Текст книги "Дети судьбы"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

15

Майкл и Сьюзен Картрайты были в полном восторге, когда их пригласили в Белый дом присутствовать в Розарии при награждении их единственного сына орденом Почёта. Президент Никсон внимательно выслушал лекцию Майкла Картрайта о том, с какими проблемами сталкиваются американцы, которые дожили до девяноста лет и не имеют должной страховки.

– В будущем столетии американцы будут проводить столько же времени на пенсии, сколько они провели на работе, – повторил его слова президент на следующее утро на заседании кабинета.

В поезде на обратном пути в Кромвель Сьюзен спросила у Ната, каковы его планы на будущее.

– Не знаю, это от меня не зависит, – ответил Нат. – Я получил приказ явиться в понедельник в Форт-Беннинг, там я узнаю, что мне прикажет полковник Тремлетт.

– Ещё один пропащий год! – вздохнула мать.

– Становление характера, – сказал отец, который всё ещё весь светился после беседы с президентом.

– С этим у Ната уже, по-моему, всё в порядке, – отозвалась мать.

Нат улыбнулся, глядя в окно на коннектикутский пейзаж. Когда он семнадцать дней и ночей тащил носилки, спал урывками и очень мало ел, он думал о том, увидит ли когда-нибудь свою родину. Он подумал, что его мать права. Заполнять бланки, отдавать честь и обучать кого-то, кто должен занять его место, – это вправду пропащий год. Большие начальники дали ему понять, что во Вьетнам он снова не поедет, так как нет нужды рисковать жизнью одного из немногих признанных американских героев.

Вечером за ужином, несколько раз изложив подробности своей беседы с президентом, отец попросил Ната рассказать о Вьетнаме.

Нат больше часа описывал город Сайгон, страну и её народ, очень редко упоминая о своей работе снабженца.

– Вьетнамцы трудолюбивы и очень дружелюбны, – рассказывал он. – И, кажется, они искренне рады, что мы там, но никто – ни на Севере, ни на Юге – не думает, что мы останемся там навсегда. Боюсь, история расценит весь этот эпизод как бессмысленный, и когда война окончится, у вьетнамцев она быстро исчезнет из памяти. – Он повернулся к отцу. – У твоей войны, по крайней мере, была цель.

Мать кивнула, и Нат удивился, что отец немедленно не выдвинул противоположного довода.

– У тебя есть какие-нибудь особые, собственные впечатления? – спросила Сьюзен, надеясь, что сын поговорит о своём опыте фронтовой жизни.

– Да. Неравенство людей.

– Но мы делаем всё возможное, чтобы помочь народу Южного Вьетнама, – сказал Майкл.

– Я говорю не о вьетнамцах, папа, – ответил Нат. – Я говорю о тех, кого Кеннеди называл «мои сограждане американцы».

– Сограждане американцы? – повторила мать.

– Да, потому что я всё время думаю о том, как мы обращаемся с необеспеченными меньшинствами, особенно с неграми. Их на фронте очень много только по той причине, что у них нет средств нанять себе ловкого адвоката, который подскажет им, как избежать призыва.

– Но твой лучший друг…

– Знаю, – сказал Нат. – И я рад, что Том не пошёл в армию, потому что он мог бы кончить так, как кончил Дик Тайлер.

– Ну, и ты жалеешь о своём решении? – тихо спросила мать.

– Нет, – сказал Нат, подумав. – Но я часто вспоминаю сержанта Спека Формана, у которого в Алабаме – жена и трое детей, и всё думаю: какой цели послужила его смерть?

* * *

На следующее утро Нат встал рано, чтобы поспеть на первый поезд в Форт-Беннинг. Когда поезд подошёл к станции, Нат взглянул на часы и увидел, что до назначенного приёма у полковника Тремлетта ему остаётся ещё час. Поэтому он решил пройти пешком две мили до военной академии. По пути ему то и дело приходилось козырять военным, младшим по званию, которые отдавали ему честь, и это всё время напоминало ему, что он – в гарнизонном городе. Некоторые встречные, заметив у него на груди орден Почёта, даже улыбались ему, как они могли бы улыбаться известному футболисту.

Он подошёл к двери кабинета полковника Тремлетта за пятнадцать минут до назначенного времени.

