Текст книги "Девять драконов"

Автор книги: Джастин Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Глава 24

В начале мая красная джонка убрала паруса у устья шанхайской реки Хуанпу. Паутина дельты Янцзы раскинулась серыми и словно бесконечными нитями под покровом угольного дыма, и воздух был насыщен шумом моторов, сирен и сигнальных свистков. Низкий моторный сампан вынырнул из двойной цепочки кораблей, барж и патрульных катеров и заскользил к джонке.

Пока капитаны затеяли громкий и желчный спор о цене, матросы, одетые в черное, полезли на сампан.

Цена оказалась внушительной.

Дизель – раздолбанный мотор лондонского автобуса – опять зашумел, сампан отправился дальше на тридцать миль по реке, и Вивиан Ло, перебравшаяся с сампана на джонку, одетая в черную матросскую одежду, протерла очки и стала ждать, когда ее пригласят в каюту на корме.

Она ненавидела Шанхай. Сорок лет господства КНР превратили город мечты ее матери в дерьмо. Она ненавидела Шанхай и за то, что случившееся с ним повторится и с Гонконгом, если премьер Чен останется хозяином Китая. Коммунистическое правительство в Пекине так долго систематически высасывало все доходы Шанхая, что если отойти немного от помпезных международных бизнес-центров, окружающих считанные построенные сверкающие отели, то просто невозможно найти хотя бы одно здание со свежей чистой штукатуркой или краской.

Бредя прошлой ночью к сампану, она была возмущена вонью, толпами на грязных улицах, разбитыми фонарями, бесцельными шатаниями безработной молодежи. Жизнь, которая текла на улицах, была испытанием надменности шанхайцев, считавших себя намного умнее, Талантливее и расторопнее, чем давившие на них хозяева с севера. Воспоминание, которое останется с ней навсегда – изможденная фигура кули на велосипеде, тащившем позади себя тяжелую повозку: человеческий лучик, пробивавшийся сквозь мрак старого города, в пропитанной потом майке с надписью «Бег трусцой» по-английски.

Беременность начала подрывать ее мужество. Становилось с каждой неделей труднее игнорировать страх, хотя постоянные разъезды только стимулировали ее силы. Она неожиданно заскучала по матери. Хотя разве ее мать когда-нибудь помогала ей, подумала Вивиан, с яростью требуя ответа у прокуренных угольным дымом небес. Тогда она поклялась, что никогда не даст своему ребенку повода спросить, вернется ли ее мать из Канады.

Дым ел ей глаза и драл горло. Она опять протерла очки, моля Бога, чтобы на этот раз после всех этих нелегальных, часто опасных встреч Тан был на борту.

Они обогнали суда, тащившие баржи, груженные углем, проплыли мимо морских кораблей, стоявших на якоре, которые были окружены сампанами, как резвящимися щенками. Необъятная, пустынная равнина начала расстилаться перед ними – пустынная на многие мили от моря. Потом стали попадаться фабрики с чадящими трубами. Дороги упирались в причалы для паромов, на дорогах роились люди, тащившие рядом с собой велосипеды. За три года до начала двадцать первого века она видела грузовики и гужевые повозки, но ни одной личной машины.

Ребенок зашевелился внутри нее. Побуждаемая к действию, она не стала раздумывать, подняла кулак и громко постучала в дверь. Дверь была открыта немедленно негнущимся, пышнолицым секретарем.

– Я как раз собрался за вами, товарищ.

Одной из аномалий текущей политической ситуации было то, что партийный лидер Тан, самый прогрессивный человек в иерархии КНР, был до сих пор номинально коммунистом, и поэтому дела, приведшие сюда Вивиан, должны были обсуждаться на языке революции полувековой давности, который стал анахронизмом. Секретарь отступил в сторону, чтобы дать ей пройти. Было темно, и потребовалось время, чтобы ее глаза смогли различать детали в каюте.

Тан Шаньдэ был здесь – он сидел со своим ближайшим окружением вокруг грубо сработанного деревянного стола, освещенного масляной лампой и серым светом из высоко расположенного маленького окошка. Они курили сигареты, и перед каждым стояли накрытые крышками чашки с чаем.

