Текст книги "Дети судьбы"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

24

– Люси?

– А как насчёт Рут или Марты?

– Мы можем дать ей все три имени, – сказал Флетчер, – и обе наши матери будут счастливы, но звать её мы будем Люси.

Он улыбнулся и положил свою дочку обратно в колыбельку.

– А ты думал о том, где мы будем жить? – спросила Энни. – Я не хочу, чтобы Люси росла в Нью-Йорке.

– Я согласен, – ответил Флетчер, пощекотав дочку под подбородком. – Я беседовал с Маттом Канлиффом, и он мне сказал, что, поступив на работу в фирму, он столкнулся с той же проблемой.

– Ну и что он тебе посоветовал?

– Он посоветовал три или четыре городка в Нью-Джерси, которые – в часе езды поездом от нью-йоркского вокзала «Грэнд-Сентрал». Так что мы можем поехать туда в следующую пятницу и в течение всего уикенда смотреть, какое место нам больше всего понравится.

– Я думаю, нам нужно сначала снять жильё, – предложила Энни, – до тех пор, пока мы скопим деньги на то, чтобы купить собственный дом.

– Едва ли, потому что фирма предпочитает, чтобы мы купили собственное жильё.

– Очень хорошо, что фирма что-то предпочитает, но если мы просто-напросто не можем себе этого позволить?

– Это тоже – не проблема, – сказал Флетчер, – так как «Александер, Дюпон и Белл» даст беспроцентную ссуду.

– Очень мило с их стороны, но, насколько я понимаю, у фирмы должен быть какой-то скрытый мотив.

– Конечно, – ответил Флетчер. – Это привязывает сотрудника к фирме, и «Александер, Дюпон и Белл» гордится тем, что у него – самая маленькая текучка кадров среди нью-йоркских юридических фирм. После того как они тебя выбрали и обучили, они уверены, что ты не уйдёшь в конкурирующую фирму.

– Это выглядит как брак поневоле, – сказала Энни. – Ты говорил мистеру Александеру что-нибудь о своих политических амбициях?

– Нет, если бы я сказал, то не прошёл бы в фирме и первой проверки, да к тому же, кто знает, что я буду думать через два или три года?

– Я точно знаю, что ты будешь думать через два года, и через десять, и через двадцать лет. Ты счастливее всего, когда куда-нибудь баллотируешься, и я никогда не забуду, как ты радовался, когда папу переизбрали в Сенат.

– Только не говори это Матту Канлиффу, – с улыбкой сказал Флетчер, – иначе Билл Александер узнает об этом через десять минут, и мне несдобровать: фирма не любит, чтобы её сотрудники думали о чём-нибудь, кроме своей работы. Вспомни, какой у них девиз: «В сутках – двадцать пять рабочих часов».

* * *

Когда Су Лин проснулась, она услышала, что Нат в соседней комнате говорит по телефону. Она удивилась: с кем это он разговаривает ни свет ни заря? Вскоре Нат положил трубку и вернулся в спальню.

– Вставай и укладывайся, мой цветочек, потому что нам нужно убраться отсюда меньше чем через час.

– Что..?

– Меньше чем через час.

Су Лин выскочила из постели и побежала в ванную.

– Капитан Картрайт, могу я узнать, куда вы меня повезёте? – крикнула она из-под душа.

– Вы всё поймёте, как только мы сядем в самолёт, миссис Картрайт.

– Куда мы летим?

– Я скажу, когда самолёт взлетит, не раньше.

– Мы летим домой?

– Нет, – ответил Нат, ничего не объясняя.

Помывшись, Су Лин стала думать, что ей надеть, а Нат снова поднял телефонную трубку.

– Ты не даёшь мне времени толком собраться, – сказала Су Лин.

– В этом-то – вся идея, – Нат по телефону попросил портье вызвать ему такси.

– Чёрт! – воскликнула Су Лин, оглядывая пакеты с подарками. – Куда всё это сунуть?

Нат положил трубку, подошёл к шкафу и вынул оттуда чемодан, который она никогда раньше не видела. Она рассмеялась, а Нат снова поднял трубку.