– Доброе утро, капитан Картрайт. Полковник велел мне сразу же провести вас к нему, – сказал ему личный адъютант полковника, который был ещё моложе Ната.

Нат прошёл в кабинет полковника, встал по стойке «смирно» и отдал честь. Полковник поднялся, обошёл вокруг стола и обнял Ната. Личный адъютант не сумел скрыть своего изумления, потому что думал, что таким образом приветствуют своих только французские офицеры. Тремлетт пригласил Ната сесть, а сам вернулся к столу, открыл толстую папку и стал изучать её содержание.

– У вас есть какие-нибудь планы на следующий год, Нат?

– Нет, сэр, но поскольку мне не разрешено снова поехать во Вьетнам, я буду рад принять ваше прежнее предложение и остаться в академии, чтобы помогать вам производить новый набор.

– Это место уже занято, – сказал Тремлетт, – к тому же, теперь я не уверен, что в долгосрочной перспективе это – правильная идея.

– Вы имеете в виду что-нибудь конкретное?

– Раз уж вы об этом заговорили, то да, – сказал полковник. – Когда я узнал, что вы приезжаете, я посоветовался с юрисконсультами академии. Вообще-то я презираю юристов – они умеют сражаться только в зале суда, – но должен признаться, на этот раз один из них сделал очень дельное предложение. Правила и инструкции можно интерпретировать по-разному, иначе чем юристы будут зарабатывать свой хлеб? Год тому назад вы, не раздумывая, пошли в армию и, будучи произведены в офицеры, отправились во Вьетнам, где, слава Богу, доказали, что я был неправ.

Нат хотел сказать: «Ближе к делу, полковник», – но сдержался.

– Кстати, Нат, я забыл вас спросить: хотите кофе?

– Нет, спасибо, сэр, – ответил Нат, стараясь скрыть своё нетерпение.

Полковник улыбнулся и сказал:

– А я, пожалуй, выпью чашечку. – Он поднял телефонную трубку. – Соорудите мне кофе, Дан, и, пожалуй, несколько пончиков. – Взглянув на Ната, он добавил: – Вы уверены, что не передумали?

– Вам доставляет удовольствие меня мучить? – спросил Нат с улыбкой.

– Честно говоря, да, – ответил полковник. – Видите ли, мне пришлось несколько недель уговаривать моих начальников в Вашингтоне согласиться на моё предложение, так что, надеюсь, вы простите мне, если я растяну это удовольствие.

Нат криво улыбнулся и поудобнее устроился в кресле.

– Перед вами открыто несколько путей, и большинство из них, по-моему, – пустая трата времени. Вы, например, можете ходатайствовать о демобилизации на основании полученного вами ранения. Если мы пойдём по этому пути, вам дадут небольшую пенсию и вы выйдете на гражданку через полгода – после того как вы поработали снабженцем, мне не нужно вам объяснять, сколько времени занимают бюрократические процедуры. Вы можете, конечно, закончить свою службу, работая в академии, но зачем мне калека в моём штабе? – спросил полковник с ухмылкой, когда в комнату вошёл личный адъютант с подносом, на котором стоял кофейник и две чашки. – С другой стороны, вы могли бы принять какое-нибудь другое назначение в более благоприятном месте – например, в Гонолулу, но я думаю, вам не стоит ехать в такую даль, чтобы найти себе девушку. Однако, что бы я вам ни предложил, вам всё равно придётся ещё целый год щёлкать каблуками. Так я задам вам вопрос: что вы собирались делать после того, как закончите свои два года службы?

– Я собирался вернуться в университет и продолжать заниматься.

– Я так и думал, – сказал полковник, – и именно это вы и сделаете.

– Но следующий семестр начинается на будущей неделе, и вы сами сказали, что бюрократическая процедура…

– Если вы не подпишете обязательства служить ещё шесть лет: тогда бюрократическая процедура будет сведена к минимуму.

– Записаться ещё на шесть лет? – спросил Нат, не веря своим ушам. – Но я надеялся уйти из армии, а не остаться в ней.

– И вы уйдёте, – сказал полковник, – но только если вы запишетесь ещё на шесть лет. Видите ли, Нат, с вашими данными, – добавил он и начал расхаживать по кабинету, – вы можете сразу же подать ходатайство о прохождении любого курса высшего образования, и, более того, армия за это заплатит.

