Текст книги "Дети судьбы"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– Мы едем домой.

– В Хартфорд? Значит, это может быть только банк Рассела.

– Именно так. Мистер Рассел предложил мне должность вице-президента банка, и я буду работать вместе с Томом.

– Серьёзное банковское дело? Не связанное с рынками валюты?

– Отдел валюты будет у меня под началом, но могу тебе обещать, что он имеет дело лишь с обменом иностранных валют, а не со спекуляциями. Мистер Рассел хочет, чтобы мы с Томом занялись полной реорганизацией работы банка. За последние несколько лет банк Рассела опередили его конкуренты, и… – Су Лин положила сумку на стол и подошла к телефону.

– Кому ты собираешься звонить? – спросил Нат.

– Маме, конечно, чтобы она подыскивала нам жильё, и нужно позаботиться о школе для Льюка, и ещё я хочу связаться с некоторыми своими коллегами насчёт работы, и потом…

– Подожди, мой цветочек, – сказал Нат, обняв жену. – Нужно ли это понимать так, что ты одобряешь мой выбор?

– Одобряю? Да я жду не дождусь, когда мы уедем из Нью-Йорка. Меня пугает, что здешние школьники точат карандаши ножами-мачете.

Зазвонил телефон, и она прикрыла ладонью трубку.

– Звонит кто-то по имени Джейсон из банка «Чейз-Манхэттен». Сказать ему, что ты уже нашёл место?

Нат улыбнулся и взял трубку.

– Привет, Джейсон. Чем могу?

– Я тут подумал о твоём звонке, Нат, и мне пришло в голову, что мы можем найти тебе место в «Чейз-Манхэттене».

– Очень мило с твоей стороны, Джейсон, но я уже принял другое предложение.

– Надеюсь, не у наших конкурентов?

– Пока нет, но дай мне время, – сказал Нат, улыбаясь.

* * *

Когда Флетчер сказал Матту Канлиффу, что тестя положили в больницу, его удивило, что Матт не выказал никакого сочувствия.

– Домашние напасти случаются довольно часто, – заметил Канлифф. – У всех у нас есть семьи. Ты уверен, что это не может подождать до уикенда?

– Да, уверен, – ответил Флетчер. – Я обязан этому человеку больше, чем кому бы то ни было, кроме моих родителей.

Как только Флетчер вернулся от Билла Александера, отношение к нему сразу же явно изменилось. Он подумал, что к тому времени, как он вернётся из Хартфорда, эта перемена распространится по фирме как заразная болезнь.

Он позвонил Энни с Пенсильванского вокзала. Она говорила спокойно, но явно почувствовала облегчение, узнав, что он едет домой. Когда Флетчер сел в поезд, он вдруг осознал, что, впервые с тех пор как поступил на работу в фирму, он не взял домой никаких служебных документов. В поезде он обдумывал свои следующие шаги по результатам разговора с Биллом Александером, но к тому времени, как поезд подошёл к Риджвуду, так ничего и не придумал.

От станции Флетчер взял такси и был несколько удивлён, увидев, что его машина уже – перед домом, а в багажнике лежат два чемодана. Энни сошла с крыльца с Люси на руках.

По пути в Хартфорд Энни сообщила подробности, которые она узнала от своей матери. У Гарри случился инфаркт через несколько минут после того, как он утром прибыл в Капитолий, и его сразу же отвезли в больницу. С ним – Марта и Джимми. Джоанна и дети уже едут из Вассара.

– Что говорят врачи?

– Что слишком рано делать какие-то выводы, но папу предупредили, что если он не перестанет так же много работать, инфаркт может повториться, и тогда он окажется смертельным.

– Перестанет много работать? Да Гарри и слов-то таких не знает. Он всё время превышает разрешённую скорость.

– Возможно, – ответила Энни. – Но мы с мамой сегодня скажем ему, что он должен снять свою кандидатуру на следующих выборах.

* * *

Билл Рассел посмотрел на Ната и Тома.

– Я всегда на это надеялся, – сказал он. – Через пару лет мне будет шестьдесят, и мне кажется, я заслужил право не открывать банк каждый день в десять часов утра и не запирать дверь, уходя вечером домой. Мысль о том, что вы оба теперь будете работать вместе, сердце моё наполняет радостью.

– Мы чувствуем то же самое, – сказал Том. – С чего, по-твоему, мы должны начать?