Из шестерых мужчин и женщин она узнала трех – с ними она вела переговоры в Шанхае почти год назад: женщина, пухлый секретарь Тана и, конечно же, неистовый Ма Биньян. Чжэн не присутствовал. Другие, как она знала, имели репутацию одних из самых доверенных лиц Тана, включая и сурового генерала Народно-освободительной армии, который встречался с Дунканом и Хьюго в прошлом году.

Самого Тана – невысокого, широколицего, неулыбчивого и на удивление молодого человека из Гуанчжоу – она знала по многочисленным телепередачам и фотографиям в газетах. В жизни он выглядел крупнее и неотесаннее. Его руки были огромными и натруженными, на левой не хватало пальца, которого он лишился в детстве из-за карабина рыбачьей сети. На нем был костюм его «торговой марки» – спортивного стиля пиджак и рубашка с отложным воротником; этот имидж должен был показать Китаю, что он служит как бы связующим звеном между интересами бизнесменов из разных стран, нуждами простых рабочих и высокойнтеллектуальными чаяниями студентов. Двое из его кружка были настоящими рабочими – шахтер из Уханя и текстильщик из Шанхая. А Ма Биньян был радикальным студенческим бунтовщиком, немного заматеревшим с годами, но по-прежнему с мятущимся огнем в глазах и гордой улыбкой на губах.

Ей не предложили ни сесть, ни выпить чаю: к этому времени они уже знали, что у нее нет с собой доказательств Дункана, только извинения. Ма Биньян грубовато подмигнул ей и непочтительно усмехнулся, на что она ответила мрачным кивком; остальные же выглядели хмурыми.

Тан Шаньдэ начал с грубоватой прямотой, которой он был известен, и Вивиан на мгновение подумала о Викки Макинтош. Да, в этом есть своя ирония – рыбацкий сын и дочь тайпана имели общее между собой.

– Мне сказали, что когда вы сели на борт сегодня утром, вы заявили, что у вас нет с собой доказательств. Тогда какого черта я затеял эту рискованную поездку из Пекина?

Вивиан колебалась. У нее было одно маленькое преимущество, но она не хотела пускать его в ход слишком рано.

Тан неправильно интерпретировал ее замешательство, возможно, намеренно. Будучи кантонцем, он говорил на государственном языке Китая, демонстрируя себя как признанного национального лидера.

– Мы встречаемся на этой старой деревянной джонке потому что здесь нет телефонов, чтобы подслушать, или каких-нибудь других электронных штучек двадцатого века. Вы можете говорить свободно.

Вивиан опять поняла, что Викки могла бы лучше, чем она, поставить Тана на место. Первое, что она должна сделать, – это осадить его. Он был очень «надкитайским», держа себя как англичане или эмигранты из Европы. А она будет больше китаянкой.

– Извините меня, товарищ партийный лидер. Моя нерешительность начать разговор проистекает из моего личного замешательства. Мне не удалось привезти то, что я обещала.

– Разгромные доказательства.

– Да, товарищ партийный лидер.

– «Товарищ» – это прекрасно, – заметил он. – Но можно просто Тан, если хотите. Давайте продолжать.

– Хорошо, товарищ.

– Существуют ли еще доказательства или все утонуло вместе с яхтой тайпана?

– Я верю, что есть. Но не могу поклясться в этом.

– Ничего?

Тан повернулся к своему секретарю:

– Клянусь лысиной вашего отца, что я здесь делаю?

– Я был введен в заблуждение.

– Она лгала? – спросил он, быстро взглянув в сторону Вивиан, чтобы посмотреть на ее реакцию.

– Ну, не совсем.

– Я не лгала, – перебила Вивиан.

– Нет, она не лгала, – вмешался Ма Биньян. – Она допускала осложнения, и, возможно, я и ваш товарищ секретарь увлеклись преждевременной надеждой.

Вивиан знала, что все гораздо сложнее. Ма Биньян полагался целиком на доказательства Дункана в дискредитации Чена. Кроме этого, у Ма не было ничего. Тан между тем прорабатывал другие варианты. Его лицо потемнело.

– Править страной в окружении дураков плачевно. Заниматься конспирацией с помощью дураков – смертельно опасно. Вы будете удивлены, если увидите, как люди из Комитета государственной безопасности ждут, когда причалит наша джонка?

