Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 55 страниц)

– Очень много разумного, – охотно согласился Мак-Грегор, – но есть и противоречия.

– Не больше, чем в любой другой религии.

– Верно, – сказал Мак-Грегор.

Отец Дауд надел шапку и поднялся с земли. – Теперь я оставлю вас, чтобы не тревожить ваш сон моим присутствием. – Он поклонился Эссексу и Кэтрин и постоял немного, опираясь на палку. – Так как вы направляетесь в Биджар и в Сеннэ, которые лежат на моем пути в Мосул, я с радостью покажу вам кратчайшую дорогу.

– Мы не можем предложить тебе лошади, – сказал Мак-Грегор.

– Ничего. Если я устану, я сяду на вашу вьючную лошадь.

– Путь, которым ты хочешь вести нас, идет долинами? – спросил Мак-Грегор.

– Где как.

– Это настоящая дорога?

– Это не дорога и не тропа. Это путь, – ответил отец Дауд. Он известен только курдам племени мукри и кое-кому из иезидов, странников, как и я. Дорога нетрудная, тяжел только один перевал. А потом ехать будет легко, хотя мы и пересечем самую глухую часть Арделана. Если хочешь знать, это путь древних мукри от Сеннэ до Тахт-и-Сулеймана, где они и посейчас живут.

– А курды еще пользуются им?

– Редко, – ответил Дауд. – Мукри теперь не спускаются в Сеннэ. Лет двести-триста назад этим путем пользовались все, а теперь он заброшен. Может быть, мы и встретим каких-нибудь мукри или сабитов, если они опять совершают набеги, ручаться не могу.

– Эта опасность существует во всем Курдистане, – сказал Мак-Грегор, и его ответ понравился Дауду. – Еще одно скажи мне, – нерешительно добавил он, когда Дауд уже вернулся к ним спиной.

– Да?

– Ханум хочет знать, почему ты называешь себя восьмым ангелом.

Дауд обратился к Кэтрин так почтительно, словно перед ним была библейская Эсфирь. – На небе семь ангелов: Гавриил, Михаил, Рафаил, Азраил, Азрафаил, Дедраил и Симкил, – сказал он, отходя от костра.

– А восьмой? – крикнул ему вслед Мак-Грегор.

– Восьмой – это сам человек, – ответил Дауд, и из темноты донесся его смех.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Мак-Грегор принял предложение отца Дауда показать им самую удобную дорогу на Биджар и Сеннэ. Эссексу паломник не внушал особого доверия, но он не спорил с Мак-Грегором, хотя впоследствии возлагал на него вину за то, что произошло.

Дауд появился, когда они были заняты приготовлениями к отъезду. В ожидании, что его позовут, он уселся на скале и, когда Мак-Грегор крикнул ему, чтобы он спустился вниз, подошел к ним спокойно и неторопливо, словно они были паломники, которых он вызвался вывести из пустыни.

– Мархабба, – по-курдски приветствовал он Мак-Грегора.

– Мархабба, – ответил Мак-Грегор и из учтивости повторил приветствие трижды.

– Я пойду у твоего стремени, – сказал отец Дауд, когда они сели на лошадей, – а если нужно будет, пойду вперед. Но здесь заблудиться трудно.

Мак-Грегор согласился и на это, ибо, судя по всему, Дауд был опытным проводником по Курдистану. При дневном свете он выглядел столь же мирно, как и в вечерних сумерках, однако было совершенно очевидно, что он из курдских горцев. Он оказался вовсе не старым, и лицо у него было без морщин, только обветренное и загорелое от солнца и непогоды. Длинные седые волосы, будучи просто атрибутом его религии, придавали ему почтенный вид; как выразилась Кэтрин, в нем чувствовалась какая-то дьявольская святость. Что касается Эссекса, то когда Мак-Грегор перевел ему свой разговор с Даудом, он заявил, что этот курд не иначе как коммунист. Однако Эссекс не возражал против его присутствия, поверив Мак-Грегору, что Дауд отличный проводник.

Дауд шел легко и быстро, обгоняя лошадей, которым трудно было идти по камням. Ему не мешала ни его бурка, ни длинное белое одеяние, видневшееся из-под нее. Его ноги в сандалиях на веревочной подошве словно цеплялись за камни, и он уверенно вел путников по лабиринту крутых скал и извилистых долин. Местность становилась все глуше; Эссекс подумал, что если бы не Дауд, им никогда бы не найти дорогу в этом хаосе скал и ущелий. К полудню они достигли горного кряжа, высоко подымающегося над окрестными горами, и Эссекс окончательно уверовал в их проводника.

