Текст книги "Дипломат"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 55 страниц)

Им подали кофе по-турецки в маленьких чашках, Кэтрин развеселилась и не только не гнала от себя Пирузу, но даже смеялась ее детским выходкам. Кэтрин с удовольствием наблюдала за Эссексом и Мак-Грегором; ей нравилось, что оба они, каждый на свой лад, оказались на высоте положения. Эссекс держался свободно и небрежно. Иногда он поднимал глаза и оглядывал присутствующих, показывая, однако, все своим видом, что ему до них дела нет. Мак-Грегор, напротив, совершенно явно прислушивался к тому, что говорилось вокруг, но сам хранил упорное, почти угрюмое молчание и решительно отклонял все попытки хозяев втянуть его в общую беседу. Кэтрин еще никогда не видела Мак-Грегора столь чопорным и подозревала, что он нарочно так ведет себя. Она решила, что эта комедия не должна пройти ему даром, и тут же накинулась на него.

– Это так нужно, чтобы вы молчали, как рыба? Вы же видите, что они стараются расшевелить вас.

– Успеется, – сказал он.

В конце концов Мак-Грегор был втянут в разговор отцом Даудом, который начал рассуждать о звучании курдского языка в сравнении с другими языками, в том числе с персидским и английским. Мак-Грегор знал, что курды очень любят такого рода рассуждения. Все, что касается различий в области религии, языка, нравов, обычаев, интересует курдов и неизменно становится у них предметом жарких споров. Вскоре все присутствующие уже принимали живейшее участие в общем разговоре; к тому же обед подходил к концу и сытые желудки немало содействовали установлению дружелюбной и непринужденной атмосферы.

Мак-Грегор не щадил английский язык, занимаясь лингвистическими сопоставлениями; когда он начал дословно переводить английские идиомы на язык мукри, получилась такая чепуха, что он сам от души смеялся, словно впервые уразумев их нелепость.

И снова Мак-Грегора поразила мысль, каким бессмысленным может стать любое явление, если сравнивать его с аналогичным явлением иной культуры. Он впервые задумался над этим и решил извлечь из этого урок. До сих пор ему не случалось сравнивать между собой особенности, присущие различным культурам. Теперь же, когда перед ним открылась противоположность нравов, обычаев, языков в обществах разного склада, он вдруг подумал об Эссексе. Все превосходство Эссекса было чистой условностью, а вовсе не даровано ему природой. Подсознательно Мак-Грегор всегда это чувствовал, но сейчас, когда он старался осмыслить сущность человеческого общества, столь наглядное подтверждение его догадки явилось для него неожиданностью. Сколько ярлыков для человеческого поведения, обычаев, взаимоотношений! Как же обнаруживается зло? Сравнения с нормами других культур недостаточно. Нелепость человеческого поведения нельзя объяснить и законами природы. Вся беда, видимо, в том, что человек не способен организовать общество в котором он живет. Отсюда бессмысленный, неразумный порядок вещей, при котором лорд Эссекс кажется олицетворением наивысшего человеческого совершенства.

Тут Мак-Грегор вспомнил Джона Асквита и почувствовал, что теперь лучше понимает его поведение.

– Ну, слава богу, наконец-то вы оттаяли, – сказала Кэтрин. – О чем это вы так горячо спорили? Повидимому, вам было очень весело.

– Все это чрезвычайно оригинально, – ответил он. – Жаль, что с нами нет Асквита, это как раз для него.

– Ах, Джон Асквит, старый друг, – вздохнул Эссекс. – Очень, очень жаль, что он не поехал с нами. Что вы скажете, Мак-Грегор? Вот это путешествие! На скуку не пожалуешься.

Возмущение Эссекса уже улеглось, и, решив снизойти до людей, в обществе которых они очутились, он с помощью Мак-Грегора вступил в разговор с курдами. Те охотно пошли на мировую, выказывали ему знаки уважения, а узнав об его возрасте, несколько пристыженно удивлялись тому, какой он крепкий и выносливый. Весь вечер англичане оживленно беседовали со своими хозяевами. Курды почтительно величали Эссекса «эльги», как обычно называют послов, а к Кэтрин относились с грубоватым, но искренним дружелюбием. Ее красоту, выдержку, умение ездить верхом, смелость и гордость хвалили все по очереди – сначала мужчины, потом женщины и, наконец, Пируза-Золотые ушки.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Лишь на другое утро шейх племени мукри показался своим английским гостям. Как только рассвело, они увидели, что курды готовятся сняться с места. Теперь должно было выясниться главное, что занимало англичан: задержали их только на ночь или же у курдов есть какие-то дальнейшие намерения на их счет.

