Текст книги " Октавия "
Автор книги: Джилли Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 54 страниц)
В следующий четверг утром, когда я собиралась к доктору, позвонил Ксандр, только что вернувшийся с Ближнего Востока. Он был в абсолютном восторге от своей поездки. По его словам, они с Гарэтом заключили несколько фантастических сделок, и Гарэт был настоящей звездой.
– Я просто преклоняюсь перед ним, – заявил он. – Даже подумываю развестись с Памми и просить его подождать меня. Дорогая, он может продать абсолютно все, даже беременную крольчиху австралийскому овцеводу, если ему это понадобится… Начиналось все ужасно. Никогда не думал, что на Ближнем Востоке существует сухой закон. Целые сутки мы ничего не пили. Мне уже начали мерещиться стада розовых слонов, когда Гарэт потихоньку договорился с местным шейхом. С этого момента виски выливалось у нас из ушей.
– Было очень жарко? – спросила я.
– Ужасно. А если я хоть раз еще увижу танец живота, я просто свихнусь.
– У Гарэта было там много подружек? – спросила я, вдруг почувствовав, что говорю утробным голосом, как кукла чревовещателя.
– Нет, вообще не было. Мне кажется, у него кто-то есть здесь, в Англии, в кого он влюблен.
– Не знаешь, в кого?
– Ну эта, восхитительная Рыжая. Она встречала его в аэропорту, кипя от возбуждения, висела на нем.
– Миссис Смит? – спросила я ледяным шепотом.
– Нет, молоденькая. Кажется, ее зовут Лаура.
– Лорна Гамильтон?
– Да, точно. Гарэт должен был подвезти меня до Лондона, но я не стал им мешать.
***
Как во сне, я дотащилась до психоаналитика. Мой путь проходил мимо церкви. Сточный желоб возле нее был забит конфетти. “Гарэт и Лорна”, “Гарэт и Лорна”, – произносил нараспев голос внутри меня, будто декламировал стихи Теннисона.
Свет в приемной психоананитика был приглушен. После беспощадного солнца здесь ощущалась живительная прохлада. Секретарша доктора дала мне стакан воды со льдом. Я услышана, как он отправил ее обедать.
Я легла на серую бархатную софу. На этот раз я была способна говорить. Я не сказала ему ничего о Гарэте, а начала сбивчиво повествовать о своем детстве.
– Я была нелюбимым ребенком, – всхлипнула я. – Моя мама меня не любила, никогда не целовала перед сном и не укрывала. Мои родители оба не любили меня, как кошка с собакой сражались за право опеки над моим братом и так же яростно – за то, чтобы не брать меня.
– Продолжайте, – уклончиво сказал психоаналитик.
Я чувствовала на себе взгляд его бледно-голубых глаз, вдыхала лавандовый запах его лосьона после бритья.
– Я знаю, что происходит с людьми, которых недостаточно любили, – продолжала я. – Они замыкаются в себе и слишком любят или слишком ненавидят себя. Они не способны к сосуществованию с другими…
Через три четверти часа моего бессвязного бормотания он взглянул на часы.
Я встала, готовая идти.
– Простите, я наверное, смертельно вам наскучила. Вряд ли вы возьметесь лечить меня по Программе Национального Здравоохранения.
– Я думал, мы уже договорились об этом, – ласково сказал он. – Вы придете на следующей неделе?
– О, с удовольствием, если у вас будет время.
Он выписал рецепт.
– Вот вам еще недельный запас валиума.
Он повернулся ко мне. Рецепт вдруг задрожат в его руке. Он попытался улыбнуться. Его голубые глазки заблестели. Он побледнел, на лице выступил пот, а щека задергалась в нервном тике. Обойдя вокруг стола, он встал передо мной и взял своей влажной рукой мою руку.
– Я бы хотел знать, – проговорил он, – могу ли я вас видеть помимо приемных часов, чтобы помочь избавиться от одиночества.
За его спиной лучезарно улыбались с фотографий его жена и дети. А я ему безоговорочно доверяла!
– Я н-не думаю, что это было бы разумно. Я никогда не считала женатых мужчин подходящими для этой роли.
Я распахнула дверь, с удивлением обнаружив, что она не заперта. Было заметно, как в его глазах нарастает страх перед возможным наказанием Медицинского Совета. Тут он расправил свои плечи.
