовывание ты-сама-знаешь-чего-и-куда.
– Ну, если случится ты-сама-знаешь-что или если мой кот просто сломает себе шею, ты узнаешь об этом первая. Я тебя прошу, чтобы ты хорошо проводила время с парнями, которые крутятся вокруг тебя, и если твой кот свалится с крыши, ты мне пришлешь открытку с надписью «Внутри как ни три» – и я все пойму!
Мейв и Сара очень волновались, когда ехали по Бельвью-авеню с прекрасными изумрудными газонами и великолепными летними домами. Крисси сидела молча.
Ей станет больно, если она опять увидит дом бабушки Марлоу. Она старалась забыть это время, не думать о своих бабушке и маме. Крисси даже не представляла, что после стольких лет она все равно будет скучать по матери, вспоминать ее лицо, духи, голос: «Кто самая сладкая конфетка мамочки?» – «Ты – моя любимая девочка!» Потом она вспоминала: «Беги, моя крошка. Няня тебя ждет, моя красавица. У меня нет времени прочитать тебе сказку, мой зайчик. До завтра, мой ягненочек!»
И это е… зал суда. «Мамочка! Мамочка!» Крисси слышала, как плачет ребенок, как будто это была не она! Мейв взяла ее за руку:
– Мы уже приехали, Крисси. Жаль, что ты так переживаешь. Это дом твоей бабушки? Вон тот, за забором?
Крисси пожала плечами.
– Теперь это дом тети Гвен. Мне все равно. Это всего лишь дом! – Иногда она просто ненавидела воспоминания о своей матери. И если она ее так сильно ненавидела, тогда все прошлое не имеет никакого значения! Но она все еще была очень напряжена.
Мэгги поздоровалась с ними и спросила:
– Хотите посмотреть дом?
Сара оглянулась. Перед ней был огромный бальный зал.
– Вот это да! Наш домик в Саутгемптоне даже рядом не стоял с вашим! Ваш дом просто великолепный, великолепнейший! Я должна отметить, тетушка Мэгги, вы умеете жить, вы – неевреи!
Все засмеялись, даже Крисси. Мэгги обняла Сару:
– А я должна сказать, что вы, евреи, умеете заставить девушку смеяться.
Мэгги нашла Крисси в библиотеке, лежащей на огромной софе эпохи итальянского Возрождения.
– Похоже, что тебе здесь удобно, а это трудно ощутить в таком месте. Эти комнаты великолепны, но их не назовешь уютными.
Она заметила следы слез у Крисси на щеках.
– Почему ты не пошла на пляж Бейли с Сарой и Мейв?
– Я не знаю. Мне не хотелось, я читала.
– Все в порядке? – Мэгги взяла книгу, лежащую на софе. Это был «Колодец одиночества» Редклиффа Холла.
– Не удивительно, что ты вся в слезах. Это грустная, угнетающая книга, разве я не права?
– Вы читали ее? Она про лесбиянок.
– Да, я знаю.
– Вам не кажется странным, что я ее читаю? – спросила Крисси, она сразу ощетинилась.
– Нет, я так не думаю. Это хороший роман. Конечно, книга пользовалась не совсем хорошей славой из-за содержания…
«О Боже, подумала Мэгги, бедное дитя обеспокоено, волнуется из-за…»
– Вы не думаете, что я… одна из них… только потому, что я читаю эту книгу? – У нее был слегка вызывающий тон.
– Крисси, дорогая, конечно, нет. Я же тебе сказала! Я сама читала эту книгу. Она волнует, я это знаю, но ты не должна волноваться.
– Я могла бы стать лесбиянкой, – выпалила Крисси, сбрасывая с себя часть груза. – Я не уверена… – Она снова заплакала.
Мэгги обняла девочку, и вскоре Крисси рассказала ей все: как она грустила по своей маме и что у нее случилось с учительницей музыки.
