Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 55 страниц)

– Думаю, что да, – ответил Мак-Грегор.

– Однако, – сказал Асквит, – пока что вас нужно уберечь от мер, которые будут приняты государством против вас. Своим поступком, Мак-Грегор, своим отчаянным, опрометчивым, великолепным и честным поступком вы бросили вызов Железной пяте, и вам не миновать грозных последствий. Вы это понимаете?

– Какой Железной пяте? – спросил Мак-Грегор.

– Железной пяте – закону, государству, его престижу, его правовым устоям, его моральным устоям – короче говоря, всей мистической галиматье о всемогуществе государства.

– Мне кажется, я не причинил никакого вреда государству, – хмуро сказал Мак-Грегор. – Разве только Эссексу и его политике.

– Разве только… – передразнил его Асквит. – А чего же вам еще, дорогой мой? Эссекс это и есть государство, его политика – государственная политика. Государство это просто-напросто власть, сосредоточенная в руках правительства, и, восстав против Эссекса, вы восстали против самого государства. Этого, Мак-Грегор, не прощают, и за это мстят быстро, беспощадно, по всей строгости закона.

– Значит, эта комиссия завтра осудит меня?

– Возможно, – сказал Асквит. – Это зависит от разных соображений, не морального и не юридического порядка, а политического. Ни одна комиссия не станет заниматься юридической стороной вопроса. Она будет считаться с перевесом сил в политической борьбе и судить вас, сообразуясь с политической ситуацией, которая создалась по вашей вине. Завтра, а может быть, еще сегодня вся Англия выскажется за или против вас. Если вы можете предугадать, чья возьмет, тогда вам нетрудно предугадать и свою судьбу.

– Многое зависит от влияния Эссекса.

– Да, – сказал Асквит; при этом он чуть не наскочил на такси, которое пытался обогнать, и, выбранив испуганного шофера, продолжал: – Гарольд схватит вас за горло, если ему это удастся, но может случиться и наоборот. Возможно, что вы подорвали его влияние. Я не знаю. Вы теперь должны искать удовлетворение в самом себе, Мак-Грегор. Вы чувствуете, что вы вдруг стали человеком, который сумел сделать выбор?

– Нет, не чувствую.

– Конечно, нет, – вздохнул Асквит. – Вам это не может быть так ясно, как мне, потому что вы сделали то, что я должен был сделать в вашем возрасте, но не сумел. За двадцать лет я успел над этим подумать. Я в точности знаю, какой перед вами стоял выбор. Только глупец, который не сумел во-время сделать правильный выбор, может это понять. А вы – нет, не можете.

– Никакого выбора у меня не было, – сказал Мак-Грегор. – Эссекс оставил мне только один выход. Это он создал такое положение, а моя роль в этом деле очень незначительна.

– В последнюю минуту, Мак-Грегор, выбор зависел только от вас. Вам нужно было выбрать между вашим старым и новым представлением о смысле человеческого существования. Для того чтобы пойти против Эссекса, вам нужно было решить, что вся ваша прежняя жизнь была обманом, что фетиш законности, лояльности, правительственной власти, государственной мудрости – обман, что ваш собственный разум и здравый смысл имеют больше цены, чем все традиционные понятия, как бы глубоко они ни укоренились в вашем сознании. В одно мгновение вам пришлось порвать со своим прошлым. Вы пришли к выводу, что общество, в котором вы живете, насквозь фальшиво и что вы должны сбросить его оковы, потому что ваш разум принуждает вас к этому. Вот и все! А тот, кто так поступает во имя разума и здравого смысла, тот и становится, вольно или невольно, зачинщиком революций.

Они уже подъехали к дому Асквита, но не сразу вышли из машины.