Шейх вошел под своды грота в ту минуту, когда Мак-Грегор увязывал мешки, чтобы навьючить их на туркменскую лошадь. Шейх был еще молодой человек с суровым, мертвенно-бледным лицом. Его одежда состояла из желтого шелкового халата, короткой расшитой куртки и широких шаровар цвета красного вина. Нос у него был крючковатый, большие, глубоко запавшие глаза смотрели каким-то пустым взглядом. Власть рано наложила отпечаток зрелости на его почти юношеские черты. Эссексу шейх показался таким, каким он и представлял себе вождя кочевого племени: мрачным, полудиким варваром. Внимательно изучив Эссекса, шейх перевел свои пустые глаза на Кэтрин, которая прятала любопытство под такой же кажущейся пустотой взгляда. Кэтрин невольно привлекала суровая мужественность этого курда; выдерживая его холодный, пристальный взор, она решила что этот человек должен быть опасен своей неподкупной прямотой. Она не могла с точностью определить его годы. но ей было ясно, что эти годы сочтены. Мак-Грегор ждал, когда, наконец, и он удостоится взгляда и приветствия шейха. Его впечатление было таким же, как и у Кэтрин, но не в силу романтических иллюзий, а просто потому, что ему был хорошо знаком курдский тип. Мак-Грегор видел, что шейх молод, вероятно одних лет с ним, но, повидимому, болен какой-то тяжелой болезнью, которая старит его и придает такую скупую, суровую властность всей его повадке.

Шейх коснулся своего алого тюрбана и приветствовал Мак-Грегора по-курдски, но совершенно деревянным, безучастным тоном. Ему было известно, что разговор придется вести именно с Мак-Грегором, и с самого начала эти двое – курд в своих шелках и Мак-Грегор в своем поношенном плаще, не менее живописно свисавшем с его сутулых плеч, – словно решили соперничать между собой в величественной и мрачной сдержанности. Они как бы равнялись один по другому, и Кэтрин, быстро уловившая это, не без удовольствия наблюдала всю сцену. Но Эссекс не видел тут ничего, кроме необходимости ждать, пока на чужом ему языке обсуждают и решают нечто, его лично касающееся, и он с нетерпением и досадой прислушивался к кратким и непонятным фразам и междометиям.

Курд назвал себя Салимом, шейхом племени мукри, и осведомился о направлении и цели их путешествия по горам Курдистана. Мак-Грегор понимал, как опасна малейшая неправда в разговоре с этим человеком, и потому не пытался о чем-либо умолчать. Но, объясняя Салиму, кто они и что им нужно, он был мрачен и скуп на слова, как настоящий курд, и в тоне его звучала не покорность, а скорее недовольство. Беседа шла мирно, пока Мак-Грегор не спросил, могут ли они теперь продолжать свой путь свободно и без задержки.

– Вы хотите попасть в Сеннэ? – спросил Салим.

– Да, нам нужно в Сеннэ. Нас там ждет машина, и оттуда мы поедем в Тавриз, чтобы увидеться с представителями нового правительства.

– Вам нечего делать в Сеннэ, – объявил Салим.

– Это уж нам решать, – сказал Мак-Грегор.

– Я только что из Сеннэ, – невозмутимо сказал Салим. – И вам там делать нечего. – Он выдержал паузу. – Если, как ты говоришь, вы хотите понять, что происходит в Курдистане, вам лучше ехать со мной.

– Нам нужно попасть в Сеннэ, – настаивал Мак-Грегор. – Там наша машина.

– Я вам все расскажу про Сеннэ. – Салим нетерпеливо тряхнул головой. – Туда съезжались на совет вожди всех курдских племен, и я могу рассказать вам все, что вам нужно знать. Большие люди покинули Сеннэ, и для посла он сейчас, что пустой орех. Вам лучше ехать со мной.

