Текст книги " Октавия "

Автор книги: Джилли Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 54 страниц)

– Где вы там пропадали? – спросила Кейбл, свирепо нажимая на газ.

– Держали тебя в ожидании, – отрезал Матт.

– Ты и твоя дорогая протеже занимаетесь этим весь день.

– На твоем месте я бы написал об этом в ?Таймс?, – сказал Матт.

– Хватит надо мной куражиться, – взвыла Кейбл. – Вы вдвоем можете отлично дойти до дома пешком, – и, нажав на акселератор, она бешено вырулила на прибрежное шоссе.

– Вздорная сучка, – сказал Матт совершенно невозмутимо. – Пойдем пешком? Тут всего одна-две мили. Если ты притомилась, я пойду и вызову такси.

– О нет, я с удовольствием пройдусь, – сказала Имоджин, не веря своему счастью.

– Пойдем, – сказал Матт, беря ее под руку. – По пути мне надо поближе посмотреть на молодцов, что пасут дом Браганци.

После сильной дневной жары ночь тоже была знойной. Но в сравнении с духотой дискотеки воздух казался свежим и слегка отдавал росой, ароматом чебреца и запахом моря. Цикады на деревьях издавали звуки, похожие на пение лягушек. Перед ними блестел в своей бухте Пор-ле-Пен, и через каждые несколько секунд высокий скалистый выступ освещался лучом маяка. Высоко над ними звезды, планеты, южный крест, луна, казалось, вышли на прогулку по своим небесам и мерцали вечностью. А я так воспламенилась, – подумала Имоджин, – что им, вероятно, оттуда видно, как я здесь на земле мерцаю. От выпитого и от веселого настроения ее слегка покачивало, но Матт поддерживал ее за руку повыше локтя, нежно поглаживая ей кожу. Вероятно, он привык так ласкать Кейбл и теперь делает это машинально, подумала она.

?Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу оторвать от тебя глаз?, – задумчиво мурлыкал Матт.

При свете луны как призрак возникли силуэты дома Браганци, башенки которого были сплошь покрыты вьющимися растениями.

– Тебе непременно надо его видеть? – нервно спросила Имоджин. – Ты даже на отдыхе не можешь расслабиться?

– Это все журналисты так. Если они что-то унюхают, то уже не отступятся, как кобели, почуявшие суку, у которой течка.

Теперь они были всего в сотне ярдов от дома. В верхнем этаже светились два окна, забранные решеткой, как створ лифта. Возможно, одно из них было окном спальни герцогини. Имоджин представила себе, как та расчесывает свои длинные черные волосы серебряными щетками, украшенными маленькими коронами. Ей захотелось раскрыть все ставни, как церковный календарь, и, может быть, увидеть в одной из комнат спящего младенца или самого Браганци в белой рубашке и черном галстуке, готовящего какое-нибудь подлое преступление.

За входными воротами они разглядели какую-то фигуру, которая прохаживалась взад-вперед с овчаркой на поводке. Собака зарычала, человек погасил сигарету и огляделся вокруг. У Имоджин началась дрожь.

– Давай обойдем кругом, – прошептал Матт.

Почти вокруг всего дома шла стена высотой пятнадцать футов с железными шипами и мотками колючей проволоки наверху. Позади дома стена разделялась надвое и спускалась к морю, ограждая частный пляж Браганци.

– Единственный подход к дому – с моря, – прошептал Матт, – и держу пари, он охраняется днем и ночью. Он, кажется, избегает малейшего риска. Хуже Колдица. – Он посмотрел на установки сигналов тревоги, как раковины моллюсков облепившие стены дома.

Яркий свет луны и сильный сладоватый запах душистого табака и каких-то других ночных цветов придавали всей сцене еще более зловещую атмосферу.

– Давай уйдем отсюда, – попросила Имоджин. Она была уверена, что сторожевые собаки слышат, как у нее колотится сердце. Теперь они крались прямо вдоль стены. Ее нога задела что-то металлическое, и она вдруг услышала резкий трескучий звук.

– Черт, – сказал Матт, наклоняясь, чтобы посмотреть. – Наверное, это сигнализация.

Тут же начался бешеный лай собак и послышался скрип двери.

– Они нас засекли, – выпалила Имоджин.