– Если бы вы не выступили против Эссекса, – угрюмо продолжал Асквит, – вы отныне жили бы такой же жизнью, какой живу я, – бессмысленной, безрадостной, бескрылой и бесцельной. Я всю жизнь знал, что наше общественное устройство фальшиво, и все-таки отдал всю жизнь делу его упрочения. Я никогда не мог вырваться из его тисков, даже когда мне было двадцать лет, и с каждым годом это становилось все труднее и труднее, а теперь и вовсе невозможно. Сегодня я могу приютить вас в своем доме, могу понять и одобрить ваш поступок, и все-таки завтра Эссекс найдет во мне того Асквита, которого он ожидает найти, – нормального, усердного, дельного, уравновешенного, хладнокровного, неисправимого, неизменного чудака Асквита, делящего с ним бремя великой миссии в Совете безопасности. Завтра я с головы до ног буду тем человеком, который, по всей вероятности, станет ревностно помогать Эссексу в его усилиях обезвредить ваше доблестное нападение на ветряную мельницу. Идемте, Мак-Грегор, выпьем коньяку, может быть, легче станет на душе.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Эссекс никак не мог понять, почему Мак-Грегор решился на такой отчаянный шаг. – Я же предупреждал его, Джон, что еще одно публичное выступление – и он подпадет под закон о государственной безопасности. Неужели он думал, что я шучу? Неужели он не понял, что все его бредни об Иране не стоят того, чтобы идти на такой риск? Напились они с Кэти вчера вечером, что ли? Просто непостижимо! Как мог он сделать такую подлость – втянуть Кэти в этот скандал? Надеюсь, у него хватит порядочности публично заявить, что она не при чем, и взять всю ответственность на себя. Где же искать благородства и чести, если уж такой человек, как Мак-Грегор, не посчитался со мной? Он должен быть примерно наказан. Если ему сойдет с рук такая низость, такое предательство – значит, мы на грани анархии. За одну ночь Мак-Грегор расшатал веру всего мира в лояльность англичан. Я понимаю, что можно зарваться, но почему в последнюю минуту английское благоразумие не заставило его одуматься, не напомнило о долге, о преданности, о благородстве, лояльности, чести? Зачем он это сделал?

Асквит, полулежа на кожаном диване, протянул руку и поднял с пола газету.

– А вы позовите Мак-Грегора и спросите его самого. Он вам скажет.

– Не желаю я его видеть.

– А что касается Кэти, – продолжал Асквит, морщась от головной боли, – то это именно она все ему и устроила.

– Не верю, – сказал Эссекс.

– Можете не верить, но это так. Почему бы вам не обратиться к ней самой? Она все объяснит вам очень точно и ясно.

– Я настоятельно прошу вас не припутывать Кэтрин к этой истории, – сказал Эссекс. – Мы должны позаботиться о том, чтобы Кэти была обелена и реабилитирована.

– Кэти могут обвинить в нарушении закона о государственной безопасности? – Асквит опустил руку и выронил газету. Потом взял другую и прикрыл ею свое иссиня-бледное лицо, чтобы хоть немного унять головную боль.

– Нет, конечно.

– А Мак-Грегора?

– Это уж от меня не зависит, – сказал Эссекс. – Вы же знаете.

– А все-таки?

– Теперь, конечно, ему предъявят обвинение.

– Сомневаюсь. – Асквит сбросил с лица газету, сложил руки на животе и посмотрел на дубовый потолок кабинета, потом облизнул сухие губы и снова закрыл глаза. – Мак-Грегор нанес вам чувствительный удар, Гарольд. Если правительство сочтет, что общественное мнение на стороне Мак-Грегора, то оно не станет строго карать его. Жертвой можете оказаться вы, а не Мак-Грегор.

– Мак-Грегор действует слишком неумело, он не получит широкой поддержки, – сказал Эссекс. – Даже его собственное заявление обернулось против него самого. Вчера вечером он, должно быть, воображал, что окончательно ошельмовал меня, но, судя по всему, вышло наоборот. Прежде всего ему не удалось обмануть прессу – все сегодняшние газеты требуют применения к нему дисциплинарных мер за его низкий поступок.

