Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 55 страниц)

Эссексу представлялась отличная возможность просить Сталина, чтобы он своим авторитетом помог достигнуть соглашения и компромисса. Но Эссекс намеренно пожертвовал этой возможностью: слишком уж ему хотелось поразить Сталина своей проницательностью и способностью беспристрастно судить об истинном положении вещей.

Сталин только кивнул головой и продолжал молчать, покуривая трубку. Если чистосердечие и проницательность Эссекса и произвели впечатление на Сталина, то он этого ничем не проявил.

Эссекс призвал на помощь все свое чутье, до сих пор не подводившее его, потому что ему казалось – и это было самое важное, – что Сталина, безусловно, можно убедить. Как именно, это он не вполне ясно представлял себе, но понимал, что разговор должен идти начистоту.

– Я хотел бы предупредить, – сказал он, – что целью Англии отнюдь не является вмешательство во внутренние дела Ирана. Между нами и Ираном уже давно существует самая тесная связь. В своем развитии за последний исторический период Иран очень многим обязан дружбе и помощи Великобритании. Кроме того, у нас имеются крупные экономические интересы в Южном Иране, жизненно важные для Британской империи. Большую часть потребной нам нефти мы получаем с нефтеперегонных предприятий Абадана, и этим обстоятельством мы, разумеется, не можем пренебрегать, наблюдая политическую жизнь Ирана. Таким образом, наше беспокойство по поводу событий в Азербайджане не заключает в себе ничего враждебного по отношению к Советскому Союзу. Мы искренне заботимся о свободе и целостности Иранского государства, которые мы желали бы сохранить любой ценой.

Эссекс сделал паузу, ожидая ответа, но, повидимому, Сталин был способен хранить молчание бесконечно. Такое внимание собеседника придало Эссексу красноречия.

– Мы рассматриваем восстание в северной провинции Ирана – в Азербайджане, – сказал он, – как фактор, оказывающий непосредственное политическое влияние на всю страну. Впрочем, это явление отнюдь не органическое и не естественное, а, быть может, вдохновленное уроками советской истории. У нас в Англии имеются свои исторические мерки. Мы не фашистское государство, в любом политическом сдвиге усматривающее угрозу. Мы просто империя. Но Иран – вне нашего имперского контроля. Наши экономические интересы там не более значительны, чем экономические интересы Советского Союза на севере Ирана. Однако тот режим, который сейчас насильственным путем установлен в Азербайджане, является режимом революционным и экспроприаторским. Если дать ему утвердиться, то пример Азербайджана может увлечь все террористические организации в стране. Более того, создавшееся положение фактически подрывает суверенитет Ирана, и совершенно ясно, что именно такова цель сепаратистской политики Тавриза. Руководители этой политики использовали грабеж и убийства для достижения своих целей; они ввели реформы, идущие, на наш взгляд, гораздо дальше истинных требований народа, и они угрожают войной законному иранскому правительству в случае, если это правительство станет препятствовать их раскольническим действиям.

Уж после этого он, во всяком случае, молчать не будет, подумал Эссекс; но Сталин попрежнему ничего не говорил.

– Я приехал в Советский Союз, – продолжал Эссекс, – в надежде показать советским представителям, что события в Иране имеют еще и другую сторону, которая хорошо видна нам с нашей позиции беспристрастных наблюдателей.

Тут Сталин переспросил профессора Штейна относительно слова «беспристрастных». Профессор подтвердил, что слово, употребленное Эссексом, имеет именно такой смысл.

Чем больше Эссекс говорил, тем неопровержимее казались ему самому его доводы и тем больше крепла в нем уверенность, что логикой и только логикой можно убедить Сталина в необходимости изменить позицию русских. Откуда бралась эта уверенность, Эссекс и сам не знал; может быть, сам Сталин способствовал этому: он так спокойно сидел в глубоком кожаном кресле, так внимательно слушал беглую скороговорку перевода, молча и только время от времени кивая головой. Но ораторские усилия Эссекса в его двойном стремлении – поразить и убедить – завели его несколько дальше, чем он предполагал. Кончив говорить, он ощутил смутную тревогу относительно исхода своей затеи. Он ждал, что скажет Сталин и как решит.