– Вы правы.
Он нажал кнопку звонка. Магическим образом немедленно появившаяся секретарша проводила меня к выходу. Я вылетела на улицу, даже не взяв рецепта и разрыдалась в ближайшем скверике от беззащитности.
Каким-то чудом я вернулась на работу прямо перед нашей каргой мисс Парксайд. Она пришла, ворча, что не нашла подходящей юбки своего размера, размахивая при этом здоровенным тортом от “Фуллерс”, чтобы отвлечь внимание всех от своего опоздания.
– Наверное, придется мне переходить на платья, – сказала она, вонзая нож в твердую белую сахарную глазурь, – но в такую погоду слишком жарко. Сейчас, наверное, за тридцать. Давай, Октавия, тебя надо подкормить!
Она протянула мне большущий кусок.
В целях экономии я приучила себя обходиться без завтрака и обеда и обычно съедала что-нибудь бесплатно вечером в том ресторане, в котором работала официанткой. Куски торта так и проскакивали мне в горло. Все машинистки сочувственно смотрели на мои покрасневшие глаза, но ничего не говорили.
Моей задачей в этот день было обзвонить редакции газет и убедить их в важности завтрашней презентации. Мне это было неприятно. В самый разгар моей работы неожиданно позвонил Ксандр. Мне показалось, что он пьян.
– Я знаю, ты не любишь, когда тебе звонят по личным вопросам, дорогая, но это особый случай. Ты скоро станешь тетей.
– Кем?
– Тетей! Памми беременна.
Я так завопила от восторга, что эхо, наверное, разнеслось по всему зданию.
– О, Ксандр, это точно?
– Совершенно, совершенно точно. Ей даже нездоровится бедняжке.
– Она давно узнала?
– Сразу же, как только я уехал на Ближний Восток, но не хотела никому говорить, пока не убедится, что это совершенно точно.
Никогда еще он не был таким радостным.
– Славная старушка Памми! Ну разве это не чудесно? – продолжал он. – Мне только что звонил Рики, такой любезный, даже поздравил меня по поводу работы, сказал, что поездка на Ближний Восток была на редкость удачной. Послушай, дорогая, я не должен тебя отвлекать. Я знаю, что ты занята. Давай, приезжай на уик-энд. Отпразднуем.
Чувствуя себя в полнейшей депрессии, я положила трубку. Знаю, что должна только радоваться, но в голову лезли мысли только о том, что Ксандр намного опередил меня в жизни, в работе, которая у него пошла успешно, а теперь вот и ребенок. Меня захлестнула зависть. Мне и самой хотелось ребенка. Я вяло закончила прерванную работу и начала подшивать информационные сообщения для завтрашней встречи с прессой. В окно светило послеполуденное солнце. Я чувствовала, как по спине струится пот. Мисс Парксайд и машинистки уже начали поговаривать о скором уходе домой.
Снова зазвонил телефон. Трубку взяла мисс Парксайд.
– Тебя, – недовольно сказала она. – Покороче!
Это была Лорна. Я не могла не узнать ее задыхающийся журчащий голос школьницы. На этот раз она запиналась от волнения и смущения.
– Октавия, мне надо тебя увидеть.
Я почувствовала, как моя рука, сжимавшая трубку, стала мокрой.
– Где ты находишься? – спросила я.
– Дома.
Воспоминания нахлынули на меня. Белый дом в глубине вишневых садов, Гарэт, вытрясающий из меня душу, а потом укладывающий в постель, Джереми, пытающийся силой овладеть мной.
– Но завтра я приеду в Лондон, – продолжала она. – Мы могли бы пообедать вместе, мне надо тебе кое-что рассказать.
– Плохое или хорошее? – спросила я.
– Я-то лично на седьмом небе, но я не уверена… – она замолчала.
– Скажи сейчас.
– Не могу, у меня такая путаница в голове, – сказала она. – Пожалуйста, давай завтра встретимся в обед, я за тобой зайду.
– У меня завтра очень трудный день.
– Ну ты же можешь выскочить хотя бы ненадолго. Я зайду за тобой в час. И, пожалуйста, Октавия, не сердись на меня.