– Большинство газет на вашей стороне, Гарольд, – Асквит со стоном выпрямился. – Это несомненно. Но особенно тут радоваться нечему, вы же знаете нашу прессу. Вы довольны тем, что газеты печатают всего несколько слов из заявления Мак-Грегора, а затем публикуют высказывания видных деятелей, требующих, чтобы Мак-Грегор был немедленно изничтожен. Но это не всюду так, и не все жаждут крови Мак-Грегора. Многие жаждут вашей. Самая наша солидная газета напечатала почти полностью заявление Мак-Грегора и высказывается за то, чтобы ввиду возникшего скандала, сомнений, споров и того пристального внимания, с каким весь мир следит за нашими действиями, устранить вас и отказаться от выдвинутого вами обвинения против русских. Не потому, что эта газета вам не верит. Просто она считает, что доброе имя Англии не должно страдать из-за наших внутренних разногласий. Разумеется, она требует расследования фактов, приведенных Мак-Грегором, и его мотивов и считает, что Мак-Грегор должен понести наказание, если он действительно злоупотребил оказанным ему доверием; против этого трудно возразить. Есть и другие газеты, которые поддерживают эту точку зрения, между прочим, и ваш старый друг «Дейли уоркер».

– Ну еще бы! Но не от позиции «Дейли уоркер» зависит, кто из нас окажется сильнее: Мак-Грегор или я, – если уж вам угодно так ставить вопрос.

– Не обольщайтесь, – сказал Асквит. – Нравится вам это или нет, вы не можете просто отмахнуться от своих противников. Они тоже приводят высказывания видных людей; и эти люди требуют вашей отставки. Шестьдесят членов парламента, в том числе несколько духовных лиц, и другие почтенные, богобоязненные лейбористы уже подали премьеру петицию о смещении вас с должности. Кроме того, один архиепископ, один бывший посол, двое ученых-атомников, один ректор университета, одиннадцать профессоров, пять видных профсоюзных лидеров и множество самых разнообразных людей заявляют, что ваше назначение в Совет безопасности может только повредить престижу английской дипломатии, независимо от того, справедливы нападки Мак-Грегора или нет. Как-никак, а вся эта история бросает тень на ваше имя, и политические круги обеспокоены.

– Какая там к чорту тень, – сказал Эссекс и взял щепотку табаку из персидского ящичка для опиума. – Кто вообще обращает внимание на это сборище политических кретинов? Вы думаете, что политика правительства зависит от мнения таких вот людей? Подумаешь, политические круги! Есть в мире силы покрупнее, чем лейбористское правительство. Мы еще увидим, кто фактически делает политику – Эссекс поправил портрет Уинстона Черчилля на столе.

– Все равно, – устало сказал Асквит, попрежнему не открывая глаз. – Кто бы ни делал политику, вас не пустят в Совет безопасности, если будет признано, что Мак-Грегор дал в руки вашим противникам хорошее оружие. Это, может быть, ничем не улучшит положения Мак-Грегора, но ухудшит ваше.

Они были старые приятели, знавшие друг друга очень давно, и нарочитая самоуверенность Эссекса не выдержала натиска Джона Асквита.

– Что вас так беспокоит мое положение? – сердито сказал Эссекс. – Могу вас заверить, что завтра я выступлю в Совете безопасности. Все доводы против этого и гроша ломаного не стоят. Азербайджанский вопрос будет обсуждаться завтра. Русские не могут дольше оттягивать включение его в повестку дня. Завтра я предъявлю Совету безопасности все факты и данные, тщательно подготовленные мною. Успех мне обеспечен. Я могу неопровержимо доказать, что вопрос о вмешательстве русских в дела Ирана безусловно подлежит компетенции Совета безопасности. На основании улик, которые я предъявлю русским, я потребую и добьюсь от Совета безопасности решения против России. Если вы воображаете, Джон, что Мак-Грегор еще может помешать мне, значит вы меня недооцениваете. Нечего вам валяться на диване и ломать свою глупую старую башку. Может быть, Мак-Грегор и затруднил для меня дело, но я с этим справлюсь, будьте покойны.

– Да, да. – Асквит повернул голову и поглядел на Эссекса, который принялся просматривать телеграфные сообщения агентства Рейтер из Нью-Йорка и Вашингтона. – Самое умное, что вы могли бы сделать, это принять все меры, чтобы Мак-Грегор не был обвинен, осужден и наказан за нелояльность.

– Бог мой! Что же тут умного?