– Конечно, я знаю, что за последние годы наши конкуренты нас опередили – наверно, потому что как семейная фирма мы уделяли больше внимания отношениям с клиентами, чем практическим результатам. – Нат кивнул в знак согласия. – Вы также знаете, что другие банки хотели приобрести наш контрольный пакет, но я не хотел бы, чтобы наш банк в конце концов стал анонимным филиалом какой-то большой корпорации. Так я вам скажу, что я имею в виду. Я хочу, чтобы за первые шесть месяцев вы перевернули банк шиворот-навыворот. Я даю вам carte blanche: [50]50
  Carte blanche (франц.) – полная свобода действий.


[Закрыть]вы можете задавать любые вопросы, открывать любые двери, читать любые папки, изучать любые счета. Через шесть месяцев вы мне доложите, что нужно сделать. И не бойтесь меня обидеть, потому что я знаю: чтобы банк дожил до следующего столетия, он должен быть капитально перестроен. Итак, каков ваш первый вопрос?

– Могу я получить ключи от входной двери? – спросил Нат.

– Зачем? – спросил мистер Рассел.

– Потому что в наши дни банк должен открываться раньше, чем в десять утра.

Когда Том вёз его обратно в Нью-Йорк, они с Натом начали разбирать свои обязанности.

– Папа был очень тронут тем, что ради него ты отказался от предложения, которое тебе сделал «Чейз-Манхэттен».

– Ты принёс такую же жертву, когда ушёл из «Бэнк оф Америка».

– Да, но старик всегда рассчитывал, что я займу его место, когда ему стукнет шестьдесят пять, а я как раз собирался его предупредить, что мне это не улыбается.

– Почему?

– У меня нет идей насчёт того, как спасти банк, а у тебя есть.

– Спасти? – переспросил Нат.

– Да, нечего себя обманывать. Ты изучил балансовый отчёт, так что ты хорошо знаешь, что у нас только-только хватает денег, чтобы мои родители могли сохранять свой прежний уровень жизни. Но прибыли уже несколько лет не поднимались: дело в том, что банку больше нужен твой творческий дар, а не моя работоспособность. Так что давай договоримся об одном: я собираюсь подчиняться тебе как главе фирмы.

– Но всё-таки тебе нужно стать председателем правления, когда твой отец уйдёт на пенсию.

– Почему? – спросил Том. – Ведь именно ты будешь принимать все стратегические решения.

– Потому что банк носит твою фамилию, а в таком городе, как Хартфорд, это всё ещё кое-что значит. Столь же важно, чтобы клиенты никогда не узнали, что намерен сделать глава фирмы, находящийся за кулисами.

– Я соглашусь на это при одном условии – чтобы все зарплаты, все премиальные и прочие финансовые вознаграждения распределялись поровну, – сказал Том.

– Очень великодушно с твоей стороны.

– Вовсе нет, – ответил Том. – Это – скорее расчёт, чем великодушие, потому что пятьдесят процентов тебя даст более высокую прибыль, чем сто процентов меня.

– Не забудь, что из-за меня банк Моргана только что потерял целое состояние.

– Я не сомневаюсь, что этот опыт тебя чему-то научил.

– Как мы оба научились на опыте столкновения с Ралфом Эллиотом.

– Сейчас это имя быльём поросло. Кстати, не знаешь, чем он занимается? – спросил Том.

– Я слышал, что после Стэнфорда он стал большой шишкой в какой-то нью-йоркской юридической фирме.

– Не хотел бы я быть его клиентом, – сказал Том.

– Или, если на то пошло, клиентом юриста, выступающего против него.

– По крайней мере, об этом мне сейчас не надо беспокоиться.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, Том, потому что если что-нибудь у нас пойдёт не так, он захочет представлять противоположную сторону.

* * *

Они сидели кружком около кровати, болтая о чём угодно, только не о том, о чём думали. Единственным исключением была Люси, которая прочно уселась на середине кровати и обращалась со своим дедом так, словно он был конём-качалкой. Дети Джоанны вели себя более сдержанно. Флетчер поверить не мог, как быстро растёт Гарри-младший.

– А теперь, пока я ещё не очень устал, – сказал Гарри, – я хочу поговорить с Флетчером наедине.

Марта выдворила всех членов семьи из палаты, явно зная, о чём её муж хочет побеседовать со своим зятем.

– Увидимся дома, – сказала Энни, уволакивая упирающуюся Люси.