– Сюда, – сказал Матт и, толкнув ее на землю, стал целовать, резко стянув с ее плеч верх платья. Она почувствовала, как ее спину царапает кустарник и ощутила вкус соли и коньяка на его губах.

Рычание приближалось и становилось все свирепее.

Имоджин в ужасе дернулась.

– Лежи смирно, – прошептал Матт, придавив ее всем своим весом. – Это отличный способ выбраться.

В ту же секунду все место ярко осветилось. Собаки бросились к ним. Казалось, они разорвут их на части, но вдруг их свирепое рычание смолкло в каких-нибудь шести дюймах. Имоджин не была особенно сильна во французском, но смогла сообразить, что Матт в бешенстве спрашивает у сторожей, какого черта, по их мнению, они здесь делают, – поправляя при этом ее платье.

Сторожа оттащили собак и велели ей и Матту подняться. Матт объяснил, что они отдыхающие, отстали от своей компании и решили идти пешком в Пор-ле-Пен, где остановились в гостинце ?Реконесанс?. Тогда сторожа обыскали Матта. заглянули в его бумажник и чековую книжку. Имоджин от страха чуть не потеряла сознание, увидев, что все четверо вооружены автоматами. Они принялись деловито обыскивать и ее, забираясь своими грубыми руками в самые неудобные места, пока Матт не рявкнул, чтобы они оставили ее в покое.

Потом они с минуту посовещались между собой и сказали им, чтобы они шли своей дорогой, после чего крикнули им что-то вдогонку, грубо захохотав. Имоджин не поняла, что они сказали. Она чувствовала на спине их взгляды, словно какие-то восемь колющих зубцов.

– Не оглядывайся! – шепнул Матт. – Слава Богу, что при мне не было паспорта, а то бы нам досталось.

Прошла, казалось целая вечность, прежде чем они, повернув за угол, скрылись от их глаз и увидели прямо под собой приветливо мигающие огни Пор-ле-Пена.

У Имоджин началась сильная дрожь. Матт обнял ее.

– Дорогая, я страшно перед тобой виноват. Ты в порядке?

– Я в этом не уверена. Я решила, что пришел наш последний час.

Он прижал ее к себе, погладил ей волосы и голые рукн, пока от тепла его тела она не успокоилась.

– Но у тебя мгновенная реакция, – пробормотала она. – Ты так быстро меня повалил, и так убедительно разыграл ошалевшего от страха и обиды туриста, которого застукали за делом.

Матт рассмеялся и достал из кармана пачку сигарет.

– К полуночи я всегда становлюсь хамоватым. Впрочем, мне доводилось с помощью трепа выкарабкиваться из мест похуже этого. Но все равно, мне очень жаль, я не должен был тебя в это впутывать.

– Что они сказали, когда мы уходили?

– Что в другой раз, когда я приведу кого-нибудь на утесы, чтобы перепнхнуться на скорую руку, они советуют выбрать другое место.

– Значит, они тебе в самом деле поверили?

Матт пожал плечами.

– Они не поверят завтра, когда наведут справки в гостинице.

Его рука лежала у нее на плечах, и она вдруг почувствовала себя счастливой до слез, вспомнив, как ей, несмотря на опасность, понравилось, когда он ее целовал и она чувствовала на себе тяжесть его тела. Она все еще дрожала, но уже не от страха.

– Он, должно быть, чего-то боится, если поставил такие ограждения.

– Думаю, боится потерять герцогиню, – предположил Матт.

Они спустились в порт. Огни катеров и яхт, отражаясь в черной воде, скакали по ней, как упавшие серьги. Лес мачт тихо качался на фоне звезд. До них доносились слабые всплески моря, накатывавшегося на белый песок.

Они зашли в одно ночное кафе на набережной. У стойки бара угрюмо пили несколько рыбаков. Усталая официантка, сбросив туфли, сонно протирала бокалы.

– Нам сейчас требуется неотложная скорая помощь, – сказал Матт и, заказывая для обоих черный кофе и тройную порцию коньяка, вдруг повернувшись, улыбнулся ей. Ощущение близости к нему так захватило ее, что у нее ослабли колени. Ей пришлось ухватиться за стул у стойки и вскарабкаться на него.

