Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 55 страниц)

– Революции? – Старик отнесся к этому слову совершенно спокойно. – Нет, нам нужна не только революция, – сказал он. – Сначала мы должны покончить со взяточничеством и воровством, затем с иностранным влиянием, которое нас губит. А потом уже можно будет думать и о революции.

– Иностранное влияние? – процедил Эссекс. – Вы имеете в виду русское влияние?

На миг Джехансуз перестал быть стариком. Он глянул на Эссекса, потом, скрестив худые руки, склонил голову и тут же снова ее поднял. Он улыбался.

– Быть может, русское влияние не самое дурное, – сказал он. – Но мы не будем пристрастны. Пусть не остается никакого иностранного влияния. – Он оперся пальцами о стол. – Есть у нас поэт, – сказал он. – Великий мирза Гассан…

– Вот этот молодой курд?

– Нет, нет. Того уже нет в живых, и весь Иран чтит его имя. Он писал так: «Сердце трепещет и грудь сжимается болью. Взгляни! Богатства мира превратились в гниющую падаль. Наши везиры подкуплены чужестранцами. Не льстись же на пышные одежды, которые так недолговечны». – Джехансуз на мгновение потерял нить своих рассуждений и остановился, чтобы вновь поймать ее. – Может быть, сбросить иностранные одежды поможет нам образование, а может быть – революция. Не все ли равно что? Была бы достигнута цель.

Он снова позабыл про Эссекса и умолк, точно и в самом деле был уже слишком стар, чтобы вкладывать душу в эту борьбу за просвещение и суверенитет.

Молотов подошел к ним и поднял бокал, обращаясь ко всем.

– Вот двое людей, которые, видно, хорошо понимают друг друга, судя по тому, как они увлечены беседой, – сказал он. – Выпьем же за то, чтобы это взаимопонимание было прочным. – Зазвенели бокалы, Молотову пододвинули стул, и Троев встал рядом, готовый переводить. Джехансуз улыбнулся, кивая головой, и отеческим жестом положил Молотову руку на плечо. Эссекс понял, что долгожданный момент наступил.

– Взаимопонимание лучше всего достигается в мирной беседе, – сказал он Молотову. – Как просто решались бы все проблемы, если бы дипломатические переговоры происходили за обеденным столом.

– Это было бы очень вредно для нашего пищеварения, – сказал Молотов, с шутливым испугом кладя руку на живот.

Эссекс полез в карман за трубкой.

– Может быть, результаты стоили бы того, чтобы рискнуть своим пищеварением, – сказал он многозначительно и, глядя на Молотова, стал развязывать кожаный кисет. – Так часто переговоры срываются из-за недостатка взаимопонимания, – продолжал он, – а где лучше поймешь ближнего, чем за обеденным столом.

– В этом есть доля правды, – сказал Молотов; его немножко раздражала эта английская велеречивость. Он звонко чокнулся с Эссексом, и они выпили еще.

Эссекс нимало не смутился, напротив, он был доволен, что Молотов облегчил ему задачу.

– Все дело в том, мистер Молотов, – сказал он, – что мы-то с вами понимаем друг друга в любых условиях – и за обеденным столом, и за столом конференции, и за рюмкой водки. – Они чокнулись снова. – С вами я могу разговаривать, и для разговора с вами я, собственно, приехал в Москву. Думаю, что нам вдвоем удалось бы в значительной мере разрешить ту маленькую проблему, о которой мы уже беседовали. Я не теряю надежды, что вы дадите мне возможность побеседовать с вами еще раз, чтобы навсегда уладить это совершенно ненужное разногласие между Россией и Англией.

Молотов оглянулся на Сушкова. Молодой дипломат стоял в другом конце комнаты и разговаривал с Мак-Грегором.

– Вот, пожалуй, еще двое, которые понимают друг друга, – сказал Молотов.

Эссекс последовал за его взглядом и увидел Мак-Грегора. Молотов улыбался Эссексу так, будто сказал ему что-то приятное.

– Только понимать недостаточно, – быстро подхватил Эссекс. – Нужно еще и решать, а это, пожалуй, мы с вами должны взять на себя.