– Но у меня уже есть стипендия, – напомнил Нат.

– Нам это известно, всё это здесь записано, – полковник взглянул на открытую папку у себя на столе. – Но университет не даёт вам при этом капитанского жалованья.

– Мне будут платить за то, что я буду учиться в университете?

– Да, вы получите полное капитанское жалованье плюс специальную добавку за службу в зарубежной стране.

– В зарубежной стране? Но я подаю заявление не во Вьетнамский университет, я хочу вернуться в Коннектикут, а затем поступить в Йель.

– Так и будет, потому что в правилах сказано, что если, и только если вы служили за границей в военном секторе, я цитирую, – полковник перевернул страницу в папке, – тогда подача заявления о продолжении обучения обеспечивает подавшему заявление тот же статус, что и его последнее назначение. Знаете, я, кажется, полюбил юристов, потому что, поверите ли, они придумали нечто получше. – Полковник отхлебнул кофе; Нат молчал. – Вы не только получите капитанское жалованье, – продолжал полковник, – но из-за вашего ранения через шесть лет вы будете демобилизованы и сможете рассчитывать на капитанскую пенсию.

– Как они провели всё это через Конгресс? – спросил Нат.

– Думаю, там не сообразили, что кто-нибудь будет соответствовать всем четырём категориям одновременно.

– Но должна же быть и какая-то обратная сторона, – предположил Нат.

– Да, – хмуро согласился полковник. – Потому что даже Конгресс должен думать о последствиях своих решений. – Нат предпочёл его не прерывать. – Во-первых, вам положено раз в год являться в Форт-Беннинг на двухнедельную интенсивную боевую подготовку, чтобы не потерять боевых навыков.

– Я буду только рад это делать.

– Во-вторых, через шесть лет вы останетесь в списке кадрового состава до того дня, когда вам исполнится сорок пять лет, и в случае новой войны вы можете быть призваны на военную службу.

– Это всё? – спросил Нат, не веря своим ушам.

– Это всё, – подтвердил полковник.

– Ну, так что я теперь должен сделать?

– Подписать шесть документов, которые подготовили юристы, и на следующей неделе вы будете в Коннектикутском университете. Кстати, я уже говорил с проректором, и они будут рады видеть вас в университете в понедельник. Он просил меня уведомить вас, что первая лекция начинается в девять часов. По-моему, поздновато, – добавил полковник.

– Вы даже знали, как я отреагирую? – удивился Нат.

– Признаюсь, я думал, что вы предпочтёте приносить мне кофе весь следующий год. Кстати, вы уверены, что вам не хочется кофе? – спросил полковник, наливая себе вторую чашку.

* * *

– Хотите ли вы, чтобы эта женщина стала вашей законной женой? – спросил епископ Коннектикутский.

– Хочу, – ответил Джимми.

– Хотите ли вы, чтобы этот мужчина стал вашим законным мужем?

– Хочу, – сказала Джоанна.

– Хотите ли вы, чтобы эта женщина стала вашей законной женой? – повторил епископ.

– Хочу, – подтвердил Флетчер.

– Хотите ли вы, чтобы этот мужчина стал вашим законным мужем?

– Хочу, – сказала Энни.

Двойная свадьба – редкое явление в Хартфорде, и епископ признал, что в его практике это – первый случай.

Сенатор Гейтс стоял во главе свадебной процессии, улыбаясь каждому новому гостю. Он знал почти всех. В конце концов, в один и тот же день сочетались браком двое его детей!

– Кто бы мог подумать, что Джимми женится на такой умной девушке? – произнёс Гейтс.

– А почему бы и нет? – спросила Марта. – Тебе это тоже удалось. И благодаря Джоанне он сумел получить диплом с отличием.

– Мы разрежем торт, как только все сядут, – объявил метрдотель. – И для фотографий женихи и невесты должны стоять перед тортом, а их родители – сзади.

Рут Давенпорт задумчиво смотрела на свою невестку.

– Я иногда думаю, что оба они ещё слишком молоды, – сказала она.

– Ей – двадцать лет, – напомнил сенатор. – Мы с Мартой тоже поженились, когда ей было двадцать.

