Текст книги "Дети судьбы"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

40

Когда Нат высадил сына у школы имени Тафта и вернулся в Хартфорд, он почувствовал себя виноватым из-за того, что у него не было времени навестить родителей. Но он знал, что не может два дня подряд пропустить свидание с Марри Голдблатом. Когда он попрощался с Льюком, тот, по крайней мере, не был погружён в мировую скорбь. Нат обещал сыну, что в пятницу они с мамой приедут на школьный спектакль. Он всё ещё думал о Льюке, когда в машине зазвонил телефон – техническое новшество, изменившее его жизнь.

– Ты обещал позвонить перед открытием рынка, – сказал Джо Стайн. – Есть новости?

– Прошу прощения, что я не смог позвонить. У меня возникли семейные неприятности, и я совершенно забыл.

– Хорошо, сейчас ты можешь мне ещё что-нибудь сказать?

– Что-нибудь ещё сказать?

– Твои последние слова были: «Я буду знать что-нибудь ещё через сутки».

– Прежде чем ты начнёшь смеяться, Джо, я буду знать что-нибудь ещё через сутки.

– Хорошо. Но какие указания на сегодня?

– Те же, что и вчера. Покупай акции Фэйрчайлда до конца дня.

– Надеюсь, ты знаешь, что делать, Нат, потому что счета начнут поступать на будущей неделе. Все знают, что Фэйрчайлд сможет пережить такую бурю, но уверен ли ты, что сможешь её пережить?

– Я не могу себе позволить её непережить, – сказал Нат. – Так что продолжай покупать.

– Как скажешь. Только я надеюсь, что у тебя есть парашют, потому что если к десяти часам утра в понедельник ты не обеспечишь себе пятьдесят процентов акций Фэйрчайлда, ты разобьёшься при приземлении.

Продолжая ехать в Хартфорд, Нат сообразил, что Джо лишь констатировал очевидное. К этому времени на следующей неделе он может оказаться без работы, и, что ещё важнее, банк Рассела поглотит его главный противник. Понимает ли это Голдблат? Конечно же, понимает.

Въехав в Хартфорд, Нат решил не возвращаться в свой кабинет, а припарковаться в нескольких кварталах от собора Святого Иосифа, перекусить и обдумать всё, что может предложить ему Голдблат. В ближайшей закусочной он заказал сэндвич с беконом в надежде, что это приведёт его в боевое настроение. Затем он взял меню и на оборотной стороне стал записывать все «за» и «против».

Без десяти три он вышел из закусочной и медленно направился к собору. По пути несколько человек поприветствовали его, тем самым напомнив ему, что в последнее время он стал в городе хорошо известен. В их взглядах было уважение и восхищение, и ему хотелось быстро прокрутить эту плёнку на неделю вперёд, чтобы увидеть, как эти люди тогда будут на него смотреть. Он взглянул на часы – было без пяти три. Он решил обойти квартал и войти в собор с более тихого южного входа. Поднявшись по ступенькам, он вошёл в южный поперечный неф за несколько минут до того, как часы на соборе пробили три. Опоздать было бы неучтиво.

Подождав, пока после яркого дневного света его глаза привыкнут к темноте собора, освещённого свечами, Нат оглядел центральный проход, который вёл к алтарю; над ним возвышался огромный золотой крест, усыпанный самоцветами. Нат рассматривал ряды тёмных дубовых скамеек, на них почти никого не было, как и предсказал мистер Голдблат. Там сидели только четыре или пять старушек, одетых в черное; одна из них, с четками в руках, читала молитву: «Славься, Мария, благословенная, Господь да будет с тобою…»

Нат двинулся по центральному проходу, но Голдблата тут явно не было. Когда он дошёл до огромного резного алтаря, то на мгновение остановился, чтобы полюбоваться искусной резьбой, напомнившей ему его поездки по Италии, и почувствовал себя виноватым, что раньше не оценил такую красоту в своём родном городе. Нат оглянулся на проход, но увидел лишь тех же старушек со склонёнными головами, всё ещё бормотавших молитвы. Он решил пройти в конец собора и сесть там около выхода, а потом снова посмотрел на часы. Была одна минута четвёртого. В этот момент он услышал голос:

– Вы хотите исп-поведаться, сын мой?

