Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 55 страниц)

До сих пор ничто не выдавало близости города, а тут вдруг сразу засверкали городские огни и потянулись мимо фабричные корпуса. Мак-Грегор разбудил Эссекса, и они вместе стали смотреть, как вокруг них вырастают темные очертания Москвы, ее неосвещенные здания, широкие улицы, бульвары с обнаженными деревьями. Покуда они не доехали до центра, Москва казалась им похожей на всякий другой город, только немного просторнее и темнее. Машина катила по булыжной мостовой вдоль трамвайной линии, мимо ярких светофоров.

– Просторно здесь, – сказал Эссекс, глядя на большую, запорошенную снегом площадь, по краю которой тянулась кремлевская стена.

Мак-Грегор никогда не видел такой большой городской площади и спросил пилота по-русски, не это ли Красная площадь. Пилот ответил, что нет, Красная площадь будет сейчас. Машина, поднявшись по короткому отлогому склону, уже въезжала в широкий четырехугольник.

– Вот она, – сказал пилот. – Вот Красная площадь.

Пока машина мчалась по площади, они успели взглянуть на кремлевские башни, увенчанные яркими рубиновыми звездами. На миг промелькнул темный мавзолей Ленина, обрамленный голубыми елями; затем храм Василия Блаженного – небольшая затейливая церковь с витыми куполами. Машина миновала мост современной конструкции, свернула на набережную, покатила вдоль белой, скованной льдом реки и въехала в открытые ворота британского посольства. Как только она остановилась, на ступеньки подъезда, потирая руки, вышел человек в летных сапогах.

– Лорд Эссекс? – спросил он.

– Да.

– Моя фамилия Мелби, сэр. Сэр Френсис просил меня передать вам сбои извинения, что он вас не дождался, но мы не знали точно, когда вы приедете. Русские сообщили нам только, что вы на пути сюда – и больше ничего. Мы приготовили вам комнату. Вы не пострадали, это верно?

– Нет, Мелби, мы, как видите, уцелели. Знакомьтесь, это Мак-Грегор. – Мак-Грегор и Мелби пожали друг другу окоченевшие пальцы.

– Для вас, Мак-Грегор, приготовлена комната в моей квартире, – сказал Мелби.

Вещи сняли с машины, и русский солдат внес в подъезд три чемодана и плоский металлический ящик с документами. Пилот попрощался с ними за руку и извинился за аварию и причиненные ею неудобства. Мелби повел Эссекса наверх, а Мак-Грегор остался ждать в теплом, обшитом панелью холле.

– Благодарю вас, Мелби. – сказал Эссекс, окинув взглядом бледноголубую спальню. Потом он внимательно посмотрел на Мелби, стараясь определить, что тот собой представляет. Это был сорокалетний мужчина, с брюшком, не старавшийся казаться моложе своих лет. Он тоже разглядывал Эссекса сквозь толстые стекла роговых очков, а Эссекс прикидывал в уме, кто он такой: первый секретарь, второй секретарь или один из советников.

– Ванная вот тут, – сказал Мелби, показывая на узкую дверь в углу.

– Мне очень совестно, что вы из-за меня не ложились, – сказал Эссекс.

– Пустяки, сэр. Я не хотел, чтобы сэр Френсис засиживался слишком поздно.

– Разумеется. Я очень рад, что сэр Френсис не дожидался меня.

– Вам больше ничего не нужно?

– Нет.

– Тогда спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи, Мелби.

– И добро пожаловать в Москву, лорд Эссекс.

– Спасибо.

Мелби вышел и бесшумно притворил за собой дверь. Эссекс открыл свой американский чемодан, бросил на кровать шелковую пижаму и расстегнул молнию на сумке с туалетными принадлежностями, которую его лакей Эванс предусмотрительно положил на самый верх. Он достал зубную щетку, почистил зубы и умылся горячей водой, наличие которой было весьма приятным сюрпризом, а затем с удовольствием улегся на тонкие бредфордские простыни и заснул.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пока сэр Арчибальд Кларк-Керр ездил в Румынию и в Лондон, английское посольство в Москве возглавлял сэр Френсис Дрейк, полномочный представитель в ранге посланника. Он пригласил Эссекса и Мак-Грегора к завтраку и теперь молча стоял перед камином в библиотеке, помещавшейся на первом этаже, и поджидал Эссекса. Мак-Грегор, умытый и приглаженный, уже сидел на диване возле камина и грыз себя за то, что пришел точно в назначенный час, до появления Эссекса. Конечно, это пустяки, но все-таки он чувствовал бы себя лучше в этой типично английской комнате, приди он сюда вместе с Эссексом.