– А куда?

– В Тахт-и-Сулейман, который лежит на пути в Тавриз. Я пошлю кого-нибудь из моих людей в Сеннэ за вашей машиной и за вашим слугой.

– Но в Сеннэ есть важные лица, которых послу нужно повидать, – не сдавался Мак-Грегор.

Салим поднял руки, отбрасывая назад широкие рукава халата. Он слегка отвернул голову и сплюнул на землю, освобождаясь от подступавшей слюны, потом, вытянув длинным рукав нижней одежды, вытер рот, приоткрывшийся так, что видны были редкие зубы.

– Незачем ехать в Сеннэ, – сказал он. – Вам отдадут ваших лошадей, и вы можете совершить путь до Тахт-и-Сулеймана под нашей охраной.

Мак-Грегор резонно заключил из слов Салима, что, хотят они или нет, им все равно придется ехать в город, называемый Престолом Соломона, но он все же еще поспорил для виду.

– Мы не намерены ехать с вами, – сказал он Салиму, чувствуя, как мало убедительно звучат его слова; но, в сущности, он уже примирился с неизбежным и не видел дурного в том, чтобы ехать дальше вместе с кочевниками мукри.

– Вы поедете, – ответил Салим и слегка кивнул головой. – Вашего слугу мы вам доставим вместе с машиной. Ваша ханум может ехать с вами или с нашими женщинами, как хотите. Ваша вьючная лошадь пойдет среди наших.

– Ты забываешь, что мы – слуги английского правительства, – сказал Мак-Грегор, – и что посол увидит в этом знак враждебности и угрозу. Он сообщит об этом иранскому правительству и нашему тоже.

– Правительства далеко отсюда, – сказал Салим. – Никогда еще ни одно правительство не присылало протестов в Тахт-и-Сулейман. С нами вам не грозит опасность, вы не будете ни в чем нуждаться. Мы вам расскажем все, что вам нужно знать о Курдистане, и вы сможете рассказать правительству Ирана и вашему правительству всю правду. – Салим снова вытер губы и покосился на Эссекса, который в это время допытывался у Мак-Грегора, что происходит. Эссекс интересовал Салима больше других; он выждал, когда Эссекс кончит говорить, и только тогда снова обратился к Мак-Грегору. – Если посол не хочет ехать с нами, объясни ему, что он в Курдистане, а Курдистан страна дикая и пустынная и путешествовать по ней небезопасно. Ради ханум вам лучше ехать с нами.

Салим не убеждал Мак-Грегора, он просто подсказывал ему довод для убеждения Эссекса. Мак-Грегор, невольно усмехнувшись, повернулся к Эссексу, чтобы объяснить ему положение.

– Все понятно: мы просто стали жертвами обдуманного похищения, – заявил Эссекс. – Не стоит труда подыскивать для этого другое название или объяснение. Что ему от нас нужно?

– Этого я еще не знаю, – ответил Мак-Грегор.

– Скажите ему, что мы отсюда не двинемся.

– Мы уже достаточно наглупили, – возразил Мак-Грегор. – Воины мукри охотно позабавились бы, глядя, как мы пешком потащимся по горам за их лошадьми. У нас нет выбора. Пора вам наконец понять это. Право же, с его стороны очень великодушно позволить нам ехать верхом.

– А не денег ли он хочет? – спросила Кэтрин.

– Предложите ему денег, – подхватил Эссекс. – Мне денег не жаль, мне жаль потерянного времени. Спросите, сколько он хочет.

– Может быть, он и хочет денег, – сказал Мак-Грегор, – но нельзя даже виду подавать, что они у нас есть. А у вас много при себе? – спросил он Эссекса.

– Порядочно.

– Так спрячьте их подальше и не вспоминайте о них.

– Когда мы вернемся в Англию, я этого так не оставлю, – сказал Эссекс.

– А вы, Мак-Грегор? – спросила Кэтрин. – Вы тоже этого так не оставите, когда мы вернемся?

Но Мак-Грегор не обратил внимания на слова Кэтрин. Он присматривался к двум курдам, державшимся позади Салима. Они пришли вместе с ним, но остались стоять в некотором отдалении. Это были те самые, которых Мак-Грегор видел накануне за ужином: один – маленький и безобразный, другой – высокий, рыжеватый, с тевтонскими чертами лица. Во время разговора Мак-Грегора с Эссексом рыжий посмеивался, как будто понимал, о чем они говорят.

