Текст книги " Октавия "
Автор книги: Джилли Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 54 страниц)
– Я, – сказала Джульетта, – и думаю, не взять ли виолончель как второй инструмент.
После этого она засыпала Ники вопросами о теннисных звездах. Правда ли, что у Нэстасе в самом деле такой трудный характер, как все об этом говорят, что Стен Смит так невозмутим, как кажется, что у Борга много девиц?
Миссис Броклхерст, чтобы лучше разглядеть Ники, сняла очки, оставив на переносице красную полоску. Господи, подумала она, он в самом деле очень приятный с виду молодой человек и, кажется, обходительный.
– А Коннорс какой? – спросила Джульетта.
– Дорогая, – заметила ей мать, – дай бедному Ники возможность отдохнуть, пойди на кухню и займись картофелем. Папа будет через минуту. Когда вы впервые решили стать теннисистом? – спросила она у Ники.
– В детстве я ходил на корты к семи утра, толкался там, надеясь на возможность поиграть. Но каждый раз, когда мне удавалось уговорить какого-нибудь тренера, отца переводили в другое место. Я часами играл воображаемые матчи сам с собой, посылая мяч в стену гаража.
– Великолепно! Я думаю, что если кто-то очень хочет добиться чего-нибудь в жизни, ему обычно это удается.
– Полагаю, вы правы, – сказал Ники, бросив в сторону Имоджин бесстыдно-раздевающий взгляд, и дотронулся до ее ноги своей ногой под надежным прикрытием обеденного стола.
Викарий вошел, потирая руки. Он был в очках и выглядел вполне благожелательно.
– Добрый день, Никлас. Обед еще не готов? Проповедь, знаете ли, сушит горло.
– Сию минуту будет, – успокоила его жена. – Джульетта как раз занимается картофелем.
– Может быть, есть еще время взглянуть на сад? – спросил Ники.
– Конечно, – живо подхватил викарий, – выпивку захватите с собой.
– Какой приятный молодой человек, – сказала мать.
– Невероятно, – вздохнула Имоджин.
Перед обедом был один неловкий момент.
– Полагаю, вы хотели бы зайти помыть руки, – сказал викарий, указав на дверь туалета. Ему всегда нравилось направлять туда посетителей-мужчин, чтобы они могли полюбоваться на фотографии старой сборной Англии по регби и команды Арлекин, висевшие по стенам.
– Я не уверена, что там есть туалетная бумага, – сказала миссис Броклхерст.
– Там ее нет, – сообщила Джульетта, неся макароны с сыром, – я вырвала несколько страниц из приходского журнала.
Обед, однако, удался. Ники взял двойную порцию макарон, что понравилось миссис Броклхерст. Он долго говорил с викарием про ?Британских Львов? и ублажал присутствующих сплетнями о теннисистах и разных знаменитостей, с которыми ему приходилось сталкиваться.
– Боюсь, я слишком много говорю, – признался он.
– Нет, что вы, – энергично возразила миссис Броклхерст. – Мы здесь в Пайкли ведем такую замкнутую жизнь. Подумать только, Вирджиния Уэйд читает Генри Джеймса между матчами!
– Вы действительно знакомы с Родом Стюартом? – вздыхала Джульетта.
Викарий к удивлению домашних открыл вторую бутылку вина.
– Жаль, что у нас не было вина на собрании союза матерей, – сказала миссис Броклхерст. – Все прошло бы гораздо лучше.
– Как насчет пирога? – спросила Джульетта, сделав глоток вина.
***
– Доедай, Имоджин. – подбодрил дочь викарий. Она все еще боролась с первой порцией. Казалось, она давится едой.
– Клюет как воробей, – продолжал викарий задиристым тоном, – или скорее ворона – при таких цветах. Думаю, молодым ни к чему одеваться в черное.
Имоджин закусила губу.
?Вот злодей?, – подумал Ники и обратился к викарию:
– Как, по-вашему, Англия сыграет против Вест Индии? – Это должно было заставить старого регбиста пуститься на несколько минут в разглагольствования. Он краем глаза посматривал на Имоджин, мысленно ее раздевая. Позднее он уведет ее в вересковые заросли и будет с ней нежен и предупредителен. Он был уверен, что она девственница.
– Им надо вернуть Декстера, – говорил викарий.