Он обернулся налево и увидел исповедальню с отдёрнутой занавеской. Католический монах, говорящий с еврейским акцентом? Он улыбнулся, сел на низкую деревянную скамейку и задёрнул занавеску.

* * *

– Вы выглядите очень элегантно, – произнёс лидер большинства, когда Флетчер занял своё место рядом с Кеном. – Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я бы подумал, что у вас есть любовница.

– У меня есть любовница, – сказал Флетчер. – Её зовут Энни. Кстати, я должен буду уйти примерно в два часа.

Кен Страттон просмотрел повестку дня.

– Я ничего не имею против. Кроме законопроекта об образовании, не будет обсуждаться ничего, что вас касается. Разве что, возможно, вопрос о кандидатах на будущих выборах. Мы предполагаем, что вы снова будете баллотироваться от Хартфорда, если Гарри не захочет опять выставить свою кандидатуру. Кстати, как старый чёрт себя чувствует?

– Немного лучше, – ответил Флетчер. – Как всегда, неугомонен, назойлив, вспыльчив и упрям.

– Значит, совсем не изменился, – сказал Кен.

Флетчер просмотрел повестку дня. Он пропустит только вопрос о кампании по сбору средств, но этот вопрос всегда был в повестке дня с тех пор, как он был избран, и останется, когда он уже уйдёт на пенсию.

Когда пробило двенадцать, лидер большинства попросил тишины и дал слово Флетчеру, чтобы тот представил распорядок предъявления законопроекта об образовании. За полчаса Флетчер изложил свои предложения, подробно охарактеризовав те пункты, против которых, как он предполагал, республиканцы будут возражать. Ответив на пять или шесть вопросов, Флетчер понял, что потребуются все его юридические познания и умение вести дебаты, чтобы Сенат принял этот законопроект. Последний вопрос задал Джек Суэйлз, самый старый член Сената. Он всегда задавал последний вопрос, и это было знаком, что нужно переходить к следующему пункту повестки дня.

– Сколько всё это будет стоить налогоплательщику, сенатор?

Другие члены Сената улыбнулись, когда Флетчер ответил, согласно ритуалу:

– Всё это покрывается бюджетом, Джек, и это было в нашей платформе перед последними выборами.

Джек улыбнулся, и лидер большинства произнёс:

– Пункт номер два – кандидаты на будущих выборах.

Флетчер собирался тихо уйти в разгар дискуссии, но он, как и все, был удивлён, когда Кен заявил:

– Я вынужден с сожалением известить моих коллег, что не собираюсь выставлять свою кандидатуру на будущих выборах.

Полусонное собрание внезапно взорвалось вопросами: «Почему?» и «Кто?». Кен поднял руку.

– Я не должен вам объяснять, почему я чувствую, что мне пришла пора уйти в отставку.

Флетчер понял, что немедленным следствием решения Кена было то, что у него теперь есть все шансы стать лидером большинства. Когда было названо его имя, Флетчер ясно дал понять, что он будет выставлять свою кандидатуру для перевыборов. Он выскользнул из зала, когда Джек Суэйлз начал речь, объяснявшую, что его долг – баллотироваться в возрасте восьмидесяти двух лет.

Флетчер поехал в больницу и, не дожидаясь лифта, взбежал по лестнице на третий этаж. В палате Гарри излагал свои взгляды на импичмент перед публикой, состоявшей из двух человек. Когда он вошёл в палату, Марта и Энни повернулись к нему.

– На собрании случилось что-нибудь, что я должен знать? – спросил Гарри.

– Кен Страттон не будет выставлять свою кандидатуру на следующих выборах.

– Нет ничего удивительного. Элли уже давно больна, а она – единственное, что ему дороже, чем партия. Но это значит, что если мы останемся в Сенате, вы будете следующим лидером большинства.

– Как насчёт Джека Суэйлза? Не станет ли он претендовать на этот пост как принадлежащий ему по праву старшинства?