Разговор закончился. Замерев на секунду, я еле успела добежать до туалета. Торт от “Фуллерса” не пошел впрок. Я скорчилась, мучаясь от рвоты и рыданий. Итак, все сбылось насчет Гарэта и Лорны. Должно быть, именно это она и собиралась мне сообщить. Я с невероятным трудом взяла себя в руки. “Ты должна сшить пресс-релизы”, – снова и снова повторяла я, как будто на самом деле сшивать нужно было меня саму. Я сполоснула лицо и прополоскала рот. Господи, как же ужасно я выглядела. Мой загар пожелтел, глаза покраснели и опухли. Волосы, грязные и серые у корней, потому что я не могла позволить себе их подкрасить, свисали, как солома.
В дверь просунула голову одна из секретарш.
– Парксайд рвет и мечет, – сказала она. – Пришел какой-то очень важный посетитель. Ты не могла бы сделать ему чашку кофе и отнести в кабинет к Джеки?
Я никак не могла отыскать свои темные очки. Придется бедному очень важному посетителю смириться с моими покрасневшими глазами. Я постучала в дверь и вошла в кабинет Джеки. В следующий момент чашка с кофе полетела на пол, потому что за столом сидел Гарэт. Он поднялся.
– Все в порядке, прелесть? Ты не обожглась?
– Я в порядке, – пробормотала я, – но на ковре теперь будет пятно.
Схватив лежавшую на холодильнике тряпку и опустившись на колени, я начала неистово тереть ковер. Все, что угодно, но Гарэт не должен видеть моего лица. Мы не виделись больше двух месяцев. Его хватит удар, если он увидит, как ужасно я выгляжу.
– Да оставь ты это, – сказал он. – Через минуту все высохнет.
Взяв за локти, он поставил меня на ноги.
– Я принесу тебе другую чашку, – сказала я, бросившись к двери. Но он опередил меня и встал на моем пути, совершенно заслонив дверь. Как обычно в его присутствии, комната сразу стала маленькой.
– Садись, – сказал он, – снимая груду папок со стула. – Я хочу поговорить с тобой.
– Что ты вообще здесь делаешь? – спросила я, все еще не глядя ему в глаза.
– Навешаю своего старого друга Джеки Бартоломью.
– Ты его знаешь? – резко спросила я. – Я не знала, то есть…
– Тебе бы следовало читать документы твоей собственной фирмы, – сказал Гарэт и протянул мне листок, лежавший на столе у Джеки. Там совершенно отчетливо в середине списка директоров значилось: Г. Ллевелин.
– Т-так это ты подсунул мне работу, – выпалила я. – А я считана, что это моя собственная…
– …заслуга. Да, конечно, – нежно сказал он. – Джеки никогда бы не взял тебя на работу, если бы ты ему не понравилась.
Он взял одну из увеличенных фотографий моих ног.
– Должен признать, мне это нравится. Я бы узнал эти ноги везде.
Все это произошло для меня оглушительно быстро. Я старалась понять, какое влияние мог оказать Гарэт на мою работу у Бартоломью.
– Как тебе здесь? – спросил он.
– Нормально. А как твоя поездка на Ближний Восток?
– Просто ад, – сказал Гарэт. – И страшно жарко, и утомительно. Единственной отдушиной был твой брат.
– Он славный, правда?
– Он однажды даже превзошел себя, так очаровал одного шейха, что тот удостоил чести отведать за ужином кулинарный изыск только Ксандра.
– И что это было? – спросила я.
– Глазное яблоко овцы.
Я хихикнула.
– Он вне себя от счастья по поводу ребенка, – сказала я, стараясь скрыть тоскливые нотки в своем голосе.
– Да, это хорошая новость. И поможет к тому же улучшить их отношения с Рики.
Мы замолчали. В комнате было удушливо жарко. Я все еще не смотрела на него. Школьница, прибежавшая на первое в жизни свидание, вряд ли испытывала большую неловкость. Меня переполняли горькие тоскливые чувства.
– Очень жарко, правда? – сказала я.
– Очень, – подтвердил Гарэт.
Разговор не клеился. Я встала и пошла к двери.
– Я сделаю тебе кофе.
– Я не хочу.
– Мне надо закончить работу.
Он проводил меня до приемной, пропустив выходившую оттуда с яркой сумочкой в руках мисс Парксайд, направлявшуюся в дамскую комнату.
– Время уже собираться домой, – сказал он.
