Текст книги "Дебютантки"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
– Послушай, Сара, ты должна признать, что не я один виноват в том, что у твоей матери произошел нервный срыв. Я пытался тебе это объяснить бессчетное количество раз. Иногда браки не удаются, и в этом нет ничьей вины. В данном случае психическая нестабильность твоей матери сделала ее неспособной справляться с не такой уж необычной ситуацией. Нормально…
– Нет ничего нормального, отец. Есть только моя мать, одна в этом странном и страшном мире.
Сара не только выглядела как взрослая, она и рассуждала, как взрослый человек. И к тому же очень умный, грустно подумал Морис. В мире нет никого подобного его Саре. Боже, если бы ему удалось сохранить его маленькую девочку! Но уже было слишком поздно…
Сара наблюдала, как ее отец собирался с мыслями для следующей атаки. Она догадывалась, что он любит ее. Он выглядел таким почтенным джентльменом. Ей даже было немного жаль его – он так старался убедить ее, чтобы она его не ненавидела! Но Сара не могла позволить себе хотя бы немного посочувствовать ему – ей следовало оставаться сильной ради матери и ради ее самой.
– Итак, папочка, скажи мне правду. Кто же эта счастливица? Кто-нибудь, кого я знаю? – спросила Сара.
– Нет, она англичанка. Вдова. Ее мужа убили под Дюнкерком.
– И что она здесь делает? Почему она не занимается в Англии помощью военным, не сматывает бинты для раненых или что-то в этом роде?
– Она гостила здесь у друзей, когда началась война.
– Как ей повезло! Почему же она не попыталась вернуться в Англию? Ведь это можно было сделать, если очень захотеть. Разве это не было ее обязанностью – вернуться домой и не давать затухнуть родному очагу, пока ее храбрый муженек ухитрился быть убитым при Дюнкерке?
Он не обратил внимания на ее сарказм.
– У Вайолет двое детей. Она не хочет возвращаться с ними в Лондон, пока там бомбежки и так далее.
Да, Сара еще не знала всего. Дети? Ее отец любит женщину по имени Вайолет, да еще и с двумя детьми! Она почувствовала, как у нее защемило сердце.
– Сколько им лет?
– Стюарту – шесть, а Джиллиан уже восемь. Стюарта назвали в честь отца – Стюарт «Пип» Уилсон. У него есть титул. Вайолет – леди Уилсон. – В голосе Мориса слышалась гордость.
– Понимаю, – сказала Сара.
– Что ты понимаешь?
Она улыбнулась и облизнула губы.
– Я понимаю, почему ты хочешь на ней жениться. Леди, настоящая титулованная леди! Ну и что ты хочешь от меня, отец? Моего разрешения? Я тебе его не даю. Но ты – взрослый мужчина. – Она рассмеялась, – К счастью, тебе не нужно моего разрешения.
Она встала и надела пальто.
– Сядь, Сара. Мы не закончили разговор.
Она сняла пальто и снова села. Сейчас она выглядела как ребенок, надевший платье своей матери – черное с красным воротником. Она была слишком худенькой для его широких, как у кинозвезды, плеч.
– Я хочу развестись с твоей матерью.
– Я это уже поняла. Ну и какого черта ты хочешь от меня? Советуйся с адвокатом.
– Ты стала грубой, Сара. Мне очень жаль.
– То, что я твоя дочь, заставляет меня быть грубой и жестокой. Но теперь тебе это все равно! Я знаю, как быть мягкой, когда нужно.
– Первое: почти невозможно развестись с женщиной, находящейся в санатории, без ее согласия. Второе: я хочу, чтобы твоя мать дала согласие и чтобы на нее не подействовал плохо тот факт, что я развожусь с ней…
– Уже поздно, – продолжила Сара. – Ты начал беспокоиться о ней несколько поздно, не так ли?
– Тебе может показаться странным, Сара, но я все еще что-то чувствую по отношению к твоей матери.
– Расскажи это кому-нибудь другому.
Он прикусил губу.
– Послушай, Сара, я разговаривал с врачами матери. Они считают, что ей необходимо развестись со мной. Ей не станет лучше, пока она не распростится с прошлым.