– А после этого нам нужно ехать обратно в Риджвуд, – напомнил ей Флетчер. – Я не могу позволить себе завтра опоздать на работу.

Энни, закрывая дверь, кивнула. Флетчер подвинул стул к кровати сенатора.

– Я долго обдумывал то, что собираюсь сказать, – начал сенатор. – Единственный человек, с которым я это обсудил, – это Марта, и она со мной полностью согласна. И, как многое из того, что было сделано за последние тридцать лет, я не уверен, что это изначально не была её идея. Я обещал Марте, что не выставлю свою кандидатуру на будущих выборах. – Сенатор помедлил. – Вижу, что вы не возражаете; из этого я заключаю, что в этом вопросе вы согласны с моей женой и дочерью.

– Энни предпочла бы, чтобы вы жили до глубокой старости, чем умерли, произнося речь в Сенате даже на самую важную в мире тему, – сказал Флетчер, – и я с ней согласен.

– Я знаю, Флетчер, что они правы, но мне будет недоставать Сената.

– И Сенату будет вас недоставать, сэр, как вы можете видеть по карточкам и букетам цветов в этой палате.

Сенатор пропустил этот комплимент мимо ушей, не желая отвлекаться от своей мысли.

– Когда родился Джимми, у меня появилась безумная надежда, что когда-нибудь он займёт моё место, или, может быть, даже представителем нашего штата поедет в Вашингтон. Но вскоре я понял, что это невозможно. Не то чтобы я им не гордился, но он просто-напросто не создан для политической деятельности.

– Он дважды отличился, добившись моего избрания, – возразил Флетчер.

– Да, это верно, – сказал Гарри, – однако Джимми суждено всегда оставаться кочегаром, потому что он не создан работать машинистом. – Он снова помедлил. – Но вот примерно двенадцать лет назад на футбольном матче Хочкиса с Тафтом я познакомился с мальчиком, который, как я сразу понял, ждёт не дождётся, чтобы стать машинистом. Кстати, я никогда не забуду этой встречи.

– Я тоже, – сказал Флетчер.

– И вот этот мальчик стал прекрасным молодым человеком, и я горжусь, что он – мой зять и отец моей внучки. И прежде чем я стану излишне сентиментальным, я хотел бы перейти к делу – на случай, если один из нас заснёт. Очень скоро все узнают, что я не буду добиваться переизбрания в Сенат. – Он поднял голову и в упор посмотрел на Флетчера. – Я хотел бы в то же время сказать, как я горжусь, что мой зять Флетчер Давенпорт согласился баллотироваться на моё место.

28

Нату не потребовалось шести месяцев, чтобы обнаружить, почему банк Рассела уже десять лет не увеличивал свои прибыли. Банк игнорировал почти все основные принципы современного банковского дела. Банк Рассела всё ещё жил в эпоху рукописных гроссбухов, личных счетов и искренней убеждённости в том, что компьютер гораздо чаще делает ошибки, чем человек, и, следовательно, покупать компьютеры – это всего лишь бесполезная трата времени и денег. Нат посещал кабинет мистера Рассела по три или четыре раза в день, только для того, чтобы узнать, что нечто, о чём они договорились утром, было отменено в полдень. Это обычно случалось после того, как какой-то старый служащий банка выходил из того же кабинета с довольной улыбкой. И собирать осколки приходилось Тому. Если бы он день за днём не объяснял своему отцу, почему необходимы перемены, через шесть месяцев никакого отчёта не появилось бы.

Нат приходил домой измотанный и иногда рассерженный. Он предупредил Су Лин, что когда он в конце концов представит свой отчёт, дело, по-видимому, дойдёт до открытого столкновения, и он не уверен, что останется вице-председателем правления банка, если председатель правления всё ещё будет неспособен переварить рекомендованные Натом изменения. Су Лин не жаловалась, хотя она только что организовала переезд в новый дом, продала квартиру в Нью-Йорке, нашла школу для Льюка и готовилась осенью приступить к работе в качестве профессора статистики в Коннектикутском университете. Мысль о переселении обратно в Нью-Йорк вовсе её не привлекала.