Сталин поглядел на свою погасшую трубку и заговорил, обращаясь к профессору Штейну. Тот выслушал и потом повернулся к Эссексу.

– Товарищ Сталин, – сказал он, – полагает, что лорд Эссекс не совсем точно информирован о положении в Иранском Азербайджане.

Эссекс ждал, но продолжения не последовало. Неужели же это все, чего он добился своим красноречием! Но расстраиваться было не время.

– Если мы не точно информированы, – сказал Эссекс, – то это потому, что мы лишены свободы передвижения в Азербайджане. Советское командование не дает английским представителям возможности изучить положение на месте.

Профессор перевел эти слова Сталину, и тут же последовал ответ: – Товарищ Сталин спрашивает, имеется ли еще у английских представителей желание изучить на месте положение в Азербайджане.

– Безусловно.

– Товарищ Сталин хотел бы знать, есть ли у вас лично такое желание?

Эссекс заколебался, но только на одно мгновение.

– Да, конечно, – сказал он.

– В таком случае, товарищ Сталин лично гарантирует вам, что со стороны частей Красной Армии, находящихся в Иранском Азербайджане, вы не встретите никаких препятствий. Он говорит, что если личное посещение английского представителя может помочь урегулировать это недоразумение между нами, то мы готовы оказать в этом всяческое содействие. Товарищ Сталин предлагает вам, лорд Эссекс, поехать в Иранский Азербайджан и лично ознакомиться со сложившейся там обстановкой. Устраивает это вас?

Такого предложения Эссекс не ожидал; он спрашивал себя, что же это такое значит. Впрочем, едва ли за этим могла скрываться хитрость, слишком уж неожиданно возникло это предложение. И Эссекс согласился, потому что увидел тут выход для себя. Ему уже рисовался блистательный успех, сменяющий вчерашнюю неудачу. Такого смелого шага еще никому не удалось сделать за все время, что тянется этот конфликт с русскими. Это значительно укрепит позиции Эссекса, и в Лондоне, несомненно, оценят подобное достижение. Собственно говоря, значение такого исхода переговоров выходит за пределы азербайджанской проблемы, и это тоже в Лондоне сумеют оценить. Новые перспективы открылись перед Эссексом.

– Я счастлив принять предложение маршала Сталина, – сказал он, – и верю, что это поможет нам найти реальную основу для соглашения. Но так как время не терпит, хотелось бы знать, можно ли осуществить это безотлагательно.

– Разумеется, – сказал профессор.

– Что предлагает маршал Сталин?

– Он говорит, что охотно предоставит в ваше распоряжение самолет, чтобы вы и ваши сотрудники могли вылететь в Тавриз хотя бы завтра утром. Это не слишком скоро?

– Ничуть, ничуть. – Эссекс быстро и напряженно соображал. – Только я все же хотел бы направиться сначала в Тегеран, чтобы предварительно проконсультироваться с нашим послом. Если маршал Сталин не возражает, я предпочел бы такой маршрут.

– Все будет сделано, – сказал профессор. – Наши военные власти получат соответствующие указания, а самолет будет завтра утром ожидать вас на аэродроме. Товарищ Сталин желает вам счастливого пути и надеется вновь иметь удовольствие встретиться с вами. – Профессор Штейн улыбнулся Эссексу своими умными глазами.

– Так, значит, нам будет предоставлена возможность беспрепятственно передвигаться по нашему усмотрению? – Эссекс вынул трубку изо рта и встал.

– Безусловно. Но что касается вашей личной безопасности…

– Об этом уж мы сами позаботимся, – решительно перебил Эссекс. – Следовательно, мистер Мак-Грегор и я можем вылететь завтра утром?

– Да, – сказал профессор.

Эссекс с удовлетворением кивнул головой. В конце концов, это все же была победа.

Но тут Дрейк испортил ему настроение.

– Было бы очень желательно, – сказал он, обращаясь к профессору Штейну, – обсудить с маршалом Сталиным еще кое-какие политические вопросы. Имеется целый ряд нерешенных проблем, и мы хотели бы внести ясность в некоторые положения.

