Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 55 страниц)

– Нет. Из секретариата Молотова.

Кэтрин взяла Мак-Грегора под руку и ласково потянула его за собой.

– Вы танцуете, мистер Мак-Грегор? – спросила она. Мак-Грегор отрицательно покачал головой, но Кэтрин уже вывела его на середину комнаты и, положив ему руку на плечо, сказала: – Вы только держите меня и следуйте за мной обыкновенным медленным шагом. – Мак-Грегор повиновался, радуясь, что пунш придал ему уверенность, и в то же время сожалея, что не может сосредоточиться на том, что делает. Его смущало, что Кэтрин Клайв так непринужденно ведет себя. Они бросили танцовать, когда Кэтрин сказала: – А вы не можете держаться свободнее, мистер Мак-Грегор?– Я вообще не гожусь для танцев и тому подобного, – ответил он. – Простите.

– Я сама не танцовала по-настоящему уже пять или шесть лет, – сказала она, – так что можете не оправдываться. Но все-таки вы должны держаться свободнее. Не нужно сторониться людей. Они вовсе не такие страшные.

– А все-таки страшные? – спросил он серьезно.

Она посмотрела ему в лицо. – Поделом мне!

– А что?

– Так подденете, что не сразу заметишь, – сказала она. – Вы человек коварный.

– Разве? – спросил Мак-Грегор и подошел к мисс Уильямс. Он поздоровался с ней и сказал: – Я вышел прогуляться, но мисс Клайв уговорила меня прийти сюда. – Ему казалось, что это вполне достаточное объяснение.

– Кэти может уговорить кого угодно, – поспешила сказать мисс Уильямс. – У вас был очень жаркий спор с американцами, – продолжала она, глядя на его раскрасневшееся лицо и жалея, что он не такой сдержанный, как всегда.

– Да. Им, видимо, немного нужно, чтобы затеять спор, – сказал Мак-Грегор.

– Журналисты все очень остроумные, – заметила она, – в особенности Питер Холмс. Он написал несколько романов, а теперь, кажется, пишет новый – о России. Он десять лет был сторонником русских, а сейчас относится к ним по-другому.

– Почему же такая перемена? – Мак-Грегор посмотрел на красивое лицо Холмса. – Вы тоже считаете, что мы должны воевать с русскими? – спросил он мисс Уильяме.

– Я не хочу, чтобы опять была война, но мне кажется, что мы не должны уступать русским. Вы знаете, – продолжала мисс Уильяме, – иногда англичанам даже неприятно находиться в Москве. Вот когда мистер Бевин дает русским понять, что мы еще кое-что значим, тогда становится лучше. Я, правда, не голосовала за лейбористов, но я очень рада, что мистер Бевин – наш министр иностранных дел. А вы?

Мак-Грегор смотрел на Кэтрин, болтавшую с каким-то военным. – Я предпочитаю Идена, – сказал он, – хотя я голосовал за лейбористов.

– Значит, мы оба довольны, – ответила мисс Уильямс и улыбнулась офицеру, которого к ним подводила Кэтрин. Она представила его, назвав капитаном Александером, и сказала ему, что Мак-Грегор служил в африканском кавалерийском летучем отряде.

– И долго вы там пробыли? – спросил капитан Александер.

– Весь африканский поход до начала кампании в Италии, – ответил Мак-Грегор. – Потом нас расформировали и отправили в Англию. – Ему хотелось еще поговорить об африканском походе, но Кэтрин увела его, оставив капитана мисс Уильямс.

Вместе с Кэтрин Мак-Грегор переходил от одной группы к другой, пока Джеб Уилс не поманил их из маленькой комнаты по другую сторону коридора; они вошли в кабинет редактора и уселись на низенький столик в углу. Пять-шесть человек возле них затянули русскую песню. Мак-Грегор уловил часто повторяющиеся слова «жди меня». Мак-Грегор не был знатоком музыки, но всегда слушал ее внимательно, и ему показалось странным, что английские голоса поют русскую песню. Может быть, просто пунш перестал действовать. Во всяком случае, ему пора возвращаться в посольство. Он сказал об этом Кэтрин.