Сара слушала его, но не сказала, что врачи говорили ей то же самое. Она не собиралась говорить ему об этом. С помощью Мэгги О'Коннор она пришла к выводу, что развод был бы в интересах ее матери и она будет стараться, чтобы ее мать приняла это решение. И конечно, она никогда не скажет отцу, что она совсем не грубая и не жестокая. В душе она заливалась слезами. «Папочка, я плачу и страдаю!»
– Врачи неоднократно пытались говорить с твоей матерью на эту тему, но безуспешно! Они считают, что ты сможешь ее убедить, потому что она слушает только тебя.
Сара, конечно, не станет ему объяснять, что уже начала письменную подготовку, что недели через две она поедет навестить маму – на рождественские каникулы – и, весьма возможно, сможет договориться с ней.
– Итак, папочка, ты хочешь, чтобы я за тебя делала грязные делишки? Или, если вспомнить литературу, стала твоим Брутом?
– Нет, не Брутом. Только для ее пользы, Сара…
– Ну да, ты – получаешь развод и женишься, а что будет с мамой?
Морис начал терять терпение:
– Ты можешь думать и говорить что угодно. Но ты сделаешь это? Для своей матери, не для меня.
Конечно, она сделает это. И все только выиграют. У мамы появится новый шанс в жизни. Леди Вайолет получит нового богатого муженька, а ее папочка – женушку-аристократку. Стюарт и Джиллиан – нового папочку взамен того, кто был убит. Потеряет все только она, Сара! Она потеряет своего отца в результате этого прелестного обмена. Сара не любила что-то терять!
– Хорошо, – ответила она.
Отец был поражен.
– Так ты сделаешь это? – Он ожидал большого сражения и ссоры.
– Да, так на чем мы договоримся? – Договоримся?
– Конечно. Что я получу за это? Мама поправится. Ты получишь Вайолет. Стюарт и Джиллиан получат тебя. А что получу я?
– Что ты хочешь?
«Все. Все, что только можно у тебя взять! Тебе придется заплатить, папочка! Ты должен был подумать об этом!»
– Прежде всего, мама должна получать хорошее содержание до конца жизни. Я тоже должна получить большую сумму.
Морис Голд был вне себя:
– Я сам собирался дать пенсию твоей матери, чтобы она ни в чем не нуждалась. Ты же, черт возьми, всегда имела все, чего желала твоя душа! На то, что ты получала от меня в месяц, семья из шестерых человек могла бы неплохо прожить целый год. Ты что, считаешь, что я ничего не оставил бы тебе? Черт возьми, Сара, по моему завещанию ты получаешь больше всех!
– Это пока, – горько заметила Сара. – Что будет со мной, когда ты решишь, что маленькие Стюарт и Джиллиан тебе роднее, чем я? Что будет, когда леди Вайолет заморгает своими прелестными глазками и Сара очутится в роли Золушки?! Нет, папочка, я не собираюсь стать жертвой обстоятельств!
– Жертва обстоятельств? Кто так говорит? Этому вас учат в школе?
– Они учат меня там математике. Один разделить на три будет одна треть. Я хочу, чтобы ты все сложил – все, что у тебя есть в банках, облигации, акции, словом, все, что у тебя есть в собственности, все принадлежащие тебе здания и компании. Я хочу, чтобы все соединилось в одну огромную корпорацию. Отец, у тебя будет теперь два совладельца – мама и я. Но я хочу быть честной с тобой, отец, – поэтому я отдам тебе тридцать четыре процента, а у мамы и меня будет только по тридцать три. Таким образом, у тебя будет больше акций.
Морис Голд с изумлением смотрел на Сару. Откуда она взялась, это дитя, эта Ригана, эта Гонорилья?! Где она все узнала о бизнесе, о корпорациях и акциях? И когда? Ему казалось, он знает ее – темно-синие глаза, золотистые волосы, личико, как у ангела… Она всегда была взрослой и умной, проворной и способной. Но это? Ум – четкий и рациональный, как стальной капкан. И такой же холодный.
Он поиграл своей золотой ручкой. Потом как бы невзначай спросил:
– И кто же будет президентом корпорации?
– Конечно, ты, папа. У тебя же будет контрольный пакет. И если ты будешь хорошо вести себя, мама и я не будем объединять свои акции и пытаться спихнуть тебя с этого поста. Но не пытайся нас обманывать. И еще одна вещь. Я хочу дома в Нью-Йорке и в Саутгемптоне. Ну, наверно, это пока все. Да, образование Марлены. Ты уже обещал оплатить ее образование и, конечно, расходы на дебют.