– Но Энни ещё не окончила колледж.

– Какая разница? Они не расставались последние шесть лет, – ответил сенатор и устремился навстречу следующему гостю.

– Мне иногда хотелось бы… – начала Рут.

– Чего тебе хотелось бы? – спросил Роберт, стоявший рядом с женой.

Рут повернулась, чтобы сенатор её не услышал.

– Я очень люблю Энни, но иногда мне хотелось бы… – Рут замялась, – чтобы оба они побольше пообщались с другими молодыми людьми и девушками.

– Флетчер встречал многих девушек, но он просто не хотел за ними ухаживать, – ответил Роберт, позволяя снова наполнить свой бокал шампанским. – Кстати, вспомни, сколько времени я ходил с тобой по магазинам, прежде чем ты купила платье, которое тебе первым попалось на глаза.

– Это не помешало мне обдумать, не выйти ли мне замуж за кого-нибудь из других молодых людей, прежде чем я остановилась на тебе, – заметила Рут.

– Да, но они-то хотели жениться не на тебе, а на твоих деньгах.

– Роберт Давенпорт, я должна вам сказать…

– Рут, ты забыла, сколько раз я делал тебе предложение, прежде чем ты согласилась? Я даже пытался сделать так, чтобы ты забеременела.

– Ты мне никогда об этом не говорил, – повернулась Рут к мужу.

– Ты явно забыла, сколько времени заняло, чтобы ты наконец родила Флетчера.

– Будем надеяться, что у Энни не будет этой проблемы, – Рут оглянулась на свою невестку.

– С какой стати? – сказал Роберт. – Ведь не Флетчер же будет рожать. И бьюсь об заклад, что Флетчер, как и я, никогда в жизни не взглянет на другую женщину.

– А ты никогда не глядел на других женщин с тех пор, как мы поженились? – спросила Рут, после того как пожала руки двум новым гостям.

– Нет, – ответил Роберт, выпив ещё глоток шампанского. – Я спал с несколькими, но никогда на них не глядел.

– Роберт, сколько ты выпил?

– Я не считал, – признался Роберт, и тут к ним подошёл Джимми.

– Над чем вы оба смеётесь, мистер Давенпорт?

– Я рассказываю Рут о моих амурных победах, но она мне не верит. Джимми, а что ты собираешься делать, когда окончишь колледж?

– Я вместе с Флетчером пойду на юридический факультет. Учиться там будет тяжеловато, но если Флетчер будет мне помогать днём, а Джоанна – ночью, то, авось, я справлюсь. Вы должны очень гордиться сыном.

– Magna cum laude [31]31
  Magna cum laude – [диплом] с отличием (лат.).


[Закрыть]и председатель совета колледжа, – сказал Роберт, протягивая свой пустой бокал проходящему мимо официанту.

– Ты пьян, – Рут старалась не улыбаться.

– Моя дорогая, ты, как всегда, права, но это не мешает мне очень гордиться своим единственным сыном.

– Но он никогда не стал бы председателем, если бы не помощь Джимми, – твёрдо заявила Рут.

– С вашей стороны очень любезно, что вы так говорите, но вспомните, что Флетчер победил с разгромным счётом.

– Но только после того, как ты уговорил Тома… Как бишь его фамилия? Ну, этого Тома, как бы его ни звали, снять свою кандидатуру и призвать своих сторонников голосовать за Флетчера.

– Возможно, это помогло, но именно Флетчер был инициатором перемен, которые повлияют на целое поколение йельских студентов, – сказал Джимми, когда к ним подошла Энни. – Привет, крошка-сестрёнка.

– Когда я стану президентом компании «Дженерал Моторс», [32]32
  «Дженерал Моторс» – американская промышленная корпорация, изготавливающая, в том числе, автомобили «кадиллак».


[Закрыть]ты всё ещё будешь меня так называть, зануда?

– Конечно, – сказал Джимми, – и, более того, я перестану ездить на «кадиллаке».

Энни замахнулась на него, но тут метрдотель объявил, что пора разрезать торт.

Рут обняла свою невестку.

– Не обращай внимания на своего брата, – сказала она. – Когда окончишь колледж, ты ему покажешь, где его место.