Профессор перевел его слова Сталину и затем сказал: -Товарищ Сталин желал бы знать, что именно представляется вам неясным.

Дрейк стал торопливо перечислять: – Некоторые моменты советской политики в Германии, в Польше, а также на Балканах. Вообще, мы хотели бы получить, так сказать, ключ к пониманию советских установок. Может быть, маршал Сталин найдет возможным принять меня в ближайшее время еще раз?

– Товарищ Сталин считает, что все вопросы такого рода должны разрешаться органами, специально выделенными для этого в заинтересованных странах.

– Да, но тут речь идет о советской политике в более широких масштабах, которая для нас непонятна, – с отчаянием сказал Дрейк.

Профессор снова заговорил со Сталиным. Эссексу очень хотелось дать Дрейку подзатыльник, но Сталин отнесся к Дрейку с таким же вниманием, с каким он относился ко всем. Мак-Грегор особенно отметил это. Сталин произвел на него огромное впечатление, и ему было даже обидно, что он всерьез принимает такого человека, как Дрейк.

Профессор между тем говорил Дрейку, что Сталин не понимает, что может быть неясно в основах советской политики.

– Но тем не менее, – сказал профессор, – во избежание каких-либо недоразумений в будущем, товарищ Сталин готов дать сэру Френсису некоторые пояснения, которые помогут ему разобраться во всей внешней политике Советского Союза. Во-первых, говорит товарищ Сталин, Советский Союз желает прочного и устойчивого мира для всех народов; во-вторых, безопасности советских границ; в-третьих, наличия миролюбивых и дружественных правительств в соседних странах, с которыми Россия могла бы поддерживать добрососедские отношения; в-четвертых, укрепления международного сотрудничества, основанного на принципе равенства государств и не допускающего господства одной страны над другими. Товарищ Сталин считает, что эти положения исчерпывают всю советскую политику в настоящем и в будущем, и если применять их к любой возникающей проблеме, то все будет ясно.

– К сожалению, каждая проблема имеет свою специфику, – начал было Дрейк, но в это время Эссекс стал прощаться. Пожимая ему руку, Сталин в то же время передал ему ящичек с грузинским табаком. Затем Сталин так же любезно простился с Дрейком, уже отказавшимся от всякой надежды добиться своего. С Мак-Грегором дело было проще, поскольку он понимал язык, и Сталин спросил, повидал ли Мак-Грегор Россию.

– Очень мало, к сожалению, – сказал Мак-Грегор.

– Приезжайте еще и постарайтесь повидать побольше, – сказал Сталин, пожимая ему руку. На мгновение он поймал взгляд Мак-Грегора, словно у них был какой-то общий маленький секрет. – Поскольку это вы подали господину Молотову мысль о том, что поездка в Азербайджан могла бы принести пользу делу, – сказал Сталин Мак-Грегору, – мне было бы очень интересно узнать ваше личное мнение о том, что вы там увидите. Может быть, вы сообщите его мне?

– С удовольствием, – ответил удивленный Мак-Грегор.

По счастью, профессор Штейн не перевел последнего замечания Сталина, и Мак-Грегор утешил себя надеждой, что оно никогда не дойдет до ушей Эссекса. Ему вовсе не хотелось, чтобы Эссекс знал о том, что он, Мак-Грегор, был в какой-то мере причастен к этой поездке. Если Эссекс вдруг обнаружит, что в этом новом повороте событий есть доля его инициативы, непрошенному советчику несдобровать, да и сама поездка может оказаться под угрозой. Чтобы предприятие не сорвалось, вся заслуга должна принадлежать Эссексу. Мак-Грегор это отлично понимал, и лукавый взгляд Сталина говорил, что и он это понимает. Мак-Грегор перевел дух и мысленно порадовался, что беседа пришла к концу.

Сталин проводил их до двери и выразил надежду, что Эссекс будет удовлетворен своими личными наблюдениями в Азербайджане и сумеет разобраться в том, что там происходит.

– Я охотно поверю любым честным, разумным и добросовестным свидетельствам, – сказал Эссекс, делая еще одну последнюю попытку произвести впечатление на Сталина, – и даю вам слово, что не буду руководствоваться никакими предвзятыми суждениями.