– Это древняя дорога мукри, – сказал Мак-Грегор. – Она ведет на север. Дауд говорит, что если мы поедем вдоль этого кряжа, то попадем прямо в Биджар.

– Когда же мы доберемся туда? – спросил Эссекс, у которого все кости ныли от тряской езды.

– К вечеру, – ответил Мак-Грегор.

Но судьба решила иначе.

Измученные долгой ездой, едва держась в седле, они следовали за Даудом, который теперь ехал на вьючной лошади. Дорога шла круто под гору, по ущелью, и, спустившись почти на самое его дно, они вдруг увидели двух всадников, скачущих прямо на них с противоположного склона. Всадники держали в руках винтовки, и это, несомненно, были курды. Мак-Грегор обернулся; глядя на него, обернулась и Кэтрин. Горный кряж над ущельем был весь усеян курдами. Помедлив одно мгновение, они лавиной ринулись вниз; их маленькие резвые лошади словно скользили по крутому склону.

– По-моему, они что-то затевают против нас, – сказал Эссекс.

– Мак-Грегор осадил лошадь. – Только не двигайтесь, – сказал он.

– Надеюсь, вы объясните им… – начал было Эссекс.

– Ничего с нами не случится, – торопливо прервал его Мак-Грегор. – Только не говорите по-английски, вообще ничего не говорите. – Не успел он это сказать, как всадники поравнялись с ними, на всем скаку осаживая коней.

– Мархабба, – спокойно сказал Мак-Грегор, упершись ногами в стремена и крепко вцепившись в седло. Он знал повадку курдов: сначала вышибить человека из седла, а потом договариваться с ним.

Мак-Грегор не получил ответа на свое приветствие курды носились вокруг них, толкали их лошадей и кричали что-то другим курдам, спускавшимся в ущелье. Мак-Грегор осадил свою лошадь, чтобы Кэтрин очутилась между ним и Эссексом. Отец Дауд, которого курды оттеснили от них, крепко держался за поводья вьючной лошади и пытался заговорить с всадниками, но они не отвечали ему. Курдов становилось все больше, и они с громкими криками окружали троих англичан.

– Это бандиты, что ли? – сердито проворчал Эссекс.

– Не знаю, кто они такие, – ответил Мак-Грегор. Он пытался по одежде установить, что это за люди, но видел только, что все они принадлежат к одному племени. На них были пышные коричневые бурнусы на грязно-желтой подкладке, короткие куртки, широкие грязные шаровары, стянутые у щиколоток, и красные турецкие сапоги с загнутыми кверху носками. Мак-Грегора утешало только то, что это были люди богатые, если судить по их шелковым чалмам и седлам с медными гвоздями и красными кисточками. Все это убеждало Мак-Грегора, что перед ним не шайка разбойников, а отряд одного из горных племен; но любое из этих племен могло заниматься разбоем, и Мак-Грегор отнюдь не был спокоен. У каждого курда на луке лежала винтовка английского образца, украшенная серебром, а надетые через плечо патронташи гремели при каждом движении их коней.

– Что же будет дальше? – спросила Кэтрин после того, как курды весьма неучтиво заставили их повернуть лошадей и они снова начали подниматься по склону, с которого только что спустились.

– Держитесь крепче, пока мы не выедем из ущелья, – сказал Мак-Грегор. Он подъехал ближе к Кэтрин, пригибаясь к седлу, чтобы легче было взять подъем. – Смотрите, чтобы они не сбросили вас с лошади. – Больше он ничего не мог сказать, потому что один из курдов подталкивал его лошадь стволом винтовки. Их, как баранов, гнали вверх, на вершину кряжа.

Они все еще держались вместе, и Мак-Грегор, озираясь по сторонам, обдумывал, как им действовать. Впереди начинался крутой спуск, кое-кто из курдов уже мчался под гору. Мак-Грегор понимал, что выбора нет. Их снова, как баранов, погнали вниз по крутому склону, и Мак-Грегор, чувствуя всю глупость и беспомощность своего положения, только старался держаться позади Кэтрин, оберегая ее от толчков; то же делал и Эссекс, ехавший рядом с ней. Дауд затерялся в толпе всадников, и, пока они, скользя и спотыкаясь, съезжали с кручи, его нигде не было видно.