Мак-Грегор никогда в жизни не бывал ни в одном посольстве, но он ожидал увидеть именно такую комнату – просторную, теплую, с двумя высокими окнами. Книг было ровно столько, сколько требуется, чтобы оправдать название «библиотеки». Обшивка из полированного дуба сплошь покрывала стены – от застланного ковром пола до потолка, который поддерживали тесаные дубовые балки. Камин тоже был облицован дубом, а внутри выложен белым мрамором. На стенах висели большие портреты трех или четырех поколений английских королей, по крайней мере, так показалось Мак-Грегору. Впрочем, он был не совсем в этом уверен, ибо знал в лицо только короля Георга и королеву Марию. Он медленно, внимательно рассматривал каждый портрет и чувствовал, что сэр Френсис Дрейк смотрит на него так, словно только сейчас заметил его присутствие. Когда Мак-Грегор вошел, Дрейк пожал ему руку, сказал несколько вежливых слов – и все. Мак-Грегор перевел взгляд с портретов на Дрейка, любопытствуя, почему тот за ним наблюдает. Дрейк отвел глаза и продолжал стоять неподвижно, чистенький и аккуратный, в черном пиджаке, брюках в полоску и галстуке бабочкой. Мак-Грегор искренне обрадовался, когда в комнату вошел Эссекс.

– Хэлло, Френсис, – бодро приветствовал он Дрейка. – Рад видеть вас.

– Доброе утро, Гарольд, – чинно проговорил Дрейк. – Как вы себя чувствуете?

Они крепко пожали друг другу руки.

– Превосходно, – сказал Эссекс.

– Вы не пострадали?

– Да нет же, бог мой.

– Я так и знал, что рано или поздно какой-нибудь «Дуглас» разобьется. Русские летают, как сумасшедшие. Может быть, теперь они разрешат нам привезти наши английские самолеты.

– Сомневаюсь, – сказал Эссекс. – Я вижу, вы уже познакомились с моим помощником.

– Да. – Дрейк даже не взглянул на Мак-Грегора. – Давайте вспомним, Гарольд, когда мы с вами виделись в последний раз? Кажется, в Париже, в тридцать восьмом, я был там проездом по пути в Мюнхен.

– Разве мы встретились тогда? – сказал Эссекс. – Что-то не помню.

Мак-Грегор наблюдал, как Эссекс завладевает комнатой и становится ее хозяином вместо Дрейка. Он расхаживал взад и вперед, рассматривал портреты, открывал книжные шкафы, переставлял безделушки. Вид у Эссекса был самый домашний: скромный костюм из плотной шерстяной ткани, узенький галстук и простые, грубые башмаки. Дрейк, седовласый, подтянутый и корректный, являл собой образец респектабельности. Он был ниже Эссекса ростом, и Мак-Грегор спрашивал себя, не потому ли Дрейк стоит так прямо, высоко подняв голову, или, может быть, это оттого, что Эссекс хозяйничает в его владениях.

– Какая безвкусица, правда? – сказал Эссекс, оглядывая комнату.

– Да нет, почему же, – возразил Дрейк.

– Английская комната, – заметил Мак-Грегор.

– Глупости! – сказал Эссекс. – Только иностранцы воображают, что это английский стиль. Впрочем, эта комната немного смахивает на скверную имитацию Кабаньей залы в Каслтоне, когда ее еще не съели термиты. – Каслтон была родовая усадьба Эссексов в графстве Эссекс, близ Арендела – Гэмптонский королевский дворец в миниатюре. Зала носила названье «кабаньей» оттого, что предки Эссекса некогда жарили там кабанов на каменном полу; но впоследствии, когда отец Эссекса увлекся охотой на буйволов в Западной Африке, Кабанья зала превратилась в арсенал: все стены были увешаны длинноствольными ружьями разных систем. Потом Каслтон пришлось продать разбогатевшему мукомолу, ибо никто из членов семьи Эссекс не мог платить налоги, и когда убрали ружья, то дубовая обшивка стен Кабаньей залы мгновенно рассыпалась прахом, источенная бесчисленными поколениями термитов. Эссекса удивляло, что мучной король соглашался жить в таком холодном, допотопном доме, как Каслтон. Когда поместье было продано, Эссекс очень сокрушался, но, тем не менее, его пробирала дрожь каждый раз, как он вспоминал о нем. Здесь, в библиотеке посольства, было, по крайней мере, тепло и, несмотря на безвкусицу, не так уж плохо, если бы только не королевские портреты.