– Ты знаешь английский язык? – спросил его вдруг Мак-Грегор.

Рыжий поклонился с нескрываемой насмешкой.

– Меня зовут, – довольно бойко проговорил он по-английски, – Амир-заде-и-Карадаг.

Эссекс удивленно оглянулся, но ничего не сказал.

– А он тоже знает английский? – Мак-Грегор кивнул головой в сторону низенького курда.

– Нет, он не знает никаких языков, кроме курдского, – пренебрежительно ответил рыжий.

Низенький прервал его и, обратясь к Мак-Грегору по-курдски, назвал свое имя. Салим тут же пояснил, что оба они его двоюродные братья и вместе с ним ездили на совещание в Сеннэ. Их имена указывали на принадлежность к правящему роду, Мак-Грегору пришлось подобрать соответственные английские выражения, так как он знал, что это доставит удовольствие Эссексу и Кэтрин.

– Эти два джентльмена – родственники Салима, – официальным тоном сообщил он Эссексу. – Вот это (он указал на рыжего) – Светлокудрый лорд Амир-заде из Карадага. а тот, что пониже ростом,– лорд Гордиан Непобедимый.

Эссекс слегка наклонил голову в сторону обоих курдов; это у него вышло непроизвольно и очень позабавило Мак-Грегора, хотя обстановка и не располагала к веселью. Он становился похож на Кэтрин – усматривал комические ситуации в отнюдь не комические моменты. Его удивило, что чувство юмора не пришло на помощь Эссексу, но Эссекс, видимо потерял это чувство в курдских горах и потому безмолвствовал.

– Есть у вас оружие? – спросил по-курдски Светлокудрый Амир-заде.

– Нет, – солгал Мак-Грегор. Пистолет полковника лежал у него в кармане, оттягивая карман и стесняя движения своей тяжестью.

– Неужели вы пустились в такой путь безоружными? – Голубые глаза Светлокудрого Амир-заде так и сверлили шотландца, но тот поглубже засунул руки в карманы и с независимым видом заявил: – У нас было оружие, но мы его потеряли.

Безобразный Гордиан вскинул глаза на своего родича.

– Уж не боишься ли ты, что эти слабые чужеземцы убьют тебя? – спросил он. Это было оскорбление, но Мак-Грегору его слова показались менее оскорбительными, чем злоба, сквозившая в тоне Амир-заде. Оба эти человека ненавидели иностранцев. А так как они и друг друга ненавидели, то не преминули вступить в словесную перепалку, в которой рикошетом доставалось Эссексу и Мак-Грегору. Кэтрин по чисто курдской галантности была пощажена.

Салим жестом остановил ссорившихся родственников и сказал, обращаясь к Мак-Грегору: – Мы сейчас трогаемся в путь. Мы поедем не очень быстро, но если вы хотите ехать со мной впереди, собирайтесь. Ваши лошади готовы. – Он посмотрел на Эссекса. – Что, посол сердится?

– Нет, – сказал Мак-Грегор. Теперь уже приходилось делать вид, будто они следуют за Салимом по доброй воле. Никто не поверит, но этого и не требуется. – Посол очень рад путешествовать вместе с вами.

– Вовсе он не рад, – сказал Амир-заде, явно наслаждаясь их затруднительным положением. – Он сейчас похож на старого больного козла, твой посол. – Он расхохотался и вышел из грота.

Салим оставил его выходку без внимания. – Почему выбрали послом человека, который не знает ни курдского языка, ни персидского? Что может он понять в делах Курдистана?

– Меня прислали вместе с ним, – сказал Мак-Грегор,– а я говорю на этих языках.

– Значит, ты и есть главный, – сказал Салим Мак-Грегору.

– Нет. Для нашего правительства главный – он.

– Но ведь он будет знать только то, что скажешь ты. – Салим обращался к Мак-Грегору, однако взгляд его все время был прикован к Эссексу.

– Он сделает из этого свои выводы и составит свое мнение, – сказал Мак-Грегор.

– Он знатный господин? – спросил Салим.

– Да.