– Я не своему брату пытаюсь что-то доказать, – заявила Энни. – Это ваш сын всегда задавал тон.

– Значит, ты должна и его обогнать, – заметила Рут.

– Я не уверена, что я этого хочу, – ответила Энни. – Знаете, он говорит, что когда получит диплом юриста, то пойдёт в политику.

– Это не должно помешать тебе делать собственную карьеру.

– Конечно, но я не настолько горда, чтобы не поступиться своими интересами, если это поможет ему достичь своих целей.

– Но ты имеешь право на свою карьеру.

– Зачем? – спросила Энни. – Только потому, что это вдруг стало модно? Я – не как Джоанна. – Она взглянула на свою золовку. – Я знаю, чего я хочу, и я сделаю всё, чтобы этого добиться.

– Ну, и чего ты хочешь?

– Всю жизнь помогать человеку, которого я люблю, воспитывать его детей, радоваться его успехам, а в семидесятые годы это может оказаться куда труднее, чем окончить колледж Вассар magna cum laude, – Энни взяла серебряный ножик с ручкой из слоновой кости. – Я подозреваю, что в двадцать первом веке золотых свадеб будет гораздо меньше, чем было в двадцатом.

– Ты счастливчик, Флетчер, – заключила его мать; Энни воткнула нож в нижний слой торта.

– Я это знал ещё до того, как она сняла с зубов эти уродливые пластинки, – сказал Флетчер.

Энни передала нож Джоанне.

– Загадай желание, – прошептал Джимми.

– Я уже загадала, салага, – ответила Джоанна. – И, более того, оно уже исполнилось.

– А, ты имеешь в виду, что тебе удалось выйти за меня замуж?

– Боже мой, конечно, нет; кое-что важнее этого.

– Что может быть важнее этого?

– То, что у нас будет ребёнок.

Джимми крепко обнял жену.

– Когда ты об этом узнала?

– Точно не знаю, но я перестала принимать пилюли, как только убедилась, что ты окончишь колледж.

– Замечательно! Пойдём, расскажем об этом гостям.

– Скажи только слово, и я воткну этот нож в тебя, а не в торт. Я всегда знала, что нельзя выходить замуж за рыжего первокурсника.

– Пари держу: ребёнок будет рыжим.

– Не будь так в этом уверен, салага, потому что если ты кому-нибудь об этом скажешь, я тут же добавлю, что не уверена, чей это ребёнок.

– Леди и джентльмены! – громко воскликнул Джимми, а его жена подняла нож. – Я должен сделать одно объявление. – Все затихли. – У нас с Джоанной будет ребёнок.

Несколько секунд все молчали, а потом раздался грохот аплодисментов.

– Тебе не жить, салага! – провозгласила Джоанна, вонзая нож в торт.

– Я это понял в ту минуту, как встретил вас, миссис Гейтс, но думаю, что у нас должно быть по крайней мере трое детей, а тогда уже можно меня убивать.

– Итак, сенатор, вы скоро станете дедом, – обратилась к нему Рут. – Поздравляю. Я жду не дождусь, когда стану бабушкой, хотя подозреваю, что Энни родит ребёнка не очень скоро.

– Бьюсь об заклад, она об этом и думать не будет, пока не окончит колледж, – сказал Гарри Гейтс, – особенно когда они узнают, какие у меня планы для Флетчера.

– Но, может быть, Флетчер не согласится с вашими планами? – спросила Рут.

– Согласится…

– А по-вашему, он ещё не догадался о ваших планах?

– Он мог догадаться о них уже в тот день, когда впервые встретился со мной на матче Хочкиса против Тафта десять лет назад. Я уже тогда понял, что он способен подняться куда выше, чем я.

Сенатор обнял Рут.

– Однако есть одна трудность, которую, как я надеюсь, вы поможете мне преодолеть.

– Что это за трудность? – спросила Рут.

– По-моему, Флетчер ещё не решил, кто он – республиканец или демократ, а я знаю, что ваш муж…

– Правда, чудесно, что Джоанна ожидает ребёнка? – спросил Флетчер у своей тёщи.

– Конечно, – сказала Марта. – Гарри уже подсчитывает, сколько лишних голосов он получит, став дедом.

– А почему он так думает? – спросил Флетчер.

