Текст книги " Октавия "

Автор книги: Джилли Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)

Она нырнула под стол, где находился выключатель каминного бра, одновременно пытаясь натянуть подол ночнушки на голый зад.

– Пожалуйста, простите, что я так долго продержала вас за дверью… Я вызову врача.

– Я прекрасно себя чувствую, – промычал Кори. – Вот только по дороге у меня кончилось курево, а так все замечательно. – Дрожащей рукой он нашарил сигарету в зеленой нефритовой сигаретнице на столе. Гэрриет отыскала спички и поднесла ему огонь.

– Посидите, я сейчас приготовлю крепкий чай с сахаром, – сказала она.

– Не надо. Лучше дай чего-нибудь выпить.

Пожалуй, этого ему уже хватит, решила Гэрриет и сказала вслух:

– У вас будет алкогольное отравление.

– Я же сказал, я прекрасно себя чувствую, – вскинулся он. – Я шел пешком с того конца деревни… по белой линии. Но, как видишь, дошел. И теперь имею право утолить жажду. Так что уж будь добра…

Гэрриет налила ему стакан виски с содовой, и он сразу же отхлебнул больше половины.

– Что ж вы не позвонили? – спросила Гэрриет. – Я бы за вами приехала.

– В баре у меня кончились монетки, – ответил он. – И, кстати, там у тебя, кажется, оставался фунт на хозяйственные расходы – так я сегодня его забрал… Хочешь выпить?

Гэрриет взглянула на часы. Ровно три. Через три с половиной часа ей кормить Уильяма.

– Не стесняйся, – сказал Кори.

Она налила себе рюмочку белого вина.

Тритон поскреб когтями меховой коврик у камина, дважды повернулся вокруг себя и уселся поближе к остывающим углям.

– Может, все-таки сделать чаю?

– Лучше поговори со мной несколько минут. Мне не с кем поговорить.

Сдерживая зевоту, Гэрриет забралась на диван и поджала под себя голые ноги. Она их не брила несколько месяцев, но в таком состоянии Кори вряд ли это заметит.

– Хороший был вечер? – вежливо осведомилась она.

– Чудовищный. Элизабет сказала, что будут все свои. Куда там “все свои”! Я приезжаю к девяти, а там уже сидят три семейные пары и одна тридцатипятилетняя подруга, у которой на лбу написано: “Сдается внаем”. Ясно, высвистали специально для меня. Джеральдина, Дженнифер или что-то в этом роде. За ужином мы, конечно, сидим рядом, а остальные поглядывают исподтишка – как, мол, они там? – будто кобеля с сукой вяжут.

– Красивая она? – спросила Гэрриет.

– Красивая, тут ничего не скажешь. Только смеялась слишком много и все время лезла ко мне с вопросами: и сколько лет моим детям, и над каким сценарием я работаю, и люблю ли я балет, потому что она его о-бо-жает!.. После обеда меня опять приставили к ней, а Элизабет у меня за спиной корчила какие-то страшные рожи – думала, что я не вижу, – все, мол, идет шикарно, просто отпад! Вот именно, отпад. В полночь она меня спрашивает, не затруднит ли меня отвезти эту Дженнифер, то ли Джеральдину, в ее загородный дом в Гаргрейве.

В голосе Кори сквозило раздражение, но бледное лицо оставалось совершенно бесстрастным. Он допил виски и с величайшей осторожностью поставил стакан на стол.

– Пока я ее вез, она увешала мне все уши какой-то лапшой: как она бросила Лондон и своего мужа-маклера, он, понимаете ли, не хотел детей и вообще трахал свою секретаршу, и только здесь, на севере, она наконец-то встретила людей искренних и бескорыстных. Ох, как мне завтра влетит!

– От кого? – не поняла Гэрриет.

– От Элизабет. За нарушение приличий.

– А вы разве нарушили какие-нибудь приличия?

– Ну да. Не переспал с этой Джеральдиной, или Дженнифер, или как ее там.

– Ваша классная дама могла бы вами гордиться, – заметила Гэрриет.

– Я знаю, – сказал Кори. – Только это меня и утешает. Сделай милость, плесни мне еще немного. Спасибо.

– А она что, так хотела с вами переспать?