– Вы имеете понятие, куда мы едем? – задыхаясь, спросила Кэтрин, когда Мак-Грегор поравнялся с ней. Она, видимо, из последних сил цеплялась за седло.

– В их лагерь. – Мак-Грегор держался за шею и гриву своей лошади. – Не отставайте от меня. – Теперь он был немного впереди ее; курды подгоняли их с громким смехом, шутками и криками.

Кэтрин все-таки отстала, Мак-Грегор услышал позади себя неровное цоканье копыт о камни и обернулся; передние ноги лошади Кэтрин подогнулись, лошадь упала на колени; Кэтрин перелетела через ее голову, перевернулась в воздухе, так и не разогнув ног, и, раскинув руки, с развевающимися волосами, ударилась о камни и покатилась под копыта лошади Эссекса. Мак-Грегор соскочил на землю и нагнулся над Кэтрин. Когда лошадь Эссекса, задев его копытами, прошла над ними, он взял Кэтрин за руки и приподнял ее. – Дайте, я посмотрю, – сказал он, отводя ее расцарапанные руки, которыми она закрывала лицо. Лицо у нее было бледное, глаза закрыты. – Больно? – Он достал носовой платок и отер пыль с ее губ. Кэтрин открыла глаза и посмотрела на него.

– Лицо не разбито? – спросила она, тяжело переводя дыхание.

– Нет. А как ноги? – Тут к ним подъехал Эссекс. Кэтрин протянула Мак-Грегору руки, чтобы он помог ей ,встать. Потом оглянулась на остановившихся подле них курдов и отстранила его.

– Я сама, – сказала она сухо. – Нечего при них охать и ахать.

Она откинула волосы с лица и смахнула пыль с лопнувших на коленях штанов. Потом поискала глазами свою лошадь. Один из курдов держал ее под уздцы; Кэтрин подошла к ней и вытащила осколки камней, вонзившиеся в ее передние ноги, потом, собрав все свои силы, поднялась в седло и вырвала повод из рук курда. Тот громко смеялся, закинув голову, и поскакал вниз по каменистой тропе.

Когда спуск кончился, курды повернули к большой пещере в склоне горы, или, вернее, на ровную площадку известняка под огромным выступом скалы. Вход в пещеру был очень широкий, но чем дальше вглубь, тем больше она суживалась. Перед пещерой виднелись лошади, вязанки сена, кучей наваленные седла, несколько черных коз. Последний участок дороги был сравнительно ровный, и трое англичан, которые уже еле переводили дух, снова съехались вместе. Лицо Эссекса побагровело от натуги и гнева.

– Почему мы терпим такое обращение? – сказал он. – Почему нам не повернуть лошадей и не уехать?

– Они окружат нас и загонят, как скотину, – ответил Мак-Грегор. – От них не ускачешь.

– Так почему они не ограбят нас, и дело с концом?

– Если бы они хотели нас ограбить, они давно бы это сделали. Очевидно, им нужно другое. Может быть, ничего страшного и не будет, только надо соблюдать осторожность.

– Они ведь не знают, кто мы такие, – сказала Кэтрин.

– Во всяком случае, им известно, что мы не курды, – с досадой ответил Мак-Грегор.

К ним снова подскочили два курда, которым, повидимому, чрезвычайно нравилась их роль загонщиков. Один из них грубо крикнул Мак-Грегору: – Ступай вперед! Хватит болтать по-турецки. Живей, живей! – И он ткнул винтовкой лошадь Мак-Грегора.

Мак-Грегор натянул поводья, обозвал курда турком и пнул ногой его лошадь.

Курд снова наскочил на Мак-Грегора и ударил его лошадь прикладом по крупу. Лошадь рванулась вперед и жалобно заржала от боли. Курд снова замахнулся винтовкой, но другие курды остановили его, и Эссекс вклинился между ним и Мак-Грегором.

– Вот дурак! Зачем он это сделал? – спросил Эссекс.

– Я обругал его. – Мак-Грегор, тяжело дыша, стряхивал грязь и конский волос со своих рук. – Вот дрянь! Ну и дрянь!

