Текст книги "Частный детектив. Выпуск 2"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

8

Мейсон прождал на крыльце две–три минуты, прежде чем услышал шаги Ивы Белтер и щелчок замка. Она отворила дверь и встретила его улыбкой.

В холле горела только одна лампа – маленький ночной светильник, свет которого едва вырывал из мрака ступени лестницы и мебель – несколько стульев с прямыми спинками, зеркало в красивой раме, вешалку и стойку для зонтиков. На вешалке висел женский плащ, в стойке стояли две трости и три зонта. Из отделения для зонтов просочилась струйка воды, образовавшая на полу лужицу, в которой отражался свет лампы.

– Вы погасили светильник, когда выходили? – спросил Мейсон шепотом.

– Нет, я оставила все, как было.

– Значит, ваш муж, впуская кого–то, не включал других ламп, кроме этой маленькой?

– Да.

– Столь слабое освещение – это у вас норма?

– Видите ли, наверху живет только Джордж. Он не интересуется нами, а мы не интересуемся им.

– Ладно, пошли наверх, – сказал Мейсон. – Включите свет.

Ива щелкнула выключателем. Мейсон первым прошел в комнату, где до этого разговаривал с Белтером. Дверь, из которой Белтер тогда появился, теперь была заперта. Мейсон повернул ручку и вошел в кабинет.

Он увидел большую комнату, меблированную так же, как и предыдущая. Громоздкие стулья с плотной обивкой, письменный стол казался составленным из двух столов нормального размера. Дверь в спальню была открыта; рядом с ней находилась еще одна, ведущая в ванную. Джордж Белтер лежал на полу в дверях между ванной и кабинетом. На нем был фиолетовый халат, который распахнулся спереди, открывая нагое тело.

Ива Белтер тихо вскрикнула и вцепилась в руку Мейсона. Он отстранил ее, подошел к лежащему и опустился на колени. Джордж Белтер несомненно был мертв. На теле остался след единственной пули, попавшей точно в сердце. Все указывало на то, что смерть наступила мгновенно. Мейсон сунул руку под халат и убедился, что тело влажное. Адвокат поднялся, перешагнул через вытянутую руку трупа и пошел в ванную.

Как и все комнаты, в которых жил Джордж Белтер, ванная была спроектирована с размахом. Ванна, опущенная в пол, была глубиной в три с половиной фута и не менее восьми футов в длину. На вешалке возле огромного умывальника висели сложенные полотенца. Мейсон осмотрел их и вернулся к Иве.

– Видите? Он купался и, скорее всего, просто вылез из ванны. Набросил халат, даже не вытершись. Он еще мокрый под халатом, а полотенца сложены и не использованы.

Она кивнула.

– Не считаете ли вы, мистер Мейсон, что не плохо было бы смочить одно полотенце и повесить его так, словно он вытерся?

– Зачем?

– Ну… не знаю… Мне просто пришло в голову.

– Если мы начнем фабриковать фальшивые улики, то впутаемся в неприятную историю. Советую запомнить это раз и навсегда! Мне кажется, что никто, кроме вас, миссис Белтер, не знает, что здесь произошло. Кстати, у них возникнет вопрос, почему вы сначала связались со мной, а потом позвонили им Это выставляет вас в двусмысленном свете. Вы понимаете?

Она кивнула; ее глаза стали большими и темными.

– Так вот, слушайте внимательно и хорошенько все запомните, – наставительно произнес Мейсон. – И не теряйте головы Вы должны рассказать им то же самое, что и мне, за одним исключением: ни слова о том, что вы поднимались наверх после бегства этого мужчины. Это в вашем рассказе не понравилось мне и полиции не понравится тоже. Если вы достаточно владели собой, чтобы подняться наверх, сочтут они, то что вам мешало позвонить им? То, что вы сперва позвонили адвокату, вызовет у полиции подозрение, что ваша совесть нечиста.

– Но ведь мы можем им сказать, что я советовалась с вами по другому делу, а потом случилась эта история, и все так перепуталось, что я захотела посоветоваться с вами, прежде чем вызвать полицию.

Он рассмеялся:

– Этим вы только подольете масла в огонь! Полиция тотчас заинтересуется, что это было за дело, и вы не успеете опомниться, как вас обвинят в убийстве. Нельзя допустить, чтобы хоть что–нибудь осложнило и без того сложную ситуацию. Мы должны найти Гаррисона и посоветовать держать язык за зубами.