– В политике ничто никому не принадлежит по праву, – сказал Гарри. – Во всяком случае, я думаю, другие члены Сената его не поддержат. Но не тратьте времени на разговоры со мной; я знаю, что вам нужно лететь в Вашингтон на встречу с Алом Брубейкером. Скажите: когда вы собираетесь вернуться?

– Завтра утром, – ответил Флетчер. – Мы только останемся на ночь.

– Так загляните ко мне на пути из аэропорта. Я хочу узнать, зачем вы были нужны Брубейкеру, и передайте ему от меня привет, потому что он был лучшим председателем партии за много лет. И спросите его, получил ли он моё письмо.

– Ваше письмо?

– Просто спросите, получил ли он его.

– Я думаю, он выгладит гораздо лучше, – отметил Флетчер, когда Энни везла его в аэропорт.

– Да, – согласилась Энни. – И Марте сказали, что его даже могут выписать из больницы на будущей неделе – только, конечно, если он обещает не очень себя утомлять.

– Он обещает. Но благодари Бога, что выборы состоятся только через десять месяцев.

Самолёт в Вашингтон вылетел с пятнадцатиминутным опозданием, но, когда он приземлился, у Флетчера оставалось достаточно времени, чтобы остановиться в отеле «Уиллард» и принять душ – и к восьми часам приехать в Джорджтаун.

Приехав в отель, Флетчер сразу же спросил портье, сколько нужно времени, чтобы добраться до Джорджтауна.

– Десять-пятнадцать минут, – ответил тот.

– Тогда закажите мне такси на без четверти восемь.

Энни приняла душ и переоделась, а Флетчер расхаживал по номеру, поминутно глядя на часы. Без девяти минут восемь он открыл для своей жены дверцу такси.

– Мне нужно быть в Джорджтауне, улица N, дом 3038, – он посмотрел на часы, – через девять минут.

– Нет, – возразила Энни. – Если Дженни Брубейкер – такая же, как я, она будет только благодарна, если мы на несколько минут опоздаем.

Таксист сумел добраться до дома председателя партии в две минуты девятого.

– Рад снова вас видеть, Флетчер, – сказал Ал Брубейкер, открывая парадную дверь. – А вы – Энни? Мы, кажется, с вами не встречались, но я знаю о вашей работе для нашей партии.

– Для партии? – спросила Энни.

– Разве вы – не член Хартфордского школьного совета и больничного комитета?

– Да. Но я всегда думала, что работаю не для партии, а для нашей общины.

– Вы – как ваш отец, – заметил Брубейкер. – Кстати, как поживает этот старый задира?

– Мы только что его видели, – сказал Флетчер. – Он выглядит гораздо лучше и передаёт вам привет. Кстати, он просил узнать, получили ли вы его письмо?

– Да, получил. Он никогда не сдаётся, правда? – Брубейкер улыбнулся. – Давайте пройдём в библиотеку и выпьем. Дженни скоро спустится вниз.

* * *

– Как ваш сын?

– Спасибо, всё в порядке, мистер Голдблат. Оказалось, что его побег из школы был вызван сердечными делами.

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать.

– Самый возраст для того, чтобы влюбиться. А теперь, сын мой, есть ли у вас в чём исповедаться?

– Да, отец мой, к этому времени на будущей неделе я буду председателем правления самого крупного банка.

– К этому времени на будущей неделе вы, может быть, не будете главным управляющим даже одного из самых мелких банков в нашем штате.

– Почему вы так думаете? – спросил Нат.

– Потому что ваш, возможно, самый блестящий ход может обернуться против вас. Ваши маклеры вас предупредили, что вы не сможете заполучить пятьдесят процентов акций банка Фэйрчайлда к понедельнику.

– Может быть, да, а может быть, нет: шансы примерно равны, и я всё ещё надеюсь, что мы сумеем этого добиться.

– Слава Богу, никто из нас – не католик, мистер Картрайт, иначе вы бы сейчас покраснели, а я наложил бы на вас эпитимью: три раза прочесть «Аве Мария». Но не бойтесь, я вижу искупление для нас обоих.

– Нужно ли мне искупление, отец мой?

– Оно нужно нам обоим, и по-по-потому-то я попросил вас со мной увидеться. Эта борьба не принесла пользы никому из нас, и если она продлится и на будущей неделе, она нанесёт вред обоим нашим банкам и, возможно, приведёт к закрытию вашего.