– Мне надо все закончить, – сказала я, хватая листочки с каждой из четырех стопок бумаги. Они дрожали в моей руке так, как будто на них дул электрический вентилятор.
Гарэт взглянул на меня.
– Ты их перепутала, – сказал он, взяв их у меня из рук и собираясь подшить заново. Вложив листочки в сшиватель, он ударил по нему рукой. Ничего не последовало.
– Проклятая штука пуста, – сказал он. – Пойдем, сделаешь это утром. Я угощу тебя коктейлем.
Бар был полон служащих, которые оттягивали возвращение домой. Гарэт нашел мне свободный стул. Я села, обвив ногой одну ножку стула и пытаясь унять сердцебиение.
Мне казалось, что это сон, и я очнусь через минуту и буду плакать в постели в Путни.
Он протянул мне джин с тоником, а себе плеснул содовой в виски. Я сразу сделала глоток, держа стакан двумя руками, чтобы унять дрожь.
Взглянув в затененное зеркало позади стойки бара, я встретилась глазами с Гарэтом. Секунду мы пристально разглядывали друг друга в полном изумлении, как будто впервые встретившиеся два совершенно других человека. У меня было такое чувство, что, если мы коснемся руками друг друга, бар воспламенится.
Отведя глаза, я сделала еще один глоток.
– Ты очень похудела, – сказал он.
– Да?
– Слишком.
– Это от жары.
Он бросил взгляд на сосиски и бутерброды на застекленной полке.
– Хочешь что-нибудь?
Я покачала головой. Мимо, ревя, пронеслась пожарная машина, за ней другая.
– Как ты думаешь, когда-нибудь пойдет дождь? – спросила я.
Только сейчас я заметила, какой у него усталый вид. Темные круги под глазами были почти такими же черными, как его брови.
– “Сифорд-Бреннан” доставляет много хлопот? – спросила я.
– Да уж это тебе не в Лландудно на денек съездить, – ответил он. – Между прочим, Джеки очень тобой доволен.
Я почувствовала, что краснею.
– Правда?
– Ага. И я тоже. Это не просто новые листочки, Бреннан, а целое новое дерево.
Он задумчиво посмотрел на меня.
– Почему ты весь день плакала?
Я сделала слишком большой глоток, так опрокинув стакан, что джин выплеснулся мне на лицо.
– Пытаюсь привести в порядок свою голову, – сказала я, – смахивая джин рукавом, – поэтому начала ходить к психоаналитику.
– Господи, да он тебе не нужен.
– А он д-думает, что нужен. Он сегодня на меня набросился.
Я опять начала дрожать. Рука Гарэта сжала на мгновенье мою руку.
– Мерзавец. Заяви на него в Медицинский Совет, – сказал он.
– Не думаю, что на психоаналитиков можно жаловаться, но для меня это был шок. Я ему достаточно доверяла.
– Дай мне его фамилию и адрес, и я сделаю так, что его вышвырнут, – сказал Гарэт.
Он по-настоящему разозлился. Боже мой, он был так добр, что я могла в любую минуту разреветься. Я откусила кусочек лимонной кожицы.
– Лорна звонила мне сегодня днем, – сказала я. – Она была за городом.
Взгляд его вдруг стал уклончивым и хитрым. Достав пачку сигарет, он, после того, как я отказалась, закурил один.
– Она сказала, что должна что-то мне сообщить, – продолжала я. – Но не хочет делать это по телефону, чтобы меня не расстраивать.
Гарэт встряхнул лед в своем стакане.
– Выпьешь еще?
Я покачала головой. Ком подступал к горлу все ближе и ближе.
– Она на седьмом небе от счастья, как Ксандр, – продолжала я. – Думаю, что она собиралась мне сказать, что выходит замуж.
– Да, – сказал Гарэт. – Именно это.
– Скоро? – спросила я.
– Очень скоро. Лорна – одна из тех девушек, которые не позволяют себе ничего до свадьбы. Она боится, что долго не продержится.
– Браво, – прошептала я.
– Она чувствует себя страшно виноватой, – продолжал он. – Боится расстроить тебя, и знает, что Хескет и Бриджит скажут ей, что она еще слишком молода.
– Ты не можешь всех убедить, – сказала я, задыхаясь.