– Кто это догадался развесить по стенам королей и королев? – спросил он Дрейка. – Вот уж не ожидал увидеть здесь королеву Шарлотту: я думал, она давно позабыта. Да и старику Георгу тут явно не по себе.

Мак-Грегор заметил, что Дрейка покоробило.

– Портреты несколько велики для этой комнаты, – примирительно сказал сэр Френсис.

Появился слуга с подносом и поставил его на столик; за ним вошел Мелби и тотчас же принялся разливать виски.

– Вы, конечно, уже познакомились с Мелби вчера вечером, – сказал Дрейк, обращаясь к Эссексу. – Я привез его с собой из Лондона.

– Да. – ответил Эссекс. – Я как раз думал, откуда он взялся.

Мак-Грегор почувствовал себя отомщенным за нарочитое невнимание к нему Дрейка. Он взял из рук Мелби стакан, хотя терпеть не мог виски и даже из вежливости редко пил его, Мелби сел рядом с ним на полосатый диванчик, и Мак-Грегор, осмелев в присутствии Эссекса, вытянул ноги и расположился поудобнее. Однако он слегка опасался бесцеремонных замечаний Эссекса. Мелби сидел очень чинно, под стать самому Дрейку, и Мак-Грегор подумал, что Мелби – почти точная копия своего начальника. Правда, Мелби потолще и погрузнее, но оба одинаково чопорны и сладкоречивы.

– Ну, Гарольд, – начал Дрейк, стоя против Эссекса со стаканом в руке, – чего вы надеетесь добиться в азербайджанском вопросе чуть ли не на другой день после Московской конференции?

– Об этом вас надо спросить, – сказал Эссекс. – Как относятся русские к Московской конференции? Считают ли они, что чего-нибудь достигли?

– Повидимому, они довольны результатами.

– Отлично, – сказал Эссекс. – Значит, они будут более уступчивы.

– Не надейтесь, – сказал Дрейк.

– Почему? – возразил Эссекс. – Знаете, Френсис, мы всегда слишком предвзято судим о русских; справедливость требует, чтобы мы хоть изредка пересматривали свое мнение.

Дрейк надел пенсне и пристально посмотрел на Эссекса.

– На вашем месте, Гарольд, я не стал бы разговаривать с русскими в таком тоне.

– Разве сейчас не такая линия?

– Может быть, и такая, – сказал Дрейк. – Но мы все-таки смотрим на это не так серьезно.

– Вот как? – Эссекс подбросил в огонь полено. – Я думал, что результаты Московской конференции доказывают известную степень сотрудничества. Как-никак, они согласились расширить состав балканских правительств.

– Это просто крохотная уступка в обмен на наше согласие учредить комиссию по атомной энергии в ООН. Им нужен секрет атомной бомбы.

– Должен сказать, что я согласен с учеными, – вздыхая, сказал Эссекс. – Почему бы нам не сообщить им все подробности об атомном оружии и не покончить с этим раз и навсегда.

– Боже милостивый! – воскликнул Дрейк.

– А как с вашей точки зрения, Мак-Грегор, с научной? Вы бы сообщили им секрет?

– Они все равно сами доищутся, – ответил Мак-Грегор.

– Ну, конечно, – сказал Эссекс.

– Мне просто не верится, что это – ваша официальная позиция, и мне доподлинно известно, что американцы в данный момент не намерены делиться своим секретом ни с кем, даже с нами.

– Они как дети, получившие новую игрушку, – сказал Эссекс. – Это пройдет.

– Может быть. Но это наш единственный козырь в споре с русскими, Гарольд. Пока у них нет секрета атомной бомбы, мы можем вынуждать их к уступкам.

