Текст книги "С/С том 30. Я сам обманываться рад. Стук стук, кто там? Лягушачий король"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Глава 6

Клод Кендрик откинулся в массивном кресле и вздохнул. От этого бумаги, сложенные на столе, сдвинулись. В мрачном настроении он осмотрел приемную, которую отказывался называть кабинетом, хотя именно здесь он совершал все свои сделки. Эта большая комната, освещенная через гигантское окно, выходящее на море, была украшена его сокровищами. Любой мог их купить, если имел деньги. На стенах висели картины, стоящие целые состояния.

Эл Барни, старожил побережья, однажды дал такое описание Клоду Кендрику: «Позвольте нарисовать вам портрет Клода Кендрика. Это педераст шестидесяти лет, высокого роста и крепкого сложения. Он носит оранжевый, плохо изготовленный парик и красит губы бледно-розовой помадой. Он лыс как колено и носит эту паклю просто ради удовольствия. Когда он принимает клиентку, он поднимает парик, как шляпу… Настоящий номер. У него длинный толстый нос, маленькие зеленые глаза и толстый слой жира на лице, который придает ему вид моржа, но без симпатичного выражения лица, характерного для этого животного. Несмотря на свой внушительный вид и часто буффонадное поведение, он является одним из самых крупных экспертов по антиквариату, драгоценностям и современному искусству. У него галерея на Парадиз-авеню, в самом шикарном квартале города, в которой он работает вместе с несколькими молодыми педиками и зарабатывает кучу денег. Кроме галереи, Кендрик занимается подпольной деятельностью. К нему ходят крупные коллекционеры, разыскивающие некоторые художественные сокровища. Они делают ему такие предложения, которым он не может противостоять. Он связан с бандой, специализирующейся на краже произведений искусства, нанимает их для краж нужных клиентам вещей, продает их с громадной выгодой. Клиенты прячут эти сокровища в своих секретных музеях».

Этим солнечным утром Кендрик с мрачным видом подводил десятидневный итог. Главная неприятность в общении с богатыми клиентами в том, что они умирают. Новое поколение, похоже, не чувствительно к старине и прекрасным картинам. Молодые, похоже, хотят только любить, принимать наркотики, пить и водить хорошие автомобили.

Он просмотрел длинный список богатых коллекционеров, включающий живых и уже мертвых. Он дошел до имени Сайроса Грэга. Вот кто был прекрасным клиентом. Снова Кендрик вздохнул. Он вспомнил, как всучил ему подозрительного Пикассо, еще более сомнительного Шагала и много других дорогих вещей. С того времени как этот человек так внезапно погиб, счет его ликвидирован.

Он пережевывал грустные мысли о жизни и смерти, когда открылась дверь и вошел, прихрамывая, его старший продавец Луис де Марии.

Тощий как жердь, лысый, он имел вид от двадцати пяти до сорока. У него были длинные волосы песочного цвета, худое лицо, близко расположенные глазами беззубый рот придавал ему вид крысы.

– Дорогой, угадай кто там? – проговорил он. – Криспин Грэг! Он покупает краски. Джо занимается им, но мне показалось, что ты захочешь об этом узнать.

Кендрик выбрался из кресла, снял парик и сунул его в руки Луису.

– Причеши его!

– Конечно, лапочка.

Луис вынул из кармана гребень, провел по волосам парика и вернул его Кендрику.

Подойдя к венецианскому зеркалу, которое стоило тысячи долларов, он надел парик, оглядел себя, потом приветствовал свое изображение кивком головы.

– Это дар судьбы, – сказал он. – Я сейчас как раз думал о его покойном отце.

Он вышел в обширный зал галереи. В той части, где находились принадлежности для художников, стоял Джо-Джо, маленький блондин, и раскладывал тюбики с красками на подушки из черного бархата перед высоким стройным человеком, стоящим спиной к Кендрику. Передвигаясь как испанский галеон на всех парусах, Кендрик воскликнул:

– Мистер Грэг!

Высокий худой тип обернулся. Перед Кендриком оказался молодой человек с коротко стриженными волосами. У него было бледное лицо, как и у всех людей, избегающих солнца, симметричные черты лица, длинный тонкий нос, высокий лоб, хорошо очерченные губы. Эти детали Кендрик схватил сразу же, но глаза этого молодого человека не только привлекли его внимание, но и заставили вздрогнуть. Они были невыразительны и покрыты вуалью, как опал.