– Пришлите, пожалуйста, носильщика и приготовьте счёт к тому времени, как мы спустимся: мы выписываемся из гостиницы. – Он помедлил, выслушал, что ему сказали, и ответил: – Через десять минут.

Нат повернулся и взглянул на Су Лин. Он вспомнил, как вчера она в конце концов уснула и он решил улететь из Сеула как можно скорее. Каждая лишняя минута, проведённая в Корее, будет ей напоминать о…

В аэропорту Нат стал в очередь к кассе, чтобы забрать билеты, и поблагодарил девушку за конторкой за то, что она так быстро выполнила его неожиданный заказ. Су Лин пошла заказывать завтрак, пока он сдавал багаж. Затем Нат поднялся на эскалаторе в ресторан на втором этаже. Его жена сидела в углу, болтая с официанткой.

– Тебе я ничего не заказала, – сказала Су Лин. – Я объяснила официантке, что через неделю после свадьбы я не уверена, что ты появишься.

Нат посмотрел на официантку.

– Да, сэр? – спросила она.

– Яичницу из двух яиц с беконом и чёрный кофе.

Официантка посмотрела в свой блокнот.

– Ваша жена уже это для вас заказала.

– Куда мы летим? – спросила Су Лин.

– Ты узнаешь, когда мы подойдём к выходу, а если ты будешь нудить, то только когда мы приземлимся.

– Но… – начала она.

– Если будет нужно, я завяжу тебе глаза, – сказал Нат; в этот момент официантка вернулась с кофейником. – Теперь я должен задать тебе несколько серьёзных вопросов, – сказал Нат и увидел, как Су Лин сразу же напряглась. Он притворился, что не заметил этого. Ему нужно несколько дней не слишком её донимать, потому что она явно думала только об одном. – Я припоминаю, ты говорила моей матери, что, когда Япония присоединится к компьютерной революции, весь технологический процесс ускорится.

– Так мы летим в Японию?

– Нет, – ответил Нат в то время, как перед ним поставили яичницу. – А теперь сосредоточься, потому что я должен буду положиться на твои профессиональные знания.

– Сейчас компьютерная промышленность скачет галопом, – объяснила Су Лин. – «Канон», «Сони», «Фуджитсу» уже переплюнули американцев. Почему? Если ты хочешь изучить деятельность технологических компаний, тебе нужно…

– И да и нет, – ответил Нат, слушая объявление о посадке. Он проверил счёт и положил на него свои оставшиеся корейские деньги, а затем встал.

– Мы куда-нибудь едем, капитан Картрайт? – спросила Су Лин.

–  Яеду, – ответил Нат, – так как это было последнее объявление о посадке на наш рейс. Кстати, если у тебя – другие планы, то билеты и дорожные чеки – у меня.

– Значит, я к тебе привязана, да? – сказала Су Лин; она быстро допила кофе и проверила по табло, на какие рейсы были последние объявления; их было не меньше десяти. – Гонолулу? – спросила она.

– Зачем мне везти тебя в Гонолулу? – спросил Нат.

– Чтобы лежать на пляже и целыми днями ласкать друг друга.

– Нет, мы едем туда, где мы днём будем встречаться с моими бывшими любовницами, а ночью – ласкать друг друга.

– В Сайгон? – спросила Су Лин. – Мы посетим места боевой славы капитана Картрайта?

– Нет, – сказал Нат, продолжая идти к выходу на международные авиалинии.

После того как у них проверили паспорта и билеты, Нат не остановился у магазинов, торгующих беспошлинными товарами, а продолжал идти к выходу на посадку.

– Бомбей? – спросила Су Лин, проходя мимо выхода номер два.

– Не думаю, что в Индии осталось много моих бывших любовниц, – парировал Нат, проходя мимо выходов номер два, три и четыре.

Су Лин продолжала смотреть на направления рейсов на тех выходах, мимо которых они проходили.

– Сингапур? Манила? Гонконг?

– Нет, нет, нет, – отвечал Нат, когда они проходили мимо выходов номер одиннадцать, двенадцать и тринадцать.