– Не старайся доедать, Имоджин, – прошептала мать, – я бы на твоем месте убрала со стола.
Имоджин благодарно собрала тарелки. Когда она брала тарелку Ники, он хлопнул ее сзади по ноге, дальней от викария.
Она пошла на кухню и, слизав с пальцев следы макарон с сыром, опустила тарелки в мойку. Взяв полотенце, она наклонилась и открыла дверь духовки. Вынимая пирог, она услышала за спиной шаги.
– Согласись, это самый фантастический мужчина, какого ты когда-либо видела в жизни, – пробормотала она из глубины печки.
– Рад, что вы так думаете, – послышался сзади хрипловатый голос.
Пораженная, она резко обернулась. В дверях стоял Ники, держа в каждой руке по блюду для овощей. Пирог обжигал ей через полотенце руки. Она спихнула его на кухонный стол. Ники положил блюда и ласково провел пальцем по ее щеке.
– Радость моя, тебе надо отучиться краснеть. Смотрится это прелестно, да только выдает тебя твоему невозможному отцу.
Имоджин, напуганная его попыткой украдкой поцеловать ее, когда она пробовала макароны с сыром, поспешно протянула ему блюда.
– Нам надо идти.
Но Ники стоял в проходе с блюдами и продолжал улыбаться ей. Имоджин отвела взгляд на дверную петлю.
– Я простужусь, – пробормотала она.
– А я нет, – сказал Ники и провел губами по ее щеке, когда она проскочила мимо него.
– Ты забыла блюда, – выпалил отец.
– Они у меня, – сказал Ники, – должен сказать, смерть как хочется попробовать… пудинг Имоджин. – Он подмигнул улыбавшейся Джульетте.
– Вы не нервничаете перед важными матчами?
– Нет, – он бросил взгляд в сторону Имоджин, – от напряжения я завожусь.
– А Гулагонг какая? – спросила Джульетта.
– Приятная, в жизни выглядит намного симпатичнее, – Ники густо намазал кусок кремом. – Все время что-то про себя бормочет и смеется, когда сделает хороший удар. Никогда не помнит счет.
Потом он им рассказал про одного судью на линии, который заснул на крупном соревновании.
– Слишком хорошо пообедал. Публика хохотала до истерики.
Теперь его глаза – цвета анютиных глазок, подумала Имоджин, вглядывавшаяся в каждую черточку его лица. И руки у него красивые, с длинными загорелыми пальцами. Вдруг она ощутила какую-то слабость от сильного желания. А потом почувствовала какое-то легкое прикосновение к щиколотке. Должно быть, это Гомер трется, но он обычно клянчил под столом, когда подавались мясные блюда. Теперь он лежал, растянувшись на солнце, под окном и подергивая во сне пушистыми желтыми лапами.
Ники продолжал спокойно разговаривать с отцом, а давление на ее щиколотку становилось настойчивее.
– Хороший приход? – спросил он, осушая бокал с вином.
– Отличный, – заверил его викарий.
Он поразительно смотрится в этих джинсах, подумала Имоджпн. При том, что они так плотно его облегают и он сидит, над поясом ничего не нависает. Мысли ее затуманились, она даже не расслышана, как Ники спросил отца, какова была тема его проповеди, и как тот ответил:
– Спросите Имоджин, она там была.
– Так о чем была проповедь? – с нехорошей улыбкой спросил он Имоджин.
– Что, простите? – перепугалась она.
– Проснись, – сказал отец.
– Прошу прощения, я думала о другом.
– Ники хочет узнать, о чем была моя проповедь, – в голосе викария слышалось явное раздражение.
Она почувствована, что кровь прилила у нее к лицу. Все теперь смотрели на нее.
– Никодим , – шепотом подсказала Джульетта.
– А, да, – благодарно спохватилась Имоджин. – ?Дует ветер там, где он слышен, а люди, верящие в Бога, имеют жизнь вечную?.
Дрожащем рукой она потянулась за вином, моля Бога, чтобы гроза миновала. Ники посмотрел на часы.
– Бог ты мой, уже почти четверть третьего.
– Я пропустил час вопросов для садоводов, – сообщил викарий.
– Надеюсь, я не слишком вас утомил, – поскромничал Ники, наверняка зная, что это не так, – если у вас какие-нибудь дела, то не стесняйтесь.