– Нет, нет, нет, товарищ партийный лидер, – запротестовал испуганный Ма. – Все совсем не так. Просто…

Остальные мгновенно рискнули высказать свои мнения, и гомон обвинений и оправданий становился все громче и громче, пока Тан, сидящий, как уродливый нефритовый будда в окружении колеблющихся огоньков свечей, наконец уставился на Вивиан свирепым взглядом.

– Я привезла одну скромную вещь.

– Давайте посмотрим.

Все мгновенно замолчали. Она вытащила из складок своей матросской одежды полиэтиленовый пакет, подошла к тому месту за столом, где сидел Тан, и положила пакет перед ним.

– Тайпан оставил мне один пакет.

Тан собственноручно разорвал его и стал подозрительно листать страницы. Бумага была толстой – сорт, использовавшийся в старых копировальных машинах КНР. Он напялил очки в пластмассовой оправе и стал читать строчку за строчкой.

– Господи! – выдохнул он, когда кончил читать. – Зять Чена? Только посмотрите сюда! Номера банковских счетов. А здесь! Сталь для верфей, отправленная Вонгу Ли для его отеля в Гуанчжоу. А другие доказательства подобны этим?

– Думаю, лучше.

– Садитесь. Садитесь, – заговорил он, махнув пальцем в сторону секретаря, который тут же вскочил со стула. Вивиан села рядом с Таном. – Где же они?

– Об этом знает только его дочь.

– Достаньте их.

– Я постараюсь.

– Я не хочу, чтобы вы постарались. Я хочу, чтобы вы достали их. Поймите, следующие три месяца будут решающими, потому что Чен должен выказывать сдержанность и благополучие в то время, как весь мир смотрит на Гонконг. Переворот – моя последняя возможность. Предельный срок. Чен это знает, конечно. Он уже начал свою кампанию. Вы! – Он хлопнул в ладоши. – Покажите ей.

Секретарь вытащил несколько плакатов с иероглифами из кейса. Первый обвинял Тана в передаче государственных тайн японцам. Другие изображали главу партии контрреволюционером, наживающимся на государстве, и западным декадентом. Вивиан испугалась. Это был каэнэровский язык, предвещавший потерю власти.

– На прошлой неделе, – сказал Тан тихо, – Чен пригрозил мне, что за ним армия.

– Правда?

– Некоторые из них, – ответил Тан, взглянув на молчавшего генерала, и Вивиан подумала, что если он говорит правду, это пахнет гражданской войной.

Ма Биньян прервал их.

– Но у вас есть сердца народа. А это означает, что Чен – конченный человек.

Тан снизошел до студенческого лидера, улыбнувшись.

– Если у Чена есть армия, то у него есть и власть пройти по площади Тяньаньмэнь шагом с этими сердцами на штыках.

Он повернулся к Вивиан:

– Вы видите, у меня есть определенный «стимул», чтобы найти путь свалить его.

– Но как сильно вы заинтересованы в Гонконге? – спросила она напрямик, когда ей напомнили, что Гонконг – лишь малая часть проблем Тана.

– Очень.

– Тогда вы должны сделать очень много.

– А вы должны достать эти доказательства. Потому что если меня скинут с партийного поста до того, как я смогу разоблачить Чена, мне конец, и Гонконгу – тоже. Должен я выражаться яснее?

– Нет.

– В чем состоят колебания этой женщины?

– Она думает, что это опасно.

– Напомните ей, что мы живем в опасное время.

– Она верит, что ее хан будет процветать, если она будет избегать принимать чью-либо сторону.

Тан покачал головой с отвращением.

– Вся суть опасного времени в том, что человек долженвзять чью-то сторону.

– Но она– иностранка.

– Как я понял, вы наследуете часть ее хана?

Потребовалось всего три часа, чтобы самые фантастические слухи о завещании Дункана обежали Гонконг. Двух месяцев было более чем достаточно, чтобы сплетни достигли Пекина.

– У меня нет никакой власти, пока не родится ребенок.

Тан стал ее внимательно рассматривать, и на какую-то пугающую секунду ей показалось, что он высчитывает разные варианты, включая и преждевременные роды.