– О, Крисси, – Мэгги почувствовала, что тоже плачет, – ты была просто наивным ребенком и попала в такую тяжелую ситуацию. Это совсем не значит, что ты лесбиянка. Ты была одинока, и тебе было нужно внимание, был нужен кто-то, кто бы мог занять место твоей матери. Естественно, что тебя тянуло к этой милой леди, она стала тебе хорошим другом. И… – Она замялась. Как она сможет объяснить поведение учителя? Та ведь не была ребенком… – И твой друг, она тоже была так одинока, и она потеряла контроль над собой. Она была взрослой, именно она должна была… – Мэгги опять замялась. Потом сказала: – Да, этого не следовало делать. Но это не твоя вина. Твоя подруга забыла свои обязанности по отношению к тебе, потому что она сама нуждалась в любви. Мне кажется, что она воспользовалась тем, как ты была несчастна, чтобы удовлетворить свою собственную нужду! Но она, бедняжка, заплатила за это страшную цену. Правда? Но она уже за все заплатила. Забудь обо всем, Крисси. Хватит выплачивать долги…
– Но как я могу быть уверена, что я… что, вы понимаете, что я не одна из этих? Я люблю моих друзей, Мейв, Сару и Maрлену. Я люблю вас, тетя Мэгги.
– Спасибо, и я тебя тоже очень люблю. Но существуют разные виды любви. Нам нужно благодарить Бога за это. Любовь, которую вы испытываете к своим друзьям, – прекрасное чувство. Я молю Бога, чтобы он поддержал тебя и всех остальных до конца… вашей жизни.
– Но мне кажется, что я никогда не встречу мальчика, которого могла бы полюбить.
Мэгги тихонько засмеялась, погладила блестящие волосы Крисси.
– Ты еще так молода, Крисси, совсем девочка. Ты его встретишь, обязательно встретишь. Просто дай себе шанс. Ты встретишь своего любимого. А потом ты будешь любить своих детей.
– Моя мать не любила меня, – горько заметила Крисси.
– Я уверена, что она тебя любила. Может, как-то по-своему… Крисси, существуют разные проявления любви. Просто прими как факт, что она тебя любила, вот и всё. Нужно расстаться с прошлым, тогда мы сможем свободно идти вперед.
Крисси положила голову на грудь Мэгги.
– Я так вас люблю! Вы относитесь ко мне, как мать.
«О, Крисси, тебе придется расстаться и со мной, и наверно, очень скоро!»
Все четверо были на кухне и готовили обед.
– Как здесь интересно, – сказала Сара, нарезая розовый редис.
– Я рада, что ты так считаешь, Сара. Я боялась, что вам не понравится, ведь я пригласила вас на лето в дом, где почти нет слуг. Бедная Бетси, даже если остальные комнаты закрыты, у нее масса работы. Но мне кажется, что в этом году никто в Ньюпорте не может нанять столько слуг, сколько требуется, – военные заводы работают день и ночь! Поэтому нам придется управляться самим.
Мейв чистила картошку.
– Когда мы были в Хаммерсмит-фармс, Джекки и ее сестра Ли подстригали живую изгородь. Их мать обожает хорошо подстриженные живые изгороди! [1]1
Имеется в виду Жаклин Кеннеди.
[Закрыть]
– Я никогда не встречала Джанет Очинклосс. Я вообще почти никого не знаю в Ньюпорте. Джекки не учится в школе мисс Чэлмер, не правда ли?
– Нет, – ответила Сара, аккуратно очищая огурец.
– Она учится у мисс Портер в Фармингтоне, штат Коннектикут. Но мы дружили еще в Хэмптоне. Родственники отца Джекки – Бувье [2]2
Бувье – девичья фамилия Жаклин Кеннеди.
[Закрыть]живут в Восточном Хэмптоне. У них там прелестная усадьба Лазета. Но ее мать вышла замуж за Хью Очинклосса, и теперь они живут в Вашингтоне и приезжают сюда только на лето. Мейв с ней встречалась у нас прошлым летом.
– Отец Джекки очень симпатичный, не правда ли, Мейв? Конечно, он не так красив, как твой отец. Никто с ним не может сравниться. Могу себе представить – иметь такого красивого и знаменитого отца. Мы просто умираем, так хотим с ним познакомиться, правда, Крисси?
Мейв быстро взглянула на Мэгги, и Крисси перехватила взгляд, которым они обменялись. Она уже давно поняла, что между отцом и Мейв существовала проблема, которая также касалась и тетушки Мэгги. Но в отличие от Сары Крисси никогда не лезла не в свое дело.
Мейв медленно вытерла руки о полотенце:
– Наверно, когда-нибудь вы познакомитесь с ним. Когда он приедет из Ирландии.
– А пока, тетя Мэгги, – сказала Сара, – мне хотелось бы, чтобы вы убедили свою племянницу быть более социально раскрепощенной.