Она советовала Нату, какие компьютеры будут рентабельнее для банка, а по вечерам вела курсы для тех банковских служащих, которые поняли, что им нужно ещё очень многому научиться – и вовсе не только тому, чтобы нажимать кнопку «ввод». Но для Ната самой серьёзной проблемой являлось то, что в банке был переизбыток служащих. Он уже объяснил председателю правления, что в банке Рассела работает семьдесят один человек, а банк Беннета – единственный другой независимый банк в городе – предлагает те же услуги, хотя в нём – лишь тридцать девять служащих. Нат написал отчёт о финансовых последствиях переизбытка персонала, предложив программу раннего выхода на пенсию, которая, хотя и сократит прибыли банка за ближайшие три года, будет выгодной в долгосрочной перспективе. Это был пункт, от которого Нат не намеревался отступать. Поскольку, как он объяснил Тому и Су Лин за обедом, если они этого не сделают в течение двух лет, то есть до тех пор, пока мистер Рассел не уйдёт на пенсию, все они станут безработными.

Когда мистер Рассел прочёл отчёт Ната, он назначил совещание для принятия окончательного решения на шесть часов в следующую пятницу. Когда Нат и Том вошли в его кабинет, он сидел за столом и что-то писал. Он поднял голову и взглянул на них.

– Я должен с огорчением сказать, что я не могу принять ваши рекомендации, – сказал мистер Рассел ещё до того, как Нат и Том сели, – потому что я не могу увольнять служащих: некоторых из них я знаю по совместной работе уже тридцать лет. – Нат попытался выдавить улыбку, он думал о своём втором увольнении за полгода и гадал, есть ли ещё у Джейсона для него свободное место в «Чейз-Манхэттене». – Поэтому я пришёл к выводу, – продолжал мистер Рассел, – что, для того, чтобы этот план сработал, – он положил ладонь на отчёт, как бы благословляя его, – первым должен уволиться я сам.

Он подписался под тем, что писал, и вручил своему сыну просьбу об увольнении по собственному желанию.

В этот вечер Билл Рассел ушёл из помещения банка в шесть часов двенадцать минут вечера и никогда больше туда не возвращался.

* * *

– Каков ваш опыт работы на государственной службе?

Флетчер взглянул со сцены на группу журналистов, стоявших перед ним. Гарри улыбнулся. Это был один из семнадцати вопросов, на которые они минувшим вечером подготовили ответы.

– У меня нет богатого опыта, – признался Флетчер (как он надеялся, обезоруживающе), – но я родился, вырос и получил образование в Коннектикуте; потом я уехал в Нью-Йорк работать в одной из самых престижных юридических фирм страны. Я вернулся домой, чтобы применить свои знания на пользу жителям Хартфорда.

– Не думаете ли вы, что двадцать шесть лет – это слишком ранний возраст для того, чтобы указывать нам, как мы должны строить свою жизнь? – спросила молодая женщина, сидевшая во втором ряду.

– Я начал в том же возрасте, – ответил Гарри, – и ваш отец никогда не жаловался.

Двое или трое старых щелкопёров ухмыльнулись, но молодую женщину не так-то легко было сбить с панталыку.

– Но вы тогда только что вернулись с мировой войны, сенатор, и у вас было три года опыта фронтового офицера. Могу я спросить вас, мистер Давенпорт, не сожгли ли вы свою призывную повестку в разгар вьетнамской войны?

– Нет, я не получил повестки, – ответил Флетчер, – но если бы я её получил, я пошёл бы сражаться.

– Можете вы это доказать? – спросила журналистка.

– Нет, – ответил Флетчер. – Но если вы прочтёте мою речь на дебатах первого курса Йельского университета, у вас не останется сомнений о том, каковы были мои тогдашние взгляды на эту тему.

– Если вы будете избраны, – спросил другой журналист, – будет ли ваш тесть суфлировать вам из-за кулис?

Гарри увидел, что вопрос раздражил Флетчера.

– Успокойтесь, – прошептал он. – Он просто делает свою работу. Отвечайте, как мы договорились.

– Если я буду избран, – ответил Флетчер, – очень глупо будет с моей стороны не воспользоваться огромным опытом сенатора Гейтса, и я перестану с ним советоваться только тогда, когда сочту, что он уже ничему меня не сможет научить.

– Что вы думаете о поправке Кендрика к финансовому законопроекту, которая сейчас обсуждается в палате? – Этот мяч был запущен из левого угла, и он был неиз тех семнадцати вопросов, к которым Флетчер и Гарри подготовились.