– Вам непременно надо идти? – спросила она. – Разве вас ждут?

– Да как будто нет.

– Тогда посидите немножко. Джеб сейчас принесет еще этого ужасного пунша, и вы, по крайней мере, пойдете домой веселый.

– Я и так веселый, – сказал он, радуясь, что пение прекратилось.

– А лорд Эссекс такой начальник, который требует, чтобы его сотрудники всегда были под рукой? – Она, видимо, думала, что он должен уйти, но не хочет в этом сознаться.

Мак-Грегор смотрел на ее смуглые пальцы, которыми она трогала губы.

– Нет, – сказал он. – Эссекс не очень требователен.

– Ну, не думаю, – сказала она. – Ведь он слывет человеком, который никогда не терпит неудач. При такой репутации приходится серьезно относиться к своей работе. Откровенно говоря, я себе не представляю, как вы с ним споетесь.

– А вы знаете лорда Эссекса? – спросил Мак-Грегор.

– Нет. Но я много слышала о нем и кое-что знаю о вас, и никак не могу поверить, что вы поладите. Я убеждена, что вы расходитесь во взглядах на Иран. Правда?

– В некоторых пунктах.

– Да бросьте вы осторожничать, – сказала она. – Вы, должно быть, считаете, что Эссекс кругом неправ, и молчите только из чувства долга.

– Нет!

– Так в чем же вы расходитесь?

– Только по некоторым чисто местным вопросам, – сказал он.

– Ручаюсь, что Эссексу дела нет до местных вопросов, – сказала она убежденно. – Я случайно прочла его первую телеграмму. Там почти только про русских.

Мак-Грегор понял, что нужно поправить дело.

– Ему надо объяснить, – сказал он. – Он еще не успел разобраться в том, что происходит в Иране, а обстановка там очень сложная, и ее не так-то легко разъяснить кому бы то ни было.

– Вы думаете, что сумеете изменить его представление об Иране?

– А почему же нет?

– Даже если от этого его пребывание здесь потеряет смысл?

– Вы слишком упрощаете вопрос, – запротестовал он.

– В самом деле? – Она явно издевалась над ним.

– Да, сказал он серьезно. – Чтобы понять такую сложную страну, как Иран, нужно время, особенно тем, кто там не бывал.

– Совершенно не важно, знает лорд Эссекс Иран или нет, продолжала она поддразнивать его. – Он здесь для того, чтобы проводить политику Англии, а в политике никогда не руководствуются знанием страны, о которой идет речь, а только собственными интересами. И никакие ваши объяснения этого не изменят.

– Я ничего не собираюсь изменять… – начал Мак-Грегор.

– Очень жаль, – перебила она, все еще улыбаясь. – Я думала, вы будете драться за страну, в которой родились. Неужели вы позволите Эссексу и русским поделить ее между собой?

– А теперь вы преувеличиваете!

– Возможно. Но вы остерегайтесь дипломатов. Убедить их ни в чем нельзя, и если у вас с Эссексом есть разногласия, то вы должны примириться с мыслью, что вам никогда их не устранить. Разве только вы сами пойдете на уступки, что маловероятно. Вам неприятно это слушать?

– Нет.

Она тряхнула головой. – Я надеюсь, что вы поспорите с Эссексом, мне хочется посмотреть, что из этого выйдет. Вы с ним ладите?

– Ладим.

– Может быть, я слишком любопытна?

– Что вы, что вы! – сказал он так иронически, что она засмеялась. Потом он добавил серьезно, обводя глазами комнату: – Пожалуй, здесь не место для такого разговора.

Она пропустила его замечание мимо ушей.

– Когда Эссекс увидится с Молотовым?

– Не знаю.

– А вы были бы рады, если бы Молотов не принял Эссекса и дал ему уехать ни с чем?

– Нет. И маловероятно, чтобы Молотов его не принял.

– Очень даже вероятно, – возразила Кэтрин.

– Вы на это надеетесь?

– Нет, – сказала она. – Я надеюсь, что Молотов его примет. Чтобы потягаться с Молотовым, нужен именно такой дипломат, как Эссекс. А вот и Джеб! – Джеб искал их глазами, балансируя тремя стаканами с пуншем. – Что бы мы делали без Джеба!