– О, господи! – сказал Эссекс. – Нашли время ругаться!

Они уже были возле пещеры, и курды, не останавливаясь, въехали внутрь. Копыта лошадей дробно застучали по твердому известняку. Курды спешились, и их окружили женщины, дети, собаки и козы. Под гулкими сводами пещеры каждый звук отдавался усиленным стократ; крики мужчин оглушали, собачий лай превращался в рев, болтовня женщин казалась перестуком камешков в глиняном сосуде.

Кэтрин спешилась и взяла лошадь под уздцы, но один из курдов схватил за повод и потянул его к себе.

– Отдайте, отдайте ему, – крикнул Мак-Грегор.

– Где Гарольд? – спросила она.

– Я здесь. – Эссекс подошел к ним в сопровождении, двух курдов, отнявших у него лошадь.

Троих англичан согнали в кучу, и они стояли среди глазеющих на них курдов, словно голые женщины, окруженные толпой ухмыляющихся мужчин. Все больше курдов, спешившись, подходили к ним и рассматривали их. Положение было до смешного нелепое.

Немного погодя, Эссекс сказал: – Это нам устроил тот старый поклонник дьявола.

– Не думаю, – возразил Мак-Грегор.

– А я уверен. Чему они смеются?

– Они говорят, что в жизни не видели ничего подобного, – объяснил Мак-Грегор. – Мне кажется, они настроены довольно дружелюбно.

– А мне это совсем не кажется, – отрезал Эссекс, неприязненно глядя на курдов. – Где ваш пистолет, Мак-Грегор?

– Он в мешке на вьючной лошади, а где лошадь и где Дауд – один бог знает.

– Я тоже думаю, что во всем виноват этот старый чорт, – сказала Кэтрин.

Один из курдов громкими криками разогнал толпу и, сделав чужеземцам знак следовать за собой, провел их в маленький грот в стене пещеры. Грот по своей форме напоминал часовню и освещался желтым пламенем фитиля, плавающего в масле. Как только они вошли туда, их охватило удручающее чувство одиночества, словно весь мир вокруг них вымер. Два курда, сидя на корточках у входа в грот, сторожили их. Оставшись одни, трое англичан минуту постояли в молчании. Потом Кэтрин, обнаружив на полу кусок кошмы, подошла к ней и легла на спину. Мак-Грегор подложил ей под голову свою шапку, а Эссекс нагнулся над ней с озабоченным видом.

– Вы не расшибли себе спину? – спросил он.

– Нет.

– А колени?

– Пустяки, – ответила она.

– Дайте, я посмотрю, – настаивал Эссекс.

– Отстаньте.– Кэтрин повернулась на бок. – Мне не хочется разговаривать.

Эссекс покраснел и смущенно повернулся к Мак-Грегору. – Ну, что же будет дальше?

Мак-Грегор уселся на землю. – Скоро узнаем, – сказал он. – Вы бы тоже сели и отдохнули.

Но Эссекс не мог успокоиться. – Это просто нелепо, – повторял он, сердито шагая из угла в угол.

– Не горячитесь, – сказал Мак-Грегор, отбросив обычную сдержанность и учтивость, а также почтительность, на которую по своему положению мог претендовать Эссекс. – Нам остается только ждать, что будет дальше, – и больше ничего.

– Я не могу относиться к этому так хладнокровно, – ответил Эссекс. – Вместо того чтобы сидеть тут, вы бы лучше предприняли что-нибудь.

– Попробуйте сами, может быть, вам удастся, – сухо сказал Мак-Грегор.

– И попробую.

– Перестаньте ссориться, – прикрикнула на них Кэтрин.

– Простите, – сказал Эссекс.

– Что с вами, Кэти? – спросил Мак-Грегор.

– Ничего. Не приставайте ко мне.

– Совершенно бессмысленно сидеть тут сложа руки, – продолжал кипятиться Эссекс. – Поговорите с этими бандитами у входа, Мак-Грегор, и спросите их, что все это значит.

– Я уже спрашивал других, – ответил Мак-Грегор. – Они сами не знают.

– Вы сказали им, кто мы такие?

Мак-Грегор прислонился к стене. – Нет, – ответил он, этим я только испортил бы дело.

– Вы стали таким' же упрямым ослом, как эти персы, окончательно рассердился Эссекс. – То сами лезете в драку, то лежите, как колода, и ничего не желаете делать. Помните, вы англичанин, а не какой-нибудь безропотный азиат.