Ярость Мориса Голда была равна его восхищению деловой хваткой его дочери.
– Мне не кажется, что ты справедлива ко мне, Сара. Все, что у меня есть, я заработал сам. Я много работал, чтобы достичь всего, а ты хочешь, чтобы я сам, своими руками отдал две трети своего состояния. Так или иначе тебе достанется доля твоей матери, поэтому гораздо справедливее будет, если мы поделим все так – пятьдесят процентов мне и по двадцать пять – тебе и матери. В конце концов, у тебя окажется пятьдесят процентов.
– Нет, отец, я так не хочу. Получится так, что после смерти мамы и твоей смерти Вайолет отдаст свою долю своим собственным детям. У меня будет половина, и у Стюарта и Джиллиан тоже половина. Ты когда-то был моим отцом, моим настоящим отцом, и подобный факт будет для меня очень прискорбным! Мне понадобится много денег, чтобы успокоиться! Послушай, я понимаю, что тебе нужно подумать. У тебя есть сколько угодно времени! – добавила Сара почти спокойным тоном. – Но не забывай, что будет, если ты не согласишься на мои условия и мама не даст тебе развода. Ты уже потерял меня, ты можешь потерять леди Вайолет. И тебя ничто и никто не согреет, кроме твоих денег. По-моему, это глупо! Даже если у тебя останется только тридцать четыре процента, у тебя будет огромное состояние. Хватит и леди Вай, и ее деткам! Правда!
Морис Голд насмешливо засмеялся. Ему не хотелось торговаться с Сарой, и, как она ему сказала, он ее уже потерял. Ему была нужна Вайолет.
– Хорошо, Сара, победа за тобой.
– Хорошо, папочка. Ты только проверь, чтобы бухгалтеры и адвокаты ничего не забыли. Чтобы все вошло в корпорацию, вплоть до старых ботинок! Потому что я все проверю и перепроверю!
Морису Голду очень хотелось дать по мордочке своей прелестной доченьке. Ей еще нет шестнадцати, а она думает, что уже всего добилась. Но ей придется кое-чему поучиться. Она даже не понимает, что выиграла сражение с ним не из-за того, что она такая хитрожопая, а потому, что она его Сара и он ее любит. Ей все равно придется узнать, как жизнь может обмануть ее, какой бы умной она себя ни считала. Он не всегда сможет смягчать удары судьбы для Сары.
– Может, мы пойдем поедим сейчас, – ласково спросила Сара. – Ты мне все расскажешь о своей новой семье!
Морис Голд решил сделать последнюю попытку, дурацкую попытку, но он должен постараться.
– Может, они станут и твоей семьей тоже? Сара, дай им и себе шанс. Ты можешь быть щедрой. Ты уйдешь от меня с огромным состоянием. Попробуй, Сара. Может, тебе и понравится Вайолет и ее дети.
– Нет, папа, я в этом не уверена. Эти наглые иностранны… Ты меня понимаешь… Они считают, что могут приходить к нам и забирать все – нашу страну, наши деньги…
«Даже наших отцов…»
Морис сердито посмотрел на дочь. Он отдал ей свои деньги, но сейчас она зашла слишком далеко, как испорченный, избалованный ребенок. Собственно, она всегда была такой!
– Ты стала настоящей сучкой, Сара. Меня от тебя тошнит, и я не пойду с тобой ни на какой ленч!
«Его от меня тошнит? Интересно, а что он сделал со мной?»
– Прекрасно! Если я сука, то кто же ты? Ты отвернулся от нас, от меня; тебе все равно, что будет со мной и с мамой! – Сара заплакала. – Ты отвернулся от семьи! Ты даже не хочешь называться евреем! Я еще раз повторяю: ты отвернулся даже от меня, своей маленькой доченька – горько рыдала Сара.
Морис побледнел:
– Я от тебя никогда не отворачивался. Ты сама все поставила с ног на голову. Мне пришлось сделать то, что я сделал! Ты же ничего по-настоящему не знаешь. Ты еще соплячка, и тебе никогда ни в чем не отказывали! Ты не можешь понять, как это бывает, когда в страну приезжает бедный неграмотный молодой еврей, который не знает языка, и все двери захлопываются перед его носом…
– В том-то и все дело, папочка. – Она вытерла слезы и высморкалась в крохотный платочек, этот жест почему-то вызвал слезы на глазах Мориса. – Тебе не стоило поступать так, как ты поступил. Ты же знаешь, сколько евреев приезжали в эту страну в качестве эмигрантов, сколачивали громадные состояния и становились известными людьми, не бросая свои семьи, и они не стали гоями. – Сара выплюнула это слово.