– Позвольте представиться. Клод Кендрик, – сказал он. – Я имел удовольствие обслуживать вашего незабвенного отца и считаю честью и удовольствием познакомиться с вами.

Криспин Грэг кивнул головой. Он не улыбнулся, не протянул руку. На лице мелькнуло выражение скуки и ледяного безразличия.

Кендрика это не смущало. Он часто имел дело с бога-, нами, которые обращались с ним как со слугой, но в конце концов позволяли ему неплохо заработать.

– Я просто зашел купить краски, – объяснил Криспин.

– Надеюсь, вы нашли все, что нужно, мистер Грэг?

– Да, да. – Он повернулся к Джо-Джо, – Заверните их, я возьму с собой.

– С удовольствием, – сказал Джо-Джо, кланяясь.

Он взял тюбики и направился к концу прилавка, чтобы их запаковать.

– Мистер Грэг, – сказал Кендрик, – я знаю, что вы художник. Позвольте мне сказать, что я был расстроен, имея такие хорошие отношения с вашим отцом, не видеть вас у себя.

– Меня не интересуют картины других художников, – сухо сказал Грэг. – Меня интересуют мои собственные картины.

– Разумеется… разумеется. – Кендрик изобразил улыбку, делающую его похожим на тюленя, ожидавшего, когда ему дадут рыбу. – Вы говорите как настоящий художник. – Он сделал паузу, потом продолжал: – Мистер Грэг, мне очень хотелось бы увидеть ваши картины. Совсем недавно я разговаривал с Германом Ловештейном, крупным художественным критиком, и он мне сказал, что ваша мать консультировалась у него по поводу ваших картин и что он имел счастье видеть некоторые ваши работы. Мистер Грэг! Знающие свое дело критики очень редки. Большинство из них шарлатаны, но мистер Ловен-штейн настоящий специалист. (Он врал, так как считал Ловеиштейна одним из самых лицемерных критиков.) Он мне сказал, что ваши полотна замечательные. (Еще одна ложь, так как тот ему сказал, что картины Грэга гнусные и явно не имеют никакой стоимости.) Он мне сказал, что цвета, воображение, идеи совершенно исключительны. А ваша техника! С того времени как он мне это рассказал, я мечтал познакомиться с вашими произведениями. Мистер Грэг! Я могу с гордостью вам сказать, что у меня самая лучшая галерея на Западном побережье. Не могу ли я организовать выставку наших полотен? Пожалуйста, не отказывайтесь!

Ну, – думал Кендрик, – если мне не удастся сдвинуть с места этот кусок гранита, это не удастся никому и никогда.

– Но мои произведения очень специфичны, – сказал Криспин, который почувствовал как по нему пробежала дрожь удовольствия.

Он знал, что мать показывала некоторые из его пейзажей Ловенштейну, но впервые слышал, какое они произвели впечатление. Он вдруг почувствовал в себе желание быть признанным как художник. У него много картин, помимо тех, что с ужасами. Почему бы и нет? А если никто не заинтересуется? Картины действительно специфичны.

Видя, что он колеблется, Кендрик медовым голосом сказал:

– Вы скромны, мистер Грэг. Ловенштейн не мог ошибиться. Пожалуйста, позвольте мне организовать вашу выставку. Что было бы с нашими великими современными художниками, если бы они были робкими? Вы представляете, что бы потерял мир?

Криспин, все еще колеблясь, ответил:

– Я не думаю, что люди готовы принять мои произведения. Мне кажется, они слишком опережают время. Может быть, позднее. Я подумаю.

Почти готов, подумал Кендрик. Он изобразил понимающую улыбку.

– Как я вас понимаю, мистер Грэг! Но позвольте мне быть судьей. Дайте мне только одну картину и позвольте выставить ее в витрине. Я вам обещаю, что буду абсолютно искренен, если она не вызовет никакого интереса – что немыслимо! – я вам об этом скажу. Предоставьте мне возможность содействовать молодому художнику необычайного таланта. Дайте мне только одну картину.

Криспин постепенно уступал. Он знал, что его полотна замечательные, но ему была невыносима мысль, что они не будут оценены богатыми недоумками, живущими в этом городе. Тем не менее…

Он принял решение.