– В данную минуту я чувствую себя азиатом, – сказал Мак-Грегор. – Что будет, то будет. И вы тоже ничего не можете сделать. Лучше сядьте.

Эссекс сердито проворчал что-то и, подойдя к караульным, стал по-английски выражать им свое возмущение. Потом он крепко сжал челюсти и решительным шагом прошел мимо курдов. Мак-Грегор выпрямился и с тревогой посмотрел ему вслед. Он видел, что Эссекс так зол, что может выкинуть все, что угодно. Но караульные не остановили Эссекса. Они даже не встали, только проводили его глазами. Эссекс шагал все так же решительно, словно ежеминутно ожидая, что ему выстрелят в спину. Когда он скрылся в глубине пещеры, караульные окликнули кого-то в темноте.

– Куда он пошел? – Кэтрин тоже была сердита.

– Он пошел драться один против всех, – ответил Мак-Грегор вставая.

– Не ходите, – сказала Кэтрин,– хватит и одного дурака.

– Вы не боитесь за него?

– Нет. У меня так болит голова, что мне на все наплевать.

– Лежите, – сказал Мак-Грегор, не подходя к ней.

– Пойдите за ним, – сказала она более спокойным тоном. – Как бы он не натворил чего-нибудь. Идите, идите!

– Ничего, его приведут обратно.

– Не упрямьтесь, – сказала Кэтрин, ища глазами Эссекса. – С ним что-нибудь случится.

– Если бы они затевали что-нибудь против нас, то давно бы это сделали, – сказал Мак-Грегор. – Нет никакого смысла биться головой о стену.

– Ах ты, боже мой! И надо же было связаться с таким упрямцем. Пойдите найдите его.

Мак-Грегор не тронулся с места.

– Тогда я сама пойду.

Он знал, что Кэтрин так и сделает.

– Лежите, – резко сказал он. – Ничего с ним не будет. Если вы начнете шататься по пещере, мне придется идти с вами, а я так устал, что шагу ступить не могу. Так что лежите смирно, и пусть Эссекс сам разбирается, как знает. Далеко он не уйдет.

Кэтрин послушно легла, а Мак-Грегор, сев на землю, вытянул ноющие ноги и стал думать о том, как бы все-таки проведать, что все это означает. Он знал, что приставать с расспросами к этим курдам бесполезно. Он знал это потому, что всю жизнь провел среди таких людей. Свое пленение он принимал со стоическим спокойствием. Придется просто подождать, пока не появится то таинственное лицо, по чьему велению их задержали. Мак-Грегор считал, что их жизни не угрожает опасность. Большего он пока и желать не мог. Его бесило, что Эссекс считает нужным вести себя как подобает оскорбленному и негодующему англичанину. От этого положение их могло только ухудшиться. Мак-Грегор решил про себя, что следовало бы ограничить право Эссекса осложнять другим жизнь. После этого он встал и отправился искать Эссекса в темной пещере.

Спотыкаясь от усталости, Мак-Грегор прошел всю пещеру, стараясь сохранять самый независимый вид; миновав костры из кизяка, вокруг которых на корточках сидели мужчины, и костер, на котором стряпали женщины, он подошел к выходу из пещеры и выглянул наружу. Потом он услышал позади себя голос Эссекса и, вернувшись в пещеру, нашел его у одного из костров: Эссекс разговаривал с тремя курдами, сидевшими под навесом из козьих шкур.

– Где ваш начальник? – по-английски спрашивал Эссекс.

Ему отвечал по-курдски старик с небольшой бородкой, у которого из-за пояса торчали серебряные рукоятки двух кинжалов: – Уж не думает ли чужеземец, что мы понимаем его? Что он говорит? Какой же он невежда, если воображает, что мы говорим на его языке! Что он говорит?

– Не знаю, что ты там бормочешь, – продолжал Эссекс, – но я сильно подозреваю, что ты меня понимаешь. Встань и проводи меня к твоему начальнику.

– Вот человек, роняющий свое достоинство, – сказал курд. – Я вижу это, хотя и не понимаю ни слова из того, что он говорит. Чужеземец, – обратился он к Эссексу, – лучше бы ты показал нам силу твоего молчания.

– Если ты говоришь о своем начальнике, – ответил Эссекс, – то встань и покажи мне, где он.