– В той степени, в которой эта поправка касается граждан пенсионного возраста, мне кажется, она дискриминирует тех, кто уже вышел на пенсию. Большинство из нас должно будет когда-нибудь выйти на пенсию, а, как я помню, Конфуций сказал, что цивилизованное общество – это то общество, которое обучает свою молодёжь и заботится о своих стариках. Если я буду избран, то, когда поправка Кендрика будет дебатироваться в Сенате, я проголосую против неё. Принять плохой закон можно быстро, но чтобы его отменить, нужны годы, и я буду голосовать только за такой законопроект, который, на мой взгляд, может быть практически внедрён.

Гарри откинулся на стуле.

– Следующий вопрос, – сказал он.

– В своей автобиографии, мистер Давенпорт, которая, я должен сказать, выглядит весьма впечатляющей, вы утверждаете, что вы уволились из фирмы «Александер, Дюпон и Белл», чтобы баллотироваться на этих выборах.

– Да.

– Ваш коллега мистер Логан Фицджеральд тоже уволился почти в то же время?

– Да, это верно.

– Есть ли какая-нибудь связь между его уходом из этой фирмы и вашим?

– Совершенно никакой, – твёрдо ответил Флетчер.

– На что вы намекаете? – спросил Гарри.

– Просто мне позвонили из нью-йоркской фирмы и попросили меня это выяснить, – ответил журналист.

– Это был, конечно, анонимный звонок? – задал вопрос Гарри.

– Я не могу раскрывать своих источников, – ответил журналист, стараясь не ухмыляться.

– На случай, если ваша нью-йоркская фирма не назвала вам фамилию звонившего, я вам её сообщу после конференции, – резко сказал Флетчер.

– Что ж, я думаю, на этом мы закончим, – подытожил Гарри, прежде чем кто-нибудь смог задать ещё вопрос. – Благодарю вас за то, что вы сюда пришли. Вы сможете регулярно задавать кандидату вопросы на еженедельных пресс-конференциях во время предвыборной кампании.

– Это было ужасно, – сказал Флетчер, сходя со сцены. – Мне нужно научиться сдерживать свой темперамент.

– Вы вели себя превосходно, мой мальчик, – похвалил его Гарри, – и к тому времени, когда я покончил с этими паршивцами, они запомнили только одно – ваш ответ про поправку Кендрика к финансовому законопроекту. Настоящая битва начнётся, когда мы узнаем, кто будет кандидатом от республиканцев.

29

– Что вы о ней знаете? – спросил Флетчер, когда они шли по улице.

Естественно, Гарри знал о Барбаре Хантер всё, что о ней можно было знать: как-никак, она была его противником на двух предыдущих выборах и бельмом на глазу в годы между выборами.

– Ей сорок восемь лет, она родилась в Хартфорде, дочь фермера, училась в местной школе, а затем в Коннектикутском университете, она замужем за успешным руководителем рекламного агентства, имеет трёх детей, все трое живут в нашем штате, и сейчас она – член конгресса штата.

– Ну а хоть какие-нибудь недостатки у неё есть? – спросил Флетчер.

– Да. Она – непьющая и вегетарианка, так что вам придётся походить во все бары и мясные лавки в округе. И, как все, кто провёл жизнь в местной политике, она нажила себе много врагов, и коль скоро она едва-едва добилась своего выдвижения кандидатом от республиканцев в этом году, значит, некоторые партийные активисты наверняка её не хотели. Но гораздо важнее – то, что она два раза проиграла выборы, так что мы можем характеризовать её как постоянную неудачницу.

Гарри и Флетчер вошли в штаб-квартиру демократической партии на Парк-стрит, там повсюду висели портреты и фотографии кандидата: Флетчер всё ещё к этому не привык. Подходящий мужчина для этой работы.Специалисты по общественному мнению объяснили ему, что «подходящий» и «мужчина» – правильные слова, когда его противник – женщина, потому что это действует на подсознание.

Гарри поднялся по лестнице на второй этаж и занял место во главе стола. Флетчер зевнул, садясь рядом, хотя кампания длилась только семь дней, а впереди было ещё двадцать шесть. Ошибки, которые ты сделаешь сегодня, завтра уже станут историей; твои триумфы потускнеют к раннему выпуску вечерних новостей. «Всегда лидируй» – такова была любимая присказка Гарри.