– Послушай, Октавия, ты красивая, очень красивая девушка, и на свете много других мужчин.
– Конечно, – сказала я, оцепенев.
По моим щекам побежали слезы.
Он взял меня за руку. Я еле сдержалась, чтобы не броситься к нему на грудь.
– Мне очень жаль, – продолжал он. – Послушай, у меня сегодня свободный вечер. Я угощу тебя ужином, и мы сможем поговорить обо всем.
– Нет. Это очень любезно, но нет, спасибо, – сказала я, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – У меня назначено свидание.
Соскочив со стула, я выбежала из бара.
– Октавия, подожди, – услышала я за собой его голос, сбегая вниз, в метро.
Глава восемнадцатая
Когда я вернулась в Пути, ко мне бросился, визжа от восторга, Манки. Он хватал зубами мою руку и несся впереди меня по дорожке. Я нашла миссис Лонсдейл, ворчащую по поводу жары и вредителей зеленых насаждений. Она пыталась с помощью кипятка предотвратить нашествие в дом муравьев. Из-за забастовки мусорщиков мусор две недели не вывозился. Вонь после дезинфекции мусорных баков была чуть ли не хуже, чем вчерашний запах гниющих пищевых отходов.
Раскрасневшаяся миссис Лонсдейл-Тейлор выпрямилась.
– Тебя там, наверху, дожидается молодой человек, – сказала она, презрительно фыркнув. – Он говорит, что он твой брат.
Я помчалась наверх. Мне не терпелось рассказать кому-нибудь, какой я была несчастной. Ксандр тоже любит Гарэта. Он поймет, что я сейчас переживаю.
Я нашла его в своей спальне. Его лицо было совершенно болезненного цвета, как будто он стоял под зеленым зонтиком. На его щеке дрожал мускул. Пепельница на столе была доверху набита недокуренными сигаретами.
– Слава Богу, что ты пришла, – сказал он. – У меня убийственные неприятности.
Светло-каштановые волосы, ставшие почти черными от пота, падали челкой ему на лоб, оттеняя лучистые серые глаза. Он выглядел до нелепости молодо. Я бросилась к нему и обняла.
– Что произошло? Расскажи мне. Не с ребенком?
Он покачал головой.
– Извини, но у меня нет ничего выпить. Что случилось?
– Мне надо достать к завтрашнему дню две тысячи фунтов.
– Господи, зачем?
– Меня шантажируют.
– Тогда тебе надо немедленно сообщить в полицию.
– Я не могу, – сказал он, тяжело вздохнув.
Он чуть не плакал. Я поняла, что именно мне придется оставаться спокойной и невозмутимой, как статуя.
– Ты должен пойти в полицию. Они не предадут огласке твою фамилию. Что такого ты мог сделать? Это не может быть настолько ужасным.
Дверь неожиданно распахнулась. Мы оба подскочили, но это был всего лишь Манки. Он подлетел и свернулся у ног Ксандра. Толкнув ногой, я захлопнула дверь.
– Кто мог это сделать? – спросила я.
– Гвидо, – сказал Ксандр упавшим голосом.
– Гвидо?
– Юноша-итальянец, тот красавец, которого ты видела в тот день, когда мы обедали у “Фредди” перед твоим путешествием на яхте с Гарэтом и Джереми.
– А да, помню, – сказала я.
– В тот уик-энд, когда тебя не было, я отказался приехать к Рики и Джоан.
– Да.
– Я поехал в Девон с Гвидо, в отель для голубых.
– О, Господи!
– Там объявился один из его приятелей, тоже красавец и тоже итальянец. Мы все, конечно, напились и начали делать полароидом снимки в спальне. Некоторые из них были слишком смелыми. Ну, а теперь Гвидо со своим дружком требуют пару тысяч для начала, а если я не выложу их им завтра, собираются послать фото Памми и Рики.
Я на минуту задумалась. Запах душистого табака из сада был невыносим. Из водопроводного крана лилась вода, наполняя подставленные миссис Л-Т ведра.
– Ты не думаешь, что Памми давно уже догадалась? – спросила я. – Она не дурочка.
– Она не сможет в этом сознаться даже себе самой.
– Может быть, будет лучше все ей рассказать?
Голос Ксандра дрогнул.
– Не теперь, когда она беременна. Она так счастлива благодаря ребенку! И на работе так вдруг стало все хорошо, и наши с ней отношения очень улучшились в последнее время.