Нат хотел возразить, но он знал, что Голдблат прав.

– Ну, так какую форму примет это искупление? – спросил он.

– Я думаю, у меня есть лучшее решение, чем три «Аве Мария». Оно очистит нас обоих от грехов и может даже дать небольшую прибыль.

– Жду ваших указаний, отец мой.

– Много лет я с интересом следил за вашей карьерой, сын мой. Вы очень умны, чрезвычайно усердны и полны решимости, но больше всего меня в вас восхищает то, что вы честны, хотя один из моих юридических советников пытается убедить меня в обратном.

– Я польщён, сэр, но не безмерно.

– И правильно. Я – реалист, и думаю, что если на этот раз вы не добьётесь успеха, то через пару лет вы снова попытаетесь его добиться, и будете пытаться, пока не добьётесь. Я прав?

– Возможно, сэр.

– Вы были со мной откровенны, и я тоже буду откровенен. Через полтора года мне исполнится шестьдесят пять лет, и я уйду в отставку, чтобы играть в гольф. Я хотел бы оставить своему преемнику процветающий банк, а не больного пациента, который то и дело ложится в больницу для дальнейшего лечения. Я думаю, вы могли бы стать решением моей проблемы.

– Я думал, что я скорее – её причина.

– Тем больше оснований предпринять решительные и целенаправленные действия.

– Мне казалось, именно это я и делаю.

– И вы можете продолжать в том же духе, сын мой, но, по политическим причинам, мне нужно, чтобы всё это выглядело как ваша инициатива, а для этого, мистер Картрайт, вы должны мне довериться.

– Вы создавали свою репутацию сорок лет, мистер Голдблат. Я не могу поверить, что вы готовы пожертвовать ею за несколько месяцев до ухода в отставку.

– Я тоже польщён, молодой человек, но, как и вы, не безмерно. Поэтому я хотел бы, чтобы эта наша встреча состоялась по вашейпросьбе и чтобы на этой встрече выпредложили мне перестать сражаться друг с другом и начать сотрудничать.

– Вы предлагаете мне партнёрство? – спросил Нат.

– Называйте это как угодно, мистер Картрайт, но если наши два банка сольются, никто не останется внакладе и, более того, нашим акционерам это будет выгодно.

– А какие условия, как вы предполагаете, я должен предложить вам – а также моему правлению?

– Чтобы банк назывался банком Фэйрчайлда – Рассела и я оставался председателем правления следующие полтора года, а вы стали бы моим заместителем.

– А что будет с Томом и Джулией Расселами?

– Им, конечно, будет предложено стать членами правления. Если через полтора года вы станете председателем правления, вы сможете назначить своего заместителя, хотя, по-моему, было бы разумно оставить Уэсли Джексона главным управляющим. Но так как несколько лет назад вы предложили ему стать членом правления вашего банка, я не думаю, что вы будете что-то иметь против.

– Да, это верно, но это не решает проблему распределения акционерного капитала.

– Сейчас вы держите десять процентов акций банка Рассела – так же, как и ваш председатель правления. Его жена в какой-то момент владела четырьмя процентами акционерного капитала. Но я подозреваю, что в течение последних дней именно её акции вы продавали на открытом рынке.

– Возможно, мистер Голдблат.

– По обороту и прибылям банк Фэйрчайлда при-при-примерно в пять раз превосходит банк Рассела, так что я предлагаю, чтобы, когда вы внесёте своё п-п-предложение, вы и мистер Рассел попросили по четыре процента и получили три. Что же касается миссис Рассел, я думаю, что для неё один процент будет вполне ум-местен. Конечно, вы все трое сохраните свои прежние оклады и прибыли.

– А наш штат?

– Первые п-полтора года должно сохраниться status quo. [56]56
  Status quo (лат.) – существующее положение.


[Закрыть]После этого – как вы решите.

– И вы хотите, чтобы я обратился к вам с этим предложением, мистер Голдблат?

– Да.

– Простите, но почему вы просто сами не сделаете мне это предложение, чтобы моё правление его обсудило?