– В чем проблема? – улыбнулась Мэгги.
– Мать Джекки устраивает прием в саду, чтобы развлечь некоторых военнослужащих, – это будет прекрасно. У них такой великолепный вид на залив. Но Мейв не хочет туда идти. С ней так трудно! Она всегда дичится в школе, не хочет ходить на танцы, но это так непатриотично отказываться развлекать наших воинов. Я права, тетя Мэгги?
Мейв покраснела:
– Я никогда не знаю, как разговаривать с молодыми людьми… мужчинами. Я плохо танцую. Мне там неуютно. Я не хочу идти туда только для того, чтобы выполнить твой каприз, Сара, – выпалила она очень резко, что случалось с ней очень редко. – Разве я должна это делать, тетя Мэгги?
Мэгги стало жаль Мейв. Она прекрасно понимала, что это одна из проблем, мучивших Мейв, – ее страх перед мужчинами. Может, «страх» слишком сильное слово?
– Нет, – мягко ответила она. – Ты совсем не должна идти только затем, чтобы Сара была довольна. Но, может, тебе стоит, пойти, чтобы победить чувство дискомфорта… – Она посмотрела прямо в глаза Мейв. Нужно очень аккуратно выбирать слова, здесь присутствуют другие девочки. – В бытность девушкой я очень стеснялась юношей. Потом я поняла, что они всего лишь мальчики, а не какие-то странные создания. Они все разные – большинство из них милые, некоторые просто прекрасные, и некоторые так же стеснялись, как и я. Еще я узнала, что мальчик может быть таким же хорошим другом, как и девочка, и с ним так же легко разговаривать. Мне кажется, что тебе стоит попробовать, Мейв!
У нее осталось так мало времени. Ей придется вытолкнуть Мейв в мир как можно скорее.
Сара заканчивала наносить жидкие чулки на ноги Мейв и Крисси. Теперь у всех троих ноги были одинакового оранжевого цвета.
– Теперь твоя очередь, Крисси. Рисуй швы, так как ты наш художник. – Сара подала ей карандаш для бровей [3]3
Во время войны в Америке шелковые и нейлоновые чулки были страшным дефицитом, поэтому многие просто мазали ноги марганцовкой или другой краской, а потом рисовали шов, как будто на ногах надеты настоящие чулки.
[Закрыть].
– О Боже, а если у меня они выйдут кривыми? Хорошо, начинаем, первая очередь твоя, Сара!
Она просто великолепно нарисовала первый шов, второй оказался чуть кривым на икре и потом скособочился в сторону. Крисси захихикала:
– Прости, Сара. У тебя будут немного кривоватые ноги. Ты не обиделась, правда?
– Конечно, – храбро ответила Сара. – Вообще, кому нужны прямые, стройные ноги?
– Мне кажется, что лучше идти в чулках без швов, – заметила Мейв, стараясь не смеяться.
– И мне тоже, – заулыбалась Крисси.
– Ты можешь намазать ногу кремом, снять краску и начать все сначала, – сказала Сара.
– Зачем? Никто не будет смотреть на твои ноги, Сара.
– Спасибо, Крисси Марлоу. – Сара послюнявила палец и провела им по ноге Крисси. – О, Крисси, у тебя «поехал» чулок! Лапочка, как жаль!
– Ах ты, вредная старуха! У тебя вообще ничего не останется от твоих сраных чулок! – Она тоже послюнявила палец и начала гоняться за Сарой по всему солярию. Та с воплями вылетела из комнаты. Прибежала тетушка Мэгги.
– Что здесь происходит?
– Сара и Крисси валяют дурака!
Мэгги смотрела, как уезжают девочки. Она приляжет, когда их не будет дома. С каждым днем она уставала все сильнее и сильнее.
Они были такими хорошенькими в своих летних платьицах и в сандалиях на высокой платформе.
– Никаких коктейлей! – поддразнила она их.
– Ну, вы можете быть уверены, при матери Джекки нам ничего не обломится. Она очень строгая.
– Нам, наверно, подадут безалкогольный пунш. Вот и все! – бормотала Сара, поудобнее усаживаясь в машине и расправляя платье, чтобы оно не помялось. – А я собираюсь вылить коктейль в мой пунш.
– Как вы считаете, с тетей Мэгги все в порядке? – спросила Мейв у подруг. – Она выглядит такой усталой.