– Хорошо, присылайте кого-нибудь ко мне, и я дам ему один из пейзажей. Выставьте его в витрине, но картина не будет подписана. Никто не должен знать, что автор – я. Я хочу знать реакцию коллекционеров. Если они не проявят интереса, вы вернете мне полотно. Если заинтересуются, я дам вам другие для организации высотки.

– Хорошо, мистер Грэг. Я не могу выразить словами удовлетворение, которое вы мне доставили.

Криспин жестко посмотрел на него.

– Никто не должен знать автора этой картины. Это будет произведение неизвестного художника. Вы поняли?

Увидев блеск в его глазах, Кендрик вздрогнул.

– Все понято, мистер Грэг, можете рассчитывать на меня. Если можно, мой служащий зайдет к вам во второй половине дня.

Подошел Джо-Джо и вручил Криспину пакет с красками.

– Я ему подберу что-нибудь, – ответил Грэг, забирая пакет. – Запишите на мой счет.

Он попрощался кивком головы и пошел к выходу. Вдруг он остановился перед маленькой витриной, чтобы рассмотреть лежащий на белом бархате предмет. Кендрик шел за ним, и его лицо просветлело.

– Ах, мистер Грэг! – воскликнул он. – Вы настоящий художник! Это исключительное украшение заставило вас остановиться.

Криспин смотрел на предмет. Он не понимал, почему тот привлек его внимание. Какая-то странная интуиция заставила его остановиться.

Предмет был примерно 12 см длинной. Это была узкая серебряная полоска с элементарными линиями, украшенная крошечными рубинами и изумрудами. Она была прикреплена к цепочке.

– Это культовая вещь, мистер Грэг. Очень модная в настоящее время. Я вам ее покажу. – Кендрик поднял стеклянную витрину. – Это точная копия вещи, которую носил Сулейман Великий. Он опасался за свою жизнь. Это, мистер Грэг, секретное оружие. Это нож с выскакивающим лезвием.

Криспин прищурился:

– Да?

Кендрик достал предмет из витрины и положил его на свою ладонь.

– Сулейман косил оружие в 1540 году. Оригинал, конечно. Кажется, он ему спас жизнь, когда на него напал убийца. Если хотите, Джо-Джо вам продемонстрирует. Это удивительно. – Подошел Джо-Джо. Кендрик надел цепь ему на шею. – Видите? Это предмет большой художественной ценности и не только произведение искусства, Джо-Джо!

Джо-Джо нажал на рубин, расположенный в торце рукоятки, и из серебряной безделушки выскочило тонкое узкое лезвие ножа.

– Первый нож с выскакивающим лезвием! Это смертоносное оружие и более острое, чем бритва. Это уникальная вещь, мистер Грэг.

Криспин смотрел на блестящее лезвие и чувствовал, как его охватывает сексуальное возбуждение. Ему совершенно необходима эта вещь!

– Сколько сна стоит?

Кендрик не ожидал этого вопроса и четверть секунды колебался.

– Это уникальная вещь, мистер Грэг, музейная. Я…

– Сколько вы хотите? – сухо повторил Криспин.

– Я прошу пятьдесят тысяч долларов. Другой такой вещи в мире нет. Но для вас, если хотите приобрести… Скажем, сорок тысяч?

– Дайте его мне, – сказал Криспин Джо-Джо.

Тот нажал на изумруд – и лезвие спряталось. Джо-Джо поспешно снял цепь через голову и передал игрушку Криспину, который вырвал ее из его рук…

Криспин надел цепочку на шею, подошел к зеркалу и посмотрел на себя.

Кендрик смотрел на него. Купит ли он? Оригинал действительно носил Сулейман Великий. Кендрик видел его цветные изображения. В момент вдохновения он заказал своему лучшему мастеру копии. Эта копия стоила ему три тысячи долларов.

Криспин нажал на рубин – и лезвие выскочило.

– Я вас прошу, будьте осторожны, мистер Грэг. – сказал Кендрик взволнованным голосом. – Это лезвие очень острое.

Криспин нажал на изумруд – и лезвие исчезло. Он повернулся и посмотрел на Кендрика. На его лице было страшное выражение, которое Кендрик определить не мог, но от этого становилось не по себе.