– Она хотела, чтобы я с ней переспал. Она боится остаться одна, и ей обязательно нужен мужчина, не я, так другой – просто чтобы был. В машине она успела сбрызнуть себя духами – незаметно, как ей казалось, а когда подъехали, она вдруг запрокинула голову и замерла: ждет, стало быть. Но мне, знаешь ли, все эти страсти нужны, как рыбе зонтик, так что я просто вышел и открыл ей дверцу. Тут она зарыдала, выскочила из машины и бегом к своему дому. Потом еще несколько минут ключ не могла найти, корова такая, пока не вытряхнула всю сумку прямо на крыльцо. А я смотрел на нее и чувствовал себя последней скотиной. Не знаю, какой черт дернул меня тогда пристегнуться ремнем – я уже лет сто этого не делал, – но я таки пристегнулся, и поехал, и на Фэрмайл врезался прямо в дерево… Черт, как наши хозяйки любят одиноких мужчин! – Речь его становилась все бессвязнее. – Если мужчина один, они ни за что не оставят его в покое. Мужчины-одиночки – они в наших краях на вес золота. Мужчины, которые спят в одиночку… в одиночке. Ничего, я привык спать в одиночке, пока был женат на Ноэль.

Вскинув длинные ресницы, он укоризненно уставился на Гэрриет, словно это она во всем виновата.

Совсем упился, подумала Гэрриет. Со времени их лондонского собеседования он еще ни разу не заговаривал с ней о жене.

– Теперь они спешат поскорее расквитаться с ней… за то, что она крутила с их мужьями.

– А она с ними крутила? – спросила Гэрриет.

– Крутила с кем хотела. А кто ей не приглянулся, у тех жены, бедняги, еще больше намучились. Представь сама: мужья ползают перед Ноэль чуть ли не на брюхе, а она плевать на них хотела.

Он взял со стола тетрадку Джона для домашних сочинений и зачитал:

– “В Индии люди часто недоедают и ложатся спать без ужина”. – Он усмехнулся. – А эта старая ведьма ему твердит: “Следи за почерком, напиши слово “завтра” трижды”, – и все?

Он взял карандаш и стал писать под собственную диктовку, старательно выводя слова:

– “Мы дни за днями шепчем: “Завтра, завтра”. Так тихими шагами жизнь ползет…”

– Не надо!.. – в ужасе замахала руками Гэрриет. – Учительница его убьет.

– Я, между прочим, ей плачу, – веско сказал Кори. – А если ей уж очень неймется, пускай звонит мне и жалуется. “В Индии люди часто недоедают, – медленно повторил он, – и ложатся спать без ужина”. А в Йоркшире люди часто перепивают – и тогда они тоже ложатся спать без ужина… Налей мне еще, – попросил он. – Только, пожалуйста, не говори, что мне уже хватит, это я и без тебя знаю.

– До чего вы себя довели! – Гэрриет покачала головой. – Вам бы самому сейчас попить успокоительное да сесть на калорийную диету.

– Прекрати разговаривать со мной, как с ребенком!

Гэрриет подала ему стакан.

– Фу, что ты мне налила? Тут же одна содовая!.. Какие у тебя руки холодные, – добавил он, случайно коснувшись ее пальцев.

– Ничего, зато сердце горячее, – сказала она и поморщилась от шаблонности фразы. Кори не обратил внимания.

– А у моей жены такие маленькие теплые ручки, – сказал он. – Зато сердце холодное, как могила. Она нимфоманка. Ты, наверное, слышала.

– Да, мне что-то такое говорили.

– Зато красивее ее нет никого на свете.

– Я знаю, – сказала Гэрриет.

– Как ты считаешь, дети похожи на нее?

– Нет, – соврала Гэрриет. – Больше на вас.

– Сегодня годовщина нашей свадьбы, – сказал Кори.

– О Господи, – выдохнула Гэрриет. – Извините, я не знала. Это ужасно.

– Ты тоже так считаешь? Знаешь, вся эта сегодняшняя бодяга с телефонными звонками – это ее штучки. Три звонка – наш условный знак.

– Вы скоро найдете себе другую, – не очень уверенно сказала Гэрриет.

– Другую найти не проблема, – криво усмехнулся Кори. – На любой киностудии этих других – бери не хочу, и все красавицы… А потом проснешься рядом с такой красавицей и не знаешь, как от нее избавиться.

Он поднял руку и осторожно пощупал шишку на лбу.

– Если захочу, Ноэль хоть завтра ко мне вернется. Но это все равно что виски для алкоголика: один глоток – и все, я пропал.