– Я надеялся, что Объединенные нации устранят все эти разногласия, – сказал Эссекс. – Как-никак, мы встречаемся там на равных правах.

– Напрасные надежды, – возразил Дрейк. – По крайней мере, до тех пор, пока русские будут настаивать на принципе единогласия. Если им что-нибудь не нравится, они просто накладывают вето – и все.

– Но мы ведь тоже можем это сделать, – сказал Эссекс.

– Да, но мы не хотим пользоваться правом вето.

– Еще бы! Не станем же мы налагать вето на свои же собственные предложения, правда?

Дрейка снова покоробило, а Эссекс устремил задумчивый взгляд на потолок.

– Как они к нам относятся, Френсис? – спросил он, полузакрыв глаза.

– В вопросе об Иране?

– Вообще. Ну, хотя бы в вопросе об Иране. Они что-нибудь про нас пишут последнее время?

– Прямо – нет. Но в их газетах делаются завуалированные намеки. Они все время дают понять, что нас больше интересует нефть, чем иранский народ.

– Гм! – Эссекс кивнул. – А как Молотов и министерство иностранных дел? Что они говорят нам или о нас?

– Ничего не говорят, – с досадой сказал Дрейк. – Из них трудно выжать хоть слово. Разве вы не читали мои донесения Бертраму Куку?

– Конечно, читал, но я не всегда понимаю ваши донесения, Френсис.

– Поймете, дружище. Побудете здесь денек-другой и потерпите полную неудачу.

– Вот потому-то меня сюда и послали, Френсис. – Эссекс передвинул часы на каминной доске. – Предполагается, что я не потерплю неудачу.

– Боюсь, что это может случиться, Гарольд.

– Не думаю.

– Послушайте, Гарольд, – почти с жаром заговорил сэр Френсис Дрейк, – не в обиду будь сказано Лондону, там все еще не понимают России. Торжественные конференции, взаимные уступки – это все очень хорошо, но на самом деле этих людей никогда не переспоришь. То, что в любой другой стране является веским дипломатическим аргументом, здесь не стоит ничего. Они не понимают обычных дипломатических норм, не понимают, как нужно торговаться и уступать. У них свой особый язык, и все их доводы основаны на узкой марксистской формуле, на догматическом толковании истории с точки зрения экономики, и поэтому все, что они говорят, звучит неуместно и нежизненно. Вы очень скоро убедитесь в том, что русская система несовместима с нашими идеями и с нашим миром. С ними вообще бесполезно разговаривать, а спорить – просто невозможно.

– Со мной Мак-Грегор, – лениво проговорил Эссекс. – Мы найдем для них веские аргументы.

– Для них не существует веских аргументов, – повторил сэр Френсис Дрейк и поставил свой стакан на плетеный кружок, лежавший перед ним на столе.

– Все дело в том, чтобы суметь подойти к ним, – сказал Эссекс.

– Хотел бы я иметь вашу уверенность, – вздохнул Дрейк.

– О, я не боюсь русских. – Эссекс вручил свой стакан Мак-Грегору.

Помолчав Дрейк сказал: – Вам будет оказано всяческое содействие, Гарольд, хотя положение сейчас несколько туманное в связи с результатами Московской конференции. Но здесь есть сведущий человек, который следил для нас за событиями в Иране. Он целый год прослужил в нашем посольстве в Тегеране и хорошо знает страну. Он должен был ехать в Финляндию, но я задержал его для вас.

Эссекс покосился на Мак-Грегора. – Не беспокойтесь, – сказал Он Дрейку. – Лучше Мак-Грегора вам не найти, а мы с ним отлично сработались, правда ведь, Мак-Грегор?

Мак-Грегора рассердило, что, по мнению Дрейка, Эссексу нужен еще помощник, кроме него.

– Как вы думаете, вам понадобится чья-нибудь помощь? – спросил Эссекс Мак-Грегора.

– Думаю, что нет. – У Мак-Грегора даже порозовели щеки.

– Я только предложил, – сухо сказал Дрейк. – Как там насчет завтрака, Джон? – обратился он к Мелби.

– Когда вам будет угодно, сэр.

Завтрак был обильный и вкусный, но Эссекс решил про себя, что все жизненные блага и удобства в посольстве – скорее всего, заслуга Кларк-Керра, а не Дрейка.

– Вы часто видитесь с Молотовым? – спросил он.