Су Лин молчала, пока они проходили мимо выходов на рейсы в Бангкок, Цюрих, Париж и Лондон. Нат остановился перед выходом номер двадцать один.

– Вы летите в Рим и Венецию, сэр? – спросила девушка за конторкой авиакомпании «Пан-Ам».

– Да, – ответил Нат. – Билеты на имя мистера и миссис Картрайт.

– Знаете что, мистер Картрайт, – сказала Су Лин. – Вы – удивительный человек.

* * *

В течение последних четырёх уикендов Энни потеряла счёт осмотренным ими домам. Одни были слишком велики, другие – слишком малы, некоторые – в районах, где им не хотелось жить, а когда они попадали в районы, где им нравилось, цена была слишком высокой – даже учитывая перспективу беспроцентной помощи фирмы «Александер, Дюпон и Белл». Наконец, в одно из воскресений они нашли именно то, что искали, в Риджвуде. Через десять минут после того, как они вошли в дверь, они обменялись кивками за спиной агента по продаже недвижимости, который их сюда привёл. Энни сразу же позвонила матери.

– Это совершенно то, что нужно, – заливалась она. – Тихий городок, в котором больше церквей, чем баров, больше школ, чем кинотеатров, и прямо через центр городка течёт речка.

– А сколько стоит дом? – спросила Марта.

– Чуть больше, чем мы хотели заплатить, но агент по продаже недвижимости ожидает звонка от моего агента Марты Гейтс; и если ты, мама, не сможешь добиться, чтобы они сбросили цену, я уж не знаю, кто сможет.

– Ты выполнила мой совет? – спросила Марта.

– В точности. Я сказала агенту, что мы оба – школьные учителя, потому что ты сказала, что они обычно завышают цену для юристов, врачей и банковских служащих. Он был разочарован.

Флетчер и Энни полдня гуляли по городку, молясь, чтобы Марта добилась снижения цены, потому что даже вокзал был от этого дома в пяти минутах езды на машине.

Несколько недель ушло на оформление покупки, и 1 октября 1974 года Флетчер, Энни и Люси Давенпорт провели первую ночь в своём новом доме в Риджвуде, штат Нью-Джерси. Едва они закрыли входную дверь, как Флетчер спросил:

– Как ты думаешь, можем мы оставить Люси с твоей матерью на пару недель?

– Меня не беспокоит, что Люси будет с нами, пока мы будем приводить дом в порядок, – ответила Энни.

– Я не это имел в виду, – сказал Флетчер. – Я просто думал, что нам пора взять отпуск – что-то вроде второго медового месяца.

– Но…

– Никаких «но». Мы сделаем то, о чём ты всё время говоришь, – полетим в Шотландию и попытаемся найти следы своих предков – Давенпортов и Гейтсов.

– Когда, по-твоему, мы сможем поехать?

– Наш самолёт вылетает завтра в одиннадцать часов утра.

– Мистер Давенпорт, вы даёте своей жене массу времени на подготовку к путешествию, правда?

* * *

– Что ты ищешь? – спросила Су Лин, глядя, как её муж изучает колонку цифр на финансовой странице «Новостей азиатского бизнеса».

– Изучаю перемену курсов валют за минувший год, – ответил Нат.

– Это имеет какое-то отношение к Японии? – спросила Су Лин.

– Прямое, – сказал Нат. – Потому что японская иена – это единственная крупная валюта, которая за последний год постоянно росла в цене по отношению к доллару, и некоторые экономисты предсказывают, что такая тенденция продолжится в обозримом будущем. Они утверждают, что иена всё ещё очень недооценена. Если специалисты не ошибаются, значит, ты права в том, что роль Японии в развитии новой техники расширяется, и, следовательно, я нашёл, куда в этом ненадёжном мире можно сделать выгодные капиталовложения.

– Это будет темой твоей дипломной работы на факультете бизнеса?

– Нет; однако ты заслуживаешь премии за идею, – сказал Нат. – Я думал вложить небольшую сумму денег, и если я окажусь прав, я смогу получать несколько лишних долларов в месяц.

– Это несколько рискованно, да?