– Вероятно, это из тех самых “троп небесных, которые ведут нас прямо в ад”, – сказала Гэрриет, ощущая себя при этом очень взрослой.

– Верно, – пробормотал Кори. – Если паче чаяния она вернется, то первую неделю или даже две будет смотреть только на меня, а потом ей это наскучит и захочется развлечений. Знаешь, я при ней и работать-то толком не мог. Когда она бывала дома, ей постоянно требовалось мое внимание, а когда ее не было, я все равно не мог сосредоточиться, все думал, думал, где она может быть. Вот уж поистине, образцовая семейная пара в мире кино!

Он рассмеялся, но смех его был странно надтреснутым; на миг Гэрриет показалось, что, заглянув в эту трещину, она увидит целую бездну отчаяния.

– Ровно десять лет, как мы поженились. – Он говорил все невнятнее. – Сука проклятая!.. Десять лет терзала мне душу. И все эти десять лет я был на грани отчаяния, каждый день. А знаешь, что я сделал сегодня? Пошел и послал ей розы. Шесть дюжин роз. Представляю ее ухмылку, когда она их получит. Ты понимаешь, любви больше нет, умерла любовь, – но я все равно послал. Если бы ты знала, как мы, мужчины, бываем сентиментальны… Черт, я, кажется, замучил тебя своими жалобами. Извини.

Его, видимо, знобило. Как бы спровадить его в постель? – думала Гэрриет.

Кори с трудом сфокусировал на ней взгляд.

– Я не даю тебе спать.

– Ничего, пустяки, – сказала она и поспешно стиснула зубы, чтобы не зевнуть во весь рот.

Наверху захныкал кто-то из детей. Гэрриет подскочила.

– Пойду посмотрю, что у них там.

Шатти лежала в обнимку с Амброзией поперек кровати, ее ноги торчали из-под одеяла. Гэрриет повернула и укрыла ее. Уильям мирно спал в своей переносной колыбельке, а спустившись вниз, она обнаружила, что и Кори уснул с недокуренной сигаретой в руке. Стройный и элегантный, он неплохо смотрелся на диване в своем вечернем костюме. Гэрриет загасила сигарету, ослабила ему галстук и стащила туфли, после чего принесла из его спальни целых два одеяла – одно шерстяное, другое пуховое – и заботливо укрыла его.

– Что, малыш, одни мы с тобой остались, – сказала она Тритону и от этих слов ощутила себя еще взрослее и серьезнее, чем прежде.

Она еще раз вгляделась в спящего Кори. Во сне его лицо уже не казалось таким страдающим.

Глава 13

Следующий день оказался сплошным кошмаром. Проспав два часа, Гэрриет бродила по дому, как зомби, натыкаясь на все подряд. Уильям радостно слопал протертую капусту с морковкой и тут же срыгнул их на постель, стиральная машина приказала долго жить, а посреди обычной утренней беготни с книжками, тапочками и передничками Гэрриет вдруг сообразила, что в доме совсем не осталось денег и ей нечего дать Шатти на обед. Миссис Боттомли не было – она сегодня ночевала у себя дома. Перерыв все свои карманы в тщетной попытке отыскать завалившуюся монетку, Гэрриет вздохнула и пошла будить Кори. Переход от тяжелого сна к еще более тяжелому похмельному утру дался Кори с трудом, а когда он наконец-то обрел дар зрения и обнаружил, что лежит одетый на диване в гостиной, настроение его отнюдь не улучшилось.

– Какого черта! – взревел он. – Неужели нельзя так наладить хозяйство, чтобы хватало детям на еду?

Пожалуй, в такой момент вряд ли стоит напоминать ему, что он сам забрал из дома последние деньги, решила Гэрриет.

К тому времени, когда она отвезла Шатти в школу и вернулась, Кори уже успел переодеться. Он угрюмо давился алказельцером и сыпал колкостями, от которых Гэрриет скоро опять оказалась на грани истерики.

– Как прикажете отыскивать свои носки, – вопрошал он, – если в кладовке все вверх дном, как после бомбежки? Неужели так трудно класть вещи на свои места? В гостиной игрушки, вся кухня увешана пеленками – в конце концов, сколько все это может продолжаться?

– Но стиральная машина сломалась, – пыталась объяснить Гэрриет.