– Пенсионеры составляют всё большую часть населения, так что шансы Гарри повысятся по крайней мере на один процент, когда они увидят фотографию, на которой он катит детскую коляску.

– А если у нас с Энни будет ребёнок, они повысятся ещё на один процент?

– Нет, нет, – сказала Марта, – здесь играет роль фактор времени. Нужно помнить, что Гарри будет снова переизбираться через два года.

– Так вы думаете, что мы должны планировать рождение нашего первого ребёнка так, чтобы оно совпало с датой следующих перевыборов Гарри?

– Вы даже не представляете себе, сколько политиков так и поступают, – ответила Марта.

– Поздравляю, Джоанна! – сказал сенатор, обнимая свою сноху.

– Ваш сын когда-нибудь научится хранить тайны? – спросила Джоанна, вынимая нож из торта.

– Нет, если они радуют его друзей, – ответил сенатор, – но если он будет думать, что это повредит кому-то, кого он любит, он будет хранить тайну до конца своих дней.

16

Профессор Карл Абрахамс вошёл в лекционную аудиторию, когда часы пробили девять. Профессор читал восемь лекций в семестр, и, по слухам, за тридцать семь лет он не пропустил ни одной из них. Многие другие слухи про Карла Абрахамса не могли быть подтверждены, так что он отметал их как показания с чужих слов и потому недопустимые в зале суда.

Однако слухи эти упорно ходили и, таким образом, стали частью местного фольклора. В его язвительном остроумии сомнений не было, в этом убеждался любой студент, имевший неосторожность бросить ему перчатку. А вот действительно ли три президента приглашали его стать членом Верховного суда США – об этом знали только эти три президента. Однако было известно, что, когда его об этом спрашивали, Абрахамс отвечал, что его лучшей услугой стране была подготовка нового поколения юристов и воспитание достойных, честных адвокатов, а не бесконечное разгребание путаницы, навороченной плохими адвокатами.

Газета «Вашингтон Пост» в его краткой биографии отмечала, что Абрахамс воспитал двух членов нынешнего Верховного суда, более двадцати федеральных судей и нескольких деканов ведущих юридических факультетов.

Когда Флетчер и Джимми прослушали первую из восьми лекций профессора Абрахамса, у них не осталось никаких иллюзий относительно того, как много работы им предстоит. У Флетчера, однако, было ощущение, что на последнем курсе колледжа он и так просиживал за книгами достаточно много времени, часто за полночь. Профессору Абрахамсу потребовалось около недели, чтобы познакомить его с теми часами, когда он обычно спал.

Профессор постоянно напоминал своим студентам первого курса, что не все из них услышат его прощальную речь по случаю окончания ими университета. Флетчер стал проводить за учёбой столько часов, что Энни редко видела его до того, как закрывалась библиотека. Джимми иногда уходил из библиотеки чуть раньше, чтобы побыть с Джоанной, но обычно с грудой книг под мышкой. Флетчер сказал Энни, что он никогда не видел, чтобы её брат столько работал.

– И ему станет ещё труднее, когда родится ребёнок, – сказала Энни как-то вечером, заехав за мужем, чтобы отвезти его домой из библиотеки.

– Джоанна наверняка запланировала родить своего ребёнка во время каникул, чтобы выйти на работу в первый же день нового семестра.

– Я не хочу, чтобы наш ребёнок рос так, – сказала Энни. – Я собираюсь воспитывать детей дома и посвящать им всё своё время. Я хочу, чтобы у них был отец, который возвращается с работы не поздно и успевает им что-нибудь почитать.

– Меня это устраивает, – ответил Флетчер. – Но если ты передумаешь и решишь стать президентом корпорации «Дженерал Моторс», я с удовольствием буду менять пелёнки.

* * *

Больше всего поразило Ната по возвращении в университет то, насколько инфантильными показались ему его бывшие сокурсники. У него было достаточно зачётов, чтобы пойти на второй курс, но студенты, с которыми он общался перед уходом в армию, всё ещё обсуждали последние поп-группы или модных кинозвёзд, а он даже никогда не слышал о «Дорз». [33]33
  «Дорз» – рок-ансамбль, созданный в 1965 году в Лос-Анджелесе (Джим Моррисон, Рэй Манзарек, Робби Кригер, Джон Денсмор). Ансамбль был назван по заглавию книги Олдоса Хаксли «Двери восприятия».