– Почему вы не уговорили ее, не сказали, что она должна пустить в ход эти доказательства; против Вонга Ли и отдать их мне до того, как Вонг Ли возьметих силой?

– Я пыталась, и я знаю, что ее это беспокоит. Ее успокаивает только тот факт, что никто не знает, есть ли у нее вообще эти доказательства. В то же время она вроде как бы снова взяла к себе старика Джорджа Нг с недвусмысленным заявлением, что может дать ему копии, которые он должен использовать, если с ней что-нибудь случится. Она не глупа.

– Но Ту Вэй Вонг может преподнести ей сюрприз. Почему старый тайпан не принял мер предосторожности?

– Это было не в его духе.

– Он дурак?

– В некоторых вещах, – нерешительно согласилась Вивиан, объясняя. – Он не был прирожденным конспиратором.

– Нг – компрадор Макфаркаров вместо вас?

– Да, товарищ.

– А почему бы не попросить губернатора Аллена Уэя уговорить ее? Уверен, она увидит преимущества, которые дает поражение Чена.

Вивиан ответила осторожно:

– Тайпан не доверил свой план Аллену Уэю. Может быть, он слишком… щепетильный.

– Я всегда подозревал, что Аллену не хватает пороху, – ухмыльнулся Тан.

Пока они продолжали дискуссию, а остальные нервно слушали, Вивиан увидела Тана в беспокойно новом свете. Сколько это еще продлится, тревожилась она, прежде чем его грубоватая, бесцеремонная прозаическая манера превратится в заносчивость?

Когда она в третий раз запротестовала:

– Бизнесмены Гонконга доверяют Аллену Уэю. Они согласны, чтобы он был лидером, – тут глава партии взорвался:

– Гонконгу нужен тигр,чтоб сцепиться с Пекином, тигр! Тот, кто знает, на чем стоит мир! Кто еще может убедить эту гуйло помочь нам? Что там еще за любовник, о котором я слышал?

– Стивен Вонг. Сын Вонга Ли.

– Отродье Ту Вэя? Я слышал об этом, но не верил. Это совпадение, или Ту Вэй напустил его на нее?

– Это не совпадение. Я, как вы выразились, напустила его на нее, еще когда был жив тайпан.

– Чтобы завладеть соперницей?

– В сущности, да, – допустила Вивиан.

– Мое восхищение растет. Сначала я подумал, что вы – идеалистка. Теперь я начинаю подозревать, что у вас повадки шанхайской женщины.

Вивиан в смущении засмеялась. Во всем Китае не было выше комплимента сильной женщине.

– Мне бы больше хотелось, чтоб меня звали как гонконгскую женщину.

– А что это такое – гонконгская женщина?

– Та, у которой глаза открыты.

– Уверен, вы не так опасны, – засмеялся Тан. Но его улыбка была отчужденной. – Подозреваю, что вы найдете способ уговорить дочь тайпана помочь нам.

Вивиан, не была уверена.

– Даже если я смогу, – предупредила она, – Виктория Макинтош поставит те же условия, что и ее отец. Она будет настаивать на том, что отдаст документы только в ваши руки. Лично.

Тан поднес копии, которые дала ему Вивиан, к свету.

– Если у нее есть еще, подобные этому, я соглашусь встретиться с ней в любой дыре, где только она пожелает. В конце концов, приехал же я в эту клоаку, чтобы встретиться с вами, гонконгская женщина.

Его комплимент придал ей смелости воспользоваться прямотой, на которую провоцировала его грубоватая манера.

– Могу я вас спросить, чем ваш новый Китай будет отличаться от старого Китая?

Тан гордо крякнул:

– Вы мне не поверите, если я буду обещать.

– Извините меня, но я боюсь…

– Позвольте мне рассказать, чем «мой» новый Китай будет отличаться. Там не будет коррупции. Гуаньшан будет подавлен в зародыше. Несколько расстрелов кое-кого из верхушки изменят привычки. Будет ли это демократично? Больше, чем теперь. Воспользуюсь ли я преимуществами своей новой власти, чтобы получить еще больше власти? Если я не стану этого делать, я буду первым лидером в истории Китая, который этого не делает. Буду ли я мудро использовать свою власть? Я буду мудрее, чем многие. Станет ли Китай местом, где лучше живется, когда я уйду? Надеюсь. Станут ли идеалисты, подобные вам, моими врагами? Надеюсь, нет. А теперь что вы скажете о том, что мне сообщили: Вонг Ли приложил руку к новогодним беспорядкам в Гонконге?