– П-Потому что наши юридические представители против этого в-в-возразят. Мне кажется, что в этом слиянии банков у мистера Эллиота – лишь одна цель, которая заключается в т-том, чтобы уничтожить вас. А у меня тоже – только одна цель, и она заключается в том, чтобы с-с-сохранить незапятнанную репутацию банка, которому я отдал т-тридцать лет своей жизни.

– А почему бы вам просто не расторгнуть контракт с Эллиотом?

– Я хотел это сделать – после того как он разослал это отвратительное письмо от моего имени, но я не мог позволить себе п-публично признаться, что за несколько дней до того, как нашему банку может грозить поглощение, у нас возникли в-внутренние разногласия. Я могу себе представить, какой шум поднимет п-пресса, не говоря… не говоря уже об акционерах, мистер К-Картрайт.

– Но как только Эллиот услышит, что это предложение исходит от меня, он сразу же посоветует вашему правлению его отвергнуть.

– Верно, – сказал Голдблат. – Поэтому я вчера послал его в Вашингтон, чтобы он доложил непосредственно мне, как только в п-понедельник Комиссия по ценным бумагам и биржам объявит результат вашей попытки поглотить наш банк.

– Он почует недоброе. Он отлично знает, что ему вовсе не нужно четыре дня сидеть в Вашингтоне. Он может полететь туда в воскресенье вечером и в понедельник утром сообщить вам о решении Комиссии.

– Интересно, что вы об этом уп-помянули, мистер Картрайт, так как моя секретарша раз-раз-разведала, что у республиканцев будет в Вашингтоне встреча, которая окончится ужином в Белом доме. – Он помедлил. – Я позвонил по крайней мере нескольким людям, чтобы Ралф Эллиот наверняка получил приглашение на эту августейшую встречу. Так что не сомневайтесь, он сейчас очень занят. Я всё время читаю в местной п-прессе сообщения о его политических амбициях. Он, конечно, это отрицает, так что я думаю, что это в-в-верно.

– А почему вы вообще его наняли?

– Раньше мы в-всегда пользовались консультациями фирмы «Б-Белман и Уэланд», мистер Картрайт, и до нынешнего дела со слиянием банков я не в-в-встречался с мистером Эллиотом. Я ругаю себя, но, по крайней мере, пытаюсь исправить свою ошибку. Видите ли, у меня не было в-вашего преимущества – раньше я два раза ему не проигрывал.

– Toiché! [57]57
  Touché (франц.) – удар.


[Закрыть] – сказал Нат. – Ну, так что будет дальше?

– Рад был с вами встретиться, мистер Картрайт, и сегодня же вечером я изложу ваше п-предложение своему правлению. К сожалению, один из членов правления – сейчас в Вашингтоне, но я всё же надеюсь, что смогу позвонить вам сегодня в-в-вечером и сообщить о нашем решении.

– Буду ждать вашего звонка.

– Хорошо. И затем мы сможем встретиться лично – и как можно скорее, п-потому что я хотел бы подписать соглашение в п-п-пятницу вечером. – Голдблат помедлил. – Нат, вчера вы попросили меня сделать вам одолжение. Могу я в ответ кое о чём вас п-попросить?

– Да, конечно, – ответил Нат.

– Монсеньор, человек очень неглупый, попросил у меня п-пожертвование в двести долларов за право использовать исповедальню, и теперь, когда мы – п-партнёры, я думаю, вы должны внести свою долю. Я упоминаю об этом, потому что это позабавит моё п-п-правление и позволит мне сохранить среди моих еврейских друзей свою былую репутацию б-безжалостного человека.

– Я не буду причиной того, что вы подмочите эту репутацию, отец мой, – заверил его Нат.

Нат выскользнул из исповедальни и быстро пошёл к южному входу, где стоял священник в длинной чёрной сутане. Нат вынул из бумажника две пятидесятидолларовых бумажки и вручил ему.

– Бог да благословит вас, сын мой! – воскликнул монсеньор. – Но у меня такое ощущение, что я мог бы удвоить ваше пожертвование, если бы только я знал, в какой из двух банков церковь должна сделать капиталовложение.

* * *

К тому времени как подали кофе, Ал Брубейкер даже намёком не дал понять, зачем он хотел видеть Флетчера.