– Если хочешь получить прибыль, нужно идти на какой-то риск. Секрет в том, чтобы устранить некоторые дополнительные элементы этого риска. – Су Лин, кажется, всё ещё сомневалась. – Я скажу тебе, что я имею в виду. Сейчас я получаю 400 долларов в месяц как капитан американской армии. Если я продам эти деньги за год вперёд и куплю иены по сегодняшнему курсу, а потом снова продам их за доллары через год, то, если курс иены будет продолжать подниматься так же, как за последние семь лет, я получу годовую прибыль от 400 до 500 долларов.

– А если курс иены упадёт? – спросила Су Лин.

– Но он не падал в течение последних семи лет.

– Но всё-таки – если он упадёт?

– Тогда я потеряю 400 долларов – то есть мой месячный заработок.

– По-моему, лучше получать каждый месяц гарантированный чек.

– Ты никогда не сможешь создать капитал на трудовом доходе, – сказал Нат. – Большинство людей живёт не по средствам, и единственная форма их сбережений – это страхование жизни или облигации, а инфляция может съесть и то и другое. Спроси моего отца.

– Но для чего нам все эти деньги? – спросила Су Лин.

– Для моих любовниц.

– А где все эти любовницы?

– Большинство из них – в Италии, и есть ещё несколько в разных больших столицах.

– Значит, именно поэтому мы летим в Венецию?

– И ещё во Флоренцию, Милан и Рим. Когда я с ними прощался, многие из них были голые, и одна из причин, почему они мне больше всего нравятся, – это то, что они не стареют, разве что у них появляются морщины, если они слишком много времени проводят на солнце.

– Счастливицы! – воскликнула Су Лин. – А есть ли у тебя самая любимая из них?

– Нет, я довольно неразборчив в своей половой жизни; хотя если бы меня заставили выбирать, есть одна синьора во Флоренции, которая живёт в небольшом дворце; я её обожаю и хотел бы снова с ней встретиться.

– Она случайно не девственница? – спросила Су Лин.

– Ты угадала, – сказал Нат.

– Её зовут Мария?

– И это верно, хотя в Италии полным-полно Марий.

– «Поклонение волхвов» Тинторетто?

– Нет.

– «Мадонна с младенцем» Беллини?

– Нет, они всё ещё живут в Ватикане.

Пока стюардесса просила их застегнуть ремни, Су Лин с минуту помолчала.

– Караваджо?

– Молодчина! Я оставил её в Палаццо Питти на правой стене в галерее третьего этажа. Она обещала хранить мне верность до моего возвращения.

– И там она и останется. Ведь такая любовница будет стоить тебе гораздо больше 400 долларов в месяц, а если ты всё ещё собираешься пойти в политику, то у тебя не хватит денег даже на раму.

– Я не пойду в политику, пока не смогу позволить себе содержать целую галерею, – заверил её Нат.

* * *

Энни начала понимать, почему англичане так не любят американских туристов, которые как-то умудряются осмотреть Лондон, Оксфорд, Бленэм и Стратфорд всего за три дня. И она была совершенно ошарашена, когда увидела, как целый автобус американских туристов выгрузился у Королевского Шекспировского театра в Страфтфорде, они заняли свои места, а затем ушли из театра в антракте, уступив места соотечественникам из другого автобуса. Энни этому не поверила бы, если бы, вернувшись в театр после антракта, она своими глазами не увидела, что в двух рядах перед ней сидят люди, которые говорят с привычным для неё американским акцентом, но которых она до этого не видела. Она подумала: «Интересно, те люди, которые посмотрели первый акт пьесы, рассказали тем, кто пришёл на второй акт, что произошло с Розенкранцем и Гильденстерном, или когда туристы из второго автобуса пришли в театр, первый автобус уже ехал обратно в Лондон?»

Чувство вины исчезло у Энни после того, как они с Флетчером спокойно провели десять дней в Шотландии. Они получили удовольствие от Эдинбургского фестиваля, где могли выбирать между Марло и Моцартом, или Линтером и Ортоном. Однако для обоих приятнее всего была долгая поездка с юга на север и потом с севера на юг по восточному и западному побережью. Перед ними разворачивались потрясающие пейзажи, и они решили, что нет в мире видов красивее этих.