Когда Джеб подошел к ним, Мак-Грегор сказал Кэтрин, что ему все-таки надо уходить.

– Вы доберетесь до дому? – спросил он. – Или, может быть, подождать вас?

– Нет, не надо, – ответила она. – Джеб меня проводит. Может быть, вы придете завтра на каток? – Казалось, она приглашала его нарочно, чтобы подразнить Джеба, но тот только улыбнулся Мак-Грегору с видом заговорщика.

– Может быть, приду, – сказал Мак-Грегор и снова стал прощаться.

– И смотрите, не попадитесь в дипломатические сети – крикнула она ему вслед. – Как бы не получилось так, что не вы переубедите Эссекса, а он вас.

Мак-Грегор молча вышел из комнаты, словно и не слышал ее слов.

От холода московской ночи у него стало тяжело на душе, и он подумал, что хорошо бы очутиться в иранской пустыне, где одурманивающий зной насквозь пропитывает человека, лишает его способности думать и действовать, где к концу дня ничего не чувствуешь, кроме жажды, утомления и сонливости. Здешний холод бодрит, заставляет думать и действовать со всей ответственностью. Вдыхая отрезвляющий морозный воздух, Мак-Грегор понимал, что никогда ему не переубедить Эссекса, и ему хотелось забыть об Эссексе, забыть о миссии, ради которой они приехали. Нечего ему делать в Москве, и не желает он иметь ничего общего с англо-русским соперничеством в Иране.

Подойдя к посольству, он увидел свет в окне их рабочего кабинета. Он застал там мисс Уильямс.

– Я вас жду, – сказала она. – Лорд Эссекс уехал на прием к Молотову, и мы пытались вас найти.

– Давно Эссекс уехал?

– С полчаса. Я звонила в «Британский союзник» и вызвала Кэтрин, но она сказала, что вы уже ушли. Я сама недавно вернулась и не застала лорда Эссекса. – Она опять покраснела.

– Теперь, пожалуй, уже поздно ехать туда, – сказал Мак-Грегор.

– Да, – ответила она. – Сэр Френсис хочет вас видеть.

– Зачем?

– Не знаю, но он велел мне привести вас.

– Зачем Молотову понадобилось вызывать Эссекса так поздно? – с досадой сказал Мак-Грегор. – Ведь почти полночь.

– У русских всегда так, – ответила мисс Уильямс. – Вам могут позвонить в два часа ночи, чтобы назначить свидание на три часа пополудни. Они работают по ночам, до рассвета. Здесь так принято, но это очень неудобно, потому днем никого застать нельзя. Приходится ждать до позднего вечера или даже до ночи.

Они вместе поднялись по лестнице.

– Так почему бы нам не изменить часы работы, чтоб они совпадали с их рабочим временем? – сердито сказал Мак-Грегор. – По крайней мере, нас не заставали б врасплох, как сейчас.

– Это значило бы уступить русским, – сказала мисс Уильямс.

– Ну и что же?

Они вошли в кабинет Дрейка. Дрейк сидел за письменным столом, отодвинув кресло далеко назад. Мак-Грегор подумал: уж не просидел ли он за своим столом круглые сутки. Впрочем, Дрейк был облачен в смокинг и рубашку с накрахмаленной грудью и, видимо, недавно откуда-то вернулся.

– Вы сказали, чтобы я пришла вместе с мистером Мак-Грегором, – обратилась к нему мисс Уильямс.

– Я просто хотел быть уверенным, что он придет сюда, – ответил Дрейк. – Вы можете идти, мисс Уильямс. Больше ничего не нужно.

Когда мисс Уильямс бесшумно притворила за собой дверь, Мак-Грегор заметил, что в комнате находится человек, которого он до сих пор не встречал. Незнакомец в самой непочтительной позе полулежал на диване, опираясь на локоть и так небрежно вытянув ноги, что кожа дивана морщилась. Это был человек довольно крупный, средних лет, с длинным лицом, или, скорее, оно казалось длинным от обвислых усов, которые словно оттягивали вниз все его лицо. Он курил трубку, повернув ее донышком вверх. Мак-Грегору показалось, что незнакомец подмигивает ему, но тут же решил, что этого не может быть. Он перевел взгляд на Дрейка, который строго смотрел на него, придерживая пальцами зажимы пенсне.