– По рождению? Или по тому положению, которое занимает?

– По рождению.

– А ханум? – спросил Салим.

– Она тоже по рождению знатная госпожа.

– А ты?

– Я ни господин, ни раб, – холодно ответил Мак-Грегор и больше ничего не сказал.

Салим пошел к выходу и столкнулся с входившим в пещеру отцом Даудом. Салим остановился и ласково приветствовал его по-курдски. Видно было, что эти двое – старые и добрые знакомые. Гордиан тоже поздоровался с Даудом, и они долго обменивались традиционными заверениями во взаимном уважении, смиренной покорности, братской любви и радости по поводу того, что оба здоровы.

При виде отца Дауда Эссекс снова разозлился: – Мне не нравится этот субъект, и я не желаю, чтоб он здесь околачивался. Скажите ему, пусть убирается.

– Полно вам, Гарольд, – сказала Кэтрин. – Совершенно безобидный старик.

Эссекс промолчал. Отец Дауд, улыбаясь, подошел к ним поздороваться, но Эссекс нетерпеливо отмахнулся от него. Лицо старика приняло встревоженное выражение. Он спросил Мак-Грегора, не мешает ли послу присутствие Дьявола.

Мак-Грегор подвязывал вьюки к седлу, стараясь равномерно распределить груз.

– Посол думает, что ты намеренно отдал нас в руки мукри, – сказал он Дауду.

– А разве он боится мукри? – Дауд не отвел обвинения.

– Вовсе нет. Но он недоволен, – сказал Мак-Грегор. – Где наши верховые лошади?

– Ожидают вас. Все будет хорошо. Мы поедем с благородными людьми.

– А что этим благородным людям от нас нужно ? – спросил Мак-Грегор.

– Этого я не знаю, – ответил отец Дауд.

– Может быть, они денег хотят?

– А они требовали денег?

– Нет. Но что еще им может быть нужно?

– Мало ли что. Вы сами, например.

– Но зачем? – спросил Мак-Грегор.

– В Курдистане творятся сейчас большие политические дела – стал объяснять отец Дауд. – Салим только что вернулся из Сеннэ, куда съезжались на совет все курдские вожди. Там были приняты важные решения. Может быть, Салим хочет заручиться вашей помощью или вашим сочувствием. Вы люди важные, а мир должен услышать правду о Курдистане.

– Откуда он знает, что мы важные люди?

– Если никто не говорил ему, значит, он догадался сам.

– Кто же мог ему сказать?

– Разве у вас в Иране мало друзей, которые знают, что вы за люди?

– Может быть, это русские ему сказали? – Друг мой! – отец Дауд укоризненно улыбнулся. – Зачем тебе тревожиться? Салим, шейх мукри, ни от кого не зависит. Ты тоже не зависишь ни от кого: сам отвечаешь за свои поступки, знаешь себе цену, и, конечно, ты человек гордый. Думай о Салиме так, как ты думаешь о самом себе, – и тебе не придется сомневаться в нем. Тревогу и сомнения должны внушать другие, его родственники и наследники – Амир-заде и Гордиан Непобедимый. Эти два человека постоянно враждуют и спорят между собой, и когда дело касается политики, у них ни в чем не бывает согласия.

– А тебе они внушают тревогу, отец Дауд? – спросил Мак-Грегор.

– Без сомнения.

– Скажи, как могло случиться, что ты, паломник, иезид, так близок к племени мукри и так свободно рассуждаешь о его делах? – Мак-Грегор наконец управился с лошадью и теперь ждал, когда Кэтрин и Эссекс закончат свои сборы.

Дауда не смутил этот прямой вопрос. – Салим, шейх мукри, – человек просвещенный и терпимый, мне уже не раз доводилось путешествовать с ним. – Отец Дауд подхватил под уздцы туркменскую лошадь и повел ее к выходу из пещеры; остальные шли следом.

– Но ведь Салим – суннит и потому должен быть врагом иезидов. Разве не так?

– Салим выше всех религий, – сказал Дауд. – Во всем Курдистане нет человека терпимее его и в то же время нет человека опаснее в гневе. Ты и твои друзья в благородных руках, сын мой, хотя, может быть, вы рискуете лишиться своих богатств и своего высокого положения.