– Я беру его за сорок тысяч, – сказал Криспин. – Запишите это на мой счет.

Он вышел на улицу.

Подошел Луис, исподтишка наблюдавший за этой сценой.

– Это было великолепно! – воскликнул он в экстазе. – Ты – выдающийся продавец!

– В этом человеке что-то есть… – Кендрик замолчал и пожал плечами. Он только что заработал тридцать семь тысяч, зачем сплетничать по поводу Криспина Грэга. – Сегодня после полудня, Луис, ты съездишь к мистеру Грэгу за одним из его полотен. Мы его выставим. Хотя я ни во что не ставлю мнение Ловенштейна, не нужно забывать, что он считал картины Грэга не имеющими никакой цены. Мы сами все поймем. И, потом, по крайней мере, мистер Грэг один из наших клиентов.

Затем, все еще неспособный освободиться от неловкости, которую он испытывал при виде странного, чем-то пугающего лица Криспина, он медленно вернулся в свой кабинет.

* * *

После ста семидесяти звонков и восемнадцати визитов жители Парадиз-Сити перестали интересоваться этим пиджаком. В восемь утра Лепски, Якоби и Дасти сидели за своими столами. Накануне Лепски вернулся домой в час ночи. В салоне все было перевернуто вверх дном. Его пустая бутылка виски стояла на столе. Повсюду стояли грязные стаканы, переполненные окурками пепельницы. Он прошел в спальню. Кэрролл уже спала. Слушая ее слегка свистящее дыхание, он решил, что она пьяна. Огорченный фиаско на телевидении, он улегся рядом и заснул.

Она еще спала, когда он с трудом поднялся, принял душ, оделся, сел в машину и приехал в управление в 7.30.

Якоби и Дасти пришли вслед за ним, и они принялись обрабатывать сведения, полученные после передачи. К десяти часам они закончили все читать, но не продвинулись ни на шаг. Они нашли описание Кена Брэндона, Гарри Бентли и Сэма Макри, которых видели в таких пиджаках, но ни малейших указаний на четвертый, который принадлежал Сайросу Грэгу.

Лепски отодвинул стул и издал отвратительный звук, который оторвал от работы Якоби и Дасти.

– Ничего! Что за черт! А вы нашли что-нибудь?

Они покачали головами.

– Хорошо. Дасти, сходи к этим двум сборщикам вещей из Армии спасения, и потряси их немного. Возможно, один из них врет.

Лукас кивнул головой и ушел. Лепски откинулся на спинку стула. Его беспокоила вещь, которая не имела ничего общего с работой копа. В будущем месяце день рождения Кэрролл, но он забыл точную дату. Уже несколько дней это его беспокоило. Он хотел купить ей подарок и хотел преподнести его точно в день рождения. Он знал, что она будет капать ему на мозги несколько недель, если он ошибется не только датой, но и подарком. Любой ценой следовало этого избежать.

Он смутно помнил, что в прошлом году водил ее в богатый ресторан. Может быть, метрдотель вспомнит точную дату? Но он сообразил, что не помнит названия ресторана. Он раздраженно ударил кулаком по столу.

Якоби знал его достаточно хорошо и понял, что это означает.

– Что-нибудь не так, Том?

– Да, я не могу вспомнить день рождения Кэрролл.

– Послезавтра, – ответил, не колеблясь, Якоби.

Лепски подпрыгнул.

– Ты шутишь! В будущем месяце!

– Послезавтра, десятого, – упорствовал Якоби. – У меня это записано.

– Что?

– Мы, евреи, сентиментальны, – объяснил, улыбаясь, Якоби. – У отца тоже было все записано. Он любил посылать поздравления или подарки друзьям. У меня тоже все записано в книжке. Так как Кэрролл жена друга, и ей уже купил духи. Послезавтра отошлю.

Лепски глубоко вздохнул.

– Ты уверен, что десятого?

– Уверен.

– О, черт возьми! – Лепски почувствовал, что руки у него вспотели. – Я был убежден, что это в будущем месяце. Духи? Ты ей даришь духи?

– Да. Я думаю, что такая красивая женщина, как Кэрролл, будет рада получить духи.

– Да… да. – Лепски развязал галстук. – Ну, а я что могу подарить ей?

Якоби, который был не женат, но имел несколько подружек, спрятал улыбку.