– Ты завтра пойдешь на встречу с человеком Антуана? – спросила она, когда им подали напитки.

– Если это ни к чему не приведет, я оставлю всю эту затею и сохраню силы для перебранок с миссис Эджуорт, – он взял ее руку, и она побоялась, как бы он не почувствовал пронизавший ее толчок. – Знаешь, мой ангел, мне действительно жаль, что ты испугалась. Для того, кому доводилось иметь дело с полевой жандармерией, с белыми родезийцами и даже молодчиками Иди Амина, как когда-то мне, эти колпаки Браганци могут показаться мелюзгой, но я знаю, как страшно было тебе.

– Зато мне теперь хорошо, – она вряд ли могла ему сказать, что никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. И она подумала, что он самый замечательный мужчина из всех, кого она знала, и если бы он снова повалил ее на кусты вереска, она бы не возражала, даже если бы при этом весь преступный мир устроил вокруг них визгливый шабаш. Вместо этого она спросила: – А что собой представляют молодчики Амина?

Он рассказал ей про некоторые опасные места, в которых ему пришлось побывать, и когда они приняли еще по нескольку порций коньяка, звезды на небе уже погасли и горизонт окрасился бледной бирюзой. Они прошли мимо ?Бара моряков? и отеля ?Плаза? с его сложенными на ночь полосатыми навесами и дремлющими привратниками. По дороге им попались несколько пожилых гомосексуалистов, ищущих утешения, и гитаристов из ночных клубов, сонно бренчавших что-то по пути домой.

?Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу отвести от тебя глаз?, – мурлыкал Матт.

В ?Реконесансе? у стойки портье, освещенной одной лампой без колпака, он взял ее ключ и вынул из стоявшей там вазы влажную астру пурпурного цвета. Имоджин поспешила наверх, нажимая на выключатели, пока еще не отключили свет и коридор не погрузился во тьму.

У дверей ее номера он остановился.

– Приятных сновидений, маленькая сообщница, – нежно сказал он, протянув ей пурпурную астру.

Сейчас он меня поцелует, в восторге подумала она. Но едва он наклонил голову и коснулся ее губ, как распахнулась какая-то дверь и выстрелила толстой женщиной в сетке для волос. Столкнувшись с ними, она кинулась в туалет. Вскоре оттуда донеслись звуки страшной рвоты, и оба они зашлись в беззвучном хохоте.

Потом вдруг открылась другая дверь, и появилась Кейбл, закутанная в зеленое полотенце и с сигаретой, торчащей из ярко-красных губ.

– Вы как раз вовремя, – сказала она.

***

У себя в комнате Имоджин все еще не отошла от изумления. Матт поцеловал ее. Она знала, какими случайными бывают иные поцелуи, да к тому же оба они весь день пили. Но она не думала, что Матт из тех, кто может сделать что-нибудь случайно. В Пор-ле-Пене было полно красивых девушек, но в отличие or Джеймса и Ники он никогда не выказывал большого интереса к какой-нибудь из них, ограничиваясь беглым одобрительным взглядом.

Она посмотрелась в зеркало и потрогала свои губы, с которых он сцеловал всю помаду, потом, дрожа от возбуждения, провела руками по своему телу. В постели – гений, сказала Кейбл. Но ей хотелось не только этого.

Убери с лица эту дурацкую ухмылку, – повторяла она сама себе, – ты слишком много напридумывала. Она легла на кровать, но комната пошла кругом, и тогда она встала и примерила все обновки, стоя прямо на кровати, чтобы видеть себя в полный рост. Завтра она наденет светло-зеленый сарафан или, может быть, голубую рубашку, и большая часть пуговиц будет расстегнута, как у Кейбл. Она представила себе, как теперь Матт ссорится с Кейбл и говорит ей, что между ними все кончено, что он любит Имоджин.

Я не должна на это надеяться, сказала она себе строго, он любит Кейбл, он купил мне эти вещи, чтобы я отвадила от нее Ники. Но эти доводы ее не убеждали.

Я люблю его, я люблю его, – повторяла она, зарывшись лицом в подушку. Потом она бережно положила пурпурную астру между листами своего дневника, а после долго лежала, глядя в светлеющее небо, слушая крики петухов и детей и шум заводящихся машин, пока не заснула.