Флетчер оглядел собравшуюся группу, состоящую из профессионалов и закалённых энтузиастов. Гарри больше не был их кандидатом, но вместо этого стал руководителем кампании. Марта пошла только на эту уступку. Но она строго-настрого наказала Флетчеру отправлять Гарри домой, как только он выкажет малейшие признаки усталости. Дни шли за днями, и Флетчеру было всё труднее выполнять указания Марты, потому что Гарри всегда сам устанавливал темп.

– Есть какие-нибудь новости или, может, неприятности? – спросил Гарри, оглядев комитет, некоторые члены которого принимали участие в его предыдущих семи победных кампаниях. В последний раз он победил Барбару Хантер с перевесом в пять тысяч голосов, но теперь, когда, судя по опросам, оба кандидата шли нога в ногу, им предстояло узнать, многие ли из этих голосов были поданы за него лично, а не за партию.

– Да, – послышался один голос.

Гарри улыбнулся Дану Мейсону, который участвовал в шести из семи его кампаний. Дан начинал с работы на копировальной машине, а теперь вырос до уполномоченного по связям с прессой.

– Слушаем, Дан.

– Барбара Хантер только что выпустила пресс-релиз, в котором она вызывает Флетчера на дебаты. Наверно, нужно сказать ей, чтобы она заткнулась и что её вызов – это жест человека, который уверен в проигрыше. Вы всегда так поступали.

Гарри несколько секунд помолчал.

– Да, вы правы, Дан, я так поступал, но только потому, что я баллотировался на тот пост, который уже раньше занимал, и поэтому я обращался с ней как с выскочкой. Во всяком случае, я не мог ничего выиграть от таких дебатов. Но сейчас положение изменилось, и теперь мы выставляем неизвестного кандидата, и прежде чем прийти к какому-нибудь выводу, нам нужно всерьёз обдумать этот вопрос. Каковы плюсы и минусы? Что вы думаете?

Все стали говорить одновременно.

– Мы можем доказать, что наш кандидат – искусный спорщик, и учитывая его молодость, это будет сюрпризом.

– Она знает местные проблемы, и мы будем выглядеть неопытными и несведущими.

– Наш кандидат молод, динамичен и энергичен.

– Она выглядит опытной, спокойной и благоразумной.

– Мы представляем юность завтрашнего дня.

– Она представляет собою женщину сегодняшнего дня.

– Флетчер её в порошок сотрёт.

– Если она победит в дебатах, мы проиграем выборы.

– Хорошо, – сказал Гарри. – Теперь, когда мы выслушали мнения комитета, пора выслушать мнение кандидата.

– Я рад возможности сцепиться с миссис Хантер, – сказал Флетчер. – Избиратели ожидают, что она произведёт более сильное впечатление только потому, что у неё, в отличие от меня, есть прошлый опыт. Так что я должен принять её вызов, провести дебаты и обратить их себе на пользу.

– Но она лучше вас знает местные проблемы, и вы будете выглядеть как человек, не готовый к этой работе, – сказал Дан, – и тогда выборы закончатся за один вечер. Не думайте, что ваша аудитория ограничится только тысячей человек в зале. Помните, что эти дебаты будут освещать местное радио и телевидение, а на следующее утро сообщение о них появится на первой странице газеты «Хартфорд Курант».

– Но это может обернуться в нашу пользу, – сказал Гарри.

– Согласен, – ответил Дан. – Но это – чертовский риск.

– Сколько у меня времени на решение?

– Пять минут, – ответил Гарри, – или, может быть, десять, потому что если она уже выпустила свой пресс-релиз, все захотят сразу же знать, какова наша реакция.

– Можем ли мы сказать, что нам нужно время на принятие решения?

– Конечно, нет, – ответил Гарри, – потому что это будет выглядеть так, как будто мы дебатируем вопрос о дебатах, и в конце концов вы будете вынуждены уступить, и она выиграет в обоих случаях. Мы либо твёрдо отвергнем эту идею, либо восторженно её примем. Может быть, нам нужно проголосовать. Ну, кто за? – Поднялось одиннадцать рук. – Кто против? – Поднялось четырнадцать рук. – Ну что ж, значит, дело решено.

– Нет, не решено, – сказал Флетчер; все сидевшие за столом молча посмотрели на него. – Спасибо вам за то, что вы высказали своё мнение, но я не собираюсь в течение всей своей политической карьеры слушаться комитет, особенно когда голоса делятся почти поровну. Дан, вы выпустите заявление о том, что я принимаю предложение миссис Хантер и предвкушаю возможность обсудить с ней реальные проблемы.