Морис Голд был поражен. Где она узнала это слово? Как она сумела произнести его с такой же насмешкой, как это обычно делал его отец?
– Отто Кан основал «Метрополитен Опера». Он пожертвовал на это дело пять миллионов долларов. Он помог создать «Эбби Плейерс» в Дублине и помогал Джорджу Гершвину. Адольф Льюисон тоже был евреем. Он построил «Льюисон Стедиум», чтобы там все могли бесплатно слушать прекрасную музыку. Их очень много, устанешь перечислять. Их отцы сделали много денег, но никто из них не отказался от своего еврейского происхождения. Они оставались евреями и творили добро… – Она замолчала.
Совершенно ошалевший, Морис понял, что она специально готовилась к этому разговору. У него в памяти понеслись воспоминания, сменяя друг друга, как кинокадры. Она сидит у него на коленях в длинной ночной рубашке и просит, чтобы он рассказал ей сказку. Она ждет у двери, когда он вернется домой, и с криком «папочка!» прыгает в его объятия.
– Они были известные люди, и им не нужно было жениться на титулованных дамах или покупать себе право входа в высшее общество. Но ты – такой высокий, красивый и богатый, папочка, и как я тебя презираю. Как бы мне хотелось, чтобы отцом у меня был один из этих людей… Чтобы мне не было стыдно, что я твоя дочь!
Она подхватила манто и сумку и пошла к двери.
Выйдя из здания, Сара стала думать, куда ей идти. Она пока не собиралась возвращаться в школу. Она шла быстро, как будто ей нужно было успеть куда-то. Она так и не надела манто, хотя было холодно. Сара шагала по Бродвею. Молодой человек в пиджаке и в узких брюках посмотрел на нее.
– Ты чего так злишься, красотка? – обратился он к Саре.
Сара посмотрела на него.
– Иди и зае… – прошипела она и быстро пошла мимо отеля «Тафт». Потом вдруг вернулась и вошла в отель. Кто-то советовал ей послушать Чарли Дрю в «Тафте» – он играл на рояле и пел рискованные песенки. Ей нужно выпить. Она прошла в зал, названный в честь своего главного артиста, и села за маленький столик у рояля. К ней подошел официант, он даже не спросил ее, сколько ей лет.
– Пожалуйста, «Манхэттен» с бурбоном и две вишенки. Когда появится мистер Дрю?
– Не раньше пяти, мисс.
Она посмотрела на часы. Было только десять минут третьего. Сара пожала плечами:
– На войне как на войне.
Официант покачал головой.
В комнате было много солдат, моряков и морских пехотинцев. Здоровенный пехотинец улыбался ей с другого конца зала. Капрал с ленточкой «Пурпурного сердца» издали молча кивал ей головой. Официант принес бокал, и Сара немного отпила.
– Вам купить что-нибудь выпить? – Какой-то мужчина в форме подошел к ней сзади.
Сара оглядела его сверху донизу и решила ответить. Она улыбнулась:
– У меня уже есть что выпить.
– Ну, можно еще заказать. – Когда он улыбнулся, оказалось, что ему нужно лечить зубы: они были в плохом состоянии.
Сара лениво подумала, что его стоило бы отшить, но потом сказала: «Ладно» и осушила свой бокал. Он подсел к ней и позвал официанта.
– Меня зовут Уолтер Ханниган, лейтенант.
– Крисси. Крисси Марлоу. – Она сразу опьянела от первого бокала, и ей показалось так смешно, что она назвала себя Крисси!
Она захихикала.
– Конечно, лейтенант. – Она страстно протянула это слово, как будто это было его имя.
Официант принес выпивку. Лейтенант Ханниган поднял бокал.
– За вас, моя кошечка.
– Я не ваша кошечка… пока.
– Пока… – повторил он.
– Вы что, отправляетесь на войну, лейтенант, или вы там уже были?
Он подумал, прикидывая, какая история произведет на нее большее впечатление.