– Она так худеет, – отметила Крисси. – Но разве это плохо?
– Вы можете себе представить, что он мне сказал: «Для чего ты это хранишь? Ты не боишься, что она у тебя позеленеет от плесени?» – Сара говорила с огромным негодованием.
– Боже! – Мейв изо всех сил старалась не смеяться, но Крисси завопила:
– Так противно, но так смешно!
– Если ты думаешь, что это смешно, тебе следует послушать, что он сказал, когда мы уходили: «Ты не хочешь со мной переписываться? Обещай мне, что будешь мне писать!» Сначала он мне заявляет, что моя вагинка вся в плесени и позеленела, а потом предлагает мне переписываться! Ну что тут сказать?
– Боже! – еще раз сказала Мейв, и они все залились смехом.
Шофер Райан посмотрел в зеркало, чтобы видеть, что происходит. «Никогда ни в чем нельзя быть уверенным с этими богатыми детками. Что, черт возьми, им так смешно, что они ржут все время?» – кисло подумал он.
– Где Бетси? – спросила Сара, когда увидела, что Мэгги меняет белье в комнате Мейв.
– Она прилегла, бедная старушка. У нее опять приступ ревматизма.
– Дайте я вам помогу, вы сами выглядите весьма неважно.
– Со мной все нормально, Сара, но я не откажусь от помощи. Вот, надевай наволочки на подушки. Почему ты не в «Казино» на теннисном матче?
– Я ненавижу теннис.
– Но в «Казино» очень весело. Сейчас проходит Неделя тенниса. Я была совсем маленькой девочкой, когда ходила туда. Я все еще помню мою бабушку – она была величественной леди, но посещала матчи. На ней были цвета «Казино» – зеленый, желтый и белый и значок – маленький флажок, украшенный бриллиантами, изумрудами и жемчугом, точь-в-точь как флаг ее лодки. Этой лодки давно уже нет, но ее значок у меня сохранился. Нужно достать его и отдать Мейв. Но скажи, почему ты не пошла с Мейв и Крисси? Только из-за отсутствия интереса к теннису?
Мэгги посмотрела на Сару весьма проницательно. Они вошли в комнату, где жили Крисси и Сара, и начали снимать с кроватей постельное белье.
– Нет, – ответила Сара. – Мне нужно кое-что обдумать. Понимаете, я получила письмо от маминого врача. Он считает, что ей нужно развестись с отцом, но каждый раз, когда он заговаривает с ней об этом, она начинает волноваться и у нее опять… Он хочет, чтобы я начала осторожно готовить ее к этому… медленно, постепенно. Ну, вы меня понимаете.
– А ты не хочешь этого делать?
– Не то что не хочу, нет. Все равно их брак разрушен. Но тогда мы не будем семьей.
– Но если на этом настаивает ее врач, у него есть для того достаточные причины. Он, наверно, считает, что это поможет твоей матери выздороветь. А это самое важное, не так ли?
– Да…
– У вас и так уже нет семьи, правда?
– Да…
– Ты даже не навещаешь своего отца, не так ли?
– Это правда…
– Может, если состоится развод и твоя мама поправится, вы сможете снова стать друзьями с отцом? Когда испарится горечь… И у тебя будут хорошие отношения с мамой и с папой. И это будет больше похоже на семью, чем сейчас.
– Вы так хорошо разложили все по полочкам, тетя Мэгги.
Мэгги тихо засмеялась, подняла грязные простыни и положила их в корзину.
– Я понимаю, что все не так просто, Сара. Прощание с прошлым иногда самая трудная вещь в нашей жизни. Но приходится отсекать руку, чтобы спасти все тело. А спасая тело, иногда мы тем самым спасаем душу.
Сара задумчиво кивнула. Потом спросила:
– Вы ревностная католичка, тетя Мэгги. А я знаю, что католическая церковь против разводов. И все равно вы говорите, что для моей матери будет лучше, если она разведется с отцом?
Мэгги кивнула:
– Да. Я расскажу тебе одну историю. У меня есть один очень мудрый друг. Он врач и ортодоксальный верующий еврей. Он бежал из Польши как раз перед захватом ее нацистами и в конце концов попал в Шанхай. И когда я в шутку спросила его, что он мог есть в Шанхае, потому что я знала, что он ест только кошерную еду, он ответил мне, что хотя в Торе говорится, что еврей не должен питаться некошерной пищей, но там также говорится, что он должен делать все, что в его силах, чтобы остаться в живых! Жизнь – прежде всего. Поэтому у евреев есть главный тост: «Лахайм!», что значит – за жизнь! Будем здоровы!