– Хорошо. Но что будет с “Пикантными новостями”?

– Разве вам не пришло в голову, что после смерти мужа вы стали владелицей издания? Теперь вы можете диктовать свою волю редакционному комитету.

– А что если муж в завещании лишил меня наследства?

– Мы попробуем опротестовать завещание и будем ходатайствовать о назначении вас чрезвычайным временным управляющим, пока длится процесс.

– Ну, ладно, – поспешно согласилась она. – Итак, я вышла из дому… и что дальше?

– То, что вы мне рассказали, со всеми подробностями. Вы были так испуганы, что, не думая ни о чем, вылетели из дому. Запомните одно: вы убежали до того, как этот мужчина спустился вниз. Вы сорвали с вешалки первый попавшийся плащ – мужской, висевший рядом с вашим.

– Продолжайте, продолжайте! – В ее голосе звучало нетерпение.

– Вы выбежали на улицу, – сказал Мейсон, – и увидели на подъездной аллее припаркованный автомобиль. Но вы были слишком взволнованы, чтобы приглядеться к нему. Вы не знаете даже, был ли это лимузин или кабриолет. Тут из дома вылетел мужчина, прыгнул в автомобиль и включил рефлекторы. Вы нырнули в кусты, подумав, что он гонится за вами, но автомобиль промчался мимо и начал спускаться вниз. Вы бросились за ним, так как к тому времени осознали, как важно запомнить номер машины и установить, кто был с вашим мужем наверху, когда раздался выстрел.

– Понятно. Что дальше?

– Вы побоялись возвращаться в дом одна, поэтому побежали к ближайшему телефону. Но запомните, пожалуйста: все это время вы понятия не имели, что ваш муж мертв. Вы слышали выстрел, но не знали, кто в кого стрелял. Вы побоялись подняться и посмотреть, что же там происходит. Вы все запомнили?

– Думаю, что да.

– Хорошо. Тем самым будет объяснено, почему вы позвонили мне, – продолжал Мейсон. – Запомните: по телефону вы не сказали мне ни слова о выстреле. Только сообщили, что попали в затруднительное положение и просили приехать. Я ответил, что выезжаю немедленно.

– А как объяснить, что я позвонила именно вам? – спросила Ива. – Мы должны найти какой–нибудь предлог.

– Я могу быть вашим старым другом. Насколько мне известно, у вас немало друзей, о которых ваш муж не знал.

– Да.

– Отлично. В последнее время вы пару раз обращались ко мне по имени. Так и впредь поступайте, особенно на людях. С этих пор я буду вашим старым другом. И позвонили вы мне как другу; в ту минуту вы не думали о том, что я адвокат.

– Понимаю.

– Ну так как, все запомнили? Не перепутаете, когда будете объясняться с полицией?

– Запомнила, – заверила его Ива.

Мейсон окинул комнату быстрым взглядом.

– Вы говорили, что оставили здесь сумочку. Надо найти ее.

Она подошла к письменному столу, выдвинула один из ящиков и достала сумочку.

– А что с револьвером? – спросила она. – Не должны ли мы что–нибудь сделать с ним?

Он проследил за направлением ее взгляда и заметил револьвер, лежащий на полу. На него падала тень от письменного стола, и он не сразу бросался в глаза.

– Нет, – ответил он. – Для нас это счастливое обстоятельство. Полиция разберется, кому он принадлежит.

Ива насупила брови.

– Странно, – произнесла она, – что тот, кто стрелял, оставил его на полу… Мы не знаем, чей это револьвер. Не считаете ли вы, что было бы лучше что–нибудь с ним сделать?

– Что именно, позвольте вас спросить?

– Ну… спрятать где–нибудь.

– Только попробуйте, – предостерег ее Мейсон, – и неприятности не заставят себя ждать: вам придется отвечать на множество сложных вопросов. Нет, пусть лучше полиция обнаружит револьвер.

– Я верю вам безгранично, Перри, – сказала Ива. – Но я бы хотела устроить это дело иначе. Чтобы осталось только тело.

– Нет, – отрезал он. – Вы все запомнили?

– Да.

Мейсон поднял телефонную трубку.