– О нет, – заверила его миссис Броклхерст, – все было так увлекательно, правда, Стивен? После разговора с вами мы будем следить за Уимблдонским турниром с гораздо большим интересом.
– Мне скоро надо будет отправляться в Лондон, – сказал Ники, – но перед этим я не прочь прогуляться по торфяникам. – При этом он еще сильнее нажал на щиколотку Имоджин.
– Я должен написать свою вечернюю проповедь, – с сожалением сказал викарий, – а в четыре часа придут за собачьим ошейником для спектакля драматического общества.
– Мне надо искупать Гомера, – сказала Джульетта.
– Вас проведет Имоджин, – предложила миссис Броклхсрст.
– Как раз на это я и надеялся, – признался Ники, улыбнувшись Имоджин.
– Зачем Имоджин выкрасила себе веки в ярко-зеленый цвет для прогулки по торфяникам? – спросил викарий жену, помогая ей мыть посуду.
– Боюсь, она влюбилась, – предположила миссис Броклхерст.
– Ее ждут торфяники и муки, – тихо пробормотала Джульетта.
Со вчерашнего дня ветер утих, и от теплого солнца в небо поднялись поющие жаворонки. У папоротников распрямились их бледно-зеленые пальцы. Ягнята бегали взапуски и блеяли, напоминая матерям о себе.
– Похоже, папа с тобой немного не в ладах?– спросил Ники.
– Он был разочарован, что я не родилась мальчиком.
– А я этим страшно доволен.
Его рука обняла ее дюймах в шести выше талии.
– Очень, очень доволен, – повторил он, и его пальцы дотронулись до ее груди. Имоджин отпрянула: их еще было видно из дома.
– Неизвестно, кого ты больше боишься – меня или его, – сказал Ники.
– О, к вам я отношусь совсем по-другому, – возразила Имоджин, – просто раньше я никогда не имела дела со знаменитостями.
Ники рассмеялся.
– Я познакомлю тебя со многими, если ты обещаешь не увлекаться ими.
Имоджин, не такая тренированная, как Ники, скоро запыхалась. Хорошо еще, что говорил по большей части он.
– У теннисиста жизнь одинокая. Сегодня здесь, завтра уже в другом месте – тысячи знакомств и очень мало друзей. Никогда нигде не задерживаешься настолько, чтобы можно было наладить нормальные отношения. – Он глубоко вздохнул.
Имоджин, у которой восприятие немного притуманилось от выпитого за обедом вина, не улыбнулась. Она посмотрела на него с сочувствием.
– Будешь вспоминать обо мне время от времени, когда зароешься в свою библиотеку?
– Да, все время.
– Прекрасно, – сказал он, взяв ее за руку и увлекая за собой в заросли вереска. Вблизи она пахла зубной пастой и свежевымытыми волосами – совсем, как его малолетние племянницы, когда они после ванной выходили пожелать спокойной ночи, – сентиментально подумал Ники. Он поднес руку Имоджин к губам.
Буровато-зеленый склон холма был опоясан каменными стенами, болота отливали смутно-лиловым цветом. Вдали темнели мельничные дымоходы.
– Правда, красиво? – сказала Имоджин, отчаянно стараясь сохранить спокойствие.
– Ты красивее, – сказал Ники, – а твой пульс, милая, – добавил он, держа ее запястье,– как атака легкой кавалерии. Веришь в любовь с первого взгляда?
– Не знаю, – честно призналась Имоджин.
– А я верю. Вчера, когда я тебя увидел, это случилось – как удар молнии. Я даже не знаю, что в тебе такое. Словами не передашь, но что-то нечто большее, чем просто красивая внешность. – Он обнял ее и прижал так крепко, что она не могла вывернуться. Вскоре она перестала сопротивляться и легла на спину.
Казалось, вся синь небес сгустилась в этих голубых глазах, и когда он целовал ее, прутья вереска кололи ей спину. Все было так плавно и так умело, так отличалось от повадок подкатывавших к ней местных парней, которые грубо хватали ее и щупали, что прошло несколько секунд, прежде чем Имоджин поняла, что произошло. Его рука вдруг прокралась ей под свитер, отстегнула лифчик, и ее теплая и тяжелая левая грудь упала в другую его руку.