– Меня ничто не удивит, когда дело касается Ту Вэй Вонга. Но для каких целей ему понадобились беспорядки?

– Чтобы развязать руки сторонникам жесткой линии, чтобы дать предлог отрицать права, которые провозгласила Совместная декларация. Чтобы подавить оппозицию.

– Но в этом нет здравого смысла. Международное деловое сообщество покинет город.

– Может, у Ту Вэя ваши информаторы?

– Об этом мы довольно скоро узнаем. До переворота меньше двух месяцев. За это время Ту Вэй сделает шаг.

Вивиан ничего не сказала. Партийный лидер Тан только что сделал свой шаг, и она не знала, кому доверять. Но у нее было ужасное чувство, что Виктория Макинтош, может, была права, говоря, что Макфаркары – а если посмотреть шире, то и сам Гонконг – не должны брать чью-либо сторону в этой новой гражданской войне в Китае. Может, в этом случае Дункан был не прав… и он оставил ее дрейфовать в море сомнений.

Глава 25

– Мы так подходим друг другу, – восхищенно изумлялся Стивен.

Они встретились в полдень в отеле «Эмперор», как делали это регулярно в течение трех месяцев. Было уже темно, и их фигуры мягко отражались в стеклянном окне-стене. Бледные, хрупкие их тела, казалось, плыли на фоне огней вдоль залива, как облако на звездном небе.

Викки свернулась на нем – одна нога согнута, другая лениво переплелась с его. Ее щека лежала на его гладкой груди. Она слушала, как его сердцебиение медленно возвращается к нормальному ритму.

Она поцеловала его грудь, потом потянулась ртом к его губам. Его пальцы легко побежали, как по дорожке, по ее спине, другой рукой он поднял волосы с ее шеи.

– Это или любовь, – прошептал он, – или остановка сердца.

– Я позову врача. Такие парни, как ты, – не влюбляются.

Это была обычная игра, в которую они играли, когда она нуждалась в разуверении. Не то чтобы она сомневалась в его любви, но она думала, как долго это продлится. Стивен, со своей стороны, выказывал бесконечную любовь и безграничную страсть. Викки преобразила его – провозгласил он. Иногда она верила ему, но часто ей становилось страшно, потому что никогда в жизни она не подвергала свое сердце такому риску.

– Ты не влюблен. Это – эрос.

– И эрос тоже, – согласился он, его руки медленно скользили. – Но я влюбился в Новый год. Новый год гуйло.

– С первого взгляда? Ну, продолжай, продолжай.

– Нет, – ответил он серьезно, и его немного сонный голос напоминал Викки сладкую приправу из масла и жженного сахара, а его руки вызывали у нее сладкую дрожь. – Когда ты убежала из машины.

– От многих парней убегают блондинки в красных платьях в обтяжку.

– Твое лицо, – прошептал он. – Я полюбил тебя за то, что ты была такой преданной. Ничто не могло тебя остановить.

– Моя мать оказалась в гуще беспорядков.

– Ты была такая неистовая. Такая красивая. Как тигрица. Потом я однажды пробрался в больницу, а ты спала.

– Когда? – Викки приподнялась на локте, чтобы посмотреть в его лицо.

– Сразу после того, как тебя перевели из реанимации в палату. Ты была похожа на ребенка, но я мог видеть твою решимость.

В углу в куче одежды затренькал радиотелефон. Викки скатилась со Стивена.

– Эй!

– Я их предупредила – только в случае землетрясения или переворота в Пекине.

Она соскочила с кровати, выудила радиотелефон из кармана своей блузы и нажала кнопку. Восьмистрочный экран осветился черным и белым.

– Ох, Господи!

– Землетрясение или переворот? – спросил Стивен с кровати.

– Хуже, – выдохнула она. – Консорциум Альфреда Цина не внес апрельские выплаты за Китайскую башню.

– Я говорил, что у Альфреда не все в порядке. А ты не слушала.

– Он не выполняет обязательства. Сделка аннулируется.

Стивен засмеялся.