Они распростились и ушли.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

– Я уже думала, что вы никогда не появитесь, – сказала Кэтрин Эссексу, входившему в ее кабинет. Она только что кончила запечатывать письма, и в руке у нее был огарок свечи; она подержала его мгновение у самого лица и потом загасила пальцами. – Ну как?

– Это удивительный человек. – Эссекс протянул руку и потрепал ее по волосам, беспорядочно кудрявившимся вокруг лба.

– Вы сами удивительный человек, – бросила она. – Нелегкая это была задача – выжить вас отсюда. Вот, это все вам для Лондона. – Она вручила ему пачку запечатанных конвертов.

– Кэти, – начал Эссекс. – Произошли неожиданные события, которые немного изменили мои планы.

– Оно и заметно, – сказала она. – Вы выглядите именинником.

– Вы мне это ставите в вину? – Эссекс уселся на письменный стол поближе к ней. – Я сегодня действительно доволен собой. Мне удалось добиться кой-чего.

– М-м…

– Бросьте этот скептический тон. – Было очень трудно завести разговор об их совместном отъезде из Москвы. Это теперь вообще казалось не так просто. Одно дело, когда речь шла о поездке в Лондон, но взять Кэти с собой в Иран – это представлялось и сложным и не таким уж необходимым. Обстоятельства круто изменились, и его потребность в Кэтрин тоже стала иной. Он попрежнему не желал терять ее; он хотел, чтобы позднее, в Лондоне, их общение продолжалось; но сейчас это уже не было ему так безотлагательно нужно. – Вы говорите «для Лондона», – сказал он. – А известно ли вам, что мы сейчас направляемся в Иран?

– Известно. – Она смотрела на него выжидая.

– В Лондон я попаду, очевидно, недели через две, – сказал он.

– Вот как?

– Да, не раньше. Но вы доберетесь и одна, не правда ли?

– Уж как-нибудь доберусь.

Кэтрин откинулась на стуле, чтобы яркий свет настольной лампы не мешал ей. Эссекс видел перед собой ее характерное лицо англичанки: широкий лоб и энергичный, волевой рот – и думал о том, что ему ни в коем случае нельзя потерять ее. Как неудачно, что более серьезные дела помешали ему именно сейчас.

– Я вам дам письмо к моему управляющему в Лондоне, – сказал он, – а кроме того, предупрежу его телеграммой. Вы все равно можете остановиться в моем доме.

– Нет, не беспокойтесь, – сказала Кэтрин, и было неясно, как, собственно, она отнеслась к этому.

– Мне очень жаль, что мы не можем ехать вместе, – великодушно сказал он.

– Дорогой мой Гарольд! Я еще вообще не решила, поеду ли я. Не придавайте этому слишком большого значения. – Она зевнула и потянулась.

– Да, ведь я пришел пригласить вас пообедать с Дрейком и со мной, – сказал Эссекс.

Она встала. – Я сегодня обедаю у Асквитов.

– Ну, у них вы успеете пообедать в другой раз, – заметил он и, взяв ее под руку, шутливо потянул к себе.

– Нет, – возразила Кэтрин. – Я хочу быть там именно сегодня. – Она смеялась над ним, и он это знал. – Будьте добры, погасите настольную лампу. – Она остановилась у двери, распахнув ее так, чтобы свет из коридора падал в комнату.

– Так, значит, вы решительно отказываетесь?

– На сегодня – да.

Долг вежливости обязывал Эссекса отобедать с Дрейком, иначе он бы просто отправился вместе с ней к Асквитам, раз уж ей так хочется идти туда. Перспектива скучного обеда с Дрейком была мало увлекательной.

– Я туда зайду попозже, – сказал он ей на площадке лестницы. – Очень жаль, что нам не придется ехать вместе.

Кэтрин попрежнему безмолвно смеялась над ним, и Эссекс с тревогой почувствовал, что теряет завоеванные позиции. Она небрежно помахала ему рукой и с победоносным видом стала спускаться с лестницы.