– Очень редко, – ответил Дрейк. – Не забывайте, что вы не в Вашингтоне. Здесь вы не имеете свободного доступа в министерство или к министру иностранных дел. Как раз сейчас мы добиваемся свидания с Молотовым, чтобы поговорить о конфискации земли, которую русские проводят в Восточной Германии. Мы не можем добиться приема, потому что Молотов не хочет говорить с нами об этом.

– А почему?

– Он знает, что мы не согласны с тем, что дробление поместий и передача их крестьянам разрешат политические проблемы Восточной Германии. Мы хотим приостановить это.

– Я думаю, что это безнадежно, – сказал Эссекс. – Крупные поместья уже уничтожены. Едва ли мы сумеем уговорить русских, чтобы они вернули землю помещикам. Надо отказаться от таких безнадежных споров и противостоять русским там, где у нас есть шансы потягаться с ними.

– Например, в Азербайджане? – усмехнулся Дрейк.

– А что же? – Эссекс с аппетитом ел пирожное. – Как русские сейчас относятся к азербайджанскому вопросу? Попрежнему все отрицают?

– Разумеется. – Теперь Френсис Дрейк чувствовал себя более уверенно. – Их пресса продолжает говорить о стихийном протесте иранцев и о помещиках, продавшихся фашистам, и о том, как азербайджанская демократическая партия свергла этих феодальных хищников. Просто нелепость какая-то.

– Ну, не знаю, – сказал Эссекс. – Может быть, там и есть стихийный протест. Мак-Грегор, разве нельзя предположить, что восстание в Азербайджане – отчасти стихийное движение? Как по-вашему?

Мак-Грегор невольно забыл о своей обычной осторожности, решив, что он просто проглядел способность Эссекса смотреть на вещи объективно. Он и не подозревал, что Эссекс пользуется им, чтобы дразнить Дрейка.

– Вполне возможно, что это стихийное движение, – сказал Мак-Грегор.

– И мне кажется, что в Северном Иране более или менее сохранился феодализм? – продолжал Эссекс.

– Более или менее.

– Может быть, это и так, – сказал Дрейк, игнорируя Мак-Грегора, – но не в этом суть проблемы, стоящей перед нами в Иране.

– Мы должны считаться с местными условиями, – глубокомысленно заметил Эссекс. – Нельзя же вечно во всем винить наших русских друзей.

– Во всяком случае, мы не можем не винить их в беспорядках в Иране, – возразил Дрейк.

– Я бы этого не сказал. Как вы думаете, Мак-Грегор, что явилось причиной восстания в Азербайджане, – оставляя в стороне участие русских, конечно?

– Общее тяжелое положение, – ответил Мак-Грегор.

– Что вы хотите этим сказать? – резко спросил Дрейк.

– Тегеранское правительство всегда притесняло Азербайджан, и там всегда были оппозиционные партии. Восстание, в результате которого в Иране впервые было создано конституционное правительство, началось в Азербайджане, и большинство его руководителей были азербайджанцы.

– Вот видите, что-то тут есть, – сказал Эссекс. – Но русским следовало бы уйти оттуда, правда? – Эссекс серьезно посмотрел на Мак-Грегора.

– Всем следовало бы уйти, – сказал Мак-Грегор.

– И предоставить иранцам самим решать свои проблемы и устраивать беспорядки, если им хочется, а?

– Другого выхода из положения нет, – сказал Мак-Грегор, – будь то на севере или на юге Ирана.

Дрейк положил обе руки на стол. – Не думаю, Гарольд, чтобы вы приехали сюда с целью подготовить нашу эвакуацию из Ирана, каково бы ни было мнение Мак-Грегора.

– И я не думаю, – Эссекс весело улыбнулся обоим. – Мелби, передайте мне, пожалуйста, вино, вон то, красное. Надо сознаться, Френсис, что мы в прошлом наделали множество грубейших ошибок в наших отношениях с иранцами. Правда, Мак-Грегор?

– Да.

– Нельзя и дальше обращаться с ними так, как будто их вовсе не существует, – сказал Эссекс. – Разве не такова была наша политика в течение пятидесяти лет, а, Мак-Грегор? Дали мы иранцам хоть раз возможность самим решать свои дела?

– Нет, – сказал Мак-Грегор.