Глава двенадцатая

Разбуженная ярким солнцем, Имоджин проснулась с тем же ощущением счастья, пронизавшим всю ее как легкий жар. Она надела новый бледно-голубой сарафан и спустилась вниз, где нашла остальных в разной степени расстройства, завтракающими и читающими газеты на набережной.

Ивонн выставила на стуле для всеобщего обозрения свои полосатые черные с голубым носки. Так как накануне она не ужинала, то настояла, чтобы Джеймс заказал для нее вареное яйцо.

– Это яйцо твердое, как пуля, Джамбо, – визгливо объявила она, пытаясь просунуть в него кусочек гренка.

– Я сказал, чтобы варили quatorze minutes, – оправдывался Джеймс.

– Это значит четырнадцать минут, а не четыре, – завопила Ивонн. – Зачем ты так много пьешь, Джамбо, если знаешь, что это тебе не по силам? Ты же знаешь, каким идиотом делаешься на следующее утро.

Джеймс, тщетно пытаясь скрыть свое похмелье, держал чашку кофе обеими руками. Выглядел он ужасно. У Матта вид был не намного лучше. Увидев Имоджин, он довольно настороженно улыбнулся ей и старался избежать ее взгляда, когда заказывал ей кофе.

Ники, как всегда, выглядел бодро и читал спортивную страницу в ?Таймс?.

– Надо же, – сказал он. – Коннорса выбили в третьем круге.

Имоджин заметила, как он украдкой подвинул ногу и тихонько погладил ею щиколотку Кейбл. Та ответила ему тем же, после чего вытянула вперед свои красивые загорелые ножки. На ней была спортивная рубашка от Жана Машина. Она сидела на колене у Матта и читала гороскоп в ?Дейли мейл?.

– Терпеть не могу смотреть в гороскоп на другой день. По нему выходит, что вчера у меня должен был быть ужасный день в любовных делах, что совершенно не так, правда, дорогой? – Она обвила одной рукой шею Матта и томно его поцеловала.

Имоджин выловила ложечкой крупинки из кофе и почувствовала, как счастье понемногу выходит из нее, словно воздух из плохо завязанного надувного шарика.

Тут вперевалку подошла мадам с телеграммой для Матта.

– Это от Ларри Гилмора, – сказал он, открыв оранжевый конверт и прочитал, – ?Прибываю ?Плазу? восемь пополудни?.

– О, отлично, – сказала Кейбл.

– Это тот Ларри Гилмор, который фотограф? – спросила Ивонн. – Я слышала, что он – чудовище.

– Он хорошо себя ведет, если не плакать всякий раз, когда он назовет тебя глупой коровой, а его жена Бэмби прелестна, – вступилась за него Кейбл.

– Бэмби, Джамбо, – сказал Ники, – мы будем еще больше похожи на зоопарк.

От перспективы свежего пополнения все повеселели. Возможно, каждый надеялся отдохнуть от остальных, исключая Имоджин, которая просто предположила, что разговоров о фотомоделях станет еще больше.

– Джамбо, ты что сегодня намерен делать? – раздраженно спросила Ивонн.

– Все, что пожелаешь, дорогая.

– Можешь не трудиться. Мне надо съездить в Марсель показать эту ногу приличному врачу, – она обратила на присутствующих стальной взгляд своих незабудковых глаз. – Когда у лошадей бывают такие боли, их пристреливают.

– Я бы хотела поехать на остров Левант и искупаться там голой, – сказала Кейбл. – Вы не представляете, до чего приятно ощущать воду на обнаженном теле.

– Представляю: каждый день в ванной, – ответил Матт.

Ники зевнул и, вытянув ноги, еще раз потерся о щиколотку Кейбл.

– Я чувствую, что совсем вышел из формы, – заявил он. – Поеду в Марсель, найду там какой-нибудь корт и потренируюсь, – Ты не будешь против остаться на пляже, дорогая? – добавил он, обращаясь к Имоджин, и та облегченно кивнула.

– Тогда я тоже еду в Марсель, – заявила Кейбл, бросив злобный взгляд на Имоджин. – Думаю, что сегодня моя очередь обновить свой гардероб. Ты тоже едешь, дорогой? – спросила она у Матта, запустив ему руку под рубашку и поглаживая грудь.