Сара посмотрела на Мэгги, у нее в глазах засверкали слезы. Она крепко обняла Мэгги, а Мэгги поцеловала ее в ответ:
– Видишь, Сара. Твоя тетя-католичка дала тебе урок, как быть хорошей еврейкой!
Какая же она трусиха, ругала себя Мэгги. Она пыталась помочь Крисси, давала советы Саре. Но уже почти наступил конец августа, а она все еще не поговорила с Мейв. Больше нельзя тянуть.
Сара и Крисси в засученных брюках «дангери» и в большого размера мужских рубашках уехали, чтобы покататься верхом в Хаммерсмит-фарм. Мэгги осталась с Мейв.
– Давай пойдем на пляж.
Мейв согласилась. Она была обеспокоена. Это было совсем не похоже на тетю Мэгги – попросить, чтобы она осталась дома, пока ее подружки будут развлекаться. Она сразу же подумала, что что-то случилось с отцом и тетя Мэгги хочет поговорить о нем. Может, он заболел? Или вернулся в Америку? Она так хотела его увидеть, но и боялась этого.
– Твой отец атеист, – начала тетя Мэгги, – и он не водил тебя в церковь. Я тоже не особенно старалась это делать… Я считала, что настанет время, когда ты сама этого захочешь… Но у нас не осталось времени. Прости меня, но Церковь поможет тебе, когда тебе будет трудно…
– Тетя Мэгги, почему вы так говорите? Что случилось? Это отец? Он болен?
– То, что я тебе скажу, каким-то образом коснется и твоего отца. Мейв, мне нужно, чтобы ты была сильной. Мне уже недолго осталось жить… Но я буду присутствовать с тобой всегда, моя душа будет с тобой…
Мейв упала на колени, ее рыжие волосы развевались на соленом морском ветру.
– Что ты говоришь, тетушка Мэгги? Нет, я ничего не хочу слышать! – Она закрыла уши руками.
Мэгги тоже опустилась на колени, обняла свою племянницу и крепко прижала к груди.
– Мейв, дорогая моя, сделай мне милость и со смирением прими то, что посылает нам Бог…
– Я не могу! Я не могу! Ты мне так нужна! Скажи мне, что ты не умрешь!
– Я не могу тебе обещать это! – Она покрыла поцелуями лицо Мейв. Они раскачивались в объятиях на песке, и солнце ярко светило на них, но с моря дул холодный ветер.
Когда Мейв несколько успокоилась и громкие рыдания сменились тихими всхлипываниями, Мэгги рассказала ей о своем завещании.
– Что касается денег, там все ясно, дорогая. Поль и Джеймс и их сыновья позаботятся о деньгах, ты можешь на них положиться. Ты станешь главным опекуном институтов, которые основали твоя прабабушка и я. Но и в этом деле у тебя будут люди, на которых ты сможешь положиться, пока не настанет время, когда ты лично примешь на себя некоторые обязанности. Я больше всего беспокоюсь о твоей бабушке…
– И об отце?
– Да, и о твоем отце. Я прошу тебя сделать для меня две вещи. Первое – заботиться о твоей бабушке, чтобы у нее было все, что ей нужно. Твоя бабушка счастлива в мире, который она создала для себя. Ей не так долго осталось жить. Я хочу, чтобы она была довольна жизнью. Для этого ей нужен дом, он у нее есть, и кто-то, кто ухаживал бы и присматривал за нею. У нее есть Энни. Будем надеяться, что Энни будет с нею до тех пор, пока бабушка в ней нуждается… Если нет, ты должна постараться заменить ее кем-нибудь, кому можно доверять.
– Я сделаю это, тетя Мэгги, обещаю.
– Но есть еще кое-что, что ей нужно, чтобы она была счастлива в ее мире грез…
– Что?
– Морфий, Мейв, морфий!
Мейв не сразу осознала, что значит это слово. Ее бабушка наркоманка? Рабыня наркотиков? Так они, кажется, называются в комиксах? Все, что она знала о людях, принимающих наркотики, это то, что это странные типы с жуткими лицами и длинными хищными когтями. Но ее бабушка совсем на них не похожа. Она была хрупкой старенькой леди в бальном платье из русских романов.