– Так надо ее починить!

Чтобы чем-нибудь занять руки, она начала открывать собачьи консервы.

– В холодильнике уже три открытые банки, две из них заплесневели, – ядовито сообщил Кори.

Утром Шатти потребовала себе на завтрак кока-колу, и у Гэрриет после бессонной ночи не было сил с ней бороться. Теперь Кори заметил на столе недопитую кружку.

– Ты, кажется, хочешь, чтобы дети остались без зубов? – не замедлил осведомиться он. – Не лучше ли хоть иногда давать им на завтрак молоко?

– Обычно я так и делаю, – пробормотала Гэрриет сквозь зубы.

Не успел он придумать в ответ что-нибудь убийственное, как Гэрриет включила “агрегат” – так называлась дома машинка для переработки отходов – и бросила в него недоеденный Шатти кусок пшеничного хлеба.

– Ради Бога, выключи это чудовище, – заорал Кори, хватаясь за голову.

– Что? – Гэрриет сделала вид, что не расслышала.

Махнув рукой, он бросился вон из кухни.

Нет, какая наглость! – не могла успокоиться Гэрриет. Сам же не давал спать до трех часов, бубнил полночи про свою идиотскую жену, а теперь ему подавай образцовое хозяйство!.. Чтобы хоть чуть-чуть отвести душу, она поднялась наверх и почистила ванну его банной рукавицей.

К обеду она начала понемногу отходить. Вид у Кори был совершенно больной. Ему обязательно нужно что-нибудь поесть, решила она и взялась за приготовление омлета с грибами. С горячим омлетом и стаканом свежеотжатого апельсинового сока на подносе она постучалась в дверь его кабинета.

Самочувствие его, судя по всему, не улучшилось.

– Я, кажется, ничего не просил, – сказал он. – Забери это, я не голоден.

– Тебе надо что-нибудь поесть, чтобы поскорее справиться с алкоголем, – решительно проговорила Гэрриет и собралась уже пристроить поднос на столе между бумагами – однако, увидев выражение его лица, пулей вылетела из комнаты, пока он не успел запустить в нее этим самым подносом. Омлет пришлось поделить с Тритоном.

– Ну и ладно, ну и нечего зря переводить на него продукты, – говорила она, глядя, как огромные крокодильи челюсти Тритона расправляются с плодом ее кулинарных изысков. Как удачно, что Самми именно сегодня пригласила их на чай. Во всяком случае, дети не будут мозолить Кори глаза.

Она уже собиралась, когда в коридоре зазвонил телефон. Схватив полуодетого, брыкающегося Уильяма, она тут же вылетела из комнаты, но Кори все же успел снять трубку раньше ее. Через несколько секунд он, с каменно-неприступным лицом, появился на пороге своего кабинета.

– Это тебя, – сказал он. – Няня Элизабет Пембертон.

Бормоча извинения, Гэрриет бросилась вниз, чтобы снять трубку в гостиной.

– Слушай, у нас тут кое-какие изменения, – бодро сообщила Самми. – Элизабет объявила, что сегодня к ней приезжает какая-то ее престарелая тетушка, только что овдовевшая. Не знаю, так это или нет – я, во всяком случае, не слышала, чтобы из-за престарелых тетушек люди бросались менять постель и принимать ванну посреди дня, – но она требует, чтобы мы с Джорджи куда-нибудь убрались. Говорит, “бедная тетушка Барбара не выдержит, если тут окажется полон дом детей”. В общем, можно мы сами сегодня к вам придем?

– Ну конечно, – ответила Гэрриет.

О том, что скажет Кори, она боялась даже думать.

***

Самми и Джорджи не заставили себя долго ждать. Самми явилась в шикарном синем свитере в обтяжку, с надписью “Иди ко мне” через всю грудь, в джинсах-дудочках, ярких сине-желтых носках и туфлях на высоченном каблуке.

– Это твои прогулочные туфли? – прыснула Гэрриет.

– Элизабет терпеть их не может, – сказала Самми. – Говорит, от них следы остаются на паркете.

Она благоухала дешевыми духами.

– Называются “Соблазн”, специально для Кори. Он дома? – Она выжидательно оглянулась, поправляя волосы.

– Работает, – ответила Гэрриет. – И настроение у него, прямо скажем, не самое солнечное.

– Еще бы, с такой похмелюги, – кивнула Сам-ми. – Элизабет говорила вчера, что он приехал уже в стельку.