– Соедините меня с полицейским управлением, – сказал он

9

Билл Гоффман, глава оперативной группы следственного отдела, был крупным, флегматичным мужчиной с тяжелым взглядом и манерой многократно пережевывать информацию, прежде чем прийти к определенным выводам. Он сидел в гостиной первого этажа виллы Белтеров и наблюдал за Перри Мейсоном сквозь клубы табачного дыма.

– Мы обнаружили бумаги, свидетельствующие, что Белтер был владельцем “Пикантных новостей”, – сообщил он адвокату. – Вы знаете, конечно, – этот грязный журнальчик шантажирует всех и каждого уже пять или шесть лет.

– Я слышал об этом, сержант, – осторожно ответил Мейсон.

– И как давно? – спросил Гоффман.

– Недавно.

– Как получилось, что вы оказались здесь раньше полиции?

– Вы помните, что показала миссис Белтер. Она позвонила мне. Насколько я понял из ее объяснений, она боялась, что муж выстрелил в своего посетителя. Она сказала, что не знает, что именно произошло, но боится подняться наверх одна.

– Боится? Это почему же? – спросил Гоффман.

Мейсон пожал плечами

– Вы видели Белтера, так что представляете, что это был за фрукт. Хозяин “Пикантных новостей” – этим все сказано. Вряд ли он вел себя по–рыцарски с дамами. И, заметьте, рука у него была тяжелая.

Билл Гоффман прокрутил сказанное в уме.

– Мы будем знать гораздо больше, когда выясним, что это за револьвер, – сказал он.

– Вы полагаете, это вам удастся? – спросил Мейсон.

– Надеюсь. Номер не спилен.

– Да, – кивнул Мейсон, – я видел, как ваши парни его записывали. Кольт, калибр восемь, верно?

– Верно, – согласился Гоффман.

Они помолчали. Гоффман сосредоточенно курил. Мейсон сидел неподвижно – то ли он был совершенно спокоен, то ли боялся выдать себя неосторожным движением. Билл Гоффман снова и снова окидывал адвоката тяжелым взглядом. Наконец он сказал:

– Есть в этом деле что–то странное, Мейсон. Не знаю, как вы это объясните.

– Это уж ваши заботы, – ответил Мейсон. – Я обычно сталкиваюсь с убийствами уже после того, как полиция закончит расследование. Так что для меня это нечто совершенно новое.

Гоффман глянул на него в упор:

– Да, незаурядный случай, когда адвокат оказывается на месте преступления раньше полиции, а?

– Да, – дипломатично согласился Мейсон, – Думаю, что могу принять это определение: незаурядный случай.

Некоторое время Гоффман молча курил.

– А этого племянника вы уже нашли? – спросил Мейсон.

– Еще нет, – ответил Гоффман. – Мы проверили все места, где он обычно кантуется. Мы знаем, что вечером он был в ресторане с одной девицей. Ее мы нашли без труда. Она утверждает, что он распрощался с ней около половины двенадцатого.

Внезапно послышалось урчание автомобильного мотора, сквозь которое пробивалось ритмичное: тук… тук… тук… Машина остановилась, и раздался резкий звук клаксона.

– Что за дьявол? – проворчал Билл Гоффман, медленно поднимаясь со стула.

Перри Мейсон наклонил голову, прислушиваясь.

– Звук такой, будто кто–то ехал с проколотой камерой, – сказал он.

Билл Гоффман направился в сторону выхода. Мейсон последовал за ним. Сержант отворил дверь, ведущую на крыльцо. Дождь уже прекратился; в разрывах туч временами появлялась луна. На подъездной аллее стояло пять полицейских машин, образуя полукруг. Перед ними остановился только что подъехавший открытый двухместный спортивный автомобиль. Через поднятые боковые стекла с трудом различалось пятно лица и рука на клаксоне. Клаксон издавал непрерывный оглушительный вой.

Сержант Гоффман вышел на освещенное крыльцо, и звук клаксона немедленно умолк. Дверца машины отворилась, и пьяный голос забубнил:

– Пр–р–про–спрол шину, Дигли… Сам не с-оправлюось… Не… не могу на–клниться… Иди сюда….. Б-будем чинить… Менять к-камеру…

– Это, наверное, тот самый племянник, Карл Гриффин, – бросил Мейсон неприязненно. – Послушаем, что он скажет.

– Насколько можно судить с такого расстояния, скажет он не много, – буркнул Билл Гоффман.