Молотов встал. – Какое бы решение мы ни приняли, все равно дело перейдет к этим молодым людям. Так стоит ли нам терять время?

– Может быть, эти молодые люди лучше сумеют ответить на ваш вопрос, – сказал Эссекс. – Вот спросите их, считают ли они целесообразным, чтобы их начальники продолжали переговоры.

Эссекс сознательно бросил этот вызов, решив, что пришел момент сделать ставку на Мак-Грегора. Эссекс знал, что Мак-Грегор против прекращения переговоров. И если он в этом смысле выскажется в присутствии Молотова, это может оказать свое действие.

Но Молотов уклончиво улыбнулся и заговорил с молодым курдом.

Комната между тем наполнилась иностранными дипломатами помельче. Они вертелись у главного стола, подхватывали все тосты, смеялись всем шуткам и всячески старались доказать свою причастность к избранному кругу. Но они все же оставались за его пределами и потому чувствовали себя неловко и глупо. Однако необходимость делать вид, будто они и в самом деле значительные особы, вынуждала их терпеть это глупое положение. Эссексу вчуже было за них неловко, и он обрадовался, когда Молотов встал и отошел от стола, все еще с бокалом в руке. Молотов направился к выходу в сопровождении своей свиты, чокаясь по дороге с русскими и иностранными дипломатами. У самых дверей, где стояли Сушков и Мак-Грегор, он остановился.

– Мистер Мак-Грегор, – сказал Молотов. – Я надеюсь, вы познакомились с нашими азербайджанскими гостями.

Мак-Грегор не сразу оправился от удивления.

– Только с двумя, – сказал он виноватым тоном.

– Надо вам побеседовать с доктором Джехансузом. Ведь вы его знаете?

– Знаю. – Мак-Грегор посмотрел на старика, который дремал в углу.

– Для вас неожиданность – встретить его в Москве?

– Для меня всякая встреча в Москве неожиданность, – ответил Мак-Грегор. – То есть я хочу сказать, для меня неожиданность, что я сам в Москве. Тут сплошные неожиданности. – Это прозвучало не слишком вразумительно, и Сушков засмеялся.

– Жаль, что вы так скоро уезжаете, – сказал Молотов.

– Мы думали еще немного задержаться, – ответил Мак-Грегор и вдруг, к собственному изумлению, прибавил: – Лорд Эссекс надеялся, что нам всем удастся встретиться еще раз. – Ему не хотелось делать этот шаг, но он помнил о своих обязанностях.

– Вам кажется, это принесло бы пользу? – Молотов снял пенсне, потер переносицу и снова надел пенсне.

– Мне кажется, лорд Эссекс очень желает этой встречи, – сказал Мак-Грегор с отнюдь не дипломатическим прямодушием.

– И вы думаете, что нам стоит встретиться? – повторил Молотов свой вопрос.

– Пожалуй, это единственный шанс на успех, – сказал Мак-Грегор.

– Что ж, попробуем это устроить, – сказал Молотов и поднял свой бокал, чтобы чокнуться с Мак-Грегором. Но у Мак-Грегора в бокале не оказалось вина, и он бросился к столу наливать.

– Как же это вы допускаете, чтобы у англичанина в России был пустой бокал? – сказал Молотов Сушкову. – Налейте ему и выпейте с ним. – Он не стал дожидаться и вышел из комнаты.

Эссекс выждал несколько минут, затем подошел к Кэтрин и вместе с ней направился к выходу. Он посмотрел на Мак-Грегора, пытаясь поймать его взгляд, но Мак-Грегор был уже на другом конце комнаты и беседовал с азербайджанцем, не обращая на Эссекса ни малейшего внимания.

– Он себя довольно странно ведет сегодня, – сказала Эссексу Кэтрин. Она не на шутку злилась на Мак-Грегора за то, что он не старался быть все время с нею. Себя она совершенно в этом не винила, виноват был только сам Мак-Грегор. У нее было такое чувство, будто он обманул какие-то надежды, которые она на него возлагала.

– Да, очень странно, – сказал Эссекс. – Где он пропадал весь вечер? Он мне был нужен.

Кэтрин взяла Эссекса под руку.