– Нет, нет, Ники! Не надо.
– Почему, моя радость? Тебе это не нравится?
– Нет, нравится! Но…
– Тогда молчи.
Он опять стал целовать ее, а его свободная рука осторожно подвигалась вверх по ее бедру. Словно паралич сковал ее члены. У нее не было сил бороться с ним. И вдруг страшный шум в зарослях папоротника заставил их вскочить. Спасение явилось в облике большого черного лабрадора, который встал перед ними, высунув розовый язык и неистово крутя хвостом.
– Господи, – задыхаясь произнесла Имоджин. – это Дороти.
– Кто такая Дороти?
– Собака церковного старосты.
– И стало быть, сам церковный староста где-то поблизости, – сказал Ники, поправляя себе прическу. Собака кинулась обратно в папоротники.
Потрясенная Имоджин подтянула на себя лифчик, который оказался так высоко, что у нее стало четыре груди, как у коровы, отошла и села на замшелый камень. Она устремила взгляд вниз на долину. Там церковный староста совершал свою послеобеденную прогулку. А еще дальше она могла разглядеть и своего отца, который ходил туда и обратно по саду, заучивая наизусть проповедь.
– Наверное, я дура, – сказала она и закрыла лицо руками.
Ники подошел и обнял ее.
– Все в порядке, любимая. Во всем виноват я. Просто, я слишком сильно тебя хотел, а ты хотела меня, верно?
Она молча кивнула.
– Но не на виду у всего прихода, правда? В другой раз мы найдем более уединенное место. – Он посмотрел на часы. – Мне пора ехать.
– Ты будешь мне писать? – спросил он, садясь в свою глянцево-серебряную машину.
Имоджин не знала, сможет ли она перенести столько счастья и несчастья в один день. Радость от того, что он так ее хочет, омрачалась страшным несчастьем его отъезда. ?С любовью посмотри в последний раз на все?, – подумала она, и глаза ее наполнились слезами. Ники рылся в ящичке для перчаток.
– У меня тут есть кое-что для тебя, – он протянул ей небольшую коробочку и смотрел, как она, наклонив голову, открыла ее с недоверчивой улыбкой на бледных губах. Она вынула отуда красный эмалевый браслет, расписанный желтыми, голубыми и зелеными цветами.
– Как красиво, – восхищенно произнесла она, надевая браслет себе на запястье, – не стоило… я поверить не могу… мне никогда не дарили… Я никогда не буду его снимать, только в ванной. Он похож на цыганскую шаль, – добавила она, поворачивая его на солнце.
– Потому что это подарок от цыганки, – сказал Ники, включая зажигание. – Увидимся, когда вернусь из Парижа.
И, легко поцеловав ее в губы, он отъехал с громким выхлопом, от которого в ужасе метнулся в сторону кот, удобно отдыхавший на обочине дороги среди кустов кошачьей мяты.
Выезжая на шоссе А-1, Ники без малейшего стеснения подумал про себя, что Имоджин куда больше обрадовалась подаренному браслету, чем его мексиканская красотка, которая, чуть-чуть повизжав от удовольствия, попросила Ники оставить безделушку при себе, чтобы муж не заметил ее и не устроил по этому поводу шум.
Глава третья
Имоджин с трудом дождалась следующего утра, чтобы, появившись в библиотеке, рассказать Глории о Ники. К счастью, мисс Наджент отправилась на похороны, ее заместитель мистер Клаф был все еше в отпуске, мистер Корнелиус в вестибюле главного входа занимался организацией выставки рыболовных снастей, чтобы таким образом поощрить читателей к ознакомлению с новыми книгами о досуге и спорте. Поэтому Глория и Имоджин оказались более или менее предоставленными самим себе.
– Вот он, – сказала Имоджин, раскрыв ежегодный справочник ?Мир тенниса? за 1977 год и показала Глории фотографию Ники, где он вытянулся, напрягая мышцы для удара сверху. – А здесь он уходит с корта после победы над Марком Коксом.
– О, я его знаю, – сказала Глория, вглядываясь в снимки. – Видела по телевизору на Уимблдоне. Кажется, там была какая-то стычка из-за того, что он запустил ракеткой в судью на линии? – Она повернула книгу ближе к свету. – Да, смотрится что надо.