– Садитесь, Мак-Грегор, – проворчал Дрейк.

Мак-Грегор не спешил сесть.

– Это сэр Джон Асквит, – сказал Дрейк. – А это, Джон, как видите, тот молодой человек, которого мы дожидались. Где вы были, Мак-Грегор?

– В «Британском союзнике», с мисс Клайв.

Асквит быстро взглянул на Мак-Грегора и заговорил с живостью: – Недурно, недурно, Мак-Грегор! И всего-то два дня в Москве. Молодец! А Кэти тоже вернулась?

– Нет, она осталась с одним американцем.

– Э-э, – разочарованно протянул Асквит. – Значит, не такой уж вы молодец.

– Надеюсь, вы понимаете, что поставили лорда Эссекса неудобное положение? – начал Дрейк.

– Гарольд и сам как-нибудь справится, – иронически заметил Асквит. – Как он вообще, Френсис? Все тот же нестареющий юноша?

– Он вполне здоров, – сухо сказал Дрейк, недовольный тем, что его прервали.

– Завидное у него здоровье, – сказал Асквит вставая.

Как Мак-Грегор и ожидал, Асквит оказался очень высокого роста. Волосы у него были пышные, усы длинные, и весь он был явно не на месте в чинном кабинете Дрейка. Мак-Грегор догадался, что это отпрыск знаменитого рода Асквитов, сыгравшего такую большую роль в истории Индии, один из многочисленных потомков вице-короля, супруга которого отличалась столь необычайной красотой, что некий деканский князь покушался убить ее, лишь бы она не принадлежала другому. Этот случай, за которым последовал ряд восстаний, беспощадно подавляемых Англией, положил начало пресловутым «репрессиям Асквита», и все это кончилось обоюдной резней, одной из самых кровопролитных в истории Индии.

– Вам следовало бы лучше понимать свою ответственность и не отлучаться в такое время, когда вы нужны, – говорил Дрейк Мак-Грегору. – Мне кажется, Мак-Грегор, что вы недостаточно добросовестно относитесь к своим обязанностям, а я этого не люблю. Каждый сотрудник посольства должен понимать, что здесь, в России, на нем лежит особая ответственность, и я попросил бы вас не забывать об этом и вести себя подобающим образом.

Мак-Грегору не хотелось препираться с Дрейком, он не чувствовал в себе достаточно уверенности для этого. На душе было как-то смутно, и его немного мучила совесть из-за того, что Эссексу пришлось поехать к Молотову без него. Тем не менее, он не желал скрывать своей антипатии к Дрейку. Мак-Грегор отлично сознавал собственную непрезентабельность, глядя на красивую седовласую голову чинного дипломата. У Дрейка было ровно столько волос, сколько нужно, и уши в точности такого размера, как полагается, – неоценимые достоинства для английского посла.

Мак-Грегор подумал, что ему следовало сшить в Лондоне новый костюм из серой фланели, как у Эссекса, и зря он не надел один из двух имеющихся у него крахмальных воротничков, а ходит в мягкой рубашке. Он знал, что на лице у него ясно написано, что он думает о Дрейке, но он не ответил ему ни слова. Неловкое молчание прервал Асквит: – Может быть, джентльмены уладят это дело после?

Дрейк открыл было рот, но тут послышались заводские гудки и бой курантов, и, когда шум улегся, Дрейк пожал руку Асквиту и поздравил его с Новым годом, потом он подал руку Мак-Грегору и тоже поздравил его, после чего снова опустился в кресло перед столом.

– Улаживать тут нечего. Мак-Грегор должен понять, как ему следует вести себя, – сказал он.

Все это было очень смешно, и Мак-Грегор едва сдержал улыбку, но легче ему не стало.

Асквит набивал трубку, тихонько покачивая головой.