– Не следовало с утра поить его шампанским, – сказала она. – И вообще никогда не давайте ему шампанского. Это не для него, он только становится невежливым, когда выпьет.

Теперь уже виноват был не только Мак-Грегор, но и Эссекс.

– Ну, с меня, пожалуй, хватит, – сказал Эссекс. – Хотите, поедем домой?

– Хочу, – сказала она. – Эти крепкие кавказские вина нагоняют на меня тоску и сон.

Они не спеша вышли на лестницу; Эссекс умел исчезать незаметно, когда это требовалось.

– А Мак-Грегор? – спросила Кэтрин. Ей не хотелось уезжать без Мак-Грегора. Она жаждала излить на него свою досаду и даже оскорбить его, если удастся.

Эссекс тоже хотел поговорить с Мак-Грегором, но тот упорно избегал их.

– Мак-Грегор отлично обходится без нас, – язвительно заметил он. – Ну что ж, пускай. Дорогу домой он найдет.

Кэтрин не настаивала. – Он почему-то заупрямился, – сказала она. – Вообще иногда я удивляюсь вашему долготерпению.

Они спустились вниз и подождали, пока разыщут их шубы. У Эссекса не нашлось мелочи, чтобы дать на чай старику-гардеробщику, но здесь это его не смутило. С подъезда выкликнули их машину; они вышли на улицу, и шум разговоров, смеха, музыки и пения слился позади в глухой нестройный гул.

– Ну, что Молотов? – спросила Кэтрин, когда машина покатила к посольству.

Эссекс отлично понял значение этого вопроса.

– Ничего, все в порядке, – уклончиво ответил он. Ему сейчас не хотелось думать о делах. Он так и не знал, согласился Молотов на встречу или не согласился. Может быть, Мак-Грегор что-нибудь сообщит; значит, оставалось только ждать Мак-Грегора, хотя ожидание было Эссексу так же ненавистно, как мысль о старости. Он постарался выкинуть все это из головы и повернулся к Кэтрин.

– Вы изумительно красивая женщина, Кэти, – сказал он и прижал к себе ее руку. – Слава богу, что вы англичанка. – Кэтрин не отстранилась.

Когда они подъехали к посольству, Эссекс сказал: – У меня наверху есть еще бутылка шампанского. Хотите зайти, выпить со мной бокал?

– А что-нибудь поесть у вас найдется? – спросила Кэтрин.

– Экономка всегда оставляет мне печенье и сыр.

– Ну, если сыр, так я зайду, – сказала Кэтрин.

Шел сильный снег. Чугунная ограда, улица, река – на всем лежал толстый мягкий снежный покров. Холодный воздух бодрил, но они поспешили в комнату Эссекса, где топился камин. На маленьком столике стояло печенье, сыр и термос с горячим какао.

– Можно сразу и приниматься? – спросила Кэтрин. Звук собственного голоса показался ей каким-то нетвердым.

– Ну, конечно. – Эссекс помог ей снять шубку. – Но неужели вы там не наелись?

– Никогда не ем на приемах, – ответила она. – Мне не нравится такая еда.

Они ели и пили молча; шампанское, тепло камина создавали настроение уютного покоя. Это настроение не хотелось нарушать, и все же Эссекс должен был его нарушить, потому что ему хотелось от Кэтрин большего. Он чувствовал, что это будет нелегко. Кэтрин сидела рядом с ним, не противилась его близости, манила своей душистой теплотой, но никак его не поощряла. А Эссексу нужно было, чтобы его поощрили, он этого ждал, но он ждал слишком долго, и Кэтрин вдруг встала.

– Пора, – сказала она. – Я совсем сплю.

– А может быть, вы останетесь? – тихо сказал Эссекс.

Она взяла со стула свою шубку.

– Нет. Это ни к чему, – ответила она, и Эссекс не понял, о чем она думала. Но он чувствовал в ней какую-то напряженность. Он подошел к ней и осторожно положил ей руки на плечи, легко, почти не касаясь ее. Она не отстранилась, но покачала головой и сказала: – Не надо, Гарольд, – потом повернулась и пошла к двери.

На пороге она остановилась и спросила совсем обычным тоном, так, чтобы не осталось никакой неловкости: – Вы еще долго рассчитываете задержаться здесь? – Это был тот же вопрос о Молотове, только в другой форме.