В Эдинбурге они попытались отыскать следы предков Гейтсов и Давенпортов, но нашли лишь цветную таблицу шотландских кланов, да купили юбку, сшитую из безвкусно яркого тартана клана Давенпортов; Энни сомневалась, наденет ли она эту юбку хоть раз в Америке.

Как только их самолёт вылетел из Эдинбурга в Нью-Йорк, Флетчер сразу же заснул. Когда самолёт стал снижаться над нью-йоркским аэропортом имени Кеннеди, Энни думала только о том, что она скоро увидит Люси, а Флетчер с тревогой представлял себе, как он проведёт свой первый рабочий день в фирме «Александер, Дюпон и Белл».

* * *

Когда Нат и Су Лин вернулись из Рима, они были совершенно измотаны, но внезапная перемена в маршруте оказалась крайне правильной. С каждым днём Су Лин всё больше и больше успокаивалась. За всю вторую неделю они ни разу не вспомнили о Корее. Они договорились, что, вернувшись домой, скажут матери Су Лин, что провели весь свой медовый месяц в Италии. Один только Том будет озадачен.

Пока Су Лин спала, Нат ещё раз изучил рынок валют в газетах «Интернэшнл Геральд Трибюн» и лондонской «Файнэншиэл Таймс». Тенденция продолжала сохраняться: падение, затем небольшой подъём, а затем снова падение курсов, но иена всё время продолжала подниматься по отношению к доллару, так же, как и по отношению к германской марке, фунту и лире, и Нат продолжал следить, какой из курсов больше всего меняется. Как только они вернутся в Бостон, он поговорит с отцом Тома и воспользуется услугами отдела валюты банка Рассела. Он решил не открывать своих планов незнакомым людям.

Нат взглянул на спящую жену и с благодарностью подумал о её совете выбрать валютные курсы темой своей дипломной работы перед окончанием факультета бизнеса. Его обучение в Гарварде подходило к концу, и он понял, что не может больше откладывать решения, которое повлияет на их будущее. Они уже обсудили три возможности: он может искать работу в Бостоне, чтобы Су Лин могла оставаться в Гарварде (но она сказала, что это ограничит его выбор), он может принять предложение мистера Рассела и работать вместе с Томом в большом банке в маленьком городе (но это сузит его перспективы на будущее), или он может искать работу на Уолл-стрит, чтобы понять, сумеет ли он выжить в высшей лиге.

Су Лин не сомневалась в том, какой выбор он сделает, и хотя у них ещё было время, чтобы обдумать будущее, она уже вела переговоры со своими знакомыми в Колумбийском университете.

25

Вспоминая свой последний год в Гарварде, Нат мало о чём сожалел.

Через несколько часов после того, как самолёт приземлился в международном аэропорту «Логан», он позвонил отцу Тома и поделился с ним своими соображениями относительно курсов валют. Мистер Рассел указал, что сумма, которую Нат собирается вложить, крайне мала, чтобы ею занимался его отдел иностранных валют. Но он внёс контрпредложение: банк даст Нату кредит на тысячу долларов, и Нат с Томом инвестируют по тысяче долларов каждый: это стало первым валютным фондом Ната.

Когда об этом проекте услышал Джо Стайн, в фонде мгновенно появилась ещё тысяча долларов. Через месяц кредит вырос до десяти тысяч. Нат сказал Су Лин, что он больше беспокоится о том, что инвесторы могут потерять свои деньги, чем о том, что он может потерять свои. К концу семестра фонд Картрайта вырос до четырнадцати тысяч долларов, и чистая прибыль Ната составила семьсот двадцать шесть долларов.

– Но ты рискуешь потерять всё это, – напомнила ему Су Лин.

– Да, но теперь, когда в фонде больше денег, меньше шансов, что потеря будет серьёзной. Даже если тенденция неожиданно повернёт обратно, я смогу обезопасить свою позицию, продав свою долю заранее и тем свести потерю к минимуму.

– Но не отнимает ли это у тебя слишком много времени тогда, когда ты должен писать дипломную работу?