[Закрыть]Только на первой лекции он осознал, как изменилась его жизнь после пребывания во Вьетнаме.

Он также понял, что его однокашники не воспринимают его как своего – в частности, потому что некоторые профессора относились к нему с чем-то вроде благоговения. Нат наслаждался общим уважением, но быстро обнаружил, что у этой монеты есть и обратная сторона. Во время рождественских каникул он обсудил это с Томом, который объяснил, почему некоторые сокурсники его опасаются: они уверены, что он убил по крайней мере сотню вьетконговцев.

– По крайней мере сотню? – переспросил Нат.

– А другие читали, как наши солдаты обращались с вьетнамскими бабами, – сказал Том.

– Мне бы такую удачу! Если бы не Молли, я бы жил монахом.

– Я бы посоветовал тебе их не разочаровывать, – сказал Том. – Потому что пари держу: мужчины тебе завидуют, а женщины заинтригованы. Последнее, что тебе нужно, – это чтобы они увидели, что ты – нормальный, законопослушный гражданин.

– Иногда мне хочется, чтобы они помнили, что мне всего девятнадцать лет, – ответил Нат.

– Беда в том, – сказал Том, – что капитанское звание и орден Почёта как-то не вяжутся с девятнадцатью годами, и, боюсь, твоя хромота им всё время об этом напоминает.

Нат последовал совету друга и решил тратить всю энергию на занятия, на тренировки в гимнастическом зале и на бег по пересечённой местности. Врачи предупредили его, что пройдёт не меньше года, пока он будет способен снова бегать, – если вообще когда-нибудь будет способен. Выслушав это пессимистическое пророчество, Нат стал тратить не меньше часа в день на тренировки в гимнастическом зале: он взбирался по канату, поднимал тяжести и иногда играл в пинг-понг. К концу первого семестра он уже мог медленно бегать по треку – хотя ему требовался час двадцать минут, чтобы пробежать шесть миль. Он просмотрел данные своих прежних тренировок и увидел, что его рекорд на первом курсе был тридцать четыре минуты восемнадцать секунд. Он обещал себе, что побьёт этот рекорд к концу второго курса.

Другой проблемой, с которой столкнулся Нат, была реакция девушек, которым он пытался назначить свидание. Они либо были готовы тут же лечь с ним в постель, либо просто отказывали ему с порога. Том предупредил его, что затащить его в постель, наверно, лестно многим студенткам, и Нат очень скоро обнаружил, что этим хвастались даже некоторые девушки, которых он в глаза не видел.

– Хорошая репутация имеет свои отрицательные стороны, – пожаловался Нат.

– Я бы поменялся с тобой местами, честное слово, – ответил Том.

Единственным исключением была Ребекка, которая, как только Нат вернулся в университет, ясно дала ему понять, что не прочь сделать вторую попытку. Нат настороженно отнёсся к её стремлению раздуть былое пламя и решил, что если уж возобновлять с ней отношения, то медленно и постепенно. Однако у Ребекки были совсем другие планы.

После их второго свидания она пригласила его к себе на кофе и, едва закрыв за собой дверь, сразу же попыталась раздеть. Нат вырвался под сомнительным предлогом, что ему на следующий день предстоит стайерский забег. Но отшить Ребекку этой лживой отговоркой ему не удалось. Через несколько минут она снова появилась в комнате с двумя чашками кофе, переодетая в шёлковый халат, под которым ничего или почти ничего не было. Тут Нат неожиданно понял, что от его былых чувств ничего не осталось, и, быстро выпив кофе, повторил, что ему нужно рано лечь спать.

– Раньше забег тебя не удерживал, – язвительно сказала Ребекка.

– Раньше у меня были две здоровые ноги, – ответил Нат.

– Может быть, я для тебя теперь недостаточно хороша, – сказала Ребекка. – Ведь все считают тебя большим героем.

– Ничего подобного. Просто…

– Просто Ралф Эллиот был с самого начала прав относительно тебя, – заметила Ребекка.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил Нат.

– Что ты ему не чета. – Ребекка помедлила. – В постели и нев постели.