– Нет, недолго, – сказал Эссекс. – И вы должны уехать в Лондон вместе со мной.

– Когда Дрейк узнает про сегодняшнее, мне все равно придется уехать. Ну, спокойной ночи, Гарольд, и не пейте больше шампанского. Ложитесь спать.

Она затворила дверь, и Эссекс остался один со своими мыслями о ней.

Кэтрин медленно спустилась по главной лестнице. Ей было жарко, и в то же время она чувствовала, что внутри у нее все дрожит. Она не знала, что тут виной – шампанское или непонятная злость, которую в ней вызывал Мак-Грегор. Ей захотелось выйти на улицу, на холод. Падающий хлопьями снег сразу умиротворил ее, но она решила не входить в дом, пока не успокоится совсем. Она перешла набережную и остановилась у парапета над рекой. Облокотившись на свежий, еще не примятый снег, она устремила взгляд на замерзшую реку, всю в отсветах кремлевских огней. Ее все еще лихорадило; она набрала в горсть снегу и стала тереть себе лицо. Вдруг она испуганно вздрогнула – чей-то голос за ее спиной сказал: – Что вы здесь делаете, Кэти?

Это был Мак-Грегор.

– Мак-Грегор, милый, – сказала она, выронив снежный комок. Она ухватилась за отвороты его пальто и почти припала к нему. Мак-Грегор был удивлен; волнение Кэтрин мгновенно передалось и ему.

– Вы вся в снегу, – сказал он и, сняв перчатку, стал смахивать снег с ее волос, бровей, подбородка. Она не выпускала отворотов его пальто и тянула, тянула его к себе, так что, в конце концов, он не выдержал и схватил ее за плечи. Он слышал, как глубоко и прерывисто она дышит.

– Милый Мак-Грегор. Милый, милый Мак-Грегор, – сказала она так тихо, что он едва услыхал. Он не знал, что делать. Мокрый мех шубки на мгновение отрезвил его, он уже хотел ее выпустить, но тут она взяла его руки, тихонько засунула их под шубку и положила на свои теплые плечи. Потом она снова прижалась к нему, подставила ему свое лицо, свои широко открытые влажные глаза и сказала еще раз: – Милый Мак-Грегор. – Он наклонил голову, ища губами ее губы. Ей было неловко стоять, но она все прижималась к нему, ласково и нежно. Дыхание их слилось, и Мак-Грегор потерял остатки самообладания.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

На следующее утро Эссекс проснулся с приятным чувством уверенности, что Кэтрин покорена окончательно. Он даже был доволен, что отпустил ее и не стал злоупотреблять преимуществом своего положения. Правда, в Кэтрин еще чувствовалось какое-то сопротивление, но оно относилось не к нему, а к воплощенной в его лице английской дипломатии, которую она инстинктивно ненавидела, а это со временем пройдет. Раз уж Кэтрин должна войти в его жизнь, незачем портить их отношения неуместной спешкой. Кэтрин из тех, к кому требуется бережный подход. Одно ясно: при желании он уже сейчас мог бы назвать ее своей. Если ему все же придется уехать в Лондон, не повидав Молотова, она уедет вместе с ним. В этом Эссекс не сомневался.

Он позавтракал с Дрейком не потому, что ему это доставляло удовольствие, но потому, что Дрейка (как и некоторых лондонских болванов) следовало расположить в свою пользу. При данных обстоятельствах важно было заручиться расположением всего официального персонала – на случай, если беседа с Молотовым не состоится. Из этих соображений Эссекс с самого утра отправил депешу в Лондон, в которой объяснял свои действия и высказывал желание – именно желание, а не намерение – задержаться еще на несколько дней для подведения итогов. Он также поинтересовался текстом телеграммы Мак-Грегора, посланной в ответ на предписание выехать. К счастью, Мак-Грегор составил телеграмму в достаточно осторожных выражениях, и Эссекс благословил природную сдержанность шотландца.

Умиротворить Дрейка было задачей потруднее. Но Эссекс сумел в столь живых красках изобразить, как раздосадованы были русские его появлением на вчерашнем приеме, что Дрейк нехотя признал: да, пожалуй, эта затея имела некоторый смысл. На большее Эссекс и не надеялся, зная, что Дрейк все равно нажалуется в Лондон.