– Не смогу. Мне надо в полдень повидаться с этим парнем в ?Баре моряков?.

Имоджин просветлела. Возможно, он остается, чтобы побыть с ней.

– Господи, ты когда-нибудь можешь забыть про работу? – выпалила Кейбл.

Она поглядела на Имоджин, которая размешивала кофе и дрожащей рукой крошила булочку, не глядя на Матта и избегая глаз Кейбл. Она втюрилась в Матта как школьница, подумала та. Прежде это довольно часто случалось с теми ее приятельницами, к которым Матт особенно благоволил, или девицами из газеты, заходившими выпить. Все они, увидев Кейбл, впадали в уныние, сообразив, какое им предстоит соперничество. Уделив вчера Имоджин столько внимания, Матт ошибся, если в самом деле поверил, что, купив ей несколько обнов, он этим вернет ей Ники. Она плакса, а Ники плаксы не нравятся, и несколько изысканных платьев дела не меняют. Кейбл ничуть не ревновала к Имоджин. Крупная ссора, которая была у нее с Маттом прошлой ночью, закончилась в постели самыми пылкими объятиями. Но ей не нравилось, когда он выделял кого-нибудь своим особым вниманием. С Ивонн он никогда так не церемонился, как с Имоджин.

Когда они с Маттом пошли наверх, чтобы взять для нее денег, она мягко попеняла ему:

– Дорогой, тебе надо бросить завлекать Имоджин. Она страшно в тебя втюрилась. Все утро с тебя глаз не сводила.

***

Сидя на пляже рядом с Имоджин, Матт снова и снова перечитывал одну и ту же страницу. С той минуты, как он встал сегодня утром, он ходил и без конца повторял ?черт, черт, черт? – как профессор Хиггинс. Надо полагать, прошлой ночью он умом тронулся, иначе ни за что не рискнул бы пойти к дому Браганци и подвергнуть себя и Имоджин такой опасности, но ему ни в коем случае не следовало дарить ей эту астру и целовать на прощанье. Не останови их эта толстуха, что неслась в туалет, Бог знает, как далеко он зашел бы. На его шее была Кейбл. Ему слишком нравилась Имоджин, чтобы чем-то ее обидеть.

День был превосходный. Издалека доносилось тихое дыхание моря. Небосвод над ними был ярко-васильковый. Но вчера их легкие товаришеские отношения испарились. Имоджин тоже была не очень-то увлечена своим ?Тристрамом Шенди?. Матт захлопнул свою книгу.

– Давай пройдемся, – сказал он.

Он купил ей кока-колу, себе банку пива, и они отправились вдоль берега. Имоджин собирала ракушки. Когда она удалялась, ему было видно, как шевелятся ее губы – ?он меня любит, он меня не любит? – и отчаяние, с каким она произносила ?он меня не любит?.

Они поглядели на мертвую медузу, похожую на полосатый красный пузырь, отвернули большой камень, из-под которого выбежали крабики, а когда шли по мокрому сплетению морских водорослей, шафрановой массой покрывавшему скалы, ее рука доверчиво скользнула в его руку. Так делает ребенок, который боится поскользнуться.

Господи, зачем он ее так увлек? Он только хотел быть к ней внимательным.

Они дошли до конца пляжа и сели, чтобы остыть в индиговой тени от огромной красной скалы. Он посмотрел на ее круглое невинное лицо, ждущее поцелуя.

– Имоджин, дорогая.

– Да, – глаза ее загорелись.

– Сколько тебе лет?

– Почти двадцать.

– Сколько у тебя было мужчин?

– По-настоящему ни одного, – она покраснела. – Во всяком случае, до постели не доходило. Я думала, это будет с Ники, но я потеряла свои таблетки. Потом я их нашла. И вчера проглотила три штуки, – быстро добавила она.

– Ладно, не говори ему, – сказал Матт, делая вид, что не понял ее предложения. – Ники тебе не годится. Его интересует только победа, самая обыкновенная случка. Он обращается с девушками, как с французскими письмами, – выбрасывает после использования.

Он захватил горсть песка и пропустил его сквозь пальцы.