– Я предлагаю вам перенести разговор на завтра, – сказал он насмешливо, обращаясь к обоим и не делая разницы между ними.

Асквит поглядывал то на одного, то на другого, явно забавляясь этой стычкой. Он не ожидал, что у этого Мак-Грегора будет столь независимый вид, ибо не таких молодых людей Эссекс обычно брал с собой, когда ездил с дипломатической миссией. У Мак-Грегора безусловно умное лицо, даже очень умное. Асквит решил, что этот невозмутимый шотландец прямодушен и честен и чуточку похож на чеховского вечного студента Трофимова, только вот очков не носит.

– Скажите, мистер Мак-Грегор, – спросил Асквит, – вы не носите очков?

Мак-Грегор с недоумением посмотрел на Асквита и ответил: – Нет.

– Э-э, – опять с досадой протянул Асквит. Он решил было, что не так уж это важно, но, посмотрев еще раз на Мак-Грегора, увидел, что тот ничуть не похож на Трофимова. Раз вспомнив о Чехове, Асквит начал искать среди чеховских героев портрет Дрейка. Хорошо зная сэра Френсиса, он сразу почувствовал, какие именно черты следует искать среди героев Чехова, чтобы составить этот портрет. Будучи много моложе Дрейка, Асквит лично не знал его молодым, но слышал, что Дрейк, в бытность свою третьим секретарем посольства, был солидный молодой человек, один из тех, которые почтительно величают посла «мой старик». Для Дрейка «стариком» был, вероятно, Гринфилд или лорд Дэтем, и Дрейк немало побегал по коридорам посольств в качестве третьего секретаря, держа в руках папку с бумагами (нет – с документами!), поправляя серый галстук и учась дипломатическим манерам, благодаря которым третьи секретари кажутся такими важными перронами. Дрейк, в сущности, так и остался вечным третьим секретарем, усмехнулся про себя Асквит.

Мак-Грегор поспешил воспользоваться предложением Асквита перенести разговор на завтра и, прежде чем Дрейк успел что-либо сказать, пожелал ему спокойной ночи и откланялся.

Асквит коснулся плеча неприкосновенного сэра Френсиса и сказал: – Я поговорю с ним.

Выйдя в коридор, он громко крикнул: – Мак-Грегор!

Мак-Грегор подождал его, и они пошли вместе. – Вы будете дожидаться Гарольда? – спросил Асквит.

– Я могу увидеть его и завтра, – ответил Мак-Грегор.

– Лучше пойдем к нам и подождем его вместе. Моя жена почти шотландка, и она никогда не простит мне, если я не приведу вас прямо к ней. – Асквит так яростно курил, что клубы дыма застилали потолок.

– Уже поздно, – сказал Мак-Грегор.

– Чепуха. Идемте. – Асквит взял его под руку, и отказаться было неловко.

Мак-Грегору было все равно, куда идти, – лишь бы уйти отсюда. Когда они шли через двор посольства, направляясь к дому, в котором жил Асквит, ракеты, беспрерывно взлетавшие в воздух с той минуты, когда часы начали бить полночь, вдруг погасли. Москва вступила в Новый год.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Эссекс злился на Мак-Грегора. Вместо Мак-Грегора его сопровождали этот осел Мелби и посольский переводчик Джойс – человек, совершенно ему неизвестный и ничего не знавший об Иране. Сегодня канун Нового года, скоро полночь, и это едва ли время начинать дипломатические переговоры. Тем не менее, Эссекс был даже доволен, что так получилось. Это напоминало атмосферу тревоги и постоянной лихорадочной спешки, которая царила в дипломатическом мире во время войны. Было особенно приятно спешно покинуть американское посольство (после того, как он появился там в качестве знаменитого лорда Эссекса, которого все хотят видеть), ибо, когда он стремительно вышел из нарядной гостиной, все поняли, что Эссекс едет на прием к Сталину или по меньшей мере к Молотову.

В вестибюле министерства иностранных дел возле дежурного по охране их поджидал сотрудник министерства, и хотя Эссекс видел его в первый раз, тот сразу же поздоровался с ним и торопливо повел их вверх по лестнице. Эссекс передал Мелби свой портфель вместе с пальто и последовал за быстро шагавшим русским.