Не было смысла напоминать ему, что он всего двадцать четыре часа назад вернулся с Ближнего Востока.
– Рики просто вышвырнет меня, и Памела сделает то же самое. Я понимаю, что тебе это покажется вздором, но я действительно хочу ребенка. У тебя много богатых друзей.
– А что же Гарэт? – спросила я. – Он тебе поможет.
– Я только-только наладил с ним отношения, – сказал он капризно.
– Если ты уступишь Гвидо на этот раз, он еще больше потребует от тебя через неделю или две.
– Если я только получу передышку, – сказал Ксандр, – я придумаю, как разделаться с ним. Мне просто нужно время. Ради Бога, Октавия, – сказал он, ставшим высоким, почти женским голосом. – Я столько раз выручал тебя раньше.
Это была правда.
– Хорошо. Я достану тебе денег, – сказала я.
– Как?
– У меня есть знакомый, который предлагал мне полторы тысячи фунтов за работу фотомоделью, – сказала я. – Я думаю, что смогу заставить его поднять сумму до двух тысяч.
***
Как только Ксандр ушел, я спустилась в телефон-автомат и набрала номер Андреаса.
– Алло, – произнес сиплый масленый голос с иностранным акцентом.
– Андреас, – сказала я. – Это Октавия.
Воцарилась пауза.
– Октавия Бреннан.
– Я понял, – сказал он. – Сейчас только сделаю потише. Я ждал твоего звонка.
– Ждал? – резко спросила я. – Что ты имеешь в виду?
– До меня дошли слухи о том, что для тебя наступили не лучшие времена, и ты оставила свою квартиру. Отличное было место, твоя квартира. Итак, чем могу быть тебе полезен?
Я судорожно сглотнула.
– Ты помнишь, что ты мне говорил по поводу снимков с моим участием для “Гедониста”?
– Конечно, помню.
Он не мог скрыть торжества в своем голосе.
– Ты говорил о сумме в полторы тысячи фунтов, – сказала я.
– Наверное, я был не в своем уме.
– А как насчет двух тысяч?
– Инфляция ударила по всем, детка.
– Не совсем так. Ваш тираж растет, я прочла об этом в “Кампейн” на этой неделе.
– Ну, если ты согласишься на… ужин и так далее, я могу подумать об этом.
Он ждал. Я почти ощущала, что он, как огромная змея, извивается в предвкушении. Какое все это имело теперь значение? Насколько я понимала, с Гарэтом было кончено. Остальное неважно.
– Хорошо, – сказала я. – Не возражаю. Но могу я получить завтра же наличными?
– Мы жадные, правда? Надеюсь, с тобой ничего не случилось, Октавия. На тебя не похоже, чтобы ты торговалась. “Не хочешь – как хочешь”. Вот какой девиз был у тебя всегда. И другой ты бы мне не понравилась. Это заставляет меня думать, что на свете нет ничего постоянного.
– Мне нужно заработать, – сказала я.
– Хорошо. – Он перешел на деловой тон. – Сейчас в Лондоне находится Кай Марковитц. Я приглашу его завтра на целый день. Приходи к двум.
Я с ужасом поняла, что не попадаю на презентацию, но достать для Ксандра деньги сейчас важнее всего.
– Хорошо, – сказала я.
Он назвал мне адрес и мягко добавил:
– И не надевай ничего тугого, чтобы на тебе не было никаких отметин. До завтра, дорогая. Ты не пожалеешь, я обещаю.
После этого я отправилась на свою работу в ресторан.
Вернувшись домой, я вымыла голову и предприняла жалкую попытку привести свое тело в порядок. Потом в течение нескольких часов писала и рвала письма к Джеки, в которых пыталась все объяснить. Но и окончательный результат меня не удовлетворял. Я была в таком жутком состоянии, что с трудом связывала слова, не говоря уже о предложениях, и как бы я не оправдывалась, ничто не могло изменить того факта, что я его подвела.
На постели лежал и дремал Манки. Его распорядок был нарушен. Он без конца зевал, пискливо повизгивая. Я не стала ложиться. Было слишком жарко, чтобы уснуть, а, если бы я и уснула, то, проснувшись, с новой силой должна была бы осознать правду о Гарэте и Лорне.