– Пройдись по магазинам. Женщины обожают подарки.

– Да, – сказал Лепски, глядя в пустоту. – Но я не знаю, что купить.

– Сумочку, платье, украшение. В зависимости от того, сколько ты хочешь потратить.

– Проблема не в том, сколько я хочу, а сколько могу. Сумочку? Почему бы и нет? Ладно, я ей подарю сумочку.

Раздался голос:

– Когда перестанете болтать, займитесь, пожалуйста, мною.

Это был женский голос, мягкий и чувственный.

Инспекторы повернулись. Пред барьером стояла девушка, и какая девушка!

Лепски и Якоби сделали стойку, как охотничьи собаки, потом Лепски быстро подошел к барьеру.

Кожа у девушки была цвета кофе с молоком. Высокая, стройная, она была одета в белые хлопковые брюки и красную блузку. Ее вид заставил Лепски тяжело задышать через нос. Он никогда не видел такой божественно сложенной женщины.

– Да, мисс, – сказал Лепски, глядя в ее черные глаза, чувствуя приток крови к тому месту, куда она должна течь у женатого мужчины.

– Я пришла по поводу пиджака, который показывали вчера по ТВ, – заявила она.

Ее голое напомнил Лепски старый фильм, в котором Мэ Вест шептала: «А что потом…».

Он открыл дверь в перегородке.

– Входите, входите, – сказал он, чувствуя, что Якоби наблюдает за ними. – Присаживайтесь.

Она прошла перед ним. Лепски проводил ее глазами, восхищенный покачиваем ее бедер.

Она села в кресло напротив стола Лепски, открыла сумочку и достала пачку сигарет.

Лепски порылся в карманах, пытаясь найти спички, но она уже зажгла сигарету от массивной золотой зажигалки.

Он сел, улыбаясь, за свой стол. Инстинктивно он понимал, что для этой девушки даже инспектор первого класса пешка. Это не помешало ему уставиться на ее едва прикрытые груди.

– Назовите, пожалуйста, ваше имя, мисс, – сказал он, беря блокнот.

– Долорес Эрнандес. Я живу на Кастл-авеню, сто шестьдесят пять. Моя мать спуталась с испанцем, который работал на заводе, в результате появилась я. Я сохранила его фамилию. Это просто для того, чтобы ввести вас в курс дела, мистер инспектор. Продолжать?

Лепски знал Кастл-авеню. Там жили проститутки высшего разряда. Значит, она шлюха! Если бы он не был женат и был лет на пять моложе, он бросился бы по этому адресу, как ящерица, укушенная мухой.

– У вас есть для нас информация, мисс Эрнандес? – спросил он.

– Возможно… Вчера вечером мне подсунули кролика. Парнишка оказался неполноценным. Тогда я включила телевизор. Обычно я не смотрю его.

– Да. Значит, вы включили телевизор и увидели пиджак… Так? – сказал Лепски, стараясь оторвать взгляд от ее груди.

– Да, так. – Она улыбнулась ему так, что его лучшие намерения улетучились. – Итак, я была одна, в компании с мартини… – Она замолчала и большими черными глазами посмотрела на него, – Держу пари, мистер инспектор, что вы предпочитаете виски.

Лепски в этот момент думал, как она выглядит без одежды.

Да, значит вы были одна и увидели пиджак?

Да. Как только я его увидела, я кое-что вспомнила – Повернув голову, она заметила Якоби, пожирающего ее глазами. – Это тоже инспектор? Он миленький.

– Его мать тоже так думала, – пробурчал Лепски. – Вернемся к делу, мисс Эрнандес. Вы увидели пиджак и что-то вспомнили. Что?

– Называйте меня Долорес, – сказала она.

Лепски поблагодарил стол за то, что он скрывает нижнюю часть его тела.

– Да. Хорошо, Долорес… О чем вы вспомнили?

– Я вспомнила, что видела этот пиджак. Он шикарный, правда? На такой обратишь внимание.

– Когда вы его видели?

– Когда? Пятого.

Лепски насторожлися. Вечером пятого была убита Дженни Бендлер.

– Вы уверены в дате, Долорес? Это важно.

– Я уверена и скажу почему. Это день рождения Джемми. Джемми – это мой пес. Я повела еш в ресторан «Голубое небо». Меч родитель обожает Джемми. А вы любите собак, мистер инспектор?