Явился Тритон и, размахивая хвостом, ткнулся Самми в колени.

– Хороший мальчик! – Самми похлопала его по холке. – Своих не забывает.

– Мы пошли смотреть телевизор. Сегодня детский сериал, – сказала Шатти и потащила Джорджи наверх.

– Делайте что хотите, только к папе не приставайте, – крикнула Гэрриет им вдогонку и обернулась к Самми. – Не возражаешь, если я сначала искупаю Уильяма? Утром у меня времени не было.

– Тогда одолжи мне лезвие, я пока побрею ноги, – ответила Самми. – Сегодня я иду гулять с новым парнем, на всякий случай надо подготовиться. А комната у тебя гораздо лучше, чем у меня. – Расположившись на желтом цветастом покрывале, она начала красить ногти на ногах лаком Гэрриет. – Ноэль сделала тут шикарный ремонт – все надеялась, что хоть одна няня продержится у нее больше трех недель. Правда, тех, которые не были совсем уж уродинами, она сама выгоняла. Ей все казалось, что они зарятся на Кори.

При виде Уильяма, который с радостным смехом плескался в своей ванночке, ее взгляд, обрамленный шипами накрашенных ресниц, смягчился.

– У, какой лапочка! Ручки-ножки в перевязоч-ках, прелесть какой хорошенький. Нет, я правда тебе завидую. Я тоже в прошлом году залетела, но как подумала, сколько со всем этим возни, плюнула и пошла делать аборт. Ты молодец, не побоялась неприятностей… Но я бы так не смогла.

Гэрриет отжала губку на розовый животик Уильяма.

– Да, дом для будущих матерей-одиночек, конечно, не сахар. Все эти дурацкие фильмы про венерические болезни и наркотики, работа в швейных мастерских и церковь каждый день… В больнице еще хуже. Ко всем приходят мужья, держат своих ненаглядных за руки, любуются младенцами. У одной, я знаю, был и муж, и любовник: они приезжали в разное время, и каждый считал, что ребенок от него. Ко мне никто не приезжал. Но в конечном итоге все, как видишь, утряслось.

– А кто отец? Наверное, так, ни то ни се?

Гэрриет немного помолчала и ответила:

– Вон около кровати его фотография.

– Ого! – Самми в изумлении разглядывала лицо Саймона. – Да, тогда конечно. Такого и я бы не смогла отшить.

Оторвавшись от фотографии, она взглянула на Гэрриет новыми глазами. Надо же, подумала она, значит, что-то в ней все же есть – а с виду такая рохля.

– Ничего, – сказала она вслух, – зато теперь у тебя есть Кори. Я бы тоже не отказалась пожить с ним в одном доме.

– С ним и с миссис Боттомли, – поправила ее Гэрриет.

Самми усмехнулась.

– Да, пожалуй, в таком раскладе это звучит уже не так приятно.

Она начала покрывать ногти вторым слоем лака.

– Давно я тут не была. Раньше, помню, заглядывала чуть не каждый день – это когда у Эрскинов жила предпоследняя няня. Мы с ней здорово подружились. Кори ей нравился, зато она терпеть не могла Ноэль. Ей без конца подавай то одно, то другое: то завтрак в постель, то парики расчесывай или туалеты вечерние готовь. Такое впечатление, будто няня ей самой нужнее, чем детям. Ноэль с Элизабет у нас ведь тоже подружки, – продолжала Самми. – В своем роде, конечно, – при встрече целуются-милуются, а за спиной готовы глотки друг другу перегрызть. Так вот, Элизабет тоже няню держит только для вида – чтобы было кому сбагрить детей, когда к ней очередной хахаль приезжает. По правде говоря, у нее их столько, что кровать скоро не выдержит.

Гэрриет засмеялась, но все же этот разговор ее все больше смущал.

– С кем ты сегодня встречаешься? – спросила она, чтобы переменить тему. – Хороший парень?

– О, потрясающий! Фирма прислала его сюда что-то строить, на окраине Лидса. У него совершенно бесподобный акцент, а кроме того, он живет на своем собственном острове – можешь себе представить? Я ему сказала, что считала до сих пор всех финнов пьяницами и дикарями, а он мне: финн тоже разный бывает. Что, по-моему, вполне остроумно.