–  Чтотут такого смешного?

– Ну, просто я уже давно понял, что мир не стоит на месте. Ну и что? Просто рушатся цены на недвижимость.

– И фондовые биржи… – охнула Викки. – И фьючерные сделки. Это не смешно, Стивен.

Она стала набирать какой-то номер.

– Многие люди окажутся на мели. Вся экономика Гонконга содрогнется.

– Я знаю, я знаю. Это просто… просто так по-гонконгски. Один парень стреляет, и миллионы экспресс-миллионеров хлопаются вниз. Эй, кому ты звонишь?

– Альфреду Цину.

Она набрала номер его офиса, но он был занят. Она поставила на автодозвон на его домашний номер – телефон пробивался десять минут. Стивен вытянулся в кровати и поцеловал ее ногу. Она рассеянно села на кровать и поцеловала его волосы. Автоответчик Цина наконец сработал.

– Цин в городе, – прозвучал его изысканный английский акцент. – Скажите, кто вы, и он вам перезвонит.

– Альфред, это Викки. Ты дома? Возьми трубку, Альфред.

Ей показалось, что она услышала щелчок, словно он слышит разговор.

– Альфред, черт побери, ты тут? Эти слухи – правда?

Она слушала до тех пор, пока не раздался сигнал о конце записи, а потом стукнула по телефону.

– Эй, что ты делаешь?

Викки выворачивала рукав своей блузы, а потом стала искать брюки.

– Вся недвижимость, которая есть у моей семьи, заложена в ипотечных банках. И они могут в любой момент потребовать назад кредиты.

– Ну и отдай их.

– Все не так просто.

Она уже задействовала деньги, которые заняла на покупку русских самолетов. Да что стоит их авиалиния «Голден эйр фрэйт» без самолетов?

– Почему? – спросил Стивен, но Викки никогда не обсуждала с ним дела Макфаркаров, и она ответила только:

– Стивен, ты не понимаешь. Весь бум с недвижимостью зиждется на инфляционной цене, которую Альфред заплатил за Китайскую башню.

– Чего я не понимаю, так это того, почему эти деловые типы думают, что ты должна в любой момент срываться с места и бежать по их делам?

– В первую очередь это нужно мне самой, – засмеялась Викки.

Она нашла свои брюки под кроватью, натянула их, потом поцеловала Стивена и погладила его руки.

– До свидания, беби.

– Куда ты собралась?

У нее ум заходил за разум. Она была так же виновата, как и другие, пользуясь бумом недвижимости в колонии. Устоят ли банки? Но как это возможно, если они обременены такими огромными кредитами под залог недвижимости? Похоже, кризис сотрясет всю экономику колонии. Попытается ли КНР использовать свое влияние, чтобы заставить биржи закрыться? Закрытие бирж в 1987 году было настоящей катастрофой.

– Куда ты идешь?

– Навстречу этому.

– Но сейчас ночь. Ты ничего не можешь изменить. Лучше возвращайся в постель. Сними эту одежду. Мы займемся любовью, потом слопаем потрясающий ужин и славно поспим. Ночью нужно спать. А ходить утром.

Она застегнула блузку, а потом вернулась к кровати и снова поцеловала его.

– Не могу. Нужно идти. В офис.

– И что ты там будешь делать?

– Повисну на телефоне и буду ждать, пока меня разуверят… Ты останешься здесь на ночь?

– Хочешь меня?

– Ты знаешь, что да. Больше всего на свете. Но я просто не могу обещать, что скоро вернусь. Я не знаю, когда освобожусь. Пожалуйста, пойми.

Стивен нашел свои часы на ночном столике, вздохнул и пропустил свои шелковистые волосы сквозь пальцы.

– Не знаю, может, я должен пойти на корабли – будет горячая пора за столами, когда новости распространятся.

– Они уже расползлись. Они повсюду. По всему городу.

– Я постараюсь вернуться после полуночи.

– Не бросай свою работу только из-за меня, но…

Стивен остановил ее самой ленивой из своих улыбок.

– Хорошо, а как ты думаешь – из-за кого я сюда возвращаюсь?

Она обняла его крепко-крепко.

– Стивен, я должна идти. Мой ум за сотни миль отсюда.