«Итак – Дрейк», – подумал Эссекс, готовясь приступить к прощальному церемониалу.

Дрейка он застал препирающимся с Мак-Грегором.

– Очень кстати, Гарольд, – сказал Дрейк, увидя Эссекса. – Вы, может быть, помните, что мы обратились к Мак-Грегору с просьбой использовать свои специальные познания для получения кое-каких данных из области геологии.

– Припоминаю, – сказал Эссекс. – Очевидно, у него нехватило времени заняться этим. – Он сел, предвкушая потеху.

– Очень может быть, – продолжал Дрейк, – но я хотел бы отметить, что мне стоило немалых усилий договориться о встрече с этим поляком, у которого имеется большое количество интересующих нас материалов. А теперь Мак-Грегор отказывается от этой встречи на том основании, что он, видите ли, не желает шпионить за русскими. А поляк сидит в «Национале» и ждет. Может быть, вы разъясните Мак-Грегору, в чем заключается его долг.

Эссекс поднял руку, как бы отстраняясь.

– Нет уж, меня вы не впутывайте, – весело сказал он. – Улаживайте это между собой. – Он достал трубку и стал набивать ее.

Дрейку пришлось убедиться, что самодовольство Эссекса не менее несносно, чем щепетильность Мак-Грегора.

– Я бы все же попросил вас вмешаться, Гарольд, – внушительно сказал он. – Мак-Грегор здесь единственный человек, который может разобраться в технических данных, имеющихся у этого поляка. Другого такого случая не будет. Мак-Грегор должен поехать.

– Что вы скажете, Мак-Грегор? – спросил Эссекс.

– Сожалею, но… – Мак-Грегор пожал плечами.

Эссекс внимательно поглядел на него и понял, что за этой кажущейся небрежностью скрывается твердое решение: слегка нахмуренный лоб и энергично сжатые губы шотландца сказали об этом Эссексу достаточно ясно; он уже успел изучить Мак-Грегора. Он с улыбкой откинулся на спинку кресла.

– Это нужно – такая непреклонность? – спросил он, обращаясь к Мак-Грегору.

– Да, нужно. – В одно мгновение они поняли друг друга; Мак-Грегор без слов приглашал Эссекса стать на сторону Дрейка и вступить в спор. Это был почти вызов, неожиданный и необъяснимый, бунт не только против Дрейка, но и против самого Эссекса. Эссекс с минуту молча раскуривал трубку. Мак-Грегор нужен ему; без Мак-Грегора он в Иране не обойдется. С Дрейком он так или иначе завтра расстанется. В конце концов, он может и не определять своего отношения к делу. Эссекс пожал плечами и ничего больше не сказал. Пусть разбираются сами.

– Вопрос слишком серьезный, – сказал Дрейк.

– Безусловно, – с готовностью согласился Мак-Грегор. – Я так его и расцениваю.

– Эта встреча не займет у вас много времени. – Дрейк почти упрашивал, насколько это было возможно для Дрейка.

Мак-Грегор хранил молчание.

– Я теперь вижу, что вы и не собирались выполнять это поручение, – сказал Дрейк.

– Пожалуй, – сказал Мак-Грегор. – Пожалуй, что не собирался.

– Хорошо, я больше не намерен спорить. – Ровный голос Дрейка задрожал от сдержанного гнева. – О вашем поведении будет сообщено в Лондон.

Мак-Грегору не хотелось окончательно рассориться с Дрейком, и он взглянул на Эссекса, словно предупреждая его, что это может случиться. Легким движением головы Эссекс предложил Мак-Грегору уйти. Это движение означало: ступайте, Дрейком займусь я сам, не стоит воевать с ним.

Мак-Грегор принял совет. К нему вернулась обычная вежливость.

– Прошу извинить меня, – сказал он Дрейку и тут же добавил, как бы спохватившись: – Я хотел бы поблагодарить вас, сэр Френсис, за тот любезный прием, который мне был оказан в посольстве.

– Спокойной ночи, молодой человек, я об этом случае не забуду.

Мак-Грегор склонил голову, словно говоря: «Ну что ж, примем к сведению». Он пошел к выходу, но на пороге столкнулся с Джоном Асквитом.