***
Ничто, даже сама действительность, не могла подготовить меня к ужасу фотосеанса с Андреасом. Я чувствовала себя так, будто со свистом неслась на скором поезде к девятому кругу Данте, к тому, где зубы сатаны вечно рвут впечатанных в лед предателей.
Я предала Джеки и заслуживала того, чтобы меня рвали на куски.
Я сидела в небольшой боковой комнатушке перед освещенным лампами зеркалом в одном старом халате со следами грима на нем. По радио утверждали, что это самый жаркий день в году. В громадной уимблдонской студии, снятой на один день Каем Марковитцем, было невероятно душно, а я не могла унять дрожь. Я знала, что выглядела ужасно. Я замаскировала свой желтеющий загар темно-коричневым гримом, что все равно не могло скрыть моих торчащих ребер. Несмотря на то, что я закапала в глаза полфлакона голубых капель, они оставались красными и совсем не блестели.
В одном углу студии потрясающий гомик по имени Габриэл, с ярко-синими глазами и светлыми рыжеватыми волосами, на котором были только коротенькие выцветшие джинсовые брюки и браслет из змеиной кожи, руководил двумя угрюмыми потными послушными его воле рабочими, которые сооружали для меня декорацию. Она включала огромную кровать с плетеной спинкой, с серебристыми атласными простынями и белую клетку для птиц в старинном стиле. Один рабочий, пошатываясь, втаскивал громадные растения в горшках, другой прикалывал булавками к экрану изысканные узорчатые темно-коричневые обои. Габриэл устанавливал на ночном столике роскошную лампу, серебряный чайник, пресс-папье из стекла.
– Андреас просил сделать по-настоящему шикарный фон для тебя, дорогая. Я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь проявлял такой интерес.
В другом углу студии Кай Марковитц фотографировал под аккомпанемент вспышек и Эллы Фитцджеральд эффектную чернокожую девушку с умопомрачительными формами. Она была в красных кружевных трусиках, почти ничего не прикрывающих, в туфлях на высоченных шпильках. Девушка извивалась на фоне мехового покрывала, прикрепленного к стене.
– Ее формы так еще больше впечатляют, – содрогнувшись, объяснил Габриэл. – На снимке это будет выглядеть так, как будто она лежит на кровати.
Я снова повернулась к зеркалу. Сквозь только что нанесенный грим снова проступил пот. Тут я услышала мужской смех. У меня пересохло во рту, а дрожь еще усилилась. В этот момент отодвинулась занавеска, и вошел Андреас, распространяя запах бренди и лосьона после бритья. Изо рта у него торчала сигара. Несмотря на жару и алкоголь его желтое лицо ничуть не порозовело. В руках он держал бутылку “Чарльз Хейсик” и два бокала. Он поставил их на туалетный столик. Я плотно запахнула белый халатик. Он долго стоял за моей спиной, глядя в зеркало одновременно торжествующим и хищным взглядом. Потом произнес своим масленым шипящим голосом:
– Ты не слишком приветливо выглядишь, детка. Внутренне сопротивляешься?
– У меня было много работы.
Андреас засмеялся.
– Ты не создана для карьеры. Я всегда тебя предупреждал об этом. И Гарэт Ллевелин бросил тебя в беде. Я и это предвидел. Имей в виду на будущее: ты всегда должна слушаться дядю Андреаса.
По нему было видно, как он упивается моим полным отчаянием.
– Ничего, – примирительно продолжал он, – ты будешь в порядке. Несколько недель хорошей жизни и ты опять станешь выглядеть, как персик. Как в Грейстоне.
Его руки медленно и тщательно ощупали меня, как руки ребенка, пытающегося угадать содержимое упакованного рождественского подарка. Сжав зубы, я старалась не содрогнуться от отвращения. Отпустив меня, он начал снимать золотце с пробки шампанского. Я с ужасом следила за его мягкими белыми руками. Бог знает что придется мне вытерпеть от них в этот вечер.
Я сделала глубокий вдох.
– Ты можешь дать мне деньги прямо сейчас?
Андреас покачал головой.
– Не-а. Деньги выдают, получив товар, и при том качественный.
Пробка ударила в потолок. Андреас наполнил бокал и протянул его мне.