Эссекс хорошо знал, как должен подниматься по лестнице дипломат. Мелби и переводчик следовали за ним на расстоянии двух шагов, а русский шел на надлежащей дистанции впереди. Горделиво выпрямившись, Эссекс делал сперва три быстрых шага, затем два медленных. Это был один из тех моментов, ради которых он жил: тогда он чувствовал свое величие. Быть может, здесь крылась главная причина, почему он так любил свою профессию. Он прожил свою жизнь, поднимаясь по лестницам министерств Европы, чтобы беседовать с людьми, облеченными властью. Это возвеличивало не только Эссекса, но и тех, с кем он беседовал, – даже минутных балканских властителей. Он видел их важно восседающими в своих министерских креслах и видел, как они, жалкие, никому не нужные, сидели в кафе, занимаясь мелкими спекуляциями.

Сейчас он понимал, что ему предстоит увидеть человека, который всегда будет нужен, всегда будет у власти. Эссекс знал, что из всех государственных деятелей, которых он мог вспомнить, у Молотова наибольшие шансы сохранить свое значение, и Эссекс впервые за двадцать пять лет почувствовал, что большевики обосновались здесь навсегда. Но это не страшно: ведь он же лучше, чем Молотов, подготовлен к этой встрече. Он всю жизнь только дипломатией и занимался. Эссекс знал, в чем его сила.

Они миновали старую часть здания министерства иностранных дел и внезапно очутились в широком, ярко освещенном коридоре с чистыми белыми стенами. Они прошли через комнату, обставленную светлой новой мебелью, потом через заново отделанный зал заседаний. Здесь висела люстра на цепях из матовой бронзы, стояла мебель в простом и строгом стиле, и все сверкало чистотой. Наконец вошли в кабинет, устланный ковром, где царила все та же белизна и чистота; во всем была такая же аккуратность, как и в фигуре самого Молотова, который стоял посреди комнаты, дожидаясь их, – невысокий, улыбающийся человек с типично русским лицом и седыми прямыми усами, в пенсне с овальными стеклами.

– Мистер Молотов, – сказал Эссекс торопливо, чтобы заговорить первым, – мы встретились только сейчас, хотя оба давно уже занимаемся дипломатией. Для меня эта встреча – большая радость.

Молотов тоже заговорил, пока они еще пожимали друг другу руку, и русский в светлосером костюме, стоявший позади Молотова, начал переводить: господин Молотов приносит свои извинения за аварию самолета; сожалеет, что не мог принять лорда Эссекса вчера; надеется, что лорд Эссекс останется доволен своим посещением Москвы; желает ему всего лучшего в новом году. Молотов говорил не односложно, как ожидал Эссекс, но вместе с тем, хотя Эссекс и не понимал по-русски, он чувствовал, что Молотов говорит точно и кратко. Окончив говорить, Молотов представил своего переводчика Троева, а Эссекс представил Мелби и посольского переводчика Джойса. Когда Эссекс, в свою очередь, поздравил Молотова с Новым годом, Молотов кивнул и опять улыбнулся.

– Разве мистер Молотов понимает по-английски? – спросил Эссекс.

Молотов тотчас же ответил по-русски, а Троев перевел его слова: – Я понимаю по-английски достаточно, чтобы желать знать больше. Ваш английский язык очень уклончив и грамматика слишком хитроумна.

– Хитроумна? – переспросил Эссекс, садясь рядом с Молотовым на низкий красный диван с золотыми кнопками.

– Давайте скажем так – увертлива, – уточнил Молотов. Он держался за отворот своего синего пиджака, сунув указательный палец под синий шелковый галстук. – На вашем языке легко скрывать свои чувства, поэтому он труден для русских.

Молотов протянул гостям серебряный ящичек с папиросами.

– Мистер Молотов, – сказал Эссекс торжественно. Никому не удавалось реагировать на нападки так дипломатично и с таким достоинством, как это делают государственные деятели Советского Союза на протяжении вот уже двадцати пяти лет.

– Возможно, нас просто не понимают, – сказал Молотов.