Они приблизились к автомобилю. Молодой человек выкарабкался из–за руля, неуверенно нащупал ногой ступеньку и покачнулся. Он упал бы, если бы его руки не ухватились за борт машины. Так он и стоял, равномерно покачиваясь взад–вперед.

– Про–крол ш-шину, – продолжал бормотать он. – Дигли, сюда… Дигли! А, т-ты не Дигли… Вас д-двое… И ни один не Дигли… А кто вы, черт возьми? Что ищете тут в такую пор–ру? Это не в-время для визитов…

Билл Гоффман сделал шаг в его сторону.

– Вы пьяны, – сказал он.

Молодой человек смотрел на него, лупая глазами, как сова.

– Я-ясно, что пьян. А вы что д-думали? Зачем, я, по–вашему, выходил из д-дома?.. К-конечно, п-пьян, ясное дело…

– Вы – Карл Гриффин? – спросил Гоффман.

– Я-ясно, что Карл… Г-гриффин…

– Попрошу вас взять себя в руки. Ваш дядя убит, – сказал Гоффман.

Наступила тишина. Молодой человек, все еще держась за автомобиль, тряхнул несколько раз головой, как бы пытаясь развеять туман, окутывающий его сознание. Когда он заговорил, голос его звучал значительно трезвей.

– Что вы сказали?

– Ваш дядя, – повторил сержант, – поскольку Джордж Белтер, как мне кажется, был вашим дядей, – убит час или полтора назад.

Молодой человек, от которого разило алкоголем, сделал два или три глубоких вздоха, пытаясь выйти из состояния опьянения.

– Вы… пьяны? – спросил он.

Сержант Гоффман усмехнулся:

– Нет, Гриффин, мы не пьяны. Пьяны вы. Вам надо пойти домой и постараться прийти в себя.

– Вы сказали убит? – спросил молодой человек.

– Я сказал убит, – повторил сержант Гоффман.

Молодой человек неуверенно зашагал к дому. Голову он держал неестественно прямо, плечи отвел назад.

– Если так, – вдруг заявил он, – то его убила эта сука.

– Какая сука? – спросил сержант Гоффман.

– Эта потаскуха с лицом невинной девочки, – уточнил молодой человек. – Его жена.

Гоффман взял его под руку и повернулся к Перри Мейсону:

– Мейсон, будьте так добры, выключите мотор и погасите свет.

– И ш-шину смените, – добавил Карл Гриффин. – П-равая передняя. Милю протрясся на г-голом колесе… Нужно п-поменять…

Мейсон заглушил мотор, выключил свет, захлопнул дверцу и быстро последовал за Гоффманом и повисшим на его плече молодым человеком. Он даже успел отворить перед ними входную дверь,

В холле, где теперь было достаточно светло, они как следует разглядели Карла Гриффина. Лицо у него было довольно приятное, хотя и отекшее от злоупотребления спиртным и от прочих прелестей той жизни, которую он вел. Глаза у него были бессмысленные, но чувствовалось, что он вовсе не глуп и умеет приспособиться к любой ситуации.

Билл Гоффман смерил его взглядом с головы до ног.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы протрезветь, Гриффин? Мы хотим с вами поговорить.

Гриффин кивнул.

– М-минутку… С-сейчас я буду трезвым.

Он отстранил сержанта и, покачиваясь, скрылся в уборной. Гоффман взглянул на Мейсона.

– Пьян вдрызг, – отметил Мейсон.

– Факт, – согласился Гоффман. – Но это ему не впервой, у него есть опыт. Ведь вел же он машину под гору по скользкому покрытию, да еще с проколотой шиной.

– Да, водитель он, должно быть, классный, – признал Мейсон.

– Сдается мне, что он и Ива Белтер ладят друг с другом, как кошка с собакой, – заметил сержант Гоффман.

– Вы это заключили из того, что он о ней сказал? – спросил Мейсон.

– Разумеется. А из чего же еще?

– Он пьян. Нельзя же подозревать женщину на основании бессмысленной фразы!

– Пьян–то он пьян, но машину привел домой в целости. Может быть, он способен и мыслить столь же трезво, несмотря на то, что набрался.

– Может быть… – пожал плечами Мейсон.

Из туалета доносились звуки неистовой рвоты.