– Знаешь, что тебе надо сделать после этого отпуска? Уехать от отца, от семьи и из Йоркшира и найти работу в Лондоне. В редакции есть классная библиотека, у них иногда бывают вакансии. Ты бы хотела, чтобы я подыскал тебе работу?

– О, да, пожалуйста, – выдохнула она. – Да, да, да.

Получить шанс видеть его каждый день, каждую неделю вырезать из газеты его статьи и собирать их в папку с надписью ?О’Коннор, Матт?, наводить для него справки всякий раз, когда ему понадобится помощь в подготовке материала…

– Но я в Лондоне никого не знаю, – пробормотана она.

– Ты знаешь меня и Бэзила, и Кейбл, – улыбнулся Матт.

Ее пальцы, как бы бессознательно приближавшиеся к его руке, при упоминании Кейбл тут же остановились. Она торопливо сделала большой глоток из банки, оставив на верхней губе полоску кока-колы.

– Тебе надо немного пожить, – мягко сказал он. – Набраться опыта. Выйти на поле боя. Разбить несколько сердец, развлечься. Ты скоро перерастешь мужчин вроде Ники.

– Я не хочу выходить на поле боя, – с грустью сказала она.

– Мы с Кейбл уже давно вместе. Мы понимаем друг друга.

Он пытался ей что-то объяснить, но как можно деликатнее, она же не хотела этого слушать. Долой из Ирландии! Руки прочь от О’Коннора! Он откинул со вспотевшего лба влажную прядь светлых волос, открыв глубокие горизонтальные складки, морщинки вокруг глаз, покрасневших от вчерашней выпивки и бессонной ночи, опухшие веки. Вид у него был потрепанный и похмельный и выдавал все его тридцать три года. Но вглядываясь в это помятое и по-мужски привлекательное лицо, она спрашивала себя, как это она могла когда-то любить кого-нибудь другого.

Матт вздохнул. Ему было нелегко.

– Послушай, моя радость. Вчера ночью мне не следовало тебя целовать. Я был очень пьян, и мне это понравилось, но мне не надо было этого делать. Тебе немало досталось от Ники и без моей добавки.

Имоджин смотрела на проносившийся скутер с приподнятым над водой под углом тридцать градусов носом. Полуденное небо было такого же цвета, что и море, и линию горизонта трудно было различить.

Она резко встала.

– Если ты полагаешь, что прошлая ночь значит для меня нечто большее, чем дружеский поцелуй на сон грядущий, – сказала она, – то очень сильно ошибаешься.

И, отвернувшись, она побежала по берегу в сторону гостиницы.

– Черт, черт, черт, проклятье, – выговорил Матт.

***

За обедом ее покрасневшие глаза были все время прикрыты огромными темными очками. Она почти не могла есть и клевала с тарелки, как Кейбл. Она старалась не глядеть на Матта, который тоже не ел. Он объявил, что после обеда тоже собирается в Марсель, чтобы проверить сведения, полученные в ?Баре моряков? от связного Антуана.

– Мне для одного дня Марселя вполне достаточно, – сказала Кейбл, совершившая успешную экспедицию по магазинам. – Пойду несколько часов посплю. Такая утомительная ночь, дорогой, – добавила она, ласково запуская руку под рубашку Матта. Имоджин стиснула зубы. Ивонн, после поездки к врачу малообщительная и хорошо забинтованная, сказала, что для ее больной ноги солнце слишком жгучее и она бы хотела, чтобы Джеймс вывез ее осмотреть один из находящихся поблизости замков.

– А Имоджин может поехать с нами, – предложил Джеймс, устрашенный перспективой остаться один на один с Ивонн.

– Отличная мысль, дорогая, – сказал Ники, лениво проведя пальцем по щеке Имоджин. – Я подыскал в пяти милях отсюда подходящие корты и сегодня проведу там тренировку. А ты поедешь с Джеймсом и Ивонн. Тебе понравится.

На нем была майка цвета морской волны и белые шорты. Имоджин смотрела, как играют мышцы на его бедрах и плечах, и ей вдруг стало тоскливо из-за того, что она еще недавно так его обожала. Она вспомнила, с каким восхищением наблюдала за ним в тот первый раз на корте. Теперь же, хотя она все еще отдавала должное его красоте, он уже для нее ничего не значил. Быть может, когда-нибудь и Матт станет ей так же безразличен?