Теперь и Мак-Грегору стало казаться, что отец Дауд в какой-то мере причастен к их пленению. Он, видимо, позабыл о своем паломничестве в Мосул и вместе со своими братьями курдами направлялся совсем в другую сторону – к Престолу Соломона, в родные места племени мукри. И все-таки Мак-Грегору не верилось, что Дауд с умыслом заманил их в ловушку.

Утро было холодное и ясное, и на земле перед пещерой лежал свежий снег. Лошади курдов, сбившись в кучу, фыркали и нетерпеливо перебирали ногами; курды в своих тяжелых бурках один за другим вскакивали в седло и отъезжали. Среди лошадей выделялся один арабский жеребец, весь белый, только с двумя черными отметинами на лбу. Седло на нем было красное, а стремена из какого-то металла, похожего на бронзу. На круп была накинута широкая расшитая попона. Он стоял смирно, терпеливо дожидаясь хозяина.

– Вот подходящая для вас лошадка, – сказала Кэтрин Эссексу.

– Это, вероятно, конь Салима, – возразил Мак-Грегор.

Эссекс ничего не сказал и, подойдя к своей убогой лошаденке, молча вскочил в седло. Затем он подъехал к тому месту, где стоял Дауд, и взял у него из рук повод вьючной лошади. Ведя ее за собой, он поравнялся с Кэтрин и Мак-Грегором, которые уже тоже сидели в седлах.

– Вот взять сейчас и ускакать, – сказал он им спокойным тоном. – Что нам мешает?

Но Мак-Грегор не шевельнулся. – Мы и до перевала не доберемся, – сказал он.

– Вы слишком всерьез принимаете этих людей, – заметил ему Эссекс. – Едемте, Кэти. Не боитесь? – Он был уверен в Кэтрин. Она не может не оценить подобной смелости. Этот поступок сразу вернет Эссексу должный авторитет.

– Что ж, стоит рискнуть, – сказала Кэтрин. – Едемте, Мак-Грегор.

Мак-Грегору не оставалось выбора. Он повернул лошадь и поехал следом за ними.

Эссекс не торопился. Расспросив у Мак-Грегора о направлении, он пустил свою лошадь шагом вверх по самому отлогому из ближних склонов.

– Только не оглядывайтесь, – сказал Эссекс спутникам. – Двигайтесь вперед, и все.

– Я уверена, что все сойдет хорошо, – сказала Кэтрин, когда они отъехали далеко от пещеры.

Мак-Грегор, самый осмотрительный из всех троих, уже тоже готов был в это поверить.

Они почти достигли гребня горы, когда позади послышался конский топот. Они погнали лошадей быстрее и выехали на перевал, но на том дело и кончилось. Двое курдов, поскакавших, очевидно, наперерез, через ущелье, уже дожидались их на перевале. Мак-Грегор оглянулся и увидел позади еще двоих. Один из них был Салим. Он подъехал к ним первым и крикнул своим людям, что они ему больше не нужны.

– Вы ошиблись, – коротко сказал Салим Мак-Грегоpy – Дорога проходит не здесь.

– Мы это знаем, – сказал Мак-Грегор. – Но у нас своя дорога.

Салим поглядел на Эссекса. – Передай ему, что ваша дорога – наша дорога, – сказал он Мак-Грегору. – Иначе вас ждет опасность. Передай ему. – Салим сразу угадал, кто зачинщик этого бунта, и по мгновенной усмешке, искривившей его тонкие губы, можно было понять, что смелость Эссекса понравилась ему.

От Эссекса не укрылось впечатление, которое он произвел на Салима. – Мак-Грегор, скажите ему, что на его стороне численное превосходство. – Он говорил спокойно-добродушным тоном, как будто речь шла всего лишь о проигранной скачке. – Можете еще прибавить, что с нами дама, и мы обязаны заботиться о ее безопасности, а потому мы последуем за ним. Пусть едет вперед.

Салим выслушал и слегка поклонился, сперва Эссексу, а затем Кэтрин.

– Во всяком случае, он оценил нашу попытку, – сказала Кэтрин.

Мак-Грегор проиграл. Было ясно, что Эссекс получил очко в свою пользу не только у Салима, но и у Кэтрин. Они повернули лошадей и поехали за Салимом вдоль гребня горы. По приказу Салима один из курдских всадников взял у Эссекса повод вьючной лошади, мешавший ему.