– Чего вы, собственно, хотите добиться от Молотова, Гарольд? – спросил его Дрейк за кофе. – Разве не ясно, что он намерен игнорировать все наши попытки найти компромиссное решение? Иначе – зачем бы он стал приглашать сюда этих азербайджанцев?

– А, да это просто кучка учителишек, – сказал Эссекс. Он искренно так думал, поскольку оказалось, что ни один из делегатов не слыхал, кто такой лорд Эссекс. Конечно же, это какие-то захудалые учителя. – Да, Молотов намерен игнорировать нас, но я, чорт побери, не намерен допускать это.

– Не вижу, как вы можете повлиять на его позицию.

– Молотов умен, – сказал Эссекс. – Он знает, что если я уеду отсюда, ни до чего не договорившись, дело примет характер открытой борьбы. А русские такие горячие приверженцы ООН, что не захотят стать первой страной, которая заслужит ее осуждение. Они постараются по возможности избегать нас, но в какой-то момент это может стать опасным, и Молотов это знает.

Дрейка, однако, не так легко было провести.

– Вас это гораздо больше волнует, чем Молотова, – сказал он.

Дрейк спешил воспользоваться одним из тех редких случаев, когда можно было говорить начистоту. Эссекс сейчас вынужден был занимать оборонительную позицию, и это давало Дрейку большие преимущества. – Думаю, что он сейчас чувствует себя довольно уверенно, и вы его не собьете, Гарольд.

Эссекс почувствовал, что его миссия действительно близка к провалу, раз он должен терпеть такое от Дрейка, но, тем не менее, стерпел.

– Милый Френсис, вы меня еще не знаете, – сказал он.

– Может быть, может быть. – Дрейк из великодушия не стал спорить. Но он решил использовать удобную минуту, чтобы затронуть другой вопрос. – Я лично считаю, Гарольд, что вы здесь оказались в невыгодном положении.

Эссекс посмотрел на него удивленно.

– Да, да, вам было бы легче, если бы вы привезли с собой настоящего помощника. Очень неудачный выбор – этот ваш Мак-Грегор. Я уверен, что он не столько помогает вам, сколько мешает. Ваши трудности в переговорах с русскими в значительной мере зависят от того, что вам нехватает хорошо подготовленных материалов и советов опытного эксперта.

– Может быть, вы и правы. – Эссекс вздохнул, благосклонно принимая выраженное ему соболезнование.

– Что вы думаете дальше делать с Мак-Грегором?

– Ничего я с ним не думаю делать, – сказал Эссекс. – Когда приедем в Лондон, он вернется в департамент по делам Индии, где работал раньше.

– А, между прочим, он мог бы оказаться полезным, – сказал Дрейк. – Понимаете, в Интеллидженс сервис вдруг сообразили, что мы сейчас имеем своего геолога в Москве.

Эссекс приподнял брови. – А что им до этого?

– Я точно не знаю, но, повидимому, речь идет о каких-то геологических данных. Тут есть один поляк, с которым Мак-Грегору надлежит побеседовать. Вопрос узко специальный. Я поговорю с Мак-Грегором.

– Насколько я знаю Мак-Грегора, – сказал Эссекс, – вы берете на себя нелегкую задачу. Скорее всего, он откажется… из принципиальных соображений.

– Я не буду с ним так терпелив, как вы, – сказал Дрейк.

– Он умеет быть упрямым! – Эссексу была приятна эта мысль.

– Я тоже, – сказал Дрейк. – Мак-Грегор останется здесь, пока не сделает того, что от него требуется, вот и все.

«Это ты так думаешь», сказал про себя Эссекс. Но от замечаний вслух он воздержался, и косвенный ультиматум Мак-Грегору остался в силе.