?Я излечилась от Ники, – грустно подумала она, – Теперь мне надо оправиться после болезни?.

Потом, когда Кейбл пошла вздремнуть, а Ники и Матт отбыли по своим делам, она вдруг почувствовала, что не сможет наблюдать, как всю вторую половину дня Ивонн будет изводить Джеймса своими жалобами, и сказала им, что хочет прогуляться одна.

Было очень жарко. Она вышла из города на горную тропинку, начинавшуюся с невысоких ступеней между бело-красными дачными коттеджами. Дальше она вела на утесы, к зарослям дикого вереска, напоминавшим те, что покрывали ее родные торфяники. Внизу сверкало море, воздух был напоен чудесной сладостью дикой лаванды и чебренца, к которой примешивался острый запах моря. Если бы только рядом был Матт, все было бы великолепно, но она не должна о нем думать.

Тропа раздвоилась. Она пошла по дорожке, круто спускавшейся вниз. Дойдя до берега, Имоджин вся покрылась потом: ей пришлось спускаться по зазубренным красным камням, горячие и острые края которых чувствовала даже сквозь подошвы сандалий. Она сняла сарафан, разулась и в своем бикини нырнула в прохладную зеленую воду, надеясь немного освежиться. Она поплыла от берега и все время думала, не заплыть ли ей еще дальше. Но говорят, что тонущий видит перед собой всю свою прошлую жизнь, а у нее последние четыре месяца были слишком болезненными, чтобы согласиться вновь их пережить.

Немного поплескавшись, она подплыла к ближайшему проходу между скалами и взобралась на камни, чтобы передохнуть. Вдруг до нее донеслись звуки голосов, она обогнула скалу и увидела красивую полоску уединенного пляжа, где отдыхала одна семья. Темноволосый и черноглазый ребенок в розовой панамке бесцельно стучал по земле красной лопаткой, наблюдая, как его красивые родители искусно возводят ему огромный песчаный замок. На женщине было красное бикини, на мужчине – рубашка и черные брюки. Он, должно быть, спекся на такой жаре.

У Имоджин глаза наполнились слезами. Они казались такими дружными и счастливыми. Ей на мгновение представилась картина: она и Матт смеются и строят из песка замок для своего загорелого светловолосого младенца.

Ребенок неуверенно встал на ноги и заковылял в сторону скал, что были ярдах в двадцати от нее. Он был такой красивый, толстый и загорелый, что ей захотелось его окликнуть. Родители, увлеченные своим занятием, не заметили, как он отошел. Мужчина, ползая на коленях, одной рукой прорывал вокруг замка ров, проделывал проход под мостом, а в другой держал песок. Женщина со смехом наклонилась над ним, чтобы оценить его работу. Вдруг мужчина повернулся, посмотрел на нее, а потом неожиданно поцеловал. Она сначала поборолась с ним немного, после чего ответила ему тем же. Имоджин отвела от них взгляд. Мир похож на Ноев ковчег, все – парами, все друг друга любят. Все кроме нее. Она посмотрела в сторону ребенка и закричала от ужаса. Он покачивался на самом краю скалы, смотрел оттуда вниз на воду, из которой выступали покрытые водорослями другие, более острые скалы. В следующее же мгновенье он потерял равновесие и упал вниз.

Имоджин издала вопль.

– Он упал в воду! – кричала она ничего не понимавшей чете. – Vita, vita! – она пыталась вспомнить свой школьный французский: – Il а tombe!

Застыв от ужаса, ни один из них не шелохнулся. Единственное, что оставалось, – это нырнуть самой и проплыть вокруг скалы туда, где на воде качалась маленькая розовая панамка. Течение оказалось ужасающе сильным и толкало ее в разные стороны. Нырнув глубже, она стала лихорадочно оглядываться, но не смогла увидеть ничего, кроме густых водорослей и острых скал, обдиравших ей ноги. Она вынырнула, чтобы набрать воздуха, и увидела плывущего в ее сторону мужчину, а за ним – кричащую в истерике мать.

– Ici , – позвала она их, отводя от глаз мокрые волосы, – Он там.

***

И она опять нырнула. Когда она снова вынырнула отдышаться, отец ребенка уже доплыл до нее. Лицо у него было пепельного цвета. Вслед за ним, неистово загребая по-собачьи и продолжая истерически подвывать, приблизилась мать.