– Дженни, пожалуйста, уведи Энни в гостиную, потому что мне нужно кое-что обсудить с Флетчером. Мы придём к вам через несколько минут. – Когда Дженни и Энни вышли, Ал спросил: – Хотите бренди или сигару, Флетчер?

– Нет, спасибо, Ал. С меня достаточно вина.

– Вы выбрали подходящий уикенд для приезда в Вашингтон. Как вы сами понимаете, сейчас здешние республиканцы усиленно готовятся к промежуточным выборам. [58]58
  Промежуточные выборы – в США перевыборы всех членов Палаты представителей и одной трети губернаторов штатов через два года после предыдущих и за два года до следующих президентских выборов.


[Закрыть]Сегодня Буш устраивает для них вечер в Белом доме. Так что мы, демократы, должны на несколько дней скрыться из виду. Но скажите мне, – спросил Ал, – каково положение демократов в Коннектикуте?

– Сегодня состоялось собрание партийных лидеров для выдвижения кандидатур и для обсуждения финансового положения.

– Вы будете снова баллотироваться?

– Да, я уже об этом объявил.

– И мне сказали, что вы будете следующим лидером большинства?

– Если Джек Суэйлз не будет претендовать на этот пост: он, в конце концов, самый старый член Сената.

– Джек? Он ещё жив? Я бы мог поклясться, что был на его похоронах. Нет, не верю, что партия его поддержит, разве что…

– Разве что?

– Разве что вы выставите свою кандидатуру на пост губернатора. – Флетчер поставил бокал вина обратно на стол, чтобы Ал не заметил, как у него дрожит рука. – Вы, должно быть, обдумали такую возможность?

– Да, обдумал, – сказал Флетчер. – Но я считал, что партия поддержит Ларри Конника.

– Нашего уважаемого помощника губернатора? – Ал закурил сигару. – Нет. Ларри – хороший человек, но он, в отличие от многих других политиков, знает свои слабости. На прошлой неделе я беседовал с ним на конференции губернаторов в Питтсбурге. Он мне сказал, что будет рад баллотироваться, но только если, по его мнению, это пойдёт на пользу партии. – Ал сделал затяжку и, насладившись ею, продолжил: – Нет, Флетчер, вы – наш первый кандидат, и если вы согласитесь баллотироваться, даю вам слово, что партия вас поддержит. Нам совершенно не нужна драка между нашими кандидатами. Нам следует готовиться к настоящей схватке – с республиканцами, потому что их кандидат постарается ухватиться за фалды Буша, так что, если мы хотим иметь своего губернатора, нам предстоит тяжёлая борьба.

– Кого, по-вашему, выставят республиканцы?

– Я надеялся, что это вы мне скажете.

– По-моему, есть два серьёзных претендента от двух разных крыльев партии. Во-первых, Барбара Хантер, член нашего Конгресса. – Но против неё – её возраст и послужной список.

– Послужной список? – спросил Ал.

– Она редко выигрывает, – сказал Флетчер. – Но за многие годы она сколотила себе сильную группу поддержки в партии. И, как доказал Никсон после поражения в Калифорнии, [59]59
  37-й президент США Ричард Милхауз Никсон (1913–1994), президент в 1969–1974 гг., за шесть лет до своего избрания на президентский пост проиграл выборы на пост губернатора Калифорнии в 1962 году.


[Закрыть]никого нельзя сбрасывать со счетов.

– Кто ещё? – спросил Ал.

– Вам что-нибудь говорит имя Ралфа Эллиота?

– Нет, – ответил Ал. – Но я заметил эту фамилию в списке коннектикутской делегации, которая сегодня вечером будет на ужине в Белом доме.

– Да, он входит в состав центрального комитета штата, и если он станет республиканским кандидатом, нас ожидает очень грязная кампания. Эллиот боксирует без перчаток, и любит набирать очки в промежутках между раундами.

– Это может быть для него и помехой, и козырем.

– Могу сказать только одно: он – уличный драчун и не любит проигрывать.

– Именно так говорят и о вас, – улыбнулся Ал. – Кто-нибудь ещё?