Мак-Грегор между тем сидел за столом и в ожидании Эссекса просматривал почту. Несколько оттисков статей из «Вестника Лондонского геологического общества», два письма от матери. Она писала спокойные, ласковые письма, от которых Мак-Грегору становилось хорошо и спокойно. Она спрашивала, как в России с продовольствием, интересовалась, разыскал ли он русского минералога, оспаривавшего его заключения по поводу осадочных отложений на плато Хуш. Это место в письме вызвало у Мак-Грегора улыбку. Мать никогда не говорила на эту тему, но Мак-Грегор знал, как она огорчена, что последние пять лет он не двигается вперед. Война не прошла для нее бесследно, но весь смысл существования сына она попрежнему видела в его науке; на войне ли, в мирной ли обстановке – он прежде всего должен был оставаться палеонтологом. Мак-Грегор еще раз перечитал оба ее письма. В них не чувствовалось никакого интереса к той миссии, с которой он приехал в Москву. Между строк читался вопрос: скоро ли он вернется, скоро ли сможет заняться опять своим настоящим делом? Она также напоминала ему, что отцовская библиотека в его распоряжении, и он может получить ее, когда захочет.

Мак-Грегор сложил оба письма и запрятал их подальше в ящик. Как некстати, что они пришли именно сегодня. В одолевавшей его сумятице мыслей четко оформилось сомнение – понравятся ли друг другу Кэтрин и его мать. Слишком уж они разные, прежде всего тем, что мать – женщина замкнутая, а Кэтрин – очень норовистое человеческое существо, довольно бесцеремонно задевающее на своем пути других. Но, может быть, они сумеют поладить и ужиться, относясь друг к другу со спокойным уважением. Ему хотелось верить в это, потому что обе они были теперь самыми близкими ему людьми.

Кэтрин вдруг заполнила собой всю его жизнь, даже мысли о возвращении к старой работе были как-то связаны с нею. Он все еще не оправился от растерянности, в которую его повергла Кэтрин, от своего изумления перед неожиданно возникшей полнотой их отношений. Она, не колеблясь, создала эту полноту, и Мак-Грегор снова и снова растворялся в воспоминаниях об ее ошеломляющей нежности, о том такте, с которым она помогла ему преодолеть сомнения и колебания. Так живы были в нем воспоминания о пережитом, что он тряхнул головой, словно хотел отогнать их и вновь вернуть. Трудно было поверить в реальность того, что произошло, но одна отчетливая мысль подводила итог всему. Кэтрин принесла ему дар, который был равен самой ее жизни. И теперь, решая вопрос о своем будущем, он должен ответить ей тем же.

В сущности, он уже решил этот вопрос. Подобные перемены в жизни наступают так стремительно, что ничего решать не приходится. Мать мечтала, чтобы он поскорее вернулся к своей работе. Он теперь знал, что не вернется к ней никогда. Обстоятельства создали для него другую, новую жизнь и увлекли его с такой быстротой, что ему не осталось выбора. Но даже если бы пришлось выбирать, выбор не затруднил бы его. Он уже утратил живую, непосредственную связь со своей наукой. Зато его работа с Эссексом пошла хорошо, и он успел оценить те возможности, которые она открывала. Ему хотелось сыграть свою роль в разрешении иранской проблемы, а больше всего ему хотелось завоевать место в том мире, который был миром Кэтрин. Она отдала ему всю себя, не раздумывая и не останавливаясь на полпути. Так вправе ли он потребовать, чтобы она пошла за ним в его прежнюю жизнь и отказалась от своей? Возможно ли это? Ответ был один: нет. Он должен пойти ее путем, а путь Кэтрин – это и есть та работа, которую он делает теперь. Таким образом, выбор был предрешен. На мгновение он почувствовал себя обездоленным и сокрушенным, ему показалось, что нет ничего на свете, за что стоило бы заплатить таким решением. В сущности, это даже не было решением, но теперь уже ничего нельзя было изменить.

– Доброе утро, мистер Мак-Грегор. – Это была мисс Уильямс. – Что-то вы рано сегодня. Разве вы вчера не были на приеме?

– Был, – сказал Мак-Грегор.

– И Кэтрин тоже ездила с вами?

– Да, – Мак-Грегор понимал, что мисс Уильямс ждет от него рассказа о вчерашнем приеме, что она по положению имеет на это право, но он не мог заставить себя говорить. Она почувствовала, что явилась некстати, покраснела и вышла; он этого даже не заметил.