Лепски сдержал ругательство. Он ненавидел собак.

– Значит, вы вышли вместе с собакой. Который был час?

– Обеденный. Я без ума от Джемми. Это мой лучший друг. Когда я возвращаюсь усталой домой, он ждет меня. Он-меня веселит. Он действительно милый.

Лепски сломал карандаш, который держал в руке.

– Вы прогуливались с собакой. И что же произошло?

Она скривилась.

– Ну, ко мне пристал один тип. Вы понимаете, ко мне все время пристают.

Лепски понимал это очень хорошо. Если бы он не был женат, он тоже к ней бы пристал.

– И на этом типе был такой пиджак?

Она погасила сигарету и сразу же зажгла новую.

– Невозможно остановиться, – сказала она, улыбаясь. – Я, похоже, нервничаю. Вы верите в то, что говорят о вреде табака?

– Все может быть. Вы сказали, что к вам пристал один тип, – продолжил Лепски.

– Ненормальный.

– И на нем был этот пиджак? – прошипел Лепски сквозь зубы.

Она широко открыла глаза.

– Нет, на нем был коричневый пиджак из синтетики…

Лепски сломал второй карандаш.

– Мы говорим об этом чер… Мы говорим о пиджаке с пуговицами в форме мяча для гольфа.

Она снова ему улыбнулась.

– Вы можете ругаться, если хотите, мистер инспектор, мне все равно. Я знаю многих мужчин, которые ругаются. Знаете, это мужская привычка.

Лепски сжал пальцы.

– Ну, а этот пиджак?

– Этот псих предлагал мне пятьдесят монет. Вы представляете? Джемми захотел нанести визит дереву, и в этот момент прошел пиджак. Едва я его увидела, я подумала, что он очень шикарный. Я люблю смотреть на хорошо одетых мужчин. Я питаю слабость к мужчинам, которые заботятся о своей внешности.

– Значит, вы увидели пиджак… На ком он был?

– Высокий парень, симпатичный, ну, вы понимаете?

Лепски протянул руку к блокноту.

– Расскажите мне о нем, Долорес.

Она погасила сигарету и зажгла новую.

– Я не видела его лица, мистер инспектор. С этим психом, который ко мне приставал, и Джемми, который хотел к дереву. Вы понимаете?

Лепски с трудом подавил желание схватить блокнот и швырнуть его в угол комнаты.

– Рассмотрим все подробно, – сказал он серьезно. – Мимо прошел мужчина, и вы заметили на нем такой пиджак… Так?

Совершенно верно.

Это было пятого в середине дня?

Она кивнула головой.

– Вы не видели лица этого человека, но вы его частично видели?

– Да.

– Хорошо. Это важно, Долорес. Он высокий, средний или маленький?

– Высокий. Мне нравятся высокие мужчины. Маленькие меня раздражают. Вы понимаете?

– Значит, он был высокий. – Лепски поднялся, – Такой же, как я?

Она посмотрела на него.

– Еще выше. Ненамного, но выше.

Лепски сел.

– Он был крепко сложен, худощав, нормальный?

– Он был широкоплеч. Я это заметила. Я люблю широкоплечих мужчин. Он был именно такой.

– На нем была шляпа?

– Нет. Его волосы мне понравились. Они были светлые. Вы понимаете? Настоящий блондин. Соломенного цвета волосы и коротко подстриженные. Мне надоели длинноволосые.

– Долорес, вы видели мужчину, светлого, с соломенного цвета волосами, высокого, широкоплечего, ростом примерно сто восемьдесят… Так?

– Совершенно верно, мистер инспектор.

– Вы больше ничего не заметили?

– На нем были синие брюки, которые очень подходили к пиджаку, и туфли «гучи». Я всегда замечаю обувь, и, на мой взгляд, эта обувь самая лучшая.

Лепски вздохнул. Несправедливо, что мужчина должен допрашивать такую девушку.

– Как он шел?

– Ну, он шел… как сказать? Как человек, который знает, куда идет… Широкими шагами.

– Он не хромал?

– О, нет.

– Долорес, это важно. Это первая информация о человеке, который уже совершил два убийства. Вы в курсе этого?

– Да. Я всегда слушаю Пита Хамильтона в свободное время. Он милый.