Припудривая тальком нежные складочки Уильяма, Гэрриет старалась заглушить в себе зависть. Она уже забыла, когда в последний раз ходила на свидание. В женском журнале – том самом, где она вычитала про капусту с морковкой, – была статья о воспитании детей. “Каждому ребенку нужна любовь матери и отца, – говорилось в ней, – нужно чувство уверенности и счастливый семейный очаг”.

Вероятно, и ей надо начать искать отца для Уильяма.

– А где вообще тут люди встречаются? – смущаясь, спросила она.

– Деточка, – сказала Самми, – у въезда в долину находится Уэйкли, с огнями, дискотеками и богатыми промышленниками, которые ждут не дождутся нас с тобой, чтобы потратить на нас свои денежки. Недавно там даже открылся бар для одиноких – “Свободный вечер” называется, – и он битком набит такими парнями, что закачаешься. Они все приехали в Лидс на какие-то свои конференции, а вечером не знают, куда себя деть. Вот там я как раз подцепила своего финна. На следующей неделе как-нибудь сходим туда вместе.

Подняв Уильяма на руки, Гэрриет ощутила его приятную тяжесть и вдохнула восхитительный, ни с чем не сравнимый младенческий запах. Пожалуй, “Свободный вечер” для нее еще не наступил.

Зазвонил телефон.

– Давай подержу, – сказала Самми, протягивая руки к Уильяму.

Звонила какая-то синьора ди Куизано из Рима: ей нужно было срочно переговорить с мистером Эрскином. Гэрриет не рискнула его беспокоить.

– Простите, но он сейчас очень занят. Оставьте, пожалуйста, телефон, он вам перезвонит.

Синьора, кажется, огорчилась. Может, надо было все же сказать ему про звонок? Хлопнула входная дверь: Кори, вероятно, отправился за сигаретами.

Гэрриет пошла на кухню заваривать чай. Самми тоже спустилась вслед за ней и, усевшись в кресло-качалку, начала развлекать Уильяма.

– Ку-ку! – говорила она, то прячась, то снова выглядывая из-под завесы огненно-рыжих волос.

Уильям заходился от смеха.

Минут через десять входная дверь опять хлопнула. Значит, он просто выходил в конюшню.

– Интересно, что там дети делают? – бросила Самми, даже не думая вставать с кресла.

– Сейчас заварю чай и посмотрю, – сказала Гэрриет.

– Ух ты, ореховый пирог, – заметила Самми. – Недурно. Элизабет, жмотина, в жизни не раскошелится на что-нибудь вкусненькое, так что чай мы пьем с чем придется. А представить, сколько они тратят на виски и на овес для своих лошадей! Ей-Богу, надо было мне наниматься к ним лошадью, а не няней.

– Нет, Кори так не жадничает, – сказала Гэрри-ет. – Он никогда не выясняет, сколько денег я потратила и на что. Да и вообще, с ним вполне можно поладить, разве что изредка на него находит…

Но тут она, пожалуй, поторопилась. Не успела она договорить, как дверь кухни распахнулась и Кори обрушился на нее с обвинениями.

– Гэрриет, ты наконец уберешь из моего кабинета этих бандитов или нет? Неужели так трудно пять минут последить за детьми? Джорджи сидит, курит мои сигары, забрызгал мне водой всю рукопись, Шатти рисует на обоях…

Самми прыснула.

– О Господи! – пролепетала Гэрриет. – Пожалуйста, извините. Я сейчас же их заберу. Я была уверена, что они смотрят телевизор.

– Кто звонил? – спросил Кори.

– Какая-то синьора ди Куизано из Рима.

– И что ты ей сказала? – осведомился он почему-то очень тихим голосом.

– Сказала, что ты… занят.

– Боже правый, – страшным шепотом произнес Кори. – Да ты знаешь, кто такая синьора ди Куизано? Она же личный секретарь Дзеферелли, я весь день пытаюсь с ней связаться. Не исключено, что из-за тебя я только что потерял полмиллиона – ты это понимаешь?!

Гэрриет бросилась наверх, но Шатти и Джон уже спускались с лестницы.

– Папа плохой, я его не люблю, – шмыгая носом, сказала Шатти.

– Я тоже, – пробормотала Гэрриет себе под нос.

У Джорджи лицо было бледно-зеленого цвета.

– Знаешь, какой любимый архитектурный стиль у Дракулы? – спросил он серьезно.