Эссекс пришел сердитый, но Мак-Грегору даже стало легче от этого.

– Куда вы вчера исчезли? – спросил Эссекс. – Вы мне были нужны.

– Мне казалось, что без меня вам лучше, – спокойно возразил Мак-Грегор.

– Лучше? А как, по-вашему, я должен был объясняться? Вы же знали, что я хочу говорить с Молотовым.

– Разве Троева не было?

– Был, но что из этого? Мне нужны были вы, а не Троев.

На Мак-Грегора это не произвело впечатления.

– Очень сожалею, – сказал он. – Мне в самом деле казалось, что вы и Кэти отлично справляетесь без меня. – Он теперь мог позволить себе быть великодушным с Эссексом, говоря о Кэтрин; это даже доставляло ему удовольствие. Но у него не было мысли, что своим успехом у Кэтрин он одержал победу над Эссексом. Просто он себя почувствовал с ним больше на равной ноге. – Ну как, договорились вы с Молотовым? – спросил он.

– Нет.

Эссексу очень хотелось спросить, о чем вчера говорил Молотов с Мак-Грегором, но у него не поворачивался язык. Это значило бы признать свою зависимость от Мак-Грегора, хотя Эссекс и убеждал себя, что он сам подстроил этот разговор.

– Молотов согласился на встречу, – сказал он Мак-Грегору. – Так что мы должны быть готовы. Русским очень хотелось бы уладить дело полюбовно. Что ж, я, пожалуй, дам им эту возможность.

Мак-Грегор задал вопрос, которого от него и ждали: – Каким образом?

– Я предложу Молотову создать комиссию для расследования положения в Азербайджане, – пояснил Эссекс. – Проект такой комиссии у нас имеется. Он был выработан в Лондоне для конференции министров, но остался неиспользованным. Вот мы его и используем теперь. Если мы увезем отсюда соглашение об образовании англо-американо-русской комиссии по Азербайджану, я буду вполне удовлетворен.

– А где будет местопребывание этой комиссии? В Москве?

– Нет. В Азербайджане. На родной почве русские неуязвимы.

– Не согласятся они, – сказал Мак-Грегор.

– Согласятся, – заупрямился Эссекс. Сговорились все сегодня с ним спорить, что ли? – Они увидят в этом средство протянуть время. Большинство расследований для того только и затевается. Но при желании можно обернуть дело всерьез и представить положение так, как это вам выгодно, если только большинство в комиссии на вашей стороне, а в данном случае так оно и будет.

– Иначе говоря, вы рассчитываете на американцев, – сказал Мак-Грегор и снова стал доказывать, что русские на это не пойдут; они сразу раскусят, в чем дело.

– А я это так подам, что не раскусят, – сказал Эссекс.

– Но как же вы думаете провести это дело, сидя здесь? – спросил Мак-Грегор.

– А я не собираюсь его проводить. Мне нужно только добиться принципиального решения. Потом мы спокойно уедем домой, а остальное уже будет делать Лондон. Молотов, разумеется, захочет, чтобы в комиссии были и азербайджанцы, но мы тогда введем в игру Тегеран, и вместе с американцами у нас все равно будет большинство. Вы вчера говорили с этими азербайджанцами? Узнали, чего им тут надо?

– Да, я говорил со всеми четырьмя.

– Что, они действительно приехали обсуждать школьные дела?

– Повидимому.

– Есть среди них коммунисты?

Мак-Грегор покачал головой. – Не знаю. По-моему, нет.

– А военные?

– Это уж твердо могу сказать, что нет.

– Ну, тогда нам до них нет дела, – сказал Эссекс, как бы ставя на этом точку.

– Куда вы собираетесь направиться после Москвы? – неожиданно спросил Мак-Грегор.

Эссекс живо повернул к нему голову. – Я не знал, что вас интересует моя дальнейшая судьба, Мак-Грегор.

– Просто я подумал о том, что с вами было приятно работать, – сказал Мак-Грегор.

– Рад слышать. – Это становилось интересным.

– Я хотел бы задать вам один вопрос.

– Да?

– Можно?

– Пожалуйста.

– Кем вы были до того, как стали дипломатом? – медленно проговорил Мак-Грегор.