Мэгги видела, как менялись чувства на лице Мейв.
– Только морфий делает твою бабушку счастливой в мире фантазий. Тебе не стоит расстраиваться из-за этого. Если бы морфий не навевал твоей бабушке прекрасных снов, она провела бы остаток своей жизни в психиатрических больницах, мучаясь, и была бы очень несчастной… Она больная женщина, Мейв, и морфий для нее всего лишь лекарство.
– Но что мне делать? И где я достану…
– Доктор Геннон снабжает ее лекарством. Он помогает нам уже много, много лет. А Энни дает его твоей бабушке. Поэтому, если она уйдет, тебе нужно найти кого-нибудь, кому ты сможешь доверять. И если что-то случится, если не станет доктора Геннона, ты должна будешь найти кого-нибудь и на его место. Ты поняла?
– Доктор Геннон? Тот самый доктор Геннон, который принимал моего ребенка?
– Да.
– Он хранит все наши секреты, да?
– Да.
– Он был влюблен в тебя, тетя Мэгги?
– Мы – хорошие друзья, а прочее… Это было так давно!
– Но почему же ты… Почему вы не поженились?
– Мне кажется, что если бы я его очень сильно любила, то, наверно, вышла бы за него замуж. Но мне нужно было о многом заботиться.
Мейв опять горько заплакала.
– Ты всем пожертвовала ради меня, ради бабушки, ради отца!
– Я ничем не жертвовала. Ты была самым прекрасным в моей жизни, Мейв О'Коннор! Поэтому ты должна быть очень сильной и стойкой и продолжать мое дело.
– С отцом или без отца?
Они подошли к самому главному, и Мэгги не пыталась отступать.
– Без него, Мейв, обязательно без него. Прости меня, моя дорогая, но – ради себя самой – ты не должна его видеть. Я думаю, что он попытается вернуть тебя, заставить жить с ним. Ты ни в коем случае не должна соглашаться на это. То, что было между тобой и им, – это плохо, дурно, ужасный грех! Ты была маленькой девочкой, но мне кажется, что интуитивно ты понимала это. Разве я не права? Поэтому ты ушла от него и пришла ко мне, когда тебе понадобилась помощь. – Мэгги намеренно не упоминала о ребенке. Об этом лучше не говорить. – Я понимаю, что ты все еще его любишь…
– Да, тетя Мэгги, я его очень люблю! Я мечтаю о нем все время. Я хочу, чтобы он пришел ко мне, обнял меня. Я хочу, чтобы он снова любил меня…
Мэгги не знала, что именно имела в виду Мейв, и предпочла не уточнять.
– Твой отец во многих аспектах великий человек. Люди называют его гением, Мейв, наверно, это так! Поэтому мы не будем судить его по обычным стандартам. Гений выделяет его среди обычных людей, а это отличие, в свою очередь, делает его прекрасным писателем. Нет, мы не можем его судить! Он особое создание и должен жить в своем окружении. Как мама, он живет в мире, который нам не дано познать, в мире странных видений. Отсюда его странные и прекрасные слова, идеи и мысли. Но гений создает и разрушает одновременно. В конце концов, он разрушит себя самого. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти его от его же гения! Но твоя обязанность, Мейв, перед Богом и людьми, и перед памятью обо мне, сделать так, чтобы тебя не затянуло в пропасть. Мне кажется, что он не отличает хорошее от плохого, добро от зла. Он сделает тебя несчастной, Мейв, даже не осознавая этого! Он так полон злобы ко всем нам – к тебе, ко мне, к маме. Злоба существует в его произведениях, в его отношении к жизни. Мы должны отстраниться от его злобы и не становиться у него на пути… – Если она не испугала Мейв, тогда она ничего не добилась. – Я понимаю, что это станет самой трудной ступенькой в твоей жизни, но тебе придется перешагнуть ее. Ты должна держаться от него подальше. Обещай мне это, Мейв!
«Боже, я этого не выдержу! Я потеряю тебя, тетя Мэгги! И я должна поклясться не любить отца!»
– Я не знаю, смогу ли я, тетя Мэгги. Я не полюблю больше никого. Я никогда не смогу любить другого мужчину.