– Упоминают ещё два или три имени, но пока никто из них не объявил о своих намерениях. Вспомните: очень мало кто слышал о Джимми Картере до первичных выборов [60]60
  Первичные выборы – в США предварительные выборы с целью определить, какой кандидат от данной партии будет выставлен на общенациональных выборах. На этих выборах голосуют зарегистрированные члены этой партии.


[Закрыть]в Нью-Хэмпшире.

– А как насчёт этого человека? – спросил Ал, показывая Флетчеру обложку журнала «Банкерс Уикли».

Флетчер уставился на заголовок: «Следующий губернатор Коннектикута».

– Но если вы прочтёте статью, Ал, вы узнаете, что у него – серьёзные шансы стать следующим председателем правления банка Фэйрчайлда, если этот банк и банк Рассела договорятся об условиях. Я просмотрел эту заметку в самолёте.

Ал перелистал страницы.

– Вы явно не дошли до последнего абзаца, – сказал он и прочёл вслух: – «Хотя предполагается, что после отставки Марри Голдблата его преемником станет Картрайт, этот пост может также занять его близкий друг Том Рассел, если главный управляющий банка Рассела решит выставить свою кандидатуру на пост губернатора».

* * *

Когда Флетчер и Энни вернулись в отель и легли спать, Флетчер не мог уснуть, и не потому, что кровать была удобнее, а подушки – мягче, чем он привык. Ал хотел узнать его решение к концу месяца, чтобы успеть настроить свою партию на поддержку своего кандидата.

Энни проснулась в начале восьмого.

– Ты хорошо спал? – спросила она.

– Я почти не спал.

– Я спала, как сурок, но ведь мне не нужно было беспокоиться о том, будешь ли ты баллотироваться в губернаторы.

– Почему? – спросил Флетчер.

– Потому что ты будешьбаллотироваться, и я совершенно не понимаю, почему ты колеблешься.

– Прежде всего, мне нужно серьёзно поговорить с Гарри, потому что наверняка он уже много об этом думал.

– Едва ли, – сказала Энни. – По-моему, он был гораздо больше озабочен тем, станет ли Люси старостой класса.

– Что ж, может быть, я сумею на минуту отвлечь его внимание, чтобы обсудить выборы губернатора Коннектикута. – Флетчер выпрыгнул из кровати. – Ты не против, если мы обойдёмся без завтрака и попытаемся успеть на ранний самолёт? Я хочу поговорить с Гарри перед тем, как пойду в Сенат.

По пути в Хартфорд Флетчер почти не разговаривал с Энни: он читал и перечитывал статью в «Банкерс Уикли» о Нате Картрайте – возможном новом заместителе председателя правления банка Фэйрчайлда или будущем губернаторе Коннектикута. Он снова подумал о том, как много у них общего.

– Что ты хочешь спросить у папы? – поинтересовался Энни, когда их самолёт кружил над хартфордским аэропортом.

– Во-первых, не слишком ли я молод?

– Но Ал же сказал тебе, что в Америке уже есть один губернатор моложе тебя и двое – твоего возраста.

– Во-вторых, как он оценивает мои шансы?

– Он не захочет тебе на это ответить, пока не знает, кто будет твоим противником.

– И в-третьих, способен ли я справиться с этой работой?

– Знаю, что он ответит, потому что я уже это с ним обсуждала.

– Слава Богу, что вчера, летя в Вашингтон, мы опустились довольно быстро, – сказал Флетчер, когда самолёт сделал уже третий круг над аэропортом.

– Но ты всё-таки навестишь папу до того, как ехать в Сенат? – спросила Энни. – Он, небось, сидит в постели и ждёт твоих новостей.

– Я и собирался первую остановку сделать у Гарри, – сказал Флетчер, выруливая из аэропорта на автостраду.

Когда сенатор Давенпорт въехал в город, стояла ясная осенняя погода. Он решил проехать мимо Капитолия, прежде чем ехать в больницу к Гарри.

Когда они въехали на гребень холма, Энни выглянула из машины и безудержно зарыдала. Флетчер свернул на обочину. Он обнял жену и через её плечо посмотрел на здание Капитолия.

Американский флаг был приспущен.