У Лепски были другие слова для характеристики Хамильтона, но сейчас было не время.

– Нам нужно иметь о нем как можно больше сведений. Вы заметили еще что-нибудь?

Она думала, гася сигарету, и задумчиво зажгла следующую.

– Руки! Для меня руки имеют большое значение. Вы понимаете, мистер инспектор? У меня есть друзья, вы понимаете? Их руки… Ну, вы понимаете?

Лепски кивнул головой. Он очень хорошо понимал, что мужские руки имеют громадное значение для такой девицы.

– Значит, я заметила его руки, когда он проходил. Тонкие руки с длинными пальцами, руки артиста, художника. Понимаете?

– Он может быть и хирургом?

– Может быть. У него были руки художника.

– По вашему описанию, у него был вид богатого человека.

Долорес сморщила маленький обворожительный носик.

– Он, может быть, из тех, которые занимаются мошенничеством. Вы понимаете? Я знала одного такого… Представляете?

– Да. Хорошо. Посмотрим, сможете вы вспомнить еще что-нибудь.

– Нужно побыстрее, мистер инспектор. Скоро мне нужно выводить на прогулку Джемми.

Лепски решил, что больше ничего важного она не вспомнит.

– Хорошо, Долорес. Вы нам очень помогли. Если бы вы увидели этого типа со спины, вы смогли бы его узнать?

– Да, конечно.

– Даже если бы на нем не было этого пиджака?

Она кивнула головой и встала.

– Еще одно, – посоветовал Лепски, поднимаясь. – Не рассказывайте никому об этом. Это важно. До сих пор из сотни сообщений, которые к нам поступили, только паши содержат полезные сведения. Этот человек опасен. Если слух о том, что вы можете его узнать, распространится… Вы улавливаете?

Черные глаза Долорес расширились.

– Вы думаете, он попытается меня ликвидировать?

– Возможно.

– Вы думаете, что он меня разрежет на куски?

– Возможно.

– Надеюсь, вы быстро его схватите, мистер инспектор. Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока вы его не схватите.

– Достаточно, чтобы вы об этом никому не рассказывали.

– Вы думаете, мне следует завести телохранителя?

Якоби поднялся со стула, но, встретившись взглядом с Лепски, снова сел.

– Если шеф посчитает, что это необходимо, я этим займусь, – сказал Лепски.

– Хорошо. До свидания.

Она улыбнулась Лепски, потом Якоби и вышла из комнаты.

Якоби вытирал руки носовым платком.

– Напомни мне ее адрес.

– Две сотни минимум, – сказал ему Лепски. – Будь разумным, Макс, С каких пор флик третьего класса может потратить двести долларов на шлюху?

Он взял свои записи и отправился в кабинет Террела.

* * *

Рейнольдс выключил телевизор после передачи Хамильтона и взглянул на Амелию, сидящую в кресле. Они прослушали детальный рассказ об убийстве Лу Буна. Хамильтон, любивший сенсации, не опустил ни одной детали. Он описал отрезанную голову и все, что было сделано с трупом.

«Нет никакого сомнения, то этот маниакальный убийца находится в городе, – сказал он в заключение. – Будьте осторожны. Никто не может считать себя в безопасности, пока его не поймают. Мы имеем право спросить, что делает для этого полиция!»

– Я не могу поверить, я не могу поверить! – воскликнула Амелия. – Криспин не мог!

– Не хочет ли мадам выпить? – предложил Рейнольдс.

– Да…

Направляясь к бару, он через окно увидел Криспина, идущего к машине.

Криспин собрался ехать в галерею Кендрика.

– Он уезжает, мадам, – объявил Рейнольдс.

– Поднимитесь к нему и посмотрите, – сказала Амелия.

Рейнольдс сначала пошел к себе в комнату и выпил изрядную порцию виски. Подождал, пока алкоголь начнет действовать, затем взял стальную пластинку, чтобы открыть дверь, и наконец медленно поднялся по лестнице.

Амелия сидела и ждала. Она была уверена, что Криспин совершил еще одно жуткое убийство. Она может и ошибаться, думала она, напрасно пытаясь убедить себя. На этот раз не было одежды, испачканной кровью. Она поднесла руку к груди и почувствовала, как сильно бьется сердце. Это наверняка он! Она закрыла глаза. Какой стыд! Для нее жизнь кончена! Кто станет принимать мать такого монстра? Сегодня вечером ее пригласили на прием в ресторан отеля «Спэниш Бэй» в честь посла Франции. Жизнь кончена! Кто пригласит ее на такие приемы, если узнают, что ее сын маниакальный убийца?