К ним подъехал Гордиан – щуплая, малорослая черная фигурка верхом на норовистом жеребце. Он тотчас же начал упрекать Салима за то, что тот тратит время на возню с этими жалкими чужеземцами; пусть себе убираются куда хотят. Не замедлил показаться и Амир-заде. Он заявил Салиму, что отпустить англичан было бы нелепо; всякий добрый курд немедля пристрелил бы их и взял себе их поклажу и платье. Родственники тут же сцепились, и каждый стал проклинать бога за продление жизни другого.

Эссекс заинтересовался этой парой.

– Насколько я могу понять, – сказал ему Мак-Грегор, – они расходятся во взглядах на задачи племени мукри. Амир-заде, тот, что посветлее лицом, – обыкновенный разбойник: он считает, что курд рожден, чтобы грабить и убивать. А у Гордиана есть какие-то политические идеи; трудно сказать, какие именно, но, во всяком случае, он презирает Амир-заде за его грубость.

– Оба они головорезы, по-моему, – сказала Кэтрин. – Особенно тот маленький, черный. Гордиан, что ли?

– Да, но для нас Амир-заде опаснее. В одном они согласны друг с другом: оба хотят от нас избавиться. Но Амир-заде требует, чтобы нас пристрелили, а Гордиан предлагает просто бросить нас на произвол судьбы в этом диком краю. – Мак-Грегор не склонен был принимать эти угрозы всерьез: курды любят громкие слова.

Им пришлось прекратить разговор, потому что Салим перешел на такой аллюр, который потребовал от всадников внимания. Они забирались все выше и выше, и облака теперь стлались под ними, скрывая от глаз долины. Они все время ехали по самому гребню, отклоняясь немного, лишь когда приходилось объезжать слишком крутые пики. Путь вдоль гребня был настолько узким, что ехать можно было только гуськом. Но и это оказалось нелегко на такой каменистой, дороге. Правда, камни были присыпаны снегом и лошади не скользили, но все же дорога требовала напряжения всех сил и коня и от всадника, в особенности при том темпе, который задавал Салим. Как только дорога становилась чуть поровнее, он поднимал своего коня в галоп и не сбавлял шага там, где путь то и дело преграждали крупные камни. Без привычки выдержать такую езду было почти невозможно.

– На это уговора не было, – улучив минуту, с трудом выкрикнула Кэтрин.

И больше за целый час им не удалось произнести ни слова. Впереди скакал Салим, не оглядываясь, словно даже не замечая их присутствия. Сзади длинной вереницей растянулась его свита. Мак-Грегор видел, что Эссекс решил не отставать от Салима, чего бы это ни стоило, и Мак-Грегор был доволен. По тому, как он сам устал, он мог судить, насколько тяжело приходится Эссексу. На особенно каменистых участках пути Эссекс судорожно хватался за переднюю луку, мучительным усилием стараясь сохранять правильную посадку. Мак-Грегор давно уже перестал обращать внимание на это, а Кэтрин сидела в седле чуть ли не по-дамски. Минутами оба ее колена оказывались на шее лошади, но такая рискованная вольтижировка не слишком облегчала ее положение. Хотя они не сбивались с темпа, курдам, ехавшим позади, все это доставляло немалое развлечение. Насмешки над слабеющими лошадьми англичан и над ними самими так и сыпались, и всякий раз, когда лошадь Эссекса спотыкалась, сзади неслись радостные возгласы, словно все курды только того и ждали, чтобы посол вылетел из седла. Мак-Грегор благодарил бога, что Эссекс и Кэтрин не понимают этих насмешек и потому на них не отзываются. Он терпеливо ждал, когда курдам надоест, но прошло уже несколько часов, а забава все продолжалась, и у Мак-Грегора уже не раз являлось желание попросить Салима, чтобы он одернул своих приближенных. Но Салим ведь и сам слышал все, и это останавливало Мак-Грегора. Если Салим не придает этим насмешкам значения, то и ему незачем, и Мак-Грегор молчал, хотя каждое замечание, достигавшее его ушей, вызывало новую вспышку досады. А между тем он знал, что это лишь обычное проявление курдского юмора и никто не думает оскорблять их всерьез. У переправы через речку он поравнялся с Эссексом, и его досаду заслонило чувство восхищения этим старым человеком, одерживавшим поистине пиррову победу над своим дряхлеющим телом.