– Каждый раз, когда тебе нужно уходить, я думаю – должен же быть способ отправить твой ум на работу, а тебя оставить здесь.

Она была права насчет того, что скверные новости расползлись. Лифт был набит мрачнолицыми японцами.

В холле столпотворение, царил страшный шум; половина людей кричали на клерков за стойками, стараясь выехать как можно раньше, другая половина пыталась вселиться, не имея забронированных номеров. Очереди выстраивались к комнатам, где был телеграф и факс, и телефоны были окружены толпами, как бары на скачках. Швейцары и водители такси выглядели как в шоке: как и всегда во всем Гонконге, когда начался бум из-за Китайской башни, рабочий люд поставил на это все свои сбережения.

Тоннель к Козвэй Бэю было просто мясорубкой – когда новости разлетелись по городу, десятки тысяч мирно ужинавших людей бросились к своим делам, которые они оставили несколько часов назад, чтобы пойти домой. Была почти половина десятого, когда она добралась до «Макфаркар-хауса», где многие из ее самых толковых менеджеров, торговцев и аналитиков были уже на телефоне. Она дала им короткие инструкции, в которых они едва ли нуждались. В Европе был разгар дня, и американские биржи должны были вот-вот открыться. Потом она села на телефон сама, обзванивая всех, кого знала. Суть самой первой бурной реакции за океаном сводилась к трем вопросам: что же случилось скверного в Гонконге? Что случится дальше? И что сделают каэнэровцы?

Ответы «Макфаркар-хауса» были такими: ничего плохого не случилось. Просто провалилась одна сделка, а как результат – паника и опасность бума лихорадочных распродаж. Но те, кто проявят хладнокровие и стойкость, – с теми все будет о’кей. Каэнэровцы не допустят финансового кризиса – переворот на носу.

– Как они собираются прекратить это безобразие? – спрашивала мощноносная президентша «Женского банка» Нью-Йорка, с которой Викки познакомилась там.

– Каэнэровцы стабилизируют рынок, покупая недвижимость – в открытую или через подставных лиц, – заверила ее Викки, зная в душе, что в лучшем случае это только надежда.

– Может, каэнэровцы еще и одолжат денег накупившим недвижимости на слишком большую сумму? – спросила саркастически банкирша.

– Это – неплохая идея. Спасибо. Кстати, вы также можете рассчитывать на большие деньги, если начнете покупать по дешевке.

В самом Деле, к одиннадцати часам той же ночью предложения низких цен на некоторую недвижимость стали стекаться в «Макфаркар-хаус». Из лавины телефонных звонков Викки узнала, что подобные же предложения были сделаны другим гонконгским компаниям.

В одиннадцать тридцать Аллен Уэй разразился заявлением из дома правительства: экономика Гонконга гибкая и пережила много взлетов и падений и в прошлом. Эти колебания, заверял Аллен, типичны для свободного и открытого общества.

Уолли Херст зашел в офис Викки, поглаживая в задумчивости бороду.

– Последние новости, – сказал американский китайский компрадор. – Один парень, которого я знаю, послал к черту оскорбительное предложение, касающееся его отеля в районе Репалс Бэй. Спустя десять минут позвонила каэнэровская компания, и на этот раз условия были в два раза менее оскорбительные.

– Они стараются. Это хорошо.

– Первое предложение было тоже от каэнэровцев.

– Соперничающие бюрократы?

– Алчные ублюдки.

– Они определенно шуруют быстрее, чем обычно. Словно они были наготове.

– Может, и были.

– Где Вивиан Ло?

– Понятия не имею, – ответил Херст, намеренно выказывая отсутствие интереса к тому, где сейчас его конкурент – китайский компрадор. – Хотите, чтобы я расшевелил кое-каких пекинских покупателей?

– Нет. Мне больше нужна ссуда из Пекинского банка на мои самолеты.

– Сейчас? Когда такое творится?

– Скажите им, что это их шанс стабилизировать обстановку. Скажите, что сильные Макфаркары означают сильный Гонконг.

– Вы хотите выслушать их шуточки?

– Сделайте это сейчас.

– Хорошо. Извините.

– Да, Уолли, вот еще что. Если кто-нибудь из ваших каэнэровских друзей хочет вложить деньги в гонконгскую недвижимость и ему нужно прикрытие, я к его услугам.