– Готов биться от заклад, что он протрезвеет, – заметил сержант Гоффман, недоверчиво поглядывая на Мейсона. – И в трезвом виде повторит то же самое.

– А я бьюсь об заклад, что он останется пьян в стельку, хотя и будет казаться трезвым. Такие типы умеют дьявольски ловко вводить в заблуждение окружающих, когда находятся под газом. Они ведут себя как трезвые, а в действительности понятия не имеют о том, что делают и говорят.

У Билла Гоффмана в глазах появились веселые искорки.

– Что такое, Мейсон? Вы, кажется, пытаетесь заранее дискредитировать его показания?

– Этого я не говорил.

Гоффман залился смехом:

– Ну конечно, не говорили. Во всяком случае, этими словами.

– Наверное, сейчас ему не повредил бы глоток черного кофе. Я могу пойти на кухню и сварить, – предложил Мейсон.

– В кухне должна находиться экономка, – сообщил Гоффман. – Не обижайтесь, Мейсон, но я хотел бы поговорить с Гриффином с глазу на глаз. Собственно говоря, я до сих пор не знаю, какова ваша роль в этом деле. Сдается мне, вы тут одновременно и адвокат, и друг семьи.

– Что вы, я вовсе не обижаюсь, – покладисто ответил Мейсон. – Я понимаю, в какой ситуации вы оказались, сержант. Но коль скоро я здесь, то здесь и останусь.

Гоффман кивнул.

– Экономка сейчас на кухне, – сказал он. – Зовут ее миссис Витч. Мы уже допрашивали ее и ее дочку. Сходите к ней и договоритесь насчет кофе. Пусть сварит море черного кофе – наши парни наверху нуждаются в нем не меньше, чем этот пижон.

– Ладно.

Мейсон прошел из гостиной в столовую, оттуда – в буфетную, а из буфетной попал на кухню – она была огромной, хорошо освещенной и оборудованной. Две женщины сидели на придвинутых вплотную друг к другу стульях с высокими спинками и разговаривали вполголоса. Когда Мейсон вошел, они замолчали и посмотрели на него. Одна из них выглядела лет на пятьдесят; у нее были седоватые виски и утратившие блеск черные глаза, которые пропадали в тени глазниц, словно затянутые невидимыми нитями вглубь черепа, специально для того, чтобы нельзя было определить их выражение. Лицо у нее было вытянутое, с тонкими, крепко стиснутыми губами и выступающими скулами. Она была одета в черное.

Другой женщине на вид было не больше двадцати трех лет. Ее волосы были черны, как смоль; блеск пламенных глаз в силу контраста еще больше подчеркивал матовость глубоко посаженных глаз старшей женщины. У нее были полные и очень красные губы, тонкие, изогнутые дугой брови и длинные ресницы. Румянами и пудрой она пользовалась весьма умеренно.

– Миссис Витч? – обратился Мейсон к той, что постарше.

Она кивнула головой, не приоткрыв стиснутых губ. Сидевшая рядом девушка ответила глубоким гортанным голосом:

– Я – Норма Витч, ее дочь. Чего вы хотите? Мама совершенно выбита из равновесия.

– Я понимаю, – мягко сказал Мейсон – Я хотел узнать, не могли бы вы сварить немного кофе. Только что вернулся Карл Гриффин, и мне кажется, он очень в нем нуждается. Кроме того, наверху работают несколько полицейских. Полагаю, что и им кофе не помешает.

Норма Витч сорвалась со стула.

– О, разумеется! Да, мама?

Она взглянула на мать. Та слегка кивнула.

– Я займусь этим, – сказала Норма Витч.

– Нет, – заговорила ее мать сухим, как шелест кукурузы, голосом. – Я сама этим займусь. Ты не знаешь, где что лежит.

Она отодвинула стул и пошла в буфетную. Вернулась с большой кофеваркой и пачкой кофе. На ее лице отсутствовали какие–либо чувства, но двигалась она так, будто была смертельно утомлена. У нее была плоская грудь, плоские бедра и плоские стопы, из–за которых походка была тяжела и неуклюжа Во всем ее поведении ощущалась глубокая подавленность.

Девушка повернулась к Мейсону; полные губы послали ему улыбку.

– Вы из полиции? – спросила она.

Мейсон покачал головой.

– Нет, я приехал по просьбе миссис Белтер. Это я вызвал полицию.

– А… – протянула Норма Витч. – Я слышала о вас.