– А, Мак-Грегор, – сказал Асквит. – Меня прислали за вами. Вы с ним покончили, Френсис?

– Да, я с ним покончил, – сказал Дрейк.

Все трое ожидали от Асквита какого-либо замечания по поводу явно накаленной атмосферы в комнате, но Асквит не выразил никакого интереса к тому, что здесь происходило до него.

– Вы давно вернулись? – спросил его Эссекс.

– Около часу назад, – ответил Асквит, не проявляя также интереса ни к их беседе со Сталиным, ни к предполагаемому путешествию в Иран. Он вообще не стал разговаривать. Он взял Мак-Грегора под руку и ушел.

«Вот еще полоумный», – сказал себе Эссекс. Он думал об этом обеде, на котором будет и Мак-Грегор. Он твердо решил пораньше уйти от Дрейка. Дрейк тем временем нудно долбил свое: о поведении Мак-Грегора необходимо сообщить в Лондон.

Эссекс вздохнул. – Ну что ж, сообщайте, – сказал он. – Я вам тут ничем не мог помочь, Френсис. Мак-Грегор на редкость упрямый малый, и бывают случаи, когда спорить с ним бесполезно.

Это послужило Дрейку поводом для новой вспышки, но, в конце концов, сдерживая и урезонивая друг друга, они прекратили этот разговор. Сели обедать, и за столом Дрейк заметил, что Эссексу следовало бы снестись с Лондоном по телефону и сообщить о своей поездке в Иран.

– Не думаю, – сказал Эссекс и мысленно расхохотался. Еще чего: заранее ставить Лондон в известность. Нет уж, он сначала прилетит в Иран, а оттуда даст им знать. Это была последняя – и притом неудачная – попытка Дрейка ввести Эссекса в русло нормальной дипломатической процедуры. После этого разговор перешел на общих знакомых из дипломатического мира, и обед закончился тихо и мирно. Задержавшись, сколько требовали приличия, за кофе с коньяком, Эссекс, наконец, стал прощаться.

– Ну, Френсис, – объявил он, – я считаю, что этот день прошел недаром. Вероятно, мы уже не увидимся, так что позвольте вам сказать, что с вашей стороны было очень мило терпеть нас так долго. Все было как нельзя лучше. – Вот, сказано ровно столько, сколько нужно, не больше и не меньше.

– Очень рад был повидать вас, Гарольд. – Дрейк тряхнул руку Эссекса и любезно улыбнулся. – В таких ситуациях всегда бывает много неожиданного; но мы с вами умеем извлекать из этого удовольствие. До свидания в Лондоне.

– Буду рад встретить вас там. Спокойной ночи, дружище.

– Спокойной ночи. Надеюсь, на этот раз все обойдется без неудач.

Эссекс и сам надеялся, что так и будет. В их экспедиции в Иран неудачи были бы особенно нежелательны. Подкрепить личными наблюдениями свою оценку азербайджанских событий – вот в чем заключалась его цель. Это будет бесценный козырь в решающей игре. Только бы попасть на место, а там уж он увидит, что можно сделать. Из Кремля уже звонили и предложили им быть в аэропорту в семь тридцать на следующее утро, чтобы воспользоваться летной погодой.

Эссексу не хотелось и думать о неудачах, но он не сомневался, что без каких-либо неожиданностей дело не обойдется. Неожиданности случались с ним всегда.

Дверь у Асквитов ему открыл сам Джон.

– Смотрите – Гарольд, и с физиономией обиженного школьника. Входите же, входите, – закричал он. – Джейн, дай ему выпить. Он в этом явно нуждается.

Эссекс вошел в гостиную, и тотчас же ему под ноги бросился спаньель Водка. Он наклонился, чтобы погладить собаку, но она увернулась и вскочила на тахту, где сидели Кэтрин и Мак-Грегор. Усевшись между ними, она раскрыла пасть и залаяла, глядя на Эссекса живыми, умными глазами, словно желая обратить его внимание на своих соседей. Но Эссекс и без сигналов Водки сразу увидел, что на тахте произошло перемирие. Может быть, дружба между Кэтрин и Мак-Грегором и не восстановилась, но согласие было налицо. Это уж Асквиты постарались. Эссекс знал, что они полюбили Мак-Грегора и считают его очень подходящей парой для Кэтрин.