– Вы шутите.

– Кто-то собирается нажить на этом целое состояние.

– Ту Вэй Вонг, кто же еще!

– Почему вы так говорите?

– С его-то деньгами он может просто сожрать все лучшее, что упадет в цене.

Викки повернулась к окну. В соседнем здании тоже, несмотря на ночь, горел свет.

– Вы правы. Спасибо, Уолли. Сделайте эти звонки. Мы поговорим позже.

– Я что-то не так сказал?

– Никто из тех, с кем я говорила сегодня вечером, не упоминал, что «Волд Оушнз» покупает хоть что-то.

Словно их нет в городе. Вы думаете, они, с их уймой наличности, будут скупать недвижимость по дешевке по всей колонии?

– Может, Ту Вэй ждет, когда цены упадут еще ниже?

– Может быть. Поговорим позже.

Она встала, открыла боковую дверь и вошла в свой бывший офис, который занимал теперь Питер. Он был на проводе, говоря на энергичном кантонском. Закатанные рукава его рубашки обнажили худые руки. Он прикрыл рукой микрофон трубки:

– Что случилось?

– Ты знаешь кого-нибудь в «Волд Оушнз»?

– Конечно.

– Кто-нибудь из них звонил сегодня вечером?

– Нет.

– Как ты думаешь, сунутся они к нам с наглыми предложениями теперь, когда у нас еще больше проблем?

– Вообще-то я не думал об этом, но раз уж ты упомянула… Может, они кое-что и задумали.

– Я хочу, чтобы ты бросил то, чем сейчас занимаешься, и немного поболтал с нашими каэнэровскими друзьями – с кем угодно, имеющим отношение к банкам.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы Макфаркары были первыми в очереди на заем денег у КНР.

Она вернулась в свой офис и позвонила Джорджу Нг домой.

– Извините, что бужу вас, дядюшка Нг.

– Я уже слышал новости, тайпан, – сказал Нг замогильным тоном. – Один старый друг выбросился из окна.

Викки была потрясена. Значит, все обстоит хуже, чем она думала.

– Мне очень жаль. Вы имеете какое-нибудь представление, кто ставит на Альфреда Цина?

– Я слышал, что его деньги идут из Нью-Йорка.

– Американцы?

– Китайские американцы.

– Кто?

– Этого никто не знает.

– Китайцы, родившиеся в Америке?

– Сомневаюсь. Это – «крыша».

– КНР?

– О, нет. Нет, не КНР. Послушайте, Виктория. Довольно внушительная сумма наличных покинула Гонконг за последние десять лет. Похоже, Альфред вернул их часть назад.

– Тайные деньги?

– Скажем, приватные.

– Но недостаточно.

– Очевидно, – согласился Нг, – его колодец пересох.

Викки позвонила в офис Альфреда. Линия была занята. Она поставила на автодозвон, и десять минут спустя, похоже, очень занятый секретарь ответил на кантонском:

– Вас слушают.

– Альфреда Цина, пожалуйста.

– Его нет в офисе, – ответил он по-английски. – Может, вы позвоните завтра?

– Я – Виктория Макинтош. Мистер Цин захочет поговорить со мной.

– Но его здесь нет.

– А где он?

– Я не знаю. Позвоните завтра.

Викки положила обе руки на стол отца и смотрела на корабельные часы, висевшие рядом с картиной, написанной маслом. На ней был изображен опиумный клипер Хэйгов, откуда и попали сюда эти часы. Пробило полночь.

Она позвонила в отель «Эмперор». Стивен был уже там.

– Эй, постель пустая.

– Мне нужно еще немножко времени. А что ты мне скажешь, если я спрошу тебя, что ты делал все эти ночи, когда был в Нью-Йорке?

– Я даже не помню их имен.

– Серьезно. Ты работал, не так ли?

– Я же сказал тебе; старик отправил меня в ссылку.

– И что же ты там делал?

– Он заставил меня следить за возможностями инвестиций.

– Ты там управлял офисом?

– Ты смеешься надо мной? В Нью-Йорке начинают работать рано. К чему ты клонишь?

– Откуда ты узнал, что Альфред Цин в тяжелой ситуации?