– Если Мак-Грегор пострадает из-за вас, он завоюет еще большее сочувствие. Все будут восхищаться тем, что, зная, какие его ждут последствия, он все же стоял на своем. И так уж половина газет сообщает, что ему угрожали всяческими карами, чтобы заставить его замолчать. Если окажется, что это правда, ваше имя будет втоптано в грязь. Поведение Мак-Грегора очень убедительно. Он рискует всем, и его мужество вызывает всеобщее уважение. А если вы вмешаетесь и спасете его, вы обезоружите тех своих политических противников, которым не нравится ваш образ действий.

– Все это вздор и дурацкие выверты, – сказал Эссекс. – Единственно возможный ответ на выходку Мак-Грегора – это доказать, что он совершил нелояльный поступок, действуя по чьему-то наущению. За это он должен быть наказан, чтобы другим неповадно было. Нужно показать всем, что он совершил преступление против государства и понесет за это наказание. Завтра, к тому времени, когда я появлюсь в Совете безопасности, все уже будет устроено, не тревожьтесь! Сегодня в семь часов в палате общин сделают запрос относительно Мак-Грегора, и если я правильно предугадываю ответ, то Мак-Грегор будет обезврежен. Даже наши самые непримиримые противники в Совете безопасности не дерзнут ссылаться на слова человека, которому предъявлено обвинение в измене родине. Они сами знают, что такое измена, и Мак-Грегор в их глазах уже не будет иметь никакой цены.

– И упрямы же вы, Гарольд! – Асквит встал, но тут же пошатнулся и, чтобы не упасть, вцепился в спинку дивана.

– А чего бы вы хотели?! – воскликнул Эссекс. – Чтобы я сам обманул оказанное мне доверие и изменил своим собственным убеждениям ради того, чтобы спасти Мак-Грегора? Я не циник и не чудак, я верю в то, что делаю, в то, что должен делать. Я знаю, что сейчас я должен беспощадно и жестоко драться за свое отечество и за свое первородство; и не забывайте, что это и ваш долг! Если мы своими силами не можем остановить русских, то это должен сделать Совет безопасности. Для Англии, для всей Европы нет будущего, если мы допустим, чтобы русские овладели Европой при помощи своей доктрины и своей все возрастающей мощи. Сознательно или нет, Мак-Грегор своим выступлением против меня оказал им поддержку. Не из личной злобы и не из мести, но я должен во-время обуздать его сумасбродство, пока он не натворил еще чего-нибудь и не лишил нас единственной возможности остановить русских. То, что вы называете упрямством, я называю верностью долгу. Бросьте городить вздор! И что это на вас нашло – вы же всегда были циником. Мак-Грегор отлично знал, что делает, и ему нет оправдания! Меня не меньше вашего огорчает трагическая судьба, которая его ждет, но я обязан забыть все чувства симпатии и дружбы и превозмочь всякое желание спасти его. Если бы это касалось только меня, я мог бы его пожалеть, но тут речь идет не обо мне и Мак-Грегоре, а о гораздо большем.

– Одно ваше слово, – продолжал настаивать Асквит, – и Мак-Грегор будет оправдан.

– Ничто не может оправдать Мак-Грегора. Он в одном лагере, мы в другом. Я уже не могу закрывать на это глаза. И вы не можете. Поздно.

– Еще может случиться, что он окажется сильнее вас, – угрюмо и нерешительно проговорил Асквит, глядя в окно на Букингемский дворец.

– Сегодня он уже ничего не успеет сделать, и сбежать он тоже не может. Кстати, где он?

– У меня, – ответил Асквит не поворачиваясь.

Эссекс остолбенел. – Разве вы его не выставили?

– Он было ушел, – сказал Асквит, – но я вернул его.

– Так выгоните его сейчас же! – закричал Эссекс вне себя. – Выгоните вон! Отделайтесь от него! Когда репортеры в первый раз пронюхали, где он, в этом не было беды, потому что вы сумасшедший и от вас всего можно ожидать, но теперь… Только этого нехватало, чтобы окончательно сделать меня всеобщим посмешищем. Кто же станет верить мне, если узнают, что вы приютили у себя человека, который опровергает мои слова? А о вас что подумают? Работаете со мной и укрываете у себя того, кто нас предал. Да я сам вправе спросить вас – на чьей же вы стороне?