– Это занимает всего пятнадцать минут в день, – сказал Нат. – Я проверяю курс иены в Японии в шесть часов утра и на нью-йоркской бирже в шесть вечера, и – разве что мне не везёт – несколько дней подряд, мне нужно только реинвестировать капитал каждый месяц.

– Это отвратительно, – сказала Су Лин.

– Почему отвратительно использовать свои знания и немного предприимчивости? – спросил Нат.

– Потому что за пятнадцать минут в день ты зарабатываешь больше, чем я получаю в год в качестве старшего научного сотрудника в Колумбийском университете, – и даже больше, чем получает мой начальник.

– Твой начальник будет занимать свой пост в будущем году, что бы ни случилось с рынком валют. Это – свободное предпринимательство. В худшем случае я потеряю всё, что вложил.

Нат не сказал жене, что английский экономист Мейнард Кейнс однажды заметил: «Предприимчивый человек должен быть способен сколотить себе состояние до завтрака; чтобы иметь возможность весь остальной день заниматься настоящим делом».Он знал, как серьёзно его жена относится к тому, что она называет «лёгкие деньги», поэтому он говорил о капиталовложениях только тогда, когда оназатрагивала эту тему. И он, конечно, не сказал ей, что, по мнению мистера Рассела, настало время обдумать использование кредита для биржевой игры.

Нат нисколько не упрекал себя за то, что тратит пятнадцать минут в день на свой мини-фонд, потому что он знал, что едва ли кто-нибудь из студентов его курса занимается прилежнее, чем он. Он отрывался от учёбы, только чтобы час в день побегать, и кульминационным моментом года стало то, что он занял первое место на соревнованиях с Коннектикутским университетом.

После нескольких собеседований в Нью-Йорке Нат получил кучу приглашений от финансовых компаний, но только два из них он обдумал серьёзно. Обе эти компании были одинаково крупными и солидными, но когда он встретился с Арни Фрименом, который возглавлял отдел иностранных валют в банке Моргана, он тут же принял предложение этого банка. Арни обладал даром убеждать людей, что четырнадцатичасовой день на Уолл-стрит – это одно сплошное удовольствие.

Нат пытался представить себе, что ещё может произойти в этом году, пока Су Лин не спросила его, какая прибыль накопилась в Картрайтовском фонде.

– Около сорока тысяч долларов, – сказал Нат.

– А какова твоя доля?

– Двадцать процентов. Ну и на что ты хочешь истратить эти деньги?

– На нашего первого ребёнка, – ответила она.

* * *

Вспоминая свой первый год в фирме «Александер, Дюпон и Белл», Флетчер тоже не испытывал никаких сожалений. Он понятия не имел, каковы будут его обязанности, но сотрудников фирмы в первый год не зря называли «ломовыми лошадьми». Он быстро понял, что его главной обязанностью было обеспечить, чтобы, над каким бы делом ни работал Матт Канлифф, он имел под рукой все нужные документы. Флетчеру потребовалось лишь несколько дней, чтобы понять, что только в телевизионных сериалах адвокаты изо дня в день защищают невиновных женщин, огульно обвинённых в убийстве. Большая часть работы Флетчера заключалась в том, чтобы старательно, дотошно подбирать факты, что чаще всего завершалось согласованным признанием вины ещё до назначения даты суда.

Флетчер также обнаружил, что, только став партнёром, сотрудник начинал зарабатывать большие деньги и уходить домой с работы до наступления темноты. Но Матт облегчил его жизнь, не настаивая на соблюдении тридцатиминутного обеденного перерыва, что позволило ему дважды в неделю играть с Джимми в сквош.

Хотя Флетчер брал работу домой, он пытался, когда возможно, по вечерам проводить часок с Люси. Его отец постоянно напоминал ему, что, когда её детство окончится, он не сможет перемотать обратно плёнку до места, называемого «важные моменты детства дочери».

Первый день рождения Люси стал самым шумным событием в жизни Флетчера за пределами футбольного стадиона. Энни завела в округе множество новых подруг, и его дом заполнился детьми, которые, казалось, всё время хотели одновременно смеяться и плакать. Флетчер изумлялся, как стойко Энни терпела мороженое, пролитое на диван, и шоколадные пирожные, втоптанные в ковёр. Она даже не переставала улыбаться. Когда последний ребёнок, в конце концов, ушёл, Флетчер был совершенно измучен, но Энни только сказала:

– По-моему, всё прошло замечательно.