– А в жизни намного лучше, – заверила ее Имоджин, рассеянно складывая несколько романов в стопку документальной литературы. – Он умеет так на тебя смотреть и говорить таким голосом, что только ты можешь его слышать. А потом мы отправились на эту божественную прогулку по торфяникам, и он сказал, что когда меня первый раз увидел, это было для него как удар молнии.
– Он к тебе приставал? – спросила Глория.
– Ну, – сказала Имоджин, покраснев, – мы ничего особенного не могли себе позволить, потому что из-за угла неожиданно появился со своей собакой церковный староста.
Глория снова посмотрела на снимок, потом с недоверием на Имоджин. Она же такая простушка, как мог мужчина вроде Ники увлечься ею? Она даже почувствовала легкое раздражение: раньше всегда у нее, Глории, бывали приключения, а Имоджин слушала ее с благоговейным изумлением.
– Когда ты теперь опять с ним встретишься? – спросила она, откладывая для починки роман Катрин Куксон.
– Ну, он будет играть в турнирах почти все лето, но он сказал, что мы увидимся скоро и в более уединенном месте, – сказала Имоджин, показывая подруге свой красный браслет. Она была разочарована тем, что Глория не проявила особого восторга. Потом она кротко добавила: – Подумать только, Глория, если бы ты не уехала в Моркамб, – она нервно огляделась вокруг, – то есть, если бы не ?заболела?, ты бы пошла со мной в теннисный клуб, и он бы влюбился в тебя вместо меня.
Она вдруг почувствовала ужас от одной этой мысли.
– Не говори глупости, – сказала Глория, взбивая себе локоны и приободряясь от сознания того, что Имоджин права.
– По крайней мере, он обещал мне написать,– вздохнула Имоджин. – Ах, Глория, ты не представляешь, какой он красивый.
На деле Ники показал себя крайне ненадежным корреспондентом. Он прислал ей открытку из Рима с пожеланием видеть ее там. Вернувшись с почты, Имоджин написала в ответ длинное и страстное письмо, на что у нее ушло несколько часов. Душу она излила с помощью оксфордского словаря цитат.
Турнир в Риме закончился, и Имоджин светилась от гордости, прочитав в газете, что Ники дошел до четвертьфинала, где был выбит после упорной борьбы. Потом он поехал в Париж, где упорно пробивал себе дорогу в одиночных матчах, а в парных даже дошел до полуфинала. В каждой газете отмечалось, что он улучшил игру, но письма от него не приходили.
– Он тебе позвонит, когда вернется в Англию, – утешала ее Джульетта.
Но Имоджин пребывала в отчаянии. Все это было похоже на какой-то сон, и, возможно, ее последнее письмо показалось ему слишком слезливым и расхолодило его. Да и какое право у такой неуклюжей и толстой девицы думать, что Ники увлекся ею? Она не могла есть, не могла спать и кружила по своей комнате, прокручивая пластинки и читая любовные стихи. Ники перевернул ее сердце, словно старый ящик письменного стола, в котором все перерыли.
В третий понедельник после их первой встречи Имоджин шла в библиотеку, уже потеряв всякую надежду. Письма не было в субботу, и не было этим утром, после бесконечных сорока восьми часов ожидания. Она боялась позвонить домой и узнать, не пришло ли что-нибудь, потому что отец мог быть еще там. В тот день ей предстояло работать до восьми вечера, и она не знала, как вытерпит все это время. Ее тоска еще больше усиливалась красотой дня. Легкий бриз волновал сверкающую молодую траву. Вдоль дорог пенилась цветами коровья петрушка, на темной листве конских каштанов висели белые свечки. Кусты боярышника, взрывавшиеся подобно ракетам, под теплыми лучами солнца источали сексуальный парфюмерный аромат. Все это буйное и сладострастное цветение напоминало о наряде невесты. Она поспешила войти в узкие улочки Пайкли с их почерневшими домами и закоптелыми дымоходами и скрыться в прохладном сумраке библиотеки.
Ее встретила мисс Наджент в темно-бордовом платье и отвратительном настроении.
– Ты опоздала на десять минут. Здесь две тележки с книгами, которые надо расставить по полкам. Ты не заполнила половину формуляров на выдачу за субботу. Ты послала мэру запоздалое напоминание насчет книг, которые он вернул уже несколько недель назад. Словом, хорошего мало. Есть сколько угодно желающих получить твое место.