– Военным, – ответил Эссекс, все больше удивляясь.

– И вам пришлось выбирать между этими двумя поприщами?

– Да нет, собственно. На армию я всегда смотрел, как на сборище актеров героического амплуа, которые упорно отказываются стать взрослыми людьми. Но выбор вообще был ограниченный. Церковь, армия, дипломатия. На мой вкус, последнее было единственным стоящим делом.

А что? Вы все-таки стали подумывать о дипломатической карьере?

– Может быть, – сказал Мак-Грегор.

Ответ был уклончивый, но Эссекс почувствовал за ним что-то серьезное, и это возбудило его любопытство. Если Мак-Грегор стал подумывать о профессии дипломата, значит, он отказывается от того крошечного преимущества, которое у него имелось перед Эссексом. До сих пор Мак-Грегор оставался в какой-то мере неуязвимым, потому что дело, которым он был занят, не представляло для него насущного интереса. Но, решив стать профессиональным дипломатом, он тем самым утрачивал эту раздражавшую Эссекса независимость. Кроме того (и это Мак-Грегор должен понимать), всякая его надежда добиться чего-нибудь на этом поприще будет зависеть от расположения Эссекса. Эссекс заранее радовался открывающимся перед ним возможностям.

– Вам везет, – сказал он. – У Дрейка как раз есть к вам поручение для начала. Вы можете выполнять его параллельно с вашей работой для меня. Ступайте, переговорите с ним.

– Что за поручение?

– Что-то по геологической части. Я сам точно не знаю. Дрейк вам все расскажет. – Эссекс был намеренно небрежен. Мак-Грегор, верно, рассчитывал, что он отнесется с сочувствием и одобрением к его мечтам о дипломатической карьере, предложит ему помощь, совет и руководство. Но если так, придется Мак-Грегору заплатить за это более благоразумным поведением и более добросовестным сотрудничеством.

– Он меня ожидает? – спросил Мак-Грегор.

– Нет. – Эссекс мельком взглянул на Мак-Грегора и подивился, откуда в нем сегодня такая покладистость. Но тут же он решил воспользоваться этим.

– Займемся раньше делами комиссии, – сказал он. – Вызовите, пожалуйста, мисс Уильямс со всеми материалами. С Дрейком вы успеете поговорить поздней.

Когда Мак-Грегор наконец отправился к Дрейку, его нервы были еще болезненно напряжены после испытания, которому сегодня подверглась его выдержка. Неизвестно почему, Эссекс все утро всячески старался задеть и унизить его. Обсуждая с ним подробности формы, в которой должно было быть сделано предложение об организации комиссии, Эссекс не раз сажал его в галошу. Несмотря на свою природную сообразительность, Мак-Грегор, в конце концов, стал чувствовать себя круглым дураком; Эссекс так запутал его, что он утратил всякую надежду постигнуть когда-либо самые элементарные основы дипломатического искусства.

И вот теперь перед ним сидел Дрейк.

– Я не разбираюсь в деталях этого задания, – говорил Дрейк, – но, насколько можно судить, речь идет о получении каких-то технических сведений. Вам просто нужно применить свои познания в области геологии.

Мак-Грегор бегло проглядел отпечатанную на машинке инструкцию, которую ему подал Дрейк. Он сразу увидел, что дело касается сведений о геологических изысканиях русских. Первый пункт требовал исчерпывающих данных о разведке недр в тех районах, где предполагалось наличие урановой руды. Дальше можно было не читать.

– Для кого эти сведения? – спросил он Дрейка.

– Неужели об этом нужно говорить? – сказал Дрейк.

И снова Мак-Грегор почувствовал себя дураком.

– Нет, – сказал он.– Понятно и так: они для военно-разведывательной службы. – Это была мало приятная истина, но он не захотел закрывать на нее глаза. Тут все должно было быть начистоту, без обмана.

– Вы не собираетесь, я надеюсь, уклоняться от этого задания? – многозначительно спросил Дрейк.

– Собственно, оно не по моей специальности, – сказал Мак-Грегор.

– А я слыхал, что вашей специальностью во время войны была именно разведка. Ведь вы были информатором по вопросам геологии в африканском кавалерийском летучем отряде?