Мейсон обратился к матери Нормы:

– Миссис Витч, может быть, я сварю кофе, если вы неважно себя чувствуете?

– Благодарю, – ответила она тем же сухим, бесцветным голосом. – Я справлюсь.

Она засыпала в бачок кофе, налила воду в кофеварку, зажгла газ и вернулась к своему стулу все тем же тяжелым шагом, села, скрестила руки на коленях и застыла, устремив неподвижный взгляд в какую–то точку на поверхности стола.

Норма Витч подняла глаза на Перри Мейсона.

– Боже, это было ужасно!

Мейсон сочувственно кивнул и как бы невзначай спросил:

– Но вы не слышали выстрела, мисс, не так ли?

Девушка затрясла головой:

– Нет, я спала, как убитая. По правде говоря, я проснулась только тогда, когда пришел один из полицейских. Мамочку позвали наверх, а что я сплю в соседней комнате, они, наверное, не знали. Видимо, хотели осмотреть вещи, пока мама была наверху. Я просыпаюсь, смотрю, а возле моей кровати стоит какой–то мужчина и рассматривает меня.

Она опустила глаза и тихо засмеялась, давая понять, что не считает это приключение особо неприятным.

– И что? – спросил Мейсон.

– Они вели себя так, словно поймали меня с дымящимся револьвером в руках. Приказали мне встать и не спускали с меня глаз, даже когда я одевалась. Потом стали допрашивать.

– И что вы им сказали? – поинтересовался Мейсон.

– Правду. Что я легла и сразу уснула, а когда проснулась, увидела, что у моей кровати торчит полицейский и пялится на меня. – Довольная собой, она после паузы добавила: – Они мне не поверили.

Ее мать по–прежнему сидела со скрещенными на коленях руками и неподвижным взглядом.

– Значит, вы ничего не видели и не слышали? – спросил Перри Мейсон.

– Ничего. Совершенно ничего.

– И ни о чем не догадываетесь?

Она покачала головой:

– Ну… Ни о чем таком…..

Он проницательно взглянул на нее:

– А о не таком?

– Как сказать… Я ведь здесь только неделю, но и за это время…

– Норма! – Голос ее матери вдруг утратил свою безучастность и прозвучал как щелчок бича.

Девушка замолчала, не закончив фразу. Мейсон взглянул на экономку. Она не оторвала взгляда от поверхности стола, когда он обратился к ней:

– А вы тоже ничего не слышали, миссис Витч?

– А я никогда ничего не вижу и не слышу. Делаю свою работу – и все.

– Это весьма похвально, но не в данном случае. Боюсь, что полиции это ваше качество придется не по вкусу, и вы будете вынуждены начать видеть и слышать.

– Я ничего не видела, – сказала она; лицо ее при этом даже не дрогнуло.

– И ничего не слышали?

– Нет.

Мейсон смотрел на нее уголком глаза. Он был уверен, что эта женщина что–то скрывает.

– Там, наверху, вы так же отвечали на вопросы? – спросил он.

– Кофе сейчас будет готов, – сказала она. – Может, вы прикрутите газ, чтобы вода не выкипала?

Мейсон взглянул на кофеварку, над которой поднималось облачко пара, и слегка уменьшил пламя горелки.

– Ну вот, пусть кофе варится, – сказал он, – а мы продолжим разговор. Повторяю свой вопрос: наверху вы отвечали полиции точно таким же образом?

– Каким образом?

– Как здесь.

– Да, им я оказала то же самое: ничего не видела и не слышала.

Норма Витч засмеялась:

– Это версия, от которой мама не отступит.

– Норма! – оборвала ее мать.

Мейсон не спускал глаз с обеих. На его лице сохранялось выражение полного спокойствия, только глаза были тверды и внимательны.

– Миссис Витч, – обратился он к старшей, – вы, наверное, думаете, что я полицейский? Вы ошибаетесь, я адвокат. Если вам есть что сказать, то сейчас самый подходящий момент.

– Хм… Что это значит?

– То и значит, что я сказал: самый подходящий момент.

Женщина явно не спешила воспользоваться моментом.

– Ну так что? – спросил Мейсон, не дождавшись ее слов.

– Мне нечего сказать! – отрезала экономка, продолжая рассматривать крышку стола.

Вода в кофеварке начала булькать. Мейсон прикрутил пламя горелки.