– Вы отлично держитесь, – сказал ему Мак-Грегор, прерывая длившееся с утра молчание. Голос его звучал хрипло и глухо. – У меня спина точно сломанная.

– Сколько времени это еще будет продолжаться? – спросил Эссекс прерывающимся от тряски голосом. – Мы кажется, решили влезть на крышу мира.

– Они едут по хребту, потому что без конца спускаться и подниматься было бы еще хуже. – Мак-Грегор посмотрел на облака, ползущие внизу. – Каких именно вершин надо держаться, это, видимо, тайна, известная только племени мукри, и будь мы поумнее, мы постарались бы набросать карту пути.

– Что ж, вот и займитесь, – устало сказал Эссекс. – Ваши друзья из департамента по делам Индии простят вам все былые прегрешения, если вы преподнесете им в подарок небольшой труд по географии этих мест.

Мысли Мак-Грегора были сейчас очень далеки от департамента по делам Индии. Он только сказал, что здесь, пожалуй, можно найти решение спора о том пути, которым Саладин добирался из Сеннэ в Тахт-и-Сулейман.

– А существует такой спор?

– По преданию, Саладин проделал весь путь за день с небольшим, но географы утверждают, что это невозможно. – Мак-Грегор обвел рукой бесконечную цепь скалистых вершин, врезавшихся в небо. – Очевидно, он ехал где-нибудь здесь.

– А в какую сторону мы сейчас едем? – спросил Эссекс.

– Не знаю. Мы все время кружим и меняем направление. Я вообще уже не знаю, где мы. За весь день не попалось ни одной деревни, никаких признаков человеческого жилья.

– До чего это все нелепо и неудачно, – сказал вдруг Эссекс. – А как вы думаете, что этот Салим хочет предпринять с нашей машиной?

– Я дал ему записку для передачи Аладину, а в ней написал, что мы будем ждать его в Тахт-и-Сулеймане.

– Надеюсь, у Аладина хватит ума связаться с Тегераном и сообщить о том, что мы попали в руки этих бандитов. Я не возражаю против маленького приключения время от времени, но не терплю, когда нарушают мои планы. Можете так и передать этому шейху, Мак-Грегор, и еще прибавьте, что рано или поздно я с ним рассчитаюсь.

– Какой смысл угрожать ему?

– Пусть это будет не угроза, а предупреждение.

– А зачем?

– Затем, чтобы он не заходил слишком далеко.

– Он все равно будет делать то, что захочет, – снова попытался Мак-Грегор урезонить Эссекса. – Нам его не запугать, тем более, что ведь мы вторглись на его территорию.

Кэтрин нагнала их уже на другом берегу.

– Это у них называется ехать не спеша? Еще немного, и я останусь калекой на всю жизнь.

– Мак-Грегор, скажите ему, чтоб он ехал медленнее.

– Только не ради меня, пожалуйста, – сказала Кэтрин.

– Надо поучить этого субъекта вежливости.

Мак-Грегор так устал, что не мог даже посмеяться над Эссексом, но он и сам видел, как тяжело приходится Кэтрин. Он поднял лошадь в галоп, с трудом удерживаясь в седле, и в небольшой, выстланной снегом ложбине нагнал Салима. Услышав топот за спиной, Салим оглянулся, и Мак-Грегор поспешно выпрямился. Лицо Салима блестело крупными каплями пота. От большого тюрбана и кашемировой шали оно казалось длиннее, суровей и болезненней. Синеватые губы Салима шевельнулись, но Мак-Грегор ничего не услышал.

– Мир тебе, – сказал Мак-Грегор. – Я поеду с тобой рядом.

Салим ничего не ответил.

Мак-Грегор поехал рядом с ним по узкой тропе, огибавшем высокий неприступный пик. Салим вовсе не погонял своего белого арабского коня. Тот шел самостоятельно, уверенной поступью, с нервным упорством сохраняя взятый аллюр. Слабосильной лошади Мак-Грегора трудно было поспевать за ним.