– Но на юге мы, безусловно, многое для них сделали, – возразил Дрейк. – Я сам побывал в Иране несколько лет тому назад и могу сказать с уверенностью, что таких приличных жилищных условий и такого медицинского обслуживания, какими пользуются туземцы на наших английских нефтеочистительных заводах, вы не найдете нигде в Иране. Мак-Грегор должен бы это знать.

– Это верно, Мак-Грегор? – Эссекс от души забавлялся.

– Мы обращаемся с иранцами, которые работают на нас, лучше, чем с ними обращаются где бы то ни было, – это совершенно верно. Нефтяные компании дают им кое-какое жилье, имеются больницы и даже несколько школ, но, с другой стороны, мы не позволяем им решать их же собственные дела, а эти крохи образования и медицинской помощи приносят им мало пользы, если учесть общие условия, в которых они живут.

– Все это должно быть изменено, – объявил Эссекс.

– Русскими? – язвительно спросил Дрейк.

– Нет. – Эссекс провел рукой по груди. – Нами. Разве только иранцы сами в состоянии улучшить свои условия жизни. Есть такая возможность, Мак-Грегор?

– Никакой, – сказал Дрейк. – Я знаю иранцев.

– Что вы скажете, Мак-Грегор? – настаивал Эссекс. – Способны иранцы вообще что-нибудь сделать для себя?

– Возможно, – сказал Мак-Грегор. – Донесения, которые мы получаем в департаменте по делам Индии, показывают, что там имеют место волнения. Например, стачки. Раньше в Иране никогда не бывало стачек. И настоящих политических партий не было. Теперь они возникают повсюду.

Может быть, я несколько преувеличиваю, потому что до сих пор мне никогда не приходилось изучать политическую ситуацию в Иране. Но все равно, нет никаких сомнений, что там происходит что-то новое. Иранский Азербайджан, конечно, дело другое. Азербайджанцы всегда добивались автономии, и, по-моему, если им это удастся, то и весь Иран сможет что-то сделать своими силами. Впрочем, трудно сказать с уверенностью.

– Вы очень хорошо и научно все это изложили, Мак-Грегор, – сказал Эссекс. – Но насколько можно доверять этой новой политической активности? По-моему, в Иране слишком давно царит политическая коррупция, и несколько новых политических партий означает только то, что к уже существующим взяточникам прибавится еще несколько. – Эссекс, казалось, на минуту забыл о присутствии Дрейка.

– Может быть, и так, – согласился Мак-Грегор. – Я не могу сказать ничего определенного о политических партиях, но в Иране наблюдается другого рода политическая активность, не связанная ни с одной из существующих партий.

– Растущая сознательность? – тоном знатока подсказал Эссекс.

– Повидимому, да, – ответил Мак-Грегор.

– Что-то не верится, – сказал Эссекс.

– И мне не верится! – воскликнул Дрейк.

Тут Эссекс вспомнил о Дрейке. – Что делать, Френсис, не нам спорить с Мак-Грегором. Он все знает, и нам остается только слушать его.

Дрейк ничего не ответил, и Мак-Грегор понял, что этим молчанием сэр Френсис выражает свое твердое намерение никогда не слушать Мак-Грегора.

Эссекс подошел к большому окну и стал глядеть на безоблачное небо, на солнечные лучи, разгоняющие мглу зимнего утра. Во дворе, позади здания посольства, возле ограды высились кучи снега. Эссекс увидел огороженную проволочной сеткой площадку, где мелькала женская фигура. Он протер запотевшее стекло и вгляделся в катающуюся на коньках девушку. Она очень уверенно, пятясь назад, выводила по льду широкую восьмерку, что, видимо, только у английских конькобежцев выходит красиво. На ней была слишком узкая для катанья юбка, красный джемпер с белой каймой и шапочка с кистью, трепыхавшейся на ветру. Эссекс только мельком видел ее смеющееся лицо, но и так оно показалось ему уж очень самоуверенным и красивым.

– Каток, – сказал он рассеянно стоявшему возле него Мелби.

– Это теннисный корт, – ответил Мелби. – Наши летчики залили его водой и играли на нем в хоккей, а теперь здесь все катаются на коньках.

– Почему же эта девушка катается одна?

– Коньков нехватает, а может быть, она ждет, что еще кто-нибудь придет кататься. Кое у кого из наших русских сотрудников есть коньки.