– Это должно помочь тебе расслабиться, – сказал он, – почувствовать себя комфортно и раскованно.
Я сделала глоток, боясь, что меня может вырвать.
– Идите сюда, ребята, – крикнул Андреас за занавеску, и к нам присоединились пара его отпетых дружков, сверкавших украшениями, взмокших в своих жилетных костюмах. Это были парни, перед которыми бледнела мафия.
– Познакомься. Это Менни и Внк, – сказал Андреас.
Наверное, он притащил их, чтобы продемонстрировать меня. Они были явно разочарованы тем, что я оказалась не настолько фантастичной, как обещал Андреас, но боялись показать это, – Дайте ей немножко прийти в себя с моей помощью, – промурлыкал Андреас, ущипнув меня за щеку, – и вы ее не узнаете.
– Откормишь ее к Рождеству? – спросил Менни.
Они захохотали.
Подошел закончивший снимать негритянку Кай Марковитц и сказал, что скоро будет готов.
Это был высокий, усталый и меланхоличный мужчина лет под пятьдесят, в армейских брюках, туфлях на резиновой подошве и промокшей рубашке цвета хаки.
– Иди познакомиться с Октавией, – сказал Андреас, снова наполняя мой бокал. – Она немножко нервничает, потому что делает это впервые, так что отнесись к ней бережно. Красивая, правда? – добавил он, откидывая мои волосы со лба.
Кай Марковитц приветственно кивнул – как-никак Андреас щедро ему платил – и сказал, что камера воспламенится от такой красоты.
– Ты не должна беспокоиться о снимках, – добавил он. – Это будет неконтрастное изображение с акцентом на лицо, приглушенное и элегантное.
Боже, что скажет Гарэт, если когда-нибудь увидит эти снимки. Я представила себе, как он, наткнувшись на них, просматривая в каком-нибудь киоске иностранные журналы, замрет, не веря глазам, а потом пожмет плечами, потому что всегда знал, что я плохо кончу. Стоило ли на самом деле пройти через все это во имя помощи Ксандру? Или и правда кровь гуще, чем водица?
– Как только вы будете готовы, можно начинать, – произнес Габриэл, высовывая из-за занавески свою золотистую голову.
Андреас широко мне улыбнулся.
– Давай, детка. Тебе понравится, как только мы начнем.
Я села на серебристые атласные простыни, с ужасом разглядывая лес растений в горшках. Студия казалась полной людей, разглядывающих меня скучающими оценивающими взглядами. Я еще плотней завернулась в халат.
Кай Марковитц подошел ко мне.
– Он тебе не понадобится совсем, – мягко сказал он.
Когда я его сбросила, даже Марковитц затаил дыхание. Дружки-головорезы Андреаса пытались сохранить невозмутимый вид, но и у них глаза повылезали из орбит.
– Я же говорил вам, что она почти идеально похожа на девушку из “Варгаса”, которую вы, по всей вероятности, видели, – самодовольно проговорил Андреас.
Кай смотрел в видеоискатель. Его ассистент щелкал полароидом, отбрасывая фотографии в сторону. Андреас и Кай быстро их просматривали.
– Нам нужен вентилятор, обдувать ее холодным воздухом, чтобы она выглядела сексуальней, – сказал Кай.
***
Андреас хотел, чтобы я отработала все сполна. Через два мучительных часа я была заснята во всех мыслимых положениях и нарядах. С серебристой лисой и ниткой жемчуга на груди, в мокрой марлевой блузе, в черных чулках с подвязками и в одних страусовых перьях.
Теряющего терпение Габриэла отправили за персидским котом, которого я должна была прижимать к себе. Но через тридцать секунд мигания вспышек бедное создание, царапая своими когтистыми лапами мой живот, вырвалось из моих объятий и спряталось среди балок перекрытия.
Теперь я возлежала на атласных простынях в чем-то вроде камзола. Кай Марковитц щелкал вокруг, не переставая комментировать.
– Чудесно, дорогая, только чуть спусти его с правого плеча, смотри прямо в камеру. Пожалуйста, чуть больше ветра, Габриэл. Давай, Октавия, расслабься, помогай мне, закрой глаза, оближи губы, поглаживай себя.
– Нет, – прошептала я, – не буду.
Марковитц вздохнул, вытащил пленку и, взяв у ассистента новую, перезарядил аппарат.