– Я достану чашки и блюдца, – сказала Норма, поднимаясь со стула.

– Сиди, Норма, – скомандовала миссис Витч. – Я сама этим займусь. – Она отодвинула стул, подошла к буфету и вынула несколько чашек с блюдцами. – Им этого будет достаточно.

– Но, мамочка, – запротестовала Норма, – это же чашки для шофера и прислуги.

– Это полицейские. Какая разница?

– Разница большая!

– Не вижу никакой. Знаешь, что сказал бы хозяин, будь он жив? Он не дал бы им ничего.

– Но он мертв! – воскликнула Норма. – Теперь хозяйкой здесь будет миссис Белтер.

Миссис Витч оглянулась и смерила дочь своими матовыми, глубоко посаженными глазами.

– Я не очень–то уверена в этом, – сказала она.

Перри Мейсон налил немного кофе в чашки, после чего вылил его обратно в кофеварку. Когда он повторил эту операцию во второй раз, кофе был черным и дымящимся

– Не могли бы вы достать какой–нибудь поднос? – попросил он. – Я отнесу кофе сержанту Гоффману и Карлу Гриффину, а вы – наверх, полицейским.

Норма молча принесла поднос. Мейсон поставил на него три чашки с кофе и через столовую вернулся в гостиную.

Сержант Гоффман стоял, заложив руки за спину и наклонив голову. Карл Гриффин сидел, откинувшись в кресле, осовевший, с красным лицом и налитыми кровью глазами. Когда Мейсон вошел, говорил сержант Гоффман:

– Вы не так выразились о ней, когда приехали сюда..

– Я был тогда пьян, – ответил Гриффин.

Гоффман не отводил глаз от его лица.

– В пьяном виде люди часто говорят то, что скрывают в трезвом, – заметил он.

Карл Гриффин поднял брови с выражением вежливого удивления:

– Неужели? Никогда не замечал такого.

В этот момент сержант Гоффман услышал за спиной шаги Мейсона. Он повернулся и широкой улыбкой приветствовал дымящийся кофе.

– Отлично, Мейсон. Это то, что нам нужно. Выпейте кофе, Гриффин, и вы сразу почувствуете себя лучше.

Гриффин кивнул.

– Я и так в порядке, но глотну. Ух, как пахнет!

Мейсон подал ему чашку.

– Вы ничего не знаете о существовании завещания? – небрежно спросил сержант Гоффман.

– Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос, сержант, если вы ничего не имеете против.

Гоффман принял чашку из рук Мейсона.

– Кое–что имею, так уж странно сложились обстоятельства. Так что прошу ответить на вопрос.

– Разумеется, завещание существует, – неохотно сказал Гриффин.

– И где оно?

– Этого я не знаю.

– А откуда вы знаете о его существовании?

– Дядя сам мне его показывал.

– И что, все его состояние унаследует жена?

Гриффин покачал головой.

– Насколько мне известно, ей достанется пять тысяч, а больше ничего.

Сержант Гоффман высоко поднял брови и присвистнул.

– Это совершенно меняет положение вещей, – сказал он.

– Какое положение вещей? – спросил Гриффин.

– Ну, всю ситуацию, – пояснил Гоффман. – Ее жизненные интересы требовали, чтобы он был жив. Его смерть лишает миссис Белтер почти всего.

– Насколько я знаю, их отношения оставляли желать лучшего, – поспешил заметить Гриффин.

– Это еще ни о чем не говорит, – задумчиво произнес сержант Гоффман. – В таких случаях мы должны прежде всего найти мотив.

Мейсон широко улыбнулся Гоффману.

– Уж не пытаетесь ли вы намекнуть, что это миссис Белтер убила своего мужа? – Он задал этот вопрос таким тоном, как если бы сама мысль об этом казалась ему смехотворной.

– Мы проводим предварительное расследование, Мейсон. Я пытаюсь установить, кто мог убить его. В таких случаях мы всегда прежде всего рассматриваем мотивы. Кому выгодно это убийство? – вот вопрос, на который мы стараемся найти ответ.

– Раз так, – вставил Гриффин, – подозрение должно пасть на меня. – Его голос звучал вполне трезво.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Гоффман.