– Мне надоел этот голос и человек, которому он принадлежит. – Старик отмахнулся от Эссекса. – Уходи отсюда. Уходи.

Эссекс тоже потерял терпение. – Если бы ты понимал по-английски, я поучил бы тебя вежливости, – сказал он.

– Не спустить ли мне на него собак? – сказал курд. – Уйди.

Мак-Грегор решил вмешаться. – Лорд Эссекс, – позвал он.

– А-а, Мак-Грегор! – Эссекс круто повернулся. – И давно вы тут стоите?

– Несколько минут, – ответил Мак-Грегор.

– Почему же вы мне не помогли?

– Это ни к чему бы не привело.

– Так вот, спросите их, кто виновен во всей этой истории, и узнайте, где этот мерзавец.

– И это ни к чему. Пойдемте обратно и подождем у костра. Так будет лучше.

– Чего подождем? – сердито крикнул Эссекс.

– В том положении, в каком мы очутились, – сквозь зубы сказал Мак-Грегор, – надо хранить угрюмое молчание. Протестовать и возмущаться – признак слабости и малодушия.

– Вздор! – ответил Эссекс. – Я, напротив, намерен шуметь до тех пор, пока не найдется виновник.

– Они не будут разговаривать с вами, и вы только ставите себя в глупое положение. – Мак-Грегор знал, что он прав, однако он еще никогда не позволял себе заходить так далеко. Но Эссекс окончательно вывел его из терпения. – Лучше идите обратно.

– Мне не нравится ваш тон, Мак-Грегор.

– Сейчас не время для церемоний, – хмуро ответил Мак-Грегор. – Если, по-вашему, вы лучше меня знаете, что нужно делать, – пожалуйста. Но они смеются над вами. Старик хотел спустить на вас собак за то, что вы ведете себя невежливо – беспокоите человека, когда он сидит у своего костра.

– А все оттого, что вы связались с тем старым чортом, – сказал Эссекс. – Это он подстроил. Нашли кому доверять!

– Это вы хотели ехать в горы, – напомнил Мак-Грегор. Если бы мы оставили в стороне Биджар, ничего бы не случилось.

Эссекс не стал спорить. Он умел попрекать, но и сам умел выслушивать упреки; впрочем, спор о том, кто из них виноват в их злоключениях, так и остался навсегда нерешенным.

Мак-Грегор повернулся к Эссексу спиной и ушел обратно в грот.

Он сказал Кэтрин, что Эссекс цел и невредим. Она все еще лежала на кошме, но теперь возле нее сидела смуглая девочка лет десяти-двенадцати, которая быстро-быстро лопотала что-то по-курдски. На девочке был длинный шелковый халат, голубой с желтым, широкие шаровары, стянутые у щиколоток, и плоская красная тюбетейка, обшитая золотыми монетами; на запястьях побрякивали тонкие медные браслеты. Весело смеясь, она просила Кэтрин, чтобы та дала ей немножко краски для губ. Когда Мак-Грегор вошел, девочка вежливо приветствовала его, проговорив «мархабба», а затем снова повернулась к Кэтрин, которая только беспомощно мотала головой в знак того, что она ничего не понимает.

– Велите ей, чтобы она ушла, – попросила Кэтрин Мак-Грегора.

– Она просит губной помады.

– После.

– Она знает, что вы упали с лошади, и говорит, что вы очень бледная.

– Ах, уберите ее от меня, – сказала Кэтрин.

– Ее зовут Пируза. – Мак-Грегор еле поспевал за маленькой курдкой. – Она хочет ухаживать за вами.

– Тогда скажите ей, чтобы она перестала трещать.

– Вы ей очень нравитесь, и она вас жалеет, – переводил Мак-Грегор. Пируза пощелкала языком и тронула разорванные штаны и расцарапанные колени Кэтрин.

Мак-Грегор отказался от попыток переводить болтовню девочки; вдруг он заметил, что их поклажа лежит в гроте. – Как это попало сюда? – спросил он.

– Наш милейший проводник принес, – ответила Кэтрин.

Мак-Грегор развязал мешок, достал дорожную аптечку и протянул ее Кэтрин.

– Почему вы так отвратительно спокойны? – сказала она. – И почему вы не привели Эссекса?

– Он там заявляет решительный протест.