Флетчер продолжал видеться с Джимми, который, благодаря своему отцу (как он сам признавался), получил работу в маленькой, но весьма уважаемой юридической фирме на Лексингтон-авеню. Джимми работал почти так же много, как Флетчер, но его отцовские обязанности, казалось, давали ему дополнительный стимул, который только усилился, когда Джоанна родила второго ребёнка. Вспоминая о разнице в их возрасте и в интеллекте, Флетчер диву давался, каким счастливым оказался их брак. Джимми и Джоанна просто боготворили друг друга, на зависть многим окружающим, некоторые из которых уже подали на развод. Когда Флетчер узнал, что у Джоанны родился второй ребёнок, он стал надеяться, что Энни вскоре последует её примеру: он так завидовал Джимми, что у него – сын. Он часто вспоминал о Гарри Роберте.

Из-за того что Флетчер так много работал, он почти не завёл новых друзей, кроме Логана Фицджеральда, который поступил в фирму «Александер, Дюпон и Белл» в один день с ним. Они часто за обедом сравнивали свои заметки и вместе выпивали перед тем, как Флетчер вечером уезжал домой. Вскоре высокий светловолосый ирландец был приглашён в Риджвуд встретиться с незамужними подругами Энни. Хотя Флетчер понимал, что они с Логаном – соперники, это не вредило их дружбе; напротив, это их ещё больше сблизило. У обоих за первый год были свои маленькие победы и неудачи, и, кажется, никто в фирме не высказывал предположения о том, кто из них двоих первым станет партнёром.

Как-то вечером за ужином Флетчер и Логан согласились друг с другом, что оба они стали полноправными сотрудниками фирмы. Через несколько недель появится новое пополнение практикантов, и Флетчер и Логан из «ломовых лошадей» превратятся в «годовичков». Они с интересом изучали биографические данные всех кандидатов, включённых в окончательный список.

– Что ты думаешь о кандидатах? – спросил Флетчер, пытаясь говорить начальственным тоном.

– Они – неплохие, – ответил Логан, заказывая Флетчеру его любимое светлое пиво, – за одним исключением. Что представляет собою этот парень из Стэнфорда? Понять не могу, как он попал в окончательный список.

– Говорят, он – племянник Билла Александера.

– Что ж, это – достаточная причина, чтобы включить его в окончательный список, но не для того, чтобы предложить ему работу. Так что я не думаю, что мы снова его увидим. Я даже не помню его фамилии.

* * *

У Моргана Нат оказался младшим в группе из трёх человек. Его непосредственным начальником был Стивен Гинзберг, двадцати восьми лет, а третьим – Адриан Кенрайт, который только что отметил свой двадцать шестой день рождения. Все трое управляли фондом на сумму более миллиона долларов.

Поскольку валютные биржи открываются в Токио, когда большинство цивилизованных американцев ложится в постель, и закрываются в Лос-Анджелесе, когда на востоке американского континента солнце уже скрылось за горизонтом, кто-то должен был днём и ночью следить за положением дел. Фактически Нату разрешили уйти с работы пораньше только один раз – когда Су Лин получала свою докторскую степень в Гарварде, и даже тогда он был вынужден уйти с банкета, чтобы принять срочный телефонный звонок и объяснить, почему падает итальянская лира.

– На следующей неделе в это время у них может появиться коммунистическое правительство, – сказал Нат, – так что начинайте переходить на швейцарские франки. И избавьтесь от песет и фунта стерлингов, потому что у испанцев и англичан – левые правительства, и они следующими окажутся под угрозой.

– А как насчёт германских марок?

– Держитесь за марки, потому что их курс останется ниже их реальной стоимости, пока стоит Берлинская стена.

Хотя у двух старших членов группы было больше финансового опыта, чем у Ната, и они так же много работали, оба признавали, что благодаря своим знаниям в политике он понимает рынок быстрее, чем кто-либо, с кем – или против кого – они когда-либо работали.