– Нет, Мейв, ты неправа. Ты будешь любить! Ты должна решить для себя раз и навсегда, что этого не может быть, не должно быть! Скажи молча: «До свидания, прощай!», распрощайся с ним в своем сердце. Жалей его. Люби как своего отца, но распрощайся и забудь. Обещай мне, Мейв!
– Ты требуешь слишком многого, тетя Мэгги!
– Я люблю тебя, Мейв, и я умираю. Поэтому я имею право требовать многого.
– Сколько… сколько ты еще будешь со мной, тетя Мэгги? – У Мейв уже не оставалось слез.
– Может, года два, немного больше или меньше. Я решила поговорить с тобой сейчас, чтобы у тебя было время подготовиться.
– Да, тетя Мэгги, я обещаю.
«Прощай, тетя Мэгги. Прощай, отец!» У нее больше никого не останется. Только ее друзья.
– Я люблю тебя, тетя Мэгги!
3
Сара вышла из Центрального вокзала и заморгала на ярком солнце. Была такая мокрая и холодная осень, что она не могла поверить, что сияет солнце. Привет, солнце! Такой прекрасный день, может, ей стоит пройтись до офиса отца, вместо того чтобы брать такси.
Она повернула направо и пошла по направлению к Мэдисон-авеню. На углу Мэдисон и Сорок второй улицы строительный рабочий свистнул ей, прекрасной блондинке в бобровом манто. Она знала, что на высоких каблуках она выглядит старше шестнадцати лет. Ее новая прическа была весьма модной – волна на один глаз выглядела у нее гораздо привлекательнее, чем у Вероники Лейк.
Подходя к особняку Голдов на Сорок девятой улице, Сара в тысячный раз подумала, что же хотел с ней обсудить отец. Что-то такое важное, если уговорил мисс Чэлмер отпустить ее в середине недели. Она посмотрела на верх здания, прежде чем подойти к входной двери. Здание ее отца. Оставалась ли она дочерью своего отца? Теперь она не была в этом уверена.
У отца новая секретарша. Она была бы весьма эффектной, если бы не оранжевый тон «Макс Фактор» и выбеленная челка пажа.
– Мисс Голд, ваш отец вас ждет. Я скажу, чтобы мисс Петерс вас проводила.
– Не стоит беспокоиться. Я знаю дорогу.
Морис Голд подошел к двери, чтобы ее встретить. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, но Сара отвернулась, и он лишь коснулся ее щеки.
– Ты прекрасно выглядишь, Сара. Так приятно тебя видеть. Ты совсем взрослая.
– Ты видел меня пять месяцев назад, отец, я не изменилась с тех пор.
– Нет, изменилась. Ты выглядишь старше.
– Послушай, отец, я приехала сюда всего на один день, и если тебе нужно что-то обсудить со мной, то начинай.
Морис Голд изменился в лице. У него от волнения вспотели ладони. Как может эта девчонка, которой еще нет шестнадцати лет, заставить его чувствовать себя мальчишкой? Но Саре всегда удавалось сделать это. Может, он просто слишком любит ее? Ясно, что ей на него наплевать.
– Я зарезервировал столик в «Сторке» на ленч. Я помню, что тебе всегда там нравилось. Мы даже попробуем их обмануть, чтобы они принесли тебе выпить. Ты действительно выглядишь совершенно взрослой. – Он засмеялся. Сара ничего не сказала. – Мне очень трудно начать… – Он умоляюще улыбнулся ей. – Раньше мы понимали друг друга, Сара. Давай попытаемся и на сей раз…
– Ты об этом позаботился, отец. Почему бы тебе не начать с самого начала.
– Я встретил женщину, Сара…
– Ну и что тут такого нового?
– На сей раз все по-другому, Сара. Я хочу на ней жениться.
У Сары от удивления слегка открылся рот. Ресницы нервно затрепетали. Потом она попыталась овладеть собой и улыбнулась.
– Ты что, не помнишь? У тебя уже есть жена. Она живет в санатории в Канзасе, куда ты ее засунул.
– Засунул? Ты говоришь, как героиня гангстерского фильма. – Он попытался засмеяться, чтобы установить тот контакт, когда они еще не были в состоянии войны. – Я помню, как тебе всегда нравились фильмы этой серии, ты не хотела ложиться спать, пока не кончался фильм. У тебя были и другие любимые программы.
– Да, еще «Центральный вокзал». Давай не будем отвлекаться, отец.