Они вновь и вновь ныряли в глубину. Его уже наверняка нет в живых, с отчаянием подумала Имоджин и вдруг между двумя камнями нащупала что-то мягкое. Она стала тянуть, но там все было забито тиной. Она еще раз вынырнула, чувствуя стук в ушах.

– Кажется, он здесь, – выговорила она, брызгая водой. – Я не могу его вытащить.

Набрав побольше воздуха, она нырнула еще раз, и теперь ей удалось схватить ребенка за волосы, потом за одну руку, и когда она почувствовала, что у нее сейчас лопнут легкие, она вытащила его и подняла на поверхность. Глаза у него были закрыты, рот раскрыт.

Стенания матери усилились.

– Помогите мне, – выдохнула Имоджнн и стала судорожно глотать воздух.

Она была совершенно обессилена, ребенок оттягивал ей руки как свинцовый.

Отец взял его, и они вдвоем вынесли его на берег. За ними шла стонущая мать. Они положили ребенка на песок, и мужчина начал сжимать ему грудную клетку.

– Дайте мне, – сказала Имоджин, лихорадочно вспоминая, чему их учили на уроках первой помощи. Прежде всего надо резко отвести ему назад голову, чтобы посмотреть, не забиты ли дыхательные пути. Горло, кажется, свободно. Она нагнулась, приложила губы к его маленькому ослабевшему ротику и стала медленно вдувать в него воздух. Он был холодный и казался безжизненным. У нее было страшное ощущение, что они опоздали. Ныряние настолько обессилело ее, что она сама с трудом дышала. При этом она старалась не обращать внимания на материнские вопли.

Она трудилась над ним, кажется, целую вечность, но все безнадежно. Не было ни малейшего признака оживления, продолжать было бесполезно. Но она заставляла себя. Она чувствовала, как солнце жжет ей спину, и тут произошло чудо: в груди ребенка началось слабое дрожание, его легкие стали постепенно расширяться, как кузнечный мех, и мало-помалу дыхание начало восстанавливаться.

Имоджин присела на пятки, чувствуя головокружение. Вскоре ребенок открыл покрасневшие глаза, всхлипнул, и его стошнило.

– Он приходит в себя, – сказала Имоджин.

Материнская истерика от этого только усилилась, а Имоджин заметила у себя на левой ноге, оцарапанной о камни, струйку крови.

– Ferme ta queule , – прорычал отец, все еще серый от страха.

Хорошие из них помощники, подумала про себя Имоджин. Она взяла полотенце и стала осторожно обтирать ребенка.

– У него, правда, будет все в порядке, – сказала она, завернув его в другое полотенце. У них все еще не было сил двинуться с места.

– Вам немедленно надо отнести его домой, – наставляла она их, как малых детей, – держать в тепле, не беспокоить и сразу вызвать врача.

Мужчина начал бормотать какие-то слова благодарности.

– Да что вы, не стоит, – сказала она. – У вас, вероятно, сильный шок, – добавила она, обращаясь к хныкающей матери. – Но он в порядке, можете мне поверить.

– Но как вы здесь оказались? – спросил отец на очень ломаном английском. – Вы знали, что пляж частный?

– О, Господи! Нет, не знала. Сожалею. Но, знаете, сейчас главное – отнести его домой.

– Где вы остановились? – медленно спросил ее мужчина.

– В Пор-ле-Пене, – она подняла завернутого в полотенце ребенка и передала его отцу. – Теперь сразу домой. C’est tres important .

Только одевшись и отправившись в долгий обратный путь, она поняла, как потрясло ее случившееся. Ей надо пойти в гостиницу и кому-нибудь рассказать об этом. Она тут же подумала о Матте, но Матт был вне досягаемости и принадлежал Кейбл. Может быть, мадам теперь на месте, она любит поговорить о всяких происшествиях. Но, войдя в гостиницу, она услышала, как из комнаты мадам за столом портье доносится стрельба и топот лошадиных копыт: должно быть, семейство поглощено каким-то телевизионным вестерном. Потом она увидела, что ключа от комнаты Ники в ячейке нет: он, должно быть, уже вернулся.