– Не знаю ни одного такого, – пробормотала Глория, промелькнув мимо в желтых шортах и плотно облегающем шоколадного цвета джемпере. Она свалила на тележку стопку книг и прошептала Имоджин: – Старая вешалка вышла на тропу войны. Никто ничего не может сделать как положено. Старик Корнелиус должен был вернуться из отпуска, но вместо этого прислал телеграмму: ?Сижу на мели в Гибралтаре?. Думаю, втюрился в какую-нибудь шалаву. Письмо получила?
Имоджин покачала головой.
– Это позор, – заявила Глория с решительностью тайного облегчения. – Не волнуйся, все мужчины туго раскачиваются на письма. В субботу я была на обалденной вечеринке. Там был Тони Лайтбенд, он только о тебе и думает. Собирается устроить встречу вчетвером.
– Отлично, – сказала Имоджин без особого восторга. Тони Лайтбенд был ростом пять футов и три дюйма, носил очки толщиной с дно пивной бутылки и надувался от собственной значительности.
– Клаф вернулся из отпуска, загорел и похорошел, – сообщила Глория.
– Девочки, кончайте шушукаться! – потребовала мисс Наджент, выскочив из кабинета. – Имоджин, погаси свет, иначе мистер Бриг-хауз опять начнет жаловаться на лишние расходы.
День заканчивался еще хуже, чем начался. У Имоджин все валилось из рук. И даже небо заволакивало облаками.
***
Была середина дня. Имоджин сидела за столом выдачи, отвечала на вопросы, искала для читателей книги. И еще мисс Наджент поручила ей самую неблагодарную работу – возвращение задержанных книг.
– Леди Джасинта держит нового Дика Фрэнсиса уже полтора месяца, – сказала она, вручив Имоджин список должников. – Бригадир Симмондс все еще держит биографию Слима, и тебе надо взяться за миссис Хэзлтанн. У нее двенадцать книг, включая ?Энди Пэнди?. Займись всеми сегодня же. Позвони и поставь галочки.
– Да, мисс Наджент, – вяло проговорила Имоджин.
Мисс Наджент немного смягчилась. Она вовсе не собиралась разозлить Имоджин своими наставлениями.
– Я поручаю это тебе только потому, что полагаю, что ты справишься, – объяснила она.– С Глорией нет смысла иметь дело. Она долго здесь не задержится, выйдет замуж. А из тебя может получиться хороший библиотекарь. Ты еще собираешься получить диплом? Ты пропустишь этот год, если не запишешься в ближайшее же время. Получить профессиональную подготовку всегда полезно, если не рассчитываешь подыскать мужа.
Имоджин знала, что мисс Наджент говорит это с самыми лучшими намерениями, но ей от этого было не легче.
– Ну, как дела? – спросила ее Глория час спустя.
– Ужасно. Бригадир Симмондс готов отдать меня под трибунал. Миссис Хэзлтайн изображает из себя какую-то испанскую аристократку, которая не понимает, в чем дело. А дворецкий леди Джасинты явно не желает передать хозяйке сообщение.
– Наджент все время дает тебе самую паршивую работу. Слушай, а не пойти ли нам завтра вечером в кино?
Имоджин подумала, что это со стороны Глории большая уступка. Она не склонна была тратить свои вечера на подруг.
– Я не могу. Надо идти на курсы скорой помощи, – тоскливо сказала она.
– Ясное дело, Наджент силком тебя туда завербовала.
Имоджин кивнула.
– Завтра будем делать искусственное дыхание. Надеюсь, мистер Блаунт не использует меня как наглядное пособие и не придушит.
– Знаешь, – сказала Глория, понижая голос, – только что заходила Джуди Бриджхауз и взяла ?Циститы в популярном изложении?. Она только вчера вечером вернулась из медового месяца. Они там все время этим занимались. О, гляди, он опять здесь.
Мужчина приятной внешности в зеленой вельветовой куртке прошел через вертящуюся дверь и направился к столу выдачи.
– Кажется, я забыл Ричарда Страуса.
– Да, – сказала Глория, протянув ему книгу и одарив его таким горячим и раздевающим взглядом, что он, уходя, ударился о дверь и чуть не споткнулся о пожарное ведро.