– Вы, наверно, устали после такого дня, – сказала Эссексу Джейн Асквит.

– Да, да. У вас утомленный вид, – подхватила Кэтрин. Опять она смеялась над ним. – Сядьте, Гарольд, и расскажите нам про Сталина.

– Вам уже, вероятно, Мак-Грегор все рассказал, – ответил Эссекс. Он уселся на скамеечку у камина, вытянул ноги и поманил к себе спаньеля.

Но собака не трогалась с места.

– Мак-Грегор не умеет рассказывать, – сказала Кэтрин. – Он только говорит, что Сталин необыкновенно выдержан. Сталин и на вас произвел такое сильное впечатление?

– Еще бы! – Асквит появился из кухни с ведерком льда. Он поставил его на пол, пододвинул себе стул и уселся смешивать коктейль. Делал он это очень просто: наливал прямо в ведро со льдом одного, другого, мешал суповой ложкой и потом разливал в бокалы. Эссексу он налил порцию побольше и при этом заметил: – На Гарольда всегда производит впечатление тот, кто выдержанней его самого. Он этого не может перенести, особенно в иностранце.

Эссекс оставил без ответа замечание Асквита, отнеся его за счет адской смеси в ведерке. Насмешки Асквита были не лучше, чем ирония Кэтрин. Но все же промолчать совсем он не мог.

– Да, – сказал он. – Это, безусловно, человек большой выдержки. Но я убежден, что он может быть беспощаден, когда требуется. Вам тоже так показалось, Мак-Грегор?

Но Мак-Грегор сказал, что ему ничего такого не показалось.

– А, глупости, – сказал Асквит Мак-Грегору. – Что значит беспощаден? Он должен быть беспощаден. Если бы он в свое время не обошелся с врагами так же круто, как они обходились с ним, России бы теперь не существовало. Чистка, например, – ведь это же необходимейшая мера. Мы, англичане, никогда не добьемся у себя толку, если не позаимствуем этот пример. А если в войне немцам от Сталина не поздоровилось, так это потому, что он не склонен рассматривать войну как джентльменскую забаву. Сталин слишком цивилизованный человек для таких воззрений, и, как всякий цивилизованный человек, он, естественно, беспощаден в бою.

Разговор о Сталине продолжался; у каждого из присутствующих было свое определенное и отличное от других мнение. Разгорелась настоящая дискуссия, в которой все четверо принимали равное участие. Голоса, под воздействием асквитовской смеси, становились все громче, так что даже спаньель, спасаясь от шума, соскочил с тахты и укрылся под стулом Джейн Асквит, положив морду на пол у ее ног. Джейн слушала молча, пока страсти не разгорелись слишком сильно. Тогда она мягко попеняла мужу за то, что он затеял весь этот спор, а затем, обратись к Мак-Грегору, спросила, много ли у него друзей в Тегеране.

Эта неожиданная перемена темы подействовала отрезвляюще, во всяком случае на Мак-Грегора.

– Да нет, – сказал он. – Не очень много.

– Но среди ваших друзей, вероятно, много иранцев?

В пылу спора Мак-Грегор стал разговорчивее.

– В школе у меня почти все товарищи были иранцы, – сказал он.

– Вы разве в иранской школе учились?

Он кивнул. – Мой отец не хотел отдавать меня ни в английскую, ни во французскую школу.

– Значит, из иностранцев, живущих в Тегеране, вы никого не знаете?

– Мы довольно долго жили по соседству с одной русской семьей, – сказал он. – Но теперь эта семья, кажется, вернулась в Россию.

Остальным спорщикам пришлось замолчать на это время, чтобы не перебивать Джейн Асквит. Джон нетерпеливо насвистывал себе под нос, потом принялся звать спаньеля но пес не желал вылезать из-под стула Джейн.

– А вы, Гарольд, когда-нибудь бывали в Иране? – продолжала Джейн Асквит.