– Даже очень не понимают, – подчеркнул Эссекс.

– Мы всегда даем всему миру возможность понять нас, – сказал Молотов. Он говорил очень быстро, и Троев еле успевал переводить. – Наше отношение к событиям всегда формулируется совершенно ясно, и мы открыто разъясняем свою политику в наших газетах, не пускаясь ни на какие ухищрения, не оставляя места для слухов и догадок.

Если это и был намек, то Эссекс не обратил на него внимания и терпеливо ждал, когда Троев кончит переводить. Троев точно передавал четкие выражения Молотова по-английски, смущенно улыбаясь, словно ему было неловко излагать чужие мысли на иностранном языке. Троев был невысокого роста, с острым подбородком, и Эссекс сомневался, сумеет ли этот маленький, невзрачный человек поспевать за ними обоими, хотя пока что он справлялся со своим делом неплохо.

Еще некоторое время ушло на дальнейшие формальности: передачу приветствий и писем. Эссекс решил, что неудобно сидеть на диване рядом с Молотовым. Он пересел в кожаное кресло и оказался теперь лицом к Молотову и Троеву. В комнате было очень жарко. На Эссексе был смокинг и слишком туго накрахмаленная рубашка, однако он порадовался тому, что на нем все, как полагается, когда увидел, что Молотов одет без всяких претензий на элегантность: на нем, правда, хороший костюм, но пиджак не английского покроя. Эссекс и не ожидал ничего иного от русского. С другой стороны, его удивило, что Молотов довольно строго соблюдает правила дипломатического этикета и, насколько Эссекс мог судить, Молотов знал, как обращаться с дипломатическим представителем – даже с английским. Правда, было маловероятно, чтобы Молотов пустился в особенные дипломатические церемонии, но он был очень вежлив. И все же не подлежало сомнению, что в каждой фразе Молотова таилась насмешка, тонкая и едкая, и Эссексу это совсем не нравилось. Ему очень мешала необходимость разговаривать через переводчика. Он предчувствовал, что из-за этого большая часть его дипломатических тонкостей не дойдет до этого проницательного русского.

Молотов не торопился приступать к делу. Поскольку Эссекс пришел требовать чего-то от русских, Молотов сам не давал ему повода заговорить об Иране. Пока Эссекс рассказывал о своем путешествии на санях, Молотов весело смеялся, и Эссекс, воспользовавшись этим, приступил к цели своего посещения.

– Разрешите поговорить об Иране? – небрежно сказал он и сделал паузу, чтобы посмотреть, как будет реагировать Молотов.

Молотов сделал приглашающий жест.

– Пожалуйста, – сказал он.

– Очень печально, мистер Молотов, что Иран внушает нам беспокойство так скоро после Московской конференции, – сказал Эссекс с глубоким вздохом сожаления, – но мы были бы признательны за разъяснение некоторых моментов советской политики в Иране.

– Разве появились новые обстоятельства, которые внезапно сделали советскую политику непонятной для британского правительства? – быстро спросил Молотов.

– Строго говоря, речь идет не о новых обстоятельствах, – сказал Эссекс, – но неуклонное ухудшение политической обстановки в Иранском Азербайджане тревожит нас. Мы недовольны действиями сепаратистов, захвативших власть в этой провинции; мы очень хотели бы урегулировать этот вопрос с советским правительством и выяснить советскую точку зрения.

– Наша точка зрения совершенно ясна, – сказал Молотов без улыбки и подождал, когда Троев переведет его слова. Он положил руки на колени, и глаза его строго глядели сквозь стекла пенсне. – Наша позиция была сформулирована в договоре 1942 года об Иране, и она не изменилась. Мы не устраняемся от иранских дел, поскольку мы оккупируем Иран совместно с нашим английским союзником. Но мы не станем вмешиваться во внутренние дела Ирана или препятствовать демократическим силам Ирана укрепляться и оказывать влияние на судьбы Ирана. Советское правительство желает видеть в Иране дружественное и демократическое государство, и наши отношения с ним основываются на этой предпосылке.

Эссекс решил про себя, что это заявление равносильно уклонению от ответа.