Нат хотел ответить грубостью, но решил, что не стоит. Он ушёл, не сказав больше ни слова. Поздно ночью, лежа без сна, он понял, что Ребекка – так же, как многое другое, – больше не является частью его жизни.

Одним из удивительных открытий, которые сделал Нат, вернувшись в университет, было то, что многие студенты убеждали его баллотироваться против Ралфа Эллиота на пост президента студенческого сената. Но Нат ясно дал всем понять, что он не хочет никуда баллотироваться, потому что ему нужно наверстать время, потерянное в армии.

Вернувшись домой по окончании второго курса, Нат с удовлетворением сказал отцу, что пробегает шесть миль меньше чем за час и что стал одним из шести лучших бегунов курса.

* * *

Летом Нат и Том поехали в Европу. Одним из многих преимуществ капитанского жалованья было то, что Нат мог сопровождать своего лучшего друга, зная, что сможет оплачивать все свои расходы.

Прежде всего они побывали в Лондоне, где увидели, как по Уайт-холлу маршируют гвардейцы. У Ната не осталось сомнений, что во Вьетнаме они были бы очень внушительной силой. В Париже Нат и Том гуляли по Елисейским Полям и жалели, что им всё время приходится заглядывать в разговорник, увидев красивую женщину. Затем они отправились в Рим, где в маленьких кафе обнаружили, каким на самом деле должен быть вкус макарон, и поклялись, что никогда больше не будут есть в «Макдоналдсе».

Но только когда они добрались до Венеции, Нат влюбился, и за день стал неразборчив в любви на все вкусы – от обнажённых женщин до девственниц. Он начал с Леонардо да Винчи, затем были Беллини, [34]34
  Беллини – семья итальянских художников венецианской школы: Джакопо Беллини (1400–1470) и его сыновья Джентиле Беллини (1429–1507) и Джованни Беллини (1430–1516).


[Закрыть]затем Луини. [35]35
  Бернардино Луини (1480/1485—1532) – итальянский художник миланской школы.


[Закрыть]Эти любовные переживания были так остры, что Том согласился провести ещё несколько дней в Италии и добавить в их маршрут Флоренцию. Новые любовные страсти возникали на каждом углу: Микеланджело, Караваджо, Каналетто, Тинторетто. Практически каждый, чья фамилия заканчивалась на «о», мог рассчитывать на место в гареме Ната.

* * *

Профессор Карл Абрахамс занял место на кафедре, готовясь читать пятую лекцию семестра, и оглядел полукруг поднимавшихся амфитеатром сидений.

Он начал лекцию и, не заглядывая ни в книгу, ни в тетрадь, ни даже в какие-либо заметки, ознакомил студентов с вехой в юриспруденции – делом «Картер против „Амалгамейтед Стил“». [36]36
  «Амалгамейтед Стил» – американская сталелитейная компания.


[Закрыть]

– Мистер Картер, – начал профессор, – в 1923 году потерял руку в результате несчастного случая на производстве и был уволен, не получив ни цента компенсации. Он не смог найти никакой другой работы, так как ни одна сталелитейная компания не желала нанимать однорукого человека. Когда его не взяли даже швейцаром в местный отель, он понял, что ему уже никогда не удастся устроиться на работу. Тогда ещё не было закона о промышленной компенсации – он был принят только в 1927 году, – так что мистер Картер предпринял неслыханный по тем временам шаг, – он подал в суд на своего бывшего работодателя. У него не было средств нанять адвоката – тут, кстати, с годами ничего не изменилось, – однако молодой студент юридического факультета, который считал, что мистер Картер должен получить какую-то компенсацию, добровольно согласился вести его дело в суде. Он выиграл дело, и суд присудил Картеру компенсацию в сто долларов – как вы понимаете, не слишком большая сумма денег за такое увечье. Однако действия двух этих людей привели к изменению закона. Будем надеяться, что кто-то из вас в будущем также сможет добиться изменения закона, столкнувшись с подобной несправедливостью. Между прочим, молодого юриста звали Тео Рамплеири. Его чуть не исключили с юридического факультета за то, что он потратил слишком много времени на защиту Картера. Позднее, много позднее он стал членом Верховного суда Соединённых Штатов.