– И правильно делает. Почему вы ему не помогаете?

– Чего он хочет? – спросил Мак-Грегор. – Уехать отсюда, положив в карман официальное извинение курдского министра?

– Как-то нужно вылезать из этой истории.

– Гораздо лучше будет, если мы отнесемся к этой истории по-деловому и поговорим с ними спокойно. Возмущаться и негодовать бесполезно. Все обойдется благополучно, если мы будем держать себя, как нужно, – Мак-Грегор положил возле Кэтрин ее спальный мешок и развязал его. Кэтрин немного повеселела, хотя и морщилась от боли, смазывая иодом разбитые колени с помощью Пирузы, которая продолжала безумолку болтать.

– А с вами случались такие истории? – спросила Кэтрин Мак-Грегора.

– Раза два.

– Поэтому вы сохраняете такое противное хладнокровие?_Она отстранила темное лицо девочки от своего колена. – А как по-вашему, что они собираются с нами сделать?

– Может быть, ничего.

– Тогда зачем они загнали нас сюда, как скотину?

– Курды загоняют всех, кого они застают в этих горах. Видите ли, – добавил он с иронией, – это, как-никак, их страна. Не мешало бы нам помнить об этом, вместо того чтобы настаивать на своем праве ездить повсюду, куда захочется. И неплохо бы подумать о сохранении своего достоинства. Эссекс слишком много шумит.

– Он злится от обиды и бессилия, – сказала она, – и я отлично его понимаю.

– Он ставит себя в глупое положение. Кэтрин кончила смазывать колени. – Выйдите, я переоденусь, – сказала она, – и возьмите с собой эту трещотку.

Мак-Грегор повернулся спиной и стоял так, пока Кэтрин надевала клетчатую юбку.

– О чем эта цыганка болтает? – спросила Кэтрин. – Да уйди ты, ради бога. – Пируза, смеясь от удовольствия, разглядывала юбку Кэтрин. Потом подхватила с земли ее разорванные лыжные штаны и с громким смехом пустилась наутек, позвякивая браслетами, сверкая зубами и веселыми озорными глазками.

– Ну вот, она украла мои штаны, – сказала Кэтрин. – А зачем вы их бросили? – Мак-Грегор засмеялся. – Зато вы совсем пленили ее. Она все время восхищалась, какой у вас маленький носик, какие красные-красные губы и какая нежная кожа. Она сказала, что у вас такое лицо, как будто его вылизал котенок.

– Курды говорят по-персидски?

– Нет, но их язык очень похож на персидский.

– Она говорит так, как будто читает какие-то непонятные стихи.

Вошел Эссекс и, заметив мешки, сказал, что никак не думал снова увидеть их.

– Что-нибудь украли? – спросил он.

– Кое-что из провизии, – ответил Мак-Грегор.

– Я нашел одного курда, который знает несколько слов по-немецки, но он только ухмыляется и говорит: «Achtung», когда я его спрашиваю, почему нас здесь держат. Неужели ничего нельзя сделать, Мак-Грегор? Так-таки ничего?

– Например, что бы вы хотели?

– Не знаю, но не в моих привычках сидеть сложа руки и подчиняться обстоятельствам. И я не намерен привыкать к этому. – Эссекс уже поостыл немного.

Мак-Грегор тоже заговорил более примирительным тоном: – Мы сейчас не можем поступать по-своему. Имейте немного терпения. Они объяснят нам, что это значит.

– Они не имеют права задерживать нас. Разве они не понимают, кто мы такие?

– Это им все равно, – сказала Кэтрин.

Вошел курд и объявил, что если они желают, то могут поесть. Он коротко предложил им следовать за ним, и они молча повиновались, в надежде, что их положение скоро разъяснится.

Десятка два мужчин и две женщины сидели вокруг кошмы. На кошме стояли грубые миски, из которых курды пальцами доставали еду. Они громко чавкали, громко говорили между собой и, весело ухмыляясь, смотрели на подошедших чужеземцев.

– Это хороший знак, что они пригласили нас разделить с ними трапезу, – тихо сказал Мак-Грегор, чтобы подбодрить своих спутников.