– Отбываю. Завтра. Не могу сказать куда, – грустно заметил он. Его голос намекал на страшную тайну.
– Бедный лейтенант, – прошептала Сара, помахивая ресницами.
После часа полуромантической и полусексуальной болтовни лейтенант Ханниган объявил, что у него снят номер, что само по себе было огромным достижением. Все отели в городе были переполнены.
– Почему бы нам не подняться в мой номер? И когда появится этот парень, ну, этот Дрю, мы можем снова спуститься сюда.
– Я слышала песню мистера Дрю «Поваляйся со мной» – отличная песня.
Он внимательно посмотрел на, нее. Это что, ее ответ?
Поваляйся со мной в клевере.
Поваляйся со мной, уложи меня.
И не переставай ласкать меня…
Она пела тихим хриплым голосом, и лейтенант решил, что ему не нужен иной ответ. Он встал, бросил пять долларов на столик и сказал:
– Ну что, пошли!
– Куда пошли? – невинно глядя на него, спросила Сара.
– В мою комнату.
– Почему вы думаете, что я пойду с вами?
– О, чем мы только что договорились?
– Понятия не имею, о чем вы тут говорили.
Он снова сел на место.
– Ты кто такая? «ЕД»?
– «ЕД»? – переспросила Сара. – Что это такое? Как интересно! Наверно, я то самое.
– Ты – е… динамо, – злобно сказал он.
– Лейтенант, я хочу вам что-то сказать. Вы что, не видите опасность перед своим носом?
– О чем это ты говоришь?
– О наживке, солдат. Я несовершеннолетняя. Если сюда зайдет кто-то из военной полиции, беды не оберешься, если даже вы только выпили со мной.
Он смотрел на нее несколько секунд, до него медленно доходила правдивость ее слов. Потом он встал из-за стола.
– Золотце, ты права насчет своего возраста, но ты все равно е… динамо!
Она впустую провела весь день. Ей нужно было пойти в «Тоффенетти» и на ленч заказать поджаренные креветки. Там много туристов и несколько шумновато, но все равно тепло и весело. Потом ей стоило пойти в «Стренд» или «Капитолий». У нее всегда начинало биться сердце, когда поднимали занавес, громко звучали трубы и начинал издалека выступать на сцену оркестр – все ближе и ближе…
Она не знала, кто там играл. Может, она увидит Джимми или Томми Дорси. Может, будет петь Хелен О'Коннел – «Зеленые глаза», или Френки – «Я никогда не буду больше улыбаться», – и она бы визжала и была в полном восторге, как остальные подростки, которые тоже сбежали сегодня с уроков. Они могли быть из Бронска, или Бруклина, или даже из-за реки, из Нью-Джерси. Сара немного поплакала.
Может, ей стоит где-то выпить кофе. Да, она пойдет в «Линди» и выпьет кофе и съест творожную запеканку. Творожную запеканку с вишенкой.
Но когда в пять часов к роялю подошел Чарли Дрю, Сара все еще была там. Она тоже подошла к роялю. Ей понравился Чарли Дрю – моложавый мужчина среднего возраста, плотный и с хорошим загаром, или, может, он наложил на лицо тон? Улыбаясь с таким видом, как будто она устала жить на белом свете, Сара вздохнула: «Сыграй, Сэм. Сыграй еще раз».
Убывающие дни. 1944
1
Крисси дежурила по столовой. Примерно раз в три недели каждая девочка должна была обслуживать всех остальных в качестве официантки. Таким образом, считала мисс Чэлмер, каждая девочка выработает у себя чувство ответственности. Крисси даже нравилось это занятие – однажды она с удовольствием уронила кусок бостонского сливочного пирога на колени Мими Трувел. Но сегодня, осторожно расставляя тарелки с салатом, она вдруг упала в обморок. Как ни смешно, она сползла прямо на колени Джинни Фербуш. Сначала все решили, что она придуривается, Джинни даже попыталась столкнуть ее на пол, но потом девочки поняли, что дело нешуточное.
Они отвели Крисси к медсестре, где сестра Роббинс померила ей температуру и сказала, что, кажется, с Крисси все в порядке. Мисс Патрик, заместитель мисс Чэлмер, предложила отвезти Крисси в город к доктору Форману, но Крисси попросила не делать этого.
– Меня просто затошнило от запаха пищи. Я прекрасно себя чувствую. Можно я вернусь в столовую и выпью чашку чаю?