– Не знаю, – сердито буркнула Гэрриет.

– Вампир, – сказал Джорджи и радостно загоготал, довольный собственной шуткой.

***

Вечером Гэрриет рассказывала Шатти сказку.

– Кто ложился в мою постель и смял ее? – прорычала она голосом медведицы.

– А почему медведица с медведем не говорят: “Кто ложился в нашу постель?” – спросила Шатти. – Папа с мамой всегда раньше спали в одной постели. Сейчас они в ней не спят, но потом, может быть, еще будут.

– А маленький Мишка говорит: “Кто ложился в мою постель и смял ее?” – пропищала Гэрриет тонким голосом.

– Мою маму знают все-все, – продолжала Шатти. – И она всегда похожа на принцессу. Джорджи говорит, что его мама утром нисколечко не похожа на принцессу, только вечером, когда куда-нибудь собирается. А еще у моей мамы все просят ах… ахтограф.

Пожалуй, на одни сутки уже хватит рассказов про Ноэль Белфор, решила Гэрриет.

– И тогда Златовласка открыла глаза, увидела медвежонка и как закричит!..

– А этот Дракола – он по-настоящему бывает?

Гэрриет вздохнула.

– Тагти, ну разве так можно? Ты же ни на минуту не хочешь сосредоточиться!

В дверях появился Кори.

– Па, привет, – закричала Шатти.

Гэрриет не повернула головы, губы ее плотно сжались. Кори Эрскина ей на сегодня тоже уже хватило.

– Все, – объявил Кори. – Сказка кончилась.

Гэрриет встала и молча прошествовала мимо него. Когда она прикрывала за собой дверь, Кори, склонившись над кроваткой, целовал Шатти, а та хрюкала от удовольствия.

Посуда, оставшаяся после чая, все еще стояла на столе. Войдя на кухню, Гэрриет тяжело вздохнула и начала составлять тарелки в посудомоечную машину. Она чувствовала себя совершенно разбитой.

Вскоре появился Кори и заглянул в холодильник.

– Умираю от голода, – сказал он.

И поделом тебе, подумала Гэрриет. Надо было есть омлет, когда давали.

Едва Кори открыл рот, чтобы что-то сказать, Гэрриет опять включила агрегат. С минуту они хмуро глядели друг на друга, потом Кори расхохотался.

– Выключи эту идиотскую машину. Я съезжу за карри и вернусь.

При слове “карри” у Гэрриет слюнки потекли.

– Сегодня по телевизору будет фильм, который я хочу посмотреть, – сказал Кори.

– Я рада, – процедила Гэрриет, грохоча кастрюлями.

– Послушай, – сказал Кори, – я тебя очень прошу, перестань дуться. Прости, что я вчера не давал тебе спать. Совершенно не помню, что я нес, но наверняка занудил тебя до полусмерти.

Спасибо, что не до смерти, мысленно добавила Гэрриет.

– Да вдобавок еще и сегодня бросался на тебя весь день, – продолжал он. – Как будто ты виновата, что я вчера не работал и сегодня был не в состоянии ничего делать. А ты у нас умница, хорошая девочка. Я набрал для тебя ванну, пойди помокни как следует, а когда выйдешь, я уже привезу карри.

Обезоруженная, Гэрриет наконец улыбнулась. Пожалуй, что-то в нем все-таки есть, решила она.

Уже забираясь в ванну, она услышала плач Уильяма: оказывается, он до сих пор не заснул. Завернувшись в полотенце, она побежала по коридору и склонилась над его колыбелькой. Уильям тут же перестал плакать, загукал и заулыбался. Пеленка оказалась сухой, но не успела Гэрриет снова уложить его и выключить свет, как он снова захлебнулся в крике.

Она вздохнула и уже собралась было взять Уильяма на руки, как из своей комнаты вышел Кори с ключами от машины.

– Доверь это мне, – сказал он и решительно шагнул к Уильяму. К удивлению Гэрриет, он быстро развернул его и тут же туго перепеленал, так что Уильям стал похож на маленького американского индейчика.

– Так они чувствуют себя спокойнее и увереннее, – объяснил он Гэрриет.

Уильям открыл было рот, чтобы возмущенно завопить.

– А ты заткнись, – строго сказал ему Кори. – Дай своей несчастной матери хоть немного отдохнуть.

Уильям так удивился, что закрыл рот и не издал больше ни звука.