– Она русская?

– Да нет, бог мой! – сказал Дрейк. – Англичанка.

Эссекс повернулся и посмотрел на Дрейка с нескрываемым любопытством.

Дрейк предложил пройти в его кабинет, и они с Эссексом вышли.

Мелби воспользовался их отсутствием и повел Мак-Грегора в большую комнату, тоже на первом этаже, с люстрой, подвешенной к потолку. Это, пояснил Мелби, рабочий кабинет для Эссекса и Мак-Грегора. Мебель здесь стояла плюшевая, на окнах были красные портьеры, а на стенах, оклеенных бесцветными обоями, висели какие-то случайные картины; высокие окна, выходившие на реку, давали много света, а в камине пылал огонь. Посреди комнаты стоял большой письменный стол, покрытый стеклом, другой, поменьше, был поставлен ближе к окнам. Этот стол явно предназначался для Мак-Грегора, и Мелби уселся на его край, болтая толстыми ножками.

– Располагайтесь, как дома, Мак-Грегор, и, если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Я познакомил бы вас с нашими сотрудниками, но они все завтракают, сейчас никого не застанешь. Кстати, мисс Уильямс, которая будет секретарем лорда Эссекса, – очень опытный работник. Она уже много лет служит в посольствах. Вы, вероятно, мало знакомы с методами и техникой нашей работы?

– Совсем незнаком.

– В таком случае, положитесь на мисс Уильямс или обращайтесь ко мне.

– Благодарю вас, вы очень любезны, – сказал Мак-Грегор.

– Полюбуйтесь, какой отсюда вид. – Мелби повернулся к окну.

Мак-Грегор отошел от камина и тоже посмотрел в окно. Прямо напротив, за широкой мостовой, белела замерзшая Москва-река. Мак-Грегор нагнулся, чтобы ему не мешал навес подъезда; по ту сторону неширокой реки тянулась красная кирпичная стена, а над ней высились церкви и окрашенные в светлые тона здания. Мак-Грегор понял, что это и есть Кремль.

– Я думал, кремлевские стены такие высокие, что нельзя заглянуть внутрь, – сказал он. – Это ведь Кремль, правда?

– Да. Нам видна самая сердцевина его.

– А что это, в сущности, такое? – спросил Мак-Грегор. – Я думал, Кремль – это только одно здание.

Мелби опять посмотрел в окно. – Нет. Это огороженные стеной дворцы, церкви и множество зданий, занятых учреждениями. Сталин и большинство членов правительства работают здесь, в этих зданиях. Сталин и живет здесь, но никто точно не знает, где. Никому из тех, кого мы знаем, ни разу не удалось увидеть или хотя бы установить, где находится дом, в котором живет Сталин.

– Вероятно, в одном из дворцов, – сказал Мак-Грегор.

– Сомнительно, – сказал Мелби, протирая очки. Мак-Грегор перешел к другому окну – оттуда он мог видеть Кремль не нагибаясь.

– Повидимому, большинство дворцов используется под учреждения. В одном из них помещается Верховный Совет, который олицетворяет собой русское представление о парламенте. – Мелби засмеялся и, очень довольный своей шуткой, покинул комнату.

Мак-Грегор присел на стул и, не зная, что с собой делать, задумчиво глядел на Кремль, пока не явился Эссекс в сопровождении Дрейка.

– Ну как, Мак-Грегор, устроились? – спросил Эссекс.

– Не совсем, – ответил Мак-Грегор. – Вы знаете, что мы как раз напротив Кремля? Он виден из наших окон.

– Это очень приятно, Френсис, – сказал Эссекс, обращаясь к Дрейку. Они оба посмотрели в окно. – Я уже забыл, как он выглядит. Правда, внушительно, Мак-Грегор?

– Меня удивляет, что можно так просто смотреть туда.

– Не обольщайтесь, Мак-Грегор, – предостерег его Дрейк. – Есть ли стена, нет ли – все равно это самое потайное место в мире. Мы понятия не имеем, что там происходит. А стена красивая, правда, Гарольд?

– Мне не нравятся красные звезды на башнях, – сказал Эссекс. – Но вообще там, кажется, чистота и порядок.