Мисс Патрик и мисс Роббинс посмотрели друг на друга. Все прекрасно знали, что Крисси Марлоу практически готова к голодной смерти, она ничего не ела – поэтому-то она и упала в обморок.
– Тебе нужно хоть что-то есть, Крисси, – заметила мисс Патрик. – Или ты будешь падать в голодный обморок каждый день. Ты меня слышишь?
– Ты можешь очень сильно заболеть, если не будешь есть. Ты же растешь, – добавила медсестра.
– Боже, только не это. Я могу начать расти в разные стороны…
– Хорошо, Крисси, иди в столовую. И ради Бога, хоть что-нибудь поешь!
– Я тебе говорила, что ты слишком тощая, неудивительно, что ты грохаешься в обмороки, – сказала Мейв.
Бледная Крисси лежала на кровати.
– Мейв, мне кажется, что я беременна.
– Боже, нет. – Мейв поднесла руки к лицу, как бы стремясь отвести удар. – Этого не может быть, тебе же еще нет семнадцати лет. Глупо, – добавила она.
Крисси грустно улыбнулась:
– И все же мне кажется, что я беременна. У меня задержка почти на месяц!
– Что нам делать?
– Позови Сару. Она что-нибудь придумает.
Сара сразу же взяла дело в свои руки.
– Первое, что мы должны сделать, это отвезти тебя к врачу и узнать, действительно ли ты беременна. Тогда мы будем знать, в каком мы положении и что следует предпринять дальше. Ради Бога, встань с кровати. Что ты делаешь? Стараешься, чтобы у тебя не было выкидыша? В эту субботу мы поедем в Нью-Йорк к врачу – скажем, что едем навестить твою тетю Гвен. Я договорюсь с каким-нибудь врачом, неважно, с каким. Я выберу кого-нибудь по телефонной книге, где-нибудь недалеко от моего дома… На всякий случай давай падай с кровати прямо сейчас.
– Сара, я не могу. Я так плохо себя чувствую.
– Не трогай ее, – сказала я. Мейв села на кровать рядом с Крисси, как бы защищая ее от Сары.
– Если она не поднимет свою жопу с кровати, ей станет еще хуже.
– Сара! – Запротестовала я, меня шокировал язык Сары и ее отношение к Крисси.
– Не смей повторять «Сара! Сара!». – Она отодвинула Мейв, схватила Крисси за руку, подтянула ее к краю кровати, потом отпустила руку, и Крисси оказалась на полу.
– Теперь встань, ляг на кровать и падай, падай. Может, у тебя придут месячные и нам не о чем будет волноваться!
– Черт возьми, Сара! Ты даже еще ни с кем не трахалась. Откуда ты знаешь, что нужно делать? – спросила Крисси. Ее испугало деловое настроение Сары и то, как она методично старалась побудить ее к действию.
– Потому что я не старая жопа, вот почему! Я не раздвину ноги, пока не буду твердо уверена в том, что так надо. Черт, почему я не отвела тебя к Мардж Сенгер, пока еще было время?
– Кто такая Мардж Сенгер? – спросила я.
– Ну, с вами не соскучишься! Вы просто собрание дебилов. Что толку от твоих занятий, Марлена, если ты никогда не слышала о Маргарет Сенгер и о противозачаточных средствах?
– Но я действительно ничего не слышала. Хотя что-то вспоминаю. Я подслушала, как Бесс говорила: «Вы должны принять горячую ванну и выпить смесь хинина и горчицы, и если это не поможет – спрыгнуть с крыши».
Крисси заплакала.
Доктор Бедемейер подтвердил, что Крисси беременна. Он снабдил ее кое-какими предварительными инструкциями. Медсестра сказала Крисси, когда ей следует прийти в следующий раз.
– Что теперь? – спросила Крисси у Сары.
– Я узнала о каком-то лекарстве, которое мы можем достать в аптеке. Эрго… и что-то там еще. Но мне кажется, что нам следует найти какого-то не особенно щепетильного аптекаря.
– Но это что – яд? Ты знаешь, я ведь могу просто лечь под поезд!
– Мне кажется, что тебе следует повидаться с твоей теткой Гвен.
– Я уже тебе сказала: я могу лечь под поезд!
– Я поеду с тобой.
– Тебе не нужно. Ты можешь подождать меня внизу в холле.