– Очевидно, я недостаточно ясно изложил, что нас интересует. – Эссекс забыл о переводчике и обращался уже : прямо к Молотову. – Мое правительство особенно озабочено положением в Иранском Азербайджане и тем влиянием, которое оно оказывает на всю страну. У нас имеется несколько предложений, которые могли бы улучшить ситуацию, и я просил бы вашего позволения изложить их.

Молотов, откинувшись на спинку дивана, устремил глаза на большой портрет Маркса и слушал, как Троев быстро говорит по-русски, четко отделяя слова друг от друга и стараясь как можно точнее передать завуалированную настойчивость английской речи Эссекса.

– Если английское правительство обеспокоено положением в Иранском Азербайджане, – сказал Молотов, – то оно либо неправильно информировано, либо не понимает происходящих там событий. Положение в Азербайджане нормально. Там возникло демократическое движение, разрешенное условиями англо-советско-иранского договора 1942 года. Это движение может иметь только благотворное влияние на весь Иран, и оно укрепит демократические силы страны.

Эссекс расстегнул «молнию» на своем портфеле, достал какой-то документ и крепко зажал его в руке. – У нас есть доказательства того, что это движение в Иранском Азербайджане не демократическое, а сепаратистское. Цель его – вырвать Азербайджан из-под власти Ирана и основать самостоятельное государство. Допустить это – значило бы, мистер Молотов, нарушить договор 1942 года.

Выражение лица Молотова не изменилось.

– Я могу лишь повторить, – сказал он, – что британское правительство, очевидно, неправильно информировано.

– Мы, действительно, не располагаем достаточной информацией, – сказал Эссекс. – Мы несколько раз запрашивали советское правительство о подробностях событий в их зоне оккупации, но не получали ответа. Наше представление об обстановке в Иранском Азербайджане основывается на заявлениях так называемой демократической партии Азербайджана. У нас есть доказательства, что эта партия провозгласила политику сепаратизма, революции и независимых действий. Мы считаем, что это угроза всему Ирану, и мы хотели бы представить предложения, которые могли бы разрядить напряженную обстановку и восстановить единство Ирана.

Эссекс подумал, что если Молотов будет и дальше игнорировать его желание представить английские предложения, это будет означать, что он, Эссекс, потерпел крах, даже не начав переговоров. Успех его миссии целиком зависел от того, сумеет ли он убедить русских сесть за стол и обсудить эти предложения. Молотов поднялся, подошел к ничем не заставленному письменному столу и вернулся с большой коробкой спичек.

– Разве вы не курите, лорд Эссекс? – спросил он, пододвигая к нему серебряный ящичек.

Эссекс отказался от папиросы, вынул трубку и сказал Троеву: – Спросите мистера Молотова, не будет ли он возражать, если я закурю трубку.

– Попробуйте в трубке папиросный табак, – сказал Молотов и протянул ему ящик, после того как угостил Мелби, Джойса и Троева. – Товарищ Сталин всегда набивает трубку табаком из этих папирос. Он говорит, что это очень легкий и приятный табак.

Эссекс разломал над пепельницей несколько папирос и набил свою трубку желтым табаком, думая в то же время, не нарочно ли Молотов уклоняется от деловых разговоров. Ясно, что Молотов считает это посещение визитом вежливости. и, следовательно, сейчас не время для серьезной беседы. Молотов молча курил, как бы ожидая, чтобы заговорил Эссекс, но Эссекс знал, что торопиться не следует, и с интересом смотрел, как Молотов курит.

– Мистер Молотов, – снова начал Эссекс, – мне кажется, что англо-советско-иранский договор 1942 года предусматривает переговоры между Советским Союзом и Великобританией в случае, если возникнет ситуация, которая потребует совместного обсуждения. Я позволю себе указать, что захват власти в Иранском Азербайджане представителями меньшинства является обстоятельством, в равной мере касающимся и Великобритании и Советского Союза. Поэтому оно заслуживает обсуждения.

Молотов перевел задумчивый взгляд на большой портрет Сталина, находившийся на стене рядом с портретами Маркса и Ленина. – Британское правительство считает это вопросом местного или международного значения? – спросил он.