После минутного молчания все присутствующие разразились аплодисментами.

Гарри улыбнулся и сказал:

– Кто за дебаты? – Все подняли руки. – Кто против? Никто? Объявляю: предложение принять вызов миссис Хантер принято единогласно.

– Зачем мы голосовали второй раз? – спросил Флетчер, когда они уходили.

– Для того чтобы сказать журналистам, что решение принято единогласно.

Флетчер улыбнулся и отправился на вокзал. Он усвоил ещё один урок.

* * *

Каждое утро на вокзале дежурили двенадцать человек: большинство из них раздавало предвыборные листовки, в то время как кандидат пожимал руки ранним пассажирам, уезжавшим на работу на поезде. Гарри посоветовал Флетчеру сосредоточить своё внимание на тех, кто приходил на вокзал: они почти наверняка жили в Хартфорде, в то время, как люди, выходившие из поездов, возможно, и не были местными избирателями.

– Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт…

В половине девятого они перешли через дорогу в забегаловку «У мамы» позавтракать. После того как «мама» высказала своё мнение о том, как идёт предвыборная кампания, они отправились в деловой центр города, чтобы пожать руки «белым воротничкам». [51]51
  «Белые воротнички» – служащие, работающие в конторах (в отличие от «синих воротничков» – рабочих, трудящихся на фабриках и в мастерских).


[Закрыть]В машине Флетчер надел галстук Йельского университета, [52]52
  В США учащиеся многих школ и университетов носят галстуки с определённым рисунком.


[Закрыть]который носили и многие служащие.

– Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт…

В половине десятого они возвратились в штаб-квартиру кампании на утреннюю пресс-конференцию. Конференция Барбары Хантер состоялась на час раньше, так что Флетчер знал, какой вопрос будет сегодня гвоздём программы. По пути из штаб-квартиры он поменял йельский галстук на более нейтральный и прослушал по радио утренние последние известия, чтобы не пропустить какой-нибудь важной новости. На Ближнем Востоке началась война; он предоставил тревожиться об этом президенту Форду, потому что эта новость едва ли попадёт на первую страницу газеты «Хартфорд Курант».

– Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт…

Открывая утреннюю пресс-конференцию, Гарри, не дожидаясь вопросов журналистов, сообщил им, что его команда приняла единогласное решение столкнуться с миссис Хантер лицом к лицу. Он никогда не называл её Барбарой. Когда его спросили о предстоящих дебатах – об их месте, времени, форме, – Гарри ответил, что это ещё не решено.

– Я не предвижу никаких трудностей, – заявил он.

Гарри слишком хорошо знал, что на дебатах не будет ничего, крометрудностей.

Флетчер был удивлён ответом Гарри, когда его спросили, как он оценивает шансы кандидата. Он ожидал, что сенатор начнёт говорить о его умении вести дебаты, о его опыте юридической работы и его политической проницательности, но вместо этого Гарри сказал:

– Конечно, миссис Хантер начинает, имея определённое преимущество. Мы все знаем, что она умеет вести прения, что она хорошо знает местные проблемы, но, по-моему, у Флетчера – честный, открытый подход к этим выборам, раз он согласился вести с ней дебаты.

– Не очень ли мистер Давенпорт рискует, сенатор? – спросил другой журналист.

– Конечно, – признал Гарри. – Но, как уже сказал сам кандидат, если бы он побоялся встретиться с миссис Хантер лицом к лицу, как могут избиратели ожидать, что он сможет выполнять более сложные задачи, будучи их представителем?

Флетчер не помнил, чтобы он когда-нибудь это говорил, но он был с этим согласен.

Когда пресс-конференция окончилась и последний журналист покинул здание, Флетчер обратился к Гарри:

– Кажется, вы мне сказали, что Барбара Хантер – плохой спорщик и ей нужна целая вечность, чтобы обдумать, как ответить на тот или иной вопрос.

– Да, я это говорил, – признал Гарри.

– Так почему же вы сказали журналистам, что…

– Тут важно то, чего они от вас ожидают, мой мальчик. Теперь они думают, что вы в споре с ней не потянете и что она разобьёт вас в пух и прах, так что даже если результат дебатов будет ничейным, они объявят вас победителем.

– Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт… – снова и снова продолжал повторять Флетчер, как какую-нибудь заученную песню, которую он никак не мог выбросить из головы.