Асквит все еще стоял к нему спиной.

– Мак-Грегор славный малый, – сказал он. – Пусть остается у меня, никакой беды тут нет.

– Нет беды? Так нельзя, Джон. Это же просто на смех! Вы работаете со мной и в то же время так сочувствуете Мак-Грегору, что после его вчерашней выходки предоставляете ему свой кров? Пусть вам жаль его, все равно он должен покинуть ваш дом. Немедленно!

Асквит с минуту молчал. – Я с вами не согласен, – сказал он наконец.

– Вы с ума сошли! Поймите, что так нельзя, особенно сейчас. Живя у вас, Мак-Грегор тем самым приобретает авторитет, который может стать опасным. Вы это знаете. Тут нельзя считаться с личными чувствами. Создалась серьезнейшая политическая ситуация, и даже намек на то, что вы поддерживаете Мак-Грегора, может опозорить и вас и меня. Как я могу отстаивать свою позицию в Совете безопасности, если надо мной висит такая угроза! Позвоните ему сейчас же и скажите, чтобы он уехал от вас. Мне все равно, как вы это сделаете, только делайте поскорей!

Асквит повернулся лицом к Эссексу и крепко потер рукой рот, словно он предпочел бы, чтобы рта у него не было.

– Мне очень жаль, Гарольд, – сказал он еле слышно, – но я не могу этого сделать, так что лучше не просите.

– Я должен просить вас об этом.

– Знаю.

– Так в чем же дело? Неужели мне вы можете отказать, а Мак-Грегору – нет? В странном вы оказались положении, Джон, но вам придется выбирать между нами.

Асквит усмехнулся, как мог бы усмехнуться умирающий над собственной смертью. – Вы можете даже назвать мое положение нелепым.

– Конечно, это нелепо, но вы должны выбрать что-нибудь одно. На этот раз вы не можете позволить себе никаких чудачеств. Я этого не допущу – дело нешуточное. Мак-Грегор у вас в доме – это насмешка надо мной, и поэтому Мак-Грегор должен уехать. Отделайтесь от него, Джон. Я серьезно этого требую.

– Требуйте сколько хотите, – сказал Асквит, стараясь дружеским тоном смягчить смысл своих слов. – Я не могу этого сделать, Гарольд.

– Вы должны.

Асквит покачал головой и невидящими глазами посмотрел на Эссекса.

– Но это же глупо! – воскликнул тот. – Послушайте, Джон, придите в себя. Вы, должно быть, хватили лишнего вчера вечером. Подите сосните часок, а потом сделайте то, что от вас требуется. Сейчас не время для чудачеств.

– Не называйте меня чудаком и сумасбродом! – крикнул Асквит.

– А как же вас называть? Прикажете считать вас в здравом уме?

– В том-то и горе, что я в здравом уме.

Эссекс жестом остановил его. – Довольно, Джон, незачем нам препираться из-за этого. Неужели мы допустим, чтобы после стольких лет дружбы эта дурацкая история нас рассорила? Чушь какая! Этот Мак-Грегор не стоит малейшей размолвки между нами. Пусть он уйдет от вас, Джон. Пусть уйдет, и прекратим этот неприятный разговор. Вот уж не ожидал!

– Да, – медленно произнес Асквит. – Странно, правда? Только вчера вечером я говорил Мак-Грегору, что человек не осознает своего решения, пока не примет его. Я дурак, Гарольд, и мне теперь смешно, что я двадцать лет уклонялся от такого пятиминутного разговора. Я знаю, что вы обязаны оторвать меня от Мак-Грегора, но я не могу позволить вам этого. Мак-Грегор – последний клочок моего «я», моя последняя капля мужества и чести. Если я предам его, что от меня останется?

– Ступайте проспитесь, – сердито сказал Эссекс. – Я не стану торопить вас. Когда вы хорошенько подумаете, в какое положение вы себя ставите, то сами сообразите, что вам нужно делать. Я не тороплю вас, Джон, но…

– Только не отступайте, Гарольд, – сказал Асквит, покачав головой. – Ради бога, только не отступайте.