В день, когда все продали доллары и перешли на фунты, Нат сразу же продал фунты. В течение восьми дней казалось, что его банк потерял целое состояние, и коллеги обходили Ната стороной, пряча глаза. Через месяц семь других банков предложили ему работу со значительным повышением зарплаты. В конце года Нат получил премию в восемь тысяч долларов и решил, что пришла пора искать себе любовницу.

Он не сказал Су Лин о премии и о любовнице, так как ей только что повысили зарплату на девяносто долларов в месяц. Что же до любовницы, то он положил глаз на некую даму в витрине магазина на углу, мимо которого он каждый день проходил, идя на работу, и она всё ещё оставалась на том же углу, когда он шёл домой. Каждый день он всё внимательнее разглядывал эту женщину, купающуюся в ванне, и в конце концов решил справиться, сколько она стоит.

– Шесть тысяч пятьсот долларов, – сообщил владелец галереи, – и я могу сказать, сэр, что вы сделали хороший выбор, потому что это – не только замечательная картина, но и выгодное капиталовложение.

Нат быстро понял, что торговцы произведениями искусства – это всего лишь продавцы автомобилей, одетые в дорогие костюмы.

– Боннара очень недооценивают по сравнению с его современниками Ренуаром, Моне и Матиссом, [46]46
  Пьер Боннар (1867–1947), Огюст Ренуар (1841–1919), Клод Моне (1840–1926), Анри Матисс (1869–1954) – известнейшие французские живописцы.


[Закрыть]– продолжал владелец галереи, – и я предвижу, что цены на него в ближайшее время вырастут.

Ната не интересовали цены на Боннара, потому что он был любовник, а не сутенёр.

* * *

В этот вечер другая его любовница позвонила ему и сообщила, что она ложится в больницу. Он попросил человека в Гонконге подождать у телефона.

– Почему? – спросил он серьёзно.

– Потому что я хочу родить твоего ребёнка, – ответила его жена.

– Но ведь он должен родиться только в следующем месяце.

– Ему никто об этом не сообщил, – сказала Су Лин.

– Я сейчас еду к тебе, мой цветочек, – заторопился Нат, опуская обе трубки.

* * *

Когда ночью Нат вернулся из больницы, он позвонил своей матери и сообщил ей, что у неё родился внук.

– Отличная новость! – воскликнула она. – Как ты его назовёшь?

– Льюк, – ответил Нат.

– А что ты подаришь Су Лин на память об этом событии?

Он мгновение колебался, а потом сказал:

– Женщину в ванне.

Через несколько дней Нат сговорился с владельцем галереи на сумме в пять тысяч семьсот пятьдесят долларов, и Боннар был переправлен из галереи в его квартиру.

– Ты испытываешь к ней влечение? – спросила Су Лин, вернувшись из больницы вместе с маленьким Льюком.

– Нет. Я вообще-то предпочитаю худых женщин.

Су Лин встала, внимательно осмотрела подарок и высказала своё мнение:

– Она совершенно великолепна. Спасибо.

Нат был обрадован тем, что его жена оценила картину так же, как и он, а заодно и тем, что она не спросила, сколько эта дама стоит.

То, что началось как причуда во время поездки от Рима до Венеции и Флоренции вместе с Томом, быстро превратилось в настоящую страсть, от которой Нат не мог избавиться. Каждый раз, получив премию, он отправлялся на поиски новых картин. Его суждения о живописи оказались правильными, потому что он продолжал собирать импрессионистов, которые ему были по карману – Виллара, Писарро, Камуана и Сислея, – и вскоре обнаружил, что они растут в цене так же быстро, как финансовые капиталовложения, которые он подбирал для своих клиентов на Уолл-стрит.

Су Лин с удовольствием наблюдала за ростом их коллекции. Она не интересовалась, сколько Нат платит за своих любовниц, и ещё меньше – тем, как они растут в цене. Возможно, потому что в двадцатипятилетнем возрасте она стала самым молодым доцентом в истории Колумбийского университета и за год зарабатывала меньше, чем Нат за неделю.