– Там же написано ?тяни?, а не ?толкай?,– заметила Глория с ухмылкой, довольная произведенным на него впечатлением. – Я бы не прочь, чтобы он попробовал притянуть меня. Он симпатичный.
– Тебе, девочка, не подойдет, – сказал проходивший мимо мистер Клаф, – трижды женат, четверо детей на иждивении. – Он повернулся к Имоджин. – Скажи папе, что та книга по садоводству теперь у меня. Если он захочет на скорую руку просмотреть ее прежде, чем мы начнем ее выдавать, то может задержать ее до среды.
– В Клафи есть что-то очень привлекательное, – сказала Глория, поставив две заказанные книги на боковую полку. – Эй, тут прямо для тебя, Имоджин: ?Как остановить депрессию и плохое самочувствие?.
– У меня плохое самочувствие, – со вздохом согласилась Имоджин.
– Да брось ты, – сказала Глория. – Не вешай нос. Мы не допустим, чтобы ты всю неделю капала нам на головы, как китайская пытка водой.
К стойке неуверенно подошел мужчина в рабочем комбинезоне:
– Где я могу найти книги о заведении собственного дела?
– Вон там, – указала ему Глория и добавила вполголоса: – Весь провонял спиртным, ты почувствовала?
– Наверное, его недавно уволили, – предположила Имоджин. – Ой, погляди, мистер Пассмор заснул над ?Файнэншл таймс?.
– Спать в библиотеке не разрешается, – сказала Глория. – Это в правилах написано. Иди разбуди его.
– Глория, к телефону, – сообщила появившаяся мисс Наджент. – Читатель с вопросом. Позвонил мне в кабинет. Имоджин, ты не смогла бы помочь на выдаче? Мисс Хакни ушла попить чаю, и там теперь очередь.
Собрав бумаги, Имоджин села за стойку у входа и стала регистрировать выданные книги. Справившись с очередью, она вернулась к списку должников. Сьюзен Бриджес держала ?Разговорный немецкий язык? и ?Подъем на Маттерхорн? с февраля, когда познакомилась со своим австрийцем, лыжным инструктором. Она набрала номер мисс Бриджес, но ответа не было – возможно, та была на работе. Затем посмотрела на лежащую перед ней стопку почтовых открыток ?Если вы вернули книги в последние дни, пожалуйста, оставьте это извещение без внимания?. Слова расплывались у нее перед глазами. За окнами небо темнело. О, Ники, Ники, – в отчаянии подумала она, – увижу ли я тебя когда-нибудь снова? Она посмотрела на красный браслет, потрогала его, припоминая ту прогулку в торфяниках.
Ты мне предстал неясною мечтою:
Во сне – король, а наяву – иное…
– печально прошептала она.
Ники – что-то вроде фруктовой жевательной резинки ?Роунтри?, которую, если верить рекламе, хотят все. Смешно и думать, что он мог увлечься ею дольше, чем на какое-то мгновение.
Она так глубоко задумалась, что не заметила крупную раздраженную женщину в фетровой шляпе с рычащим боксером на поводке, пока те не стали стучаться в дверь.
Имоджин приготовилась к сражению.
– Я крайне сожалею, но с собаками сюда нельзя.
– Где же я его оставлю? – загремела женщина.
– Там снаружи есть крюки для собак. Можете его привязать.
– Он будет скулить и оборвет поводок. Это небезопасно при таком движении. Я шла сюда от самого Скиптона. Я всего на пять минут.
– Сожалею, – нервно повторила Имоджин.– давайте я его подержу.
Она направилась к собаке, но та обнажила клыки и угрожающе зарычала. Имоджин отступила.
– Уберите руки, – предупредила хозяйка, – и пропустите меня, если не хотите, чтобы я прошла по вашей голове!
Имоджин представила себе сумасшедшую картину: женщина с собакой, взмыв вверх, проносятся над ее головой.
– Сожалею. С собаками нельзя, – вновь повторила она.
– Мне нужны книги для работы. Я буду жаловаться в совет.
Имоджин в отчаянии оглянулась вокруг, ища поддержки. Мисс Наджент куда-то исчезла, Глория сидела на телефоне. Мисс Хакни за столом приема требований тайком составляла список покупок для свадьбы.