– Я не намерен отступать. Отступать я не могу, но я уверен, что вы просто чудите и очень скоро одумаетесь.

– Нет,– сказал Асквит, – нет! Я и думать об этом больше не стану.

Эссекс на миг растерялся. – Поймите, – сказал он почти с отчаянием, – это для вас не просто выбор между Мак-Грегором и мною. Вы решаете собственную участь. Я должен вам это сказать, потому что если вы не откажетесь от Мак-Грегора, вы все равно погубите вместе со мной и самого себя. Я не навязываю вам решения. Рано или поздно вам самому придется сделать выбор. Вы знаете, что вам нельзя будет работать здесь, оказывая в то же время поддержку Мак-Грегору. Отлично знаете. Если вы выйдете в эту дверь, не отказавшись от Мак-Грегора, то, при любых обстоятельствах, вам уже незачем будет сюда возвращаться.

Асквит снял со стула свой макинтош и трость с янтарным набалдашником; он казался более подавленным и грустным, чем Эссекс. – Есть много причин, Гарольд, почему я покидаю вас, но ни одна из них не имела бы значения, если бы я внезапно не нашел себя. Я уже почти не надеялся, что представится такой случай. За это, Гарольд, я вам вечно буду признателен, – без тени иронии сказал Асквит. – Это похоже на дар провидения, потому что в жизни почти никогда так не бывает. Я этого не ожидал. Совсем, совсем не ожидал.

– Неужели я ничем не могу убедить вас? – Эссекс не хотел мириться с уходом Асквита. Он стоял перед ним, загораживая ему дорогу, словно собирался силой удержать его.

– Нет.

– Очень сожалею, что вы такой слепой и опасный дурак.

Асквит нетерпеливо замотал головой. – И я сожалею о том же. Оставьте меня, Гарольд.

– Я не считаю ваше решение окончательным, – сказал Эссекс. – Вы еще вернетесь.

– Пожертвовав Мак-Грегором?

– К чорту Мак-Грегора! Ведь это же нелепо. Вы не можете бросить меня, Джон!

– Поздно, – сказал Асквит и подошел к двери. – Да я вам и не нужен.

Эссекс удержал его за рукав. – Если уж вы так решили, могу я, по крайней мере, рассчитывать на ваше молчание? Вы должны молчать, Джон. Хотя бы до вечера. До завтра. Хотя бы несколько дней, пока я не проведу это дело.

– Не знаю, – сказал Асквит. – Я ведь против ваших планов.

– Относительно Мак-Грегора?

– Не только Мак-Грегора. Это касается всей политической ситуации.

– Значит, вы хотите предать меня, чтобы спасти своего дружка Мак-Грегора? – Раздраженный тон Эссекса не скрыл от Асквита истинного смысла этих слов. Он остановился.

– Я сделаю для Мак-Грегора все, что в моих силах, – сказал Асквит без всякой враждебности, но с глубокой печалью. – Я не стану вредить вам, Гарольд, но я не дам погубить Мак-Грегора. Быть может, мне удастся припугнуть кое-кого новыми разоблачениями, новыми материалами. Моими собственными. Но я сделаю это только в случае необходимости.

– Мне очень тяжело слышать это от вас. Если бы вы меня ударили, и то было бы легче.

– Сожалею, что мне пришлось сказать вам это.

– Впрочем, вы все равно опоздали, – усмехнулся Эссекс. – Сегодня вечером все решится в палате общин, а завтра – в Совете безопасности. Опомнитесь, Джон! Поверьте мне, вы все равно опоздали.

– Может быть, вы и правы, – сказал Асквит. – До свидания, Гарольд.

Эссекс едва владел собой, но он больше не стал удерживать Асквита. – До свидания, – сказал он. Потом через силу заставил себя прибавить: – Кланяйтесь Джейн.

– Спасибо. Приходите обедать как-нибудь на будущей неделе.

– С удовольствием, – сказал Эссекс. – До свидания.

– Прощайте. – Асквит прошел в высокие дубовые двери, украшенные искусной резьбой; узор из дубовых ветвей и листьев подымался по косяку, заканчивался в центре притолоки большим жолудем и снова в обратном порядке повторялся на другом косяке.