– А здорово ты управляешься с детьми, – смущенно заметила Гэрриет уже в коридоре.

Кори пожал плечами.

– Ноэль оказалась никудышной матерью, так что мне пришлось подучиться.

Вечер прошел прекрасно. Они мирно потягивали красное вино, ели карри с курицей, держа тарелки прямо на коленях и бросая косточки в огонь, и смотрели телевизор. Фильм Гэрриет понравился, но, учитывая, что Кори понимал в этом гораздо больше ее, она решила не спешить с похвалами.

– Неплохо, – сдержанно сказала она. – Диалоги, правда, не блещут оригинальностью. Чей это сценарий?

– Мой, – ответил Кори.

Гэрриет порадовалась, что гостиная освещена только пламенем поленьев в камине, и Кори не увидит ее свекольного румянца.

– Попробуй мясо с грибами, тоже очень неплохо. Сценарий мы писали вместе с одним голливудским зубром, – продолжал он. – В жизни больше не соглашусь ни с кем соавторствовать. В итоге я попортил себе много крови – зато кое-чему научился.

– Интересно, какая она в жизни? – спросила Гэрриет, глядя, как героиня стягивает с себя платье.

– Глупая, – сказал Кори.

– А он? – Герой решительно теснил героиню к кровати.

– “Голубой”. Живет с парикмахером.

– Надо же, – удивилась Гэрриет. – Никогда бы не подумала. Если ты со всеми ими знаком, то почему никогда не приглашаешь их к себе?

– Кого? Кинозвезд? Работать с ними еще куда ни шло, но ездить к ним или, еще хуже, принимать их здесь – нет уж, увольте. Я сыт по горло одними и теми же бессмысленными разговорами – кино, кино, ничего, кроме кино. А как они живут?.. Ужинают каждый вечер непременно в ресторане, чтобы быть все время на виду. Около них сам начинаешь чувствовать себя чем-то вроде звезды, и все кругом смотрят на тебя, как на звезду, и общаются с тобой по-идиотски. Ты начинаешь думать, что так и надо, и забываешь, как все бывает на самом деле, – а это для писателя смерть.

Он швырнул куриную косточку в огонь, но промахнулся, и к ней тут же пристроился Тритон.

– Нет, дружок, – сказала Гэрриет, отбирая у Тритона добычу, – трубчатые кости собакам грызть нельзя.

Кори разлил остатки вина по бокалам.

– А следующий сценарий пока еще только вырисовывается, – сказал он. – Время – семнадцатый век. Гражданская война во Франции.

– Что-нибудь про фронду? – спросила Гэрриет.

– Да. Но работы еще непочатый край.

Он взял со столика две книги – биографии французских аристократов семнадцатого века.

– Хочешь заняться делом, вместо того, чтобы забивать себе голову дурацкими романами? Вот, полистай биографии: может, найдешь что-нибудь, что сгодится в сценарий.

Гэрриет вытерла руки о Тритонову шерсть и взяла книги.

– Попробую, вдруг что получится, – сказала она.

Кори допил свое вино.

– Принести еще бутылку? – спросила Гэрриет.

– Нет уж. – Он усмехнулся. – Сегодняшнего утра мне надолго хватило. И вообще, я начинаю новую жизнь. Верховая прогулка перед завтраком, ни капли спиртного до семи вечера и к полуночи на боковую. Все, я решил прожить до глубокой старости.

– Утром я приготовлю тебе калорийный завтрак, – пообещала Гэрриет.

– Пожалуй, это будет уже слишком, – буркнул Кори. – Как вы сегодня пообщались с Самми?

Гэрриет засмеялась.

– Ничего, но она мне столько успела наговорить про свою хозяйку!..

– Надеюсь, ты не наговорила ей в ответ столько же про меня?

– Я сказала… – Она запнулась и, чтобы побороть смущение, затараторила дальше на одном дыхании:

– Сказала, что ты просто великолепен, а потом ты устроил скандал из-за этого телефонного звонка и все испортил, а еще на той неделе Самми ведет меня в какой-то бар, называется “Свободный вечер”, там полно богатых финнов.

– Не думаю, что это очень удачная затея. Насколько я слышал, свободу в этом заведении понимают несколько однобоко.

Он дотянулся до столика и взял листок с эмблемой приготовительной школы, лежавший под толстыми биографиями.