– Если мы пропустим сюда одну собаку, то здесь будет их целая свора, – сказала она твердо.
– Нет порядка в этой стране, – прогремела женщина, поправляя шляпу и собираясь штурмовать дверь. – Проклятые чиновники! – рявкнула она, вновь адресуясь к Имоджин.
?Я не должна плакать, – сказала себе Имоджин, стискивая зубы, – я не должна капать, как китайская пытка водой?.
– Ты знаешь, – сообщила вбежавшая Глория, поправляя себе прическу. – Этот в вельветовой куртке, что взял Ричарда Страуса, позвонил из будки и попросил меня. Господи, что это с тобой?
– Женщина с боксером только что обозвала меня ?проклятой чиновницей?.
– Старая корова, она не имела права ругаться в библиотеке, это тоже в правилах записано, да и к тому же мы не чиновники, а служащие местной администрации. – И она вернулась к разговору о мужчине, приходившем за Ричардом Страусом. – Он даже не знал, как меня зовут, просто попросил к телефону ?ту, что самая эффектная?. – Она искоса посмотрела на свое отражение в стеклянной двери. – Впрочем, не думаю, что сегодня я очень хорошо выгляжу.
Имоджин устало вернулась к открыткам для нарушителей сроков и начала старательно вписывать компьютерные номера каждой книги.
– Слушай, – выдохнула Глория, – займись им.
– Не отвлекай меня, – попросила Имоджин, – мне надо закончить эту чертовщину. И вообще я больше не интересуюсь мужчинами.
– Этот тебя заинтересует, – неуверенно сказала Глория.
– Нет, этого никогда больше не будет. Моя жизнь кончена, – сказала Имоджин.
И тут знакомый хрипловатый голос очень тихо произнес:
– У вас есть книга под названием ?Не соблаговолит ли присутствующий прийти на обед??
Имоджин подняла глаза и вскрикнула, не веря своим глазам. Потому что перед ней в сверкающем белом костюме и темно-синей рубашке стоял Ники. Она всхлипнула, вздохнула и, неловко встав и обежав вокруг стола, ткнулась лицом ему в плечо.
– Не могу поверить, – проговорила она, захлебываясь слезами.
– Эй, эй, – сказал Ники, взяв ее за подбородок и улыбаясь. – Зачем плакать, малышка. Я же сказал, что вернусь.
– Я не думала, что опять увижу тебя.
– Ты получила мою открытку?
– Да, получила. Она замечательная.
– О маловерная, – покачав головой, мягко сказал Ники и, понимая, что за ним теперь наблюдает, разинув от любопытства рот, целая аудитория, включая и мисс Наджент, наклонился и томно поцеловал Имоджин.
– Но что ты здесь делаешь? – спросила она, смахивая рукой слезы. – Я думала, ты в Эдинбурге.
– У меня получилась легкая победа. Парень, с которым я играл, потянул мышцу и решил дать ей отдых до Уимблдона. Теперь у меня следующая встреча только завтра во второй половине дня. Здесь можно переночевать, желательно у тебя?
Имоджин радостно засмеялась.
– Конечно, можно. Я позвоню маме. Единственная проблема в том, что ребята приезжали на каникулы, так что в доме небольшой кавардак.
Ники осторожно стер пальцем у нее с лица пятна от туши для ресниц и тихо спросил:
– Ты можешь отлучиться перекусить?
Имоджин заметила неодобрительный взгляд приближавшейся мисс Наджент.
– Не совсем. Я уже поела и сегодня на работе до восьми. Это не слишком поздно для тебя?
– Отлично, будет все в самый раз, – сказал Ники, – я схожу в теннисный клуб на тренировку, потом дам небольшое интервью для йоркширского телевидения. Сегодня, кажется, для этого подходящий случай. К восьми все закончу. Заеду, заберу тебя, и мы где-нибудь поужинаем.
– Но я же не одета, – запричитала Имоджин, имея в виду свой старый серый свитер и джинсы.
– Ты смотришься красиво, – заверил ее Ники, который заметил только, как у нее заблестели глаза при виде него, как петли старого свитера растянулись у нее на груди и что так, без всякой краски на лице она выглядит лет на четырнадцать. – И ничего другого не надо.