– Крисси, я останусь с тобой.
– Нет, но позже, когда я буду умирать, я с удовольствием возьму тебя с собой.
– Крисси, мы не оставим тебя.
– Ты что, хочешь сказать, что будешь помогать мне растить этого маленького ублюдка?
Сара засмеялась:
– Хорошо, что тебя не слышат Мейв и Марлена.
Сара ждала Крисси внизу у фонтана, когда та пошла к своей тетке в «Плазу».
– Ты прекрасно выглядишь, Крисси! – Гвен клюнула ее в щечку. – Ты слишком худая, но мне это даже правится. Твои руки, как палочки. Да, в этом что-то есть!
Крисси сглотнула:
– Я беременна, тетя Гвен!
Гвен Марлоу изучала ее несколько секунд, потом втянула щеки.
– Понимаю. Кто отец? Кто-то, за кого ты можешь выйти замуж?
Если бы отцом был Уитни или Рокфеллер, тетя Гвен, наверно, была бы готова выдать Крисси замуж. – Нет, я не думаю. – Все дело было в том, что сама Крисси не знала точно, кто отец ее будущего ребенка. После прапорщика у Крисси было еще несколько «опытов», как изящно называла ее разгул Сара. Крисси считала это экспериментом – где-то и когда-то должен был появиться юноша или мужчина, который бы разбудил ее чувства.
– Понимаю. Ну что ж! Провидение иногда действует странным образом. Вот что интересно: меня только что попросили войти в правление заведения для матерей-одиночек. Это новый проект. Существует проблема, как ты, наверно, знаешь, когда молодые солдаты уходят на фронт и оставляют росточки, которые вызревают в лоне незамужних мамаш. Мы поместим тебя туда, конечно, под вымышленным именем. Ты мне будешь докладывать каждый день, как там идут дела. Никто не может лучше оценить, как идут дела, чем человек, который там находится. Потом мы отдадим твоего ребенка на усыновление, и все будет в порядке. Тебе придется немного пропустить школу, но…
– Я не собираюсь быть е… подопытным кроликом для твоего дома одиночек. Я хочу, чтобы мне сделали аборт!
– Послушай, Крисси! Ты употребляешь такие противные выражения. Боюсь, что тебе не удастся сделать аборт. Ты должна с этим примириться!
– Почему это нельзя сделать аборт?
– Я не буду связываться с подпольными мясниками.
– Сара сказала, что можно вполне нормально сделать аборт, например, на Кубе или в Пуэрто-Рико.
– Тут еще затронуты аспекты морали. Некоторые считают это убийством!
– О, зае… тетя Гвен. – Крисси вышла из комнаты, из глаз у нее закапали слезы.
– Извини, мне кажется, я не поняла тебя.
Крисси вытерла слезы, откинула назад черные волосы и гордо выпрямилась:
– Старая п… я сказала тебе – зае..!
Крисси нашла Сару в вестибюле «Плазы» перед бронзовой статуей, которая в руках держала корзинку с фруктами.
Крисси мрачно захихикала:
– Это называется «Фонтан плодородия». Ну прямо как я!
– Мы поедем на Кубу. Мейв, ты говоришь по-испански?
– Да нет. Всего несколько слов. Я не знаю, как сказать по-испански «аборт».
– Все, я погибла, – завопила Крисси. – Они мне вместо аборта сделают лоботомию!
– Почему бы нам не спросить у Диди Дайнин, что нам делать? Она такая современная, – предложила я.
– У нас и так бульон варят слишком много кухарок! – решительно сказала Сара.
– Я знаю, что мы зря тратим время на французский. Мы поедем в Пуэрто-Рико. Там многие говорят по-английски.
– Это уже становится цирком, – заявила Мейв. – Я знаю, что мы должны сделать. – Она побледнела. – Тетя Мэгги.
– Но она так больна, – заметила я. – Как можно ее беспокоить?
– Я уверена, что она хочет, чтобы мы прибегали к ее помощи, если вдруг окажемся в беде.
– Послушай, Мейв, – вздохнула Крисси. – Нам не стоит этого делать. Если моя тетка Гвен, которая ходит в церковь на Пасху, чтобы показать свою новую шляпу, и та считает это аморальным, то что будет чувствовать твоя тетя Мэгги? Она же ревностная католичка.