– В соответствии с завещанием, – медленно произнес Гриффин, – главным наследником являюсь я. Это ни для кого не секрет. Дядя Джордж симпатизировал мне больше, чем кому–либо на свете. Насколько он вообще был способен симпатизировать, а эта способность, как мне представляется, была у него весьма ограниченной.

– А какие чувства питали к нему вы? – спросил Гоффман.

– Я с величайшим уважением относился к его интеллекту, – ответил Гриффин, старательно подбирая слова, – и очень ценил некоторые черты его характера. Он сумел обеспечить себе абсолютную независимость, поскольку его ум отличался обостренной чувствительностью к обману и лицемерию.

– И каким же образом он достиг абсолютной независимости? – опросил сержант Гоффман.

– Если бы ваш ум отличали эти качества, вам не нужно было бы спрашивать об этом. Дядя Джордж обладал великолепным интеллектом. Он умел заглянуть в душу любого, высмотреть всякую фальшь, всякую ложь. Он принадлежал к людям, которые никогда не полагаются на дружбу и приязнь. Он был настолько независим, что ни в ком не искал опоры, а потому ему не нужны были друзья. Его единственной страстью была борьба. Он боролся со всеми и с каждым в отдельности.

– Только не с вами? – вставил Гоффман.

– Нет, – согласился Гриффин, – со мной он не боролся, так как знал, что я плевал на него и на его деньги. Я не подлизывался к нему, но, с другой стороны, также и не пытался его надуть. Говорил ему то, что думал о нем. Был с ним честным.

Сержант Гоффман прищурил глаза.

– А кто его надувал?

– Что вы хотите сказать?

– Вы утверждаете, что вы не надували его и поэтому он вас любил.

– Да, именно так и было.

– Вы подчеркиваете, что только вы были с ним честным. А другие? Жена, например?

– Он никогда не говорил со мной о жене.

– А она случайно не надувала его? – не отступал Гоффман.

– Откуда я могу знать?

Гоффман не спускал глаз с молодого человека.

– Однако вы не слишком разговорчивы, – заметил он. – Ну что ж, раз вы не хотите говорить, я ничего не могу поделать.

– Но я вовсе не отказываюсь отвечать, сержант, – запротестовал Гриффин. – Я скажу все, что вы хотите.

– Можете ли вы точно сказать мне, где вы находились в то время, когда было совершено убийство?

Гриффин залился румянцем:

– Очень сожалею, сержант, но не могу.

– Почему?

– Потому что, во–первых, не знаю, когда оно произошло, а во–вторых, даже если бы знал, не смог бы ответить, где тогда был. Боюсь, что сегодня я здорово перебрал. Сначала был в обществе одной молодой особы, а попрощавшись с ней, завернул в кабак, потом в другой. Когда двинулся домой, прокололась эта чертова шина, а заменить ее – сил не было. Сами понимаете, в таком состоянии… Представляете, дождь хлещет, как из ведра, а я ползу с черепашьей скоростью на спущенном колесе; казалось, сто лет пройдет, пока доберусь до дому.

– Фактически вся камера изорвана в клочья, – согласился сержант Гоффман. – Кстати, кто–нибудь еще знал о завещании вашего дяди? Кто его видел, кроме вас?

– Мой адвокат.

– Значит, у вас есть адвокат?

– Разумеется. Почему бы нет?

– Кто ваш адвокат?

– Артур Этвуд. Его контора в Мютюэл—Хауз.

Сержант Гоффман повернулся к Мейсону:

– Я не знаю такого. А вы, Мейсон?

– Да, я его видел раза два. Лысый такой тип. Когда–то специализировался на делах по возмещению за нанесение телесных повреждений. Он улаживает свои дела без суда и, как правило, получает приличные компенсации.

– Как случилось, что вы видели завещание в присутствии вашего адвоката? – обратился Гоффман к Гриффину. – Согласитесь, это достаточно необычно: завещатель приглашает наследника вместе с его адвокатом, чтобы показать им завещание.

Гриффин сжал губы.

– Об этом вы должны будете поговорить с моим адвокатом. Это сложное дело, и я предпочел бы его не обсуждать.

– Хватит этих вывертов! – буркнул сержант Гоффман. – Говорите, как это было? Быстро!

– Что это значит? – возмутился Гриффин.

Билл Гоффман повернулся к молодому человеку и посмотрел на него сверху вниз. Его челюсть слегка выдвинулась вперед, а взгляд стал жестким и холодным.