После долгих криков курды подвинулись немного, и трое англичан уселись среди них перед дымящимися мисками. В тусклом свете старой керосиновой лампы едва можно было различить стоявшую на кошме снедь; глядя на нее, все трое почувствовали отвращение, даже Мак-Грегор. Все блюда были похожи на какое-то месиво, но в одних мисках были бобы, в других – творог, в третьих – лепешки, плавающие в мясном отваре. Зная, что подать пример следует ему, Мак-Грегор запустил пальцы в миску с бобами, откуда уже угостился его сосед.

– Лепешки вам понравятся, – шепнул он Кэтрин.

– Я есть хочу, – тоже шопотом ответила она. – Дайте мне эту противную миску. Что там, бобы?

– Да, и очень горячие.

Кэтрин зачерпнула бобов из миски и поднесла их ко рту, она не согнула пальцев, и бобы вывалились. Мак-Грегор показал ей, как надо складывать кончики пальцев, и Кэтрин попробовала еще раз, зная, что двадцать мужчин и две женщины неотступно следят за ней. Она ловко достала бобы согнутыми пальцами и благополучно донесла до рта.

– Молодец! – тихо сказал Мак-Грегор.

Эссекс не притронулся к мискам. Он брал длинные ломти мяса с медной сковороды, клал их на сухие лепешки и ел не спеша, поглядывая на хозяев, переговаривавшихся между собой гортанными голосами. В желтоватом свете лампы курды выглядели очень живописно: нарядная красочная одежда, тонкие черты лица, горящие взоры, прямые носы. Мак-Грегор смотрел на Эссекса и думал о том, что трудно найти столь отличных друг от друга людей, как Эссекс и эти курды. Изысканным манерам, столь естественным в Эссексе, противостояли не менее изысканные манеры курдов; достаточно было посмотреть, как изящно они едят пальцами. Эта мысль занимала Мак-Грегора, но он не успел додумать ее до конца, потому что прибежала Пируза и снова стала приставать к Кэтрин.

– Что ей еще нужно? – спросила Кэтрин. Пируза принесла штаны Кэтрин. На коленях были аккуратно наложены заплатки. Отдав штаны Кэтрин, она принялась бегать вокруг кошмы, хватая то одну миску, то другую и усердно угощая Кэтрин. Курды громко выражали девочке свое одобрение. В конце концов она втиснулась между Кэтрин и Мак-Грегором и сама стала есть с большим аппетитом.

– Они называют ее Пируза-Золотые ушки, – сказал Мак-Грегор.

– Вы только посмотрите, как она уплетает.

– Она дочь шейха.

– А который из них шейх? – спросил Эссекс.

– Его, повидимому, здесь нет. Одна из женщин – его жена. – Мак-Грегор внимательно вгляделся в лица курдов, освещенные тусклым светом лампы. Нет. Их начальника здесь не было. Двое из присутствующих держали себя очень властно, но их не называли шейхами. Они во всем разнились друг от друга, и между ними то и дело разгорался ожесточенный спор. Оба они были молоды; один – высокий, голубоглазый и рыжеватый, что немало удивило Мак-Грегора другой – маленький, некрасивый, с узкими монгольскими глазами, в которых сверкал насмешливый огонек. Как только они начинали спорить между собой, все умолкали. Победа обычно оставалась за маленьким. Рыжеватый был неглуп и даже остроумен, но не мог тягаться со своим изворотливым противником.

Мак-Грегор прислушивался к их спорам, к словам, раздававшимся вокруг него, и думал о том, как бесцветна их английская наружность и все их английское существование. Даже природная величавость Эссекса поблекла в кругу этих осанистых горцев. Из них троих только Кэтрин ни в чем не уступала курдам; она держалась так же непринужденно и с таким же достоинством, как они, и Мак-Грегор с новым чувством восхищения смотрел на эту англичанку, сидевшую рядом с ним.

– Вот он! – сказала Кэтрин Мак-Грегору. – Наш восьмой ангел.

Отец Дауд, появившись, как всегда, неслышно и внезапно, уселся рядом с маленьким некрасивым курдом, предварительно отвесив англичанам поклон и в знак почтения приложив руку ко лбу.

– Можете сами убедиться, Мак-Грегор, – сказал Эссекс, заканчивая сбою трапезу финиками и сыром. – Полюбуйтесь на него. Друг-приятель с этими курдами. Конечно, это он все подстроил.

– Нет, – сказал Мак-Грегор.

– Почему вы всегда спорите? – поворачиваясь к Мак-Грегору, спросила Кэтрин.