Даже Сара согласилась с ней.
– Мне кажется, что это слишком много для нее.
Мейв посмотрела на своих подруг. Они не знают, что это такое родить ребенка и потом отдать его. Они не знают, что такое проснуться в три часа утра, думая о том, где малыш, на кого он похож и счастлив ли он! Ей придется попросить помощь у тети Мэгги.
– У тети Мэгги есть знакомые врачи. Она сильная женщина, верящая в то, что следует помогать людям. Это и есть ее настоящая религия. Кроме нее, нам не к кому обратиться!
2
Мейв оглядела библиотеку. Там было тепло, горел камин. Она хорошо чувствовала себя в этой комнате. Конец ноября, вторая половина дня, в такое время в комнате, подобно этой, просто чудесно. Серые осенние дни. Зима. Как долго еще ждать весны? Доживет ли до весны тетя Мэгги? Она стала совсем хрупкой.
Прошло всего три недели с тех пор, как Мейв видела ее в последний раз, но та очень изменилась. Она была уверена, что права, обратившись за помощью к тете Мэгги, но сейчас у нее зашевелился червь сомнения. Имеет ли она право тревожить тетю Мэгги? Должны ли живущие приходить со своими бедами к умирающей?
– В чем дело, Мейв? Ты выглядишь весьма озабоченной.
– Да, у меня проблемы. Но я сейчас подумала, имею ли я право…
– У тебя есть это право. Так в чем дело?
– Тетя Мэгги, Крисси беременна.
Мэгги покачала головой:
– Бедная девочка. Она так нуждается в любви.
«Тетя Мэгги все поняла».
– Ты хочешь, чтобы она приехала сюда родить ребенка, как когда-то это сделала ты?
«Тетя Мэгги, оказывается, ничего не поняла».
– Нет, тетя Мэгги, мы… Крисси не хочет ребенка. Мы… Я хочу, чтобы ты ей помогла. Достать врача… Может быть, здесь…
– Аборт? Нет, Мейв! Я не могу этого сделать! – Она откинулась в кресле, как будто у нее не было сил.
Мейв почувствовала себя чудовищем, но продолжала настаивать.
– Тетя, ты сделаешь это не для меня, а для Крисси.
– Мейв, ребенок – это подарок Бога. Грешно уничтожать жизнь.
– Нет, тетя Мэгги, грех разрешить, чтобы он появился в мире, где никому не нужен.
– Но каждый ребенок нужен в мире Божьем. Где-нибудь есть дом, любящий дом, который ждет ребенка Крисси. Дом, который не имел своего ребенка. Мы найдем для нее такой дом.
Мейв покачала головой.
– Как ты можешь быть в этом уверена? Ты же не знаешь, что в доме, куда отправят ребенка, он будет счастлив? Что люди, которые его возьмут, не станут обижать дитя? – Она покачала головой. – Нет, если ты сама не видела своими глазами, не знаешь, где твой ребенок, ты ни в чем не можешь быть уверена!
Мэгги отлично понимала, что Мейв говорит не о ребенке Крисси. Но она все равно не может сказать Мейв, где ее собственный ребенок, потому что после этого у Мейв не будет ни одной спокойной минуты.
– Мейв, ты хочешь сказать, что я тогда была неправа? – Даже если Мейв и не знает, что у ее ребенка есть отклонения, неужели Мейв считает, что ей не следовало так поступать? Она закрыла глаза.
– Скажи мне – я была неправа? Тогда я договорюсь с врачом, чтобы Крисси сделали аборт прямо у нас дома. Объясни мне, что больше соответствует нормам морали – потому что абсолюта не существует в этой жизни – не дать родиться ребенку или отдать уже родившегося ребенка на усыновление неизвестно куда, кому и как. – Она подумала, что ответила бы Мейв, если бы знала, что ее ребенок ненормален.
Мейв старалась не расплакаться. Ей понадобится много сил, чтобы сильно обидеть тетю Мэгги, чтобы у Крисси появился еще один шанс, чтобы она не испытывала тех мук, которые пришлось перенести самой Мейв, и страдать так, как она до сих пор страдает.
– Ты была неправа, тетя Мэгги. Прости меня, но ты была неправа.
В библиотеке стало темно, Мэгги и Мейв сидели, не зажигая огня. Мэгги – в кресле, а Мейв на полу, положив голову тетке на колени.