– Большинство учреждений в Москве содержится хорошо и отапливается, – сказал Дрейк, – не то, что иные жилые дома. – Сэр Френсис повергал уголки крахмального воротничка своими бледными тонкими пальцами.

– Это повсюду так, – великодушно сказал Эссекс. – Мак-Грегор, – продолжал он, – если вы расположены работать, то мы сейчас же примемся за дело. Хорошо?

– Хорошо.

– Френсис, – сказал Эссекс, – могу я попросить Мелби об одолжении?

– Разумеется.

– Мак-Грегор мне нужен, чтобы немедленно засесть со мной за наши материалы. Может быть, Мелби позвонит в протокольный отдел и узнает, о чем там договорились относительно меня. Пусть спросит, когда и где я могу видеть Молотова.

– Бог мой, и оптимист же вы, Гарольд! – сказал Дрейк. – Не ждите слишком многого.

– Еще не было случая, чтобы я ждал большего, чем достиг, – возразил Эссекс. – Молотов примет меня, не беспокойтесь. И если можно, я бы хотел, чтобы Мелби сейчас же занялся этим.

Дрейк помедлил немного. – Я сам скажу ему, – проговорил он, глядя, как Эссекс отдергивает длинные красные портьеры, чтобы впустить больше света. – Если вам что-нибудь понадобится, Гарольд, велите сказать мне. Мисс Уильямс будет вам очень полезна, она прекрасно во всем разбирается. Звонок к ней где-то здесь на столе. А я пойду распоряжусь, чтобы позвонили в протокольный отдел.

– Вот за это спасибо, – Эссекс нажал кнопку звонка. – Я потом поднимусь к вам, и мы подумаем, как нам добраться до русских.

– У вас все есть, что вам нужно, Мак-Грегор? – спросил Дрейк уже в дверях.

– Да, благодарю вас, – сказал Мак-Грегор, крайне удивленный вниманием Дрейка.

– Тогда я вас покину, – сказал Дрейк. – Желаю успеха.

В дверях он столкнулся с мисс Уильямс; в руках у нее были блокнот и карандаш.

– Вам не тесно в вашей каморке? – спросил Эссекс. Он видел, что мисс Уильямс устроилась в маленькой передней возле двери в комнату.

Мисс Уильяме была особа небольшого роста, еще сравнительно молодая.

– О, нет, – сказала она вспыхнув, – совсем не тесно.

– Вы можете оставлять дверь открытой, чтобы до вас доходило тепло от камина, – сказал Эссекс. – А то вы там замерзнете.

– У меня есть электрическая печка, – сказала она, видимо польщенная таким вниманием.

– Отлично, – сказал Эссекс. – Тогда я попрошу вас принести сюда папки и портфель с моего стола в комнате наверху. Но прежде всего скажите мне, где металлический ящик с документами?

Мисс Уильяме показала на угол комнаты. – Может быть, подшить документы? У меня здесь имеется все, что нужно.

– Пока не беспокойтесь. Мы займемся этим позже.

Мисс Уильяме, являя собой образец готовности и усердия, повернулась и вышла.

– Где ваши материалы, Мак-Грегор? – спросил Эссекс.

– В моей комнате. – Мак-Грегор тоже проворно вышел.

Оставшись один, Эссекс подошел к окну и постоял там, сунув руки в карманы, глядя на черные купола-луковки церкви напротив. Он знал достаточно о московском Кремле, чтобы определить, что это Архангельский собор. Купола казались легкими и хрупкими, и сквозь черную краску на них слабо просвечивала позолота. На каждом куполе высился крест, укрепленный переплетающимися цепями. Эссекс не ожидал увидеть кресты на куполах и должен был признать, что их наличие бесспорно говорит в пользу русских.

Вошла мисс Уильяме и положила на стол бумаги, а Мак-Грегор явился с квадратным бумажным свертком подмышкой; сверток был перевязан толстой бечевкой.

– Довольно странный способ возить с собой важные документы, – сказал Эссекс.

Мак-Грегор, повидимому, не видел в этом ничего необычного и, спокойно положив сверток на стол, стал развязывать узел бечевки.

– Мне некуда было их деть, – сказал он, – у меня нет портфеля.

Он аккуратно сложил оберточную бумагу, свернул бечевку и сунул то и другое в ящик стола с явным намерением возить документы таким же способом и впредь.