Услышав шум, она повернула голову к двери. Там стоял Рейнольдс с бледным лицом, по которому тек пот. Они посмотрели друг на друга, потом он кивнул головой.

– Ну! – воскликнула Амелия, наклоняясь вперед. – Не трясите так головой! Ну?

Он рисует голову человека, мадам, – сказал Рейнольдс почти шепотом. – Отрезанную голову в крови.

Хотя она и предполагала подобное, сообщение Рейнольдса оказалось дня нее ударом. Она откинулась на спинку и закрыла глаза.

– Коньяк, Рейнольдс.

Он подошел к бару и взял рюмку. Когда он протягивал руку, чтобы взять бутылку, рюмка выпала из его дрожащей руки и упала на ковер.

– Рейнольдс! – завопила Амелия.

– Да, мадам.

Он взял другую рюмку, неловок налил в нее и протянул ей. Она схватила ее и выпила одним глотком.

– Мадам…

– Не разговаривайте со мной! Понятно? Мы ничего не знаем. Занимайтесь своим делом!

– Он может продолжать и дальше, мадам.

– Кто эти люди? Кто они? Шлюха! Хиппи! Кто они?

– Но, мадам…

– Мы ничего не знаем! – вопила Амелия. – Вы хотите потерять место? Вы думаете, я хочу оказаться выброшенной из дома? Это нас не касается! Мы ничего не знаем!

Рейнольдс представил ужасную картину быть без работы, без виски. Он поколебался и почувствовал себя обязанным предупредить еще раз.

– Мадам, он очень опасен. Он может взяться и за вас.

Он не добавил, что Криспин также может взяться и за него.

– Взяться за меня? Но я его мать! Не говорите глупостей и принимайтесь за работу! Мы ничего не знаем!

– Мы подбираемся к этому сумасшедшему, – сказал Террел. – Наша важная зацепка – четвертый пиджак. Владельцы трех других не подходят под это описание. – Он посмотрел на Лепски: – Как ты думаешь, эта девушка отвечает за свои слова?

– Да, – ответил Лепски.

– Значит, это должен быть пиджак мистера Грэга, который был отдан в Армию спасения. Этот пиджак нам нужно найти. – Террел замолк, чтобы разжечь трубку. – Но, судя по описанию этого человека, он не из тех, которые пользуются дарами Армии спасения. Человек, который покупает обувь «тучи», может купить и все остальное. Не так ли?

– В этом городе масса бездельников, – сказал Хесс. – Сутенеров, мошенников, которые живут за счет богатых и которым необходим приличный внешний вид. Не исключено, что один из этих парней купил этот пиджак за пять долларов. Точно так же он мог достать обувь, или украсть ее, или купить у старьевщика.

Террел кивнул головой.

– Возможно. Согласен. Проверим старьевщиков. Том, организуй это. Мы хотим знать, продал ли кто-нибудь туфли «гучи» и кому.

В этот момент в комнату вошел возбужденный Дасти Лукас.

– Шеф, мне кажется, я что-то нашел. Я занялся двумя сборщиками из Армии спасения. Я проследил за шофером грузовика, Джо Хеки, сына Сида Хени, у которого лавка в Секомбе. Я наколол этого парня в тот момент, когда он выгружал одежду из грузовика Армии спасения. Он признался, что передал часть собранной одежды отцу на продажу.

Хесс встал.

– Я займусь им, шеф.

Джо Хени сидел на скамье по другую сторону барьера под охраной копа. Это был высокий молодой парень лет тридцати с мрачным выражением на плохо выбритом лице.

Хесс и Лепски усадили его перед письменным столом. Лепски остался рядом с ним, а Хесс сел напротив.

– Вы рискуете заиметь крупные неприятности, Джо, – сказал Хесс.

Хени поднял глаза и с улыбкой ответил:

– Неприятности? Вы сошли с ума. Какие неприятности? Это барахло люди сами дают… не так ли?

– Они его дают Армии спасения. Вы не имеете никакого права его присваивать, – сухо заметил Хесс.