Эссекс покачал головой: – Нет, это для меня край неведомый.

– Бедный Гарольд! – тотчас же вмешался Асквит. – Теперь вы попались.

– Чем же это я попался?

– Придется вам попотеть как следует. – Асквит зачерпнул себе еще порцию смеси. – В Иране, имейте в виду, разговоров за круглым столом не будет. Там вы окунетесь в самую гущу событий и должны будете отвечать за каждый свой шаг. Вы воображаете, что все это будет очень просто. Но когда вы попадете туда, вы первым делом испугаетесь. В каждом выкрике на улице вам будет чудиться революция. Спросите Мак-Грегора. Вы увидите во плоти предмет ваших учтивых переговоров, и от этого зрелища у вас душа уйдет в пятки.

– Ничего не понимаю, что вы несете, – сказал Эссекс. – Как и всегда, впрочем.

Теперь уже никакое вмешательство Джейн Асквит не остановило бы ее расходившегося супруга, и она даже не пыталась вмешиваться. Асквит дергал свои длинные усы. – Вы просто не желаете задумываться, – сказал он.

– О чем? – спросил Эссекс, еще довольно кротко.

– О той заварухе, в которую вы лезете. Да вам все равно ничего там не понять.

– А что там, собственно, надо понимать? – спросил Эссекс, начиная терять терпение.

– Я бы вам объяснил, если бы думал, что от этого может быть толк, – пренебрежительно сказал Асквит. – Но вам никогда не понять того мира, в котором вы беретесь хозяйничать. Я-то его понимаю, но мне от этого не легче. В сущности, когда понимаешь, так еще хуже, потому что взбунтоваться против всех этих интриг и козней пороху нехватает, и вот превращаешься мало-помалу в такого лицемерного труса. Я вас не виню, Гарольд. Вы человек глупый, но честный. А вот возьмите меня. Я ведь все знаю, абсолютно все, всегда знал и буду знать. Но я гораздо глупее вас, потому что я подчиняюсь тому, что сам же глубоко презираю. Вот зато мне и придется теперь заняться делом похуже вашего.

– Вот как? – спросил Эссекс. – А каким именно?

– Еду к чехам, – объявил Асквит.

– За каким чортом вас туда посылают?

– Это мерзкое скопище лицемеров, именуемое лейбористским правительством, задумало шантажировать своих чехословацких братьев. Тьфу! По мне уж консерваторы лучше.

– Вы становитесь желчным, Джон, – сказал Эссекс.

– Всегда был таким, – зло отрезал Асквит. – Прошлый раз речь шла о мыловаренном заводе в Риге. Теперь это химический трест в Праге. Оказывается, видите ли, это наше предприятие! Наше! Английский привесок к немецкому картелю. Чехи его национализировали, а я вот теперь должен ехать и денационализировать, чтобы вернуть нашим трестам.

– Что же тут плохого? – Эссекс улыбнулся.

Асквит уныло покачал головой. – Будь это консерваторы, куда ни шло, но столь трогательная забота наших социалистов о немецком картеле – этого даже я не могу переварить. Меня тошнит от этого лейбористского правительства. Шайка дешевых шантажистов – вот что это такое; гнусные, безнравственные людишки, так же, как и все, использующие государственную власть в политической игре. Они погубят Англию. Если к концу их правления в Европе останется хоть одно дружественное нам государство, это будет чудо. И я должен начинать с чехов.

– А вы чего, собственно, ждали? – спросила Кэтрин Клайв. – Сами вы всегда смеялись над теми, кто возлагал большие надежды на какое бы то ни было английское правительство. А теперь хотите, чтобы оно так, ни за что, ни про что, подарило чехам несколько миллионов фунтов. Разве чехи для него лучше других?

– Да наплевать мне на чехов! – заорал Асквит.

– Так из-за чего же вы расстраиваетесь?

– Кэти, вы так же глупы, как и все. Если вы не понимаете, до чего гнусно быть в этих делах орудием лейбористского правительства, значит и вы безнадежны.

– А почему бы вам не послать Лондон к чорту? – спросил Эссекс.

– Вот именно, почему? – повторил Асквит.